Дядя Эрл принялся раздавать подарки. Люсинде достался пирог от миссис Гиллиган, сатиновый футляр для носовых платков от Джоанны и еще уйма других подарков, из которых ее больше всего обрадовали «Новые приключения Мурзилки» Палмера Кокса от мистера Ночной Совы. Потом дядя Эрл начал вручать подарки Люсинды. К каждому их них девочка приложила по короткому напутствию, и теперь дядя читал эти напутствия вслух.
Пройдет Рождество, и вскоре Люсинда забудет, что и кому пожелала в тот день. Лишь два напутствия сохранятся у нее в памяти на всю жизнь. Первое было вручено Тринкет вместе с варежками:
– Ну, доложу я тебе, мисс Люсинда, – в совершеннейшем упоении проговорил он, – про меня еще в жизни никто ничего такого красивого не писал!
У каждого из нас обязательно есть хотя бы одно Рождество, которое оставило след на всю жизнь. Именно таким для Люсинды стал праздник в честь Тринкет. Большинству приглашенных он тоже запомнился. И наверное, отчетливее всех Люсиндино «Рождество для Тринкет» запомнили мистер и миссис Бродовски. Даже много лет спустя они вспоминали о нем, и это согревало их души.
Первым в то утро распрощался с хозяевами мистер Гиллиган.
– Прошу покорно меня извинить, леди и джентльмены, – смущенно объяснил он, – но кэб совсем без меня застоялся.
Тут остальные тоже вспомнили о каких-то делах и начали расходиться. Поднялся и дядя Эрл. Он уже вышел в переднюю, когда внезапно хлопнул себя с досадой по лбу и, проворчав что-то по поводу «дырявой башки», полез во внутренний карман сюртука. Секунду спустя он опустил в карман праздничного передника Люсинды, и в карман выходного костюма Тони, и в одну из красных варежек Тринкет по сияющей золотой монете.
– Всегда их ношу с собой в Рождество для детей, – очень просто объяснил дядя Эрл. – Только не смейте меня благодарить, несносные дети! – замахал он руками. – Мне эти монеты совсем ничего не стоят. Просто перед Рождеством я захожу в банк и прошу горсть золотых для подарков. Видели бы вы, с какой радостью они их дают мне!
Когда разошлись абсолютно все, Люсинда доверительно сказала мисс Нетти:
– Сочельник у тети Эмили в подметки моему Рождеству не годится.
Мисс Питерс позволила оставить елку в квартире до Крещения. Люсинда каждый день приводила Тринкет. Они зажигали свечи на елке, и Тринкет в который раз принималась рассказывать, как увидела эту елку впервые. Старшая девочка очень внимательно слушала, а потом говорила:
– Мы с тобой будем помнить это Рождество до самого конца жизни, Тринкет.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН
КРЕЩЕНИЕ
Пройдет Рождество, и вскоре Люсинда забудет, что и кому пожелала в тот день. Лишь два напутствия сохранятся у нее в памяти на всю жизнь. Первое было вручено Тринкет вместе с варежками:
Во втором послании Люсинда обращалась к мистеру Гиллигану, которому купила к Рождеству новую трубку и пачку табака. Строки эти запомнились Люсинде в основном потому, что она так и не смогла подобрать ни одной подходящей рифмы и очень боялась, что мистер Гиллиган обидится:
Красные варежки эти
Будут тебя согревать.
Теперь в любые морозы
Можешь, Тринкет, смело гулять!
Но кэбмена отсутствие рифмы ничуть не смутило.
Как славно быть ирландцем,
Курить большую трубку!
Пусть табака в избытке
Всегда будет у вас!
– Ну, доложу я тебе, мисс Люсинда, – в совершеннейшем упоении проговорил он, – про меня еще в жизни никто ничего такого красивого не писал!
У каждого из нас обязательно есть хотя бы одно Рождество, которое оставило след на всю жизнь. Именно таким для Люсинды стал праздник в честь Тринкет. Большинству приглашенных он тоже запомнился. И наверное, отчетливее всех Люсиндино «Рождество для Тринкет» запомнили мистер и миссис Бродовски. Даже много лет спустя они вспоминали о нем, и это согревало их души.
Первым в то утро распрощался с хозяевами мистер Гиллиган.
– Прошу покорно меня извинить, леди и джентльмены, – смущенно объяснил он, – но кэб совсем без меня застоялся.
Тут остальные тоже вспомнили о каких-то делах и начали расходиться. Поднялся и дядя Эрл. Он уже вышел в переднюю, когда внезапно хлопнул себя с досадой по лбу и, проворчав что-то по поводу «дырявой башки», полез во внутренний карман сюртука. Секунду спустя он опустил в карман праздничного передника Люсинды, и в карман выходного костюма Тони, и в одну из красных варежек Тринкет по сияющей золотой монете.
– Всегда их ношу с собой в Рождество для детей, – очень просто объяснил дядя Эрл. – Только не смейте меня благодарить, несносные дети! – замахал он руками. – Мне эти монеты совсем ничего не стоят. Просто перед Рождеством я захожу в банк и прошу горсть золотых для подарков. Видели бы вы, с какой радостью они их дают мне!
Когда разошлись абсолютно все, Люсинда доверительно сказала мисс Нетти:
– Сочельник у тети Эмили в подметки моему Рождеству не годится.
Мисс Питерс позволила оставить елку в квартире до Крещения. Люсинда каждый день приводила Тринкет. Они зажигали свечи на елке, и Тринкет в который раз принималась рассказывать, как увидела эту елку впервые. Старшая девочка очень внимательно слушала, а потом говорила:
– Мы с тобой будем помнить это Рождество до самого конца жизни, Тринкет.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН
7 декабря 189… года
У меня сейчас очень сложный период в жизни! Разве можно на один доллар в неделю и «Бурю» поставить, и Рождество справить, и еще ездить на этот доллар на конке? Правда, мисс Питерс говорит, что это арифметическая проблема. Наверное, она права. Наверное, если у человека серьезные трудности, в его жизни всегда появляется арифметика.
Мне просто необходимо заработать денег. Я могу попросить отца Тони. Он, наверное, разрешит мне за десять центов в день стоять у лотка после школы. Но не могу же я скрывать от мисс Питерс, куда ухожу каждый день. Все свои уходы мы записываем в блокнот, и она сразу догадается, что я работаю за фруктовым лотком. И тогда она мне запретит. Можно, конечно, обратиться к Луи Шерри. Он мне как-то жаловался, что никак не найдет нового продавца конфет, которые надо взвешивать, а старый продавец у него куда-то девался. Луи Шерри меня, конечно, взял бы, но мисс Питерс и этого мне делать не даст. Наверное, мне нужно подыскивать менее демонстративную работу. «Демонстративная» – это мое новое слово из словаря. Мне оно очень нравится, и употребила я его, по-моему, правильно.
10 декабря 189… года
Победа! Спасена! Получила сразу две работы за деньги! Обе мне очень нравятся. Одна – это гулять с Пигмалионом час в день. А вторая – еще час в день учить Принцессу Саиду правильному английскому разговору. Мы болтаем, едим турецкую сладость в виде замазки, и я много смеюсь. Миссис Колдуэлл и Принцесса мне хорошо платят. Наконец-то я могу составить список подарков на Рождество:
Для Тони – складной нож (у его ножа все лезвия, кроме одного, уже сломаны).
Мистеру Гиллигану – глиняную трубку и табак.
Джоанне – кухонный фартук (тут можно не тратиться: мисс Нетти сошьет его сама на машинке).
Миссис Гиллиган – подушечку для булавок в виде помидора.
Дяде Эрлу – еще не знаю.
Мистеру Ночной Сове – кусок мыла.
Мисс Люси-милочке – воротничок с рюшем (она такие просто обожает носить).
Сестрам Питерс – носовые платки.
Джерри Хенлону – жевательную резинку (он ее все время жует).
Тринкет – красные варежки.
Миссис Бр… (так и не научусь никак писать правильно!) – ночные туфли (я куплю шерсть, а мисс Нетти свяжет).
Мистеру Бр… – шерстяной шарф.
(Надо на всех Бр… потратить больше всего денег. Им всем ведь так трудно! Но я не хочу об этом ни говорить, ни писать, потому что это секрет.)
25 декабря 189… года
И все-таки я получила эти прекрасные санки для Тринкет! Гости радовались так же, как я. Или почти так же. А после моего рождественского утренника Люси-милочка устроила потрясающий рождественский ужин. Нас всех пригласили и Бр… (надо будет посоветоваться с мистером Ночной Совой, как писать их фамилию!). У Люси-милочки мы опять пели рождественские гимны. Джоанна мне подарила стеклянный кораблик, который сидит внутри стеклянной бутылки. Мне очень нравится думать, как он туда смог залезть?
КРЕЩЕНИЕ
Сначала Люсинда и Тони рисовали декорации к «Буре» вместе. Они очень старались. Даже концы кисточек то и дело смачивали языками, «чтобы линия была тоньше». К концу каждого вечера языки их сияли всеми цветами радуги, но с декорациями все равно ничего не выходило. Когда третий вариант оказался в ведре. Тони не выдержал.
– Знаешь, Люсинда, – очень твердо проговорил он, – давай-ка ты лучше одна займешься костюмами и постановкой, а я пока один сделаю декорации. Если два повара стоят над одной кастрюлей, всегда выходит не то, что надо.
Получив безраздельную власть над декорациями, Тони взялся за дело очень серьезно. Сперва он отправился в музей «Метрополитен» и провел там почти целый день, перерисовывая с разных картин камни, море и деревья, которые, по его мнению, подходили для волшебного острова из «Бури». Вечером он уверенно заявил Люсинде:
– Ну, теперь у нас выйдут отличные декорации.
Мальчик и впрямь вложил в эту работу все вдохновение, чувство прекрасного и мастерство. Ибо впервые в жизни у него были подходящие инструменты и место для творчества, а о большем он и мечтать не мог.
Несколько раз Тони ходил на каретную фабрику возле реки. Он возвращался оттуда с обрезками дерева, которые складывал до поры до времени у сестер Питерс в комнате для работы. Удивительная была эта комната! В ней лежало и стояло уже столько разных вещей, и все-таки она всегда, когда надо, могла вместить еще что-нибудь.
Крещение близилось. Теперь Люсинде и Тони нельзя было терять ни минуты. Тони рисовал и вырезал. Мисс Нетти с Люсиндой шили. А мисс Питерс была главным консультантом постановки. Сначала она помогла Люсинде сократить пьесу до объема, который требовался кукольному спектаклю. Затем Люсинда стала читать. Мисс Питерс внимательно слушала, останавливая девочку каждый раз, как она неправильно выговаривала слова или произносила их не с той интонацией. Однажды она вдруг сказала:
– Не части, Люсинда. Читай помедленнее. Если уж ты сочла, что пьеса стоит внимания публики, не надо жалеть на нее времени.
Люсинда начала читать медленней и тут же заметила, как выразительно зазвучали фразы Шекспира. Теперь она еще больше увлеклась спектаклем. Задолго до представления она знала текст наизусть и говорила языком персонажей Шекспира столь же естественно, как на голуэйском диалекте с мистером Гиллиганом.
Накануне Крещения все было готово к премьере. Последним Тони сделал корабль, который должен был потерпеть крушение. Все было как на настоящем морском судне – и мачты, и поручни на палубе, и даже парус, который сшила мисс Нетти. Не хуже получился и Калибан. Тони вырезал его из мягкого дерева. Это было отталкивающее существо с шишковатой головой, зверской физиономией и, в довершение ко всему, скрюченное. Тони попросил у своего друга-чистильщика темно-коричневый крем для обуви и покрасил им Калибана. Образ получился настолько законченный, что, по мнению Люсинды и Тони, любая одежда его только испортила бы. Однако у мисс Нетти оказались на этот счет иные взгляды. Она сказала, что показывать публике «Калибана дезабилье» не очень прилично.
– Но если его одеть, вся дикая нагота пропадет! – решительно воспротивилась Люсинда, и Тони ее поддержал.
В конце концов стороны достигли компромисса. Мисс Нетти выкроила из старой замшевой перчатки накидку. Тони по всему фону бежевой замши нанес кисточкой темные пятна. Получилась почти настоящая шкура леопарда. Калибан в накидке устраивал всех троих. Он был во что-то одет, а «дикой наготы» оставалось достаточно много.
Для Ариэля сшили крошечные крылья зеленого цвета, и он походил в них на ночную бабочку из какой-нибудь сказки. Нимфы щеголяли в голубых нарядах, а Миранда – в платье из розового бархата, очень удачно отделанном елочной мишурой. Куклам-мужчинам Люсинда собственноручно наклеила бороды. Когда она ходила стричься, парикмахер дал ей сверток с обрезками волос. Вернувшись домой, Люсинда намазала подбородки у кукол клеем и налепила волосы подходящей длины. Когда клей высох, мисс Нетти подровняла бороды маникюрными ножницами и вышло просто отлично.
Новый занавес для театра придумала и сшила из куска золотистого плюша тоже мисс Нетти. Его можно было раздвигать, потянув за тесемку – совсем как занавесы в настоящих театрах. Пещеру Просперо Люсинда и Тони соорудили из плоских камешков и гипса. А из чашки кукурузной муки, которую Люсинда выпросила на кухне у Черной Сары, получился замечательный желтый песок.
Словом, все вышло прекрасно, что дало повод мистеру Ночной Сове, поздравляя Люсинду с премьерой, заметить:
– Чисто сработано.
В семь тридцать зрители собрались на первом этаже в большой гостиной мисс Люси-милочки. Коробку со сценой водрузили на самый большой стол. Потом стол задрапировали широкой портьерой, которую мисс Люси-милочка целых полдня разыскивала в сундуках на чердаке. Этого потребовала Люсинда. Задрапировать, по ее мнению, стол было просто необходимо, иначе, объясняла она, все увидят их с Тони ноги, и «Буря» произведет совсем не то впечатление.
Театр высился над столом на пьедестале из книг, а чуть впереди, как раз перед тем, что Люсинда упорно именовала «аркой авансцены», выстроились в ряд новые маленькие фонари. Несмотря на то что они немилосердно воняли керосином, рампа получилась великолепная и сцена была всем отлично видна.
Все постояльцы мисс Люси-милочки пришли на спектакль. Кроме них, Люсинда в благодарность за прекрасные конфеты на Рождество пригласила мистера Гидеона из церкви. Мистера Коллиера-священника она позвала тоже. Как-никак он ее крестил, должен же он был увидеть теперь, как она поставила «Бурю»! Правда, в глубине души Люсинда испытывала по поводу мистера Коллиера кое-какие сомнения. Она не знала, должны ли ходить священники на спектакли и не помешает ли им это думать о Боге?
Тетя Элен Дуглас и дядя Том Маккорд тоже были среди приглашенных. Они принесли с собой корзину цветов, чтобы вручить Люсинде, когда спектакль окончится. А дядю Эрла Люсинда уговорила тайно похитить у тети Эмили из гостиной швейцарскую музыкальную шкатулку.
– Надеюсь, тетя Эмили ее сегодня не хватится, – бережно принимая шкатулку из рук дяди, сказала Люсинда, – мне она необходима для музыкальных пауз, когда надо менять декорации!
Люсинда очень волновалась и от этого была необычайно серьезна. Есть за ужином она совсем не могла. Наконец, можно было начинать спектакль. Тони исполнял роли Просперо, Фердинанда, короля, Гонзало, Боцмана, Калибана, нимф и моряков. А Люсинде достались капитан, Миранда, Ариэль, Церера и незаконный герцог Милана. Тони еще заводил, когда надо, музыкальную шкатулку, а Люсинда играла на гитаре, пела песни Ариэля и читала за сценой весь текст. Славу оба исполнителя поделили поровну. Вернувшись домой, Люсинда записала в дневник, что, когда Тони раздвинул занавес, она испытала в душе что-то невероятное. Кроме того, она поняла, что сравнивать «Бурю» с ее прежними постановками просто нельзя. Этот спектакль отличался от старых, как королевская корона от медного кольца из хлопушки.
Конечно, спектакль изобиловал весьма значительными паузами. Когда наступало время для песен, Люсинде надо было доставать гитару и пересаживаться на пуфик. Лишь после этого она могла петь. Но, если не слишком придираться к таким мелочам, нужно признать, что в целом представление удалось.
Был, правда, один ужасный момент, когда из-за несдержанности публики едва не сорвалось представление. Люсинда не могла и вообразить, что эти странные взрослые начнут так потешаться над песней пьяного дворецкого. Сама она не видела в ней ничего особенного. Просто ритм ее легко лег на музыку, вот она и спела, аккомпанируя себе на гитаре:
С полминуты спустя все сумели взять себя в руки, и представление благополучно дошло до конца.
Люсинда решила обойтись без эпилога, и ее «Буря» заканчивалась монологом Просперо. Когда же дух Ариэль и Просперо прощались, Люсинда не столько декламировала строки Шекспира, сколько напутствовала друзей, которые сейчас собрались в гостиной мисс Люси-милочки:
Тут Люсинда торжественно объявила, что завтра они с Тони вновь дают «Бурю» в гостинице «Геднихаус». Услыхав это, дядя Эрл властно отвел ее в сторону.
– Совсем не хочу показаться тебе похожим на тетю Эмили, но эти куплеты дворецкого ты петь завтра не смей, – шепнул он племяннице в самое ухо.
– Как вы так можете, дядя Эрл! – отчаянным шепотом отвечала Люсинда. – Это же моя лучшая песня!
– Для пьяного дворецкого она и впрямь хороша, но для тебя… – И не в силах более сдерживаться дядя Эрл стал от души хохотать. – Дорого бы я дал, – справившись с приступом смеха, добавил он, – чтобы твоя тетя Эмили оказалась сегодня здесь. Ручаюсь, Люсинда, песня дворецкого в твоем исполнении оставила бы в ее душе неизгладимый след.
Днем позже кукольный театр был доставлен на кэбе мистера Гиллигана в гостиницу «Геднихаус». Люсинда особенно волновалась о музыкальных паузах, ведь швейцарскую шкатулку тети Эмили пришлось сразу вернуть. Но у Спиндлеров оказалась почти такая же, и девочка облегченно вздохнула.
Публику на спектакль у Спиндлеров Люсинда тщательно отобрала сама. Среди приглашенных, конечно же, были миссис Колдуэлл, Эледа с дедушкой и бабушкой и Принцесса Саида с Синей Бородой, которых тут все называли мистер и миссис Исаак Гроуз.
– Понимаете, – обратилась Люсинда перед спектаклем к присутствующим, – мы с Тони будем очень стараться. Только не знаю, выйдет ли так, как вчера. Первый раз всегда выходит по-настоящему, а потом начинаешь задумываться.
– Ну, а что бы ты делала, если бы стала актрисой, – возразила ей миссис Соломон. – Ведь тогда тебе пришлось бы играть одно и то же не дважды, а сто раз подряд.
– А я бы так не смогла, – ничуть не смутилась Люсинда. -Я каждый вечер играла бы новую роль.
– И вскоре у тебя в голове все слова перепутались бы, – засмеялась бабушка Эледы.
– А я бы другие придумала, – весело отвечала Люсинда.
После спектакля устроили настоящее торжество. Официанты разносили мороженое и пирожные. Присутствующие наперебой хвалили не только спектакль, но и декорации. Особенно всем понравились корабль и Калибан. Никогда еще Тони Коппино не слышал в свой адрес столько лестных слов.
Уловив общее настроение, Люсинда отвела в сторону мистера Спиндлера и тихо сказала:
– Я очень хочу, чтобы Тони работал у вас в гостинице. Тут дело такое, мистер Спиндлер. В семействе Коппино полно детей – Лиза, Пьетро, Джемма, Тесса, и еще – даже имен не помню. Каждый раз, как я прихожу, Тони меня знакомит с каким-нибудь новым братом или сестрой. Не может же он из-за этого всю жизнь провести за фруктовым лотком! Вы же видите, какие он делает вещи своими руками! Я вас прошу, мистер Спиндлер, подумайте о Тони Коппино!
А на следующий день пошел снег, такой снег, что гулять было совсем нельзя, и Люсинде сразу после школы приходилось возвращаться домой. Замкнутое пространство квартиры плохо на нее действовало. Люсинда чувствовала, как на нее что-то давит, и сковывает, и затягивает… Ну как же, как же ей из этого вырваться? А на улице все мело и мело. И конечно же, наступил момент, когда Люсинда словно с цепи сорвалась.
Все началось с того, что Люсинда однажды утром, до школы, отправилась в магазин к своему другу Луи Шерри. Самого его на месте не оказалось, но девушка, стоявшая за прилавком, уже достаточно изучила вкусы мисс Люсинды Уаймен. Вскоре Люсинда вышла на улицу с пакетом своих любимых конфет.
В классе пакет был тщательно убран в парту. Люсинда решила, что до конца занятий к нему даже притрагиваться не будет. Но когда во время урока мисс Бентон, самая молодая из всех учительниц в этой школе, вдруг вышла из класса, Люсинда вытащила пакетик и пустила его по рядам. К тому времени, как дверь класса открылась, все девочки сидели с полными ртами. И самое ужасное было в том, что вышла из класса мисс Бентон, а вошла грозная мисс Брекетт.
Девочки в панике склонились над партами. Все, кроме Альберты. Альберта была слишком глупа и медлительна и слишком уж смаковала конфету. Лениво разглядывая мисс Брекетт, она жевала.
– Альберта! – тут же сурово окликнула ее директриса.
Девочка встала.
– Подойди, будь любезна, ко мне.
Альберта спокойно пошла. Люсинда с ненавистью следила за ней и от всего сердца желала, чтобы эта тупица поперхнулась конфетой, прежде чем успеет выдать ее мисс Брекетт. Но, увы, Альберта благополучно добралась до доски.
– Что ты жуешь? – последовал новый вопрос.
Альберта решила не тратить слов. Она просто широко разинула рот, предоставив мисс Брекетт полюбоваться остатками шоколадной нуги.
– Где ты это взяла?
Услужливая Альберта снова решила не прибегать к помощи слов. Она просто кинула выразительный взгляд на Люсинду и, во избежание каких бы то ни было недоразумений, несколько раз кивнула головой.
Мисс Брекетт прошла вдоль по ряду до парты Люсинды. К этому времени наблюдательная директриса уже поняла, что рты абсолютно всех учениц этого класса набиты конфетами.
– Откуда у тебя конфеты, Люсинда?
Люсинда улыбнулась и радушно протянула пакетик с конфетами директрисе.
– Берите, мисс Брекетт! Они очень вкусные. Это от моего друга Луи Шерри.
Конфискация сладостей последовала немедленно, и конфеты от мистера Луи Шерри перекочевали в карман муслинового передника, который мисс Брекетт всегда надевала в школе поверх сине-белого платья.
– Ты впервые нарушила правила поведения в нашей школе, Люсинда, – назидательно проговорила мисс Брекетт. – На этот раз я прощаю тебя. Надеюсь, больше такого не повторится.
Правил Люсинда больше не нарушала. Потому что ужасный поступок, который она совершила всего несколько дней спустя, выходил за рамки каких бы то ни было правил вообще. Мисс Брекетт и в голову не могло прийти, что кто-нибудь из ее учениц на такое отважится. Позже Люсинда и сама не могла объяснить, зачем ей это понадобилось.
– Просто придумала, – пожимала плечами она, – я же не знала тогда, что поступаю коварно.
А дело было вот в чем. На парте у каждой из учениц с обратной стороны крышки кнопками было приколото расписание. Выглядело оно примерно так:
9 часов – арифметика, комната «Г»,
10 часов – французский, комната «А»,
11 часов – самостоятельные занятия, комната «В», и так далее.
Когда из холла первого этажа слышался удар гонга, девочки выстраивались с учебниками в руках. По второму удару они покидали в образцовом порядке класс, чтобы занять отведенную расписанием комнату. И вот в один из снежных дней Люсинда подумала: «Интересно, что будет, если хоть разок все пойдут не в свои комнаты?»
На другой день она явилась в школу двадцатью минутами раньше обычного и сумела заблаговременно поменять бумажки с расписанием на всех партах. Школа начала заполняться детьми, а Люсинда выжидала, что из этого выйдет?
После второго удара гонга образцовое учебное заведение погрузилось в совершеннейший хаос. Ряды старших и младших девочек смешались. Никто сейчас не помнил о правилах, которые предписывали при переходе из класса в класс соблюдать полнейшую тишину, и школа огласилась криками. Словно стадо овец заблеяло, почуяв опасность.
Лишь полчаса спустя удалось восстановить кое-какой порядок. Это случилось после того, как смятые ряды учениц возглавила сама мисс Брекетт. О, ей можно было бы смело доверить знамя полка, она бы сохранила его на поле боя!
Разведя вверенное ей воинство по классам, мисс Брекетт прямиком устремилась к Люсинде. Та открыла учебник и сделала вид, что старательно переводит французский текст. Но с мисс Брекетт такие трюки не проходили. Она все-все видела.
– Твоих рук дело, Люсинда? – спросила она.
И Люсинда ответила:
– Да, мисс Брекетт.
– Тогда спустись вниз, оденься и уходи из школы. Ты не имеешь права сюда приходить, пока я не пришлю за тобой.
Люсинда была готова ко всему, кроме этого. Всю свою жизнь до «временного сиротства» она, казалось, только и делала, что училась стоически переносить разнообразные наказания. Нотации ей читали с тех пор, как она научилась слышать Она за плохое поведение дома, когда другие шли в гости. Шла спать без ужина. Бывало, ей даже вешали на шею дощечку с перечнем прегрешений, и она была обязана с ней ходить. Но даже ту, прежнюю Люсинду, у которой еще не было ни роликовых коньков, ни стольких друзей, ни разу не выгоняли из школы!
Девочка была потрясена и унижена. Ее охватила такая тоска, что даже живот заболел. Ноги сами вынесли ее в раздевалку, а потом – вон из школы. Очнулась она только от голоса мистера М'Гонегала, полицейского, который окликнул ее на углу Брайант-парка.
– Ну, как дела, мисс Люсинда? Прекрасный сегодня день, правда?
– День – да, а дела – ужасно, – мрачно отвечала Люсинда. – По-моему, вам надо меня посадить в тюрьму, мистер М'Гонегал.
– В тюрьму? – переспросил тот. – Неужели это ты украла значок у мэра?
Люсинда от стыда опускала голову все ниже и ниже. Казалось, еще чуть-чуть, и она стукнется носом о собственные ботинки.
– Нет, мистер М'Гонегал, – так и не решаясь поднять глаза, объяснила девочка, – значка я не трогала. Но я поступила не лучше. Что, например, полагается ученице, которую директор выгнал из школы?
– Ну-у, – в замешательстве протянул полицейский, – вообще-то у нас в участке никогда еще не случалось такого кошмарного происшествия. В тюрьму-то я тебя на денек посадить могу. Но в таком случае судья сам меня посадит туда. Мы с тобой сделаем по-другому. У тебя нет здесь случайно какого-нибудь друга поблизости?
– Есть! – неожиданно повеселела Люсинда. – «Геднихаус» всего в двух кварталах отсюда, и у меня там полно друзей!
– Тогда отправляйся сейчас же к тому из них, кого тебе больше всех хочется видеть. Можешь считать там себя под арестом до двенадцати дня.
– Знаешь, Люсинда, – очень твердо проговорил он, – давай-ка ты лучше одна займешься костюмами и постановкой, а я пока один сделаю декорации. Если два повара стоят над одной кастрюлей, всегда выходит не то, что надо.
Получив безраздельную власть над декорациями, Тони взялся за дело очень серьезно. Сперва он отправился в музей «Метрополитен» и провел там почти целый день, перерисовывая с разных картин камни, море и деревья, которые, по его мнению, подходили для волшебного острова из «Бури». Вечером он уверенно заявил Люсинде:
– Ну, теперь у нас выйдут отличные декорации.
Мальчик и впрямь вложил в эту работу все вдохновение, чувство прекрасного и мастерство. Ибо впервые в жизни у него были подходящие инструменты и место для творчества, а о большем он и мечтать не мог.
Несколько раз Тони ходил на каретную фабрику возле реки. Он возвращался оттуда с обрезками дерева, которые складывал до поры до времени у сестер Питерс в комнате для работы. Удивительная была эта комната! В ней лежало и стояло уже столько разных вещей, и все-таки она всегда, когда надо, могла вместить еще что-нибудь.
Крещение близилось. Теперь Люсинде и Тони нельзя было терять ни минуты. Тони рисовал и вырезал. Мисс Нетти с Люсиндой шили. А мисс Питерс была главным консультантом постановки. Сначала она помогла Люсинде сократить пьесу до объема, который требовался кукольному спектаклю. Затем Люсинда стала читать. Мисс Питерс внимательно слушала, останавливая девочку каждый раз, как она неправильно выговаривала слова или произносила их не с той интонацией. Однажды она вдруг сказала:
– Не части, Люсинда. Читай помедленнее. Если уж ты сочла, что пьеса стоит внимания публики, не надо жалеть на нее времени.
Люсинда начала читать медленней и тут же заметила, как выразительно зазвучали фразы Шекспира. Теперь она еще больше увлеклась спектаклем. Задолго до представления она знала текст наизусть и говорила языком персонажей Шекспира столь же естественно, как на голуэйском диалекте с мистером Гиллиганом.
Накануне Крещения все было готово к премьере. Последним Тони сделал корабль, который должен был потерпеть крушение. Все было как на настоящем морском судне – и мачты, и поручни на палубе, и даже парус, который сшила мисс Нетти. Не хуже получился и Калибан. Тони вырезал его из мягкого дерева. Это было отталкивающее существо с шишковатой головой, зверской физиономией и, в довершение ко всему, скрюченное. Тони попросил у своего друга-чистильщика темно-коричневый крем для обуви и покрасил им Калибана. Образ получился настолько законченный, что, по мнению Люсинды и Тони, любая одежда его только испортила бы. Однако у мисс Нетти оказались на этот счет иные взгляды. Она сказала, что показывать публике «Калибана дезабилье» не очень прилично.
– Но если его одеть, вся дикая нагота пропадет! – решительно воспротивилась Люсинда, и Тони ее поддержал.
В конце концов стороны достигли компромисса. Мисс Нетти выкроила из старой замшевой перчатки накидку. Тони по всему фону бежевой замши нанес кисточкой темные пятна. Получилась почти настоящая шкура леопарда. Калибан в накидке устраивал всех троих. Он был во что-то одет, а «дикой наготы» оставалось достаточно много.
Для Ариэля сшили крошечные крылья зеленого цвета, и он походил в них на ночную бабочку из какой-нибудь сказки. Нимфы щеголяли в голубых нарядах, а Миранда – в платье из розового бархата, очень удачно отделанном елочной мишурой. Куклам-мужчинам Люсинда собственноручно наклеила бороды. Когда она ходила стричься, парикмахер дал ей сверток с обрезками волос. Вернувшись домой, Люсинда намазала подбородки у кукол клеем и налепила волосы подходящей длины. Когда клей высох, мисс Нетти подровняла бороды маникюрными ножницами и вышло просто отлично.
Новый занавес для театра придумала и сшила из куска золотистого плюша тоже мисс Нетти. Его можно было раздвигать, потянув за тесемку – совсем как занавесы в настоящих театрах. Пещеру Просперо Люсинда и Тони соорудили из плоских камешков и гипса. А из чашки кукурузной муки, которую Люсинда выпросила на кухне у Черной Сары, получился замечательный желтый песок.
Словом, все вышло прекрасно, что дало повод мистеру Ночной Сове, поздравляя Люсинду с премьерой, заметить:
– Чисто сработано.
В семь тридцать зрители собрались на первом этаже в большой гостиной мисс Люси-милочки. Коробку со сценой водрузили на самый большой стол. Потом стол задрапировали широкой портьерой, которую мисс Люси-милочка целых полдня разыскивала в сундуках на чердаке. Этого потребовала Люсинда. Задрапировать, по ее мнению, стол было просто необходимо, иначе, объясняла она, все увидят их с Тони ноги, и «Буря» произведет совсем не то впечатление.
Театр высился над столом на пьедестале из книг, а чуть впереди, как раз перед тем, что Люсинда упорно именовала «аркой авансцены», выстроились в ряд новые маленькие фонари. Несмотря на то что они немилосердно воняли керосином, рампа получилась великолепная и сцена была всем отлично видна.
Все постояльцы мисс Люси-милочки пришли на спектакль. Кроме них, Люсинда в благодарность за прекрасные конфеты на Рождество пригласила мистера Гидеона из церкви. Мистера Коллиера-священника она позвала тоже. Как-никак он ее крестил, должен же он был увидеть теперь, как она поставила «Бурю»! Правда, в глубине души Люсинда испытывала по поводу мистера Коллиера кое-какие сомнения. Она не знала, должны ли ходить священники на спектакли и не помешает ли им это думать о Боге?
Тетя Элен Дуглас и дядя Том Маккорд тоже были среди приглашенных. Они принесли с собой корзину цветов, чтобы вручить Люсинде, когда спектакль окончится. А дядю Эрла Люсинда уговорила тайно похитить у тети Эмили из гостиной швейцарскую музыкальную шкатулку.
– Надеюсь, тетя Эмили ее сегодня не хватится, – бережно принимая шкатулку из рук дяди, сказала Люсинда, – мне она необходима для музыкальных пауз, когда надо менять декорации!
Люсинда очень волновалась и от этого была необычайно серьезна. Есть за ужином она совсем не могла. Наконец, можно было начинать спектакль. Тони исполнял роли Просперо, Фердинанда, короля, Гонзало, Боцмана, Калибана, нимф и моряков. А Люсинде достались капитан, Миранда, Ариэль, Церера и незаконный герцог Милана. Тони еще заводил, когда надо, музыкальную шкатулку, а Люсинда играла на гитаре, пела песни Ариэля и читала за сценой весь текст. Славу оба исполнителя поделили поровну. Вернувшись домой, Люсинда записала в дневник, что, когда Тони раздвинул занавес, она испытала в душе что-то невероятное. Кроме того, она поняла, что сравнивать «Бурю» с ее прежними постановками просто нельзя. Этот спектакль отличался от старых, как королевская корона от медного кольца из хлопушки.
Конечно, спектакль изобиловал весьма значительными паузами. Когда наступало время для песен, Люсинде надо было доставать гитару и пересаживаться на пуфик. Лишь после этого она могла петь. Но, если не слишком придираться к таким мелочам, нужно признать, что в целом представление удалось.
Был, правда, один ужасный момент, когда из-за несдержанности публики едва не сорвалось представление. Люсинда не могла и вообразить, что эти странные взрослые начнут так потешаться над песней пьяного дворецкого. Сама она не видела в ней ничего особенного. Просто ритм ее легко лег на музыку, вот она и спела, аккомпанируя себе на гитаре:
Тишину гостиной прорезал громкий смех мистера Ночной Совы. Правда, длилось это совсем недолго. Молодой человек опустил голову и умолк. Дядя Эрл тоже вдруг низко склонился в кресле и плечи его затряслись, словно он плачет. Дамы, присутствовавшие в гостиной, тихо охнули и отвернулись.
Матрос с капитаном и боцман со мной,
Комендор и помощник Билли
Любили Молл, Марджори, Мэриэн, Мэг,
Но к Кэтти не подходили.
Как сунешься к девке с таким языком?
Смеется над каждым она моряком!
Не нравится Кэтти запах морской,
Зато ей по нраву портной городской.
Пусть ночи проводит с портным до утра,
А нам отваливать в море пора.
С полминуты спустя все сумели взять себя в руки, и представление благополучно дошло до конца.
Люсинда решила обойтись без эпилога, и ее «Буря» заканчивалась монологом Просперо. Когда же дух Ариэль и Просперо прощались, Люсинда не столько декламировала строки Шекспира, сколько напутствовала друзей, которые сейчас собрались в гостиной мисс Люси-милочки:
Аплодисменты показались Люсинде оглушительными. Потом все подошли, чтобы получше разглядеть театр. Куклы и реквизит привели зрителей в полный восторг. Люсинда по малости лет не могла догадаться, что спектаклем своим воплотила давнюю мечту каждого из присутствующих. Все они в ее годы мечтали о таком театре и о таких представлениях, и сейчас умиление в их душах смешивалось с тоской о навсегда ушедшем собственном детстве.
Я вас доставлю всех
И обещаю, что море будет тихо, в парусах же
Такой стремительный заплещет ветер,
Что вы нагоните свой королевский флот.
Когда, мой Ариэль, покончишь с этим,
Вернись к своим стихиям. Ты свободен,
И пусть с тобой все будет хорошо!
Тут Люсинда торжественно объявила, что завтра они с Тони вновь дают «Бурю» в гостинице «Геднихаус». Услыхав это, дядя Эрл властно отвел ее в сторону.
– Совсем не хочу показаться тебе похожим на тетю Эмили, но эти куплеты дворецкого ты петь завтра не смей, – шепнул он племяннице в самое ухо.
– Как вы так можете, дядя Эрл! – отчаянным шепотом отвечала Люсинда. – Это же моя лучшая песня!
– Для пьяного дворецкого она и впрямь хороша, но для тебя… – И не в силах более сдерживаться дядя Эрл стал от души хохотать. – Дорого бы я дал, – справившись с приступом смеха, добавил он, – чтобы твоя тетя Эмили оказалась сегодня здесь. Ручаюсь, Люсинда, песня дворецкого в твоем исполнении оставила бы в ее душе неизгладимый след.
Днем позже кукольный театр был доставлен на кэбе мистера Гиллигана в гостиницу «Геднихаус». Люсинда особенно волновалась о музыкальных паузах, ведь швейцарскую шкатулку тети Эмили пришлось сразу вернуть. Но у Спиндлеров оказалась почти такая же, и девочка облегченно вздохнула.
Публику на спектакль у Спиндлеров Люсинда тщательно отобрала сама. Среди приглашенных, конечно же, были миссис Колдуэлл, Эледа с дедушкой и бабушкой и Принцесса Саида с Синей Бородой, которых тут все называли мистер и миссис Исаак Гроуз.
– Понимаете, – обратилась Люсинда перед спектаклем к присутствующим, – мы с Тони будем очень стараться. Только не знаю, выйдет ли так, как вчера. Первый раз всегда выходит по-настоящему, а потом начинаешь задумываться.
– Ну, а что бы ты делала, если бы стала актрисой, – возразила ей миссис Соломон. – Ведь тогда тебе пришлось бы играть одно и то же не дважды, а сто раз подряд.
– А я бы так не смогла, – ничуть не смутилась Люсинда. -Я каждый вечер играла бы новую роль.
– И вскоре у тебя в голове все слова перепутались бы, – засмеялась бабушка Эледы.
– А я бы другие придумала, – весело отвечала Люсинда.
После спектакля устроили настоящее торжество. Официанты разносили мороженое и пирожные. Присутствующие наперебой хвалили не только спектакль, но и декорации. Особенно всем понравились корабль и Калибан. Никогда еще Тони Коппино не слышал в свой адрес столько лестных слов.
Уловив общее настроение, Люсинда отвела в сторону мистера Спиндлера и тихо сказала:
– Я очень хочу, чтобы Тони работал у вас в гостинице. Тут дело такое, мистер Спиндлер. В семействе Коппино полно детей – Лиза, Пьетро, Джемма, Тесса, и еще – даже имен не помню. Каждый раз, как я прихожу, Тони меня знакомит с каким-нибудь новым братом или сестрой. Не может же он из-за этого всю жизнь провести за фруктовым лотком! Вы же видите, какие он делает вещи своими руками! Я вас прошу, мистер Спиндлер, подумайте о Тони Коппино!
А на следующий день пошел снег, такой снег, что гулять было совсем нельзя, и Люсинде сразу после школы приходилось возвращаться домой. Замкнутое пространство квартиры плохо на нее действовало. Люсинда чувствовала, как на нее что-то давит, и сковывает, и затягивает… Ну как же, как же ей из этого вырваться? А на улице все мело и мело. И конечно же, наступил момент, когда Люсинда словно с цепи сорвалась.
Все началось с того, что Люсинда однажды утром, до школы, отправилась в магазин к своему другу Луи Шерри. Самого его на месте не оказалось, но девушка, стоявшая за прилавком, уже достаточно изучила вкусы мисс Люсинды Уаймен. Вскоре Люсинда вышла на улицу с пакетом своих любимых конфет.
В классе пакет был тщательно убран в парту. Люсинда решила, что до конца занятий к нему даже притрагиваться не будет. Но когда во время урока мисс Бентон, самая молодая из всех учительниц в этой школе, вдруг вышла из класса, Люсинда вытащила пакетик и пустила его по рядам. К тому времени, как дверь класса открылась, все девочки сидели с полными ртами. И самое ужасное было в том, что вышла из класса мисс Бентон, а вошла грозная мисс Брекетт.
Девочки в панике склонились над партами. Все, кроме Альберты. Альберта была слишком глупа и медлительна и слишком уж смаковала конфету. Лениво разглядывая мисс Брекетт, она жевала.
– Альберта! – тут же сурово окликнула ее директриса.
Девочка встала.
– Подойди, будь любезна, ко мне.
Альберта спокойно пошла. Люсинда с ненавистью следила за ней и от всего сердца желала, чтобы эта тупица поперхнулась конфетой, прежде чем успеет выдать ее мисс Брекетт. Но, увы, Альберта благополучно добралась до доски.
– Что ты жуешь? – последовал новый вопрос.
Альберта решила не тратить слов. Она просто широко разинула рот, предоставив мисс Брекетт полюбоваться остатками шоколадной нуги.
– Где ты это взяла?
Услужливая Альберта снова решила не прибегать к помощи слов. Она просто кинула выразительный взгляд на Люсинду и, во избежание каких бы то ни было недоразумений, несколько раз кивнула головой.
Мисс Брекетт прошла вдоль по ряду до парты Люсинды. К этому времени наблюдательная директриса уже поняла, что рты абсолютно всех учениц этого класса набиты конфетами.
– Откуда у тебя конфеты, Люсинда?
Люсинда улыбнулась и радушно протянула пакетик с конфетами директрисе.
– Берите, мисс Брекетт! Они очень вкусные. Это от моего друга Луи Шерри.
Конфискация сладостей последовала немедленно, и конфеты от мистера Луи Шерри перекочевали в карман муслинового передника, который мисс Брекетт всегда надевала в школе поверх сине-белого платья.
– Ты впервые нарушила правила поведения в нашей школе, Люсинда, – назидательно проговорила мисс Брекетт. – На этот раз я прощаю тебя. Надеюсь, больше такого не повторится.
Правил Люсинда больше не нарушала. Потому что ужасный поступок, который она совершила всего несколько дней спустя, выходил за рамки каких бы то ни было правил вообще. Мисс Брекетт и в голову не могло прийти, что кто-нибудь из ее учениц на такое отважится. Позже Люсинда и сама не могла объяснить, зачем ей это понадобилось.
– Просто придумала, – пожимала плечами она, – я же не знала тогда, что поступаю коварно.
А дело было вот в чем. На парте у каждой из учениц с обратной стороны крышки кнопками было приколото расписание. Выглядело оно примерно так:
9 часов – арифметика, комната «Г»,
10 часов – французский, комната «А»,
11 часов – самостоятельные занятия, комната «В», и так далее.
Когда из холла первого этажа слышался удар гонга, девочки выстраивались с учебниками в руках. По второму удару они покидали в образцовом порядке класс, чтобы занять отведенную расписанием комнату. И вот в один из снежных дней Люсинда подумала: «Интересно, что будет, если хоть разок все пойдут не в свои комнаты?»
На другой день она явилась в школу двадцатью минутами раньше обычного и сумела заблаговременно поменять бумажки с расписанием на всех партах. Школа начала заполняться детьми, а Люсинда выжидала, что из этого выйдет?
После второго удара гонга образцовое учебное заведение погрузилось в совершеннейший хаос. Ряды старших и младших девочек смешались. Никто сейчас не помнил о правилах, которые предписывали при переходе из класса в класс соблюдать полнейшую тишину, и школа огласилась криками. Словно стадо овец заблеяло, почуяв опасность.
Лишь полчаса спустя удалось восстановить кое-какой порядок. Это случилось после того, как смятые ряды учениц возглавила сама мисс Брекетт. О, ей можно было бы смело доверить знамя полка, она бы сохранила его на поле боя!
Разведя вверенное ей воинство по классам, мисс Брекетт прямиком устремилась к Люсинде. Та открыла учебник и сделала вид, что старательно переводит французский текст. Но с мисс Брекетт такие трюки не проходили. Она все-все видела.
– Твоих рук дело, Люсинда? – спросила она.
И Люсинда ответила:
– Да, мисс Брекетт.
– Тогда спустись вниз, оденься и уходи из школы. Ты не имеешь права сюда приходить, пока я не пришлю за тобой.
Люсинда была готова ко всему, кроме этого. Всю свою жизнь до «временного сиротства» она, казалось, только и делала, что училась стоически переносить разнообразные наказания. Нотации ей читали с тех пор, как она научилась слышать Она за плохое поведение дома, когда другие шли в гости. Шла спать без ужина. Бывало, ей даже вешали на шею дощечку с перечнем прегрешений, и она была обязана с ней ходить. Но даже ту, прежнюю Люсинду, у которой еще не было ни роликовых коньков, ни стольких друзей, ни разу не выгоняли из школы!
Девочка была потрясена и унижена. Ее охватила такая тоска, что даже живот заболел. Ноги сами вынесли ее в раздевалку, а потом – вон из школы. Очнулась она только от голоса мистера М'Гонегала, полицейского, который окликнул ее на углу Брайант-парка.
– Ну, как дела, мисс Люсинда? Прекрасный сегодня день, правда?
– День – да, а дела – ужасно, – мрачно отвечала Люсинда. – По-моему, вам надо меня посадить в тюрьму, мистер М'Гонегал.
– В тюрьму? – переспросил тот. – Неужели это ты украла значок у мэра?
Люсинда от стыда опускала голову все ниже и ниже. Казалось, еще чуть-чуть, и она стукнется носом о собственные ботинки.
– Нет, мистер М'Гонегал, – так и не решаясь поднять глаза, объяснила девочка, – значка я не трогала. Но я поступила не лучше. Что, например, полагается ученице, которую директор выгнал из школы?
– Ну-у, – в замешательстве протянул полицейский, – вообще-то у нас в участке никогда еще не случалось такого кошмарного происшествия. В тюрьму-то я тебя на денек посадить могу. Но в таком случае судья сам меня посадит туда. Мы с тобой сделаем по-другому. У тебя нет здесь случайно какого-нибудь друга поблизости?
– Есть! – неожиданно повеселела Люсинда. – «Геднихаус» всего в двух кварталах отсюда, и у меня там полно друзей!
– Тогда отправляйся сейчас же к тому из них, кого тебе больше всех хочется видеть. Можешь считать там себя под арестом до двенадцати дня.