Страница:
[20].
Благодаря публикациям перевода документа “Внутренняя граница. Цели Японии в XXI веке” можно понять, что:
На протяжении многих десятилетий (а фактически более столетия, начиная с реставрации Мейдзи) политический курс японского государства неизменен, и этой неизменности не мешают ни неоднократная смена состава парламента и правительства страны, ни какие бы то ни было политические потрясения и декларации.
В подтверждение мнения о том, что в названном документе выразилась стратегия глобальной политики Японии, приведём фрагмент аналитической записки ВП СССР 1996 г. “Глобальная социология с разных точек зрения” (5 — 16 сентября 1996 г.):
«В интервью, показанном по первому каналу российского телевидения 07.07.1993 г., бывший многолетний глава правительства Японии Ясухиро Накасоне сказал, что главным из того, что он сделал на этом посту, является создание в Японии
Создание
предопределённую в готовом виде
, как это имело место в системе науки СССР (партийной, академической и отраслевой).
В том же интервью, говоря о надеждах на будущее, Ясухиро Накасоне огласил намерение Японии «создать в Азии “общеазиатский дом”, в котором должна принять участие и Россия». При этом Ясухиро Накасоне категорически отрицал возможность устремлённости Японии к военному реваншу и говорил о необходимости «создания структуры сотрудничества государств бассейна Японского моря» [21].
Это интервью Я.Накасоне если и не прошло не замеченным в дни его выхода в эфир, то не было понято «россионской» политической “элитой”, а потом забылось. Именно поэтому мы упоминаем его не в свободном повествовании, а привели выдержку из нашей же аналитической записки 10-летней давности.
Но в том интервью было сказано и ещё кое-что значимое для понимания политики Японии, хотя казалось бы прямо с политикой не связанное. Когда ведущий Урмас Отт завёл речь о свободном времяпрепровождении, то Я.Накасоне сказал, что он — художник-любитель. При этом он вспомнил свой разговор о живописи с Р.Рейганом (в бытность того президентом США) и как он объяснял Р.Рейгану, в чём, по его мнению, состоит главное отличие европейской и японской традиции живописи.
Но прежде, чем привести мнение Я.Накасоне, выразим сами то, в чём видит специфику европейской и японской традиций живописи большинство европейцев и россиян. С точки зрения европейцев:
· европейская живопись (до появления разного рода абстракционизма) реалистична и один из показателей мастерства её художников (наряду с передачей настроения или создания настроения у зрителя) — близкая к фотографической точность изображения объектов и перспективы;
· художники традиционной японской живописи большей частью игнорируют законы перспективы (масштаба), изображения объектов в их произведениях во многом условны, стилизованы, т.е. «фотографически» не точны.
Осознавая эти различия, многие убеждены в том, что европейская культура превзошла японскую в живописном мастерстве.
С этим мнением, возможно в каких-то деталях изменив формулировки, в целом согласится большинство читателей настоящей записки.
* *
По мнению же Я.Накасоне [22]главное отличие европейской и японской традиций живописи состоит в том, что:
· в европейской традиции весь холст заполнен изображением, созданным художником, и если есть незаполненные художником области, то картина воспринимается как набросок или не завершённое произведение;
· в японской же традиции в картине, если не всегда, то достаточно часто присутствуют области, которых ни кисть, ни перо художника не касались, и которые остаются чистыми, белыми, однако при этом органично вливаясь в композицию.
Как пояснил Я.Накасоне, тем самым художник предоставляет зрителю возможность заполнить «белые пятна» в композиции картины своим воображением [23]. На наш взгляд это мнение о различиях европейской и японской живописных традиций содержательно глубже, нежели приведённое выше мнение об очевидных стилистических различиях.
Таким образом японская живописная традиция предоставляет зрителю возможность и определённую свободу мысленного сотворчества с художником, а европейская — нет.
Это не означает, что произведения европейской традиции глушат мысль зрителя [24], но пути течения мысли и, соответственно, общая картина психической деятельности в целомпри созерцании произведений европейской и японской традиций живописи как по-европейски воспитанными людьми, так и по-японски воспитанными людьми — разные.
В связи с рассматриваемой нами проблематикой невозможно не упомянуть ещё одно уникальное достижение японской культуры — Сад 15 камней в буддистском монастыре Рёандзи. Ему
как средству воздействия на психику — мировосприятие и миропонимание — людей персонально и японского общества в целомнет аналогов в культурах других стран.
«“Сад камней”, “Философский сад”, “Сад Рёандзи”… Десятки имён у главной достопримечательности японского города Киото и, вероятно, самой большой ценности и десятки толкований сути, какую вложил столетия назад мудрый монах Соами в пятнадцать чёрных необработанных и разных по величине камней, разбросанных по белому песку. В путеводителе указано: „пятнадцать камней“. На самом деле замечаешь четырнадцать. Пятнадцатого камня перед глазами нет. Его загораживают соседние камни. Делаешь шаг по деревянной галерее, протянувшейся вдоль края песчаного прямоугольника — с остальных трёх сторон сад ограничен каменными монастырскими стенами, — и снова четырнадцать камней. Пятнадцатый — тот, что до сих пор прятался, теперь оказался в их числе, а исчез другой камень. Ещё шаг по галерее — и гениально спланированный хаос предстаёт опять в иной композиции, состоящей из тех же пятнадцати камней, из которых один — невидим.
Разные люди проходят по галерее. И разные мысли вызывал у них сад. “Сад камней” может символизировать собой своеобразие экономической структуры Японии, где «утёсы» монополистического капитала возвышаются над морем песчинок — бесчисленных мелких и мельчайших предприятий. Возможно, именно такие слова могут родиться у туриста между двумя спусками автоматического затвора фотоаппарата. Ассоциация бесспорная, что касается японской экономики, но воспринимающаяся в “Саду камней”, будто скрежет гвоздя по ржавому железу.
А возможно — и такие: «Это была наглядная модель познания, метафора науки. Обязательно остаётся что-то неизвестное, не сосчитанное, неучтённое. Мы уверенны, что есть что-то ещё, чего мы не видим». Это итог размышлений в саду человека. Таковы, наверное, полярные по чувствам и эстетической подготовленности восприятия «Сада камней».
Может, Соами хотел сказать, что дело не в камнях, а в людях, которые в сад приходят? Уж, не в том ли суть сада, что люди воспринимают одно и тоже по-разному, каждый по своему? И при этом никому не приходит в голову утверждать: я вижу мир правильно, а остальные нет?
Может быть, ключ к идее, заложенной в “Саде камней”, — это конституция, составленная принцем Сётоку ещё в VII веке. «У каждого человека есть сердце, — гласит статья конституции. — А у каждого сердца есть свои наклонности. Он считает это хорошим, он — дурным. Но я вовсе не обязательно мудрец, а он вовсе не обязательно глупец. Оба мы только обыкновенные люди».» (Приводится по публикации на сайте:
http://www.lomon.ru/school/japan/sad.html— адрес по состоянию на июнь 2006 г. Иллюстрации взяты оттуда же).
Однако необходимо обратить внимание на то, что подавляющее большинство интерпретаторов смыслаСада 15 камней подходят к нему с позиций индивидуализма, т.е. они задаются вопросом: Что Сад способен передать человеку как индивиду?Но есть и аспект коллективного восприятия Сада. Если на дорожке, проложенной вдоль одной из сторон сада, оказываются несколько человек, то хотя каждый из них видит только 14 камней, но вместе они видят одновременно все 15 камней.
По сути Сад 15 камней — образно-метафорический учебник философии, который воспитал и воспитывает многие поколения японцев если не в осознанном понимании, то в непосредственном ощущении того, что истина в её полноте индивиду не даётся, хотя он и может видеть какие-то грани истины. Многогранная истина в её полноте, достаточной для жизни и развития общества, даётся всему народу, а не исключительно кому-то одному.
Такого уникального учебника философии, воплощённого в искусно созданном искусственном ландшафте, нет ни в одной стране мира [25] , а копирование его бессмысленно, поскольку копия была бы чужда иной — не японской — культуре: Сад 15 камней в Киото — первый и в силу первенства и культурного своеобразия— единственно функциональный.
Также не надо забывать, что буддизм присутствует в Японии в качестве традиционной религии уже много веков, хотя при этом наряду с ним сохранился исконно японский синтоизм.
В исторически сложившейся культуре человечества в широко распространённыхэкзотерических религиозно-философских системах вопрос о порождении определённого эмоционально-смыслового строя — НАСТРОЕНИЯ — самим человеком подаётся как ключевой для начала всякой деятельности, пожалуй, только в буддизме:
«Нет вещи, которая извне может заставить нас страдать; всё зависит от истолкования нашего опыта. Отсюда ясна великая роль ума в том, испытываем ли мы страдание или радость».
«Неспособность совершить некое дело — не повод для беспокойства. Способность совершить некое дело — также не повод для волнения. Так зачем волноваться? Будьте счастливы».
«Единственный источник ваших страданий — ваши собственные деяния. Всегда следите за тем, как поступаете».
«Научитесь всегда быть спокойным и мудрым. Когда вы спокойны и мудры, ваши действия будут соответствовать ситуации и не будут омрачены отрицательными эмоциями».
«Мудрость без сострадания — суха и вредоносна. Сострадание без мудрости — слепо и немощно. Не пренебрегайте ни мудростью, ни состраданием».
«Первый шаг к мудрости — увидеть собственные недостатки. Итак, прежде всего, исправьте свои недостатки».
«Действия, вдохновляемые гневом, свидетельствуют о том, что вы утратили власть над собой и более не способны ясно мыслить и видеть. Это весьма опасный путь» [26](эти буддистские наставления приведены по публикации интернете по адресу:
http://buddhism.buryatia.ru/doc/nast.shtml— по состоянию на июнь 2006 г., цитирование тематически выборочно):
Иными словами буддизм обязывает человека быть властным над своими эмоциями и потоком сознания. Вероучения, сложившиеся на основе Библии и Корана, не обязывают к этому основную массу своих последователей. В этом отличие буддизма от вероучений, в основе которых лежат Библия и Коран.
Как невозможно виртуозно исполнять музыкальные произведения на не настроенном инструменте, так и многие дела, которые делают люди, получаются плохо или не получаются вообще, если их настроение не соответствует характеру этих дел.
В ориентации людей на самообладание в любых обстоятельствах — ещё одно преимущество исторически сложившейся культуры Японии перед культурами западного типа.
Кроме того, буддизм обязывает своих последователей к тому, чтобы достичь так называемого «просветления», т.е. пережить некое качество в себе самом, а не только знать о возможности «просветления» и учить других тому, что некая возможность существует, но не воспользоваться ею [27].
Тем не менее впадать в низкопоклонство перед Японией тоже было бы неправильно. Есть в японской культуре и нечто дефективное, препятствующее обретению личностью полноты достоинства человека. Именно в силу этого к сокрушительному поражению во второй мировой войне ХХ века Япония непреклонно шла, начиная по крайней мере с реставрации Мейдзи.
Если характеризовать это нечто своеобразно японское и дефективное одним словом, то это слово — «бонсай».
Словом «бонсай» («бон» — горшок, «сай» — выращивать) именуется традиционное японское декоративно-прикладное искусство (известное с XI века), суть которого состоит в том, чтобы посадить в горшочек дерево, не давать ему вырасти естественным путём в полный рост на протяжении десятилетий (сосна, принуждённая быть карлицей, «высотой» в пределах метра — один из примеров; наиболее популярны “деревца” высотой 38 — 65 см), создать вокруг него искусственный ландшафт и изящно подать это на обозрение зрителям, чтобы их чувство прекрасного отозвалось.
По сути же искусство «бонсай» — это надругательство над Природой вообще и природой всякого «обонсаенного» дерева, в частности: сосна должна быть большой, в средней полосе России — минимум в обхват толщиной и высотой 30 и более метров.
Исходящий из глубокой древности некий эзотеризм Японии проделывает «бонсай» по отношению к духу человека как в эзотерической, так и в экзотерической культуре Японии, что неоднократно находило своё выражение в её истории и в политике (в частности изоляционизм, которому следовала Япония на протяжении нескольких веков до середины XIX века, — одно из выражений эзотерического искусства «бонсай» по отношению к духу человека).
Иными словами, специфика дефективности японской культуры состоит в том, что вседозволенность допустима, но должна быть подана красиво [28]; в предельном случае красота должна поработить и парализовать разум и волю человека прежде, чем в отношении него начнёт твориться вседозволенность [29].
Т.е. Япония практически своею многовековой культуройопровергает возведённое многими в ранг пророчества высказывание Ф.М.Достоевского «красота спасёт мир».
И одна из объективно стоящих перед Японией в XXI веке задач — преодолеть укоренившуюся в её культуре приверженность к разнородному «бонсаю» как красиво поданной вседозволенности.
Вот теперь, после осознания изложенного в разделах 2 и 3 настоящей записки можно перейти непосредственно к рассмотрению документа “Внутренняя граница. Цели Японии в XXI веке”.
4. “Внутренняя граница. Цели Японии в XXI веке”: выдержки и комментарии
Благодаря публикациям перевода документа “Внутренняя граница. Цели Японии в XXI веке” можно понять, что:
На протяжении многих десятилетий (а фактически более столетия, начиная с реставрации Мейдзи) политический курс японского государства неизменен, и этой неизменности не мешают ни неоднократная смена состава парламента и правительства страны, ни какие бы то ни было политические потрясения и декларации.
В подтверждение мнения о том, что в названном документе выразилась стратегия глобальной политики Японии, приведём фрагмент аналитической записки ВП СССР 1996 г. “Глобальная социология с разных точек зрения” (5 — 16 сентября 1996 г.):
«В интервью, показанном по первому каналу российского телевидения 07.07.1993 г., бывший многолетний глава правительства Японии Ясухиро Накасоне сказал, что главным из того, что он сделал на этом посту, является создание в Японии
Создание
В том же интервью, говоря о надеждах на будущее, Ясухиро Накасоне огласил намерение Японии «создать в Азии “общеазиатский дом”, в котором должна принять участие и Россия». При этом Ясухиро Накасоне категорически отрицал возможность устремлённости Японии к военному реваншу и говорил о необходимости «создания структуры сотрудничества государств бассейна Японского моря» [21].
Это интервью Я.Накасоне если и не прошло не замеченным в дни его выхода в эфир, то не было понято «россионской» политической “элитой”, а потом забылось. Именно поэтому мы упоминаем его не в свободном повествовании, а привели выдержку из нашей же аналитической записки 10-летней давности.
Но в том интервью было сказано и ещё кое-что значимое для понимания политики Японии, хотя казалось бы прямо с политикой не связанное. Когда ведущий Урмас Отт завёл речь о свободном времяпрепровождении, то Я.Накасоне сказал, что он — художник-любитель. При этом он вспомнил свой разговор о живописи с Р.Рейганом (в бытность того президентом США) и как он объяснял Р.Рейгану, в чём, по его мнению, состоит главное отличие европейской и японской традиции живописи.
* * *
Но прежде, чем привести мнение Я.Накасоне, выразим сами то, в чём видит специфику европейской и японской традиций живописи большинство европейцев и россиян. С точки зрения европейцев:
· европейская живопись (до появления разного рода абстракционизма) реалистична и один из показателей мастерства её художников (наряду с передачей настроения или создания настроения у зрителя) — близкая к фотографической точность изображения объектов и перспективы;
· художники традиционной японской живописи большей частью игнорируют законы перспективы (масштаба), изображения объектов в их произведениях во многом условны, стилизованы, т.е. «фотографически» не точны.
Осознавая эти различия, многие убеждены в том, что европейская культура превзошла японскую в живописном мастерстве.
С этим мнением, возможно в каких-то деталях изменив формулировки, в целом согласится большинство читателей настоящей записки.
* *
*
По мнению же Я.Накасоне [22]главное отличие европейской и японской традиций живописи состоит в том, что:
· в европейской традиции весь холст заполнен изображением, созданным художником, и если есть незаполненные художником области, то картина воспринимается как набросок или не завершённое произведение;
· в японской же традиции в картине, если не всегда, то достаточно часто присутствуют области, которых ни кисть, ни перо художника не касались, и которые остаются чистыми, белыми, однако при этом органично вливаясь в композицию.
Как пояснил Я.Накасоне, тем самым художник предоставляет зрителю возможность заполнить «белые пятна» в композиции картины своим воображением [23]. На наш взгляд это мнение о различиях европейской и японской живописных традиций содержательно глубже, нежели приведённое выше мнение об очевидных стилистических различиях.
Таким образом японская живописная традиция предоставляет зрителю возможность и определённую свободу мысленного сотворчества с художником, а европейская — нет.
Это не означает, что произведения европейской традиции глушат мысль зрителя [24], но пути течения мысли и, соответственно, общая картина психической деятельности в целомпри созерцании произведений европейской и японской традиций живописи как по-европейски воспитанными людьми, так и по-японски воспитанными людьми — разные.
«“Сад камней”, “Философский сад”, “Сад Рёандзи”… Десятки имён у главной достопримечательности японского города Киото и, вероятно, самой большой ценности и десятки толкований сути, какую вложил столетия назад мудрый монах Соами в пятнадцать чёрных необработанных и разных по величине камней, разбросанных по белому песку. В путеводителе указано: „пятнадцать камней“. На самом деле замечаешь четырнадцать. Пятнадцатого камня перед глазами нет. Его загораживают соседние камни. Делаешь шаг по деревянной галерее, протянувшейся вдоль края песчаного прямоугольника — с остальных трёх сторон сад ограничен каменными монастырскими стенами, — и снова четырнадцать камней. Пятнадцатый — тот, что до сих пор прятался, теперь оказался в их числе, а исчез другой камень. Ещё шаг по галерее — и гениально спланированный хаос предстаёт опять в иной композиции, состоящей из тех же пятнадцати камней, из которых один — невидим.
Разные люди проходят по галерее. И разные мысли вызывал у них сад. “Сад камней” может символизировать собой своеобразие экономической структуры Японии, где «утёсы» монополистического капитала возвышаются над морем песчинок — бесчисленных мелких и мельчайших предприятий. Возможно, именно такие слова могут родиться у туриста между двумя спусками автоматического затвора фотоаппарата. Ассоциация бесспорная, что касается японской экономики, но воспринимающаяся в “Саду камней”, будто скрежет гвоздя по ржавому железу.
А возможно — и такие: «Это была наглядная модель познания, метафора науки. Обязательно остаётся что-то неизвестное, не сосчитанное, неучтённое. Мы уверенны, что есть что-то ещё, чего мы не видим». Это итог размышлений в саду человека. Таковы, наверное, полярные по чувствам и эстетической подготовленности восприятия «Сада камней».
Может быть, ключ к идее, заложенной в “Саде камней”, — это конституция, составленная принцем Сётоку ещё в VII веке. «У каждого человека есть сердце, — гласит статья конституции. — А у каждого сердца есть свои наклонности. Он считает это хорошим, он — дурным. Но я вовсе не обязательно мудрец, а он вовсе не обязательно глупец. Оба мы только обыкновенные люди».» (Приводится по публикации на сайте:
http://www.lomon.ru/school/japan/sad.html— адрес по состоянию на июнь 2006 г. Иллюстрации взяты оттуда же).
Однако необходимо обратить внимание на то, что подавляющее большинство интерпретаторов смыслаСада 15 камней подходят к нему с позиций индивидуализма, т.е. они задаются вопросом: Что Сад способен передать человеку как индивиду?Но есть и аспект коллективного восприятия Сада. Если на дорожке, проложенной вдоль одной из сторон сада, оказываются несколько человек, то хотя каждый из них видит только 14 камней, но вместе они видят одновременно все 15 камней.
По сути Сад 15 камней — образно-метафорический учебник философии, который воспитал и воспитывает многие поколения японцев если не в осознанном понимании, то в непосредственном ощущении того, что истина в её полноте индивиду не даётся, хотя он и может видеть какие-то грани истины. Многогранная истина в её полноте, достаточной для жизни и развития общества, даётся всему народу, а не исключительно кому-то одному.
Такого уникального учебника философии, воплощённого в искусно созданном искусственном ландшафте, нет ни в одной стране мира [25] , а копирование его бессмысленно, поскольку копия была бы чужда иной — не японской — культуре: Сад 15 камней в Киото — первый и в силу первенства и культурного своеобразия— единственно функциональный.
Также не надо забывать, что буддизм присутствует в Японии в качестве традиционной религии уже много веков, хотя при этом наряду с ним сохранился исконно японский синтоизм.
В исторически сложившейся культуре человечества в широко распространённыхэкзотерических религиозно-философских системах вопрос о порождении определённого эмоционально-смыслового строя — НАСТРОЕНИЯ — самим человеком подаётся как ключевой для начала всякой деятельности, пожалуй, только в буддизме:
«Нет вещи, которая извне может заставить нас страдать; всё зависит от истолкования нашего опыта. Отсюда ясна великая роль ума в том, испытываем ли мы страдание или радость».
«Неспособность совершить некое дело — не повод для беспокойства. Способность совершить некое дело — также не повод для волнения. Так зачем волноваться? Будьте счастливы».
«Единственный источник ваших страданий — ваши собственные деяния. Всегда следите за тем, как поступаете».
«Научитесь всегда быть спокойным и мудрым. Когда вы спокойны и мудры, ваши действия будут соответствовать ситуации и не будут омрачены отрицательными эмоциями».
«Мудрость без сострадания — суха и вредоносна. Сострадание без мудрости — слепо и немощно. Не пренебрегайте ни мудростью, ни состраданием».
«Первый шаг к мудрости — увидеть собственные недостатки. Итак, прежде всего, исправьте свои недостатки».
«Действия, вдохновляемые гневом, свидетельствуют о том, что вы утратили власть над собой и более не способны ясно мыслить и видеть. Это весьма опасный путь» [26](эти буддистские наставления приведены по публикации интернете по адресу:
http://buddhism.buryatia.ru/doc/nast.shtml— по состоянию на июнь 2006 г., цитирование тематически выборочно):
Иными словами буддизм обязывает человека быть властным над своими эмоциями и потоком сознания. Вероучения, сложившиеся на основе Библии и Корана, не обязывают к этому основную массу своих последователей. В этом отличие буддизма от вероучений, в основе которых лежат Библия и Коран.
Как невозможно виртуозно исполнять музыкальные произведения на не настроенном инструменте, так и многие дела, которые делают люди, получаются плохо или не получаются вообще, если их настроение не соответствует характеру этих дел.
В ориентации людей на самообладание в любых обстоятельствах — ещё одно преимущество исторически сложившейся культуры Японии перед культурами западного типа.
Кроме того, буддизм обязывает своих последователей к тому, чтобы достичь так называемого «просветления», т.е. пережить некое качество в себе самом, а не только знать о возможности «просветления» и учить других тому, что некая возможность существует, но не воспользоваться ею [27].
Тем не менее впадать в низкопоклонство перед Японией тоже было бы неправильно. Есть в японской культуре и нечто дефективное, препятствующее обретению личностью полноты достоинства человека. Именно в силу этого к сокрушительному поражению во второй мировой войне ХХ века Япония непреклонно шла, начиная по крайней мере с реставрации Мейдзи.
Если характеризовать это нечто своеобразно японское и дефективное одним словом, то это слово — «бонсай».
Словом «бонсай» («бон» — горшок, «сай» — выращивать) именуется традиционное японское декоративно-прикладное искусство (известное с XI века), суть которого состоит в том, чтобы посадить в горшочек дерево, не давать ему вырасти естественным путём в полный рост на протяжении десятилетий (сосна, принуждённая быть карлицей, «высотой» в пределах метра — один из примеров; наиболее популярны “деревца” высотой 38 — 65 см), создать вокруг него искусственный ландшафт и изящно подать это на обозрение зрителям, чтобы их чувство прекрасного отозвалось.
По сути же искусство «бонсай» — это надругательство над Природой вообще и природой всякого «обонсаенного» дерева, в частности: сосна должна быть большой, в средней полосе России — минимум в обхват толщиной и высотой 30 и более метров.
Исходящий из глубокой древности некий эзотеризм Японии проделывает «бонсай» по отношению к духу человека как в эзотерической, так и в экзотерической культуре Японии, что неоднократно находило своё выражение в её истории и в политике (в частности изоляционизм, которому следовала Япония на протяжении нескольких веков до середины XIX века, — одно из выражений эзотерического искусства «бонсай» по отношению к духу человека).
Иными словами, специфика дефективности японской культуры состоит в том, что вседозволенность допустима, но должна быть подана красиво [28]; в предельном случае красота должна поработить и парализовать разум и волю человека прежде, чем в отношении него начнёт твориться вседозволенность [29].
Т.е. Япония практически своею многовековой культуройопровергает возведённое многими в ранг пророчества высказывание Ф.М.Достоевского «красота спасёт мир».
И одна из объективно стоящих перед Японией в XXI веке задач — преодолеть укоренившуюся в её культуре приверженность к разнородному «бонсаю» как красиво поданной вседозволенности.
Вот теперь, после осознания изложенного в разделах 2 и 3 настоящей записки можно перейти непосредственно к рассмотрению документа “Внутренняя граница. Цели Японии в XXI веке”.
4. “Внутренняя граница. Цели Японии в XXI веке”: выдержки и комментарии
4.1. Проблемы Японии и глобализация в понимании авторов рассматриваемого документа
Далее приводится подборка выдержек из документа “Цели Японии в XXI веке” по публикации на сайте “Интелрос”:
http://www.intelros.ru/lib/doklady/japan2.html. Тексту предшествует подзаголовок: “Внутренняя граница: развитие личности и лучшее управление в новом тысячелетии (фрагменты)
[30]”.
Приведём полностью вводный раздел этого документа, названный “Реализация потенциала Японии” (комментарии в сносках и скобках — наши):
«Мы, японцы, долгое время не участвовали в дискуссиях о национальных устремлениях. За это время сложилось мнение, что дискуссии о целях или образе нации являются в некоторой степени запутанными и старомодными. Апатия, скука, недоверие политиков и бюрократии преобладали. Критика политики исходила от Национального Парламента, средств массовой информации и всех, кому не лень, но конструктивных предложений было предложено мало, частично по той причине, что правительство не обнародовало достаточно информации, которая давала бы возможность народу сформулировать такого рода предложения. Это отстранило общественность от проблем национального характера и препятствовало серьёзному обсуждению национальных целей и устремлений. [31]
Представляя наши мысли о целях Японии в XXI веке, мы надеемся сломать эту инертность. В настоящем докладе мы будем обсуждать устремления Японии, выражая наши надежды и нашу решимость сделать то, что должно быть сделано. Принимая во всеоружии вопрос о целях Японии в двадцать первом веке, мы предложим несколько принципов и вариантов политики.
Мы разделяем мнение о необходимости срочных мер. Мы опасаемся, что оставляя всё как есть, Япония держит курс на упадок. Такова обстановка как вокруг Японии, так и внутри неё самой [32].
В девяностые годы множество японцев выражало беспокойство, что нечто в структуре нации подвергается серьёзному изменению. Они опасались, что «мыльные пузыри» экономики конца восьмидесятых и лопанье этих пузырей в начале девяностых подорвали не только экономику, но и политическое устройство, общество, и даже систему ценностей и этические нормы, лежащие в самом основании нации [33].
В течении всей истории жизни в скудных и суровых природных условиях, мы воспитывали этические нормы, восхваляющие социальную и организационную гармонию. Однако социально-экономическое изобилие и интернационализация мешали сохранять эти этические нормы неизменными. И вот в девяностые годы, прежде, чем консенсус об этической системе, соответствующей обществу изобилия мог быть достигнут, Япония столкнулась с серьёзным препятствием и вошла в эру глобализации [34].
Кроме того, сильным потрясением стало произошедшее в январе 1995 года Великое Землетрясение Ханшин-Аваджи. Неспособность правительства (и центрального, и местного) к кризисному управлению, неэффективность и безответственность привели общественность в состояние сильной обеспокоенности способностью правительства защитить жизни и собственность граждан. За этим последовала серия лишающих присутствия духа инцидентов, в том числе газовая атака Аум Сенрикё в Токийском метро (в марте 1995), убийство четырнадцатилетним подростком маленького мальчика и нападение на других детей, одно из них с летальным исходом (в 1997).
Всё это оставило людей под впечатлением, что основные атрибуты японского общества, которым они гордились — семейная солидарность, качество образования (особенно начального и среднего), социальная стабильность и безопасность — рушились. Можно сказать, что эти эпизоды выявили уязвимость и негибкость японской экономики и японского общества. Возможно, всё это было ценой успеха [35].
После Второй мировой войны Япония совершила кажущееся удивительным восстановление, достигла потрясающего роста, быстро присоединилась к категории экономически развитых стран и стала членом Западного лагеря. Япония смогла достичь и поддержать мир, стабильность, и процветание. В целом, японцы помнят послевоенный период как историю успеха. Политические, экономические, и социальные системы, созданные тогда, были также восприняты как компоненты успешной модели
Нельзя отрицать, что они внесли свой вклад в политическую и социальную стабильность. Тем не менее, эта успешная послевоенная модель — или, более точно, несомненная вера в эту модель — в настоящий момент истощила жизненную силу Японии [36]. Многие из имущественных прав и социальных соглашений, установленных в послевоенный период, сделали экономику и общество Японии строгими и устаревшими.
Этой модели — «догнать и перегнать» — следовали не только в послевоенный период, но всё время с эпохи Мейдзи [37] . Сейчас Япония должна найти более качественную модель. Но мир больше не предлагает готовых моделей. Время, когда ответы могли быть взяты извне, прошло [38] . Большинство обществ оказывается перед тем же самым вызовом. Глобализация, которая как ожидают, охватит мир в двадцать первом столетии, принесёт большие выгоды, но вместе с тем и большие проблемы, бросая этот вызов каждой стране [39].
Без сомнения, страны отреагируют разнообразными способами(выделено жирным при цитировании нами: — это подразумевает многовариантность возможностей глобализации, хотя реально будет осуществлён некий единственный вариант). То же самое может быть сказано относительно старения общества. Япония столкнётся с этим вызовом раньше любой другой страны мира. Весь мир наблюдает, как Япония собирается справиться с этим.
У Японии нет готовой модели, которую она могла бы немедленно использовать. Изучая примеры со всего мира, мы должны найти решение таких проблем внутри Японии.
Таким образом, особенно важно раскрыть скрытые таланты и потенциалы внутри Японии. Это — ключ к будущему Японии(выделено жирным нами при цитировании: — это главный исходный принцип перспективной политики Японии, выраженной в рассматриваемом документе).
Есть ещё одна проблема, о которой нам необходимо задуматься. В мире двадцать первого века индивидуальность будет обладать несравненно большей силой, чем когда-либо. [40] Интернет даёт обычным людям лёгкий доступ к ресурсам всего мира. Кроме того, некоммерческие организации и деятельность добровольцев расширили масштаб деятельности людей. Разнообразные сети увеличивают индивидуальные способности. Всё более распространённым явлением становиться «увеличение полномочий» личности [41].
Максимальное развитие этой способности очень важно. В то же время, эти способности могут быть использованы для оживления правительства и общества. Важно, чтобы синергия сетей не только расширяла частную сферу, но и укрепляла общественную.
Проблема в том, что в современной Японии реализации талантов мешают большое количество разнообразных предписаний, преград и социальных соглашений. Много скрытого потенциала остаётся неиспользованным. Мы должны исследовать эту обширную область. Короче говоря, предел достижений Японии теперь находится внутри самой Японии. [42]
В XXI веке мы должны сделать выявление скрытого потенциала Японии и японцев нашим главным приоритетом. Как мы можем обнаружить этот потенциал? Как способности индивидуумов могут быть использованы эффективнее? Здесь мы выделяем два существенных изменения.
Первое — изменить методы и системы, посредством которых граждане взаимодействуют с обществом. Имеется в виду установление отношений между гражданами, уполномочивающими правительство, и правительством, которое в контексте новых форм управления, «ведомо» народом [43]. После Второй Мировой Войны в японском обществе была установлена демократия, и хотя форма общества изменились, содержание осталось неизменным. Характерно, что в силу привычки традиционные каналы и структура однонаправленной (верхушка — низам или государственный сектор — частному) передачи решений и демонстрации силы остались неизменными. Необходимо заменить их более равными, договорными отношения между теми, кто «ниже», и теми, кто «выше», или между частным и общественным секторами. Люди должны осознать до конца, что правительство работает на них. [44]
Второе существенное изменение — пересмотреть и перестроить отношения между частной и государственной сферами общества. В первую и главную очередь это означает развитие индивидуальности и личных инициатив: высвобождение сильных личностей, которые свободны, опираются на себя и ответственны, личностей, чья способность к эмпатии [45] делает их исключительными. Эти сильные, гибкие личности будут принимать участие в общественных дискуссиях по собственной инициативе, создавая динамическое общественное пространство. Созданное таким образом общественное пространство, предоставит личностям большее разнообразие выбора и возможностей. Это, в свою очередь, приведёт к появлению общества и индивидуумов, разнообразием и устремлениями, индивидуумов и общества, смело берущих на себя риск, принимающих вызовы, творческих и одарённых богатым воображением. [46] Нам также следует подумать о развитии системы создания стимулов таким личностям и предоставления «спасательного круга» для потерпевших неудачу.
Построение новой системы управления, «уполномочивающей» индивидуумов, и создание нового общественного пространства требует утверждения духа опоры на себя и толерантности, которые ещё не имели возможности проявиться в японском обществе достаточно сильно. Общество, в котором нет места для крепких, но гибких индивидуумов хрупко. Талант, стремление, этические номы, эстетическая восприимчивость, мудрость личностей, опирающихся на самих себя, создаёт структуру и гордость нации. За ними будущее. Этот дух опоры на самих себя позволяет индивидуумам реализовывать их скрытый потенциал.
Общество должно быть толерантным и восприимчивым, чтобы принять разнообразные свойства и таланты индивидуумов, позволить индивидуумам развивать их, и дать возможность каждому человеку занять своё место в обществе (выделено нами курсивом при цитировании
Приведём полностью вводный раздел этого документа, названный “Реализация потенциала Японии” (комментарии в сносках и скобках — наши):
«Мы, японцы, долгое время не участвовали в дискуссиях о национальных устремлениях. За это время сложилось мнение, что дискуссии о целях или образе нации являются в некоторой степени запутанными и старомодными. Апатия, скука, недоверие политиков и бюрократии преобладали. Критика политики исходила от Национального Парламента, средств массовой информации и всех, кому не лень, но конструктивных предложений было предложено мало, частично по той причине, что правительство не обнародовало достаточно информации, которая давала бы возможность народу сформулировать такого рода предложения. Это отстранило общественность от проблем национального характера и препятствовало серьёзному обсуждению национальных целей и устремлений. [31]
Представляя наши мысли о целях Японии в XXI веке, мы надеемся сломать эту инертность. В настоящем докладе мы будем обсуждать устремления Японии, выражая наши надежды и нашу решимость сделать то, что должно быть сделано. Принимая во всеоружии вопрос о целях Японии в двадцать первом веке, мы предложим несколько принципов и вариантов политики.
Мы разделяем мнение о необходимости срочных мер. Мы опасаемся, что оставляя всё как есть, Япония держит курс на упадок. Такова обстановка как вокруг Японии, так и внутри неё самой [32].
В девяностые годы множество японцев выражало беспокойство, что нечто в структуре нации подвергается серьёзному изменению. Они опасались, что «мыльные пузыри» экономики конца восьмидесятых и лопанье этих пузырей в начале девяностых подорвали не только экономику, но и политическое устройство, общество, и даже систему ценностей и этические нормы, лежащие в самом основании нации [33].
В течении всей истории жизни в скудных и суровых природных условиях, мы воспитывали этические нормы, восхваляющие социальную и организационную гармонию. Однако социально-экономическое изобилие и интернационализация мешали сохранять эти этические нормы неизменными. И вот в девяностые годы, прежде, чем консенсус об этической системе, соответствующей обществу изобилия мог быть достигнут, Япония столкнулась с серьёзным препятствием и вошла в эру глобализации [34].
Кроме того, сильным потрясением стало произошедшее в январе 1995 года Великое Землетрясение Ханшин-Аваджи. Неспособность правительства (и центрального, и местного) к кризисному управлению, неэффективность и безответственность привели общественность в состояние сильной обеспокоенности способностью правительства защитить жизни и собственность граждан. За этим последовала серия лишающих присутствия духа инцидентов, в том числе газовая атака Аум Сенрикё в Токийском метро (в марте 1995), убийство четырнадцатилетним подростком маленького мальчика и нападение на других детей, одно из них с летальным исходом (в 1997).
Всё это оставило людей под впечатлением, что основные атрибуты японского общества, которым они гордились — семейная солидарность, качество образования (особенно начального и среднего), социальная стабильность и безопасность — рушились. Можно сказать, что эти эпизоды выявили уязвимость и негибкость японской экономики и японского общества. Возможно, всё это было ценой успеха [35].
После Второй мировой войны Япония совершила кажущееся удивительным восстановление, достигла потрясающего роста, быстро присоединилась к категории экономически развитых стран и стала членом Западного лагеря. Япония смогла достичь и поддержать мир, стабильность, и процветание. В целом, японцы помнят послевоенный период как историю успеха. Политические, экономические, и социальные системы, созданные тогда, были также восприняты как компоненты успешной модели
Нельзя отрицать, что они внесли свой вклад в политическую и социальную стабильность. Тем не менее, эта успешная послевоенная модель — или, более точно, несомненная вера в эту модель — в настоящий момент истощила жизненную силу Японии [36]. Многие из имущественных прав и социальных соглашений, установленных в послевоенный период, сделали экономику и общество Японии строгими и устаревшими.
Этой модели — «догнать и перегнать» — следовали не только в послевоенный период, но всё время с эпохи Мейдзи [37] . Сейчас Япония должна найти более качественную модель. Но мир больше не предлагает готовых моделей. Время, когда ответы могли быть взяты извне, прошло [38] . Большинство обществ оказывается перед тем же самым вызовом. Глобализация, которая как ожидают, охватит мир в двадцать первом столетии, принесёт большие выгоды, но вместе с тем и большие проблемы, бросая этот вызов каждой стране [39].
Без сомнения, страны отреагируют разнообразными способами(выделено жирным при цитировании нами: — это подразумевает многовариантность возможностей глобализации, хотя реально будет осуществлён некий единственный вариант). То же самое может быть сказано относительно старения общества. Япония столкнётся с этим вызовом раньше любой другой страны мира. Весь мир наблюдает, как Япония собирается справиться с этим.
У Японии нет готовой модели, которую она могла бы немедленно использовать. Изучая примеры со всего мира, мы должны найти решение таких проблем внутри Японии.
Таким образом, особенно важно раскрыть скрытые таланты и потенциалы внутри Японии. Это — ключ к будущему Японии(выделено жирным нами при цитировании: — это главный исходный принцип перспективной политики Японии, выраженной в рассматриваемом документе).
Есть ещё одна проблема, о которой нам необходимо задуматься. В мире двадцать первого века индивидуальность будет обладать несравненно большей силой, чем когда-либо. [40] Интернет даёт обычным людям лёгкий доступ к ресурсам всего мира. Кроме того, некоммерческие организации и деятельность добровольцев расширили масштаб деятельности людей. Разнообразные сети увеличивают индивидуальные способности. Всё более распространённым явлением становиться «увеличение полномочий» личности [41].
Максимальное развитие этой способности очень важно. В то же время, эти способности могут быть использованы для оживления правительства и общества. Важно, чтобы синергия сетей не только расширяла частную сферу, но и укрепляла общественную.
Проблема в том, что в современной Японии реализации талантов мешают большое количество разнообразных предписаний, преград и социальных соглашений. Много скрытого потенциала остаётся неиспользованным. Мы должны исследовать эту обширную область. Короче говоря, предел достижений Японии теперь находится внутри самой Японии. [42]
В XXI веке мы должны сделать выявление скрытого потенциала Японии и японцев нашим главным приоритетом. Как мы можем обнаружить этот потенциал? Как способности индивидуумов могут быть использованы эффективнее? Здесь мы выделяем два существенных изменения.
Первое — изменить методы и системы, посредством которых граждане взаимодействуют с обществом. Имеется в виду установление отношений между гражданами, уполномочивающими правительство, и правительством, которое в контексте новых форм управления, «ведомо» народом [43]. После Второй Мировой Войны в японском обществе была установлена демократия, и хотя форма общества изменились, содержание осталось неизменным. Характерно, что в силу привычки традиционные каналы и структура однонаправленной (верхушка — низам или государственный сектор — частному) передачи решений и демонстрации силы остались неизменными. Необходимо заменить их более равными, договорными отношения между теми, кто «ниже», и теми, кто «выше», или между частным и общественным секторами. Люди должны осознать до конца, что правительство работает на них. [44]
Второе существенное изменение — пересмотреть и перестроить отношения между частной и государственной сферами общества. В первую и главную очередь это означает развитие индивидуальности и личных инициатив: высвобождение сильных личностей, которые свободны, опираются на себя и ответственны, личностей, чья способность к эмпатии [45] делает их исключительными. Эти сильные, гибкие личности будут принимать участие в общественных дискуссиях по собственной инициативе, создавая динамическое общественное пространство. Созданное таким образом общественное пространство, предоставит личностям большее разнообразие выбора и возможностей. Это, в свою очередь, приведёт к появлению общества и индивидуумов, разнообразием и устремлениями, индивидуумов и общества, смело берущих на себя риск, принимающих вызовы, творческих и одарённых богатым воображением. [46] Нам также следует подумать о развитии системы создания стимулов таким личностям и предоставления «спасательного круга» для потерпевших неудачу.
Построение новой системы управления, «уполномочивающей» индивидуумов, и создание нового общественного пространства требует утверждения духа опоры на себя и толерантности, которые ещё не имели возможности проявиться в японском обществе достаточно сильно. Общество, в котором нет места для крепких, но гибких индивидуумов хрупко. Талант, стремление, этические номы, эстетическая восприимчивость, мудрость личностей, опирающихся на самих себя, создаёт структуру и гордость нации. За ними будущее. Этот дух опоры на самих себя позволяет индивидуумам реализовывать их скрытый потенциал.
Общество должно быть толерантным и восприимчивым, чтобы принять разнообразные свойства и таланты индивидуумов, позволить индивидуумам развивать их, и дать возможность каждому человеку занять своё место в обществе (выделено нами курсивом при цитировании