Первые сутки Эгор в абсолютной фрустрации пролежал в знакомой ванне, наполненной розовой водой, а труженицы огневки, моли, бражники, медведицы дружно поливали его нектаром из своих хоботков, и из него, как из червивого белого гриба, повылезали и повсплывали все черви сомнений, слизни сожалений и клещи самообвинений. Ванна кишела паразитами угрызений совести. Душа Эгора очистилась, в ней осталось только жаркое раскаяние, и Эгор потихоньку приходил в себя, глядя на мир наливающимся осмысленностью глазом. Но Эмобой все еще был очень слаб. На следующий день его перенесли в другую комнату, побольше и посветлее, и положили в большую ванну из розовой яшмы, наполненную пенистым янтарным нектаром. Его поили жидким сиропом из счастья, любви и радости с добавками бодрости и вдохновения, пока Маргит не решила, что худое тело находится в достаточном тонусе, а в глазу хватает понимания жизни. На третий день Эгора снова перенесли. На этот раз он оказался в темной-темной комнате на чем-то мягком. Когда Королева зажгла свечи, он понял, что весь пол комнаты занимает огромная мягкая перина. Хотя правильнее ее называть «чешуйчиной», поскольку наполнена она была не пером, а волосками и мягкими чешуйками с крыльев бабочек.
— Это моя опочивальня, Эгор. Не пугайся, я не причиню тебе боли, как все твои прошлые любимые. Выпей этот бальзам, он тебе поможет, — нежно и даже печально сказала Королева, и Эгор в очередной раз удивился ее способности меняться. Он послушно выпил приторный, чуть горьковатый напиток, не похожий ни на нектар, ни на вино гвардейцев.
— Что это? Конский возбудитель? — Это были его первые слова, произнесенные после расставания с Манией.
Он сидел голый, но нисколько не смущался. Стыд, как и многие другие чувства, покинул его в королевских ваннах и не спешил возвращаться. Полное безразличие ко всему поселилось в его дистиллированной душе, заволокло своей аморфностью, все шевелящиеся где-то в глубине останки эмоций затушило раскаяние, а потом и вовсе вытеснило душу куда-то в область пяток.
— О-о-о, Эгор. Я вижу, ты совсем пришел в себя, — обрадовалась Королева. — Нет, это сок растений из мира демонов и фурий, волшебный сок «Амаро-аморозо», который унесет тебя в ворота счастья.
— С тех пор как я попал сюда, я постоянно слышу про счастье, пью счастье, ем счастье, но почему-то счастливым не становлюсь. Наоборот. Становлюсь все более и более несчастным, боюсь, я не пролезу в эти чертовы ворота.
— Когда в реальном мире ты пил чай, ты тоже ведь не становился чаем? И даже не отчаивался.
— Надоели мне все эти ребусы. Я уже давно пришел в себя, Маргит. И как видишь, не убегаю. Хотя помню все, что ты со мной сделала, и все, что хочешь сделать. Я устал, сломлен, раздавлен. Если это считается героизмом в Эмомире, то я твой герой — Эмобой. Я решил плыть по течению. Посмотрим, что будет.
Эгор сидел на мягком полу и удивлялся тому, что несет его рот. Зато бабочка с лицом Умы Турман и губами Анжелины Джоли совсем не удивлялась. Она знала, бальзам подействовал, Эгор почти полностью был в ее власти. Он говорит то, что думает, а это уже большой плюс.
— Что будет? Сегодня ночью ты познаешь рай. Это говорю тебе я, королева Маргит.
— Звучит угрожающе, но я почему-то не боюсь, — сказал Эгор, погружаясь в приятную расслабленность. — Только если ты опять насчет любви… Знаешь, ты не поверишь, но толстое волосатое насекомое с шестью лапками почему-то меня не возбуждает.
В глазах Маргит сверкнула смешинка.
— Два существа разумных всегда найдут какой-то способ, как удовольствие друг другу доставлять, какими разными они бы ни родились.
Эгор с опаской покосился на мясистые губы Маргит.
— Нет, — улыбнулась она, — мы ведь с тобой детей заводим. Хотя, конечно, если ты попросишь…
Она взмахнула членистой лапкой, и в комнату залетело облако ее фрейлин.
— Не понимаешь ты, Эгор, насколько, — мягко продолжила Королева, перейдя на белый стих, — для насекомых важно оставлять потомство, особенно для бабочки ночной. Для многих эта жизни цель становится последней, равной смерти. Ночная бабочка откладывает яйца и умирает, обессилев, успев лишь отползти подальше, чтоб не привлечь вниманья к кладке.
— Да уж, — сказал Эгор, — и зачем тебе, Маргит, все это? Мир насекомых вообще крайне жесток и нелеп. Некоторые паучихи, насколько я помню, откусывают партнерам головы сразу после оплодотворения. Может, устроим вместо ночи любви ночь игры в шахматы, доставим друг другу интеллектуальное удовольствие?
— Но я не паучиха и не бабочка, Эгор. Я — идеальное создание, поэтому у нас все будет хорошо.
Маргит снова взмахнула лапкой, и тысячи ее верных слуг закружились вокруг Эгора. А потом пестрым маскарадным костюмом облепили его обнаженное тело и стали легко, но довольно настойчиво массировать своими лапками каждый миллиметр его тела. Это было великолепно. Эгор закрыл глаз и погрузился в многочасовую нирвану. Душевные переживания не тревожили его, сменившись полным безразличием к своей судьбе. Зато тело, восстановленное королевскими ваннами, стало гиперчувствительным и с восхищением принимало массаж тысяч тонюсеньких лапок. Эгор погрузился в сон наяву. Топчущиеся на нем бабочки мобилизовали яркие счастливые картинки из детства, томившиеся в подсознании, и, кроме удовольствия чисто физического, он получал тепло приятных ассоциаций. Он словно доверился сильным и добрым материнским рукам, доставшим его из ванночки и завернувшим в мягкое махровое полотенце, каждую ворсинку которого он ощущал нежной кожей. Массаж расслабил каждую клеточку тела Эмобоя и длился долго, словно целую жизнь, пока Эгор не услышал громкий резкий звук. Это Маргит щелкнула крючьями пальцев, и бабочки разом отпрянули от Эмобоя. Эгор, уже привыкший к новой одежде, вдруг почувствовал себя таким голым и беззащитным, что даже испугался, что бабочки улетели вместе с его кожей.
— Понравилось? — спросила Маргит, подлетев вплотную к Эгору.
— Неплохой массажик, — сказал Эмобой, чуть отклонившись.
— Выпей это, и тебе станет еще лучше, — протянула Маргит к его рту очередной кубок.
— Обычно я спаиваю девчонок, Королева. Может, хватит загружать меня всякой химией. А может, это галлюциноген? Или анестезия? Хотя, наверно, это водка. Ты веришь в сказку, что не бывает страшных баб, бывает только мало водки? Но, Маргит, в твоем случае мне столько просто не выпить.
— Ты много говоришь, Эгор. Расслабили тебя неплохо, браво! Пей! Это «Деламорэ-деламортэ», рецепт Кота и мой. Тебя в сплошной нейрон он превратит, чувствительность твою в мильоны раз повысив.
— О, узнаю знакомый слог. Ну ладно, честно говоря, мне все равно. Надеюсь, что козленочком не стану, хотя, возможно, это лучший вариант.
Эмобой осушил кубок до дна. Мир вокруг него моментально преобразился. Воздух стал приятным на ощупь. Он слышал нетерпеливый стук сердца Маргит, которая опять отлетела от него на пару метров и выжидающе блестела глазами. Ее волосатая эллипсоидная тушка, слегка подрагивающая в озаренной свечами комнате, уже не казалась ему столь безобразной, как обычно, и причиной тому явился запах. Вернее, тонкий аромат, что стало источать тело Королевы. Ноздри Эгора затрепетали. Чудесный аромат ударил в голову, и Эмобой поплыл — в прямом и переносном смысле. Аромат тайны, запах отчаянного желания и полной власти, которой Эгор уже был отдан. Неведомая сила подняла его в воздух, и он понял, что это раскрылись за спиной его два больших крыла, пронизанные сосудами, которые в один момент заполнил кровью этот острый и манящий запах. Эгор висел в воздухе вровень с королевой, и в его затуманенном мозгу в который раз за последнее время мелькнула спасительная подсказка: «Это сон, только сон», но вскоре и ее заволокло густым кисельным туманом запаха-призыва. Запах запульсировал в Эгоре новым, неизведанным чувством — чувством долга. Он еще не осознал, кому и что он должен, но каждая его расслабленная бабочками клеточка тела вдруг сладко и тревожно напряглась в ожидании выполнения миссии. Все тело, висящее на трепещущих крыльях Эгора, превратилось в натянутую рояльную струну дрожащего нерва. А запах нестерпимо нарастал. Глаза Маргит, находящиеся вровень с глазом Эгора, зажглись холодным болезненным огнем неутолимого желания. Как героиня немого кино в порыве страсти, Маргит неожиданно схватилась всеми лапками за середину на глазах увеличившегося в три раза набухшего брюшка и отчаянным усилием дернула конечностями, словно пытаясь разорвать себя надвое по вертикали. И разорвала! Из появившейся розовой щели-раны в комнату понеслось и за секунду наполнило ее такое райское благоухание, что потерявшему разум Эгору показалось мало вдыхать его носом, и он, судорожно открыв рот, пытался вдохнуть в себя как можно больше, неотрывно глядя на все более открывавшуюся рану Королевы. Маргит дрожащими от напряжения и боли лапками совершила еще один героический рывок, и черные лохматые шторки брюшка окончательно разъехались, открыв остекленевшему взгляду Эгора розовую пещеру тугой плоти, дышащую влажным желанием и пышущую призывной огненной страстью. Из пещеры неслись вихри благоуханных феромонов, и не успел Эгор и глазом моргнуть, как крылья предательски внесли его в «ворота рая» Маргит и позади него с хлюпом захлопнулась темнота. Эгор растворился в интимной доменной печи безумной Королевы.
Но не умер. Он понял это, когда подумал: «Все, я умер». Вокруг была кромешная темнота и мертвая тишина.
«Но раз я думаю, что умер, значит, я живой», — обрадовался незадачливый герой. Он попытался вспомнить, что предшествовало его попаданию в молчащую тьму, но смог вспомнить только кубок горького холодного напитка, поданного ему Маргит. Отравила, но зачем? От напряжения мысли его избавил праздничный салют, столь неожиданный и яркий, сколь громкий, многоцветный и прекрасный. Санот летал вокруг него, кругом взрывались фейерверки и расцветали шумными цветами, через секунды исчезающими в темноте. Эгор находился в космосе сомнений в этом не осталось, он парил в бесконечной темноте, которая разрывалась разноцветными брызгами. Он кувыркался на свободе. Один. НИ о чем не жалея. Да и о чем он мог жалеть, если ничего не мог вспомнить. Кто-то его хотел, какая-то Маргит. Вроде бы он ее боялся, но сейчас никто ему не угрожал, потому что он летал в безвоздушном пространстве, свободный и счастливый. Ему ничего не казалось странным, все шло так, как должно: гремел салют в его честь — супермена-космонавта. Далекие звезды улыбались ему своей белозубой улыбкой, и впереди зияла вечность. «Все отлично, но кто же я такой?» — подумал Эгор и засмеялся над своим глупым вопросом, и смех громом пошел гулять по Вселенной, отражаясь звонким эхом от звезд, и, словно услышав его, появилась она. Появилась из ниоткуда, но сразу стадо понятно, что она была здесь всегда и ждала только его. Она легким дыханием подлетела к нему, взмахнула хулигански светлым облачком волос и, заглянув ему В глаза, спросила:
— Ну и где же ты так долго был, Егор?
А он вдохнул ее дыхание и захлебнулся от счастья. Он увидел себя в отражении бездонных синих озер ее глаз и сразу все вспомнил. Он — космический пловец, его зовут Егор, а это его девушка, прекрасная… Черт! Вот имени-то ее он как раз не мог вспомнить, как ни старался. И тогда, чтобы сгладить неловкость, он обнял ее и поцеловал, и они стали вместе кружиться меж звезд, которые сразу стали ближе и ярче и тоже кружились вместе с ними. Их поцелуи постепенно переросли в любовную игру, и ничто уже не могло помешать им заниматься любовью среди таких же, как они, небесных тел — ни одежда, которой на них не нашлось, ни невесомость, потому что они крепко обнимали друг друга и просто перетекали из тела в тело радужными волнами, то растворяясь в темноте космоса, то загораясь яркой сверхновой звездой. Их любовь была так прекрасна, что некоторые звезды потускнели на ее фоне, так откровенна, что звезды постарше зарделись, так совершенна, что могла бы просуществовать бесконечно, но мешало одно «но». Умирая от счастья и возвращаясь в объятия любимой, Егор мучился одним и тем же болезненным вопросом: «Как же ее все-таки зовут?» В астральной голове крутилось только одно имя — Маргит. А Егор откуда-то знал, что это имя не имеет никакого отношения к его неземной любви и вселенскому счастью. И вот, когда он уже совсем потерял надежду, все его существо внезапно озарилось внутренним светом этого родного имени. Он оторвал свои губы от губ любимой и торжествующе закричал холодному космосу:
— Кити! Я люблю тебя, Кити!
И космос сразу же выплюнул его в другую чужую темноту, на мягкую подстилку из чешуек крыльев ночных бабочек. В комнате никого не было.
8 открытую настежь дверь сквозняком от взмахов огромных крыльев уносило остатки любовных запахов. Эгор сел, обхватив руками колени, и, вперив тяжелый взгляд в дверной проем, попытался вспомнить, что с ним случилось. Но, к счастью, воспоминания обрывались на горьком вкусе «Деламо-рэ-деламортэ» во рту.
ГЛАВА 23
— Это моя опочивальня, Эгор. Не пугайся, я не причиню тебе боли, как все твои прошлые любимые. Выпей этот бальзам, он тебе поможет, — нежно и даже печально сказала Королева, и Эгор в очередной раз удивился ее способности меняться. Он послушно выпил приторный, чуть горьковатый напиток, не похожий ни на нектар, ни на вино гвардейцев.
— Что это? Конский возбудитель? — Это были его первые слова, произнесенные после расставания с Манией.
Он сидел голый, но нисколько не смущался. Стыд, как и многие другие чувства, покинул его в королевских ваннах и не спешил возвращаться. Полное безразличие ко всему поселилось в его дистиллированной душе, заволокло своей аморфностью, все шевелящиеся где-то в глубине останки эмоций затушило раскаяние, а потом и вовсе вытеснило душу куда-то в область пяток.
— О-о-о, Эгор. Я вижу, ты совсем пришел в себя, — обрадовалась Королева. — Нет, это сок растений из мира демонов и фурий, волшебный сок «Амаро-аморозо», который унесет тебя в ворота счастья.
— С тех пор как я попал сюда, я постоянно слышу про счастье, пью счастье, ем счастье, но почему-то счастливым не становлюсь. Наоборот. Становлюсь все более и более несчастным, боюсь, я не пролезу в эти чертовы ворота.
— Когда в реальном мире ты пил чай, ты тоже ведь не становился чаем? И даже не отчаивался.
— Надоели мне все эти ребусы. Я уже давно пришел в себя, Маргит. И как видишь, не убегаю. Хотя помню все, что ты со мной сделала, и все, что хочешь сделать. Я устал, сломлен, раздавлен. Если это считается героизмом в Эмомире, то я твой герой — Эмобой. Я решил плыть по течению. Посмотрим, что будет.
Эгор сидел на мягком полу и удивлялся тому, что несет его рот. Зато бабочка с лицом Умы Турман и губами Анжелины Джоли совсем не удивлялась. Она знала, бальзам подействовал, Эгор почти полностью был в ее власти. Он говорит то, что думает, а это уже большой плюс.
— Что будет? Сегодня ночью ты познаешь рай. Это говорю тебе я, королева Маргит.
— Звучит угрожающе, но я почему-то не боюсь, — сказал Эгор, погружаясь в приятную расслабленность. — Только если ты опять насчет любви… Знаешь, ты не поверишь, но толстое волосатое насекомое с шестью лапками почему-то меня не возбуждает.
В глазах Маргит сверкнула смешинка.
— Два существа разумных всегда найдут какой-то способ, как удовольствие друг другу доставлять, какими разными они бы ни родились.
Эгор с опаской покосился на мясистые губы Маргит.
— Нет, — улыбнулась она, — мы ведь с тобой детей заводим. Хотя, конечно, если ты попросишь…
Она взмахнула членистой лапкой, и в комнату залетело облако ее фрейлин.
— Не понимаешь ты, Эгор, насколько, — мягко продолжила Королева, перейдя на белый стих, — для насекомых важно оставлять потомство, особенно для бабочки ночной. Для многих эта жизни цель становится последней, равной смерти. Ночная бабочка откладывает яйца и умирает, обессилев, успев лишь отползти подальше, чтоб не привлечь вниманья к кладке.
— Да уж, — сказал Эгор, — и зачем тебе, Маргит, все это? Мир насекомых вообще крайне жесток и нелеп. Некоторые паучихи, насколько я помню, откусывают партнерам головы сразу после оплодотворения. Может, устроим вместо ночи любви ночь игры в шахматы, доставим друг другу интеллектуальное удовольствие?
— Но я не паучиха и не бабочка, Эгор. Я — идеальное создание, поэтому у нас все будет хорошо.
Маргит снова взмахнула лапкой, и тысячи ее верных слуг закружились вокруг Эгора. А потом пестрым маскарадным костюмом облепили его обнаженное тело и стали легко, но довольно настойчиво массировать своими лапками каждый миллиметр его тела. Это было великолепно. Эгор закрыл глаз и погрузился в многочасовую нирвану. Душевные переживания не тревожили его, сменившись полным безразличием к своей судьбе. Зато тело, восстановленное королевскими ваннами, стало гиперчувствительным и с восхищением принимало массаж тысяч тонюсеньких лапок. Эгор погрузился в сон наяву. Топчущиеся на нем бабочки мобилизовали яркие счастливые картинки из детства, томившиеся в подсознании, и, кроме удовольствия чисто физического, он получал тепло приятных ассоциаций. Он словно доверился сильным и добрым материнским рукам, доставшим его из ванночки и завернувшим в мягкое махровое полотенце, каждую ворсинку которого он ощущал нежной кожей. Массаж расслабил каждую клеточку тела Эмобоя и длился долго, словно целую жизнь, пока Эгор не услышал громкий резкий звук. Это Маргит щелкнула крючьями пальцев, и бабочки разом отпрянули от Эмобоя. Эгор, уже привыкший к новой одежде, вдруг почувствовал себя таким голым и беззащитным, что даже испугался, что бабочки улетели вместе с его кожей.
— Понравилось? — спросила Маргит, подлетев вплотную к Эгору.
— Неплохой массажик, — сказал Эмобой, чуть отклонившись.
— Выпей это, и тебе станет еще лучше, — протянула Маргит к его рту очередной кубок.
— Обычно я спаиваю девчонок, Королева. Может, хватит загружать меня всякой химией. А может, это галлюциноген? Или анестезия? Хотя, наверно, это водка. Ты веришь в сказку, что не бывает страшных баб, бывает только мало водки? Но, Маргит, в твоем случае мне столько просто не выпить.
— Ты много говоришь, Эгор. Расслабили тебя неплохо, браво! Пей! Это «Деламорэ-деламортэ», рецепт Кота и мой. Тебя в сплошной нейрон он превратит, чувствительность твою в мильоны раз повысив.
— О, узнаю знакомый слог. Ну ладно, честно говоря, мне все равно. Надеюсь, что козленочком не стану, хотя, возможно, это лучший вариант.
Эмобой осушил кубок до дна. Мир вокруг него моментально преобразился. Воздух стал приятным на ощупь. Он слышал нетерпеливый стук сердца Маргит, которая опять отлетела от него на пару метров и выжидающе блестела глазами. Ее волосатая эллипсоидная тушка, слегка подрагивающая в озаренной свечами комнате, уже не казалась ему столь безобразной, как обычно, и причиной тому явился запах. Вернее, тонкий аромат, что стало источать тело Королевы. Ноздри Эгора затрепетали. Чудесный аромат ударил в голову, и Эмобой поплыл — в прямом и переносном смысле. Аромат тайны, запах отчаянного желания и полной власти, которой Эгор уже был отдан. Неведомая сила подняла его в воздух, и он понял, что это раскрылись за спиной его два больших крыла, пронизанные сосудами, которые в один момент заполнил кровью этот острый и манящий запах. Эгор висел в воздухе вровень с королевой, и в его затуманенном мозгу в который раз за последнее время мелькнула спасительная подсказка: «Это сон, только сон», но вскоре и ее заволокло густым кисельным туманом запаха-призыва. Запах запульсировал в Эгоре новым, неизведанным чувством — чувством долга. Он еще не осознал, кому и что он должен, но каждая его расслабленная бабочками клеточка тела вдруг сладко и тревожно напряглась в ожидании выполнения миссии. Все тело, висящее на трепещущих крыльях Эгора, превратилось в натянутую рояльную струну дрожащего нерва. А запах нестерпимо нарастал. Глаза Маргит, находящиеся вровень с глазом Эгора, зажглись холодным болезненным огнем неутолимого желания. Как героиня немого кино в порыве страсти, Маргит неожиданно схватилась всеми лапками за середину на глазах увеличившегося в три раза набухшего брюшка и отчаянным усилием дернула конечностями, словно пытаясь разорвать себя надвое по вертикали. И разорвала! Из появившейся розовой щели-раны в комнату понеслось и за секунду наполнило ее такое райское благоухание, что потерявшему разум Эгору показалось мало вдыхать его носом, и он, судорожно открыв рот, пытался вдохнуть в себя как можно больше, неотрывно глядя на все более открывавшуюся рану Королевы. Маргит дрожащими от напряжения и боли лапками совершила еще один героический рывок, и черные лохматые шторки брюшка окончательно разъехались, открыв остекленевшему взгляду Эгора розовую пещеру тугой плоти, дышащую влажным желанием и пышущую призывной огненной страстью. Из пещеры неслись вихри благоуханных феромонов, и не успел Эгор и глазом моргнуть, как крылья предательски внесли его в «ворота рая» Маргит и позади него с хлюпом захлопнулась темнота. Эгор растворился в интимной доменной печи безумной Королевы.
Но не умер. Он понял это, когда подумал: «Все, я умер». Вокруг была кромешная темнота и мертвая тишина.
«Но раз я думаю, что умер, значит, я живой», — обрадовался незадачливый герой. Он попытался вспомнить, что предшествовало его попаданию в молчащую тьму, но смог вспомнить только кубок горького холодного напитка, поданного ему Маргит. Отравила, но зачем? От напряжения мысли его избавил праздничный салют, столь неожиданный и яркий, сколь громкий, многоцветный и прекрасный. Санот летал вокруг него, кругом взрывались фейерверки и расцветали шумными цветами, через секунды исчезающими в темноте. Эгор находился в космосе сомнений в этом не осталось, он парил в бесконечной темноте, которая разрывалась разноцветными брызгами. Он кувыркался на свободе. Один. НИ о чем не жалея. Да и о чем он мог жалеть, если ничего не мог вспомнить. Кто-то его хотел, какая-то Маргит. Вроде бы он ее боялся, но сейчас никто ему не угрожал, потому что он летал в безвоздушном пространстве, свободный и счастливый. Ему ничего не казалось странным, все шло так, как должно: гремел салют в его честь — супермена-космонавта. Далекие звезды улыбались ему своей белозубой улыбкой, и впереди зияла вечность. «Все отлично, но кто же я такой?» — подумал Эгор и засмеялся над своим глупым вопросом, и смех громом пошел гулять по Вселенной, отражаясь звонким эхом от звезд, и, словно услышав его, появилась она. Появилась из ниоткуда, но сразу стадо понятно, что она была здесь всегда и ждала только его. Она легким дыханием подлетела к нему, взмахнула хулигански светлым облачком волос и, заглянув ему В глаза, спросила:
— Ну и где же ты так долго был, Егор?
А он вдохнул ее дыхание и захлебнулся от счастья. Он увидел себя в отражении бездонных синих озер ее глаз и сразу все вспомнил. Он — космический пловец, его зовут Егор, а это его девушка, прекрасная… Черт! Вот имени-то ее он как раз не мог вспомнить, как ни старался. И тогда, чтобы сгладить неловкость, он обнял ее и поцеловал, и они стали вместе кружиться меж звезд, которые сразу стали ближе и ярче и тоже кружились вместе с ними. Их поцелуи постепенно переросли в любовную игру, и ничто уже не могло помешать им заниматься любовью среди таких же, как они, небесных тел — ни одежда, которой на них не нашлось, ни невесомость, потому что они крепко обнимали друг друга и просто перетекали из тела в тело радужными волнами, то растворяясь в темноте космоса, то загораясь яркой сверхновой звездой. Их любовь была так прекрасна, что некоторые звезды потускнели на ее фоне, так откровенна, что звезды постарше зарделись, так совершенна, что могла бы просуществовать бесконечно, но мешало одно «но». Умирая от счастья и возвращаясь в объятия любимой, Егор мучился одним и тем же болезненным вопросом: «Как же ее все-таки зовут?» В астральной голове крутилось только одно имя — Маргит. А Егор откуда-то знал, что это имя не имеет никакого отношения к его неземной любви и вселенскому счастью. И вот, когда он уже совсем потерял надежду, все его существо внезапно озарилось внутренним светом этого родного имени. Он оторвал свои губы от губ любимой и торжествующе закричал холодному космосу:
— Кити! Я люблю тебя, Кити!
И космос сразу же выплюнул его в другую чужую темноту, на мягкую подстилку из чешуек крыльев ночных бабочек. В комнате никого не было.
8 открытую настежь дверь сквозняком от взмахов огромных крыльев уносило остатки любовных запахов. Эгор сел, обхватив руками колени, и, вперив тяжелый взгляд в дверной проем, попытался вспомнить, что с ним случилось. Но, к счастью, воспоминания обрывались на горьком вкусе «Деламо-рэ-деламортэ» во рту.
ГЛАВА 23
Маски сброшены
Эгор в черном хитоне, который не мешал сложенным за спиной крыльям, сидел на широком, как обеденный стол, подоконнике, прислонившись лбом к холодному розовому стеклу витража, и ждал, когда наступит рассвет. Это было его любимое место во дворце и его любимое время в Эмомире. Короткий отрезок сумерек, когда вечер уже умер, а утро еще не успело родиться. По этим затмениям Эгор отсчитывал свою новую жизнь с того момента, как обнаружил свое тело на мягкой подстилке в опочивальне Маргит. Всего таких затмений он отметил уже семь. Но восьмое почему-то не торопилось наступать. Темнота за окном не хотела розоветь, а наоборот, как показалось юноше, еще больше сгустилась. Но ничто не могло испортить настроение Эгора, потому что его и так не имелось в наличии. Тих, спокоен, безмятежен — так в трех словах можно описать его нынешнее состояние. Его больше не мучили мысли и воспоминания о прошлой жизни, они сгинули где-то в лабиринтах мозга, который каждый день обильно орошали возлияниями вкусных напитков, приносимых ему новым другом — Котом. Многочасовые ванны, ежедневный массаж не позволяли ему напрягать извилины. Он жил унылой растительной жизнью, готовясь к церемонии свадьбы с Маргит, совмещенной с коронацией. Королеву после той ночи, которую Кот любовно называл Ночью Зачатия, он видел всего лишь раз. Она подлетела к нему, когда он возлежал в утренней нектарной ванне. На ее бледном лице сияла торжествующая улыбка, когда она с гордостью продемонстрировала Эгору заметно раздавшееся бочонкоподобное брюшко. Молча полетав над Эмобоем, она исчезла. Глядя на невесту, Эгор не испытал никаких эмоций, разве что мелькнула мысль: «Хорошо все-таки, что я ничего не помню». Но помнит — не помнит, а завтра он сядет с Маргит на трон. И его новая жизнь получит королевское продолжение. Это теперь — его судьба, его дом, его вселенская миссия. Так говорит его добрый друг Кот, а он большой ученый и желает Эгору добра. Кот рассказал вкратце о прошлой несчастной жизни Эмобоя, полной боли, отчаяния и непонимания среди злых, коварных и кровожадных людей, и Эгор понял, почему ему совсем не хочется бередить свою память. Хвала Создателю, Великая Маргит и мудрый Кот смогли вытащить его из бренного мира жестоких и мелких людишек, дали ему новое тело, огромную силу и власть, и скоро он сможет поквитаться со своим прошлым.
В свободные от ванн и массажа минуты Эгор любил поиграть с Котом в шахматы и полистать Великую книгу — старый затертый самодельный комикс о его, Эгора-Эмобоя, подвигах в Эмомире. Комикс заканчивался свадьбой Эгора и Маргит. Они летели в вечной ночи космоса на прекрасной розовой карете, запряженной тысячами бабочек, а потом отпускали ее и кружились среди звезд на собственных крыльях. Эгора не смущало, что Королева в комиксе была красивой девушкой с золотыми волосами, ведь Кот объяснил, что это всего лишь аллегория красоты Маргит.
Темнота за окном начала раздражать и пугать Эгора. Давно он не испытывал подобных чувств. Кота, обычно в это время развлекавшего его беседами, тоже почему-то не наблюдалось. Зато кто-то неизвестный дерзко и неожиданно ударил Эгора сзади по царственному плечу. Вздрогнув от испуга и панибратства, Эмобой обернулся. Перед ним стоял толстый красный клоун со злым лицом и глазами, полными отчаяния.
— Что это за дрянь у тебя за спиной? Мутируешь в бабочку, чувак?
— Мы знакомы? — холодно спросил Эгор. — Что вам нужно?
— Ого. Хорошо же над тобой поработали. Слезай! Кити срочно нужна твоя помощь.
— Кити? А кто это?
— Привет. Все еще хуже, чем я думал. Тебя превратили в безвольную куклу с атрофированными эмоциями. Может, хотя бы это освежит твою память?
Клоун без замаха заехал ладонью-граблей по бледной щеке Эмобоя.
— Это тебе от Кити за Ритуал.
Эгор слетел с подоконника и, сбив пару подсвечников, прокатился на животе по гладкому полу зала. Подскочил и, взмыв на крыльях к высокому куполу, заверещал:
— Стража! Кот! Маргит! — Внезапно взгляд Эгора прояснился, по лицу прошла быстрая судорога. -
А, черт, вспомнил! Тик-Так, ты вернулся, толстый придурок!
Эгор соколом упал вниз и опустился на пол рядом с клоуном.
— Отлично работает, ударь-ка меня еще.
— С удовольствием, — сказал Тик-Так и заехал ему по левой щеке.
— Ура, вспоминаю! — закричал Эгор, поднимаясь с пола метрах в пяти от клоуна. — Толстяк, как я рад тебя видеть!
На шум прибежал взъерошенный Кот, в кедах, черных «дудочках», полосатом джемпере и манерном галстуке. При виде обнимающихся Эгора с Тиком, очки у котяры от возмущения уехали к ушкам на макушку.
— Опять ты? Опять все прахом хочешь пустить?
— О, котик, я тоже рад тебя видеть. Насмотрел тебе в Реале отличного таксидермиста.
— Стража! Гвардейцы! — засиренил Кот.
— Зря стараешься, мы уже уходим, — сказал клоун.
Но на трубный зов Кота уже сбежалась чертова дюжина адских богатырей.
Гвардейцы в ожидании дальнейших приказаний окружили Эгора и Тика и топтались на месте, клацая могучими челюстями.
— Стойте! — громко скомандовал Эгор. — Как будущий правитель Эмомира приказываю всем вам разойтись! А ты, котяра, мне еще ответишь за все про все, когда приду обратно. Ко мне вернулись память и мой друг!
— Куда же вы собрались? — сбавил обертоны Кот. — Моя любовь в опасности. Да, кстати, что с ней, Тик?
— Кити в морге, — всхлипнул клоун и, увидев, как побелел Эгор, добавил: — Но она жива. Я знаю точно, что она в глубокой коме. Туда отправила ее чудовищная тварь, ревнивица, убийца, обманщица и шарлатанка, манипуляторша и интриганка…
— Маргит? — выдохнул Эгор.
— Так кто ж еще? Летучая лохматка, — согласился клоун.
— А он отец ее детей, что уж неделю Королева носит в чреве, — пискнул Кот.
— Когда успел? Проклятый Эмойоб, — схватился за рыжую голову клоун.
— Кто тут плохое говорит о Королеве? — Над клоуном злой черной тучей зависла Маргит. — Взять его.
— Так, стойте все. Я буду говорить, — сказал Эгор таким железным командирским тоном, что стало ясно — к нему вернулась не только память, но и прежняя сила.
— Что делать, Королева? — спросил старший гвардеец.
— Стойте, демоны, нет худа без добра. Шпион пробрался во дворец и хочет многое сказать нам. Пусть скажет, и тогда решим, что делать дальше.
— Спасибо, королева пафоса и фальши. Начну с начала. Я — татуировка! — Лица у слушавших, за исключением как всегда застывшей маски Маргит, вытянулись и оставашсь в таком положении до конца речи Тика. — Над сердцем выбит был у Кити я, лишь кожу краска пропитала, как часть ее души моею стала. Предмет искусства я одушевленный, я боди-арт, но сделанный с душой. Довольно про меня. Теперь о главном. Создатель Эмомира — Кити.
Клоун торжественно развел руки в стороны и картинно поклонился.
— Подумаешь, секрет Полишинеля, — скривила губы Маргит, видя, как у Эгора и гвардейцев отвисли челюсти. — Мы с Котом давно уже проведали о том. Еще когда избрали этот душный мир для заселенья. Видала я Создателей покруче. Знакома я с Создателем Создателей Всего.
— И он тебя отправил в ад, навечно. Но только выпустил зачем-то, не пойму. Видать, Создатель тоже может ошибаться! Ведь ты умеешь только разрушать, — парировал Тик-Так. — Вернусь к Создателю — она зовется Кити. Создательницей правильней ее бы надлежало называть.
— Ты хочешь сказать, что я все это время нахожусь во внутреннем мире Кити? И ты молчал? — стал приходить в себя Эгор.
— Все не совсем так просто. Ты в одном лишь из ее миров. Их много. Этот — Эмо. И она не знает, что ты здесь, ведь все это — работа подсознанья. Такая доля у создателей порой — не знают о своем предназначенье. Она живет с тобой в душе до смерти, вот и все.
— Я ничего не понял. Ничего не понял! — сказал Эгор. — Может, толстяк, тебе стоит перестать изъясняться этим кривым белым стихом? Тебя что, тоже отравила Королева?
— И рад бы — не могу. Слова ложатся сами. Так легче говорит!., когда болит душа. — Клоун глубоко вздохнул и продолжил: — Понять историю мою довольно сложно. Поверить в десять раз сложней, но я попробую еще раз объяснить. В момент убийства твоего ужасного, Егор, за миг, вернее, до него решила Кити ни за что и никому тебя не отдавать и отобрать у смерти твою душу. Своей не зная силы, она действительно тебя спасла. Но только вот не тело от могилы, а душу в мир свой угловатый подростковый, что создала пять лет назад и позабыла, она впустила в теле Эмобоя. Руководясь не разумом, а подсознаньем, она меня отправила с тобой, своею наградив душой, чтоб я тебя поддерживал в скитаньях. Узнав, что ты ей изменяешь с Ритой, вернулся я домой, и Кити ожила. Что приключилось с ней такое, так до конца и не поняв, Егора лишь по-прежнему любя, она жила, в своей душе храня тебя. Пока колдунья Маргит не отравила ее яблочком проклятым, теперь история реально пахнет адом. Так понятней?
— Да. Так понятно. Но не все, — сказал Эгор. — Вот, например, что скажешь ты про Книгу?
— Тот комикс, что настольной книгой Маргит стал? Он нарисован Кити и забыт. Примерно лет тринадцать деве было, когда она все это сочинила. Героя рисовала, эмо-кукол, и зайца страшного, и мерзкого клопа. Вот только злобной бабочки и хитрого кота, а также их подручных здоровенных там не найти. Они захватчики, они здесь нелегально.
— Не пойму, — сказал Эгор, — откуда же они здесь взялись? Как Кити их пустила?
— А никак, — сказал клоун. — Их Кити не пускала и не знает, какой порядок здесь устроили они, как обижают бедных эмо-кукол.
— По-моему, все счастливы, — сказала Королева.
— Видишь ли, Эгор, — сказал Клоун, — когда ты строишь дом, ты не планируешь в подвале крыс и в ванной муравьев, на чердаке летучих мышек, и сетка в форточке ведь не всегда спасает от ушлых комаров.
— А как же вся эта история про бабочек, растущих в кукольных телах, переходящая в завоевание Реала, и истребление разумных всех людей? — спросил Эгор, подстраиваясь под кривую читку клоуна.
— Ну, тут фантазия у Кити с планами Создателя совпала, — сказала Маргит пафосно. — Бывает, замысел ничтожный твой великой продиктован головой.
— Но если Кити нет, то вашим планам крышка, как и вам. В аду так рады будут снова мертвым головам! А планы уничтожить всех людей не новы, и тут Создатель совершенно ни при чем. Его здесь антипод усиленно маячит. — Лицо клоуна осветилось внезапной догадкой. — С тобою все понятно, Маргит, — ты служишь Сатане, и он тебя освободил из ада и всем на горе запустил сюда.
— Давайте конструктивней, господа! Еще немного, и погибнем все. Чего мы держим их, пускай идут, — ввязался Кот.
— Все. Я понял. Побежали к Кити! — вспомнил Эгор про любимую, попавшую в беду.
— Нет, подождите, — сверкнула зеленым металлом Маргит. — Не окончен разговор. Лишь я одна все знаю до конца. И только я смогу найти решенье, что всех спасет и будет всем приятно.
— Послушай, насекомое, — сбился с читки клоун, — если мы не спасем Кити до полуночи, все твои планы рухнут. Эмокор исчезнет, словно сон, и ты с друзьями отправишься в ад, по месту прописки. На вас мне наплевать, я должен спасти Кити. А помочь ей может только Эгор, как это ни банально, дыханием «рот в рот». Объясняю, — продолжил он, видя вопросы в глазу Эгора. — Маргит отравила Кити, подло, вероломно, впрыснув яд в то яблоко, что Рита ей несла в подарок. Сначала я грешил на Риту, но, увидев ее реакцию на то, как бедная Кити упала и «умерла», я понял, что она лишь слепое орудие. С тех пор как ты, Эгор, немного опоздал — всего на две минутки — разбудить ее, в ней поселилась смерть, размером в две минутки. Но хитрой Маргит хватит и того, чтоб управлять, помимо воли, человеком. К тому же я ее увидел лично парящей над хозяйкой в темноте.
— Королева, — завопил Кот, — как же так? Ведь вы сказали, что этот яд для Мании, чтоб усыпить бедняжку.
— А что случилось с Маней? — перебил его клоун.
— Беременна она от Эмобоя, — выпалил Кот. И Эгор, и клоун одновременно схватились за голову.
— Но это невозможно, — сказал Эмобой.
— Ну, парень, ты даешь. Снимаю шляпу! Заделать кукле киндера. Ты переплюнул папу, — сказал клоун.
Кот, отмахнувшись от них, продолжил ор:
— Но все же, Королева, наши планы вы ревностью своей вмиг уничтожили зачем? Вы высшее творенье решили погубить — Создателя! Зачем? Когда все хорошо: зачаты дети, Эгор томится в нашей власти и не стремится больше никуда, еще чуть-чуть, и оба мира под твоей пятой. О Маргит! Ревностью своею ты отравила свое счастье! Какой чудовищный отстой!
В свободные от ванн и массажа минуты Эгор любил поиграть с Котом в шахматы и полистать Великую книгу — старый затертый самодельный комикс о его, Эгора-Эмобоя, подвигах в Эмомире. Комикс заканчивался свадьбой Эгора и Маргит. Они летели в вечной ночи космоса на прекрасной розовой карете, запряженной тысячами бабочек, а потом отпускали ее и кружились среди звезд на собственных крыльях. Эгора не смущало, что Королева в комиксе была красивой девушкой с золотыми волосами, ведь Кот объяснил, что это всего лишь аллегория красоты Маргит.
Темнота за окном начала раздражать и пугать Эгора. Давно он не испытывал подобных чувств. Кота, обычно в это время развлекавшего его беседами, тоже почему-то не наблюдалось. Зато кто-то неизвестный дерзко и неожиданно ударил Эгора сзади по царственному плечу. Вздрогнув от испуга и панибратства, Эмобой обернулся. Перед ним стоял толстый красный клоун со злым лицом и глазами, полными отчаяния.
— Что это за дрянь у тебя за спиной? Мутируешь в бабочку, чувак?
— Мы знакомы? — холодно спросил Эгор. — Что вам нужно?
— Ого. Хорошо же над тобой поработали. Слезай! Кити срочно нужна твоя помощь.
— Кити? А кто это?
— Привет. Все еще хуже, чем я думал. Тебя превратили в безвольную куклу с атрофированными эмоциями. Может, хотя бы это освежит твою память?
Клоун без замаха заехал ладонью-граблей по бледной щеке Эмобоя.
— Это тебе от Кити за Ритуал.
Эгор слетел с подоконника и, сбив пару подсвечников, прокатился на животе по гладкому полу зала. Подскочил и, взмыв на крыльях к высокому куполу, заверещал:
— Стража! Кот! Маргит! — Внезапно взгляд Эгора прояснился, по лицу прошла быстрая судорога. -
А, черт, вспомнил! Тик-Так, ты вернулся, толстый придурок!
Эгор соколом упал вниз и опустился на пол рядом с клоуном.
— Отлично работает, ударь-ка меня еще.
— С удовольствием, — сказал Тик-Так и заехал ему по левой щеке.
— Ура, вспоминаю! — закричал Эгор, поднимаясь с пола метрах в пяти от клоуна. — Толстяк, как я рад тебя видеть!
На шум прибежал взъерошенный Кот, в кедах, черных «дудочках», полосатом джемпере и манерном галстуке. При виде обнимающихся Эгора с Тиком, очки у котяры от возмущения уехали к ушкам на макушку.
— Опять ты? Опять все прахом хочешь пустить?
— О, котик, я тоже рад тебя видеть. Насмотрел тебе в Реале отличного таксидермиста.
— Стража! Гвардейцы! — засиренил Кот.
— Зря стараешься, мы уже уходим, — сказал клоун.
Но на трубный зов Кота уже сбежалась чертова дюжина адских богатырей.
Гвардейцы в ожидании дальнейших приказаний окружили Эгора и Тика и топтались на месте, клацая могучими челюстями.
— Стойте! — громко скомандовал Эгор. — Как будущий правитель Эмомира приказываю всем вам разойтись! А ты, котяра, мне еще ответишь за все про все, когда приду обратно. Ко мне вернулись память и мой друг!
— Куда же вы собрались? — сбавил обертоны Кот. — Моя любовь в опасности. Да, кстати, что с ней, Тик?
— Кити в морге, — всхлипнул клоун и, увидев, как побелел Эгор, добавил: — Но она жива. Я знаю точно, что она в глубокой коме. Туда отправила ее чудовищная тварь, ревнивица, убийца, обманщица и шарлатанка, манипуляторша и интриганка…
— Маргит? — выдохнул Эгор.
— Так кто ж еще? Летучая лохматка, — согласился клоун.
— А он отец ее детей, что уж неделю Королева носит в чреве, — пискнул Кот.
— Когда успел? Проклятый Эмойоб, — схватился за рыжую голову клоун.
— Кто тут плохое говорит о Королеве? — Над клоуном злой черной тучей зависла Маргит. — Взять его.
— Так, стойте все. Я буду говорить, — сказал Эгор таким железным командирским тоном, что стало ясно — к нему вернулась не только память, но и прежняя сила.
— Что делать, Королева? — спросил старший гвардеец.
— Стойте, демоны, нет худа без добра. Шпион пробрался во дворец и хочет многое сказать нам. Пусть скажет, и тогда решим, что делать дальше.
— Спасибо, королева пафоса и фальши. Начну с начала. Я — татуировка! — Лица у слушавших, за исключением как всегда застывшей маски Маргит, вытянулись и оставашсь в таком положении до конца речи Тика. — Над сердцем выбит был у Кити я, лишь кожу краска пропитала, как часть ее души моею стала. Предмет искусства я одушевленный, я боди-арт, но сделанный с душой. Довольно про меня. Теперь о главном. Создатель Эмомира — Кити.
Клоун торжественно развел руки в стороны и картинно поклонился.
— Подумаешь, секрет Полишинеля, — скривила губы Маргит, видя, как у Эгора и гвардейцев отвисли челюсти. — Мы с Котом давно уже проведали о том. Еще когда избрали этот душный мир для заселенья. Видала я Создателей покруче. Знакома я с Создателем Создателей Всего.
— И он тебя отправил в ад, навечно. Но только выпустил зачем-то, не пойму. Видать, Создатель тоже может ошибаться! Ведь ты умеешь только разрушать, — парировал Тик-Так. — Вернусь к Создателю — она зовется Кити. Создательницей правильней ее бы надлежало называть.
— Ты хочешь сказать, что я все это время нахожусь во внутреннем мире Кити? И ты молчал? — стал приходить в себя Эгор.
— Все не совсем так просто. Ты в одном лишь из ее миров. Их много. Этот — Эмо. И она не знает, что ты здесь, ведь все это — работа подсознанья. Такая доля у создателей порой — не знают о своем предназначенье. Она живет с тобой в душе до смерти, вот и все.
— Я ничего не понял. Ничего не понял! — сказал Эгор. — Может, толстяк, тебе стоит перестать изъясняться этим кривым белым стихом? Тебя что, тоже отравила Королева?
— И рад бы — не могу. Слова ложатся сами. Так легче говорит!., когда болит душа. — Клоун глубоко вздохнул и продолжил: — Понять историю мою довольно сложно. Поверить в десять раз сложней, но я попробую еще раз объяснить. В момент убийства твоего ужасного, Егор, за миг, вернее, до него решила Кити ни за что и никому тебя не отдавать и отобрать у смерти твою душу. Своей не зная силы, она действительно тебя спасла. Но только вот не тело от могилы, а душу в мир свой угловатый подростковый, что создала пять лет назад и позабыла, она впустила в теле Эмобоя. Руководясь не разумом, а подсознаньем, она меня отправила с тобой, своею наградив душой, чтоб я тебя поддерживал в скитаньях. Узнав, что ты ей изменяешь с Ритой, вернулся я домой, и Кити ожила. Что приключилось с ней такое, так до конца и не поняв, Егора лишь по-прежнему любя, она жила, в своей душе храня тебя. Пока колдунья Маргит не отравила ее яблочком проклятым, теперь история реально пахнет адом. Так понятней?
— Да. Так понятно. Но не все, — сказал Эгор. — Вот, например, что скажешь ты про Книгу?
— Тот комикс, что настольной книгой Маргит стал? Он нарисован Кити и забыт. Примерно лет тринадцать деве было, когда она все это сочинила. Героя рисовала, эмо-кукол, и зайца страшного, и мерзкого клопа. Вот только злобной бабочки и хитрого кота, а также их подручных здоровенных там не найти. Они захватчики, они здесь нелегально.
— Не пойму, — сказал Эгор, — откуда же они здесь взялись? Как Кити их пустила?
— А никак, — сказал клоун. — Их Кити не пускала и не знает, какой порядок здесь устроили они, как обижают бедных эмо-кукол.
— По-моему, все счастливы, — сказала Королева.
— Видишь ли, Эгор, — сказал Клоун, — когда ты строишь дом, ты не планируешь в подвале крыс и в ванной муравьев, на чердаке летучих мышек, и сетка в форточке ведь не всегда спасает от ушлых комаров.
— А как же вся эта история про бабочек, растущих в кукольных телах, переходящая в завоевание Реала, и истребление разумных всех людей? — спросил Эгор, подстраиваясь под кривую читку клоуна.
— Ну, тут фантазия у Кити с планами Создателя совпала, — сказала Маргит пафосно. — Бывает, замысел ничтожный твой великой продиктован головой.
— Но если Кити нет, то вашим планам крышка, как и вам. В аду так рады будут снова мертвым головам! А планы уничтожить всех людей не новы, и тут Создатель совершенно ни при чем. Его здесь антипод усиленно маячит. — Лицо клоуна осветилось внезапной догадкой. — С тобою все понятно, Маргит, — ты служишь Сатане, и он тебя освободил из ада и всем на горе запустил сюда.
— Давайте конструктивней, господа! Еще немного, и погибнем все. Чего мы держим их, пускай идут, — ввязался Кот.
— Все. Я понял. Побежали к Кити! — вспомнил Эгор про любимую, попавшую в беду.
— Нет, подождите, — сверкнула зеленым металлом Маргит. — Не окончен разговор. Лишь я одна все знаю до конца. И только я смогу найти решенье, что всех спасет и будет всем приятно.
— Послушай, насекомое, — сбился с читки клоун, — если мы не спасем Кити до полуночи, все твои планы рухнут. Эмокор исчезнет, словно сон, и ты с друзьями отправишься в ад, по месту прописки. На вас мне наплевать, я должен спасти Кити. А помочь ей может только Эгор, как это ни банально, дыханием «рот в рот». Объясняю, — продолжил он, видя вопросы в глазу Эгора. — Маргит отравила Кити, подло, вероломно, впрыснув яд в то яблоко, что Рита ей несла в подарок. Сначала я грешил на Риту, но, увидев ее реакцию на то, как бедная Кити упала и «умерла», я понял, что она лишь слепое орудие. С тех пор как ты, Эгор, немного опоздал — всего на две минутки — разбудить ее, в ней поселилась смерть, размером в две минутки. Но хитрой Маргит хватит и того, чтоб управлять, помимо воли, человеком. К тому же я ее увидел лично парящей над хозяйкой в темноте.
— Королева, — завопил Кот, — как же так? Ведь вы сказали, что этот яд для Мании, чтоб усыпить бедняжку.
— А что случилось с Маней? — перебил его клоун.
— Беременна она от Эмобоя, — выпалил Кот. И Эгор, и клоун одновременно схватились за голову.
— Но это невозможно, — сказал Эмобой.
— Ну, парень, ты даешь. Снимаю шляпу! Заделать кукле киндера. Ты переплюнул папу, — сказал клоун.
Кот, отмахнувшись от них, продолжил ор:
— Но все же, Королева, наши планы вы ревностью своей вмиг уничтожили зачем? Вы высшее творенье решили погубить — Создателя! Зачем? Когда все хорошо: зачаты дети, Эгор томится в нашей власти и не стремится больше никуда, еще чуть-чуть, и оба мира под твоей пятой. О Маргит! Ревностью своею ты отравила свое счастье! Какой чудовищный отстой!