— Ну, если только Кот вернется к Куклачеву. Очень смешно. Но ты не понимаешь, что говоришь. Ты сейчас существо из тонкой, прозрачной, невидимой в Реале материи, зато все эмоции мира, а в большинстве своем они негативные, ты будешь ощущать на собственной шкуре. Ты даже не представляешь, какой ты сейчас ранимый. И вообще, если хочешь увидеть Кити, возьми меня с собой, без вариантов.
Клоун состроил обиженное лицо и, повернувшись к Эгору спиной, сел на пыльную мостовую. Мания, неодобрительно посмотрев на него, отошла в сторону. Немного растерявшийся от напора попутчиков, Эгор сдался:
— Ладно, ладно, я возьму тебя с собой, Красный. А ты, хвостатый, давай поскорее инструктируй и уходи с дороги, а то я за себя не ручаюсь.
Обрадованный Тик-Так обратился к Коту:
— Господин ученый, я тоже посоветовал бы вам поскорее приступить к инструктажу, поскольку Эмобой сейчас находится в маниакально-экстатическом состоянии и любые уговоры и аргументы только лишь ухудшают ситуацию. Пусть уж лучше сам во всем убедится, один раз все сам увидит. Тем более что сфера его интересов в данный момент находится по ту сторону стены. Эгор до сих пор еще не понял, кто он и где он, и немудрено. Ведь он всего лишь слепок жизненного опыта, эмоций, памяти, мечтаний совсем еще незрелого юнца. Пусть сходит и скорей вернется, сознательно и по собственной воле. А я уж поохраняю его там, чтоб не перегорел. А Королеве в оправдание напомните, что интерес является фундаментальной эмоцией, движущей человека по реке жизни, тем более Эмобоя.
Закончив, клоун скрестил руки на груди и задрал красный нос к небу, раздувшись от ощущения собственной значимости еще больше, чем обычно. Кот, Эгор и Мания, открыв рты, молча смотрели на него. Первым опомнился Кот:
— А ты не так глуп, клоун, как казалось все это время.
— Пустяки. Я просто старательно маскирую свою глупость за умными словами. Не поддавайтесь, друзья, первое впечатление самое верное.
— Да кто ты такой, в конце концов? — не выдержал Эгор.
— Я краски слой под кожей на груди. Я встреча — расставанье впереди. Твой Санчо Панса. Твой Ламме Гудзак. Жилет, чтоб плакаться, и шуточек рюкзак. Твой раздражитель и служитель культа твоего, о Эмобой.
— Ладно, черт с тобой, не хочешь, не говори. Давай, Кот, свой инструктаж.
Кот принял лекторскую позу и начал вещать менторским тоном:
— Эмо-создания в Реале не могут находиться более тридцати семи минут, через этот отрезок времени эмотроны начинают разрушаться под воздействием жесткого эмо-фона мегаполиса.
— А если я уйду не в город, а на природу, моя природа продержится дольше? — спросил Эгор.
— Попрошу не перебивать меня и воздержаться от сарказма. Границы соприкосновения ноосфер наших миров ограничены мегаполисом, Эгор, — это данность. Есть еще с десяток колоний, но об этом как-нибудь потом. Вам понадобятся бинпер-часы, которые через полчаса начнут активно напоминать о возвращении, — это первое. Теперь второе. Необходимо надеть розовые очки, чтобы не разрушить психику, по той же причине уши нужно заткнуть берушами. Это хоть какие-то средства защиты, помните, что вы сейчас гиперчувствительны. Вас никто не видит и не ощущает, но зато вы все видите и все ощущаете так, как будто с вас сняли кожу, освежевали и электродами подключили сердце и мозг ко всем нервным системам, попадающимся вам на пути. Передвигаться советую не ногами и транспортом, а силой мысли и воображения. Нужно только четко представлять себе то место, куда вы хотите попасть. И никаких контактов с людьми. Прямой контакт может вызвать необратимые последствия в обоих мирах. Тебе, Эгор, все это еще предстоит. Но для этого ты должен набраться сил, опыта, знаний, любви и счастья. Ну, в крайнем случае ненависти.
— А как можно с кем-то контактировать, когда я невидим и неощутим?
— Если ты нарушишь правила и допустишь в себя сильный энергетический эмо-заряд извне, ты можешь материализоваться.
— Я же уже говорил тебе, — обиделся клоун. — Привидения. Они же только этим и занимаются — материализуются, пугают людишек, получают заряд страха, подпитываются им и дематериализуются.
— Да, это так, — согласился Кот, — но это самые несчастные создания. Они существуют между двумя мирами. Изгои среди изгоев, отшельники среди отшельников.
— Да и хрен с ними. Всё? Инструктаж закончен? Я могу, то есть мы можем идти?
— Да.
— И где мне взять все эти прибамбасы: часы, очки, затычки?
— Все это в твоей сумке.
— Да? — Эгор впервые заглянул в сумку-почтальонку, которая висела у него на плече. — Надо же, как раз две пары. А это что? — Он достал из сумки черный круглый прибор, похожий на компас.
— Чуть не забыл. Это эмофон. Если будет время, постарайтесь выйти из разлома с положительным фоном. Из роддома или из кукольного театра, например. А мы найдем вас там по бипперам.
— О, да тут еще и плеер есть. Какой-то он страшный. Эй, Мания, как ты обращаешься с этим куском… не знаю чего, тут даже кнопок нет.
— Это не кусок, это сгусток музыки. Просто вставь наушники в уши, и он заработает, подстроится под твое настроение, выберет любимую музыку в твоей памяти и будет играть.
— А если я хочу новую?
— За новой — в Реал или в мир снов, кому как больше нравится.
— Клоун, пойдем-ка в Реал. Я все узнал и ко всему готов. Кот и Мания, на всякий случай — до свидания!
Эгор и клоун оперативно экипировались в смешные рэйверские розовые очки, Тик-Так заткнул уши берушами, а Эмобой надел плеер, и они важно, как космонавты, подошли к обшарпанной розовой двери. Эгор отпер щеколду и вошел первым, за ним — клоун. Как только они открыли дверь, их чуть не сбил с ног вихреобразный поток, который проскочил мимо них и устремился в Эмомир. Дверь захлопнулась, и, щурясь от яркого света, который слепил, несмотря на очки, Эгор подумал: «Как же мы выйдем обратно, если они закрыли щеколду?» Но мысль сразу же потерялась. Оглядевшись, Эгор понял, что находится в больничном коридоре и прямо сквозь него проезжает каталка с больным, которую толкает симпатичная санитарка в коротком белом халате. «Я дома, — подумал Эгор, когда девушка уверенно прошла сквозь него и тупо улыбающегося клоуна. — Я в больнице, я на верном пути. Наверное, я все-таки в коме, лежу в реанимации, и врачи борются за мою жизнь. А может, я после операции, отхожу от наркоза и постепенно прощаюсь со своими галлюцинациями. Сначала с Эмомиром, Котом и Манией, а теперь надо попрощаться и с клоуном, открыть глаза и проснуться». Увлеченный этой замечательной идеей, Эгор не заметил, как заплакал, и ощутил это лишь тогда, когда перестал что-либо видеть в мокрых запотевших очках. Он помахал клоуну, прощаясь, и снял очки. Тик-Так в ужасе всплеснул руками и посмотрел на него как на идиота. Эгор не проснулся, зато глаз мгновенно резануло больничным тихим ужасом, чужой физической болью и немощью, несбывшимися надеждами и ожиданием смерти. В ушах голосил «Finch». Эгор стоял в коридоре отделения нейрохирургии рядом с операционной, он даже не заметил, как надел очки обратно. Но поздно, ему стало плохо. Он понял, что теряет сознание. Фантомное сердце ухнуло и провалилось куда-то в желудок, голова опустела, колени подкосились, и свет исчез.
ГЛАВА 9
ГЛАВА 10
Клоун состроил обиженное лицо и, повернувшись к Эгору спиной, сел на пыльную мостовую. Мания, неодобрительно посмотрев на него, отошла в сторону. Немного растерявшийся от напора попутчиков, Эгор сдался:
— Ладно, ладно, я возьму тебя с собой, Красный. А ты, хвостатый, давай поскорее инструктируй и уходи с дороги, а то я за себя не ручаюсь.
Обрадованный Тик-Так обратился к Коту:
— Господин ученый, я тоже посоветовал бы вам поскорее приступить к инструктажу, поскольку Эмобой сейчас находится в маниакально-экстатическом состоянии и любые уговоры и аргументы только лишь ухудшают ситуацию. Пусть уж лучше сам во всем убедится, один раз все сам увидит. Тем более что сфера его интересов в данный момент находится по ту сторону стены. Эгор до сих пор еще не понял, кто он и где он, и немудрено. Ведь он всего лишь слепок жизненного опыта, эмоций, памяти, мечтаний совсем еще незрелого юнца. Пусть сходит и скорей вернется, сознательно и по собственной воле. А я уж поохраняю его там, чтоб не перегорел. А Королеве в оправдание напомните, что интерес является фундаментальной эмоцией, движущей человека по реке жизни, тем более Эмобоя.
Закончив, клоун скрестил руки на груди и задрал красный нос к небу, раздувшись от ощущения собственной значимости еще больше, чем обычно. Кот, Эгор и Мания, открыв рты, молча смотрели на него. Первым опомнился Кот:
— А ты не так глуп, клоун, как казалось все это время.
— Пустяки. Я просто старательно маскирую свою глупость за умными словами. Не поддавайтесь, друзья, первое впечатление самое верное.
— Да кто ты такой, в конце концов? — не выдержал Эгор.
— Я краски слой под кожей на груди. Я встреча — расставанье впереди. Твой Санчо Панса. Твой Ламме Гудзак. Жилет, чтоб плакаться, и шуточек рюкзак. Твой раздражитель и служитель культа твоего, о Эмобой.
— Ладно, черт с тобой, не хочешь, не говори. Давай, Кот, свой инструктаж.
Кот принял лекторскую позу и начал вещать менторским тоном:
— Эмо-создания в Реале не могут находиться более тридцати семи минут, через этот отрезок времени эмотроны начинают разрушаться под воздействием жесткого эмо-фона мегаполиса.
— А если я уйду не в город, а на природу, моя природа продержится дольше? — спросил Эгор.
— Попрошу не перебивать меня и воздержаться от сарказма. Границы соприкосновения ноосфер наших миров ограничены мегаполисом, Эгор, — это данность. Есть еще с десяток колоний, но об этом как-нибудь потом. Вам понадобятся бинпер-часы, которые через полчаса начнут активно напоминать о возвращении, — это первое. Теперь второе. Необходимо надеть розовые очки, чтобы не разрушить психику, по той же причине уши нужно заткнуть берушами. Это хоть какие-то средства защиты, помните, что вы сейчас гиперчувствительны. Вас никто не видит и не ощущает, но зато вы все видите и все ощущаете так, как будто с вас сняли кожу, освежевали и электродами подключили сердце и мозг ко всем нервным системам, попадающимся вам на пути. Передвигаться советую не ногами и транспортом, а силой мысли и воображения. Нужно только четко представлять себе то место, куда вы хотите попасть. И никаких контактов с людьми. Прямой контакт может вызвать необратимые последствия в обоих мирах. Тебе, Эгор, все это еще предстоит. Но для этого ты должен набраться сил, опыта, знаний, любви и счастья. Ну, в крайнем случае ненависти.
— А как можно с кем-то контактировать, когда я невидим и неощутим?
— Если ты нарушишь правила и допустишь в себя сильный энергетический эмо-заряд извне, ты можешь материализоваться.
— Я же уже говорил тебе, — обиделся клоун. — Привидения. Они же только этим и занимаются — материализуются, пугают людишек, получают заряд страха, подпитываются им и дематериализуются.
— Да, это так, — согласился Кот, — но это самые несчастные создания. Они существуют между двумя мирами. Изгои среди изгоев, отшельники среди отшельников.
— Да и хрен с ними. Всё? Инструктаж закончен? Я могу, то есть мы можем идти?
— Да.
— И где мне взять все эти прибамбасы: часы, очки, затычки?
— Все это в твоей сумке.
— Да? — Эгор впервые заглянул в сумку-почтальонку, которая висела у него на плече. — Надо же, как раз две пары. А это что? — Он достал из сумки черный круглый прибор, похожий на компас.
— Чуть не забыл. Это эмофон. Если будет время, постарайтесь выйти из разлома с положительным фоном. Из роддома или из кукольного театра, например. А мы найдем вас там по бипперам.
— О, да тут еще и плеер есть. Какой-то он страшный. Эй, Мания, как ты обращаешься с этим куском… не знаю чего, тут даже кнопок нет.
— Это не кусок, это сгусток музыки. Просто вставь наушники в уши, и он заработает, подстроится под твое настроение, выберет любимую музыку в твоей памяти и будет играть.
— А если я хочу новую?
— За новой — в Реал или в мир снов, кому как больше нравится.
— Клоун, пойдем-ка в Реал. Я все узнал и ко всему готов. Кот и Мания, на всякий случай — до свидания!
Эгор и клоун оперативно экипировались в смешные рэйверские розовые очки, Тик-Так заткнул уши берушами, а Эмобой надел плеер, и они важно, как космонавты, подошли к обшарпанной розовой двери. Эгор отпер щеколду и вошел первым, за ним — клоун. Как только они открыли дверь, их чуть не сбил с ног вихреобразный поток, который проскочил мимо них и устремился в Эмомир. Дверь захлопнулась, и, щурясь от яркого света, который слепил, несмотря на очки, Эгор подумал: «Как же мы выйдем обратно, если они закрыли щеколду?» Но мысль сразу же потерялась. Оглядевшись, Эгор понял, что находится в больничном коридоре и прямо сквозь него проезжает каталка с больным, которую толкает симпатичная санитарка в коротком белом халате. «Я дома, — подумал Эгор, когда девушка уверенно прошла сквозь него и тупо улыбающегося клоуна. — Я в больнице, я на верном пути. Наверное, я все-таки в коме, лежу в реанимации, и врачи борются за мою жизнь. А может, я после операции, отхожу от наркоза и постепенно прощаюсь со своими галлюцинациями. Сначала с Эмомиром, Котом и Манией, а теперь надо попрощаться и с клоуном, открыть глаза и проснуться». Увлеченный этой замечательной идеей, Эгор не заметил, как заплакал, и ощутил это лишь тогда, когда перестал что-либо видеть в мокрых запотевших очках. Он помахал клоуну, прощаясь, и снял очки. Тик-Так в ужасе всплеснул руками и посмотрел на него как на идиота. Эгор не проснулся, зато глаз мгновенно резануло больничным тихим ужасом, чужой физической болью и немощью, несбывшимися надеждами и ожиданием смерти. В ушах голосил «Finch». Эгор стоял в коридоре отделения нейрохирургии рядом с операционной, он даже не заметил, как надел очки обратно. Но поздно, ему стало плохо. Он понял, что теряет сознание. Фантомное сердце ухнуло и провалилось куда-то в желудок, голова опустела, колени подкосились, и свет исчез.
ГЛАВА 9
Реально плохие новости
Эгор открыл глаз и увидел красный блин. «Солнце», — подумал он. Солнце отплыло и опять оказалось довольной мордой его санчопансы. Ююун что-то говорил, но Эгор ничего не слышал, потому что в ушах играло: «I am not О. К.» Эгор снял наушники.
— Что случилось? Как долго я провалялся в отрубе?
— Все в порядке, шеф. Минуту, не больше. Советую все же заткнуть уши берушами, тогда меня ты будешь слышать, а остальной мир — нет. Я буду стараться орать тебе прямо в уши.
Что ж, Эгор так и сделал и огляделся. В чувстве юмора его спутнику отказать было нельзя, он перенес его из больницы в гораздо более веселое место. Эгор сидел на кладбище, привалившись спиной к чьему-то надгробию. Вокруг Эмобоя высилась трава, видимо, эту могилу давно никто не навещал. Клоун сидел на лавочке рядом и как-то слишком нежно смотрел на него своими маленькими глазками.
— Что? — спросил Эгор. — Зачем мы здесь? Кто-то умер?
Клоун кивнул. — Кити? — ужаснулся Эгор.
Клоун помотал головой и показал толстой сарделькой пальца на него.
— А, ну да, — вспомнил юноша. — И что мы здесь делаем?
— Прощаемся с тобой, — прочитал Эгор по толстым, ярко накрашенным красным губам клоуна.
Эмобой почувствовал спиной холод могильного камня, поднялся на ватные ноги и посмотрел в направлении, указанном клоуном. Его глазу открылась печальная картина. Четверо кладбищенских рабочих с помятыми всепонимающе-испуганными интеллигентными лицами аккуратно укладывали в свежевырытую могилу гроб. А рядом с ними, в упор глядя на него, стояла ничего не видящая от горя, рыдающая мама, которую поддерживал за плечи удивительно небритый отец. «Никогда его таким небритым не видел», — подумал Эгор и понял, как он их любит и как им больно. Понял, что с момента, как он очнулся в Эмомире, он гнал от себя мысли о родителях, прятался от них. Но сейчас прятаться было некуда, он прочувствовал эту боль сполна. В горле спазмом встал ком, слезы клокотали внутри, но заплакать он не мог, черная дыра сердца разорвалась на клочки, и каждый из них болел, как целое сердце. Ему было не жалко себя — Егора, хорошего, веселого парня, который больше не выпьет пива с друзьями и не поцелует ни одну девчонку, не покатается на папиной «Аудине». Нет! Ему было жаль маму, папу и скрючившуюся за их спинами и не поднимавшую седой головы свою еще нестарую бабушку. Ему было жаль своих школьных и институтских друзей, которых он никогда не видел такими грустными и растерянными, этих балбесов и раздолбаев, с которыми он тусил каких-то три дня назад. Ему так захотелось подойти к ним, обнять, попытаться утешить, чего-нибудь ляпнуть типа: «Да, вот он я. Немного похудел и загорел, но это — я». Сказать им, как он всех их любит. Почему он никогда не говорил им этого? Эгор, раздираемый чувствами, на прямых трясущихся ногах направился к внушительной толпе тех, кто пришел с ним попрощаться. Здесь стояли и его многочисленные родственники — насупленные дядья и зареванные тетки с племянниками, и дворовые друзья, и товарищи-пловцы, и хмурые одноклассники с ревущими одноклассницами и однокурсницами. Пришла даже группка эмо, стоявших чуть позади. Клоун, шедший за Эгором по пятам, их сразу заприметил и стал тыкать пальцем:
— Гляди, Эгор, твои новые родственнички пришли попозировать. У тебя, вернее, у Егора Трушина теперь культовый статус среди плакс. Погиб в бою, геройски сражаясь с антиэмо.
— Заткнись ты! — процедил сквозь зубы Эгор, пытаясь найти в толпе Кити. — Мне и так больно, очень больно.
— Подумаешь, какой нежный. Похороны хорошие, пышные, вон сколько народу. Я прямо завидую тебе, Эгор. Ты герой двух миров. Да еще и на собственных похоронах побывал. Это ж мечта! Позырить, кто пришел, послушать, кто чего сказал. А кто не пришел, того в блокнотик на заметку, мы его потом во сне навестим…
Эгор не слушал клоуна, он искал Кити, обшаривая взглядом ряды стоявших вокруг людей. Ни среди друзей, ни среди эмо он Кити не обнаружил. Вот Риту он сразу увидел — в сапогах на высоченных каблуках и в черном плаще с капюшоном. Она возвышалась над толпой, само воплощение скорби. Эгор никогда не подумал бы, что Рита способна на такое. Готка просто рыдала в голос, размазывая слезы с черной тушью по лицу. Ее постоянный сарказм, скупые эмоции… Неужели за этой маской прятался искренне любящий человек? Эгор был потрясен метаморфозой Риты, но еще больше его потрясло отсутствие Кити.
— Где она, где? — Он схватил клоуна за жилет. — Почему она не пришла?
— Да не знаю я!
— А вдруг ее тоже убили? Последнее, что я помню, это как она бежала ко мне, размахивая сумкой.
— Нет, она жива. Жива.
Эгор отбросил перепуганного Тик-Така. Да и чего он хотел от жалкого клоуна, откуда тому знать, где Кити. Спросить бы у ревущей Риты, но это невозможно. Испугавшись за Кити впервые за время, прошедшее после его смерти, Эгор вспомнил о своих убийцах, и все его существо в один момент заполнилось лютой ненавистью. Он буквально захлебнулся новым чувством. «Надеюсь, эти козлы уже сидят, ведь их столько народу засняло на камеры телефонов. Кстати, для них это лучший вариант. Ведь если они попадут в руки к моим друзьям, их просто разберут на запчасти». Он полюбовался на своих колоритных друзей и внимательно прислушался, вытащив берушу из уха и сморщившись от боли — ему показалось, что из уха льется кровь. Его лучший друг детства Макс говорил о чем-то с институтским приятелем, борцом Кахой. Суровый мужской разговор шел как раз об обидчиках Егора, отправивших его тело в бурую кладбищенскую землю. Приземистый, почти квадратный Каха сокрушался:
— Как их не нашли? Как такое может быть? Менты поганые, работать просто не хотят. На каждом дурацком сайте этот махач выложили. Надо парочку этих антиэмо отловить да поговорить по-мужски, сдадут сразу.
Макс тихо, но твердо апеллировал:
— Да нет, брат, тут все непросто. Менты землю роют. Убили среди бела дня, сотни свидетелей, а козлов этих не найти. Антиэмо от них открестились. Мы тут поговорили с одним, он, короче, уже точно врать не мог, говорит, флэшмоб, короче, это был. Собрались они по Интернету, никто никого в лицо и даже и по именам не знал. А насчет съемки — они все в платки и арафатки лица спрятали, так что — голяк. Может, подружка Егора, когда говорить сможет, что-нибудь вспомнит.
Эгор так напрягся, что единственный глаз чуть не выскочил.
— А что, все молчит? — спросил Каха.
— Ага. Врачи говорят — стресс. Ушла в себя, — ответил Макс.
— Жалко девку.
— Ни фига. Это из-за нее, из-за этих эмо-ушлепков гребаных моего друга завалили. Такого позитивного чувака…
Дальше Эгор слушать не стал, в руку вонзились иглы биппера, времени оставалось семь минут. Одновременно с клоуном они материализовались в квартире Кити. Той самой комнате, где на узкой кровати Егор провел лучшие моменты своей жизни. Сейчас там стало пусто и тихо, как в заброшенной церкви. На всякий случай Эгор пробежался но квартире — никого. В голове бешено стучали кровавые тамтамы, глаз застилала пелена слез, биппер терзал руку — значит, пора возвращаться… Ни с чем. Клоун жалостливо поджал губы и выпучил глаза. Потом показал на стену рядом с кроватью:
— Дом — там, где сердце, правда, Эгор?
На евроремонтной белой стене алело прошитое канцелярскими кнопками истекающее кровью могучее сердце. Чтобы не оставалось никаких сомнений, Кити подписала рисунок черной тушью, готической латиницей сверху вывела «EGOR». На кровати лежало еще одно сердце, поменьше, вырезанное из розовой бумаги, с надписью «Кити». Девочка не успела его отдать. Выглядело все крайне зловеще и безотрадно. Клоун то ли поежился, то ли пожал плечами:
— Пора в больницу.
Эгора озарила изнутри молния просветления.
— Точно! Я знаю, она там. — И в тот же миг он оказался в палате Кити прямо перед ее койкой.
Его любимая девочка лежала мертвенно-спокойная, под капельницей с питательной смесью, и смотрела сквозь Эгора, который просто впился в нее взглядом. Он попытался ее обнять, но Кити только перевернулась на другой бок, лицом к стене. Игла капельницы выскочила из вены, и жидкость закапала на иол, истекали и последние секунды пребывания Эгора в Реале. Биппер уже отрывал руку, но Эгор не чувствовал его. Он рыдал в голос, бился головой в мягкое плечо не замечавшей его Кити, готовый растаять без следа на этом родном плече. Но верный клоун ловко подхватил его под мышку и в последнюю секунду сумел оказаться с ним в узких дверях Эмомира, которые как раз распахнул нервничавший Кот. Клоун с Эгором ввалились в Эмомир вместе с холодными змеями отчаяния, медузами страданий и щетинистыми многоножками переживаний…
В эту же секунду к Кити подбежала молодая медсестра, подхватила трубку капельницы, перевернула девушку обратно на спину и вставила ей иглу в вену. Потом всплеснула руками, обращаясь в никуда:
— Ну что с этой дурочкой делать? Не ест, не говорит, ничего не хочет. Пропадет ведь. Бывает же такая любовь!
Тетка с соседней кровати обрадовалась возможности пообщаться:
— Любовь — это замечательно, вот у меня такой не случилось, чтоб прямо страсть. Завидую вашей дурочке.
— Да уж позавидуешь, парня ее убили ни за что, средь бела дня, у нее на глазах.
К разговору подключилась толстая матрона, которая лежала у окна:
— А я вам так скажу, наркоманка или сатанистка. Ни за что не убивают. Вот зачем, например, у нее губы да нос проколоты? Что за дурь?
Медсестра с ненавистью посмотрела на злую тетку, погладила Кити по голове и выбежала из палаты.
— Что случилось? Как долго я провалялся в отрубе?
— Все в порядке, шеф. Минуту, не больше. Советую все же заткнуть уши берушами, тогда меня ты будешь слышать, а остальной мир — нет. Я буду стараться орать тебе прямо в уши.
Что ж, Эгор так и сделал и огляделся. В чувстве юмора его спутнику отказать было нельзя, он перенес его из больницы в гораздо более веселое место. Эгор сидел на кладбище, привалившись спиной к чьему-то надгробию. Вокруг Эмобоя высилась трава, видимо, эту могилу давно никто не навещал. Клоун сидел на лавочке рядом и как-то слишком нежно смотрел на него своими маленькими глазками.
— Что? — спросил Эгор. — Зачем мы здесь? Кто-то умер?
Клоун кивнул. — Кити? — ужаснулся Эгор.
Клоун помотал головой и показал толстой сарделькой пальца на него.
— А, ну да, — вспомнил юноша. — И что мы здесь делаем?
— Прощаемся с тобой, — прочитал Эгор по толстым, ярко накрашенным красным губам клоуна.
Эмобой почувствовал спиной холод могильного камня, поднялся на ватные ноги и посмотрел в направлении, указанном клоуном. Его глазу открылась печальная картина. Четверо кладбищенских рабочих с помятыми всепонимающе-испуганными интеллигентными лицами аккуратно укладывали в свежевырытую могилу гроб. А рядом с ними, в упор глядя на него, стояла ничего не видящая от горя, рыдающая мама, которую поддерживал за плечи удивительно небритый отец. «Никогда его таким небритым не видел», — подумал Эгор и понял, как он их любит и как им больно. Понял, что с момента, как он очнулся в Эмомире, он гнал от себя мысли о родителях, прятался от них. Но сейчас прятаться было некуда, он прочувствовал эту боль сполна. В горле спазмом встал ком, слезы клокотали внутри, но заплакать он не мог, черная дыра сердца разорвалась на клочки, и каждый из них болел, как целое сердце. Ему было не жалко себя — Егора, хорошего, веселого парня, который больше не выпьет пива с друзьями и не поцелует ни одну девчонку, не покатается на папиной «Аудине». Нет! Ему было жаль маму, папу и скрючившуюся за их спинами и не поднимавшую седой головы свою еще нестарую бабушку. Ему было жаль своих школьных и институтских друзей, которых он никогда не видел такими грустными и растерянными, этих балбесов и раздолбаев, с которыми он тусил каких-то три дня назад. Ему так захотелось подойти к ним, обнять, попытаться утешить, чего-нибудь ляпнуть типа: «Да, вот он я. Немного похудел и загорел, но это — я». Сказать им, как он всех их любит. Почему он никогда не говорил им этого? Эгор, раздираемый чувствами, на прямых трясущихся ногах направился к внушительной толпе тех, кто пришел с ним попрощаться. Здесь стояли и его многочисленные родственники — насупленные дядья и зареванные тетки с племянниками, и дворовые друзья, и товарищи-пловцы, и хмурые одноклассники с ревущими одноклассницами и однокурсницами. Пришла даже группка эмо, стоявших чуть позади. Клоун, шедший за Эгором по пятам, их сразу заприметил и стал тыкать пальцем:
— Гляди, Эгор, твои новые родственнички пришли попозировать. У тебя, вернее, у Егора Трушина теперь культовый статус среди плакс. Погиб в бою, геройски сражаясь с антиэмо.
— Заткнись ты! — процедил сквозь зубы Эгор, пытаясь найти в толпе Кити. — Мне и так больно, очень больно.
— Подумаешь, какой нежный. Похороны хорошие, пышные, вон сколько народу. Я прямо завидую тебе, Эгор. Ты герой двух миров. Да еще и на собственных похоронах побывал. Это ж мечта! Позырить, кто пришел, послушать, кто чего сказал. А кто не пришел, того в блокнотик на заметку, мы его потом во сне навестим…
Эгор не слушал клоуна, он искал Кити, обшаривая взглядом ряды стоявших вокруг людей. Ни среди друзей, ни среди эмо он Кити не обнаружил. Вот Риту он сразу увидел — в сапогах на высоченных каблуках и в черном плаще с капюшоном. Она возвышалась над толпой, само воплощение скорби. Эгор никогда не подумал бы, что Рита способна на такое. Готка просто рыдала в голос, размазывая слезы с черной тушью по лицу. Ее постоянный сарказм, скупые эмоции… Неужели за этой маской прятался искренне любящий человек? Эгор был потрясен метаморфозой Риты, но еще больше его потрясло отсутствие Кити.
— Где она, где? — Он схватил клоуна за жилет. — Почему она не пришла?
— Да не знаю я!
— А вдруг ее тоже убили? Последнее, что я помню, это как она бежала ко мне, размахивая сумкой.
— Нет, она жива. Жива.
Эгор отбросил перепуганного Тик-Така. Да и чего он хотел от жалкого клоуна, откуда тому знать, где Кити. Спросить бы у ревущей Риты, но это невозможно. Испугавшись за Кити впервые за время, прошедшее после его смерти, Эгор вспомнил о своих убийцах, и все его существо в один момент заполнилось лютой ненавистью. Он буквально захлебнулся новым чувством. «Надеюсь, эти козлы уже сидят, ведь их столько народу засняло на камеры телефонов. Кстати, для них это лучший вариант. Ведь если они попадут в руки к моим друзьям, их просто разберут на запчасти». Он полюбовался на своих колоритных друзей и внимательно прислушался, вытащив берушу из уха и сморщившись от боли — ему показалось, что из уха льется кровь. Его лучший друг детства Макс говорил о чем-то с институтским приятелем, борцом Кахой. Суровый мужской разговор шел как раз об обидчиках Егора, отправивших его тело в бурую кладбищенскую землю. Приземистый, почти квадратный Каха сокрушался:
— Как их не нашли? Как такое может быть? Менты поганые, работать просто не хотят. На каждом дурацком сайте этот махач выложили. Надо парочку этих антиэмо отловить да поговорить по-мужски, сдадут сразу.
Макс тихо, но твердо апеллировал:
— Да нет, брат, тут все непросто. Менты землю роют. Убили среди бела дня, сотни свидетелей, а козлов этих не найти. Антиэмо от них открестились. Мы тут поговорили с одним, он, короче, уже точно врать не мог, говорит, флэшмоб, короче, это был. Собрались они по Интернету, никто никого в лицо и даже и по именам не знал. А насчет съемки — они все в платки и арафатки лица спрятали, так что — голяк. Может, подружка Егора, когда говорить сможет, что-нибудь вспомнит.
Эгор так напрягся, что единственный глаз чуть не выскочил.
— А что, все молчит? — спросил Каха.
— Ага. Врачи говорят — стресс. Ушла в себя, — ответил Макс.
— Жалко девку.
— Ни фига. Это из-за нее, из-за этих эмо-ушлепков гребаных моего друга завалили. Такого позитивного чувака…
Дальше Эгор слушать не стал, в руку вонзились иглы биппера, времени оставалось семь минут. Одновременно с клоуном они материализовались в квартире Кити. Той самой комнате, где на узкой кровати Егор провел лучшие моменты своей жизни. Сейчас там стало пусто и тихо, как в заброшенной церкви. На всякий случай Эгор пробежался но квартире — никого. В голове бешено стучали кровавые тамтамы, глаз застилала пелена слез, биппер терзал руку — значит, пора возвращаться… Ни с чем. Клоун жалостливо поджал губы и выпучил глаза. Потом показал на стену рядом с кроватью:
— Дом — там, где сердце, правда, Эгор?
На евроремонтной белой стене алело прошитое канцелярскими кнопками истекающее кровью могучее сердце. Чтобы не оставалось никаких сомнений, Кити подписала рисунок черной тушью, готической латиницей сверху вывела «EGOR». На кровати лежало еще одно сердце, поменьше, вырезанное из розовой бумаги, с надписью «Кити». Девочка не успела его отдать. Выглядело все крайне зловеще и безотрадно. Клоун то ли поежился, то ли пожал плечами:
— Пора в больницу.
Эгора озарила изнутри молния просветления.
— Точно! Я знаю, она там. — И в тот же миг он оказался в палате Кити прямо перед ее койкой.
Его любимая девочка лежала мертвенно-спокойная, под капельницей с питательной смесью, и смотрела сквозь Эгора, который просто впился в нее взглядом. Он попытался ее обнять, но Кити только перевернулась на другой бок, лицом к стене. Игла капельницы выскочила из вены, и жидкость закапала на иол, истекали и последние секунды пребывания Эгора в Реале. Биппер уже отрывал руку, но Эгор не чувствовал его. Он рыдал в голос, бился головой в мягкое плечо не замечавшей его Кити, готовый растаять без следа на этом родном плече. Но верный клоун ловко подхватил его под мышку и в последнюю секунду сумел оказаться с ним в узких дверях Эмомира, которые как раз распахнул нервничавший Кот. Клоун с Эгором ввалились в Эмомир вместе с холодными змеями отчаяния, медузами страданий и щетинистыми многоножками переживаний…
В эту же секунду к Кити подбежала молодая медсестра, подхватила трубку капельницы, перевернула девушку обратно на спину и вставила ей иглу в вену. Потом всплеснула руками, обращаясь в никуда:
— Ну что с этой дурочкой делать? Не ест, не говорит, ничего не хочет. Пропадет ведь. Бывает же такая любовь!
Тетка с соседней кровати обрадовалась возможности пообщаться:
— Любовь — это замечательно, вот у меня такой не случилось, чтоб прямо страсть. Завидую вашей дурочке.
— Да уж позавидуешь, парня ее убили ни за что, средь бела дня, у нее на глазах.
К разговору подключилась толстая матрона, которая лежала у окна:
— А я вам так скажу, наркоманка или сатанистка. Ни за что не убивают. Вот зачем, например, у нее губы да нос проколоты? Что за дурь?
Медсестра с ненавистью посмотрела на злую тетку, погладила Кити по голове и выбежала из палаты.
ГЛАВА 10
Королева Маргит
Королева задумчиво смотрела в высокое витражное окно своего готического замка. Хотя стиль, в котором когда-то соорудили это мрачное помпезное здание, скорее относился к нео - или псевдоготике. Всего в нем было слишком: слишком черные стены, слишком большие нагромождения слишком высоких башен, слишком много химер и других представителей бестиария земного мира украшало фронтоны, слишком много розовых черепов и разбитых сердец из стекла впаяно в витражи тусклых окон. Королева начинала нервничать, и ей это не нравилось. Ей не терпелось увидеть того, кто должен вскоре разрушить ее одиночество, того, кто сможет воплотить ее материнские чаяния и разделить тяжесть короны Эмомира. Нервничать ей не к лицу, и она с трудом сдерживала каменные мимические мышцы, чтобы не нахмуриться. Ее огромные глаза прятали огонек интереса за привычным безразличием. Скоро, очень скоро ее мечты сбудутся, но никакие проявления чувств не должны смутить привыкших к ее статуарности, порхающих по дворцу фрейлин. Имидж превыше всего!
— Где же застрял этот старый кастрат? Его только за смертью посылать. На кошачье кладбище, — процедила Королева, и фрейлины дружно захлопали крылышками, рассыпая по дворцу убористую пыльцу черного смеха.
Смеялись во дворце крайне редко, юмор здесь был не в чести, разве что его черная разновидность. Отсмеявшись, фрейлины дружно закружились в порывистом танце вокруг внушительного колеса люстры, утыканного множеством свечей. Фрейлины, как и Королева, выглядели ночными бабочками с жирными лохматыми тельцами и короткими блеклыми крылышками. Только Королева вымахала в десятки раз больше любой из них. Метра два в высоту, с двухметровым размахом черных крыльев, она напоминала бы квадрат Малевича, если бы не обрамленное прямыми черными волосами мертвенно-бледное красивое женское лицо с пухлыми губами и хищным носом, обезображенное фасеточными круглыми глазами насекомого. Три пары блестящих хитиновых лапок Королевы, в отличие от неподвижного лица, находились в постоянном движении. Сейчас, например, они нетерпеливо терлись друг о друга. Спину Королевы украшала большая розовая черепушка. Причем это была не татуировка — Королева происходила из великого рода Мертвоголовых.
Когда пять лет назад Хозяин послал ее блюсти порядок в этом мире, здесь росло много цветов, что идеально для бабочек. Здесь не знали слов «смерть» и «страдание», зато бродили стада пубертатного стыда, детских страхов и беспричинного смеха. Слишком много радости и веселья, глупости и позитива. Королева навела порядок при помощи гвардии, которая за время, проведенное в Эмомире, превратилась в жалких пропойц, пьющих собственные воспоминания о бурной молодости. Или, как они говорили, французское вино «Ностальжи». А может, их мучила совесть? Ведь по приказу Королевы они посадили под замок не только чудовищ, но и таких прекрасных на их взгляд существ, как Веселье, Радость и Вдохновение. И теперь выпускали их погулять только в самое темное время, и то на цепи, чтобы другие обитатели Эмокора их не увидели. Все давно уже забыли, что этот мир переливался всеми известными красками до того, как на него взглянула Королева. Ее фасеточные глаза различали всего два цвета — черный и розовый, странную гамму, и мир вокруг стал таким для всех. Это потом уже ученый Кот подвел под эти цвета замечательную теорию о том, что розовый символизирует бессмертную любовь, а черный — все то зло, ложь, насилие и прочие неприятности, с которыми любви приходится столкнуться на своем пути. А теперь национальные цвета эмо-королевства завоевывали реальный мир, смешивая розовый цвет юношеских грез с черной жестью взрослой жизни.
Королева Маргит хотела бы, чтобы Эмомир стал совсем черным, как ее родной мир, но, к ее сожалению, осуществить это было не в ее силах. Как, впрочем, и покинуть это неприятное место. Хозяин держал ее здесь для своих целей, у нее была миссия, и ее приходилось выполнять. При помощи фрейлин она собирала легкую субстанцию счастья в двух мирах и ждала прихода Эмобоя. Все, что должно произойти в Эмомире, его Создатель изложил в своей Великой книге, с которой Королева никогда не расставалась. Пять земных лет в окружении немых фрейлин, доставучего кота и отвратительных ей эмо-кукол тянулись для нее вечностью. Она родилась женщиной и хотела любви, но полюбить могла только его — Эмобоя из Реала. Так придумал Хозяин, так написано в Книге, и с этим ничего нельзя было сделать. Пять долгих и томительных лет не прошли даром. Маргит наполнила запасники дворца счастьем и любовью. В основном эти богатства попадали в Эмомир через разломы из Реала. Но какую-то часть поставляли и аборигены Эмомира: эмо-киды и барбикены. Эмо-киды в обмен на свое кукольное счастье раз в неделю получали от Королевы ворох разнообразного эмо-стаффа — тряпок, значков и прочего черно-розового барахла. Счастья от них приходило как от козла молока, и Маргит давно бы распрощалась с психически неустойчивыми куклами, если бы вместе со счастьем они не приносили во дворец столько своих страданий, которые стали любимой пищей для чудовищ, удерживаемых Королевой в темнице и ждущих своего звездного часа.
Так обстояли дела с змо-кидами. Другое дело — барбикены, которые жили колонией в центре Эмо-тауна, где находилось большинство точек слияния с реальным миром. Куклы-барбикены строили свою жизнь по глянцевым журналам. Жили они самолюбованием и дешевыми удовольствиями. Последнее Королева в избытке давала взамен на ненужную и презираемую барбикенами любовь.
Вот так замечательно обстояли дела в ее королевстве. И Маргит долгой службой Хозяину заслужила своего Эмобоя, который прибыл в Эмокор ровно три земных дня назад, но почему-то до сих пор еще не оказался в ее объятиях. Конечно, Маргит могла пару раз взмахнуть крыльями и сама прилететь к нему, окрыленная любовью, но как же имидж, как же этикет — ведь она Королева! Ничего, она терпела очень долго, потерпит еще день. Но Кот точно получит хорошую трепку. Высокая дверь, испещренная горельефными сценками битвы гвардии с эмо-чудищами, протяжно заскрипела и слегка приоткрылась, достаточно для того, чтобы в щель протиснулся легкий на помине эмо-кот. Сердце Королевы сладко замерло в предвкушении встречи с Эгором, но поджавший хвост Кот вошел совершенно один. Шерсть на вжатой в костлявые плечики кошачьей голове стояла дыбом, стекла в модной черной пластмассовой оправе разбиты, ученого колотило мелкой противной дрожью.
— Ну что застыл в дверях, мой котик? Лапки сводит? — вкрадчиво спросила Маргит, но от ее голоса все равно веяло холодом. Она сцепила все шесть своих блестящих руконожек.
— Я не виноват, не виноват. Это все клоун, жирный урод. Про клоуна мне никто не говорил. Он влияет на Эгора, он мешает, я не могу с ними справиться! Мания, ну хоть ты скажи, что это так.
Кот говорил быстро и не глядя на Королеву. В незакрывшуюся дверную щель легко протиснулась субтильная Мания и встала рядом с Котом, нагло расставив длинные ноги и уставившись пустыми глазницами на Королеву. В ушах куклы демонстративно торчали наушники плеера.
— Здрасьте, — выдавила она сквозь зубы.
— Отлично, вся элита эмо-шушеры в сборе. Самое время разобрать вас на эмотроны, бесполезные создания. Где мой Эмобой? — скрежетал металлом голос Королевы.
— В Спальном районе, ваше величество. Я сделал все, что мог, но чертов клоун! Откуда он вообще здесь взялся, этот сгусток плоских шуток и тупых острот? Его даже в Книге нет, этого красного пса.
— Так! — Королева медленно поднялась в воздух и зависла над Котом и куклой. — Так, значит, наш герой явился не один, а с провожатым? Создатель, как всегда, подкинул нам загадок. Ну, с этим я, пожалуй, разберусь сама. Здесь дело, кажется, не вашего ума. И что же мой герой Эгор в районе Спальном делает сейчас? И почему герой предпочитает дешевую плебейскую забаву прекрасной и влюбленной Королеве? В чьих снах гуляет он вместо моих объятий?
Кот совсем сник, встал на четыре конечности, как его неученые сородичи, поджал хвост и втянул голову. Мания неодобрительно покачала головой.
— Что ж ты молчишь, животное? — продолжала скрежетать Королева. — В чьих снах купается мой суженый Эгор? Девицы своей жалкой из Реала?
— Кха-ха-ха, — прокашлялась Мания. — О Великая Черно-Розовая Мать! Все не так просто. Эгор хочет отомстить своим обидчикам, тем, кто отнял у него жизнь, а клоун посоветовал найти их через сны.
— Он заставил меня. — Кот снова вскочил на лапах в кедах и истерично затараторил: — Он просто своего Эмобоя, который прибыл в Эмокор ровно три земных дня назад, но почему-то до сих пор еще не оказался в ее объятиях. Конечно, Маргит могла пару раз взмахнуть крыльями и сама прилететь к нему, окрыленная любовью, но как же имидж, как же этикет — ведь она Королева! Ничего, она терпела очень долго, потерпит еще день. Но Кот точно получит хорошую трепку. Высокая дверь, испещренная горельефными сценками битвы гвардии с эмо-чудищами, протяжно заскрипела и слегка приоткрылась, достаточно для того, чтобы в щель протиснулся легкий на помине эмо-кот. Сердце Королевы сладко замерло в предвкушении встречи с Эгором, но поджавший хвост Кот вошел совершенно один. Шерсть на вжатой в костлявые плечики кошачьей голове стояла дыбом, стекла в модной черной пластмассовой оправе разбиты, ученого колотило мелкой противной дрожью.
— Где же застрял этот старый кастрат? Его только за смертью посылать. На кошачье кладбище, — процедила Королева, и фрейлины дружно захлопали крылышками, рассыпая по дворцу убористую пыльцу черного смеха.
Смеялись во дворце крайне редко, юмор здесь был не в чести, разве что его черная разновидность. Отсмеявшись, фрейлины дружно закружились в порывистом танце вокруг внушительного колеса люстры, утыканного множеством свечей. Фрейлины, как и Королева, выглядели ночными бабочками с жирными лохматыми тельцами и короткими блеклыми крылышками. Только Королева вымахала в десятки раз больше любой из них. Метра два в высоту, с двухметровым размахом черных крыльев, она напоминала бы квадрат Малевича, если бы не обрамленное прямыми черными волосами мертвенно-бледное красивое женское лицо с пухлыми губами и хищным носом, обезображенное фасеточными круглыми глазами насекомого. Три пары блестящих хитиновых лапок Королевы, в отличие от неподвижного лица, находились в постоянном движении. Сейчас, например, они нетерпеливо терлись друг о друга. Спину Королевы украшала большая розовая черепушка. Причем это была не татуировка — Королева происходила из великого рода Мертвоголовых.
Когда пять лет назад Хозяин послал ее блюсти порядок в этом мире, здесь росло много цветов, что идеально для бабочек. Здесь не знали слов «смерть» и «страдание», зато бродили стада пубертатного стыда, детских страхов и беспричинного смеха. Слишком много радости и веселья, глупости и позитива. Королева навела порядок при помощи гвардии, которая за время, проведенное в Эмомире, превратилась в жалких пропойц, пьющих собственные воспоминания о бурной молодости. Или, как они говорили, французское вино «Ностальжи». А может, их мучила совесть? Ведь по приказу Королевы они посадили под замок не только чудовищ, но и таких прекрасных на их взгляд существ, как Веселье, Радость и Вдохновение. И теперь выпускали их погулять только в самое темное время, и то на цепи, чтобы другие обитатели Эмокора их не увидели. Все давно уже забыли, что этот мир переливался всеми известными красками до того, как на него взглянула Королева. Ее фасеточные глаза различали всего два цвета — черный и розовый, странную гамму, и мир вокруг стал таким для всех. Это потом уже ученый Кот подвел под эти цвета замечательную теорию о том, что розовый символизирует бессмертную любовь, а черный — все то зло, ложь, насилие и прочие неприятности, с которыми любви приходится столкнуться на своем пути. А теперь национальные цвета эмо-королевства завоевывали реальный мир, смешивая розовый цвет юношеских грез с черной жестью взрослой жизни.
Королева Маргит хотела бы, чтобы Эмомир стал совсем черным, как ее родной мир, но, к ее сожалению, осуществить это было не в ее силах. Как, впрочем, и покинуть это неприятное место. Хозяин держал ее здесь для своих целей, у нее была миссия, и ее приходилось выполнять. При помощи фрейлин она собирала легкую субстанцию счастья в двух мирах и ждала прихода Эмобоя. Все, что должно произойти в Эмомире, его Создатель изложил в своей Великой книге, с которой Королева никогда не расставалась. Пять земных лет в окружении немых фрейлин, доставучего кота и отвратительных ей эмо-кукол тянулись для нее вечностью. Она родилась женщиной и хотела любви, но полюбить могла только его — Эмобоя из Реала. Так придумал Хозяин, так написано в Книге, и с этим ничего нельзя было сделать. Пять долгих и томительных лет не прошли даром. Маргит наполнила запасники дворца счастьем и любовью. В основном эти богатства попадали в Эмомир через разломы из Реала. Но какую-то часть поставляли и аборигены Эмомира: эмо-киды и барбикены. Эмо-киды в обмен на свое кукольное счастье раз в неделю получали от Королевы ворох разнообразного эмо-стаффа — тряпок, значков и прочего черно-розового барахла. Счастья от них приходило как от козла молока, и Маргит давно бы распрощалась с психически неустойчивыми куклами, если бы вместе со счастьем они не приносили во дворец столько своих страданий, которые стали любимой пищей для чудовищ, удерживаемых Королевой в темнице и ждущих своего звездного часа.
Так обстояли дела с змо-кидами. Другое дело — барбикены, которые жили колонией в центре Эмо-тауна, где находилось большинство точек слияния с реальным миром. Куклы-барбикены строили свою жизнь по глянцевым журналам. Жили они самолюбованием и дешевыми удовольствиями. Последнее Королева в избытке давала взамен на ненужную и презираемую барбикенами любовь.
Вот так замечательно обстояли дела в ее королевстве. И Маргит долгой службой Хозяину заслужила своего Эмобоя, который прибыл в Эмокор ровно три земных дня назад, но почему-то до сих пор еще не оказался в ее объятиях. Конечно, Маргит могла пару раз взмахнуть крыльями и сама прилететь к нему, окрыленная любовью, но как же имидж, как же этикет — ведь она Королева! Ничего, она терпела очень долго, потерпит еще день. Но Кот точно получит хорошую трепку. Высокая дверь, испещренная горельефными сценками битвы гвардии с эмо-чудищами, протяжно заскрипела и слегка приоткрылась, достаточно для того, чтобы в щель протиснулся легкий на помине эмо-кот. Сердце Королевы сладко замерло в предвкушении встречи с Эгором, но поджавший хвост Кот вошел совершенно один. Шерсть на вжатой в костлявые плечики кошачьей голове стояла дыбом, стекла в модной черной пластмассовой оправе разбиты, ученого колотило мелкой противной дрожью.
— Ну что застыл в дверях, мой котик? Лапки сводит? — вкрадчиво спросила Маргит, но от ее голоса все равно веяло холодом. Она сцепила все шесть своих блестящих руконожек.
— Я не виноват, не виноват. Это все клоун, жирный урод. Про клоуна мне никто не говорил. Он влияет на Эгора, он мешает, я не могу с ними справиться! Мания, ну хоть ты скажи, что это так.
Кот говорил быстро и не глядя на Королеву. В незакрывшуюся дверную щель легко протиснулась субтильная Мания и встала рядом с Котом, нагло расставив длинные ноги и уставившись пустыми глазницами на Королеву. В ушах куклы демонстративно торчали наушники плеера.
— Здрасьте, — выдавила она сквозь зубы.
— Отлично, вся элита эмо-шушеры в сборе. Самое время разобрать вас на эмотроны, бесполезные создания. Где мой Эмобой? — скрежетал металлом голос Королевы.
— В Спальном районе, ваше величество. Я сделал все, что мог, но чертов клоун! Откуда он вообще здесь взялся, этот сгусток плоских шуток и тупых острот? Его даже в Книге нет, этого красного пса.
— Так! — Королева медленно поднялась в воздух и зависла над Котом и куклой. — Так, значит, наш герой явился не один, а с провожатым? Создатель, как всегда, подкинул нам загадок. Ну, с этим я, пожалуй, разберусь сама. Здесь дело, кажется, не вашего ума. И что же мой герой Эгор в районе Спальном делает сейчас? И почему герой предпочитает дешевую плебейскую забаву прекрасной и влюбленной Королеве? В чьих снах гуляет он вместо моих объятий?
Кот совсем сник, встал на четыре конечности, как его неученые сородичи, поджал хвост и втянул голову. Мания неодобрительно покачала головой.
— Что ж ты молчишь, животное? — продолжала скрежетать Королева. — В чьих снах купается мой суженый Эгор? Девицы своей жалкой из Реала?
— Кха-ха-ха, — прокашлялась Мания. — О Великая Черно-Розовая Мать! Все не так просто. Эгор хочет отомстить своим обидчикам, тем, кто отнял у него жизнь, а клоун посоветовал найти их через сны.
— Он заставил меня. — Кот снова вскочил на лапах в кедах и истерично затараторил: — Он просто своего Эмобоя, который прибыл в Эмокор ровно три земных дня назад, но почему-то до сих пор еще не оказался в ее объятиях. Конечно, Маргит могла пару раз взмахнуть крыльями и сама прилететь к нему, окрыленная любовью, но как же имидж, как же этикет — ведь она Королева! Ничего, она терпела очень долго, потерпит еще день. Но Кот точно получит хорошую трепку. Высокая дверь, испещренная горельефными сценками битвы гвардии с эмо-чудищами, протяжно заскрипела и слегка приоткрылась, достаточно для того, чтобы в щель протиснулся легкий на помине эмо-кот. Сердце Королевы сладко замерло в предвкушении встречи с Эгором, но поджавший хвост Кот вошел совершенно один. Шерсть на вжатой в костлявые плечики кошачьей голове стояла дыбом, стекла в модной черной пластмассовой оправе разбиты, ученого колотило мелкой противной дрожью.