Соловьев Василий. Триста миллионов лет спустя

   Опять перед нами глаза Забродина. Опять мы проникаем в мир его воображения. Титульный лист книжки "Война миров" Уэллса... Клочья дыма... Большой цилиндр, наполовину зарывшейся в землю. Крышка цилиндра отвинчивается и спадает. Через край цилиндра свешиваются безобразные щупальца... голова омерзительного чудовища с клювом...
   - Однако жизнь на планете началась. Значит, появится со временем и человек! Непременно появится человек! - слышен голос Бахарева.
   Забродин встряхивает головой.
   - Почему именно человек? - спрашивает он. - Могли же на Земле какие-нибудь пингвины или бобры стать разумными существами и завладеть планетой?!
   - Потому, что гости сами были человекоподобны! - отвечает вдохновенно старый профессор. - Они знали законы развития жизни, знали историю своей планеты. И они поняли: на голубой планете человек появится через сотни миллионов лет.
   - Вот где корень всех его ошибок! - говорит Забродин президенту. - Он все меряет нашими, земными мерками. А на других планетах - свои мерки!
   Президент жестом просит его не прерывать Бахарева. Да Бахарев и не слышал ничего.
   - И у гостей родилось дерзкое намерение: послать людям, которые еще не появились, посылку. Оставить будущим людям память о своем посещении Земли... Получите наш привет, будущие люди. Вы не одиноки во вселенной. На других планетах тоже есть ваши братья. Мы были у вас, но - простите великодушно слишком рано. Вы еще не существовали...
   Бахарев прижимает руку к сердцу. Он сидит в гамаке и раскланивается церемонно и торжественно, в манере старомодных и учтивых российских интеллигентов.
   Забродин и президент смотрят на него. Жест Бахарева кажется им немножко смешным, но они не смеются.
   - Только куда положить почту, чтобы она дошла до вас будущие люди? Планета огромная, а посылка - крошечная. Идти ей до вас - сотни миллионов лет. Куда положить ее, чтобы она не затерялась на дороге времени?
   - Куда? - повторяет Забродин.
   - Куда? - лукаво смеется сам Бахарев.
   - Действительно, куда? - повторяет президент.
   - В болото надо положить, голубчики! В болото надо положить шар! Бросить в болото! - смеется радостно Бахарев.
   - Почему именно в болото? - запальчиво спрашивает Забродин.
   - Очень просто! - отвечает Бахарев, увлеченный ходом своей мысли. - Пока произойдут люди, на месте болота будет каменный уголь. А может цивилизация развиваться без каменного угля?
   - Нет, не может! - подхватывает президент. - Техника, производство на определенном этапе не могут развиваться без каменного угля!
   - Гости знали это на примере своей цивилизации! - продолжает Бахарев. - И они рассчитали просто: люди будут искать уголь и найдут в угле нашу почту, наш привет! И мы нашли...
   - Убедительно? - спрашивает президент Забродина.
   - У профессора Бахарева всегда была великолепная фантазия, - отвечает Забродин.
   - Но шар найден именно в каменном угле! - напоминает президент.
   - Даже школьники умеют подогнать задачку под ответ, - раздраженно отвечает Забродин. - А впрочем, все это слова, разговоры, а важны только факты. Посмотрим, что окажется в шаре...
   Мы вновь переносимся в комнату Бахарева, где профессор вспоминает события прошлого. Он в полосатой пижаме, заложив руки за спину, вышагивает по своему кабинету.
   Кто-то стучит в дверь, но старый профессор, погруженный в свои мысли, не слышит. Он подходит к диктофону, включает его и говорит:
   - В тот же вечер мы собрались, чтобы исследовать загадочный шар дальше, чтобы открыть вторую оболочку шара и поглядеть, что же нам прислали гости Земли...
   Дверь кабинета открывается, и на пороге - Мажид с кожаной папкой в руках.
   Бахарев выключает диктофон и устремляется навстречу Мажиду:
   - Ну, что там? Как там? Где ракета?
   - Не подходите ко мне, я холодный! - смеется Мажид, протягивая папку профессору.
   - Там холодно, у них наверху?
   - Везде холодно, Алексей Павлович. Первый снег выпал.
   Бахарев подходит к окну. За окном весело пляшут пушистые белые мухи и, касаясь черной земли, исчезают.
   - Уже зима! - изумляется Бахарев. - Зима... а она летит там. Все дальше и дальше... И только ниточка радиоволн связывает ее с Землей, с нами... И эта ниточка все тоньше, тоньше... Она скоро начнет рваться.
   Бахарев раскрывает папку и выкладывает на стол груду записок и фотографий, привезенных Мажидом.
   Большой снимок огромного серпа Венеры. Бахарев склоняется над ним.
   - И загадочная стыдливая красавица все ближе, ближе! - бормочет он. Скоро мы узнаем, что скрываешь ты под своим облачным покрывалом. Скоро станет ясно, применимой ли на практике окажется моя догадка...
   Мажид тихонько выходит, осторожно прикрыв за собою дверь.
   А Бахарев опять погружается в воспоминанья... Он подходит к диктофону, включает его.
   Вертятся бобины, протягивая ленту. Слышен голос Бахарева:
   - Итак, в тот вечер мы собрались, чтобы исследовать загадочный шар дальше...
   "Глобус" в руках старичка "тектониста". Он прижимает его к себе и через две пары очков рассматривает материки, моря, реки и плоскогорья.
   - В музей! - восклицает ученый. - В музей, на самое почетное место!
   - Надо сначала раскрыть "глобус", - замечает Забродин.
   - Я могу немедленно разрезать шар на две половинки! - выходит вперед Графов. - Хотите - электроискровым способом, хотите - ультразвуковой пилой.
   - Можно попробовать мощное нейтронное поле в урановом реакторе. Можно попробовать синхрофазотрон на сто миллиардов электрон-вольт... - начинает обстоятельно перечислять молодой ученый.
   - Как, товарищи?- спрашивает президент.
   - Нет, его нельзя резать, - говорит Бахарев и забирает шар в свои руки. Мы обязаны ПОНЯТЬ его. НАШЕМУ поколению адресовано это послание. НАМ оказано доверие...
   - Почему именно нам адресовано? - улыбается Забродин.
   - Чтобы открыть внешнюю оболочку шара, был нужен вот этот ключик, отвечает Бахарев, указывая на громаду ускорителя. - Даже пятьдесят лет назад люди не имели такой вещи. А мы имеем. Значит, адресовано нам. Мы получили послание. Мы открыли его и теперь обязаны исследовать и ПОНЯТЬ!
   Проговорив это, Бахарев отходит в сторонку, садится на диван и думает, ревниво прижимая шар к груди. К нему подходит Забродин и шепчет:
   - Мы идем ВСЛЕПУЮ, и неизвестно, когда мы натолкнемся на способ открыть вторую оболочку. Ведь мы НЕ МОЖЕМ УГАДАТЬ! ХОДА МЫСЛИ РАЗУМНЫХ СУЩЕСТВ ДРУГОЙ ПЛАНЕТЫ!..
   - Вторая оболочка должна открываться просто, очень просто! - говорит Бахарев громко, заставив всех повернуться к себе. - Может быть, даже руками! Какой смысл - подумайте сами! - какой смысл делать две одинаковые оболочки? Если первую мы открыли с таким трудом, вторая не нуждается в ускорителях. Может быть, руками... простыми человеческими руками... но человеческими!..
   Бахарев трет ладонью экваториальную часть "глобуса". И, словно в доказательство его слов, на блестящем металле обнажается чуть приметная полоска, опоясывающая весь шар. В ту же секунду из северного полюса шара выскакивает чуть заметный стерженек, Бахарев, оглядев присутствующих восторженным взглядом, надавливает его. Стерженек проваливается, но на южном полюса выскакивает второй.
   Президент кивает оператору, и тот начинает снимать Бахарева. Теперь все, затаив дыхание, наблюдают за стариком. Бахарев надавливает второй стерженек, торчащий из южного полюса. Раздался звук, какой бывает, когда захлопывают холодильник, и "ГЛОБУС" вдруг РАСПАДАЕТСЯ НА ДВЕ ПОЛОВИНКИ!
   - Пожалуйста! - в сердцах восклицает Бахарев.
   У него в руках предмет, выпавший из недр "глобуса".
   - А шарик просто открывался! - смеется "тектонист".
   Вокруг Бахарева сгрудились все.
   Профессор показывает присутствующим черный блестящий предмет. Он похож на короткоствольный пистолет, фотоаппарат или миниатюрную кинокамеру.
   - Что это, Алексей Павлович? - спрашивает Градов, не спуская завороженного взгляда с загадочного предмета.
   Забродин стоит словно в столбняке, ошеломленный происшедшим. Сквозь толпу проталкивается Лешка.
   - Пустите... пустите поглядеть! Это я шарик нашел, я! - приговаривает он.
   Бахарев между тем протягивает загадочный предмет Градову:
   - По вашей части, Иван Митрофаныч: электроника, автоматика, телемеханика.
   Градов трепетными руками тянется к загадочному предмету. ...И вновь вереница машин мчится по вечерним улицам города.
   Градов не выпускает из рук вещи, извлеченной из шара.
   - Вы оставьте меня на часик одного. Я не могу работать, когда стоят у меня над головой, когда заглядывают мне через плечо. Я пойму, что это такое. Обязательно пойму! Как профессор Бахарев, - просит Градов.
   - Непременно поймете, Иван Митрофаныч, - ободряет президент.
   - Гости не собирались удивлять нас чудесами и фокусами, - говорит Бахарев. - Они отправили нам серьезное и дружественное послание. И мы должны понять его, должны!
   - Вам кажется, что вы поняли ход мысли существ другого мира? - спрашивает Забродин.
   - Мысль везде развивается по одним законам, - отвечает Бахарев.
   - Чистая случайность, Алексей Павлович, - уговаривает скорее себя, чем Бахарева, Забродин. - Вы угадали, но не поняли. Не поняли!
   ...Холл одного из институтов. Мягкие кресла и диваны. Журналы и газеты на столах. На стендах - снимки и макеты "спутников" и высотных ракет.
   Разбившись на отдельные группы, ученые ждут, поглядывая время от времени на дверь, за которой работает Градов.
   То и дело пробегают сутулые, очкастые и застенчивые помощники Градова, Они пробегают с какими-то приборами, электроннолучевыми трубками, блоками высокочастотных устройств...
   Алимкулов подсаживается к Лешке.
   - Почему не видно товарища Сармулатова?
   - Спит, наверно.
   - Спит?!.
   - Он работал сегодня в утреннюю смену, - пожимает плечами Лешка.
   Забродин не может усидеть на месте. Он нетерпеливо шагает из угла в угол.
   Бахарев, президент и "тектонист" склоняются над снимками "глобуса".
   - Шар, который мы нашли, не единственный, - говорит "тектонист". Посмотрите, на "глобусе" светятся звездочки. Очевидно, это места, куда положены остальные шары.
   - Их клали в болото, - добавляет Бахарев. - Теперь там каменный уголь. А мы, возможно, даже не знаем об этих залежах...
   Подходит Забродин.
   - Алексей Павлович, - говорит он, - я ведь никогда не отрицал существования жизни на других планетах.
   - Разве? - беззлобно улыбается Бахарев.
   - Я возражал против вашей методики. Я возражал против сравнения жизни Марса и Венеры с жизнью Земли. Я считаю, что на других планетах формы жизни могут быть совершенно невероятными с нашей земной точки зрения. Природа неисчерпаема!
   - Природа творит не "шаляй-валяй", а по законам, общим для всех небесных тел. Вот эти общие законы вы и не хотите понять! - отвечает Бахарев.
   - Но по-вашему получается, что где-нибудь на Марсе сейчас точно такой же Забродин разговаривает о жизни на других планетах с точно таким же профессором Бахаревым. Тоска смертная - везде одно и то же!
   - Никогда и ничего подобного я не говорил! - вспылил Бахарев. - Я всегда утверждал, что даже по цвету растения Венеры и Марса отличаются от земных. На Марсе они голубые и синие, а на Венере красные и оранжевые. Жизнь творит вполне определенные формы при определенных условиях. И вот законы, по которым она это делает, мы можем изучать, не сходя с земного шара. Впрочем, это уже из области биологии, которой вы не знаете, хотя пятнадцать лет спорите со мной о жизни на других планетах!
   - Я астроном, а не биолог... И все же я утверждаю: нам не понять устройства и назначения вещицы, над которой бьется сейчас Градов, - без всякой видимой логики азартно говорит Забродин.
   Мажид, серый от усталости, входит неслышно и незаметно. Он тихонько подсаживается к Лешке, и тот радостно хлопает его по спине:
   - Одумался, чудак человек?
   - Интересно, понимаешь... Не мог дома сидеть. Спать не мог, - признается Мажид, смущенно улыбнувшись.
   В эту минуту вдруг входит, почти врывается сияющий Градов.
   - Прошу ко мне, товарищи! - кричит он, распахивая дверь. - Ко мне! Товарищи, ко мне!..
   Просторный стол, накрытый стеклом. В стекле отражаются детали загадочной вещи, которая теперь разобрана. Настоящие радиолюбители поняли бы при взгляде на эти детали, сколько радости доставило Градову разгадывание схемы приборчика.
   - В принципе никаких неожиданностей: нечто вроде печатной схемы, полупроводниковые диоды и триоды... - начинает Градов.
   - И вы поняли назначение и устройство прибора?! - недоверчиво спрашивает Забродин, избегая лукавых взглядов Бахарева.
   - Что-то вроде киносъемочного аппарата, - объясняет Градов, - изображение и звук записаны магнитным способом - на проволоку.
   - Все детали сохранились? - удивляется президент.
   - Нет, к сожалению, не все. Началось разрушение. Но проволока к счастью, сохранилась. Тонкость, точность, культура производства каковы?! - восхищается Градов. - Как делали!.. Мы переписали все на свою магнитную ленту. Поглядите: то, что у них помещалось в катушечке, у нас еле-еле уместилось в этом колесе!
   Градов протягивает президенту крошечную катушечку и плоскую бобину полуметрового диаметра.
   - Дьявольски любопытно, что они прислали нам! - потирая руки, смеется Бахарев. - Вы еще не просматривали запись?
   - Просмотровый аппарат еще не собран, но... что они могли нам оставить? Не пустяк какой-нибудь триста миллионов лет пролежал в Земле! - восклицает Градов.
   Комната слишком тесна. Многие оказываются за дверью. Многим приходится подниматься на носки, вытягивать шею, подпрыгивать, чтобы через головы других заглянуть внутрь комнаты.
   Между окнами, зашторенными светонепроницаемой материей, стоит телевизионная установка с экраном средних размеров.
   Градов кладет свои цепкие пальцы на многочисленные ручки под экраном и говорит:
   - Погасите свет. Начинаю...
   Свет гаснет. В темноте светится экран.
   - Включаю запись, - слышен голос Градова.
   Все дальнейшее происходит в полном молчании.
   Сначала экран светится множеством синевато-белых строк... потом они разбегаются... собираются в редкие четкие полосы... трепещут и мечутся в стороны.
   Пальцы Градова - цепкие и энергичные - перебегают с одной ручки настройки на другую. Теперь они замирают на двух ручках, осторожно поворачивая их.
   Экран больше не мигает. Он очистился, и на нем проступили смутные силуэты туманного расплывчатого изображения. Кадры бегают сверху вниз часто-часто.
   Осторожно поворачиваются ручки настройки...
   Кадры плывут все медленнее... туманное изображение прочно утверждается на экране. В комнате возникает еле приметный шум... Шум ветра в просторном мире! Кажется, необъятно раздвинулись стены тесной и темной комнаты. А изображение вдруг обретает четкость и выпуклость.
   Вспышки, чернота, мельканье - и вдруг все пропадает! Опять сдвигаются стены тесной комнаты.
   - Что там?! - нетерпеливо кричит Градов помощнику.
   - Проволока во многих местах повреждена, - отвечает помощник.
   Затем раздается треск. Экран вспыхивает несколько раз ослепительно и вновь светится ровно. Туманно возникает движущийся силуэт...
   Градов приникает к ручкам настройки.
   Изображение то становится на мгновение ярким и четким, то вновь туманным и темным. Жадные глаза людей успевают "по кусочкам" составить смутное представление о... чьих-то глазах! Два выразительных умных глаза глядят с экрана!
   - Человек! - невольно вырывается у президента.
   - Разумное существо, но не обязательно человек! - кричит Забродин.
   Рябь и туман все время задергивают изображение.
   - Иван Митрофаныч, голубчик! - взмолился Бахарев.
   - Запись пролежала в земле триста миллионов лет! - напоминает Градов, замерший у ручек настройки.
   Вновь на экране немного развиднелось. Глаза жителя неведомой планеты глядят с экрана прямо в комнату. "Он" был уверен, что ему удастся заглянуть в глаза тех, кто начнет преобразовывать Землю через сотни миллионов лет. И он глядит, как более мудрый старший брат на юного - младшего брата... Улыбнувшись доброй, ободряющей улыбкой, приветливо и сдержанно склонив голову, "он" прикрывает прекрасные глаза... И опять что-то вспыхивает на экране, раздается треск... Тишина...
   То, что открывается на экране после очередной заминки, потрясает всех контрастом. Открывается... прошлое Земли! Облака, за которыми еле проглядывает солнце. Серое низкое небо. Лес... лес с высоты птичьего полета. Туман. Может быть, именно туман делает этот мир таким необычным и чужим? Лес почти бурый, а местами желтый. Лишь слегка он тронут робкой прозеленью. Жесткие верхушки пружинисто колышутся под ветром и колюче шелестят. Ветер посвистывает меж жестких листьев и ветвей. Скрежеща прозрачными крыльями, промчались две гигантские стрекозы. Вслед за ними мы начинаем опускаться в сумрачные недра желто-бурого леса.
   - Земля! Наша Земля! Карбон! - произносит экспансивно "тектонист". - Какое сокровище мы получили! Какое бесценное сокровище!..
   Деревья растут часто, мощно, буйно. Непролазные дебри ветвей. Гигантские саблевидные листья. Гирлянды мелких жестких листочков. Коричневые семенные метелки...
   Ниже становится просторнее. Пошли голые стволы, плотные и прозрачные, бурые и желто-зеленые, тонкие и двухметрового обхвата... В очертании некоторых примитивных форм странно угадываются наши плавуны и хвощи, наши папоротники. Но здесь они царствуют, здесь они - могучие деревья деревья-великаны.
   - Начало... начало жизни! - слышен голос Бахарева. - Teпepь мы будем знать, какой была Земля триста миллионов лет назад!
   Все ниже и ниже опускаемся мы в сумрачные, влажные и жаркие недра первобытного леса... Обильная капель. Ее нежная музыка прерывается грохотом и тяжким всплеском. Рушится сгнившее на корню старое дерево-гигант.
   Нагромождение гниющих чешуйчатых и полупрозрачных стволов. Сквозь них пробиваются молодые желто-зеленые и нежно-бурые верхушки. Разгул растительного мира и его царство! Буйство жизни, которая захлестывала земные просторы, утверждая свое молодое могущество!
   По одному из повалившихся стволов пробирается омерзительная метроворостая тысяченожка. Неискусна жизнь в первобытных своих формах, которые еще примитивны и, порою, безобразны! Но в этом мире "закручивается пружина жизни". Здесь начало ее миллионновекового пути. Формы неопределенны, однако в них бушует энергия жизни, и за ними угадывается будущее разнообразие и совершенство.
   Плещется вода. Доисторический лес - это лес, в котором нет даже звериных троп! Он по щиколотку в воде. Жизнь вышла из воды, но совершен только первый шаг на сушу.
   Поверхность воды неспокойна. В воде какое-то движение, в ней копошится живое... Медленно переступая голыми пятипалыми лапами, выползает из зеленой воды на каменный островок гигантская ящерица, за ней вторая...
   - Стегоцефал! Это же стегоцефал! Вот как они выглядели! - опять кричит "тектонист".
   Голые широкомордые тела тускло блестят. Широченные лягушечьи пасти зевают, издавая скрипучие, монотонные звуки.
   Мы начинаем быстро приближаться к одному из стегоцефалов. Он смотрит большими глазами прямо на нас. В этих глазах ни тени любопытства, ни проблеска самосознания, ни крупицы страха. Эти глаза еще не знают, что надо бояться человека, уступать ему дорогу или нападать на него. У них еще все впереди, а пока в них отражается небо, лес и вода...
   - Да, так начинались мы! - слышен голос Бахарева. Опять глаза во весь экран! И. заглянув в самую темную их глубину, можно понять, как далеко ушли мы от своего прошлого... На этом сохранившаяся часть записи оборвалась. Темнота и тишина. Долго никто не мог произнести ни слова...
   ...Наконец кто-то медленно подходит к окну и отдергивает штору. На улице шелестят листвою в первых лучах солнца деревья нашего мира, мира "триста миллионов лет спустя". Градов распахивает окно. Внизу, посреди цветочной клумбы, плещет фонтан.
   И вдруг все, кто присутствовал на этом необыкновенном просмотре "документального фильма", потянулись к окну. Они подходят к нему и молча дышат свежим ароматным воздухом, и смотрят, смотрят в чистое небо, на чистую, живую зелень, на цветы, друг на друга, и думают, думают...
   Первым приходит в себя Алимкулов. Он вскакивает и, потрясая грудой исчерканных в темноте листков, говорит президенту:
   - Один вопрос!
   - Может быть... потом вопросы? - морщится президент.
   - Только один: откуда они к нам прилетали? С какой планеты?
   Это выводит всех из оцепенения. Общее движение. Взгляды всех обращаются к Бахареву и Забродину.
   - Они прилетали с Марса? - спрашивает у них президент.
   Забродин выглядит потрясенным. Он переводит взгляд на Бахарева. И старый ученый после молчания отвечает так:
   - С Марса?.. Обратный адрес гостей затерялся на дороге времени. Я не знаю, откуда они прилетали.
   Ответ Бахарева вызывает всеобщее удивление. Но еще большее удивление вызывают слова Забродина.
   - Может быть, они прилетали... с Венеры? - говорит он, обращаясь к старому профессору.
   - С Венеры? - удивляется Бахарев. - Почему с Венеры? Здесь нет никакой логики, Федор.
   - А есть логика в том, что произошло? Разве можно было находку шара предвидеть? - задумчиво улыбается Забродин. - Вот и я спрашиваю: может быть, они прилетали с Венеры?
   На экране мелькают газеты... "Находка шахтеров!"
   "Два шахтера потрясли все человечество!" "Кто посетил Землю, когда людей еще не было на Земле?!" "Остаток культуры мифической Атлантиды!"
   Сначала в газетах мелькают снимки Мажида и Лешки. Потом Лешка "вытесняет" Мажида. Лешка на трибуне. Лешка в кругу газетчиков. Лешка выступает по телевидению...
   Снимки перемежаются с кадрами из фильма: межпланетный корабль гостей... глаза жителя неведомой планеты... стегоцефал... Неистовствуют дикторы и комментаторы:
   "Может быть, они прилетали с Марса?"
   "А может быть, с Венеры?" - спрашивает академик Забродин". "- Я не знаю, откуда они прилетали", - заявляет знаменитый исследователь жизни на других планетах профессор Бахарев".
   "- Никто не посещал Землю триста миллионов лет назад, - говорит ученый-консультант господин Альфиери. - Никто не мог к нам прилететь потому, что межпланетные полеты невозможны. Вселенная - чрево природы! Там рождаются и гибнут миры! Вселенная никого не пустит в свое "тайное тайных"!
   Мы там, где происходит совещание об организации экспедиции на Венеру. Президент объявляет:
   - Слово для внеочередного заявления имеет академик Забродин.
   Забродин медленно проходит к своей схеме полета на Венеру. Несколько картинным жестом он снимает схему со стены, складывает ее и... разрывает.
   - К этому могу добавить... - поворачивается он к аудитории, - что я согласен с профессором Бахаревым. Ракета должна лететь не ВОКРУГ Венеры, а НА Венеру. Все!
   И все же реакция Бахарева оказывается еще более неожиданной, чем "заявление" Забродина.
   - Зачем была нужна пятнадцатилетняя война, - кричит Бахарев, - если теперь вы так легко отказываетесь от своих идей!
   - Почему вы думаете, что легко? - устало улыбается Забродин. - И почему вы думаете, что я отказываюсь от своих идей?
   - Тогда извольте объясниться!
   - Я по-прежнему не принимаю вашей концепции жизни на планетах, - сдержанно отвечает Забродин, - однако по многим причинам считаю, что надо принять ваш проект.
   Тишина. Ее нарушает президент.
   - Алексей Павлович, - обращается он к Бахареву, - в экспедиции примут участие несколько государств. Академии этих государств, наше правительство и дирекция объединенного Института астрофизических проблем... уполномочили меня просить вас возглавить это дело, возглавить первую космическую экспедицию!
   Бахарев быстро встает... и ничего не отвечает.
   - Это не только ваше право, Алексей Павлович - с места говорит Градов, это ваша обязанность перед наукой!
   И опять Бахарев удивляет всех. Он говорит:
   - Я согласен возглавить экспедицию, но с одним условием.
   - С каким условием?
   - Обязанности по экспедиции и ответственность со мной должен разделить академик Забродин!
   Планетная обсерватория. Невыносимо палит солнце. У двери Бахаревского дома в ожидании хозяина сидит Мажид.
   По тропинке к дому шагает долговязый человек в модном черном костюме и фетровой шляпе, поля которой лежат на растопыренных ушах ее обладателя. Он подходит к Мажиду и Лешкиным голосом сообщает:
   - Опять принесли целый пуд писем от добровольцев. Все хотят лететь на Венеру.
   - Что я говорил?! - вскакивает, словно ужаленный Мажид. - Болтали, гадали! Первые узнали - последние пришли!
   Лешку невозможно еще узнать и потому, что он загородил свои невыразительные глаза темными противосолнечными очками. И говорит теперь солидным баском, без прежней суматошности.
   - Они мечтают и пишут, а мы шарик нашли, - снисходительно улыбается он. В общем... старик скоро приедет. Совещание кончилось... За меня похлопочи: мол, шарик вместе искали...
   Лешка вздергивает рукав и, поглядев на большие новые часы, озабоченно крутит головой:
   - Опаздываю. Это точно, опаздываю!
   - Ты постой, ты куда Лешка? - удивляется Мажид.
   - Понимаешь, какое дело... Мне еще надо две беседы о жизни на других планетах провести да статейку для одной газеты написать. А тут машина попутная подвернулась. Ну... адью, старик, адью! - И он шагает по тропинке от дома.
   - Зачем уходишь, Лешка? - догнав его и схватив за плечо, сердито спрашивает Мажид.