Преобразование Джейми в течение пьесы было потрясающее, и к слову, я предполагал, что это сигнализировало об её изменении. Я не знаю, почему я так думал, но я был поражен, когда она развеяла мои надежды в первое же утро, снова одетая в туже одежду: коричневый свитер, волосы, связанные узлом, юбка из пледовой ткани.
   Одного взгляда хватило, чтобы всё стало на свои места, и я не мог не чувствовать жалость к ней. До конца недели её считали нормальной или даже особенной, или так, по крайней мере, казалось, но она так или иначе не воспользовалась этим. О, люди относились немного лучше к ней, и те, кто не успел поговорить с ней, также сказали ей, какую хорошую работу она сделала, но я мог сказать однозначно, что это долго не продолжалось. Отношения, начавшиеся с детства, трудно сломать, и часть меня задавалась вопросом, могли ли отношения к ней других людей ухудшиться после этого. Теперь, когда люди фактически знали, что она могла выглядеть нормальной, они могли бы стать даже более бессердечными.
   Я хотел поговорить с нею о своих впечатлениях, я действительно хотел, но я планировал сделать так после того, как закончиться неделя. Не то чтобы у меня было много работы, но я хотел подумать немного о том, как лучше сказать ей. Честно говоря, я все еще чувствовал себя немного виновным относительно тех вещей, которые я сказал ей на нашей последней прогулке домой, и не потому, что пьеса оказалась очень успешной. Неоспоримым фактом было то, что во все время, проведенное нами вместе, Джейми никогда не испытывала ко мне ничего, кроме добра, и я знал, что был неправ.
   Искренне говоря, я не думал, что она хотела поговорить со мной. Я знал, что она могла видеть, как я шатался со своими друзьями за ленчем, в то время как она сидела в углу, читая свою Библию, но она никогда не сделала и шагу к нам. Но когда я собирался уходить домой в тот день, я услышал её голос позади меня, она спрашивала, не буду ли я возражать провести её дом. Даже притом, что я все же не был готов сказать ей о своих мыслях, я согласился. Все ради старых добрых времен.
   Минуту спустя Джейми начала разговор.
   «Ты помните те вещи, которые сказал относительно нашей последней прогулки домой?» спросила она.
   Я кивал, желая, чтобы она не возвращалась к этому.
   «Ты обещал загладить свою вину», сказала она.
   На мгновение я смутился. Я думал, что сделал это уже своей игрой в пьесе. Джейми продолжала.
   «Хорошо, я думала о том, что ты мог бы сделать», продолжала она, не позволяя мне и слова вставить, «и вот что я придумала».
   Она спросила, не буду ли я возражать собирать банки из-под маринованных огурцов и кофе, которые она установила в торговых фирмах по всему городу в начале года. Они стояли на прилавках, обычно около кассовых аппаратов, так, чтобы люди могли опустить в них монеты. Деньги должны были пойти для сирот. Джейми никогда не хотела прямо просить деньги у людей, она хотела, чтобы они дали их добровольно. Это, в её понимании, было по-христиански.
   Помню, что видел контейнеры в местах подобно кафе «Сесиль» и театре «Корона». Мои друзья и я обыкновенно бросали туда бумажные скрепки и кусочки металлов, когда кассиры этого не могли увидеть, они звенели подобно монетам, и после этого мы хихикали с того, как мы надули Джейми. Обыкновенно, мы шутили о том, как она откроет одну из ее банок, по весу ожидая хороших результатов, а нашла бы только кусочки металлов и бумажные скрепки. Иногда, когда Вы помните вещи, которые Вы имели обыкновение делать, это заставляет Вас вздрогнуть, и точно так же произошло и со мной.
   Джейми увидела выражение моего лица.
   «Ты не должен делать этого», сказала она, очевидно, разочарованно. «Я просто думала, что, так как скоро наступит Рождество, а я не имею автомобиля, то потребуется слишком много времени, чтобы собрать их всех…»
   «Нет», сказал я, перебивая её, «я сделаю это. Так или иначе, у меня найдётся свободное время».
   Так что в среду я занимался просьбой Джейми, даже притом, что должен был готовиться к экзаменам, и закончить анкету. Джейми дала мне список всех мест, где она поместила банки, и я позаимствовал автомобиль у своей мамы и начал с самого края города на следующий день. Она установила приблизительно шестьдесят банок, и я полагал, что потребуется не больше дня, чтобы собрать их всех. По сравнению с их установкой, это было намного проще. Джейми потратила почти шесть недель, чтобы установить их, потому что, сначала, она должна была найти шестьдесят пустых банок, а затем, она могла установить только две или три за день, так как у неё не было автомобиля, и одновременно она не могла нести больше. Когда я начал, я неважно чувствовал себя в роли сборщика банок, участвуя в проекте Джейми, но я продолжал говорить себе, что Джейми попросила меня о помощи.
   Я ходил от фирмы к фирме, собирая банки, и к концу первого дня я понял, что потребуется немного больше времени, чем я думал.
   Я собрал только около двадцати контейнеров, потому что забыл один простой факт жизни в Бьюфорте. В маленьком городе подобно этому, было невозможно просто вбежать внутрь и забрать банку, не поболтав с владельцем, или без приветствия какого-то своего знакомого. Это я и упустил. Так что я сидел там, в то время как некий парень говорил о своих подвигах прошлой осенью, или они спрашивали меня, как дела в школе и упоминали, что нуждались в помощи по разгрузке нескольких коробок. Они хотели узнать мое мнение относительно того, должны ли они переместить стеллаж для журналов в другое место в магазине. Я знал, что Джейми была бы рада этому, и я пробовал действовать так, как бы она хотела, чтобы я сделал. В конце концов, это был её проект.
   Чтобы дела шли быстрее, я не останавливался, чтобы проверить содержимое банок по дороге между фирмами. Я просто сваливал содержимое одной банки в другую, объединяя их, пока я двигался. К концу первого дня вся мелочь была упакована в двух больших банках, и я занес их в свою комнату. Я видел несколько банкнот через стекло — не слишком много — но я не нервничал, пока не высыпал её содержимое на пол и увидел, что мелочь состояла в основном из пенни. Хотя там не было много металлических пластин или бумажных скрепок, как я думал сначала, но я пришел в уныние, когда посчитал деньги. Было 20.32$. Даже в 1958 это не было большим количеством денег, особенно когда их разделить среди тридцати детей.
   Однако это не сломало меня. Думая, что это была ошибка, на следующий день я перевёз несколько дюжин коробок, и поболтал с другими двадцатью владельцами, в то время как я собирал банки. Сбор: 23.89$.
   Третий день был еще хуже. После подсчитывания денег, даже я не мог верить этому. Было только 11.52$. Эти банки были из фирм, находящихся возле береговой линии, где околачивались туристы и подростки подобные мне. Это было действительно кое-чем, и я не мог не думать об этом.
   Смотря на все то, что было собрано — $55.73 — заставляло меня чувствовать себя ужасно, особенно полагая, что банки стояли там, в течение почти целого года и что сам я очень часто видел их. Той ночью, как и предполагалось, я должен был позвонить Джейми, чтобы сказать ей о количестве собранных денег, но я просто не мог сделать этого. Она сказала мне, как она хотела сделать кое-что особенное в этом году, но сборы не позволяли сделать так, и я знал это. Вместо этого я лгал ей и сказал, что я не собирался считать общее количество, и что мы вместе должны сделать это, потому что это был ее проект, а не мой. Это просто было слишком угнетающим. Я обещал принести деньги на следующий день, после школы. Следующий день был 21 декабря, самый короткий день года. Рождество было на расстоянии четырёх дней.
   «Лендон» сказала она мне после подсчета собранных денег, «это — чудо!»
   «Сколько там?» спросил я, хотя и знал, сколько там было денег.
   «Почти двести сорок семь долларов!». Когда она посмотрела на меня, радости её не было границ. Когда Хегберт был дома, мне разрешали сидеть в гостиной комнате, здесь Джейми и считала деньги. Всё было сложено в опрятных небольших кучках на полу. Большинство из денег были монеты по 10 и 25 центов. Хегберт был на кухне за столом, писал проповедь, и даже он повернул голову, когда услышал звук ее голоса.
   «Ты думаешь, этого будет достаточно?» спросил я невинно.
   Слезы появились на её щеках, когда она осмотрела комнату, все еще не веря в то, что она видела прямо перед собою. Даже после пьесы, она не была настолько счастлива. Она посмотрела прямо на меня.
   «Это… замечательно», сказала она, улыбаясь. В её голосе было больше эмоций, чем я когда-либо слышал прежде. «В прошлом году, я собрала только семьдесят долларов».
   «Я доволен, что в этом году ты собрала больше», сказал я, подавляя комок, который сформировался в моем горле. «Если бы ты не установила те банки в начале года, то, возможно, не собрала бы столько средств».
   Я знал, что обманываю, но меня это не волновало. На этот раз, я поступил правильно.
   Я не помогал Джейми выбирать игрушки — я полагал, что она знает лучше, что хотели дети — но она настояла, чтобы я пошел с нею в приют в Сочельник так, чтобы я мог быть там, когда бы дети открывали свои подарки.
   «Пожалуйста, Лендон», сказала она, и, учитывая её состояние, я не имел бы сердца, если бы отказался.
   Три дня спустя, в то время когда мой отец и мать были на вечеринке в доме мэра, я надел жакет и свой лучший галстук, и, взяв подарок для Джейми, я пошел к автомобилю моей мамы. Я потратил последние свои доллары на хороший свитер, так как больше ничего не приходило мне на ум, чтобы подарить ей. Было не просто купить подарок для такого человека как она.
   Я должен был быть в приюте в семь, но мост был поднят около городского порта Морхед Сити, и мне пришлось ждать, пока грузовое судно медленно не прошло вниз по каналу. В результате, я приехал на несколько минут позже. К тому времени передняя дверь была уже заперта, и я должен был стучать, пока г. Дженкинс, наконец, не услышал меня. Он перебирал набор ключей, пока не нашел тот что нужно, и мгновение спустя он открыл дверь. Я вошел, потирая замершие руки.
   «О… ты — здесь», сказал он счастливо. «Мы ждали тебя. Пойдем, я отведу тебя туда, где все».
   Он повел меня вниз по коридору к комнате отдыха, в то же самое место, в котором я был прежде. Я остановился на мгновение, чтобы сделать глубокий выдох, перед тем как зайти внутрь.
   Здесь было даже лучше, чем я мог вообразить.
   В центре комнаты я увидел гигантское дерево, украшенное блесткой, цветными лампочками и сотнями различных украшений ручной работы. Под деревом были завернутые подарки разных размеров и форм. Дети были на полу, сидя близко друг к другу в большом полукруге. Думаю, они надели свои лучшие одежды, — мальчики носили синие морские слаксы и белые рубашки, в то время как девочки носили морские юбки и блузки с длинными рукавами. Они все выглядели так, как будто они ожидали большого события, и большинство мальчиков было пострижено.
   На столе около двери, был кубок с пуншем и тарелки с печеньем, в форме Рождественских елок и посыпанных зеленым сахаром. Я мог видеть, что несколько взрослых сидели с детьми; несколько из меньших детей сидели на коленях у взрослых, их лица выражали внимание, поскольку они слушали «Ночь перед Рождеством».
   В начале, я не увидел Джейми. Но именно ее голос я узнал сразу. Она была тем, кто читал историю, и я, наконец, определил её местонахождение. Она сидела на полу перед деревом.
   К моему удивлению, я увидел, что сегодня вечером ее волосы висели свободно, так же, как и ночью в пьесе. Вместо старого коричневого жакета, на ней был красный свитер, который, так или иначе, подчеркивал цвет ее светло-голубых глаз. Даже без искр в ее волосах или длинном белом платье, выглядела она поразительно. Незаметно для себя, я задержал дыхание, и смог увидеть краем глаза, что г. Дженкинс улыбнулся мне. Я выдохнул и улыбнулся, пробуя прийти в себя.
   Джейми сделала паузу, оторвавши глаза от книги. Она заметила меня, стоящего в дверном проеме, затем возвратилась к чтению детям. Это заняло еще минуту, и когда она закончила, она встала, поправила юбку, затем обошла вокруг детей, чтобы подойти ко мне. Не зная её пути, я остался на месте.
   К этому времени г. Дженкинс ушел.
   «Я сожалею, что мы начали без тебя», сказала она, подойдя ко мне, «но дети были очень взволнованы».
   «Ничего страшного», улыбаясь, сказал я, и, думая, как хорошо она выглядела.
   «Я так рада, что ты смог прийти».
   «Я тоже».
   Джейми улыбнулась, и, взяв меня за руку, повела за собой. «Пойдем», сказала она.
   «Помоги мне раздать подарки».
   На это мы потратили следующий час, и наблюдали, как дети открывали подарки одни за другими. Джейми делала покупки во всех уголках города, индивидуальные подарки для каждого ребенка, которые они никогда не получали прежде. Подарки, которые Джейми купила, не были единственными, что получили дети, однако — и приют, и люди, которые работали там, также купили некоторые вещи. Бумага была раскидана по всей комнате, были визги и восхищения повсюду. Мне, по крайней мере, казалось, что все дети получили намного больше, чем ожидали, и они продолжали благодарить Джейми снова и снова.
   К тому времени, когда закончилась суета, и все детские подарки были открыты, атмосфера начала успокаиваться. Комната была убрана г. Дженкинсом и женщиной, которую я никогда не встречал, и некоторые из меньших детей заснули под деревом. Некоторые из старших уже возвратились в свои комнаты с подарками, и они погасили огни вверху по пути к двери. Огни дерева порождали легкое свечение, когда звучала «Тихая Ночь», играемая нежно на фонографе, который был установлен в углу. Я все еще сидел на полу рядом с Джейми, которая держала маленькую девочку, заснувшую на её коленях. Из-за суеты, у нас не было времени поговорить. Мы оба пристально глядели на огни дерева, и я задавался вопросом, о чем думала Джейми. Сказать по правде, я не знал, но она любяще посмотрела по сторонам. Я знал — она была рада тому, как прошел вечер, и была утомлена, как впрочем, и я тоже. Это был лучший Сочельник, который когда-либо был у меня.
   Я глядел на нее. С огнями, пылающими на ее лице, она выглядела очень симпатично.
   «Я купил тебе кое-что», наконец-то сказал я ей. «Подарок». Я говорил тихо, чтобы не разбудить маленькую девочку, и я надеялся, что это скроет нервозность моего голоса.
   Она повернулась ко мне, нежно улыбаясь. «Ты не должен был этого делать». Она, также, говорила шепотом, и её голос казался почти музыкальным.
   «Я знаю», сказал я. «Но я хотел». Подарок лежал в стороне, и я, взяв его, вручил ей обернутый подарочной бумагой пакет.
   «Ты бы мог открыть его для меня? Мои руки сейчас заняты». Она посмотрела вниз на маленькую девочку, потом опять на меня.
   «Тебе не нужно открывать его сейчас, если нет желания», сказал я, пожимая плечами, «это действительно не так уж и важно».
   «Не будь глупым», сказала она. «Я открыла бы его только перед тобой».
   Отбросив смущение, я посмотрел на подарок и начал открывать его, порвав пленку так, чтобы не наделать много шума, затем развернул бумагу, достигнув коробки. После этого, я раскрыл коробку и вытянул из неё свитер, держа так, чтобы она его увидела. Он был коричневым, как и те, что она обычно носила. Но я полагал, что она могла теперь одеть новый.
   По сравнению с радостью, которую я видел ранее, я не ожидал большой реакции на мой подарок.
   «Вот такой подарок. Я же говорил, что это не так уж и важно». Я надеялся, что она не будет разочарована.
   «Как красиво, Лендон», искренне сказала она. «В следующий раз, когда мы увидимся, я надену его. Спасибо».
   Мы затихли на мгновение, и я снова начал смотреть на огни.
   «Я, также, принесла тебе кое-что», наконец прошептала Джейми. Она посмотрела на дерево, и мои глаза последовали за ее взглядом. Ее подарок был все еще под деревом, частично скрытым за подставкой, и я пошел за ним. Он был прямоугольной формы, гибким, и немного тяжелым. Я поставил его на колени, даже не пробуя открыть его.
   «Открой», сказала она, посмотрев прямо на меня.
   «Ты не можешь подарить это мне», сказал я, затаив дыхание. Я уже знал, что было внутри, и я не мог поверить тому, что она сделала. Мои руки начали дрожать.
   «Пожалуйста», сказала она мне самым добрым голосом, который я когда-либо слышал, «открой это. Я хочу, чтобы это было твоим».
   Неохотно, я медленно разворачивал пакет. Когда он был, наконец, без бумаги, я держал его нежно, боясь повредить. Я уставился на него, загипнотизированный, и медленно водил рукой над ним, легко касаясь пальцами по истасканной коже, в то время как слезы заполняли мои глаза. Джейми протянула и положила свою руку на мою. Она была теплой и нежной.
   Я глядел на Джейми, не зная, что сказать.
   Джейми подарила мне свою Библию.
   «Спасибо за то, что ты сделал», шептала она мне. «Это было лучшее Рождество, которое когда-либо у меня было».
   Я отвернулся, и, не отвечая, отошел к тому месту, где я оставил свой стакан пунша. Хор «Тихой Ночи» все еще играл, и музыка заполнила комнату. Я выпил немного пунша, пробуя утолить внезапную жажду. Когда я выпил, все время, которое я провел с Джейми, наполнило мое сознание. Я думал о школьных танцах и о том, что она сделала для меня той ночью. Я думал о пьесе и о том, какой у неё был ангельский вид. Я думал о времени, когда я провожал её домой и как я помогал собирать банки, заполненные деньгами для сирот.
   Когда эти образы проходили в моей голове, мое дыхание внезапно стало спокойным. Я смотрел на Джейми, затем на потолок и вокруг комнаты, прилагая все усилия, чтобы сдержать свое самообладание, потом опять на Джейми. Она улыбалась мне, а я улыбался ей и единственная вещь, которая меня удивляла — как же так получилось, что я влюбился в такую девчонку как Джейми Саливан.

Глава десятая

   Я отвез Джейми домой с приюта позже той ночью. Я не был уверен, должен ли я идти, обнимая её за плечо, но, честно говоря, я точно не знал, что она чувствовала по отношению ко мне. Будучи награжденным, она дала мне самый замечательный подарок, который я когда-либо получал, и даже притом, что я скорее за все, никогда не открою его и не смогу читать, как умела она, и я знал, что она подарила мне частицу самой себя. Но Джейми была из тех людей, которые пожертвуют почку незнакомцу, которого она бы встретила на улице, если бы он действительно нуждался в ней. Таким образом, я не был точно уверен, как вести себя в данной ситуации.
   Джейми сказала мне однажды, что она не была болваном, и я полагаю, что я, наконец, пришел к такому же выводу. Она, возможно, была… немного не такой…, но она разгадала то, что я сделал для сирот, и, вспоминая прошлое, я думаю, что она знала это уже тогда, когда мы сидели на полу ее гостиной комнаты. Когда она назвала это чудом, я полагаю, что она говорила определенно обо мне.
   Я помню, как Хегберт вошел в комнату, когда Джейми и я говорили об этом, но он действительно не мог многого сказать. Старый Хегберт был не в себе в последнее время, по крайней мере, других слов я не могу подобрать. О, его проповеди были все еще красочны, и он все еще говорил о блудниках, но в последнее время его проповеди были короче, чем обычно. Иногда он делал паузу прямо в середине проповеди, и на его лице появлялся странный взгляд, как будто он думал о чем-то еще, о чем-то грустном.
   Я не знал, что бы это значило, но правду говоря, я не совсем хорошо знал его.
   И Джейми, когда она говорила о нем, казалось, описывала совсем другого человека.
   Я не мог вообразить Хегберта с чувством юмора, так же, как я не мог вообразить две луны в небе.
   Так или иначе, он вошел в комнату, в то время как мы считали деньги, и Джейми встала со слезами на глазах, и казалось, что Хегберт и не представлял, что я был там. Он сказал ей, что гордится ею, и что он любит её. Но потом он пошел назад на кухню, чтобы продолжить работу над проповедью. Он даже не поздоровался. Теперь, я знал, что точно не был самым духовным ребенком среди прихожан церкви, но я все еще находил его поведения странным.
   Когда я думал о Хегберте, я посмотрел на Джейми, сидящую около меня. Она смотрела в окно с умиротворенным взглядом на лице, улыбаясь, глубоко уйдя в себя. Я улыбнулся. Возможно, она думала обо мне. Моя рука начала двигаться в её направлении, но прежде, чем я достиг её, Джейми нарушила тишину.
   «Лендон», спросила она, наконец, повернувшись ко мне, «Ты когда-либо думаешь о Боге?»
   Я придержал руку.
   Теперь, когда я думал о Боге, я обычно изображал его как на тех старых картинах, которые я видел в больших церквях. Он был одет в белую одежду, с длинными волосами, указывая пальцем — но я знал, что она говорила не об этом. Она говорила о плане Бога. Понадобилась минута, чтобы я ответил.
   «Несомненно», сказал я. «Иногда бывает».
   «Ты когда-либо задаешься вопросом, почему вещи происходят так, а не иначе?»
   Я неопределенно кивнул.
   «Я думала об этом много в последнее время».
   Даже более чем обычно? Я хотел спросить, но не сделал этого. Я мог сказать, что она хотела сказать больше, и я промолчал.
   «Я знаю, что Бог имеет план относительно нас всех, но иногда, я не понимаю смысла происходящего. Это когда-либо случалось с тобой?»
   Она сказала это так, как если бы я думал об этом все время.
   «Ну», сказал я, пробуя обмануть, «я не думаю, что мы всегда можем понимать смысл происходящего. Я думаю, что иногда мы должны просто верить».
   Должен признать, что это был довольно хороший ответ. Я предполагаю, что мои чувства к Джейми делали мой интеллектуальный труд немного быстрее, чем обычно. Я мог сказать, что она обдумывала мой ответ.
   «Да», наконец она сказала, «ты прав».
   Я улыбнулся и изменил тему, исходя из того, что разговор о Боге не заставлял человека чувствовать себя романтично.
   «Ты знаешь», сказал я небрежно, «было очень хорошо сегодня вечером, когда мы сидели возле дерева».
   «Да, это так», сказала она. Но она все еще думала о другом.
   «И ты тоже выглядела хорошо».
   «Спасибо».
   Это не работало.
   «Я могу задать тебе вопрос?» Наконец, сказал я, в надежде на её возвращение.
   «Конечно», сказала она.
   Я глубоко вдохнул.
   «После церковной службы завтра, и, ну… после того, как ты проведешь некоторое время с твоим отцом… Я подразумеваю…». Я сделал паузу и посмотрел на нее. «Ты бы не возражала прийти ко мне на Рождественский обед?»
   Даже притом, что ее лицо все еще было направлено к окну, я мог видеть слабые контуры улыбки, как только я сказал это.
   «Да, Лендон, с удовольствием».
   Я вздохнул с облегчением, не веря, что я фактически спросил ее об этом, и все еще удивляясь, как все это случилось. Я проехал вниз по улице, где окна были украшены Рождественскими огнями, и пересек городскую площадь Бьюфорта. Несколько минут спустя, я, наконец, взял ее руку, и в дополнение прекрасного вечера, она не оттолкнула мою руку.
   Когда мы остановились перед ее домом, огни в гостиной комнате все еще были включены, и я мог видеть Хегберта позади занавесок. Я предположил, что он ждал нас, потому что хотел услышать, как прошел вечер в приюте. Или он хотел удостовериться, что я не целовал его дочь около порога. Я знал, что он это осудит.
   Я думал о том, как поступить, когда мы, наконец, попрощаемся, я подразумеваю — когда мы выйдем из автомобиля и подойдем к двери. Джейми была тиха и довольна в то же самое время, и я думаю, что она была счастлива, что я попросил её приехать ко мне завтра. Так как она была достаточно умна, чтобы разгадать то, что я сделал для сирот, я полагал, что, возможно, она будет достаточно умна, чтобы разгадать ситуацию с приглашением ко мне домой. Думаю, она поняла, что это было впервые, когда я искренне пригласил её к себе домой.
   Когда мы подходили к дому, я видел, что Хегберт выглянул из-за занавесок и запрятался назад. С некоторыми родителями, как у Анжелы, например, это бы означало, что они знали о тебе, и ты имел пару минут, прежде чем они откроют дверь. Обычно это давало обоим время посмотреть друг другу в глаза и поцеловаться. Обычно так и происходило.
   Теперь я не знал, поцелует ли Джейми меня; фактически, насчет этого у меня были сомнения. Но с ее столь симпатичным взглядом, с ее распущенными волосами, и всем, что случилось сегодня вечером, я не хотел пропустить возможность, если бы она подвернулась. Я почувствовал небольшие колики в животе, когда Хегберт открыл дверь.
   «Я услышал, что вы приехали», сказал он спокойно. Его кожа имела тот же желтоватый цвет, как обычно, но он выглядел утомленным.
   «Здравствуйте, преподобный Саливан», сказал я подавленно.
   «Привет, папа», счастливо сказала Джейми секунду спустя. «Мне жаль, что ты не приехали сегодня вечером. Это было замечательно».
   «Я настолько рад за вас». Казалось, ему хотелось прокашляться.
   «Я дам вам немного времени, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи. Я оставлю дверь открытой для тебя».
   Он обернулся и возвратился в гостиную комнату. От того, где он сел, я знал, что он мог все еще видеть нас. Он симулировал, что читает, однако я не видел, что было в его руках.
   «Я провела сегодня вечером замечательно время, Лендон», сказала Джейми.
   «Я тоже», ответил я, чувствуя глаза Хегберта, смотрящие на меня. Я задавался вопросом, знал ли он, что я держал ее руку в автомобиле, пока мы ехали домой.