Старджон Теодор Гамильтон. Образ мышления

   Она работала гардеробщицей в грязном ночном клубе, расположенном в том отдаленном районе, где Квинс и Бруклин, смыкаясь, по обоюдному согласию принимают название Лонг-Айленда. Завязать знакомство оказалось проще простого: я подал ей свою весеннюю куртку таким образом, чтобы видна была фирменная этикетка на подкладке. Это была очень хорошая этикетка, которая говорила сама за себя. Когда же девица повернулась, чтобы повесить куртку на крючок, я окликнул ее и пьяненьким голосом попросил достать из правого кармана деньги. Она пошарила в кармане куртки и сразу нашла искомое. Это была сотенная.
   - У чертова таксиста наверняка нет сдачи, - пробормотал я и схватил деньги прежде чем она оправилась настолько, что оказалась в состоянии продемонстрировать мне фокус с исчезновением банкноты. Не переставая пьяно ухмыляться, я достал бумажник и небрежно затолкал в него смятую сотенную, проделав это настолько неловко, чтобы девица могла заметить внутри еще две банкноты такого же достоинства. Убирая бумажник за пазуху, я специально положил его мимо кармана, и, когда он выпал, повернулся, чтобы идти в зал.
   К счастью, я успел вернуться за ним до того, как девица, приподняв на петлях часть перил гардероба, сумела им завладеть. Подобрав бумажник, я улыбнулся ей самой глупой улыбкой, на какую был способен.
   - Если бы кто-нибудь знал, сколько визиток я потерял подобным образом, сказал я и, правдоподобно покачиваясь, сфокусировал на ней взгляд.
   - Эй, да ты просто чудо!.. - "Чудо" было одним из тех кратких, эмоционально насыщенных слов, которые характеризовали ее лучше всего. - А как нас зовут?..
   - Черити <Черити - благотворительность, отзывчивость, любовь к ближнему (англ.).>, - сказала она. - Только пусть это не наводит тебя на всякие мысли...
   Она была так густо напудрена, что я никак не мог разобрать черт ее лица, зато мне были хорошо видны следы помады на ее бюстгальтере, ибо теперь Черити стояла наклонившись вперед и опираясь локтями о перила гардероба.
   - Я еще не выбрал свой любимый вид благотворительности, - пробормотал я. Ты постоянно здесь работаешь?
   - Нет, - кокетливо ответила она. - Время от времени я ухожу домой.
   - И во сколько это бывает?
   - В час.
   - Давай сделаем так, - сказал я заговорщическим тоном. - Встретимся у входа в четверть второго и проверим, кто кого перепьет. О'кей?
   Не дожидаясь ответа, я отправился в главный зал, предварительно засунув бумажник в задний карман брюк так, чтобы пиджак зацепился за него фалдой, и она могла его видеть. Пока я шел, я чувствовал устремленный на бумажник взгляд ее глаз, похожих на блестящие от жира шляпки только что поджаренных грибов, и в результате чуть не потерял его по настоящему, наткнувшись в дверях на старшего официанта.
   В четверть второго она была на месте, да я и не сомневался, что она придет. С шеи у нее свисало боа из поредевших желтоватых перьев, каблуки были такими тонкими и острыми, что их можно было забивать в сосновые доски, а руки до самых локтей скрывали блестящие латунные и хромированные браслеты, позвякивавшие при каждом движении.
   Когда мы оказались в такси, Черита сразу бросилась на меня, хищно разинув свой ярко-алый ротик. Я никогда не отличался особенно хорошей реакцией, но на сей раз я не сплоховал и так быстро наклонил голову, что она чувствительно врезалась скулой мне в лоб. Черити возмущенно пискнула, но я сказал, что я, кажется, снова уронил бумажник, и она поспешила принять участие в поисках.
   Довольно долго мы кочевали по барам и ночным заведениям, которых Черити знала великое множество. В каждом таком месте ей, не задавая лишних вопросов, приносили то херес, то виски, без зазрения совести удваивая стоимость заказов и подавая совершенно фантастические счета, по которым я без малейшего звука расплачивался. В одном баре я оставил официанту восемь долларов на чай, но Черити ухитрилась прикарманить пять из них. В другой забегаловке она вытащила у меня из кармана кожаную записную книжку, приняв ее за бумажник, который к этому времени я для пущей безопасности спрятал в трусах, и все же мне пришлось расстаться с авторучкой и одной эмалевой запонкой со вставкой из горного хрусталя.
   Это была настоящая дуэль. Я был по брови нагружен цитратом кофеина и тиамингидрохлоридом, однако изрядная порция алкоголя все же просочилась сквозь эту блокаду, и я держался из последних сил. К счастью, мне удалось довести мою игру до логического завершения. Перекрывая Черити все возможные пути к отступлению, я в конце концов поставил ее в такое положение, что она вынуждена была пригласить меня к себе. Ей просто не оставалось ничего другого, и это привело Черити в ярость, которую она не особенно старалась скрыть.
   Помогая и поддерживая друг друга, мы долго поднимались по едва освещенным первыми лучами рассвета ступеням, то и дело пьяно шикая и прикладывая палец к губам. На самом деле мы оба были гораздо трезвее, чем казалось по нашим движениям и жестам, и каждый втихомолку клялся себе не дать другому того, что подразумевала ситуация. Наконец мы достигли нужной двери, и Черити, относительно быстро справившись с замком, распахнула ее передо мной.
   Откровенно говоря, я не ожидал, что в квартирке будет так чисто и так холодно.
   - Окно открылось! - жалобно воскликнула Черити. Быстро подойдя к окну, она захлопнула створку и поплотнее замотала шею своим боа. - О, как неудачно вышло... - простонала она.
   Я тем временем успел оглядеться по сторонам. Это была длинная комната с низким потолком и тремя окнами. В дальнем ее конце, отгороженная подъемными жалюзи, угадывалась кухня. Дверь во внутренней стене вела, очевидно, в ванную.
   Черити перешла к кухонным жалюзи и подняла их.
   - Сейчас будет теплее, - пообещала она.
   Я оглядел открывшуюся моему взгляду кухоньку.
   - Как насчет кофе? - спросил я, когда она зажгла небольшую плитку.
   - Хорошо, хорошо, - хмуро отозвалась она. - Только говори потише, ладно?
   - Ш-ш!.. - Я помахал возле губ пальцем и обошел комнату кругом, мимоходом отметив дешевый проигрыватель с набором пластинок, телевизор с крошечным экранчиком, широкий кожаный диван казенного вида и книжный шкаф, где вместо книг на полках красовались пыльные фарфоровые собачки. Вероятно, понял я, грубовато-примитивные манеры Черити способны были привлечь не так много клиентов, как ей хотелось.
   - Эй, мне нужно попудрить нос! - заявил я.
   - Ванная вон там, - ответила она. - Ты не можешь потише?
   Я прошел в ванную комнату. Она оказалась совсем крошечной. В углу находилась мелкая сидячая ванна, над которой был укреплен металлический обруч с веселенькой пластиковой занавеской, испещренной крупными ярко-алыми розами.
   Прикрыв за собой дверь, я осторожно заглянул в аптечку. Ничего необычного здесь не было, и я так же бесшумно ее закрыл, стараясь, чтобы не щелкнул замок. Во встроенном шкафу тоже ничего кроме полотенец не оказалось.
   "В комнате, наверное, есть чулан, - подумал я. - Придется проверять все шляпные картонки, чемоданы, сундуки. А где бы я спрятал дьявольскую куклу, если бы хотел напустить на кого-нибудь порчу?"
   "Я бы не стал убирать ее далеко", - ответил я себе. Объяснить это я не мог, но я действительно держал бы подобную вещь под рукой, почти на открытом месте.
   Машинально я сдвинул в сторону душевую занавеску, потом снова задернул. Ванна была квадратной, а обруч над ней - круглым.
   Есть!..
   Я снова сдвинул занавеску, собрав ее у внешнего края ванны, и увидел в углу, прямо на уровне глаз, треугольную металлическую полку. На ней стояли четыре грубых фигурки, вылепленных, судя по всему, из глины и пчелиного воска. На головах у трех из них топорщились пряди волос, прилепленные с помощью капелек воска со свечи. Четвертая фигурка была лысой, но зато ее пальцы заканчивались слегка изогнутыми роговыми чешуйками, в которых я признал обрезки ногтей.
   Несколько мгновений я в задумчивости рассматривал эту странную выставку. Потом, выбрав лысую куклу, я повернулся к двери, но вовремя остановился. Спустив воду в унитазе, я снял с вешалки полотенце и, развернув, небрежно бросил на край ванны и только потом вернулся в большую комнату.
   - Эй, крошка, смотри, что я нашел! - радостно провозгласил я.
   - Ты не можешь не орать? - с досадой откликнулась она. - Сколько раз тебе повторять! И положи, пожалуйста, эту штуку на место.
   - А все-таки, что это такое?
   - Не твое дело, - отрезала она. - Положи на место, я сказала.
   Я погрозил ей пальцем.
   - Ты обещала быть со мной нежной и ласковой, - проговорил я обиженно.
   Черити не без усилия взяла себя в руки и, вооружившись остатками терпения, сказала:
   - Это просто.., игрушка. Дай-ка ее сюда. Я отдернул руку.
   - Нет, ты все-таки не хочешь быть со мной нежной и ласковой! - С этими словами я запахнул куртку и стал неловко застегивать ее одной рукой, продолжая удерживать куклу вне пределов досягаемости Черити.
   Она со вздохом закатила глаза и шагнула ко мне.
   - Ну ладно, пупсик, идем пить кофе, и давай не будем ссориться. - Она потянулась к кукле, и мне снова пришлось отдернуть руку.
   - Ты должна сказать мне, - надулся я.
   - Но это.., личное.
   - Вот и скажи, чтобы я знал, как ты ко мне относишься.
   - Хорошо... - Она снова вздохнула. - Когда-то я снимала квартиру пополам с одной девчонкой, которая умела делать такие куколки. Она говорила, что, если тебе кто-то разонравился или ты с кем-нибудь поссорилась, надо сначала слепить такую куклу, потом взять волосы или обрезки ногтей твоего дружка и... Вот, допустим, тебя зовут Джордж. Кстати, как твое имя?
   - Джордж, - быстро сказал я.
   - Хорошо. В общем, я называю куклу Джорджем и начинаю втыкать в нее иголки или вязальные спицы. И все. А теперь дай мне ее сюда.
   - А это кто?
   - Это Эл.
   - Гэл?
   - Эл. Но Гэл у меня тоже есть, ты его наверняка видел в ванной. Его я ненавижу больше всего.
   - Ага, ясно... - пробормотал я. - А что бывает с Элом, Джорджем и прочими, когда ты втыкаешь в них иголки и булавки?
   - Считается, что они должны заболеть. И даже умереть.
   - А они...?
   - Нет, никто из них не заболел, - сказала Черити совершенно искренним тоном. - Говорят тебе, это просто игра, вернее - не совсем игра, но что-то вроде... Если бы это срабатывало, то, можешь мне поверить, старина Эл уже давно бы истек кровью. Но он по-прежнему жив и здоров, хозяйничает в своей кондитерской.
   Я молча отдал ей куклу, и Черити посмотрела на нее с сожалением.
   - Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы колдовство иногда срабатывало. По временам я как будто даже верю в это. Представляешь, я втыкаю в них иглы, и они просто орут!
   - А ну-ка, представь меня своим друзьям! - потребовал я.
   - Что?
   - Представь меня Элу, Гэлу и Джорджу, - повторил я, пьяно усмехаясь, и, схватив ее за руку, потащил в ванную. Черити раздраженно фыркнула, но подчинилась.
   - Это - Фриц, это - Бруно, а это... А где же еще один?
   - Который?
   - Может быть, он упал за... - Черити встала коленями на край ванны и заглянула за нее, в узкий промежуток между ней и стеной. Когда она выпрямилась, ее лицо было пунцовым от усилий и гнева.
   - Что тебе от меня надо? - прошипела она. - Прекрати валять дурака, слышишь? Я только развел руками.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ну, хватит... - сказала она сквозь зубы и ловко ощупала сначала мою куртку, потом - пиджак. - Куда ты ее спрятал?
   - Кого? - удивился я. - Здесь было только четыре куклы. - Я показал пальцем. - Эл, Фриц, Бруно и Гэл. Кстати, я так и не понял, который из них Гэл? Вон тот, крайний?
   - Это Фредди, - отрезала Черити. - Он дал мне двадцатку, а сам вытащил у меня из сумочки двадцать три доллара. Грязная, грязная... Нет, Гэла здесь нет, а ведь он был самым лучшим. Ты точно не врешь, пупсик?
   Внезапно она с размаху хлопнула себя по лбу.
   - Окно!.. - воскликнула она и выбежала в комнату.
   Я опустился на четвереньки, чтобы еще раз заглянуть под ванну, и только тут понял, что имела в виду Черити. В последний раз оглядевшись по сторонам, я вышел вслед за ней. Черити стояла возле открытого окна и, заслонив глаза ладонью, смотрела вниз.
   - Кто бы мог подумать! - проговорила она в недоумении. - Кому могла понадобиться эта безделица?..
   Я почувствовал, как под ложечкой у меня засосало от предчувствия неудачи.
   - Ну и черт с ней, - продолжала Черити. - Я слеплю нового Гэла, хотя, конечно, у меня он вряд ли выйдет таким уродом. Идем, кофе уже, наверное... Эй, что с тобой, тебе нехорошо?
   - Да, мне нехорошо, - ответил я.
   - Из всех вещей, которые можно было украсть, - проговорила она уже из кухни, - этот ворюга выбрал именно восковую куклу. Хотела бы я знать, кто бы это мог быть?
   Неожиданно я понял, кто это мог быть и, хлопнув кулаком по раскрытой ладони, расхохотался.
   - Что с тобой? Ты спятил?
   - Да, - ответил я. - У тебя есть телефон?
   - Нет. Эй, ты куда?..
   - Домой. Прощай, Черити.
   - Постой, дорогой, не уходи. Я же только что сварила тебе кофе!
   Я распахнул дверь, но она схватила меня за рукав.
   - Ты не можешь уйти просто так! Как насчет того, чтобы дать Черити что-нибудь на память?
   - Никак. Завтра ты подцепишь нового кавалера и наверстаешь все, что упустила сегодня. Если, конечно, после сегодняшних коктейлей из виски и хереса тебя не замучит похмелье, - бодро ответил я. - И не забудь те пять долларов, которые ты стащила с тарелки для чаевых. На твоем месте я бы в этом кабаке больше не появлялся - по-моему, официант видел, как ты лишила его честно заработанной пятерки.
   - Ты не пьян!.. - ахнула она.
   - Да и ты не такая уж красавица, - парировал я с ухмылкой и, послав ей воздушный поцелуй, выскользнул за дверь.
   Наверное, я еще долго буду помнить ее такой, какой она была в этот момент - ее удивление и обиду, ее карие глаза, жалобно вытаращенные вслед уплывавшим из рук долларам, даже жалкое и бесполезное движение бедрами, которое она послала мне вслед, как последнюю мольбу.
   Вы когда-нибудь пробовали найти телефонный автомат в пять часов утра? Мне пришлось пройти не меньше девяти кварталов, прежде чем я поймал такси. А к тому времени, когда мы с водителем отыскали, наконец, работающий аппарат на одной из ночных бензоколонок, мы уже переехали мост Триборо и оказались в Квинсе.
   - Алло? - послышалось в трубке, когда я набрал номер.
   - Келли! - радостно завопил я. - Почему ты ничего мне не сказал? Я бы сэкономил не меньше шестидесяти долларов и избавил бы себя от самого сомнительного удовольствия, какое я только...
   - Это не Келли, - сказал в трубке голос Милтона. - Гэл только что умер.
   Это сообщение застало меня с открытым ртом, и я, наверное, некоторое время оставался в таком положении. Во всяком случае, когда я его закрыл, во рту у меня было холодно и сухо.
   - Я сейчас приеду, - пробормотал я.
   - Лучше не надо, - ответил Милтон. Голос у него дрожал, и я понял, что ему не вполне удается владеть собой. - Если только ты не хочешь... Нет, лучше не приезжай. Ты все равно ничем не сможешь помочь, а я в ближайшее время буду.., очень занят.
   - А где Келли? - прошептал я.
   - Я не знаю.
   - Ну хорошо, - вздохнул я. - Позвони мне, когда освободишься.
   Я снова сел в такси и велел везти меня домой. Дороги я не запомнил.
   ***
   Иногда я думаю, что в то утро Келли мне просто приснился.
   Большое количество спиртного, сильное волнение и тридцать часов без сна способны вырубить человека как наркоз, после которого он ничего не помнит. И все же просыпался я неохотно, чувствуя, что этот мир - далеко не самый лучший и не самый счастливый, чтобы спешить к нему возвращаться. Во всяком случае, не сегодня.
   Несколько минут я лежал, тупо разглядывая свой книжный шкаф. Потом я закрыл глаза и, перевернувшись на другой бок, зарылся головой в подушку. Когда я снова их открыл, то увидел Келли, который с непринужденной грацией расположился в моем кресле: длинные ноги свободно вытянуты, длинные руки лежат на поручнях, зоркие глаза до половины прикрыты веками.
   Я не стал спрашивать, как он попал в квартиру - какой смысл, раз он все равно уже вошел? Я вообще ничего не сказал, ожидая, пока он заговорит сам, ибо мне вовсе не хотелось быть первым, кто сообщит Келли о смерти брата. К тому же я еще не совсем проснулся, так что я просто лежал и смотрел на него.
   - Милтон мне сообщил, - сказал Келли. - Я этого ждал, так что все в порядке. Я кивнул.
   - Я прочел твой рассказ, - неожиданно добавил Келли. - Я нашел и другие твои рассказы, и прочел их тоже. У тебя богатое воображение.
   Он сунул в рот сигарету, тотчас прилипшую к его нижней губе, и не торопясь прикурил.
   - Милт много знает, и до какого-то момента вы оба соображаете очень неплохо. Но потом знания заставляют Милтона отклоняться к северо-западу, а твое воображение уводит тебя на северо-восток...
   Некоторое время он молча курил.
   - Я способен удерживать прямой курс, - сказал он наконец. - Но, чтобы дойти до цели, мне требуется время.
   Я потер глаза.
   - Не понимаю, - сказал я. - О чем ты говоришь?
   - Неважно, - отозвался Келли. - Я хочу добраться до того, что убило Гэла.
   Я закрыл глаза и увидел перед собой смазливое, пустое, злобное личико Черити.
   - Я провел с ней большую половину сегодняшней ночи, - сказал я.
   - Жаль, что ты не видишь ее сейчас.
   - Слушай, Келли, - начал я. - Если ты собираешься ее наказать, то лучше оставь эту затею. Черити, конечно, просто мерзкая маленькая шлюха, но на самом деле она еще ребенок, которому с самого начала не повезло в жизни. Она не убивала Гэла.
   - Я знаю, что не убивала, и она мне совершенно безразлична. Но я знаю, что убило Гэла, и не остановлюсь ни перед чем. И, насколько мне известно, у меня есть только один путь...
   - Ну хорошо, - сказал я, снова роняя голову на подушку. - Что же его убило?
   - Милтон рассказал тебе о гаитянской кукле, которую Гэл ей подарил?
   - Да, разумеется, рассказывал, но, можешь мне поверить, это пустой номер. Для того чтобы стать жертвой сглаза или порчи, Гэл сам должен был верить в колдовство.
   - Хе-хе, Милтон и мне рассказывал то же самое. Мы проговорили с ним несколько часов.
   - Тогда в чем же дело?
   - Ты наделен богатым воображением, - повторил Келли спокойно. - Давай повоображаем вместе. Милт рассказывал тебе о людях, которые умирают, даже если выстрелить в них из ружья, заряженного холостыми патронами?
   - Нет, ноя, кажется, где-то об этом читал. Общая идея, разумеется, та же.
   - А теперь вообрази, что все перестрелки или убийства с применением огнестрельного оружия, о которых ты когда либо слышал - все были именно такими, то есть, стрельба велась только холостыми патронами.
   - Ну, вообразил. И что дальше? Но он как будто не слышал меня.
   - Представь, что каждый раз, когда кого-нибудь убивают, - сказал Келли, ты собираешь множество свидетельств, улик, экспертных оценок, которые неопровержимо доказывают, что стреляли именно холостыми и что человек погиб, потому что верил...
   - Я понял. Дальше?..
   - А теперь давай представим, что в городе появился преступник, чье оружие заряжено настоящими, боевыми патронами. Как ты думаешь, какая для пули разница, кто во что верит?
   Я молчал.
   - На протяжении долгого времени люди лепили кукол и пронзали их булавками. Там, где в это верят, это непременно начинается снова. А теперь представь, что кому-то в руки попала кукла, с которой были скопированы все остальные фигурки. Настоящая кукла. Я продолжал лежать неподвижно.
   - Тебе вовсе не обязательно знать, что именно у тебя в руках, неторопливо продолжал Келли. - И не обязательно обладать какими-то особенными способностями. Тебе не надо понимать, как работает эта механика, не надо даже ни во что верить. Все, что тебе нужно, это задать кукле определенное направление и слетка подтолкнуть.
   - Как? Как ее подтолкнуть? - шепотом спросил я. Келли пожал плечами.
   - Назвать куклу чьим-нибудь именем. Или ненавидеть ее.
   - Господи Иисусе, Кел, ты спятил!.. Откуда ты знаешь? Ведь этого просто не может быть!
   - Ты ешь бифштекс, - медленно сказал Келли. - Откуда твой желудок знает, что нужно усвоить, а что - выбросить вон? Ты это знаешь?
   - Некоторые люди знают.
   - Но не ты. И тем не менее твой желудок работает нормально. Существует множество естественных законов, которые действуют вне зависимости от того, понимает ли кто-нибудь механизм их действия или нет. Сколько матросов стоит у штурвала, даже не зная толком, как устроен рулевой механизм? Так и я... Я знаю, куда идти и знаю, что достигну своей цели. Какое мне дело, как это действует, и верит в это кто-нибудь, или нет.
   - Хорошо, - согласился я. - И что ты собираешься делать?
   - Я должен прикончить то, что прикончило Гэла. Голос его по-прежнему звучал сонно, почти лениво, но тон его показался мне очень серьезным, и я не решился расспросить Келли поподробнее. Вместо этого я не без раздражения спросил:
   - А зачем ты мне все это рассказываешь?
   - Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
   - Что?
   - Во-первых, тебе придется некоторое время молчать о том, что я только что тебе говорил. Кроме того, я хочу, чтобы ты сохранил для меня одну вещь.
   - Какую? И как долго?
   - Я тогда тебе сообщу.
   Я, наверное, вскочил бы и как следует на него рявкнул, если бы Келли не выбрал это же самое мгновение, чтобы встать и выйти из спальни.
   - Что мне не дает покоя, - сказал он из соседней комнаты, - это мысль о том, мог ли я догадаться об этом полгода назад, или не мог.
   Потом я уснул, даже сквозь сон стараясь уловить момент, когда он уйдет. Но Келли двигался тише, чем любой другой человек его габаритов.
   Когда я проснулся во второй раз, было уже за полдень. Кукла сидела на каминной полке и злобно смотрела на меня. Такого уродства я не видел еще никогда в жизни.
   В следующий раз я встретился с Келли на похоронах Гэла. После похорон мы втроем, включая Милтона, слегка выпили за упокой его души. О куклах никто из нас не говорил. Насколько мне известно, вскоре после этого Келли ушел в рейс так, во всяком случае, думаешь о моряках, когда они вдруг надолго пропадают. Что касается Милтона, то он был занят как всякий доктор, то есть - очень, и мне так и не удалось спросить у него, что он обо всем этом думает.
   Чудовищную куклу я оставил на каминной полке, где она пролежала неделю или две. И все это время я гадал, когда Келли вернется, чтобы взяться за осуществление своего плана. Мне казалось, что он явится за куклой, как только будет готов. Выполняя свое обещание, я никому не рассказывал о том, что он мне поведал, и когда ко мне пришли какие-то гости, убрал куклу на верхнюю полку стенного шкафа. Там она и осталась, и со временем я стал о ней забывать.
   Примерно месяц спустя я заметил, что в комнатах появился какой-то странный запах. Он был еще очень слаб, и мне не удалось сразу определить, что это такое. Я знал только одно: что бы это ни было, запах мне не нравится. В конце концов я определил, что он исходит из стенного шкафа, и вспомнил о кукле.
   Встав на цыпочки, я снял ее с верхней полки и понюхал.
   Запах действительно исходил от нее, и меня едва не стошнило. Это был тот самый запах, который многие люди тщетно стараются забыть - запах некротического разложения, как определил бы его Милтон, и я едва сдержался, чтобы не отправить куклу в мусоросжигатель. Но обещание - есть обещание, и я положил куклу на стол, где она сразу же повалилась на бок. Ее странная податливость и мягкость были отвратительны. Одна нога оказалась сломана чуть выше колена и выглядела так, словно у куклы было два коленных сустава. Вся она казалась распухшей и не вызывала ничего, кроме омерзения.
   Где-то в кладовке у меня хранился высокий стеклянный колпак, которым когда-то накрывали часы. Я отыскал его, положил куклу на кусок мозаичного линолеума и накрыл колпаком, чтобы не сойти с ума от запаха.
   Некоторое время я напряженно работал, встречался с людьми (один раз даже пообедал с Милтоном), и дни летели незаметно. И вот как-то вечером мне пришло в голову снова взглянуть на куклу.
   Состояние ее было весьма плачевным. Я старался держать колпак в прохладном месте, но кукла продолжала таять и оплывать, растекаясь по линолеуму омерзительной лужей. В первый момент я подумал о том, что скажет мне Келли, но потом проклял и его, и его мстительные планы, и отнес куклу в подвал.
   Со дня смерти Гэла прошло почти два месяца, когда я впервые спросил себя, с чего я вообще решил, что Келли должен вернуться за своей кошмарной куклой до того, как начнет осуществлять свой замысел. Он сказал, что собирается разделаться с тем, что погубило Гэла, и, насколько я его понял, гаитянский божок и был истинным виновником смерти его брата.
   Что ж, он добрался до куклы, и я нисколько об этом не жалел. Однажды я даже принес из подвала часовой колпак и, подставив к лампе, вгляделся в то, что осталось от куклы. В луже на линолеуме еще можно было угадать очертания человеческой фигурки и какие-то не до конца оплывшие куски, но все остальное превратилось в отвратительную, гниющую массу.
   - Ай да Келли! - злорадно воскликнул я. - Добей его, дружище!
   Потом мне позвонил Милтон и спросил, могу ли я встретиться с ним у Рули. Голос его мне очень не понравился, но я не знал, что могло случиться. За последнее время мы только раз с ним выпили, да и то немного.
   Когда я вошел, Милтон сидел в самом дальнем углу и, втягивая то одну, то другую щеку, нервно закусывал их зубами. Губы у него были какими-то серыми, и, поднося к ним стакан, он расплескал его содержимое.
   - Что это с тобой? - ахнул я. Милтон страдальчески сморщился.
   - Я знаменит, - сказал он, и я услышал, как стекло звякнуло о его зубы. Я так часто приглашал к Гэлу консультантов, что теперь меня считают чем-то вроде эксперта по этой.., по подобным состояниям.
   И Милтон двумя руками поставил стакан на стол. Он явно пытался улыбнуться, и я сказал, что лучше бы он этого не делал. Тогда он бросил насиловать себя и чуть не заплакал.
   - Пойми! - почти выкрикнул он. - Я не могу, просто не могу выхаживать еще одного такого больного. Я просто не выдержу!
   - Скажешь ты наконец, что случилось? - резко спросил я. Иногда подобные приемы оказываются самыми действенными.
   - Д-да... Да. Недавно в отделение общей патологии привезли.., еще одного такого больного. Естественно, вызвали меня. Клиническая картина в точности такая же, как у Гэла. В точности!.. Все дело только в том, что я не могу снова заниматься этим. Не могу и не хочу! К счастью, через шесть часов она умерла.
   - Она?.. Это была женщина?
   - Знаешь, что нужно сделать с человеком, чтобы довести его до такого состояния? - спросил Милт, не ответив на мой вопрос. - Нужно туго перевязывать конечности и ждать, пока они не омертвеют и не начнут разлагаться. Нужно сдирать кожу рашпилем, расплющивать ткани дубинкой и втирать в раны грязь, чтобы вызвать заражение. Нужно ломать кости тисками, нужно...
   - Ну хорошо, хорошо, но ведь никто не...
   - ..И все это нужно было повторять ежедневно на протяжении, наверное, двух месяцев, - закончил Милтон и принялся тереть кулаками глаза. Он проделывал это с таким ожесточением, что я не выдержал и схватил его за запястья.
   - Я знаю, что никто этого не делал! Разве я сказал, что это - дело человечески рук? - рявкнул Милтон. - Разве Гэла кто-нибудь тронул хоть пальцем?
   - Выпей, - сказал я, но он не стал пить. Вместо этого он наклонился вперед и зашептал:
   - Каждый раз, когда с ней кто-нибудь заговаривал, она отвечала одно и то же. Например, когда ее спрашивали, что случилось и кто сделал с ней такое, она отвечала только одно: "Он называл меня куколкой". Вот и все, что она говорила: "Он называл меня куколкой"!..
   Я встал из-за стола.
   - Пока, Милт.
   Он ошарашенно поглядел на меня.
   - Постой, куда же ты? Не уходи! Ты должен...
   - Мне пора идти, - сказал я и вышел не оглядываясь. Мне необходимо было как можно скорее остаться одному, чтобы задать себе несколько вопросов и как следует пораскинуть мозгами.
   Кто виноват в убийстве, спрашивал я себя, ружье, или тот, кто спустил курок? Я вспоминал пустое, смазливое, маленькое личико, алчный взгляд карих глаз и слова Келли, который сказал:" Она мне совершенно безразлична".
   Потом я подумал, что испытывала кукла, когда Черити ломала, выкручивала, колола ее. Готов спорить, она об этом даже не задумывалась.
   Я думал: "Действие: девушка бросает в человека вентилятором. Ответное действие: человек бросает девушку в вентилятор. Проблема: колесо не снимается с оси. Решение: выбить ось".
   Это - образ мышления.
   Как убить человека? Использовать восковую куклу.
   А как убить куклу?..
   Кто виноват: ружье, или тот, кто спустил курок?
   Он называл меня куколкой.
   Он называл меня куколкой.
   Он называл меня куколкой...
   Когда я вернулся домой, в комнате надрывался телефон.
   - Привет... Это был Келли.
   - С ней покончено, - сказал я. - Твоя кукла умерла. И еще, Келли... Знаешь, держись от меня подальше.
   - Хорошо, - ответил Келли.