Соловьева Анастасия. Похождения соломенной вдовушки

   – А, – сообразила Лера. – Ты выходишь замуж?
   Однокурсница так и расплылась:
   – Угу... И во Францию уезжаю.
   Леру вдруг осенило.
   – Ты за него выходишь? – Она назвала имя экс-жениха.
   – Да! – Собеседница, кажется, была неприятно удивлена. – А ты откуда знаешь?
   – Просто он говорил, что едет в Париж.
   – Ну конечно!.. Как я не догадалась! Он же тогда пошел провожать тебя. Нализался, как поросенок, и болтал, наверное, невесть чего.
   – Именно: невесть чего. Предложение мне сделал.
   – Да он по пьяни еще не такое выделывал, – деловито заметила однокурсница. – Ну, так ты придешь?

13

   – Меня зовут Валерия Михайловна Ненашева. – Отсмотрев на бешеной скорости эти давно забытые кадры, Валерия Михайловна перешла к делу. – Я приехала по поводу вакансии переводчика. Я – сотрудник Министерства иностранных дел, перевожу с французского, английского, испанского. Я хорошо знаю вашу тематику и...
   Она уже не знала, что говорить. Он слушал и молча улыбался. Потом извлек какие-то листочки из ящика стола.
   – Подписывайте контракт, Валерия Михайловна. И будем считать, что рабочая часть вашего визита на этом исчерпана. А теперь я приглашаю вас поужинать в «Национале».
   На этот раз Валерии Михайловне нечего было стесняться: на ней был дорогой офисный костюм, ярко-красные сапоги эффектно подчеркивали изящество длинных, стройных ног. Пила она гораздо умереннее, чем в далеком шестидесятом. Но все равно повторно наступила на те же самые грабли.
   – Вы все еще сердитесь на меня, Лера?
   – Шутите?.. Если бы сердилась, ни на минуту не осталась бы в вашем офисе. Переводчики сейчас требуются, предложений много. Нет, я не сержусь. Это так давно было. И давайте не будем ворошить прошлое.
   – А хотите, я объясню вам, почему тогда исчез.
   – Я знаю. Вы женились на моей однокурснице.
   – Она меня обманула. Сказала, что беременна.
   – Ах бедняжка, вы не знали, что ни при чем!
   – Я был при чем. То есть мог быть – теоретически. Она сказала, что, если я на ней не женюсь, она найдет свидетелей и испортит мне карьеру.
   Валерия понимающе кивнула:
   – И вы испугались.
   – Было дело.
   – Зато теперь все страхи, слава богу, в прошлом. И у вас взрослый сын. Или дочь?
   – Ошибаетесь, Лера. У меня ни сына, ни дочери. И – ни жены.
   – А у меня сын. – Ее не интересовали подробности его семейной жизни. – И муж.
   – Вы правду сейчас сказали?
   – Почти правду.
   – Значит, вы не замужем?
   – Почему же? Замужем. Вы видели мой паспорт.
   – А кроме паспорта? – допытывался он.
   – А вы опять предложение собираетесь мне сделать?
   – Вы имеете что-то против?
   – Сначала сделайте.
   – Даже так? А вы не обидитесь? Не уйдете?
   – Ну делайте, делайте!..
   – Лера, будьте моей женой.
   – Для того чтобы стать женой, я знаю вас слишком мало.
   – Вот и узнаете. Заодно.
   – А когда бракосочетание? Уже договорились? Как обычно – завтра в Грибоедовском?
   – Нужно будет, договорюсь!
   Он ответил неожиданно серьезно, так что Валерия Михайловна даже испугалась:
   – Ну что вы! Нет... Грибоедовский для нас теперь – это совсем лишнее.
   И она стала его женой. Разумеется, без всякого ЗАГСа.
   Валерии очень нравился ее новый дом – уютная типовая однушка на Юго-Западе. Ее избранник жил скромно. Его дипломатическая карьера не удалась, частью из-за жены, частью из-за каких-то еще сложных обстоятельств. Но он все еще верил в свою звезду, был молод, азартен, и Валерия вдруг ни к селу ни к городу почувствовала возвращение молодости. Был только один минус: каждую ночь она должна была возвращаться домой.
   – Ты долго так не протянешь, – уговаривал новый муж. – Оставайся у меня, объяснись со своими домашними.
   Валерия Михайловна откладывала объяснение со дня на день. Потом вдруг почувствовала: дальше откладывать нельзя. В последнее время она испытывает хроническую усталость. Надо остепениться. Приехать домой, все рассказать.
   Но неожиданно в ее намерения вмешался господин случай. На службе, в министерстве, Валерии Михайловне стало плохо. Скорая увезла ее в больницу. Врачи, проведя обследование, объявили Валерии о страшном диагнозе.

14

   – Надо срочно что-то предпринимать! – воскликнула я, дослушав ее исповедь.
   – Да-да. На следующей неделе начнется химиотерапия. Потом – операция... Это все сумасшедшие деньги. Он платит. Зачем?..
   – Он любит вас, – подсказала я тихо.
   – Если я выживу, буду старая, страшная... Буду калека. Уже не женщина.
   – А для него это не имеет значения.
   – Ты так считаешь?.. Спасибо, Люда. Но я чувствую: мне уже не выкарабкаться.
   – Вы просто боитесь. Страх перед операцией – это нормально.
   – Есть страх, а есть интуиция. Предчувствие.
   – Выбросьте из головы! Где вас будут оперировать?.. Я проконсультируюсь... у меня знакомый профессор, он подскажет...
   Кажется, Валерия меня не слышала. Подперев щеку кулаком, она беззвучно оплакивала свою жизнь, счастье, любовь – все, что имело для нее смысл, было мило, дорого ей.

15

   С избранником Валерии Михайловны мне довелось познакомиться в больнице.
   Уже было известно, что операция прошла неудачно. Вадим, напуганный тяжелым состоянием матери, обычно дожидался меня в больничном холле. Георгий Петрович вообще смутно представлял, какое несчастье разразилось в его семье. Лишь новый муж все оценивал адекватно и ничего не боялся.
   Когда Валерию выписали из больницы, он стал приходить к нам в дом. У порога отдавал мне тяжеленные сумки с фруктами, икрой и лекарствами и прямиком шагал в ее комнату, не замечая окаменевших по углам гостиной законного мужа и сына.
   Я достаточно знала Вадима, чтоб понимать: его глубоко оскорбляет, шокирует ситуация. Весь этот жуткий, безобразный расклад!
   К умирающей матери таскается любовник. Отец в состоянии быстро прогрессирующего маразма безразлично наблюдает за их свиданиями. В такие минуты Вадим равно ненавидел мать и отца.
   Валерия сама виновата во всем! Воспитала его таким – чистоплюем бескомпромиссным...
   Но я почему-то не могла говорить с Вадимом на эту тему. Хотелось сказать: в жизни бывает и так, и так, и вот так бывает тоже. Не надо никого идеализировать. Твоя мама на поверку оказалась обычной, земной женщиной. Но это гораздо лучше, чем та, какой она пыталась казаться.
   Нет, я ничего ему не сказала! Недаром ведь психологи утверждают: в людях нас особенно привлекают те качества, которых недостаточно в нас самих. Подсознательно я все еще восхищалась его хрустальным, не замутненным каплей цинизма отношением к жизни. Мы были женаты уже шесть лет, но рядом с ним я все еще чувствовала себя колючей, сорной крапивой. Не хотелось нарушать безмятежности прекрасного тепличного цветка.
   Наверное, именно в те дни мое бессознательное, лишь частью осознаваемое восхищение стало трансформироваться в чувство ответственности, в наивную убежденность: Вадим не такой, как все, его надо оберегать, вести по жизни...
   Постепенно эта идея сделалась моим кредо, моей путеводной звездой. Однако в сложившейся ситуации помочь мужу я была бессильна.
   А между тем Вадик непритворно страдал. Представляю, как ему хотелось выставить за порог непрошеного гостя! Но на пути красивого жеста непреодолимой преградой вставали деньги.
   Раньше главной добытчицей в семье была Валерия. Теперь мы жили втроем на зарплату Вадима и едва сводили концы с концами. А дорогостоящие продукты, наркотики, одноразовые шприцы – все, что необходимо онкобольному, чтобы более или менее спокойно дожить до смерти, привозил тот самый ненавистный человек.
   В сердце Вадима гордость вступала в борьбу с малодушием, нравственное чувство – с отвращением к безвкусным сценам. Прогнать негодяя означало обречь мать на лютые мучения. А лицезреть его в родительском доме значило испытывать такие же по силе мучения самому.
   Не знаю, чем бы закончилась эта сложная душевная конфронтация, если бы Валерия Михайловна не скончалась вскоре.
   Произошло это днем, в четыре часа. Стоял май. Было жарко и солнечно, но еще не душно, как бывает настоящим летом.
   Он приехал с утра. Я обрадовалась: хорошо, что Вадим на службе. Георгий Петрович в его отсутствие обычно безвылазно сидит в своей комнате и даже не всегда выходит к обеду. Значит, сегодня не будет тяжелых, неловких сцен и можно позаниматься, потому что у меня скоро сессия, а лекции в этом семестре я пропустила почти все по причине Валериной болезни.
   Я так и сделала. Собрала учебники и ушла заниматься в столовую. Проходя мимо спальни, притормозила на минутку. Представила: он сидит у изголовья Валериной кровати и держит ее за руку. Рука у Валерии Михайловны детская, невесомая. Я, когда мою ее, боюсь дотрагиваться именно до рук. А он – ничего. Может сидеть так целыми днями.
   Они почти не разговаривают. Сил у свекрови мало. Она часто засыпает, впадает в забытье.
   Зачем это ему? Вызывающе, шокирующе молодому, стройному, как будто летящему? Зачем ему эта костлявая рука, эта восковая голова на подушке: откуда ни смотри, увидишь только профиль и никогда – анфас?
   Надо признать, Валерия была красива и перед смертью. Правда, это была какая-то жуткая, потусторонняя красота. Эстетизация ужасного в духе рассказов Эдгара По.
   Ерунда! Он просто ее любит, как никто никогда не любил меня. Вадим на такое не способен в принципе. Это же мужской поступок – просиживать дни напролет возле умирающей. А Вадик – еще ребенок. Валерия, пока была в состоянии, так старательно вдалбливала ему в голову эту мысль. На самом деле скоро ему исполнится тридцать лет...
   В комнате послышались шаги, и я, как с места преступления, рванула в столовую из-под двери спальни.
   Наука в тот день не лезла мне в голову. Я тупо смотрела в книгу, когда он пришел и сказал бесцветно:
   – Она умерла.
   – Садитесь, – пригласила я. – Я вам сейчас налью чаю.

16

   Почти залпом он выпил стакан горячего чая. Кажется, не почувствовал, что обжегся. Кивнул на пустой стакан:
   – Налейте еще... Вы знаете, я сегодня потерял самое дорогое, что было у меня в жизни.
   – Я понимаю.
   – Я не могу простить себе...
   – Оставьте! Вы сделали, что могли.
   – Нет-нет, другое... Тогда, в молодости. Я ведь очень давно знал Леру. Вы не поверите, всю жизнь я думал о ней. Все собирался ее найти... А потом она сама отыскалась.
   Он сидел на ее месте.
   Сидя здесь несколько месяцев назад, она почти теми же словами рассказывала мне печальную историю их встречи и разлуки.
   – Хорошо, что вы все-таки встретились. Хотя бы в конце. Без вас ей было бы очень, очень плохо.
   – Вы так считаете?
   – Она всю жизнь беспокоилась о достоинстве. Благодаря вам она смогла достойно уйти.
   – Она должна была жить! – произнес он с тихим отчаянием.
   – Это не нам решать.
   – Я знаю, у вас были непростые отношения.
   – Но я никогда не желала ее смерти! Однако не в этом дело... Вообще-то идите домой, пожалуйста.
   – Как?! А похороны?! Кто будет заниматься похоронами?
   – Не беспокойтесь, мы сами похороним ее.
   – Вы?
   – Ну да. Мы. Ее муж, сын, невестка.
   – Да что ж вы... раньше-то?
   – Давайте определимся, – предложила я. – Раньше мы тоже делали что могли. И вы делали. Но вы могли больше. А теперь все, что бы вы ни сделали, будет неконструктивно. Разрушительно.
   – Почему? Что такое вы говорите?! Я хочу ее проводить! – настаивал он.
   – Дайте сыну проститься с матерью. Уважайте чужие чувства!
   – Возьмите, по крайней мере, деньги.
   – Спасибо, – поблагодарила я.

17

   С непроницаемым лицом Вадик вошел в прихожую. Осмотрелся.
   – Он здесь? – Я покачала головой. – Приходил?
   – С утра.
   – Как мама?
   – Иди поешь.
   – Не обманывай меня! Что с ней... что случилось?
   – Все равно это должно было случиться. Она так мучилась...
   – Где моя мать?
   – Вадик... я прошу: успокойся.
   – Значит, она умерла?! Боже мой! Боже мой... – Он плакал. – А папа? Папа знает?
   – Я заходила к нему... Он спал, кажется.
   – Надо ему сказать! Я сейчас.
   Неестественной прыгающей походкой Вадим направился в комнату отца.
   – Она умерла!.. Папа! – Детское, ничем не прикрытое горе рвалось из его груди наружу. – Умерла сегодня. Ты слышишь? Идем к ней. Идем, надо проститься. Пап!!!
   Напуганная его отчаянными воплями, я распахнула дверь. Вадим ходил из угла в угол, меряя комнату по диагонали. Георгий Петрович сидел в углу дивана. Вроде бы как обычно. Но я почувствовала неладное.
   – Георгий Петрович, вы слышите?! Валерия Михайловна... в общем...
   Я никогда не забуду его взгляда, обращенного ко мне в ту минуту. В нем читались глубокое осознание случившегося и боль, материализовавшаяся боль.
   – Георгий Петрович, надо пережить... Будьте мужественны!
   В ответ он издал странный гортанный звук, нечто среднее между мычанием и рыком.
   – Что с вами?
   Звук повторился.
   – Па-а-па... – Вадим вдруг резко остановился, замер посреди комнаты. У него побелели губы. – Па-а-п, что с тобой?!
   Георгий Петрович не шевелился.
   – Скорее, Вадик! Скорей! Вызови скорую! – закричала я.
   – Скорую? Да в чем дело?
   – Мне кажется, у него инсульт. Я попробую кое-что предпринять... Не стой же – звони!

18

   В институте пришлось брать очередную академку. После инсульта Георгий Петрович не мог самостоятельно передвигаться, есть-пить, и трижды в день ему необходимы были уколы.
   А вскоре подоспело новое несчастье. Вадима уволили с работы. Страна отказалась от монополии на внешнюю торговлю, и ведомство спешно сокращало сотрудников. Кормить лишних людей никто не собирался – наступали суровые времена.
   Теперь Вадик каждое утро ходил к метро покупать газету бесплатных объявлений. Звонил, потом ждал ответа – летел на каждый звонок. Однажды я случайно услышала фрагмент его телефонного разговора.
   – Вам нужны морильщики тараканов? – В трубке что-то быстро проговорили. – Что вы сказали?.. Я семьдесят восьмой позвонивший? Вы имеете в виду, что столько не требуется. Ну ясно. Извините.
   Я делала вид, что мне ничего не известно об этих поисках. Но как можно допустить, чтобы Вадим стал морильщиком тараканов?! Такое я и в самых страшных кошмарах вообразить не могла.
   – Может, маминым сослуживцам позвонишь? – предложила я робко.
   – Нет. Что ты...
   Ничего не поделаешь – его так воспитали. Будь гордым, ни о чем не проси.
   И вновь противостоять его дурацкой мифологеме у меня не хватило духу. Я все еще любила его. И любила именно таким – гордым полусказочным принцем.
   Будь у меня хоть чуть-чуть свободного времени, я бы сама, не задумываясь, пошла работать. Да хоть морильщицей тараканов! Но, увы... На моих руках повис Георгий Петрович.
   Ночи напролет я ломала голову, где бы раздобыть денег, и, наконец, придумала нечто грандиозное. Нужно просто сдать бабушкину квартиру! Народ в Москву едет со всех концов России, кто-нибудь да заинтересуется наверняка.
   В той же газете бесплатных объявлений печатались телефоны риелторских контор. Оказалось, московские квартиры, да еще расположенные в районе Кутузовского, идут на ура на рынке недвижимости. Агент, свято уверенный в том, что проблемы ликвидности квартиры не существует, предложил мне встретиться вечером этого же дня. У него уже сейчас имелись желающие на мою квартиру.
   – У вас будут предпочтения по клиентам?
   – Если можно, я бы хотела семью.
   – Нет проблем! Семью так семью. Будет вам семья. Русские из Подмосковья, он системный инженер, она визажист. Согласны?

19

   Русские при ближайшем рассмотрении оказались волжскими татарами, Подмосковье – Саратовской областью. Системный инженер больше смахивал на шофера. Зато его супруга честно призналась, что торгует косметикой на рынке в Лужниках.
   «В общем, визажист, – подумала я. – Хоть в этом не надули, спасибо».
   Бабушкина квартира им сразу понравилась – молодые люди оказались на редкость непритязательными. Они за пять минут подписали контракт, отдали мне деньги и собрались домой за вещами.
   – Вы услуги агентства забыли оплатить, – напомнила девушка-риелтор. – С вас пятьсот долларов – месячная стоимость арендуемой квартиры.
   – Ах да...
   Мужчина замялся. Жена выразительно глянула на него: дескать, вечно у тебя, дурака, все не слава богу, и полезла в сумочку за деньгами.
   Полученные деньги риелторша разделила пополам. Одну часть прикрепила к договору при помощи розовой пластмассовой скрепки, другую убрала в кошелек, сшитый в виде симпатичной мышиной мордочки. Я догадалась: кошелек был ее личной вещью.
   – А вы не смотрите! – Девушка перехватила мой заинтересованный взгляд. – Я ничего плохого не делаю. Мы работаем на таких условиях – вот и все!
   – Хорошие условия, – заметила я задумчиво.
   – Чего ж хорошего-то? Виси целый день на телефоне, потом мчись куда-нибудь на выселки, грязь меси...
   – Много приходится ездить?
   – Когда как. Главное – по телефону договориться правильно. Ведь клиентов – их не поймешь! У каждого свои закидоны. Кому не нравится вид из окна, кому кафель в туалете, кому гардины в спальне. Вот вчера я в Лианозово ездила. Полдня промоталась – и вернулась ни с чем!
   – Зато сегодня...
   – Ну еще б и сегодня! Обломы случаются, конечно, но не каждый же день!
   – Значит, вы почти каждый день... получаете вот такую сумму? – спросила я, забыв о приличиях.
   – Суммы бывают разные. Все зависит от стоимости квартиры, – буркнула девица. – И насчет каждого дня вы тоже, конечно, хватили. Но кое-что я, в общем, имею.
   – А вашему агентству, случайно, не требуются сотрудники?
   – Да смотря какие.
   – Ну... вот как вы.
   – Агенты? Да сколько угодно! Агенты всем всегда требуются. Работа уж очень неблагодарная. И без зарплаты еще...
   – А это? – Я беззастенчиво кивнула на сумку, в которую только что был спрятан мышиный кошелек.
   – Так это проценты! Что потопаешь, то и полопаешь.
   – Интересно было бы так потопать.
   – Если интересно, пишите телефон.
   Утром следующего дня я, как обычно, накормила своих мужчин завтраком, сделала укол Георгию Петровичу, вымыла посуду и отправилась на собеседование в агентство недвижимости «Моя крепость».

20

   С этого дня в нашей жизни начался новый период, который можно описать при помощи простых двусоставных предложений.
   Риелторская фирма «Моя крепость» находилось через дорогу от нашего дома. Я работала там сначала агентом, потом менеджером, далее – начальником отдела аренды, а недавно возглавила территориальное отделение компании.
   Мне пришлось немало учиться.
   Прослушав несколько краткосрочных риелторских курсов, я поступила на профильный факультет строительного университета. Потом были бесчисленные семинары и тренинги, касающиеся юридической базы риелторских операций, состояния московского жилого фонда, основных направлений городской жилищной политики, современных методик продаж и прочее, прочее, прочее.
   Георгий Петрович умер через полгода.
   Вадим сидел без работы, мучась профессиональной невостребованностью и угрызениями совести.
   Я старалась оградить его от этих угрызений. Уверяла: мы живем на медные деньги, которые я зарабатываю простым неквалифицированным трудом.
   На самом деле все было не так. И труд – не такой уж простой, и деньги – не такие уж медные.
   – Да ты пойми, тут не в конкретике дело! – Вадим выходил из себя, пытаясь растолковать мне очевидные вещи. – Дороже или дешевле, но ведь работаешь ты одна. Я у тебя на шее сижу!
   Несколько раз он порывался поступить в морильщики тараканов или на какие-то аналогичные должности, но я вовремя и очень умело пресекала его дурацкие попытки.
   А потом у меня появилась одна клиентка – амбициозная провинциальная дамочка, во что бы то ни стало мечтающая жить на Кутузовском проспекте. Как часто случается с людьми подобного сорта, ее амбиции намного опережали ее возможности, в том числе и по части финансов. Но я помогла ей, и за это она пристроила Вадима в скромную компанию, занимающуюся оптовой торговлей со странами Ближнего Востока.
   Вопреки моим предчувствиям компания понемногу набирала обороты. Когда после нескольких лет службы Вадиму предложили место главного специалиста, он был страшно горд и счастлив, хотя и виду не подавал.
   Обмануть он мог кого угодно, но не меня! Я знала его тайные слабости и страсти, мельчайшие склонности и привычки. А главное, к тому моменту я уже поняла: мой цветок вырос в условиях извращенной – мичуринской – теплицы.
   Детство и юность Вадима прошли как будто на сцене. Бездарные актеры-родители разыгрывали для него скучную, правильную пьесу: они не любили друг друга, не ссорились и не мирились, и все, что происходило между ними, строго подчинялось правилам этикета. А малейшее отклонение воспринималось как моветон!
   Все мы родом из детства.
   Не без содрогания я вдруг увидела: главное в жизни для Вадима – соблюсти приличия. До недавних пор он зарабатывал меньше жены, считал это неприличным и страшно нервничал. Теперь, слава богу, добился паритета – равенства наших зарплат. У него с сердца скатился тяжелый камень. Больше беспокоиться ему не о чем!
   Я принялась перебирать нашу жизнь, ища подтверждения или опровержения своего открытия. Найти опровержение оказалось проще.
   Вот оно – сам факт нашего брака! Женившись на мне против воли матери, Вадик грубо нарушил семейные устои.
   Да, нарушил. Но он же не был волен! У него просто зависимость была от меня. Обыкновенная физиологическая зависимость!
   Я стала для него первым проводником в радостную, солнечную страну секса. И он не захотел остаться в одиночестве в этой прекрасной стране. Он просто не мог... не мог противостоять зову могучего, древнего инстинкта! Но он никогда не любил меня. Хотя бы потому, что любить его не учили. Не было у них в семье такого понятия.
   Словом, я вышла замуж за грубую, бесчувственную колоду!..
   Мне хотелось подобрать слова пообиднее. Получи по заслугам, идиотка!.. Вот он каков на самом деле, твой звездный мальчик. А ты для него...
   Да, я все еще делала для него мыслимое и немыслимое. Относилась к нему, как к возлюбленному, как к мужу, как к сыну!.. Тем более Бог не дал нам детей.
   Дальше начиналось само худшее. Что теперь делать? Развестись? Бросить сироту на произвол судьбы? Нет! Я все еще любила его, скучала, если мы разлучались надолго. Да и мне просто не хотелось оставаться одной.
   Конечно, многие женщины в наше время выходят замуж во второй и даже в третий раз. В этом нет ничего страшного. Но мужа тоже надо где-то найти!
   Одна сотрудница нашего агентства – дама приблизительно моих лет – решилась поменять спутника жизни. Дала объявление в газету и получила множество откликов. Писали козлы, алкаши и импотенты. Она обратилась в другое издание, но толку чуть. Видно, у раздела «Брачные объявления» существовала вполне определенная аудитория.
   Моя коллега залезла в Интернет, обежала все брачные агентства. Письма ей приходили пачками. В ее электронном ящике скапливались гигабайты информации... и все – от козлов, импотентов и алкашей.
   Мы просто поражались ее несгибаемости! Она ни за что не хотела сдаваться и в конце концов вознаграждена была. Оно и понятно: ее труды по поиску мужа можно сравнить с трудами Ленина по подготовке революции в России.
   Одно время я стала задумываться: а не пойти ли и мне ее дорожкой?
   Постоянно взвешивая все pro и contra, я приучила себя критически смотреть на мужа и с каждым днем открывала все новые и новые минусы. Где только глаза у меня были раньше?!
   Минусы раздражали. В состоянии раздражения я цеплялась к Вадиму по мелочам, кричала или, наоборот, весь вечер сидела, надувшись, как мышь на крупу.
   Муж не был готов к таким переменам. К тому же он искренне недоумевал: в чем причина этих перемен?
   Ссоры он не поддерживал. Молчание переносил равнодушно. Я думала, в нем говорит пресловутая приверженность этикету. Но все было отнюдь не так просто. Муж, оказывается, встретил другую женщину.
   Интересно, он тоже, как моя коллега, писал письма, таскался по брачным конторам и лазал в Интернет?
   Хотя найти приличную женщину в наши дни, безусловно, легче, чем найти мужчину...

21

   В спальне зазвонил телефон:
   – Тетя Мила! Ну наконец-то!
   Я ощутила разочарование и слабость в коленях. Подспудно все-таки ждала звонка от Вадима...
   Но он не придет и не позвонит – тебе же объяснили человеческим языком! Женщина объяснила с красивыми миндалевидными глазами. Та святая, с фрески...
   – Тетя Мил, ты немедленно должна приехать ко мне!
   Звонила дочь моей подруги Ольги – двадцатитрехлетняя взбалмошная девица, привыкшая к тому, что все ее желания и капризы исполнялись по первому требованию.
   – Стась, я устала! Прилетела утром, на работе уже была, и завтра мне предстоит...
   – Не оправдывайся, – перебила Стася. – Сегодня у тебя не получится откосить!
   – Да я не откашиваю...
   – Не откашиваешь? Да?! А кто обещал приехать ко мне еще в мае? Кто потом нахально дотянул до отпуска и слинял на Сардинию, а?
   – Ты передергиваешь.
   – Не надо!.. Короче, выезжаешь из Москвы по Холщевскому шоссе, едешь до эстакады, дальше налево третий поворот. Там сразу будет указатель «Коттеджный поселок «Березовая роща», восемнадцатый дом.