— Хотите помешать моему везению? — Я засмеялся и бросил кости. — Расслабьтесь. На сегодня достаточно. А как ты, Лиза?
Она как раз закончила убирать пригорошни фишек в сумочку, ее очаровательное лицо сияло.
— Как скажешь, мой повелитель. Все будет, как ты захочешь.
— Все?
— Все.
Я снова рассмеялся и потянулся к своим фишкам.
— Тогда пойдем получим наличные и посмотрим, как далеко может зайти это твое «все».
Безудержная игра принесла Лизе чуть больше двенадцати тысяч долларов. Я придерживался консервативного стиля, поэтому ограничился тремя тысячами; но кое-кто из игроков тоже шли ва-банк, поэтому банк за нашим столиком был совершенно опустошен. Я засунул наличные в карман; но Лиза не желала ни носить их с собой, ни оставлять в номере, поэтому, извинившись, подошла к стойке и после длительных переговоров с клерком передала ему несколько купюр, остальные убрала в конверт, чтобы положить в сейф.
Она, очевидно, оплатила свой счет, так как клерк за стойкой расплылся в улыбке, подавая ей квитанцию. Я стоял у бара, поигрывая стаканом, и смотрел, как Лиза направляется ко мне — небрежной походкой, откидывая со лба золотистые пышные волосы. В том, как она протянула руку и пожала мою, было все — приглашение, обещание, удовольствие.
— Ну, мой очаровательный мужчина, — сказала она, — мой очаровательный мистер Винтерс, я даже не знаю твоего первого имени.
— Гм-м... Морган, — сказал я.
— Морган, — со значением повторила Лиза и снова сжала мою руку. — Ты сделал меня счастливой, Морган.
— Прошу прощения, что так долго тянул с этим.
— Ты как раз вовремя. Время поджимало, но ты успел.
— Выпьешь? — спросил я.
— Это так необходимо? — Кончик ее языка скользнул по губам, а глаза сверкнули. — Как я уже говорила тебе, я охотница. Так что мой номер просто забит всем необходимым, чтобы прекрасно провести вечер.
— Никаких обязательств, крошка.
— Никаких, Морган. — Ее ладонь легко скользнула в мою, другой рукой она высвободила стакан у меня из пальцев. — Пойдем.
Я положил деньги на стойку и пошел за Лизой к лифтам. На полпути меня перехватил крошечный посыльный и с поклонами сказал:
— Сеньор Винтерс, прошу прощения, но для вас у стойки оставлена записка, если вам будет угодно ее забрать.
Я кивнул, извинился и последовал за посыльным. Никакой записки у стойки не было. Сообщение я получил от него самого. Не шевеля губами, он проговорил:
— Я Анджело, сеньор Морган-Винтерс. Макс рассказал мне о вас. Это тот бармен, с которым вы недавно разговаривали. Я хотел бы предостеречь вас, чтобы вы были осторожны с сеньоритой Гордо. Сеньор Руссо Сабин сейчас в баре-патио, его уже предупредили.
— Спасибо, приятель.
Он продолжил игру, протянув мне записку, в которой просто говорилось, что я должен подняться в свой номер, принял чаевые и отошел. Я скомкал записку и вернулся к Лизе.
— Проблемы? — поинтересовалась она.
— Одно дело, которое я должен уладить. Встретимся наверху.
— Номер 310, Морган.
Я нажал кнопку, подождал, пока откроются двери, и помог ей зайти в лифт. Для постороннего наблюдателя все выглядело так, словно я желал спокойной ночи приятельнице. После этого я вернулся в бар, где пропустил несколько стаканчиков, неспешно беседуя с барменом и парой туристов.
Оказалось совсем не трудно выяснить, кто же был приставлен следить за мной. Даже в смокингах они не могли скрыть военную выправку. Решив, что находится вне поля моего зрения, один из них подошел к стойке и выудил из мусорной корзины смятую записку, которую я швырнул туда, быстро пробежал ее глазами и бросил обратно. Кислая мина и пожатие плечами дали понять его напарнику, что в записке не оказалось ничего важного; и я невольно ухмыльнулся их отражениям в зеркале.
Но был еще один, его я заприметил даже раньше этой парочки. В его внешности не было ничего особенного, насколько я мог видеть. Меня насторожил его наблюдательный пункт. Огромная пальма в горшке затемняла его лицо и фигуру, но с такой позиции я просматривался совершенно отчетливо. Он как будто разглядывал игроков за столиком с рулеткой, но в то же время мог контролировать все мои передвижения.
В обычной ситуации он бы не привлек мое внимание; но я вдруг вспомнил, что, даже поглощенный игрой, невольно почувствовал такую же замаскированную слежку. Тогда я был слишком занят, чтобы отвлекаться, но сейчас этот факт всплыл в моей памяти.
Я исподтишка разглядывал его, переговариваясь с туристом, пока наблюдатель не встал и не удалился, стараясь не привлекать ничьих взглядов. Черт, подумал я, я становлюсь слишком подозрительным. Сколько еще народу может рассматривать меня с удобных позиций?
Пара в смокингах любовалась мной еще добрых десять минут, пока я не распрощался со всеми за стойкой и не направился к лифту. Я назвал свой этаж лифтеру, зная, что они либо станут подглядывать, какая кнопка была нажата, либо позднее расспросят служащих. Выйдя, я сделал вид, что направляюсь к нашему с Ким номеру; и только когда за спиной закрылись двери лифта, побежал к лестнице, спустился на третий этаж и постучал в дверь номера 310.
Лиза хорошо распорядилась временем, которое я ей предоставил. Ее волосы были пышно взбиты, их белокурый оттенок эффектно контрастировал с блестящим черным нейлоновым пеньюаром, подчеркивавшим ее фигуру. Позади нее на столике охлаждалась бутылка шампанского, рядом стояли два бокала, а из настенного радио доносились мягкие ритмы чувственной латинской мелодии.
Не говоря ни слова, она посмотрела на меня горячим, призывным взглядом, приглашая войти, после чего заперла за мной дверь.
— Уютно, — сказал я.
— Так и должно быть. Выпьешь?
— Наливай. Мне нужно позвонить.
Я взял трубку, Ким подошла после второго звонка. Я сказал ей, где нахожусь, и попросил, если мне будут звонить, ответить, что я в душе и перезвоню, после чего позвонить мне. Мне было неловко говорить в присутствии Лизы, но не хотелось давать Сабину шанс вычислить мое местоположение.
Подавая мне шампанское, Лиза спросила:
— Разве это разумно — рассказывать жене о... об этом приключении?
— Кажется, ты много знаешь обо мне.
— Ну, здесь многое можно услышать, Морган. Одна женщина способна рассказать тебе кучу вещей о другой женщине.
— У меня очень понимающая жена. — Шампанское было холодным и шипучим. Я взглянул на Лизу поверх бокала: — Я думаю, что то же самое можно сказать и о твоем поклоннике.
Ее рука замерла, не донеся бокал до губ.
— О ком?
— О Руссо Сабине. Я слышал, он считает тебя своей собственностью.
— Значит, ты тоже многое слышал, Морган.
— Я беру это за правило, когда меня кто-то интересует.
— Тогда тебе не следует обращать на него внимания. Руссо Сабин... просто свинья. Животное. — В глазах ее мелькнул ледяной холод. — Его трудно обескуражить. Невозможно. Он из тех, кто... — Тут она остановилась.
— Кто — что?
— Ничего, — сказала Лиза.
Я протянул ей свой бокал, чтобы она снова наполнила его. Она поняла, что я рассматриваю ее, поэтому подняла глаза и иронично улыбнулась:
— Ты, наверное, уже все знаешь обо мне.
— Только в самых общих чертах. Я все еще заинтересован.
— Почему?
— Потому что Сабин наверняка приготовил кое-что и для меня.
Лиза снова поставила бутылку в лед и присела на подлокотник кресла, лениво покачивая очаровательной ногой и не замечая, что с каждым движением все больше и больше приоткрываются ее стройные бедра.
— Ты странный человек, Морган. Я не совсем понимаю, в чем дело, но ты не тот, за кого себя выдаешь.
— Пусть это тебя не беспокоит.
— Я и не беспокоюсь. Может, это мне на руку. За последнее время ты единственный, кто был мне полезен.
— Я и моя счастливая рука, — ухмыльнулся я.
— Это позволит мне убраться из этого чертова места. — Резкий тон придал остроту ее словам. — Так как ты, без сомнения, наслышан о моем прошлом, может, ты действительно заинтересован и моим настоящим положением.
— И очень сильно, поскольку тут замешан Сабин.
Лиза встала, прошла к дивану и опять села, скрестив ноги и по-прежнему демонстрируя полное пренебрежение к порядку в одежде.
— Я приехала сюда как туристка, — начала она. — На самом деле мне пришлось исчезнуть в силу некоторых обстоятельств... так как правительство собиралось предпринять против меня кое-какие действия юридического характера. Они очень хотели вернуть меня, чтобы устроить публичный скандал, опорочив тем самым оппозиционную партию. Здесь, по крайней мере на время, я была в безопасности. Я надеялась найти... гм... спонсора, который помог бы мне добраться до Южной Америки, но допустила ошибку, обратив на себя внимание сеньора Сабина. Он позаботился о том, чтобы никакой спонсор и близко не подошел ко мне. — Она отпила глоток и передернула плечами. — Поэтому, чтобы осуществить свои планы, мне оставалось только надеяться на удачу за игорным столом.
— И ты не смогла выиграть, — вставил я.
— Да. Удача всегда была на стороне сеньора Сабина. Он выжидал, зная, что я очень скоро потрачу все деньги. Его попытки добиться меня становились все настойчивее. Он прекрасно понимал: чтобы выжить, рано или поздно мне придется капитулировать.
— И тут подвернулся я.
— Совершенно точно.
Я придвинул ногой стул к ней поближе и уселся на него.
— Куча денег, которую ты выиграла сегодня, поможет тебе смыться, детка.
Она мрачно улыбнулась:
— Нет, боюсь, что нет. Видишь ли, когда я доберусь до цели моего путешествия, там окажутся определенные влиятельные партии, которым придется... заплатить. На это потребуется гораздо больше денег. Еще около пятидесяти тысяч долларов.
— Как долго может продолжаться полоса везения?
Она отставила бокал и откинулась на спинку дивана, глядя на меня сонными глазами.
— Я очень тебе доверяю, Морган. Ты для меня большая удача.
— Тогда, может, ты поможешь мне растянуть ее?
— Только попроси.
— Вряд ли тебе это понравится. Подыграй немного Сабину. Он выследил меня с тобой. Узнай, есть ли у него что-нибудь на меня и что ему действительно нужно.
— Он способен причинить тебе кое-какие неприятности.
— Об этом я позабочусь позже. А сейчас мне необходимо произвести благоприятное впечатление на этого парня.
Лиза нахмурилась, размышляя:
— Но если он решит, что ты заинтересован во мне... или я в тебе... тогда найдет способ заставить тебя уехать, и моя полоса везения закончится.
— Не надо так думать, детка. Есть и еще кое-что помимо столов, где играют в креп.
Несколько секунд она раздумывала. Затем протянула изящную руку и сказала:
— Иди сюда, Морган.
Я встал, подошел к дивану и наклонился к ней.
Лиза покачала головой — медленно и решительно.
— Подожди.
Я смотрел, как она поднимается, развязывая поясок, удерживавший ее пеньюар; тот распахнулся, повинуясь движению рук, и упал к ее ногам. Она была обнажена и прекрасна, податливая, словно молодое деревце, с изящно отточенными переходами от высоких полных грудей к плоскому животу.
Мои пальцы мягко проследовали по плавным изгибам ее тела, но лишь один раз. Все случилось так быстро, что я даже не успел понять, насколько она была возбуждена, потому что дальше этого дело не пошло.
За моей спиной раздался крик:
— Черт бы тебя побрал! — и Ким бросилась через всю комнату к Лизе, как кошка, выпущенная из мешка; мне пришлось схватить ее за руки и прижать к себе так крепко, чтобы она не могла шевельнуться. Ким была слишком взбудоражена, чтобы говорить, и только шипела сквозь зубы.
Лиза не сдвинулась с места. Она с усмешкой наблюдала за происходящим, затем метнула на меня взгляд:
— Я думаю, тебе лучше увести свою жену, Морган. Я не могу винить ее за то, что она так рассвирепела. Но тебе не стоит запирать ее в туалете, она, кажется, разбирается в замках.
— Она в этом эксперт, — сказал я.
— О'кей, Ким. И зачем тебе понадобилось так себя вести?
Она стремительно развернулась с белым от гнева лицом:
— Мы здесь не для того, чтобы играть в игры, ты, идиот!
— Как ты узнала, во что я играю?
— А как ты называешь это, Морган? Стоя там с этой голозадой проституткой, которая совсем запудрила тебе мозги и была готова положить на обе лопатки? Да, это все, что нам нужно... все, что нам нужно, — завалить эту шлюху. Мы слишком хорошо думали о тебе, предполагая, что в твоей голове больше здравого смысла... По крайней мере, ты мог бы найти кого-нибудь получше, чем эту... эту задницу!
— Кого ты предлагаешь? — равнодушно спросил я.
Обе ее руки сжались в кулаки, грудь бурно вздымалась. Она не слышала, что я говорил.
— Ни за какие сокровища...
— Ты могла бы постучать, детка. Совсем не обязательно было сбивать замок. Ты представляла зрелище гораздо более занимательное, нежели я.
Ким не отрывала от меня глаз. В свете одинокой лампы ее зубы блестели ровной белой полосой между алыми губами. Она была похожа на прекрасную пантеру, готовую к прыжку.
— В своем отчете я вряд ли хорошо отзовусь о том, что произошло. С этого момента тебе не разрешается ни на дюйм отходить от меня.
— Я могу действовать по собственному усмотрению, кошечка. Тебе это хорошо известно.
Ее голос напоминал вкрадчивое и одновременно убийственное мурлыканье:
— Только если я захочу этого, Морган. Больше не будет подобной чепухи. А о Лизе Гордо просто забудь.
— Я уже спрашивал тебя. Кого ты предлагаешь взамен?
Я медленно сделал шаг в ее сторону, потом еще один, пока не оказался прямо перед ней. Едва заметно Ким отпрянула назад, а то, что она прочла на моем лице в следующий миг, заставило ее потянуться к боку, где у нее был пистолет. Но я покачал головой:
— Я снова могу отобрать его, девочка. И я быстрее доберусь до своего, если именно так нам придется выяснять отношения.
Она напряглась, ее взгляд стал ледяным.
— Только попробуй.
— Не так быстро, моя умница. Ты не воспользуешься им против меня. Если в ты могла, то заменила бы мне Лизу несколько минут назад. — Я ухмыльнулся ей. — Спасибо.
На ее лице появилось озадаченное выражение.
— За что?
— За твою ревность, моя очаровательная жена. Внизу ты продемонстрировала обыкновенную ревность. А сейчас пытаешься оправдать ее.
Рука Ким так и не коснулась моей щеки. Я перехватил ее запястье, вывернул его и притянул Ким к себе, накрутив на пальцы полуночный блеск ее волос, — и все одним движением. Испуганный вскрик был задушен поцелуем, который наполнился страстью со стремительностью взрыва, постепенно перерастая в дрожь откровенного наслаждения, по мере того как Ким чувствовала прикосновение моих пальцев, расстегивающих пуговицы на ее блузке.
Ее сопротивление было похоже на воск, тающий в пламени. Я перестал осознавать все остальное, кроме вкуса ее губ; нас обоих затянуло в пучину страсти, столь же сильной, сколь и почти нереальной. Последний кусочек нейлона упал к ее ногам, пока она стояла на цыпочках, обхватив меня за шею и яростно впиваясь в мои губы, а я ласкал точеные изгибы ее тела.
Я рывком отстранил ее, подождал, пока она откроет глаза, и возненавидел себя за то, что сделал. Принужденно рассмеявшись, я проговорил:
— Ну, видишь?
Мгновение она стояла, не веря самой себе, потом посмотрела на свою одежду, валявшуюся на полу, на себя, и краска медленно залила ее щеки. На этот раз я не стал останавливать ее руку. Ким тяжело ударила меня по лицу и прошла в спальню, с трудом сдерживая ярость. Я сказал:
— Это часть работы проститутки, детка.
Ким с бешенством хлопнула передо мной дверью.
Глава 7
Она как раз закончила убирать пригорошни фишек в сумочку, ее очаровательное лицо сияло.
— Как скажешь, мой повелитель. Все будет, как ты захочешь.
— Все?
— Все.
Я снова рассмеялся и потянулся к своим фишкам.
— Тогда пойдем получим наличные и посмотрим, как далеко может зайти это твое «все».
Безудержная игра принесла Лизе чуть больше двенадцати тысяч долларов. Я придерживался консервативного стиля, поэтому ограничился тремя тысячами; но кое-кто из игроков тоже шли ва-банк, поэтому банк за нашим столиком был совершенно опустошен. Я засунул наличные в карман; но Лиза не желала ни носить их с собой, ни оставлять в номере, поэтому, извинившись, подошла к стойке и после длительных переговоров с клерком передала ему несколько купюр, остальные убрала в конверт, чтобы положить в сейф.
Она, очевидно, оплатила свой счет, так как клерк за стойкой расплылся в улыбке, подавая ей квитанцию. Я стоял у бара, поигрывая стаканом, и смотрел, как Лиза направляется ко мне — небрежной походкой, откидывая со лба золотистые пышные волосы. В том, как она протянула руку и пожала мою, было все — приглашение, обещание, удовольствие.
— Ну, мой очаровательный мужчина, — сказала она, — мой очаровательный мистер Винтерс, я даже не знаю твоего первого имени.
— Гм-м... Морган, — сказал я.
— Морган, — со значением повторила Лиза и снова сжала мою руку. — Ты сделал меня счастливой, Морган.
— Прошу прощения, что так долго тянул с этим.
— Ты как раз вовремя. Время поджимало, но ты успел.
— Выпьешь? — спросил я.
— Это так необходимо? — Кончик ее языка скользнул по губам, а глаза сверкнули. — Как я уже говорила тебе, я охотница. Так что мой номер просто забит всем необходимым, чтобы прекрасно провести вечер.
— Никаких обязательств, крошка.
— Никаких, Морган. — Ее ладонь легко скользнула в мою, другой рукой она высвободила стакан у меня из пальцев. — Пойдем.
Я положил деньги на стойку и пошел за Лизой к лифтам. На полпути меня перехватил крошечный посыльный и с поклонами сказал:
— Сеньор Винтерс, прошу прощения, но для вас у стойки оставлена записка, если вам будет угодно ее забрать.
Я кивнул, извинился и последовал за посыльным. Никакой записки у стойки не было. Сообщение я получил от него самого. Не шевеля губами, он проговорил:
— Я Анджело, сеньор Морган-Винтерс. Макс рассказал мне о вас. Это тот бармен, с которым вы недавно разговаривали. Я хотел бы предостеречь вас, чтобы вы были осторожны с сеньоритой Гордо. Сеньор Руссо Сабин сейчас в баре-патио, его уже предупредили.
— Спасибо, приятель.
Он продолжил игру, протянув мне записку, в которой просто говорилось, что я должен подняться в свой номер, принял чаевые и отошел. Я скомкал записку и вернулся к Лизе.
— Проблемы? — поинтересовалась она.
— Одно дело, которое я должен уладить. Встретимся наверху.
— Номер 310, Морган.
Я нажал кнопку, подождал, пока откроются двери, и помог ей зайти в лифт. Для постороннего наблюдателя все выглядело так, словно я желал спокойной ночи приятельнице. После этого я вернулся в бар, где пропустил несколько стаканчиков, неспешно беседуя с барменом и парой туристов.
Оказалось совсем не трудно выяснить, кто же был приставлен следить за мной. Даже в смокингах они не могли скрыть военную выправку. Решив, что находится вне поля моего зрения, один из них подошел к стойке и выудил из мусорной корзины смятую записку, которую я швырнул туда, быстро пробежал ее глазами и бросил обратно. Кислая мина и пожатие плечами дали понять его напарнику, что в записке не оказалось ничего важного; и я невольно ухмыльнулся их отражениям в зеркале.
Но был еще один, его я заприметил даже раньше этой парочки. В его внешности не было ничего особенного, насколько я мог видеть. Меня насторожил его наблюдательный пункт. Огромная пальма в горшке затемняла его лицо и фигуру, но с такой позиции я просматривался совершенно отчетливо. Он как будто разглядывал игроков за столиком с рулеткой, но в то же время мог контролировать все мои передвижения.
В обычной ситуации он бы не привлек мое внимание; но я вдруг вспомнил, что, даже поглощенный игрой, невольно почувствовал такую же замаскированную слежку. Тогда я был слишком занят, чтобы отвлекаться, но сейчас этот факт всплыл в моей памяти.
Я исподтишка разглядывал его, переговариваясь с туристом, пока наблюдатель не встал и не удалился, стараясь не привлекать ничьих взглядов. Черт, подумал я, я становлюсь слишком подозрительным. Сколько еще народу может рассматривать меня с удобных позиций?
Пара в смокингах любовалась мной еще добрых десять минут, пока я не распрощался со всеми за стойкой и не направился к лифту. Я назвал свой этаж лифтеру, зная, что они либо станут подглядывать, какая кнопка была нажата, либо позднее расспросят служащих. Выйдя, я сделал вид, что направляюсь к нашему с Ким номеру; и только когда за спиной закрылись двери лифта, побежал к лестнице, спустился на третий этаж и постучал в дверь номера 310.
Лиза хорошо распорядилась временем, которое я ей предоставил. Ее волосы были пышно взбиты, их белокурый оттенок эффектно контрастировал с блестящим черным нейлоновым пеньюаром, подчеркивавшим ее фигуру. Позади нее на столике охлаждалась бутылка шампанского, рядом стояли два бокала, а из настенного радио доносились мягкие ритмы чувственной латинской мелодии.
Не говоря ни слова, она посмотрела на меня горячим, призывным взглядом, приглашая войти, после чего заперла за мной дверь.
— Уютно, — сказал я.
— Так и должно быть. Выпьешь?
— Наливай. Мне нужно позвонить.
Я взял трубку, Ким подошла после второго звонка. Я сказал ей, где нахожусь, и попросил, если мне будут звонить, ответить, что я в душе и перезвоню, после чего позвонить мне. Мне было неловко говорить в присутствии Лизы, но не хотелось давать Сабину шанс вычислить мое местоположение.
Подавая мне шампанское, Лиза спросила:
— Разве это разумно — рассказывать жене о... об этом приключении?
— Кажется, ты много знаешь обо мне.
— Ну, здесь многое можно услышать, Морган. Одна женщина способна рассказать тебе кучу вещей о другой женщине.
— У меня очень понимающая жена. — Шампанское было холодным и шипучим. Я взглянул на Лизу поверх бокала: — Я думаю, что то же самое можно сказать и о твоем поклоннике.
Ее рука замерла, не донеся бокал до губ.
— О ком?
— О Руссо Сабине. Я слышал, он считает тебя своей собственностью.
— Значит, ты тоже многое слышал, Морган.
— Я беру это за правило, когда меня кто-то интересует.
— Тогда тебе не следует обращать на него внимания. Руссо Сабин... просто свинья. Животное. — В глазах ее мелькнул ледяной холод. — Его трудно обескуражить. Невозможно. Он из тех, кто... — Тут она остановилась.
— Кто — что?
— Ничего, — сказала Лиза.
Я протянул ей свой бокал, чтобы она снова наполнила его. Она поняла, что я рассматриваю ее, поэтому подняла глаза и иронично улыбнулась:
— Ты, наверное, уже все знаешь обо мне.
— Только в самых общих чертах. Я все еще заинтересован.
— Почему?
— Потому что Сабин наверняка приготовил кое-что и для меня.
Лиза снова поставила бутылку в лед и присела на подлокотник кресла, лениво покачивая очаровательной ногой и не замечая, что с каждым движением все больше и больше приоткрываются ее стройные бедра.
— Ты странный человек, Морган. Я не совсем понимаю, в чем дело, но ты не тот, за кого себя выдаешь.
— Пусть это тебя не беспокоит.
— Я и не беспокоюсь. Может, это мне на руку. За последнее время ты единственный, кто был мне полезен.
— Я и моя счастливая рука, — ухмыльнулся я.
— Это позволит мне убраться из этого чертова места. — Резкий тон придал остроту ее словам. — Так как ты, без сомнения, наслышан о моем прошлом, может, ты действительно заинтересован и моим настоящим положением.
— И очень сильно, поскольку тут замешан Сабин.
Лиза встала, прошла к дивану и опять села, скрестив ноги и по-прежнему демонстрируя полное пренебрежение к порядку в одежде.
— Я приехала сюда как туристка, — начала она. — На самом деле мне пришлось исчезнуть в силу некоторых обстоятельств... так как правительство собиралось предпринять против меня кое-какие действия юридического характера. Они очень хотели вернуть меня, чтобы устроить публичный скандал, опорочив тем самым оппозиционную партию. Здесь, по крайней мере на время, я была в безопасности. Я надеялась найти... гм... спонсора, который помог бы мне добраться до Южной Америки, но допустила ошибку, обратив на себя внимание сеньора Сабина. Он позаботился о том, чтобы никакой спонсор и близко не подошел ко мне. — Она отпила глоток и передернула плечами. — Поэтому, чтобы осуществить свои планы, мне оставалось только надеяться на удачу за игорным столом.
— И ты не смогла выиграть, — вставил я.
— Да. Удача всегда была на стороне сеньора Сабина. Он выжидал, зная, что я очень скоро потрачу все деньги. Его попытки добиться меня становились все настойчивее. Он прекрасно понимал: чтобы выжить, рано или поздно мне придется капитулировать.
— И тут подвернулся я.
— Совершенно точно.
Я придвинул ногой стул к ней поближе и уселся на него.
— Куча денег, которую ты выиграла сегодня, поможет тебе смыться, детка.
Она мрачно улыбнулась:
— Нет, боюсь, что нет. Видишь ли, когда я доберусь до цели моего путешествия, там окажутся определенные влиятельные партии, которым придется... заплатить. На это потребуется гораздо больше денег. Еще около пятидесяти тысяч долларов.
— Как долго может продолжаться полоса везения?
Она отставила бокал и откинулась на спинку дивана, глядя на меня сонными глазами.
— Я очень тебе доверяю, Морган. Ты для меня большая удача.
— Тогда, может, ты поможешь мне растянуть ее?
— Только попроси.
— Вряд ли тебе это понравится. Подыграй немного Сабину. Он выследил меня с тобой. Узнай, есть ли у него что-нибудь на меня и что ему действительно нужно.
— Он способен причинить тебе кое-какие неприятности.
— Об этом я позабочусь позже. А сейчас мне необходимо произвести благоприятное впечатление на этого парня.
Лиза нахмурилась, размышляя:
— Но если он решит, что ты заинтересован во мне... или я в тебе... тогда найдет способ заставить тебя уехать, и моя полоса везения закончится.
— Не надо так думать, детка. Есть и еще кое-что помимо столов, где играют в креп.
Несколько секунд она раздумывала. Затем протянула изящную руку и сказала:
— Иди сюда, Морган.
Я встал, подошел к дивану и наклонился к ней.
Лиза покачала головой — медленно и решительно.
— Подожди.
Я смотрел, как она поднимается, развязывая поясок, удерживавший ее пеньюар; тот распахнулся, повинуясь движению рук, и упал к ее ногам. Она была обнажена и прекрасна, податливая, словно молодое деревце, с изящно отточенными переходами от высоких полных грудей к плоскому животу.
Мои пальцы мягко проследовали по плавным изгибам ее тела, но лишь один раз. Все случилось так быстро, что я даже не успел понять, насколько она была возбуждена, потому что дальше этого дело не пошло.
За моей спиной раздался крик:
— Черт бы тебя побрал! — и Ким бросилась через всю комнату к Лизе, как кошка, выпущенная из мешка; мне пришлось схватить ее за руки и прижать к себе так крепко, чтобы она не могла шевельнуться. Ким была слишком взбудоражена, чтобы говорить, и только шипела сквозь зубы.
Лиза не сдвинулась с места. Она с усмешкой наблюдала за происходящим, затем метнула на меня взгляд:
— Я думаю, тебе лучше увести свою жену, Морган. Я не могу винить ее за то, что она так рассвирепела. Но тебе не стоит запирать ее в туалете, она, кажется, разбирается в замках.
— Она в этом эксперт, — сказал я.
* * *
Я смотрел, как она гордо прошла через комнату, потирая запястья там, где я слишком сильно сжал их, налила себе выпить, после чего сухо бросил:— О'кей, Ким. И зачем тебе понадобилось так себя вести?
Она стремительно развернулась с белым от гнева лицом:
— Мы здесь не для того, чтобы играть в игры, ты, идиот!
— Как ты узнала, во что я играю?
— А как ты называешь это, Морган? Стоя там с этой голозадой проституткой, которая совсем запудрила тебе мозги и была готова положить на обе лопатки? Да, это все, что нам нужно... все, что нам нужно, — завалить эту шлюху. Мы слишком хорошо думали о тебе, предполагая, что в твоей голове больше здравого смысла... По крайней мере, ты мог бы найти кого-нибудь получше, чем эту... эту задницу!
— Кого ты предлагаешь? — равнодушно спросил я.
Обе ее руки сжались в кулаки, грудь бурно вздымалась. Она не слышала, что я говорил.
— Ни за какие сокровища...
— Ты могла бы постучать, детка. Совсем не обязательно было сбивать замок. Ты представляла зрелище гораздо более занимательное, нежели я.
Ким не отрывала от меня глаз. В свете одинокой лампы ее зубы блестели ровной белой полосой между алыми губами. Она была похожа на прекрасную пантеру, готовую к прыжку.
— В своем отчете я вряд ли хорошо отзовусь о том, что произошло. С этого момента тебе не разрешается ни на дюйм отходить от меня.
— Я могу действовать по собственному усмотрению, кошечка. Тебе это хорошо известно.
Ее голос напоминал вкрадчивое и одновременно убийственное мурлыканье:
— Только если я захочу этого, Морган. Больше не будет подобной чепухи. А о Лизе Гордо просто забудь.
— Я уже спрашивал тебя. Кого ты предлагаешь взамен?
Я медленно сделал шаг в ее сторону, потом еще один, пока не оказался прямо перед ней. Едва заметно Ким отпрянула назад, а то, что она прочла на моем лице в следующий миг, заставило ее потянуться к боку, где у нее был пистолет. Но я покачал головой:
— Я снова могу отобрать его, девочка. И я быстрее доберусь до своего, если именно так нам придется выяснять отношения.
Она напряглась, ее взгляд стал ледяным.
— Только попробуй.
— Не так быстро, моя умница. Ты не воспользуешься им против меня. Если в ты могла, то заменила бы мне Лизу несколько минут назад. — Я ухмыльнулся ей. — Спасибо.
На ее лице появилось озадаченное выражение.
— За что?
— За твою ревность, моя очаровательная жена. Внизу ты продемонстрировала обыкновенную ревность. А сейчас пытаешься оправдать ее.
Рука Ким так и не коснулась моей щеки. Я перехватил ее запястье, вывернул его и притянул Ким к себе, накрутив на пальцы полуночный блеск ее волос, — и все одним движением. Испуганный вскрик был задушен поцелуем, который наполнился страстью со стремительностью взрыва, постепенно перерастая в дрожь откровенного наслаждения, по мере того как Ким чувствовала прикосновение моих пальцев, расстегивающих пуговицы на ее блузке.
Ее сопротивление было похоже на воск, тающий в пламени. Я перестал осознавать все остальное, кроме вкуса ее губ; нас обоих затянуло в пучину страсти, столь же сильной, сколь и почти нереальной. Последний кусочек нейлона упал к ее ногам, пока она стояла на цыпочках, обхватив меня за шею и яростно впиваясь в мои губы, а я ласкал точеные изгибы ее тела.
Я рывком отстранил ее, подождал, пока она откроет глаза, и возненавидел себя за то, что сделал. Принужденно рассмеявшись, я проговорил:
— Ну, видишь?
Мгновение она стояла, не веря самой себе, потом посмотрела на свою одежду, валявшуюся на полу, на себя, и краска медленно залила ее щеки. На этот раз я не стал останавливать ее руку. Ким тяжело ударила меня по лицу и прошла в спальню, с трудом сдерживая ярость. Я сказал:
— Это часть работы проститутки, детка.
Ким с бешенством хлопнула передо мной дверью.
Глава 7
Начало дня в Нуэво-Кадисе скорее можно было назвать бодрствованием у постели умирающего. Внизу все еще бродили между столиками одинокие завсегдатаи с красными от бессонницы глазами и мозгами, затуманенными слишком большим количеством алкоголя; но весь остальной мир уже спрятался, подобно графу Дракуле, от утреннего света. Посреди этой тишины пронзительно прокричал петух, ему никто не ответил, и он раздраженно прокричал снова и снова.
Я резко очнулся от сна и понял, что лежу на диване с револьвером в руках. Это был рефлекс, выработанный годами сидения в засаде, когда твой мозг реагирует на малейший шум, даже если ты погружен в глубокий сон. Я слышал, как в спальне беспокойно металась спящая Ким, но меня разбудило не это.
Вот опять: медленная вереница шагов в коридоре, затем тишина, как только неизвестный очутился прямо перед дверью. Я соскользнул с дивана, засунул свой сорок пятый под мышку, чтобы не было слышно взвода курка, и беззвучно, в одних носках, подкрался к двери.
Я ждал, насторожившись, потом распахнул ее, выскочил наружу — револьвер словно прирос к моей руке — и припал к стене, контролируя оба конца коридора.
Там никого не было.
Так тихо, как только мог, я побежал к лифту, нажал на кнопку и услышал, как он загудел далеко внизу. Кто бы это ни был, он не пользовался лифтом. На такое путешествие у него не хватило бы времени. Но лестница была под рукой и, дверь туда была приоткрыта.
Может, мне опять стали мерещиться привидения, но все же что-то подсказывало — я не ошибся. Я вернулся в номер раньше, чем лифт поднялся на мой этаж, запер дверь и опять лег на диван. Все, о чем я мог думать, — что в Нуэво-Кадисе играют не только за игральными столами.
Незадолго до полудня я услышал, как зашумела вода в душе, и понял, что Ким встала. Я глупо рассмеялся, понимая, как много льда нужно растопить, чтобы наступила весна, поэтому поступил с дверным замком точно так же, как она в номере Лизы, и вошел в ванную.
Когда я встал под душ рядом с ней, Ким приглушенно вскрикнула и чуть не поскользнулась, но я удержал ее.
— Передай мне мыло, — сказал я.
— Ты... убирайся отсюда!
Я плеснул на нее водой.
— Не надо так разговаривать со своим законным супругом, дорогая. Он может хорошенько отшлепать тебя. — Я вытащил мыло из ее пальцев и стал намыливать ей спину. Она изо всех сил пыталась вырваться, даже кричала, но что может сделать женщина, если она поймана в душе собственным мужем?
Лед треснул, но не растаял.
Когда я бросил Ким полотенце, она намеренно повернулась ко мне спиной, но мне было наплевать на скромность; я насвистывал, вытираясь, потом накинул полотенце ей на голову и пошел одеваться. У фальшивого замужества, вроде нашего, тоже должны быть свои прелести.
Я абсолютно не спешил. Я едва натянул рубашку и галстук, когда она наконец появилась с полотенцем, обернутым вокруг тела, словно саронг, и вызывающе встала, пытаясь заставить меня уйти.
— Очень сексуально, — оценил я.
— Заткнись и убирайся отсюда. Я хочу одеться.
— Для изнасилования или соблазнения, дорогая?
— Ни для того, ни для другого. — Ее голос был как нож.
— Игра становится жесткой, не так ли?
— Ты предупредил меня, — сказала она. — Больше такого не повторится.
Я посмотрел на нее, уже не улыбаясь. Очень осторожно я произнес:
— Я знаю, что этого больше не будет. Это никогда больше не случится — таким образом, моя прекрасная жена. Ведь закон наделяет меня определенными привилегиями. Мое естественное мужское начало диктует мне определенные желания, которые, как мне кажется, я могу потребовать исполнить. Интересно, как это сработает, если подступиться по-другому.
— Ты никогда этого не узнаешь.
Я закончил завязывать галстук.
— О, я-то знаю, моя дорогая. Мне просто интересно, сколько времени понадобится, чтобы ты это узнала.
Я взял револьвер с туалетного столика, машинально проверил заряд, поставил курок на полувзвод и засунул за пояс, затем посмотрел на ее отражение в зеркале и сказал:
— Кое-что начинает прорисовываться. Давай устроим шоу на дороге.
Оставив Ким в спальне, я прошел в гостиную и включил радио. Передавали прогноз погоды, обещавший тропический циклон, который зародился в пятистах милях к юго-востоку отсюда и грозил перерасти в ураган.
Мы оба почувствовали хвост в ту же минуту, как только вышли из отеля: один сзади нас, а двое впереди. Они действовали в команде, и, когда менялись, мы тут же замечали это и старались всячески облегчить им слежку.
Я взял за стойкой карту-путеводитель по местным достопримечательностям, и мы принялись систематически обходить одну за другой, не очень, впрочем, увлекаясь осмотром, а в основном посещая все сопутствующие им бары. По крайней мере, наши соглядатаи могли получить удовольствие от работы, если, конечно, им оплачивали все расходы.
Все, что мне было необходимо, — установить определенный распорядок наших действий.
К четырем часам дня начинались первые шоу с невыспавшимися стриптизершами и заезженными шутками, и мы провели на них больше времени, чем кто бы то ни был. Будто ненароком добравшись до бара «Орино», мы остановились перед ним якобы случайно и разыграли целое представление, изучая меню, вывешенное в витрине; после чего решили все же попробовать здешнюю кухню и зашли внутрь. Впервые за весь день мы надумали перекусить, что привело в восторг двух торчавших за нашими спинами нарочито пьяных типов в белых костюмах, какие обычно носят бизнесмены. Они с радостью смотрели, как мы выбираем столик, усаживаемся и делаем заказ.
Бар «Орино» отличался от остальных. По виду это было почтенное заведение, пользующееся уважением жителей. Камни и древесина из окрестных мест пошли на постройку, а время так потрепало его, что он, казалось, пропитался духом самой старой Испании. Официанты были опытными и ловкими, за стойкой, как сторожевая башня, высился бармен — тяжеловесный мужчина с архаичными седыми усами и двумя медалями, приколотыми к куртке. Он ходил прихрамывая, а когда смотрел на вас, то ничего не упускал из виду. Его глаза сначала будто ощупали нас, затем сфокусировались на паре в белых костюмах: он заметил выбранную ими удобную позицию, и его взгляд отвердел, после чего бармен посмотрел на нас уже с другим оттенком заинтересованности.
Наступила пора наводить порядок.
Я заказал три напитка, настоял на том, чтобы официант выпил один из них, затем отправил другой стакан бармену, так искусно их приготовившему, и помахал в ответ, когда он отсалютовал мне своим стаканом. Маленький одинокий старичок, сидевший над тарелкой с чили, получил от меня бутылку вина, отчего его лицо осветилось бесчисленными «грациас».
Шоу продолжалось, распорядок устанавливался, а я пьянел все больше и больше. Так они думали.
Оркестр из четырех человек расположился слева от маленькой сцены и стал ненавязчиво наигрывать, усиливая испанский колорит всего происходящего. После третьего номера я отправил музыкантам бутылку шампанского, заслужив от них всех улыбку, означавшую: «спасибо, сумасшедший американец».
Выступающих было всего трое: неплохой тенор, заурядный фокусник, срывающий аплодисменты в основном неоригинальными сальными шуточками, а не фокусами, и пылкая, смуглая и светловолосая блюзовая певичка, по имени Роза Ли, чье молодое тело так налилось, что казалось, вот-вот взорвется. На ней были яркий лифчик и длинная юбка, которая открывала в танце самые очаровательные ноги, какие я когда-либо видел.
Публика долго не хотела ее отпускать, Ким и я уже закончили обед и принялись за очередную порцию напитков, а она все еще кружилась по сцене.
Она запела старую песню под названием «Зеленые глаза».
Ким заметила мой внезапный интерес и наклонилась поближе:
— Что это?
— Наша связная.
— Как ты узнал?
— Песня. Арт Кифер и я используем ее как пароль. Знаешь ли, воспоминания о войне, когда наш небольшой оркестрик работал за линией фронта.
— Ностальгия?
— Нет, — сказал я, — просто привычка. Кое-что из того, что невозможно забыть.
Она легко улыбнулась:
— Твоя Роза Ли никогда не участвовала ни в какой войне. Ей вряд ли больше двадцати пяти.
— Арт устроил ее сюда для своих собственных дел.
— Что-нибудь вроде твоих сорока миллионов?
Мои челюсти отвердели.
— Черт побери, Ким. Тебя не касаются его дела. Я уже говорил: он не имеет никакого отношения к тем деньгам.
— Тогда расскажи мне о тех, кто имеет отношение.
— Я думал, что вы уже всех проверили, — съязвил я. — Ваша разведка решила, что он убит. Их работу не назовешь блестящей.
— Возможно, у них не было повода заподозрить обратное.
— Это так. Арту было удобнее, чтобы все считали его погибшим.
— Двое других тоже числились убитыми, — не сдавалась она.
Я потянулся к стакану и опрокинул в себя добрую половину, прежде чем ответить:
— Кэри попал под бомбежку. От него осталось не так много, чтобы можно было провести опознание. Арт и я видели, как это случилось, так что им пришлось поверить нам на слово. Малькольм Ханна попал под поезд, который взрывал на мосту, и пошел на дно вместе с парой тысяч других тел в нацистских формах.
— А Сэл Деккер?
— Его схватили и поместили в концентрационный лагерь. Его пытали, но он так ничего и не рассказал о предстоящих операциях — нам сообщали о них перед самым выполнением. Ему удалось бежать, он подорвался на мине, получил тяжелые ранения, но, к счастью, его спасли дружелюбно настроенные местные жители и после войны передали войскам союзников. Он провел несколько лет в армейских госпиталях, а потом уехал в Австралию.
Я резко очнулся от сна и понял, что лежу на диване с револьвером в руках. Это был рефлекс, выработанный годами сидения в засаде, когда твой мозг реагирует на малейший шум, даже если ты погружен в глубокий сон. Я слышал, как в спальне беспокойно металась спящая Ким, но меня разбудило не это.
Вот опять: медленная вереница шагов в коридоре, затем тишина, как только неизвестный очутился прямо перед дверью. Я соскользнул с дивана, засунул свой сорок пятый под мышку, чтобы не было слышно взвода курка, и беззвучно, в одних носках, подкрался к двери.
Я ждал, насторожившись, потом распахнул ее, выскочил наружу — револьвер словно прирос к моей руке — и припал к стене, контролируя оба конца коридора.
Там никого не было.
Так тихо, как только мог, я побежал к лифту, нажал на кнопку и услышал, как он загудел далеко внизу. Кто бы это ни был, он не пользовался лифтом. На такое путешествие у него не хватило бы времени. Но лестница была под рукой и, дверь туда была приоткрыта.
Может, мне опять стали мерещиться привидения, но все же что-то подсказывало — я не ошибся. Я вернулся в номер раньше, чем лифт поднялся на мой этаж, запер дверь и опять лег на диван. Все, о чем я мог думать, — что в Нуэво-Кадисе играют не только за игральными столами.
Незадолго до полудня я услышал, как зашумела вода в душе, и понял, что Ким встала. Я глупо рассмеялся, понимая, как много льда нужно растопить, чтобы наступила весна, поэтому поступил с дверным замком точно так же, как она в номере Лизы, и вошел в ванную.
Когда я встал под душ рядом с ней, Ким приглушенно вскрикнула и чуть не поскользнулась, но я удержал ее.
— Передай мне мыло, — сказал я.
— Ты... убирайся отсюда!
Я плеснул на нее водой.
— Не надо так разговаривать со своим законным супругом, дорогая. Он может хорошенько отшлепать тебя. — Я вытащил мыло из ее пальцев и стал намыливать ей спину. Она изо всех сил пыталась вырваться, даже кричала, но что может сделать женщина, если она поймана в душе собственным мужем?
Лед треснул, но не растаял.
Когда я бросил Ким полотенце, она намеренно повернулась ко мне спиной, но мне было наплевать на скромность; я насвистывал, вытираясь, потом накинул полотенце ей на голову и пошел одеваться. У фальшивого замужества, вроде нашего, тоже должны быть свои прелести.
Я абсолютно не спешил. Я едва натянул рубашку и галстук, когда она наконец появилась с полотенцем, обернутым вокруг тела, словно саронг, и вызывающе встала, пытаясь заставить меня уйти.
— Очень сексуально, — оценил я.
— Заткнись и убирайся отсюда. Я хочу одеться.
— Для изнасилования или соблазнения, дорогая?
— Ни для того, ни для другого. — Ее голос был как нож.
— Игра становится жесткой, не так ли?
— Ты предупредил меня, — сказала она. — Больше такого не повторится.
Я посмотрел на нее, уже не улыбаясь. Очень осторожно я произнес:
— Я знаю, что этого больше не будет. Это никогда больше не случится — таким образом, моя прекрасная жена. Ведь закон наделяет меня определенными привилегиями. Мое естественное мужское начало диктует мне определенные желания, которые, как мне кажется, я могу потребовать исполнить. Интересно, как это сработает, если подступиться по-другому.
— Ты никогда этого не узнаешь.
Я закончил завязывать галстук.
— О, я-то знаю, моя дорогая. Мне просто интересно, сколько времени понадобится, чтобы ты это узнала.
Я взял револьвер с туалетного столика, машинально проверил заряд, поставил курок на полувзвод и засунул за пояс, затем посмотрел на ее отражение в зеркале и сказал:
— Кое-что начинает прорисовываться. Давай устроим шоу на дороге.
Оставив Ким в спальне, я прошел в гостиную и включил радио. Передавали прогноз погоды, обещавший тропический циклон, который зародился в пятистах милях к юго-востоку отсюда и грозил перерасти в ураган.
* * *
Она продолжала нашу игру безо всяких усилий. Мы вели себя как только что прибывшие туристы, жадные до новых впечатлений; но при этом достаточно опытные, чтобы избежать расставленных для нас ловушек.Мы оба почувствовали хвост в ту же минуту, как только вышли из отеля: один сзади нас, а двое впереди. Они действовали в команде, и, когда менялись, мы тут же замечали это и старались всячески облегчить им слежку.
Я взял за стойкой карту-путеводитель по местным достопримечательностям, и мы принялись систематически обходить одну за другой, не очень, впрочем, увлекаясь осмотром, а в основном посещая все сопутствующие им бары. По крайней мере, наши соглядатаи могли получить удовольствие от работы, если, конечно, им оплачивали все расходы.
Все, что мне было необходимо, — установить определенный распорядок наших действий.
К четырем часам дня начинались первые шоу с невыспавшимися стриптизершами и заезженными шутками, и мы провели на них больше времени, чем кто бы то ни был. Будто ненароком добравшись до бара «Орино», мы остановились перед ним якобы случайно и разыграли целое представление, изучая меню, вывешенное в витрине; после чего решили все же попробовать здешнюю кухню и зашли внутрь. Впервые за весь день мы надумали перекусить, что привело в восторг двух торчавших за нашими спинами нарочито пьяных типов в белых костюмах, какие обычно носят бизнесмены. Они с радостью смотрели, как мы выбираем столик, усаживаемся и делаем заказ.
Бар «Орино» отличался от остальных. По виду это было почтенное заведение, пользующееся уважением жителей. Камни и древесина из окрестных мест пошли на постройку, а время так потрепало его, что он, казалось, пропитался духом самой старой Испании. Официанты были опытными и ловкими, за стойкой, как сторожевая башня, высился бармен — тяжеловесный мужчина с архаичными седыми усами и двумя медалями, приколотыми к куртке. Он ходил прихрамывая, а когда смотрел на вас, то ничего не упускал из виду. Его глаза сначала будто ощупали нас, затем сфокусировались на паре в белых костюмах: он заметил выбранную ими удобную позицию, и его взгляд отвердел, после чего бармен посмотрел на нас уже с другим оттенком заинтересованности.
Наступила пора наводить порядок.
Я заказал три напитка, настоял на том, чтобы официант выпил один из них, затем отправил другой стакан бармену, так искусно их приготовившему, и помахал в ответ, когда он отсалютовал мне своим стаканом. Маленький одинокий старичок, сидевший над тарелкой с чили, получил от меня бутылку вина, отчего его лицо осветилось бесчисленными «грациас».
Шоу продолжалось, распорядок устанавливался, а я пьянел все больше и больше. Так они думали.
Оркестр из четырех человек расположился слева от маленькой сцены и стал ненавязчиво наигрывать, усиливая испанский колорит всего происходящего. После третьего номера я отправил музыкантам бутылку шампанского, заслужив от них всех улыбку, означавшую: «спасибо, сумасшедший американец».
Выступающих было всего трое: неплохой тенор, заурядный фокусник, срывающий аплодисменты в основном неоригинальными сальными шуточками, а не фокусами, и пылкая, смуглая и светловолосая блюзовая певичка, по имени Роза Ли, чье молодое тело так налилось, что казалось, вот-вот взорвется. На ней были яркий лифчик и длинная юбка, которая открывала в танце самые очаровательные ноги, какие я когда-либо видел.
Публика долго не хотела ее отпускать, Ким и я уже закончили обед и принялись за очередную порцию напитков, а она все еще кружилась по сцене.
Она запела старую песню под названием «Зеленые глаза».
Ким заметила мой внезапный интерес и наклонилась поближе:
— Что это?
— Наша связная.
— Как ты узнал?
— Песня. Арт Кифер и я используем ее как пароль. Знаешь ли, воспоминания о войне, когда наш небольшой оркестрик работал за линией фронта.
— Ностальгия?
— Нет, — сказал я, — просто привычка. Кое-что из того, что невозможно забыть.
Она легко улыбнулась:
— Твоя Роза Ли никогда не участвовала ни в какой войне. Ей вряд ли больше двадцати пяти.
— Арт устроил ее сюда для своих собственных дел.
— Что-нибудь вроде твоих сорока миллионов?
Мои челюсти отвердели.
— Черт побери, Ким. Тебя не касаются его дела. Я уже говорил: он не имеет никакого отношения к тем деньгам.
— Тогда расскажи мне о тех, кто имеет отношение.
— Я думал, что вы уже всех проверили, — съязвил я. — Ваша разведка решила, что он убит. Их работу не назовешь блестящей.
— Возможно, у них не было повода заподозрить обратное.
— Это так. Арту было удобнее, чтобы все считали его погибшим.
— Двое других тоже числились убитыми, — не сдавалась она.
Я потянулся к стакану и опрокинул в себя добрую половину, прежде чем ответить:
— Кэри попал под бомбежку. От него осталось не так много, чтобы можно было провести опознание. Арт и я видели, как это случилось, так что им пришлось поверить нам на слово. Малькольм Ханна попал под поезд, который взрывал на мосту, и пошел на дно вместе с парой тысяч других тел в нацистских формах.
— А Сэл Деккер?
— Его схватили и поместили в концентрационный лагерь. Его пытали, но он так ничего и не рассказал о предстоящих операциях — нам сообщали о них перед самым выполнением. Ему удалось бежать, он подорвался на мине, получил тяжелые ранения, но, к счастью, его спасли дружелюбно настроенные местные жители и после войны передали войскам союзников. Он провел несколько лет в армейских госпиталях, а потом уехал в Австралию.