– Надеюсь, им не больно? – спросил кота Эгор, когда они наконец-то выбрались из толпы, которая уже ни на что, кроме выяснения отношений, не обращала внимания.
– Больно. Но так им и надо, позерам, – ответил ученый кот, резко заворачивая на одну из тихих улиц, отходивших от площади.
От толпы дерущихся отделилась стройная фигурка и быстро догнала героя со свитой.
– Я с вами. Котик, ты не против?
– Я не против. Королева же сказала, что ты всегда можешь вернуться, Мания, – сказал кот.
Эгор с интересом, а клоун – с двойным интересом рассматривали новую спутницу. Она разительно отличалась от тех кукол на площади. На ней были только простые черные кеды и кожаные черные трусы. И все. Стройное тело, тоннели в ушах, в которых звякали плаги, черные волосы, заплетенные в африканские косички… А еще у нее отсутствовали глаза, на их месте зияли черные дырки. Над неразвитым кукольным бюстом во всю грудь чернела тату «Saosin». На спине Мании висел розовый рюкзачок, весь в значках, из кармана которого выглядывал тряпичный пупсик с зашитым ртом. Отсутствие одежды искупалось отсутствием грудей, они только слегка наметились и не вызывали непристойного интереса, как силиконовые дыньки позерок с нежно-розовыми сосками. Но несмотря на это, Мания была воплощением трогательной женственности, от нее так и веяло феромонами любви и кружило голову от подсознательного желания. – Бедная девочка! – заголосил клоун. – Как же ей досталось! И раздели, и глаза повылавливали.
Кукла саркастически хмыкнула.
– Ну конечно. Где уж им. Я такая, сколько себя помню. А глаза мне ни к чему, я все вижу получше вас.
– Знакомьтесь, это Мания. Старожил нашего мира. Она не настоящая эмо-кид, на самом деле она барбикенка-отступница. Когда-то служила со мной во дворце, а потом решила пойти просвещать позеров, нести им свет разума. Хотела стать им гранд-мазером, а стала эмо-кидом. Болезнь уж больно заразная.
– Да ладно тебе, кот. Я просто ищу любовь и пока не сдалась. Хочу сходить с вами во дворец. Ты же знаешь, Мания любит компанию.
Эгор сказал:
– А мы пока во дворец не идем, у меня есть дела поважнее.
– Я все равно пойду с вами, – не сдавалась кукла.
– Пускай идет, сир, так нужно. Терпеть не могу кукол, но так написано в Великой книге.
– Я не против, – сказал Эгор и неожиданно для себя сорвался на крик: – Но для начала я хотел бы послушать, что еще написано в этой чертовой книге, куда мы идем и что это вообще за эмо-королевство на мою одноглазую голову!
Глава 7
Глава 8
– Больно. Но так им и надо, позерам, – ответил ученый кот, резко заворачивая на одну из тихих улиц, отходивших от площади.
От толпы дерущихся отделилась стройная фигурка и быстро догнала героя со свитой.
– Я с вами. Котик, ты не против?
– Я не против. Королева же сказала, что ты всегда можешь вернуться, Мания, – сказал кот.
Эгор с интересом, а клоун – с двойным интересом рассматривали новую спутницу. Она разительно отличалась от тех кукол на площади. На ней были только простые черные кеды и кожаные черные трусы. И все. Стройное тело, тоннели в ушах, в которых звякали плаги, черные волосы, заплетенные в африканские косички… А еще у нее отсутствовали глаза, на их месте зияли черные дырки. Над неразвитым кукольным бюстом во всю грудь чернела тату «Saosin». На спине Мании висел розовый рюкзачок, весь в значках, из кармана которого выглядывал тряпичный пупсик с зашитым ртом. Отсутствие одежды искупалось отсутствием грудей, они только слегка наметились и не вызывали непристойного интереса, как силиконовые дыньки позерок с нежно-розовыми сосками. Но несмотря на это, Мания была воплощением трогательной женственности, от нее так и веяло феромонами любви и кружило голову от подсознательного желания. – Бедная девочка! – заголосил клоун. – Как же ей досталось! И раздели, и глаза повылавливали.
Кукла саркастически хмыкнула.
– Ну конечно. Где уж им. Я такая, сколько себя помню. А глаза мне ни к чему, я все вижу получше вас.
– Знакомьтесь, это Мания. Старожил нашего мира. Она не настоящая эмо-кид, на самом деле она барбикенка-отступница. Когда-то служила со мной во дворце, а потом решила пойти просвещать позеров, нести им свет разума. Хотела стать им гранд-мазером, а стала эмо-кидом. Болезнь уж больно заразная.
– Да ладно тебе, кот. Я просто ищу любовь и пока не сдалась. Хочу сходить с вами во дворец. Ты же знаешь, Мания любит компанию.
Эгор сказал:
– А мы пока во дворец не идем, у меня есть дела поважнее.
– Я все равно пойду с вами, – не сдавалась кукла.
– Пускай идет, сир, так нужно. Терпеть не могу кукол, но так написано в Великой книге.
– Я не против, – сказал Эгор и неожиданно для себя сорвался на крик: – Но для начала я хотел бы послушать, что еще написано в этой чертовой книге, куда мы идем и что это вообще за эмо-королевство на мою одноглазую голову!
Глава 7
Эмокор
Улица до боли напоминала ту, по которой они с клоуном прибежали на площадь. Такая же бесконечная, пыльная и пустая. Может быть, это она же и была. Эгор совсем не ориентировался в этом розово-черном чужом, безумном и навязчивом мире. Да и ориентироваться стало крайне сложно – солнце ушло, на черное небо вышел розовый месяц и высыпали розовые звезды. В Эмомире наступили короткие сумерки.
– Что-то быстро день пролетел, – пожаловался Эгор.
– Сир, у нас не бывает дня. Вам придется привыкнуть. И ночи у нас тоже не бывает.
– А что же бывает?
– Черно-розовые закаты, угольные сумерки, немножко розовощекого утра, пепельный вечер и романтический рассвет. В Эмомире время очень чувственное.
– А как же «время – деньги»?
– В Эмомире нет денег, сир. Да и покупать здесь нечего.
– Когда нет денег, то нет любви! – пропел довольный возможностью ввязаться в разговор клоун. – О-о! Вот этого добра здесь предостаточно, – гордо сказал кот, помахивая черно-розовым хвостом.
– А вот и нет, – встряла гордая Мания. – Достаточно для кастрированных ученых котов. Найти настоящую любовь в наше время очень трудно, почти как счастье. Она так редко попадает к нам из Реала. Ну, если только какой-нибудь ротозей потерял или от какого-нибудь хама ушла. Ею ведь нужно еще уметь распорядиться.
– Кукольный эмо-кидский бред. Во дворце у нас целые склады любви. Тебе что, мало?
– Это все заменители, интенсивно обработанные суррогаты. Я предпочитаю натуральную любовь из реального мира, пусть даже и адаптированную эмо-тронами.
– Чем? – удивился новому слову Эгор.
– Что ж, сир, будем считать, что моя лекция о природе Эмомира, по-нашему – Эмокора, спонтанно началась.
– Профессор, итить твою мать, нельзя ли попроще и без понтов? – буркнул клоун.
– Без понтов-мостов нам не обойтись. Мне придется перекинуть мостик из грубого реального мира в легкую материю бессознательного эмо. Так вот, Эмомир соседствует с Реалом, соприкасается, находится буквально в нем и остается при этом невидим, но ощутим на метафизическом уровне. Все в Эмомире соткано из эмотронов: и это небо, и дома, и вы. Эмотроны – частицы, из которых состоит живая материя, принимающая любые формы по желанию Создателя. Создатель сделал этот мир таким, какой он есть, и никто не вправе его изменять. Кроме Королевы и вас, о бесстрашный Эмобой.
– Кот, ведь так тебя зовут? Давай на ты?
– Я не могу, сир!
– Я тебе приказываю! И перестань меня постоянно обсирать: сир, сир. Или ты намекаешь, что я сир и убог?
Тик-Так заржал, а Кот только развел лапами.
– Есть вопросы?
– Куда мы премся? Я устал, – сказал Тик. Мания, показывая свое отношение к лекции, демонстративно достала плеер и надела наушники.
– Есть миллион вопросов, – сказал Эгор. – Этот плеер тоже из эмотронов?
– И плеер, и музыка, которую слушает сейчас Мания, которая когда-то звалась просто куклой Машей, и ее трусы, и она сама, и ты, Эгор, – все из эмотронов. То, что попадает к нам из Реала, рассыпается на эмотроны и обретает новые формы благодаря Создателю. Все, кроме бабочек, гвардейцев и меня, но это тема для отдельного доклада…
Коту явно с трудом давался переход на амикошонство с Эгором.
– А сколько лет Эмомиру?
– Эмомир существовал всегда. Я как ученый подозреваю, что он гораздо древнее мира реального. Первобытный страх, который ты поверг на площади, древнее любого из созданий Реала. А вот эмо-королевству пять лет с хвостиком – по меркам реального мира, конечно, поскольку здесь понятие времени отсутствует. Пять лет назад Создатель призвал в этот бесхозный мир великую королеву Маргит, чтобы она навела порядок и правила здесь до прихода Эмобоя. А что будет дальше, знает только Королева – хранительница Великой книги.
– А что, Книга и правда – комикс? – улыбнулся Эгор.
– Да. Но это великий комикс предсказаний Создателя.
– И что за порядок навела эта Маргит?
– Когда Королева прибыла сюда со своей верной гвардией, Эмомир являлся взору безобразно многоцветным, наивным и неискушенным. Но вместе с добротой, наивностью и прочими невинными и слабыми тварями типа радости, умиления и вдохновения здесь разрослись и стали активно их поедать различные чудовища – грусть, презрение, отвращение, страх и стыд. Королеве удалось разогнать монстров и запереть их в темных подвалах.
– В Эмомире есть диссиденты? – вклинился в разговор Тик-Так.
– Скорее уж маньяки-убийцы, которые, хвала Создателю, сидят теперь за решеткой.
– И чем вы их кормите? Эмо-кидами? – не унимался клоун.
– Зачем эмо-кидами? Астеническими эмоциями, которые попадают к нам из реального мира. Их в нем так много, что проблем нет вовсе. Как известно, отрицательные, астенические эмоции тормозят все процессы в организме, вот чудовища и спят почти все время.
– Ага, особенно сонными оказались эти два добряка, которые чуть не слопали меня на площади, – язвительно сказал Эгор.
– Нет, это совсем не то. Эмомир безграничен. Эти монстры – пришельцы, появившиеся только вчера, и они реально страшнее всех, виданных доселе. Королевская гвардия с ними не справилась бы.
– Банда ленивых алкоублюдков, – вставила свое слово Мания, которая вытащила из уха один наушник и прислушивалась к разговору.
Кот бросил на нее неодобрительный взгляд.
– Кстати, эти твари сожрали кучу невинных паззеров, – сказала кукла.
– Шиздить эмо – это круто! – пропел Тик-Так и осекся, взлянув на остановившихся Кота и Манию. – Извините, вырвалось. Слава Эмобою, спасителю славных паззеров! – ерничал клоун.
– И правда. Спасибо тебе, Эгор, от всех кукол эмо-кидов, – просто сказала Мания.
Эгор смутился.
Впереди показалось какое-то пустое пространство очередной площади, тускло освещенной розовыми фонарями.
– А зачем вообще спасать этих кукол? – не унимался клоун. – Для них, по-моему, поуничтожаться – одно удовольствие! Вон какую они бойню устроили на площади. Ужас! А эта чертова кукла, которая себе сердце вырвала? Ведь помрет же, ДУРа.
Мания обиделась.
– Сам дурак. Нельзя ругать кого-то за искреннее проявление чувств. Кукла не помрет, куклы от этого не умирают. Они умирают, когда о них забывают. Подлатают ее, и будет она вечно страдать от неразделенной любви к Эмобою с полным на то основанием. Но в этом и есть смысл ее кукольного существования. Ясно? – Как божий свет. Все позеры – идиоты, что в Эмомире, что в Реале, – констатировал клоун.
– Судя по безобразной драке – да, можно так сказать. Но только заваруха эта – всего лишь спектакль в честь Эгора, – сказала кукла.
– Фига себе, хеппенинг с отрыванием конечностей, – присвистнул клоун.
– Ну, может, ребята чуть перестарались, зато от души. Весело же получилось?
– Да уж, – сказал Эгор. – У нас эмо-киды не такие веселые.
– Так ведь это Эмомир, здесь все по-другому.
– Если ты закончила, Мания, я продолжу свой рассказ, – вкрадчиво сказал Кот, злобно щурясь из-под очков. – Тем более что я тоже хотел поговорить про кукол эмо-кидов.
– Без проблем. – Мания демонстративно вставила наушник обратно в ухо и затрясла головой в такт песне.
– Итак, куклы эмо-киды, – с интонацией заправского лектора произнес Кот. – Мир стал розово-черным, и в нем, как тараканы, завелись позеры, или трупозеры, – куклы эмо-киды, как вам будет угодно.
– Ближе к телу, – сказал клоун.
Они уже почти подошли к странной площади с фонарями. Стало видно, что она чем-то заставлена, но очертания предметов были размытыми в рассеянном розовом свете.
– Самые бессмысленные и вредные обитатели Эмомира, его позор и крест – позеры, эмо-киды. Не понимаю, почему Королева так благоволит к ним и всячески их культивирует. Эх, моя бы воля… – Кот вздохнул.
– Чем же они так плохи? – спросил Эгор.
– Пустые бесполезные кривляки, возвели в культ собственные чувства, собственно говоря, их у них не так и много: любовь и страдания. И устраивают из них постоянные спектакли. Для наших с Королевой целей вполне хватило бы трудолюбивых барбикенов, а еще эмо-киды считают, что созданы по образу и подобию Создателя.
– Неплохо, – вставил клоун. – А ты небось считаешь, что Создатель – это Кот с большими усами? О, майн Кот!
– Бред, – обиделся Кот. – Я просто не люблю трупозеров и бездельников. Счастья они приносят королевству с гулькин нос. А любви расходуют немерено.
– Меня в наших эмо-кидах больше всего бесили их показушные суицидальные попытки. Вещь отвратительная и заразная. Пошкрябают запястья, заляпаются кровью и гордо выставляют фотки в Интернет: вот какие мы крутые. Бе-е… Гадость. В Эмомире тоже так? – спросил Эгор.
– Ну у нас ни фоток, ни Интернета нет. Да и красоваться не перед кем. Но конечности свои целлулоидные эмо-куклы все равно периодически режут. Зачем? Спросите у Мании.
Мания скривила рот.
– Я все слышу, но объяснять ничего не буду. Все равно не поймете. Вы не знаете, что такое быть живой куклой…
– Да все мы знаем, – вмешался клоун. – Вы просто беситесь с жиру, а вернее, от его отсутствия. Вам ужасно скучно – жизнь не оказывает вам достаточного сопротивления, вам не нужно выживать, бороться с голодом и холодом. Вот вы и придумываете себе искусственную опасность, бросаете вызов толпе. Но здесь, в Эмомире, вы сами толпа и поэтому полностью деградировали. В Реале девяносто процентов эмо – тусовщики, тринадцати-, шестнадцатилетние подростки, девочки, которым нравятся розовые тряпки и плюшевые мишки. Эмо-кор они не слушают, слишком страшно и громко. То ли дело смазливая музычка от милашек из «Tokio Hotel». А все эти резаные вены – ритуал выпендрежников. Взять бритву, пару раз чиркнуть по руке, заснять это и гордиться собой – гораздо проще, чем быть личностью и что-то создавать, сопротивляться лжи и пытаться изменить этот мир, пусть хотя бы проявлениями личных чувств.
– Так, отлично! – не вытерпела Мания. – Все, что ты сейчас сказал, не имеет никакого отношения к Эмомиру. Это у вас в Реале происходит вся эта чушь. Это у вас эмо – субкультура, а у нас – это единственная культура. Мы здесь единственные разумные создания, не считая продажных отщепенцев барбикенов, этого говорящего животного, ну и Королевы, естественно. Для нас «паззер» – это звучит гордо! А вены мы режем, чтобы убедиться, что мы живые, чтобы не забыть, что есть другая боль, кроме душевного страдания.
– Звездострадальцы! – буркнул клоун.
– А хоть бы и так, – согласилась Мания. – В нашей жизни нет ничего важнее любви, мы ищем ее, верим, влюбляемся, любим. Теряем ее – страдаем, находим – радуемся.
– А между делом демонстрируете друг другу нелепые эмо-наряды. Жертвы пубертатной моды, навязанной вам из другого мира. Где ваша внутренняя свобода? – не успокаивался Тик-Так.
– Ты опять сбиваешься на реальный мир, клоун. Это у вас эмо-субкультура – разделение на два лагеря. Один считает, что эмо – это музыка с корнями в вашингтонском хардкоре и стиль жизни, наполненный искренними эмоциями. А второму наплевать на музыку, для него эмо – это мода, одежда и эпатаж. Ради моды эти вторые готовы зарабатывать анорексию и резать вены. У нас же все не так, мы – органичные эмо, мы сотканы из эмотронов, и в каждой нашей клетке звучит эмо-кор, мы – эмо-куклы, созданные для любви и страданий, и нам не нужна никакая философия. У нас свои проблемы. Мы не растем и не стареем, не рожаем детей, розово-черный мир вокруг нас не кормит, и мы полностью зависим от Реала, откуда мы черпаем и нашу любовь, и другие эмоции, которыми питаемся. В вашем мире любовь – это действие, процесс эфемерный и неуловимый, но счастья, как и страданий, она приносит людям гораздо больше, чем та, материализованная, которой здесь, в Эмомире, пользуемся мы. Вот в чем проблема. Понятно?
– Не очень, – сказал Эгор, который отвлекся от разговора, разглядывая странную площадь, на которую они вышли. Она была квадратная, гигантских размеров и вся уставлена пустыми застеленными кроватями. – Что за бред?
– Это Спальный район, сир. Извини, Эгор, сбился. – Кот смутился и тут же набросился на куклу: – Мания, ты же понимаешь, что невозможно разобраться в той околесице, которую ты нагородила. Вот, например, про музыку – она звучит у вас внутри, но ты все время в плеере. Зачем?
– Я – элита, могу себе позволить слушать то, что хочу и люблю, помимо того, что звучит внутри.
– И что ты слушаешь? – спросил Эгор, остановившись у одной из кроватей и присев на ее розовое байковое покрывало. Клоун плюхнулся рядом. Кот и кукла сели на кровати напротив.
– «Saosin» – самый рульный эмо-кор.
– Слово какое-то китайское. Очередная подделка. Ты лучше, Маня, про любовь нам подробнее расскажи. – Тик-Так болтал короткими ножками, не достающими до земли. – Во что она в Эмомире материализуется – в игрушки из секс-шопа, в морских порнозвезд, в разорванные в клочья сердечки?
– По-разному, красный эротоман. Бывают такие сладкие щенки с розовым носом и языком, которым облизывают тебя с ног до головы. Чистый, наивный и добродушный щен, который любит тебя бесконечно и бескорыстно с того момента, как увидел. А может быть, и свинья с бесстыдным розовым пятачком…
– Свиньи самые чистоплотные животные в мире.
– Прости, клоун, я образно и вовсе не хотела тебя обидеть.
Тик-Так возмущенно хрюкнул.
– То есть влюбленные пары просто заводят собачку или свинку? – спросил озадаченный Эгор, и между камнями у его ног бойко повылезали уже подзабытые грибы удивления.
– Можно сказать и так. Легко ошибиться и найти не свою любовь. Или неправильно за ней ухаживать. К тому же все надо делать вдвоем. Ну и самое главное, любовь – единственная из воплощенных эмоций, которая может умереть. Иногда очень неожиданно и без всяких предпосылок. В Эмомире не счесть кладбищ любви, а эмо-кидов, которые чаще всего хоронят свою любовь и большую часть времени проводят на могилах своих любовей, называют трупозерами.
– Круто, – присвистнул клоун. – Только я не понял, вы сексом-то занимаетесь? У вас вообще пиписьки есть? В детстве меня страшно мучил этот вопрос: есть ли у кукол пиписьки?
– Фу-у – сказал Эгор, – детский сад какой-то.
За кроватью рядом с ним вырос и расцвел стыдливый розовый куст.
– Все у нас есть, – сказала ничуть не смутившаяся Мания, – все как у людей, даже лучше. Показать?
– Давай, – обрадовался клоун, захлопав в потные ладони.
– Не надо! – Эгор даже вскочил. – Верю!
– Ну и дурак, – обиделся Тик-Так.
– Все у нас есть, – тихо повторила кукла, – кроме счастья. Простого человеческого счастья – забирают его у нас.
– Ну, не все так грустно, – подключился к разговору давно молчавший Кот. – Это жизнь. Королевство должно пополнять запасы валюты. Богатеет Королевство, богатеете и вы. Счастье слишком эфемерная и редкая субстанция, даже для Эмомира. Здесь нет денег, и единственной ценностью для торговли с другими мирами является счастье. Королевские фрейлины, эмо-фарфаллы, день и ночь трудятся, собирая пыльцу счастья на свои крылышки. Хранится счастье в запечатанных сосудах в казне Королевы и ждет тебя, о Эмобой.
– Кстати, Маня, у людей счастье тоже долго не задерживается. Не парься, – успокоил куклу клоун.
– Будь счастлива, – подпел ему Эгор и осекся.
– И вообще, нечего тут нюни разводить. Забирают у них счастье! – противным голосом сказал Кот. – Все равно что деревья страдали бы из-за того, что кислородом, который они выделяют, дышат все кому не лень. Потребляют углекислый газ – выделяют кислород. Вы потребляете любовь – выделяете счастье. Правда, слишком мало и очень редко.
– Вот урод, – сказала Мания, и из ее дырок-глаз покатились круглые черные слезы.
– А я вот ничего не потребляю, – испуганно сказал Эгор, с сочувствием глядя на куклу.
– И не потреблял? – строго спросил клоун.
– Ну разве что пару раз, как все. Фу! Ты опять меня запутал. Не потребляю здесь. Ничего не ем, не пью, и спать не хочется. Ты-то, клоун, уже тонну моих эмоций сожрал.
Кот всплеснул лапами в ярких браслетах:
– Эгор, ты идеальное создание. В тебе уже все есть. Ты можешь менять этот мир, а в будущем и мир реальный, подробней обо всем тебе расскажет Королева. А я лишь преданный хвостатый паж ее. А насчет слова «спать» – в Эмомире такого понятия нет. Во сне не спят, понимаешь?
– С трудом. Но если это сон, то есть ли у него конец?
– Конечно есть, и обязательно счастливый.
– Отлично. – Эгор повернулся к кукле. – Мания, ну хватит плакать. А то я не выдержу и присоединюсь. Скажи лучше, чем так хорош этот твой «Saosin», который ты слушаешь и который увековечила на своей груди?
Кукла сразу перестала плакать.
– Ты что, не знаешь? Странно. «Saosin» – это не только группа, это еще и мудрое китайское изречение, которое означает примерно следующее: «Держи свое сердце закрытым, потому что ничто не вечно. Не привязывайся к чему-либо, потому что это что-либо уйдет в конце концов и разобьет твое сердце».
Эгор похлопал себя по пустой груди:
– Это правда. Услышать бы пораньше. Хотя я ни о чем не жалею. Только очень хочу вернуться и увидеть Кити, одним своим глазком. Причем немедленно! Так как мне это сделать, Кот? Где ваши разломы и точки соприкосновения с Реалом? И зачем в мире, где никто не спит, огромная площадь, заставленная кроватями?
– Что-то быстро день пролетел, – пожаловался Эгор.
– Сир, у нас не бывает дня. Вам придется привыкнуть. И ночи у нас тоже не бывает.
– А что же бывает?
– Черно-розовые закаты, угольные сумерки, немножко розовощекого утра, пепельный вечер и романтический рассвет. В Эмомире время очень чувственное.
– А как же «время – деньги»?
– В Эмомире нет денег, сир. Да и покупать здесь нечего.
– Когда нет денег, то нет любви! – пропел довольный возможностью ввязаться в разговор клоун. – О-о! Вот этого добра здесь предостаточно, – гордо сказал кот, помахивая черно-розовым хвостом.
– А вот и нет, – встряла гордая Мания. – Достаточно для кастрированных ученых котов. Найти настоящую любовь в наше время очень трудно, почти как счастье. Она так редко попадает к нам из Реала. Ну, если только какой-нибудь ротозей потерял или от какого-нибудь хама ушла. Ею ведь нужно еще уметь распорядиться.
– Кукольный эмо-кидский бред. Во дворце у нас целые склады любви. Тебе что, мало?
– Это все заменители, интенсивно обработанные суррогаты. Я предпочитаю натуральную любовь из реального мира, пусть даже и адаптированную эмо-тронами.
– Чем? – удивился новому слову Эгор.
– Что ж, сир, будем считать, что моя лекция о природе Эмомира, по-нашему – Эмокора, спонтанно началась.
– Профессор, итить твою мать, нельзя ли попроще и без понтов? – буркнул клоун.
– Без понтов-мостов нам не обойтись. Мне придется перекинуть мостик из грубого реального мира в легкую материю бессознательного эмо. Так вот, Эмомир соседствует с Реалом, соприкасается, находится буквально в нем и остается при этом невидим, но ощутим на метафизическом уровне. Все в Эмомире соткано из эмотронов: и это небо, и дома, и вы. Эмотроны – частицы, из которых состоит живая материя, принимающая любые формы по желанию Создателя. Создатель сделал этот мир таким, какой он есть, и никто не вправе его изменять. Кроме Королевы и вас, о бесстрашный Эмобой.
– Кот, ведь так тебя зовут? Давай на ты?
– Я не могу, сир!
– Я тебе приказываю! И перестань меня постоянно обсирать: сир, сир. Или ты намекаешь, что я сир и убог?
Тик-Так заржал, а Кот только развел лапами.
– Есть вопросы?
– Куда мы премся? Я устал, – сказал Тик. Мания, показывая свое отношение к лекции, демонстративно достала плеер и надела наушники.
– Есть миллион вопросов, – сказал Эгор. – Этот плеер тоже из эмотронов?
– И плеер, и музыка, которую слушает сейчас Мания, которая когда-то звалась просто куклой Машей, и ее трусы, и она сама, и ты, Эгор, – все из эмотронов. То, что попадает к нам из Реала, рассыпается на эмотроны и обретает новые формы благодаря Создателю. Все, кроме бабочек, гвардейцев и меня, но это тема для отдельного доклада…
Коту явно с трудом давался переход на амикошонство с Эгором.
– А сколько лет Эмомиру?
– Эмомир существовал всегда. Я как ученый подозреваю, что он гораздо древнее мира реального. Первобытный страх, который ты поверг на площади, древнее любого из созданий Реала. А вот эмо-королевству пять лет с хвостиком – по меркам реального мира, конечно, поскольку здесь понятие времени отсутствует. Пять лет назад Создатель призвал в этот бесхозный мир великую королеву Маргит, чтобы она навела порядок и правила здесь до прихода Эмобоя. А что будет дальше, знает только Королева – хранительница Великой книги.
– А что, Книга и правда – комикс? – улыбнулся Эгор.
– Да. Но это великий комикс предсказаний Создателя.
– И что за порядок навела эта Маргит?
– Когда Королева прибыла сюда со своей верной гвардией, Эмомир являлся взору безобразно многоцветным, наивным и неискушенным. Но вместе с добротой, наивностью и прочими невинными и слабыми тварями типа радости, умиления и вдохновения здесь разрослись и стали активно их поедать различные чудовища – грусть, презрение, отвращение, страх и стыд. Королеве удалось разогнать монстров и запереть их в темных подвалах.
– В Эмомире есть диссиденты? – вклинился в разговор Тик-Так.
– Скорее уж маньяки-убийцы, которые, хвала Создателю, сидят теперь за решеткой.
– И чем вы их кормите? Эмо-кидами? – не унимался клоун.
– Зачем эмо-кидами? Астеническими эмоциями, которые попадают к нам из реального мира. Их в нем так много, что проблем нет вовсе. Как известно, отрицательные, астенические эмоции тормозят все процессы в организме, вот чудовища и спят почти все время.
– Ага, особенно сонными оказались эти два добряка, которые чуть не слопали меня на площади, – язвительно сказал Эгор.
– Нет, это совсем не то. Эмомир безграничен. Эти монстры – пришельцы, появившиеся только вчера, и они реально страшнее всех, виданных доселе. Королевская гвардия с ними не справилась бы.
– Банда ленивых алкоублюдков, – вставила свое слово Мания, которая вытащила из уха один наушник и прислушивалась к разговору.
Кот бросил на нее неодобрительный взгляд.
– Кстати, эти твари сожрали кучу невинных паззеров, – сказала кукла.
– Шиздить эмо – это круто! – пропел Тик-Так и осекся, взлянув на остановившихся Кота и Манию. – Извините, вырвалось. Слава Эмобою, спасителю славных паззеров! – ерничал клоун.
– И правда. Спасибо тебе, Эгор, от всех кукол эмо-кидов, – просто сказала Мания.
Эгор смутился.
Впереди показалось какое-то пустое пространство очередной площади, тускло освещенной розовыми фонарями.
– А зачем вообще спасать этих кукол? – не унимался клоун. – Для них, по-моему, поуничтожаться – одно удовольствие! Вон какую они бойню устроили на площади. Ужас! А эта чертова кукла, которая себе сердце вырвала? Ведь помрет же, ДУРа.
Мания обиделась.
– Сам дурак. Нельзя ругать кого-то за искреннее проявление чувств. Кукла не помрет, куклы от этого не умирают. Они умирают, когда о них забывают. Подлатают ее, и будет она вечно страдать от неразделенной любви к Эмобою с полным на то основанием. Но в этом и есть смысл ее кукольного существования. Ясно? – Как божий свет. Все позеры – идиоты, что в Эмомире, что в Реале, – констатировал клоун.
– Судя по безобразной драке – да, можно так сказать. Но только заваруха эта – всего лишь спектакль в честь Эгора, – сказала кукла.
– Фига себе, хеппенинг с отрыванием конечностей, – присвистнул клоун.
– Ну, может, ребята чуть перестарались, зато от души. Весело же получилось?
– Да уж, – сказал Эгор. – У нас эмо-киды не такие веселые.
– Так ведь это Эмомир, здесь все по-другому.
– Если ты закончила, Мания, я продолжу свой рассказ, – вкрадчиво сказал Кот, злобно щурясь из-под очков. – Тем более что я тоже хотел поговорить про кукол эмо-кидов.
– Без проблем. – Мания демонстративно вставила наушник обратно в ухо и затрясла головой в такт песне.
– Итак, куклы эмо-киды, – с интонацией заправского лектора произнес Кот. – Мир стал розово-черным, и в нем, как тараканы, завелись позеры, или трупозеры, – куклы эмо-киды, как вам будет угодно.
– Ближе к телу, – сказал клоун.
Они уже почти подошли к странной площади с фонарями. Стало видно, что она чем-то заставлена, но очертания предметов были размытыми в рассеянном розовом свете.
– Самые бессмысленные и вредные обитатели Эмомира, его позор и крест – позеры, эмо-киды. Не понимаю, почему Королева так благоволит к ним и всячески их культивирует. Эх, моя бы воля… – Кот вздохнул.
– Чем же они так плохи? – спросил Эгор.
– Пустые бесполезные кривляки, возвели в культ собственные чувства, собственно говоря, их у них не так и много: любовь и страдания. И устраивают из них постоянные спектакли. Для наших с Королевой целей вполне хватило бы трудолюбивых барбикенов, а еще эмо-киды считают, что созданы по образу и подобию Создателя.
– Неплохо, – вставил клоун. – А ты небось считаешь, что Создатель – это Кот с большими усами? О, майн Кот!
– Бред, – обиделся Кот. – Я просто не люблю трупозеров и бездельников. Счастья они приносят королевству с гулькин нос. А любви расходуют немерено.
– Меня в наших эмо-кидах больше всего бесили их показушные суицидальные попытки. Вещь отвратительная и заразная. Пошкрябают запястья, заляпаются кровью и гордо выставляют фотки в Интернет: вот какие мы крутые. Бе-е… Гадость. В Эмомире тоже так? – спросил Эгор.
– Ну у нас ни фоток, ни Интернета нет. Да и красоваться не перед кем. Но конечности свои целлулоидные эмо-куклы все равно периодически режут. Зачем? Спросите у Мании.
Мания скривила рот.
– Я все слышу, но объяснять ничего не буду. Все равно не поймете. Вы не знаете, что такое быть живой куклой…
– Да все мы знаем, – вмешался клоун. – Вы просто беситесь с жиру, а вернее, от его отсутствия. Вам ужасно скучно – жизнь не оказывает вам достаточного сопротивления, вам не нужно выживать, бороться с голодом и холодом. Вот вы и придумываете себе искусственную опасность, бросаете вызов толпе. Но здесь, в Эмомире, вы сами толпа и поэтому полностью деградировали. В Реале девяносто процентов эмо – тусовщики, тринадцати-, шестнадцатилетние подростки, девочки, которым нравятся розовые тряпки и плюшевые мишки. Эмо-кор они не слушают, слишком страшно и громко. То ли дело смазливая музычка от милашек из «Tokio Hotel». А все эти резаные вены – ритуал выпендрежников. Взять бритву, пару раз чиркнуть по руке, заснять это и гордиться собой – гораздо проще, чем быть личностью и что-то создавать, сопротивляться лжи и пытаться изменить этот мир, пусть хотя бы проявлениями личных чувств.
– Так, отлично! – не вытерпела Мания. – Все, что ты сейчас сказал, не имеет никакого отношения к Эмомиру. Это у вас в Реале происходит вся эта чушь. Это у вас эмо – субкультура, а у нас – это единственная культура. Мы здесь единственные разумные создания, не считая продажных отщепенцев барбикенов, этого говорящего животного, ну и Королевы, естественно. Для нас «паззер» – это звучит гордо! А вены мы режем, чтобы убедиться, что мы живые, чтобы не забыть, что есть другая боль, кроме душевного страдания.
– Звездострадальцы! – буркнул клоун.
– А хоть бы и так, – согласилась Мания. – В нашей жизни нет ничего важнее любви, мы ищем ее, верим, влюбляемся, любим. Теряем ее – страдаем, находим – радуемся.
– А между делом демонстрируете друг другу нелепые эмо-наряды. Жертвы пубертатной моды, навязанной вам из другого мира. Где ваша внутренняя свобода? – не успокаивался Тик-Так.
– Ты опять сбиваешься на реальный мир, клоун. Это у вас эмо-субкультура – разделение на два лагеря. Один считает, что эмо – это музыка с корнями в вашингтонском хардкоре и стиль жизни, наполненный искренними эмоциями. А второму наплевать на музыку, для него эмо – это мода, одежда и эпатаж. Ради моды эти вторые готовы зарабатывать анорексию и резать вены. У нас же все не так, мы – органичные эмо, мы сотканы из эмотронов, и в каждой нашей клетке звучит эмо-кор, мы – эмо-куклы, созданные для любви и страданий, и нам не нужна никакая философия. У нас свои проблемы. Мы не растем и не стареем, не рожаем детей, розово-черный мир вокруг нас не кормит, и мы полностью зависим от Реала, откуда мы черпаем и нашу любовь, и другие эмоции, которыми питаемся. В вашем мире любовь – это действие, процесс эфемерный и неуловимый, но счастья, как и страданий, она приносит людям гораздо больше, чем та, материализованная, которой здесь, в Эмомире, пользуемся мы. Вот в чем проблема. Понятно?
– Не очень, – сказал Эгор, который отвлекся от разговора, разглядывая странную площадь, на которую они вышли. Она была квадратная, гигантских размеров и вся уставлена пустыми застеленными кроватями. – Что за бред?
– Это Спальный район, сир. Извини, Эгор, сбился. – Кот смутился и тут же набросился на куклу: – Мания, ты же понимаешь, что невозможно разобраться в той околесице, которую ты нагородила. Вот, например, про музыку – она звучит у вас внутри, но ты все время в плеере. Зачем?
– Я – элита, могу себе позволить слушать то, что хочу и люблю, помимо того, что звучит внутри.
– И что ты слушаешь? – спросил Эгор, остановившись у одной из кроватей и присев на ее розовое байковое покрывало. Клоун плюхнулся рядом. Кот и кукла сели на кровати напротив.
– «Saosin» – самый рульный эмо-кор.
– Слово какое-то китайское. Очередная подделка. Ты лучше, Маня, про любовь нам подробнее расскажи. – Тик-Так болтал короткими ножками, не достающими до земли. – Во что она в Эмомире материализуется – в игрушки из секс-шопа, в морских порнозвезд, в разорванные в клочья сердечки?
– По-разному, красный эротоман. Бывают такие сладкие щенки с розовым носом и языком, которым облизывают тебя с ног до головы. Чистый, наивный и добродушный щен, который любит тебя бесконечно и бескорыстно с того момента, как увидел. А может быть, и свинья с бесстыдным розовым пятачком…
– Свиньи самые чистоплотные животные в мире.
– Прости, клоун, я образно и вовсе не хотела тебя обидеть.
Тик-Так возмущенно хрюкнул.
– То есть влюбленные пары просто заводят собачку или свинку? – спросил озадаченный Эгор, и между камнями у его ног бойко повылезали уже подзабытые грибы удивления.
– Можно сказать и так. Легко ошибиться и найти не свою любовь. Или неправильно за ней ухаживать. К тому же все надо делать вдвоем. Ну и самое главное, любовь – единственная из воплощенных эмоций, которая может умереть. Иногда очень неожиданно и без всяких предпосылок. В Эмомире не счесть кладбищ любви, а эмо-кидов, которые чаще всего хоронят свою любовь и большую часть времени проводят на могилах своих любовей, называют трупозерами.
– Круто, – присвистнул клоун. – Только я не понял, вы сексом-то занимаетесь? У вас вообще пиписьки есть? В детстве меня страшно мучил этот вопрос: есть ли у кукол пиписьки?
– Фу-у – сказал Эгор, – детский сад какой-то.
За кроватью рядом с ним вырос и расцвел стыдливый розовый куст.
– Все у нас есть, – сказала ничуть не смутившаяся Мания, – все как у людей, даже лучше. Показать?
– Давай, – обрадовался клоун, захлопав в потные ладони.
– Не надо! – Эгор даже вскочил. – Верю!
– Ну и дурак, – обиделся Тик-Так.
– Все у нас есть, – тихо повторила кукла, – кроме счастья. Простого человеческого счастья – забирают его у нас.
– Ну, не все так грустно, – подключился к разговору давно молчавший Кот. – Это жизнь. Королевство должно пополнять запасы валюты. Богатеет Королевство, богатеете и вы. Счастье слишком эфемерная и редкая субстанция, даже для Эмомира. Здесь нет денег, и единственной ценностью для торговли с другими мирами является счастье. Королевские фрейлины, эмо-фарфаллы, день и ночь трудятся, собирая пыльцу счастья на свои крылышки. Хранится счастье в запечатанных сосудах в казне Королевы и ждет тебя, о Эмобой.
– Кстати, Маня, у людей счастье тоже долго не задерживается. Не парься, – успокоил куклу клоун.
– Будь счастлива, – подпел ему Эгор и осекся.
– И вообще, нечего тут нюни разводить. Забирают у них счастье! – противным голосом сказал Кот. – Все равно что деревья страдали бы из-за того, что кислородом, который они выделяют, дышат все кому не лень. Потребляют углекислый газ – выделяют кислород. Вы потребляете любовь – выделяете счастье. Правда, слишком мало и очень редко.
– Вот урод, – сказала Мания, и из ее дырок-глаз покатились круглые черные слезы.
– А я вот ничего не потребляю, – испуганно сказал Эгор, с сочувствием глядя на куклу.
– И не потреблял? – строго спросил клоун.
– Ну разве что пару раз, как все. Фу! Ты опять меня запутал. Не потребляю здесь. Ничего не ем, не пью, и спать не хочется. Ты-то, клоун, уже тонну моих эмоций сожрал.
Кот всплеснул лапами в ярких браслетах:
– Эгор, ты идеальное создание. В тебе уже все есть. Ты можешь менять этот мир, а в будущем и мир реальный, подробней обо всем тебе расскажет Королева. А я лишь преданный хвостатый паж ее. А насчет слова «спать» – в Эмомире такого понятия нет. Во сне не спят, понимаешь?
– С трудом. Но если это сон, то есть ли у него конец?
– Конечно есть, и обязательно счастливый.
– Отлично. – Эгор повернулся к кукле. – Мания, ну хватит плакать. А то я не выдержу и присоединюсь. Скажи лучше, чем так хорош этот твой «Saosin», который ты слушаешь и который увековечила на своей груди?
Кукла сразу перестала плакать.
– Ты что, не знаешь? Странно. «Saosin» – это не только группа, это еще и мудрое китайское изречение, которое означает примерно следующее: «Держи свое сердце закрытым, потому что ничто не вечно. Не привязывайся к чему-либо, потому что это что-либо уйдет в конце концов и разобьет твое сердце».
Эгор похлопал себя по пустой груди:
– Это правда. Услышать бы пораньше. Хотя я ни о чем не жалею. Только очень хочу вернуться и увидеть Кити, одним своим глазком. Причем немедленно! Так как мне это сделать, Кот? Где ваши разломы и точки соприкосновения с Реалом? И зачем в мире, где никто не спит, огромная площадь, заставленная кроватями?
Глава 8
Инструктаж
Первые лучи эмо-солнца осветили площадь Спального района. Закат плавно перетек в рассвет, не выходя из уже привычной розово-черной гаммы. Четыре совершенно непохожих друг на друга существа сидели на двух старых металлических кроватях с розовыми выцветшими покрывалами и огромными черными подушками с орнаментом из розовых черепов в изголовьях. Испуганный напором одноглазого героя, ученый кот держал перед ним ответ:
– Спальный район – это такая сложная телепортационная система, которая транслирует образы обитателей Эмомира в сны обитателей Реала. Что-то вроде ваших кинотеатров. У эмо-кукол нет иного способа попасть в мир снов, который в принципе не подвластен никому. Я говорю «в принципе», потому что в Великой книге написано, что ты, Эмобой, сломаешь эти стереотипы и покоришь мир снов. Ты сможешь вмешиваться в ход сновидений и менять их так же, как и Эмомир. А пока это чисто развлекательное заведение. Любой из обитателей Эмокора может прийти сюда, лечь головой на сонную подушку, попасть в сон любого человека в Реале и посмотреть его изнутри.
– И даже в сон Памелы Андерсон? – снова влез Тик-Так.
– Какой же у вас дурной вкус, клоун, – едко сказал Кот.
– Цирковой. И все же?
– Конечно, главное, чтобы она в этот момент спала.
Эгор опешил от открывшейся возможности.
– Тик-Так, а ну-ка пересядь.
– Ты что, хочешь прямо сейчас к Памеле?
– Да убери ты свою толстую задницу.
– Уже убрал. – Клоун юркнул на свободную кровать в метре от Эгора. – Только учти, Памела на сегодня занята!
Эгор не ответил, только махнул на него рукой, как на надоедливую муху. Он уже вытянулся в струнку, вжав голову в черный шелк подушки, и закрыл глаз. «Кити, Кити, где же ты? Я иду к тебе!» Кукла и Кот переглянулись, ученый кивнул на свою левую лапу, где красовались сразу три пары модных часов, и с сожалением покачал усатой мордой.
– Черт побери, я ничего не вижу. Что за тупые приколы? – закричал Эгор.
– Оно немудрено, Эгор, ведь в реальном мире сейчас день в разгаре, – развел лапами Кот.
– Зачем так орать! Ты мне весь кайф обломал, – раздалось с кровати клоуна, – а я только-только познакомился со Скарлетт.
– Какой еще Скарлетт? Ты же хотел в сон Андерсон, – удивилась Мания.
– Андерсон – Йохансон, невелика разница. Большие сиськи и классная задница. Зато Скарлетка моложе, и сиськи настоящие. И вообще, я борюсь со своим дурным вкусом.
– Нет, нет, нет! – Эгор забегал вокруг кровати, чувствуя, как закипает горючий фонтан в глазу. – Я должен немедленно увидеть Кити. К черту королеву, к черту подвиги, к черту весь ваш слюнявый Эмокор! Пока я не увижу Кити, никуда не пойду.
– Но, сир! Извини, Эгор, опять сбился, я просто в шоке. Это невозможно. Мы должны до заката быть во дворце.
– Я знаю точно, невозможное возможно! – пропел красный шут и сел на шпагат.
Мания повернула к нему голову, приложила два пальца к виску и сделала вид, что застрелилась. Эгор схватил Кота за лацканы его модного «ботанического» пиджака и с ненавистью заглянул в его вертикальные зрачки.
– Кот, ты видел, что я сделал с клопом и с зайцем на площади? С тобой это проделать будет гораздо проще. Я всего лишь хочу увидеть любимую девушку и попрощаться с ней. И все. Ты не можешь мне отказать. И ты немедленно отведешь меня к чертовым разломам, или как вы там их называете. Все понятно?
От Эгора разлетались злые вороны.
– Больно. Мяу. Как больно. Я отведу. Но Королева будет очень недовольна. – Шерсть у Кота встала дыбом, он стал жалок и смешон.
– Скажи, что я тебя заставил под угрозой смерти или… как его… дезактивации эмотронов.
– Хорошо, только отпустите меня, сир, тьфу, Эгор.
Все четверо молча покинули площадь и свернули в маленький кривой переулок, который внезапно закончился розовой глухой стеной с маленькой узкой дверью, закрытой на щеколду. Уходя в небо, стена тихонечко подрагивала и гудела, как улей.
– Не нравится мне это место, – сказал клоун.
– Что это, Кот? Это и есть ваш разлом?
– Да, Эгор. Это ближайшая точка соприкосновения миров. Эмоциональный фон здесь зашкаливает. Причем он крайне отрицательный. Место, действительно, не очень хорошее, даже плохое. Это больничный тупичок. До прихода Королевы здесь жили и столовались два неприятнейших монстра: Депрессия и Отчаяние. Но сейчас они в заключении, под надежной охраной вместе с другими чудовищами.
– Очень хорошо, – сказал Эмобой, направляясь к узкой дверце, – всем пока, спасибо за компанию.
Кот неожиданно резким лихим прыжком перескочил через Эгора, встал спиной к дверце и затараторил:
– Нет, ты не можешь так уйти. А инструктаж? Ты ничего не знаешь о Реале. Вернее, все, что ты о нем знаешь, теперь для тебя не годится. Это враждебный и чужой для тебя мир, твой мир здесь, ты нужен нам, нужен Королеве, а там тебя никто не ждет. Там ты найдешь только боль и отчаяние.
– Кот, отойди. Мы все уже решили. Зашибу ведь!
– А ведь ботаник прав, ты должен прослушать инструктаж, – сказал клоун. – А еще тебе нужен проводник. Я пойду с тобой.
– Спальный район – это такая сложная телепортационная система, которая транслирует образы обитателей Эмомира в сны обитателей Реала. Что-то вроде ваших кинотеатров. У эмо-кукол нет иного способа попасть в мир снов, который в принципе не подвластен никому. Я говорю «в принципе», потому что в Великой книге написано, что ты, Эмобой, сломаешь эти стереотипы и покоришь мир снов. Ты сможешь вмешиваться в ход сновидений и менять их так же, как и Эмомир. А пока это чисто развлекательное заведение. Любой из обитателей Эмокора может прийти сюда, лечь головой на сонную подушку, попасть в сон любого человека в Реале и посмотреть его изнутри.
– И даже в сон Памелы Андерсон? – снова влез Тик-Так.
– Какой же у вас дурной вкус, клоун, – едко сказал Кот.
– Цирковой. И все же?
– Конечно, главное, чтобы она в этот момент спала.
Эгор опешил от открывшейся возможности.
– Тик-Так, а ну-ка пересядь.
– Ты что, хочешь прямо сейчас к Памеле?
– Да убери ты свою толстую задницу.
– Уже убрал. – Клоун юркнул на свободную кровать в метре от Эгора. – Только учти, Памела на сегодня занята!
Эгор не ответил, только махнул на него рукой, как на надоедливую муху. Он уже вытянулся в струнку, вжав голову в черный шелк подушки, и закрыл глаз. «Кити, Кити, где же ты? Я иду к тебе!» Кукла и Кот переглянулись, ученый кивнул на свою левую лапу, где красовались сразу три пары модных часов, и с сожалением покачал усатой мордой.
– Черт побери, я ничего не вижу. Что за тупые приколы? – закричал Эгор.
– Оно немудрено, Эгор, ведь в реальном мире сейчас день в разгаре, – развел лапами Кот.
– Зачем так орать! Ты мне весь кайф обломал, – раздалось с кровати клоуна, – а я только-только познакомился со Скарлетт.
– Какой еще Скарлетт? Ты же хотел в сон Андерсон, – удивилась Мания.
– Андерсон – Йохансон, невелика разница. Большие сиськи и классная задница. Зато Скарлетка моложе, и сиськи настоящие. И вообще, я борюсь со своим дурным вкусом.
– Нет, нет, нет! – Эгор забегал вокруг кровати, чувствуя, как закипает горючий фонтан в глазу. – Я должен немедленно увидеть Кити. К черту королеву, к черту подвиги, к черту весь ваш слюнявый Эмокор! Пока я не увижу Кити, никуда не пойду.
– Но, сир! Извини, Эгор, опять сбился, я просто в шоке. Это невозможно. Мы должны до заката быть во дворце.
– Я знаю точно, невозможное возможно! – пропел красный шут и сел на шпагат.
Мания повернула к нему голову, приложила два пальца к виску и сделала вид, что застрелилась. Эгор схватил Кота за лацканы его модного «ботанического» пиджака и с ненавистью заглянул в его вертикальные зрачки.
– Кот, ты видел, что я сделал с клопом и с зайцем на площади? С тобой это проделать будет гораздо проще. Я всего лишь хочу увидеть любимую девушку и попрощаться с ней. И все. Ты не можешь мне отказать. И ты немедленно отведешь меня к чертовым разломам, или как вы там их называете. Все понятно?
От Эгора разлетались злые вороны.
– Больно. Мяу. Как больно. Я отведу. Но Королева будет очень недовольна. – Шерсть у Кота встала дыбом, он стал жалок и смешон.
– Скажи, что я тебя заставил под угрозой смерти или… как его… дезактивации эмотронов.
– Хорошо, только отпустите меня, сир, тьфу, Эгор.
Все четверо молча покинули площадь и свернули в маленький кривой переулок, который внезапно закончился розовой глухой стеной с маленькой узкой дверью, закрытой на щеколду. Уходя в небо, стена тихонечко подрагивала и гудела, как улей.
– Не нравится мне это место, – сказал клоун.
– Что это, Кот? Это и есть ваш разлом?
– Да, Эгор. Это ближайшая точка соприкосновения миров. Эмоциональный фон здесь зашкаливает. Причем он крайне отрицательный. Место, действительно, не очень хорошее, даже плохое. Это больничный тупичок. До прихода Королевы здесь жили и столовались два неприятнейших монстра: Депрессия и Отчаяние. Но сейчас они в заключении, под надежной охраной вместе с другими чудовищами.
– Очень хорошо, – сказал Эмобой, направляясь к узкой дверце, – всем пока, спасибо за компанию.
Кот неожиданно резким лихим прыжком перескочил через Эгора, встал спиной к дверце и затараторил:
– Нет, ты не можешь так уйти. А инструктаж? Ты ничего не знаешь о Реале. Вернее, все, что ты о нем знаешь, теперь для тебя не годится. Это враждебный и чужой для тебя мир, твой мир здесь, ты нужен нам, нужен Королеве, а там тебя никто не ждет. Там ты найдешь только боль и отчаяние.
– Кот, отойди. Мы все уже решили. Зашибу ведь!
– А ведь ботаник прав, ты должен прослушать инструктаж, – сказал клоун. – А еще тебе нужен проводник. Я пойду с тобой.