— Конечно, пап. Мяус будет послушный. Мяус! — она обернулась к своему соседу, посмотрела на него в упор, глаза в глаза. Серебряные усы распушились и задрожали. — Мяус, ты будешь послушный, правда? Ты не будешь высовываться?
   — Шек, — сказал Мяус. — Шек мр-реди.
   — Он говорит, ты — старший.
   Джек вылез из-за баранки, засмеялся.
   — Так и говорит? (“Любопытно, вправду она что-то знает или это больше игра?”) Ну вот, сидите смирно. Я скоро вернусь.
   И, прихватив коромысло, он скрылся в дверях.
   У Зинсера, как всегда, дел было по горло. Аэродром был невелик, но им постоянно пользовались владельцы собственных машин и доставляли Зинсеру, который ведал взлётом и посадкой, немало хлопот. Он как раз говорил по телефону и, увидев Джека, свободной рукой прикрыл трубку.
   — А, Герри! Что новенького? — весело проскрипел он. — Садитесь, я сейчас. — И, не переставая улыбаться Джеку, так же весело загудел в трубку. Джеку не сиделось и не терпелось, но что поделаешь, надо было подождать.
   — Ну? — сказал Зинсер, положив трубку, и тотчас же телефон вновь зазвонил.
   Едва раскрыв рот, Джек с досадой его закрыл. Зинсер положил трубку, но тут раздался новый звонок. Зинсер снял трубку полевого телефона, пристроенного на краю стола.
   — Зинсер слушает. Да…
   “Ну, хватит”, — подумал Джек. Поднялся, пошёл к двери и тихонько прикрыл её, чтобы никто не помешал. Взял коромысло и, к изумлению Зинсера, залез на стол, встал во весь рост, поднял коромысло над головой и шагнул в пустоту. Из крохотных ракет со свистом ударили воздушные струи. Джек повис на руках, коромысло мягко, неторопливо опускало его; он оглянулся через плечо. Лицо Зинсера было точно багровая луна в снежном вихре взметённых докладных, входящих и прочих бумаг и бумажонок, накопившихся за последние две недели.
   Когда Зинсеру удалось перевести дух, он первым делом повесил трубку.
   — Так я и думал, что это подействует, — ухмыльнулся Джек.
   — Вы… вы… что это у вас такое?
   — Разговорный поляризатор, — сказал Джек, становясь на ноги. — При помощи сего аппарата можно беседовать с аэродромным начальством, которое иначе не оттащишь от телефона.
   Необычайно легко и проворно большой толстый Зинсер выскочил из-за стола и очутился перед Джеком.
   — Дайте-ка посмотреть.
   Джек подал ему аппарат.
 
   — Смотри, Мяус! Самолёт садится!
   Оба внимательно следили, как машина скользнула вниз, и радостно завизжали, когда из-под шасси взвились и тотчас развеялись подхваченные ветром облачка пыли.
   — А вот ещё один! Этот сейчас взлетит!
   По полю пробежала лёгкая спортивная машина, голубая, с низко посаженными крыльями, развернулась, с рёвом понеслась прямо на них, круто взмыла вверх — протяжный вой ввинтился в небо и замер. Молли громко загудела, подражая взревевшему над головой мотору.
   Мяус в точности изобразил свист прорезающих воздух плоскостей. Молли захлопала в ладоши и завизжала от восторга. Над полем уже описывал круг ещё один самолёт. Оба жадно следили за ним.
 
   — Выйдем, взгляните на него, — предложил Джек.
   Зинсер посмотрел на часы.
   — Не могу. Кроме шуток, я обязан проторчать у телефона ещё самое малое полчаса. Надеюсь, с ним ничего не случится. Ведь на поле, можно считать, никого нет.
   — Думаю, не страшно. С ним Молли, а я ведь говорил, что они отлично ладят. Вот в этом я тоже хотел бы разобраться — что тут за телепатия, — Джек неожиданно рассмеялся. — Ох, уж эта Молли! Знаете, какую она сегодня штуку отколола? — И рассказал Зинсеру, как Молли выводила машину из гаража через заднюю стену.
   — Вот бесёнок! — фыркнул Зинсер. — Все детишки одинаковы. Наверно, каждый мальчишка и каждая девчонка хоть раз да схватятся за какую-нибудь баранку и крутанут не в ту сторону. Вот у моего брата сынишка на днях пошёл пылесосом косить лужайку перед домом… — Зинсер ещё посмеялся. — Так вот, о вашем… как его… Мяусе и этой его игрушке. Джек, этим надо заняться вплотную. Понимаете, ведь он сам, его одежда и этот аппаратик — единственные ключи, по которым можно будет дознаться, что он такое и откуда к нам попал.
   — Да я — то понимаю. Но послушайте, ведь он очень умён. Он наверняка сумеет многое нам сообщить.
   — Ещё бы не умён! — подхватил Зинсер. — Надо полагать, на своей планете он был не из середнячков. Не всякого пошлют в такое странствие. Вот жалость, что к нам не попал его корабль.
   — Возможно, корабль ещё вернётся за ним. А как вы считаете, откуда он?
   — Может, с Марса?
   — Ну, бросьте. Конечно, на Марсе есть атмосфера, но очень разреженная. Живому существу ростом с Мяуса там потребовались бы лёгкие громадного объёма. Нет, Мяус привык к атмосфере, очень похожей на нашу.
   — Тогда Венера тоже отпадает.
   — Здесь он превосходно себя чувствует в своей одежде. Очевидно, у его планеты не только атмосфера, очень схожая с земной, но и климат такой же. Почти всякая наша еда ему подходит, хоть кое-что он и не принимает… а от аспирина становится пьяный в дым. На него нападает этакое буйное веселье.
   — Вот оно что?… Дайте подумать. Он не мог явиться с Юпитера — не такое у него сложение, чтобы выдержать тамошнюю силу тяжести. Внешние планеты слишком холодные, на Меркурии слишком жарко. — Зинсер откинулся на спинку кресла, рассеянно утёр платком лысину. — Джек, этот малый родом явно не из нашей солнечной системы!
   — Ух, черт! Пожалуй, вы правы. Хемфри, как по-вашему, что собой представляет эта реактивная игрушка?
   — Судя по вашим рассказам о том, как она пилит доски… кстати, нельзя ли на это поглядеть?
   — Извольте!
   Джек Герри взялся за наконечник “коромысла”. Нашёл нужные кнопки, разом нажал. Кожух легко раскрылся. Джек вынул внутренний механизм и, действуя с величайшей осторожностью, отпилил от верхней доски зинсерова стола крохотный уголок.
   — В жизни не видал такого странного инструмента — сказал Зинсер. — Дайте поглядеть поближе.
   Он повертел машинку и руках.
   — Не видно, чтобы тут использовалось какое-либо топливо, — раздумчиво сказал он.
   — По-моему, горючим служит воздух, — сказал Джек.
   — А как этот воздух сюда загружается?
   — Воздухом. Нет-нет, я не шучу. По-моему, этот аппаратик каким-то образом разлагает часть воздуха, и высвобожденная энергия приводит в действие крохотное реактивное устройство. Если это устройство заключить в футляр, чтобы один конец всасывал воздух, а из другого выбрасывалась струя, вся эта штука будет работать как вакуумный насос, пропуская все больше и больше воздуха.
   — Или как прямоточный воздушный реактивный двигатель, — сказал Зинсер и заглянул в решётчатое отверстие.
   У Джека кровь застыла в жилах.
   — Ради всего святого, не нажимайте ту кнопку!
   — Не нажму. А знаете, вы правы… Там концентрическая трубка. Чёрт подери, хотел бы я понять, как это делается! Атомный реактор, который умещается в кулаке и ничего не весит!
   — Я весь день над этим голову ломаю, — сказал Джек Герри. — И нашёл только один ответ. Можете вы принять совершенно фантастическое объяснение, если оно логично?
   — Ну, вы же меня знаете, — усмехнулся Зинсер и ткнул рукой в книжную полку, забитую старыми журналами и сборниками научной фантастики. — Валяйте.
   — Так вот, — осторожно подбирая слова, начал Джек. — Вы ведь знаете, что такое энергия связи. Благодаря ей не распадается на части атомное ядро. Если я не запутался в тех крохах, которые мне известны из теории атома, мне кажется, возможно создать вполне устойчивую, нераспадающуюся сферу из этой самой энергии связи.
   — Сферу? А что будет внутри?
   — Та же энергия связи… а может быть, просто ничего… Пустота. Так вот, если эту сферу окружить другой — силовым полем, которое способно проникнуть во внутреннюю сферу, либо пропустить в неё материю извне, то, насколько я понимаю, все постороннее, что попадёт во внутреннюю сферу, будет разрушено. Во внутренней сфере возникнет огромное давление. И если проникающее силовое поле позволит высвободить это внутреннее давление, произойдёт выброс материи. Теперь заключите комбинацию сфер в механизм, способный контролировать количество материи, поступающей внутрь с одной стороны внешней сферы, и способный менять ширину отверстия, дающего выход рвущейся наружу энергии, с другой её стороны, и все это окружите оболочкой, которая обеспечит вам поступающую внутрь сильную струю воздуха — вроде вакуумного насоса, который мы тут поминали, — тогда вот это самое у вас и получится!
   И Джек постучал пальцем по крохотному реактивному двигателю. Зинсер покачал головой.
   — Очень остроумно, — сказал он. — Даже если вы и ошибаетесь, это остроумнейшая теория. В сущности, ваши слова означают: надо только открыть природу энергии связи да найти способ прочно удерживать её в сферической форме — и мы построим такую же машинку. А затем надо ещё установить природу поля, способного пронизывать энергию связи и пропускать сквозь неё любую материю, да притом пропускать в одном определённом направлении. — Зинсер развёл руками. — Только и всего. Научитесь, мол, практически использовать то, что ещё и не снилось даже премудрым теоретикам, — и все в порядке.
   — Чепуха! — возразил Джек. — Мяус нам подскажет, что и как.
   — Надеюсь. Герри, а ведь это будет настоящая революция в промышленности!
   — И не только, — усмехнулся Джек.
   Зазвонил телефон. Зинсер посмотрел на часы.
   — Ага, вот этого я и ждал.
   Он сел за стол, снял трубку и повёл длинный подробный разговор с какой-то, видимо, важной персоной о счетах за погрузку, о прокате машин и об ограничениях в торговле между штатами; а Джек, прислонясь к подпиленному углу стола, предавался мечтам. Мяус — великий посланец великой цивилизации, бесконечно обогнавшей земную, — поможет человечеству выбраться на верный путь, вырваться из оков несовершенной техники и расточительной экономики… Любопытно, каков Мяус у себя дома, среди своего удивительного народа. Наверно, он ещё молод, но, конечно, это уже зрелый ум, человек богато и разносторонне одарённый — недаром же он избран посланником на Землю, к молодому, бурно развивающемуся человечеству. Ну, а космический корабль? Сбросив Мяуса на Землю, возвратился ли он со своим экипажем в загадочный уголок Вселенной, откуда прибыл? Или кружит где-то в пространстве, терпеливо ожидая вестей от смелого посланца?
   Зинсер положил телефонную трубку, облегчённо вздохнул и поднялся.
   — Честь и слава моему самообладанию, — сказал он. — Совершается величайшее событие в моей жизни, а я всё-таки довёл работу до конца. Чувство такое, как у малыша в канун ёлки. Ну, пойдём, поглядим на него.
 
   — Уипиийоооу-у! — пронзительно взвыл Мяус, когда над ними пронёсся, набирая высоту, ещё один самолёт.
   Молли в восторге запрыгала на сиденье — уж очень выразительная у Мяуса была физиономия.
   Гибким движением серебряный человек перегнулся вперёд, через спинку водительского сиденья, чтобы лучше видеть, что делается за углом ближнего ангара. Туда недавно подкатила приземлившаяся спортивная машина, до неё было рукой подать, пропеллер ещё вращался.
   Молли облокотилась на спинку переднего сиденья, вытянула шею, ей тоже хотелось поглядеть. Мяус нечаянно задел её, с головы у неё слетела панамка. Мяус нагнулся за панамкой, стукнулся головой о приборную доску, и тут распахнулось отделение для перчаток. Мяус сунул туда руку, зрачки его сузились, в глазах затрепетала тонкая плёнка. Не успела Молли опомниться, как он выскочил из машины и бегом помчался прочь; он высоко подпрыгивал, испускал какие-то странные крики и через два-три прыжка, покачиваясь, наклонялся и колотил по земле здоровой рукой.
   В ужасе Молли вылезла из машины и побежала вдогонку.
   — Мяус! Мяус! Иди сюда сейчас же!
   Широко раскинув руки, он поскакал ей навстречу.
   — Мрр-рауу! — завопил он и пронёсся мимо. Приподняв одну руку и опустив другую, точно самолёт на вираже, он пробежал широким полукругом, перескочил через низенькую бетонную ограду и помчался к ангару.
   Задыхаясь, всхлипывая, Молли остановилась и топнула ногой.
   — Мяус! — охрипшим голосом беспомощно позвала она. — Папа не велел…
   Два механика, стоявших неподалёку от машины с невыключенным мотором, обернулись на странный звук: как будто африканская виверра вздумала подражать воинственному кличу диких индейцев. Обернулись — и увидели длинноногий призрак с серебристо-серым лицом, серебристо-белыми усами и глазами-щёлочками, облачённый в ярко-алый, отливающий синим, балахон. Даже не ахнув, оба разом повернулись и кинулись бежать со всех ног. А Мяус, издав напоследок устрашающий радостный вопль, вскочил в самолёт и скрылся внутри.
   Молли прижала к губам стиснутые кулаки, отчаянно вытаращила глаза.
   — Ой, Мяус! — прошептала она. — Что ты наделал!
   Позади затопали, и Молли обернулась. К ней бежал отец, за ним вперевалку мистер Зинсер.
   — Молли! Где Мяус?!
   Она без слов показала на самолёт, и, словно это был условный знак, маленькая машина затарахтела и поползла прочь от ангаров.
   — Эй! Стой! Стой!!! — тщетно взывал Джек Герри, пускаясь вдогонку.
   Маленькая машина уже катила вперевалку далеко по полю, и вдруг мотор взревел на полных оборотах. Хвост оторвался от земли, и машина ринулась прочь от них — наперерез ветру, поперёк взлётной дорожки. Джек обернулся к Зинсеру, на лице толстяка застыл невыразимый ужас. Джек проследил за его взглядом: на посадку шёл другой самолёт, большая многоместная машина.
   Никогда за всю свою жизнь Джек Герри не ощущал такого бессилия. Сейчас две машины столкнутся в воздухе. Тут никто и ничто не поможет. Он смотрел не мигая, каким-то отрешённым взглядом. Машины неслись на огромной скорости, а казалось — еле ползут. Мгновение длилось целую вечность. А потом в каких-то двадцати футах над землёй Мяус сбавил газ и накренил крыло. Скорость упала, машина развернулась по ветру и проскользнула под встречной почти вплотную: будь на одной из них лишний слой краски, им бы уже не разминуться.
   Джек сам не знал, сколько времени простоял, затаив дыхание; с трудом он перевёл дух.
   — Что-что, а летать он умеет, — прошептал Зинсер.
   — Ещё бы не уметь — огрызнулся Джек. — Такая допотопная древность как самолёт — детская игрушка для него. Просто детская игрушка…
   Маленький самолёт устремился вверх. На высоте сотни футов его круто занесло вбок, так что у зрителей душа в пятки ушла, и вдруг он описал мёртвую петлю и ринулся вниз, прямо на них. Мяус промчался над ними вниз головой на бреющем так низко, что Зинсер ничком бросился наземь. Джек и Молли стояли как истуканы и смотрели остановившимися глазами. На полторы нескончаемые минуты все вокруг заволокла густая туча пыли. Потом они опять увидели самолёт уже на высоте полутораста футов, он нелепо болтался из стороны в сторону.
   И вдруг Молли закрыла лицо руками и пронзительно закричала.
   — Молли! Что ты, девочка?!
   Она обхватила отца за шею и зарыдала так, что Джек ощутил за неё рвущую боль в горле и в груди.
   — Перестань! — прикрикнул он, потом спросил с нежностью: — Ну что ты, родная?
   — Ему страшно! Мяусу очень, очень страшно, — дрожащим голосом жалобно выговорила Молли.
   Джек поднял голову. Самолёт рыскнул, завалился на крыло.
   — Скорость! — надрывно закричал Зинсер. — Скорость! Прибавь обороты, болван!
   Мяус выключил мотор.
   Безжизненный самолёт перевернулся кверху брюхом и рухнул вниз. И — вдребезги.
   — Все Мяусины картинки пропали, — очень спокойно сказала Молли и, теряя сознание, тихо опустилась наземь.
   Его доставили в больницу. Это была работа не для белоручек — вытащить его из груды обломков, перенести в карету скорой помощи…
   Больше всего на свете Джеку хотелось, чтобы Молли этого не видела; но она как раз пришла в себя, села и громко заплакала, когда Мяуса проносили мимо. И пока они с Зинсером шагали по приёмной из угла в угол, каждый в своём направлении, Джек думал, что, когда всё это кончится, с девочкой будет не мало хлопот.
   Вытирая руки полотенцем, в приёмную вышел врач — маленький толстоносый человечек.
   — Кто из вас привёз сюда этого… лётчика, который разбился?
   — Мы вдвоём, — отозвался Зинсер.
   — Что это за… кто он такой?
   — Один мой приятель. Он… он выживет?
   — Откуда я знаю? — резко ответил врач. — За всю свою практику не видал ничего подобного. — Он шумно фыркнул носом. — У этого молодца двойная система кровообращения. Две замкнутые кровеносные системы, у каждой своё сердце. И кровь в артериях выглядит как венозная, вся синяя. Как его угораздило разбиться?
   — Он съел полкоробкн аспирина из моей аптечки, — сказал Джек. — От аспирина он пьянеет. Ну и вот… схватил машину и полетел.
   — Пьянеет от аспирина? — Врач внимательно посмотрел на Джека, потом на Зинсера. — Не стану спрашивать, не дурачите ли вы меня. Всякий врач почувствует себя дурак-дураком, стоит только посмотреть на этого… на это существо. Давно у него рука в лубке?
   Зинсер посмотрел на Джека.
   — Примерно восемнадцать часов, — ответил Джек.
   — Ча-сов?! — врач покачал головой. — Я бы сказал, восемнадцать дней, все отлично срослось. — И, прежде чем Джек успел вставить хоть слово, прибавил: — Ему нужно сделать переливание крови.
   — Но вы же не можете!… То есть… у него такая кровь…
   — Знаю. Сделал анализ. У меня там два лаборанта стараются получить плазму, более или менее подходящую по химическому составу. Они не поверили ни единому моему слову. Но переливание необходимо. Я дам вам знать.
   И он вышел.
   — Удаляется сбитый с толку медик, — пробормотал Джек.
   — Он хороший доктор, — сказал Зинсер, — я давно его знаю. А вам каково было бы в его шкуре?
   — Господи, ну, конечно, я бы тоже растерялся! Хемфри, я просто не знаю, что буду делать, если Мяус погибнет, — Вы так к нему привязались?
   — И привязался, конечно. Но подойти вплотную к встрече с новой культурой, с иным разумом, и тут же остаться ни с чем — это уж чересчур.
   — Да, эта его ракета… Джек, если не будет Мяуса, чтобы растолковать нам, как она устроена, я думаю, ни одному учёному не создать такую. Всё равно, как… как, скажем, вручили бы оружейному мастеру из древнего Дамаска, допустим, вольфрам и сказали — сделай нить для лампочки накаливания. Останется у нас этот аппарат и будет посвистывать, когда тянешь его к земле… точно в насмешку.
   — А телепатия? Наши учёные-психологи ничего бы не пожалели, лишь бы в ней разобраться!
   — И потом, откуда он? — взволнованно подхватил Зинсер.
   — Он ведь не из нашей солнечной системы. Значит, они там нашли какую-то энергию для межзвёздных перелётов или даже научились искривлять пространство и время, вон как наши фантасты пишут…
   — Он должен жить, — сказал Джек. — Должен, вот и все, или пет на свете никакой справедливости. Нам столько всего надо узнать! Слушайте, Хемфри… раз он на Земле… Значит, когда-нибудь с его планеты прилетят и другие.
   — Гм… А почему они раньше не прилетали?
   — Может, и прилетали…
   — Слушайте, — сказал Зинсер, — надо нам докопаться…
   Тут вернулся врач.
   — Похоже, что он выкарабкается.
   — В самом деле?!
   — Как сказать. В этом красавце нет ничего всамделишного. Но, судя по всем признакам, он поправится. Отлично поддаётся лечению. Что ему можно есть?
   — Да то же, что и нам, я думаю.
   — Ах, думаете. Кажется, вам не так уж много про него известно.
   — Совсем мало, — сказал Джек. — Он только недавно явился. Откуда явился, понятия не имею. Это вы у него самого спросите.
   Врач почесал в затылке.
   — Он родом не с Земли. В этом я уверен. По-видимому, взрослый, но все переломы, кроме одного, — в сущности, не переломы, а односторонние надломы, так бывает у трехлетних детей. Прозрачная плёнка на глазах… Чего вы смеётесь?
   Джек сперва просто хихикнул втихомолку, но сдержаться не удалось. Он захохотал во всё горло.
   — Прекратите, Джек, — сказал Зинсер. — Тут всё-таки больница…
   Джек оттолкнул его руку.
   — Я… мне просто необходимо, — беспомощно вымолвил он и опять покатился со смеху.
   — Что необходимо?
   — Отсмеяться, — задыхаясь сказал Джек. И отрезвел. Даже больше, чем отрезвел. — Условимся, что это очень забавно, Хемфри. Ничего другого я не допущу.
   — Какого чёрта…
   — Послушайте, Хемфри. Мы насочиняли столько теорий насчёт Мяуса — про его культуру, и про технику, и откуда он родом… так вот, мы никогда ничего не узнаем!
   — Почему? Вы думаете, он нам не расскажет?
   — Нет. То есть да. Наговорит-то он с три короба. Но что толку? Сейчас объясню. Он одного роста с нами, он явно прилетел на космическом корабле, при нём есть вещичка, какие могли появиться, безусловно, только при очень высоко развитой цивилизации… и по всему по этому вы вообразили, что он сам — создатель этой цивилизации, выдающаяся личность, посланец внеземного разума.
   — Так ведь иначе просто быть не может.
   — Ах, не может? Уж не скажете ли вы, Хемфри, что Молли изобрела автомобиль?
   — Нет, но…
   — Но она села за руль и проломила стенку гаража.
   На круглой, как луна, физиономии Зинсера забрезжил свет догадки.
   — Вы хотите сказать…
   — Все сходится! Вспомните, Мяус сообразил, как перетащить тяжёлую крышку для люка, а потом бросил задачу на полдороге! Вспомните, он до самозабвения увлёкся мячиком Молли! А как они друг друга понимают! Ни с кем другим у него не получилось такой поразительной близости. По-вашему, это не проясняет дела? А как к нему отнеслась Айрис — почти по-матерински, хотя она и сама не могла понять, откуда это берётся!
   — Бедный малыш, — прошептал Зинсер. — Может, он думал, что опустился на своей планете?
   — Да, бедный малыш, что и говорить… — Джек не выдержал и опять засмеялся. — Сумеет Молли рассказать нам, как работает двигатель внутреннего сгорания? Сумеет она объяснить, что такое ламинарное обтекание самолётного крыла? — Он покачал головой. — Вот увидите, Мяус нам расскажет примерно столько, сколько рассказала бы Молли: “Мы с папой ехали в машине и делали шестьдесят миль в час”.
   — Но как же он к нам попал?
   — А как Молли проехала сквозь стену гаража?
   Врач безнадёжно пожал плечами.
   — Тут я ничего вам не могу сказать. Но биологически его организм на все реагирует как детский… а если он в самом деле ребёнок, все ткани восстановятся очень быстро, и я ручаюсь, что он будет жить.
   Зинсер даже застонал.
   — Не очень-то много нам от этого радости, и бедному малышу тоже. Всякому ребёнку свойственно верить, что все взрослые — умные и сильные. Он, должно быть, ни капельки не сомневается, что мы уж как-нибудь доставим его домой. А у нас ничего для этого нет и неизвестно, когда будет… Мы так мало знаем, мы понятия не имеем, с чего начать, чтобы сработать такую ракету-парашют… а на его планете это просто детская игрушка!
 
   — Пап…
   — Молли! Разве ты не с мамой?…
   — Пап, ты только снеси это Мяусу, — она подала отцу старый, потрёпанный мячик. — Ты скажи, я его жду. Скажи, пускай скорее поправляется, мы с ним будем играть.
   Джек Герри взял мячик.
   — Скажу, дружок.