Старк Ричард. Дрозд

   — Грофилд, Грофилд, вы как раз тем и занимаетесь, что хитрите.
   — Это как же? Я говорю правду.
   — А разве вы не могли прийти ко мне, думая, что я уже знаю правду?
   Грофилд откинулся на сиденье и пристально вгляделся в лицо Марбы.
   — Должно быть, вы весьма нелестного мнения обо мне, сказал он.
   — Напротив. Я очень высокого мнения о ваших способностях.
   — Есть ли смысл говорить, что я не знал о вашем интересе ко мне?
   — Нет. Вы соображаете не хуже других. Когда Вивьен оставила вас в покое, а я не выказал больше никакой заинтересованности, вы должны были понять, что я навел справки по другим каналам и выяснил, зачем вы пожаловали.
   — Вы правы, — согласился Грофилд. — Я должен был это понять. Наверное, я был слишком озабочен другими событиями. Марба улыбнулся и покачал головой.
   — Так дело не пойдет, Грофилд, — сказал он. — Не отпирайтесь, это только поссорит нас. Грофилд пожал плечами. — Ладно, не буду.
   — Хорошо, — похвалил его Марба. — А теперь скажите мне, чего вы хотите на самом деле?
   — Мне нужно знать две вещи. Первое, это вы убили Карлсона? Девица громко фыркнула. Грофилд повернулся к ней и увидел, что она изумленно таращится на него.
   — Что за чертовщину вы несете?
   — Потише, дорогая, — ласково сказал Марба. Девица быстро посмотрела на него, потом перевела взгляд на спину кучера.
   — Прошу прощения, — извинилась она тоном ниже. — Но наглость этого человека...
   — Вопрос с его точки зрения вполне резонный, — сказал Марба. — И неизбежный. — Он посмотрел на Грофилда. — Нет, не мы. Убийства не входят в наши планы на субботу и воскресенье. Равно как и шпионаж, которого нам хотелось бы избежать во что бы то ни стало.
   — Вы оставили у меня в номере подслушивающее устройство?
   Марба снова улыбнулся.
   — Берете нас на пушку? Что ж, хорошо. Да, мы спрятали и вашей комнате микрофон.
   — Стало быть, вам известно, кто убил Карлсона.
   — Мы, конечно, записали голос убийцы. Но не знаем убийцу ни в лицо, ни по имени. Хотите послушать пленку?
   — С удовольствием.
   — Когда мы вернемся, я это устрою.
   Девица быстро и глухо затараторила на каком — то языке, которого Грофилд прежде никогда не слыхал, но Марба ответил ей по — английски:
   — Мистер Грофилд не представляет для нас опасности, дорогая. И он, разумеется, знает, что мы наблюдаем за ним. Мы вполне можем прокрутить ему эту пленку.
   — И неприлично говорить на незнакомом мне языке в моем присутствии, — выговорил ей Грофилд, положив конец счастливому случайному свиданию. Сидевшая рядом девушка снова стала холодной, отчужденной и надменной, какой была в вестибюле гостиницы, а еще раньше у него в номере.
   — Неприлично искать нашего общества, не выучив прежде язык, на котором говорят у нас в стране, — парировала она.
   — Дети, дети, — примирительно сказал Марба, и это прозвучало странно в устах такого утонченного и сдержанного человека. — Сейчас не время препираться. Мистер Грофилд, вы говорили, что хотите знать две вещи. Какая же вторая?
   — Мне нужна легенда. Лично я плевать хотел на ваши замыслы и не думаю, что от них зависит существование Соединенных Штатов, но мне надо скормить своим шпионам складную историю, чтобы они оставили меня в покое и позволили заниматься своим делом.
   — И вы хотите, чтобы эту легенду предоставил вам я?
   — Я хочу, чтобы мы придумали ее вместе, — ответил Грофилд. — Вам известно, из — за чего ваши друзья могли собраться здесь, и вы способны обучить меня политической болтовне, в которую мои шпионы поверят.
   — Ас какой стати я должен вам помогать? — спросил Марба.
   — Если я провалюсь, люди, которые подослали меня к вам, не угомонятся. Они попытаются наладить подслушивание в ваших номерах, станут выслеживать вас, вставлять объективы и замочные скважины, подмазывать официантов и так далее. Они не дадут вам покоя, даже если ничего не разнюхают. Но выдумав складную и достоверную историю о цели вашего сборища, такую историю, которую они проглотят и успокоятся, мы заставим их убраться, и вы сможете беззаботно провести свои выходные дни. Марба расхохотался, да так громко, что кучер перестал долдонить наизусть путеводитель. Потом он откашлялся и возобновил это занятие, начав с того места, на котором его прервали.
   Марба сказал:
   — Грофилд, я вами восхищаюсь, честное слово. Вы всегда находите самые убедительные причины, чтобы заставлять других людей делать то, что выгодно вам.
   — То, что хорошо для меня, хорошо и для вас, — ответил Грофилд. — Просто мне повезло.
   — И еще как. Ладно, я должен обсудить это кое с кем. Свяжусь с вами позднее. Не сомневаюсь, что ваши доводы возымеют действие.
   — Хорошо.
   Марба повернулся к девушке.
   — Вивьен, когда вы вернетесь в гостиницу, отведите мистера Грофилда в комнату советников. Я позвоню им и предупрежу о вашем приходе.
   — Ничего, если он увидит...
   — Это совершенно безопасно, — заверил ее Марба. — Мистер Грофилд не намерен каким — либо образом угрожать нашему союзу.
   Девушка пожала плечами. Похоже, он не сумел убедить ее до конца. Она сидела, сложив руки на груди и упрямо надув губы. Двуколка свернула на улицу Людовика Святого и поехала по ней. Гостиница стояла в конце этой длинной улицы с односторонним движением. Марба поднялся и сказал:
   — До встречи, Грофилд.
   — Буду ждать.
   Марба кивнул и легко спрыгнул с двуколки прямо на ходу. Грофилд помахал ему рукой, и коляска покатила дальше под стук подков по камню. Фигура Марбы исчезла из виду. За минуту мимо двуколки промчались три машины, и Грофилд подумал, что Марба, должно быть, в одной из них.
   Девушка сидела все в той же позе и с тем же выражением лица. Она смотрела вперед, и взгляд ее был сердитым и укоризненным. Пытаясь заново сыграть сценку случайного свидания, Грофилд склонился к ней и проговорил:
   — Вон тот мотель справа был построен в тысяча семьсот сорок шестом году индейцем племени алконкин в честь святой девы Гваделупской. В его подвалах хранится самая большая в мире коллекция глазных яблок замученных миссионеров. Ответа он не дождался. Девица продолжала яростно сверкать глазами.
   — В чем дело? — спросил Грофилд. — Вы мне не верите?
   Девица одарила его ледяным взглядом.
   — Вы мне не нравитесь, — сказала она и снова уставилась в пространство.
   — Как же так? — удивился Грофилд. — По пути туда все было очень славно.
   Еще один ледяной взгляд.
   — Если желаете знать, по пути туда я считала вас патриотом. Думала, вы трудитесь на благо своей страны из — за убеждений. Патриот может быть и моим недругом, если наши страны враждуют, но я по крайней мере его уважаю. Вы же никакой не патриот, вы здесь не по своей воле, и вам наплевать, что вы предаете собственную страну. Вас заботит только одно: вы сами; вам невдомек, что существуют вещи более возвышенные, чем ваша персона. Я презираю вас, мистер Грофилд, и не желаю больше разговаривать с вами. И не хочу, чтобы вы разговаривали со мной.
   Она опять уставилась прямо перед собой.
   — Когда — нибудь, мисс Камдела, мы с вами основательно побеседуем о патриотизме, — ответил Грофилд. — И о том, что важнее — патриотизм или преодоление личных затруднений. А пока я намерен позаботиться о собственной шкуре, нравится это вам или нет.
   Весь остаток пути до гостиницы на Оружейной площади они молчали, и Грофилду вполне хватило времени, чтобы осознать, что, по сути дела, он ответил девушке невпопад.

Глава 11

   Комната советников оказалась обыкновенным гостиничным номером на пятом этаже “Шато Фронтенак” и выходила окнами на задний двор. В ней было полным — полно открытых чемоданов, набитых электронной аппаратурой. В комнате сидели пять человек в рубахах с закатанными рукавами, и Грофилд, перекинувшись с ними несколькими словами, понял, что это граждане США, специалисты по электронному подслушиванию и частные сыщики, нанятые по случаю съезда. Грофилд с ухмылкой взглянул на Вивьен и сказал:
   — У вас тут хватает патриотов из — за южной границы.
   — Все нанимают себе в помощь технических служащих, — холодно ответила девица. — Никто не обязан любить своих работников. — До чего же вы скудоумны, — заявил Грофилд. Технический служащий, с которым он уже имел возможность поговорить, окликнул Грофилда из дальнего конца комнаты. Грофилд направился туда, сопровождаемый девицей. Техник уже ставил катушки на маленький японский магнитофон.
   — Он включается от звука, — пустился в объяснения техник.
   — Если все тихо, пленка стоит неподвижно. Поэтому запись звучит слитно, хотя в разговоре могли быть промежутки.
   — Понимаю.
   — Дайте — ка я найду нужное место, — техник нажал перемотку вперед, и несколько секунд они молча смотрели, как крутятся катушки. Потом парень включил пуск, и Грофилд услышал свой голос: “Ну, у нас, контрразведчиков, день ненормированный”.
   — Это я разговариваю с Карлсоном, — сказал Грофилд. Нынче днем, после пробуждения.
   — Правильно, — отозвался техник и, перемотав еще немного пленки, опять нажал на пуск. На сей раз донесся голос. Карлсона: “Это вам ничего не даст...”
   — Слишком увлекся, — сказал техник и включил перемотку назад, а потом снова пуск. Грофилд услышал себя: “Только проверьте, заперта ли дверь, когда будете уходить”. “Разумеется”, — ответил голос Карлсона. Слышимость была хорошая, с легким эхо, заметно лучше, чем по телефону.
   “Хотя какой толк от замков”, — донеслось ворчание Грофилда, сопровождаемое скрипом и хлопком двери. Потом что — то щелкнуло, и техник шепнул:
   — Тут перерыв в разговоре.
   Грофилд кивнул и опять прислушался к голосу Карлсона: “Это Генри, — щелчок. — Похоже, он чист. Камдела подослана Марбой, чтобы узнать, что он тут делает. — Щелчок. — Разумеется, он подозрителен, все тут подозрительны. Но если мы будем осторожны, он не свяжет Грофилда с нами. — Щелчок. — Ладно. Я тут за всеми присмотрю. Я буду наверху. — Щелчок. — Ладно”.
   Затем послышался еще один щелчок, приглушенные шумы, возня, тихий звон металла. Грофилд растерянно взглянул на техника.
   — Мы прослушали этот отрывок несколько раз, — сказал тот, — и думаем, что кто — то пытается открыть дверь в коридор. Она была заперта на задвижку?
   — Нет.
   — Значит, так и есть. Вскрывают замок. Слушайте. Грофилд услышал, как дверь тихонько закрылась. Техник сказал:
   — Это Карлсон вошел то ли в ванную, то ли в сортир.
   — Как жаль, что вы не поставили телекамеру, — насмешливо ответил Грофилд.
   Техник принял его слова за чистую монету.
   — Нам их не выдали, — сказал он. — Тихо! Вот он появляется на сцене. Слышите?
   — Да. Что он делает? Выдвигает ящики?
   — Ага, обыскивает номер, и на совесть. Мы, по правде сказать, даже боялись, что он найдет нашу аппаратуру.
   — Однако он не нашел.
   — Нет, мы ее надежно запрятали.
   — Куда? — спросил Грофилд с невинным видом. Техник ухмыльнулся.
   — Так я вам и сказал.
   — Он считает себя большим умницей, — заметила Вивьен Камдела.
   Техник удивленно взглянул на нее, и Грофилд пояснил:
   — Влюбленные женщины сварливы.
   Техник снова ухмыльнулся и прислушался к записи.
   — Вот, сейчас, — сказал он.
   Шумы напоминали возню в потревоженной крысиной норе.
   Спустя несколько секунд открылась дверь, послышалось “ах!”, и какой — то новый голос произнес по — английски с очень заметным акцентом:
   “Кто вы такой?”
   “Я мистер Грофилд, — негодующим тоном ответил Генри Карлсон. — И это мой номер. Что вы тут делаете?”
   “Никакой вы не Грофилд, — сказал вошедший. — Отвечайте без уверток. Кто вы?”
   “Вы с этим поосторожнее, — произнес Карлсон. — Если он выстрелит, вся гостиница встанет на уши”.
   “Он мне не понадобится, — прихвастнул голос. — У меня есть вот это”.
   — Наверное, нож, — шепнул техник.
   Грофилд нетерпеливо кивнул, он уже все понял. Карлсон произнес:
   “Что ж, понимаю. Вам нет нужды меня запугивать, это вам ничего не даст. Мы оба не имеем права находиться здесь. Вы ведь тоже не Грофилд”.
   “Что это у вас там?” — подозрительно спросил голос.
   “Книга, — ответил Карлсон. — Захватил с собой по привычке. Видите, в ней ничего не спрятано. Эй, ради Бога!”
   Незнакомый голос забормотал что — то на непонятном языке. Скорее всего, это была ругань. Донесся шум возни, стук, потом Карлсон, будто начав что — то объяснять, произнес: “Вы...” Мгновение спустя он закашлялся, донеслись глухие удары, а затем щелчок, после которого послышался голос Вивьен Камдела: “Карлсон мертв. Второго тут нет. Непохоже, чтобы...” Техник остановил пленку.
   — Мы думаем, что Карлсон держал книгу в руке, заложив страницу пальцем, — начал объяснять он. — Собираясь открыть ее и показать тому, второму, что внутри ничего нет, он поднял книгу, парень испугался этого движения и бросился на Карлсона с ножом. Карлсон прикрылся книгой как щитом, и нож вонзился в нее. Вероятно, он прошел насквозь и ранил Карлсона, но легко. Но тогда противник размахнулся опять и поразил Карлсона, при этом книга так и осталась на лезвии ножа. Этим ударом он Карлсона и прикончил.
   — Отличный удар, — сказал Грофилд. — Как вы думаете, что это был за язык?
   — Извините. Мы, конечно, слушали, но никто из нас понятия не имеет, какое это наречие. Грофилд повернулся к Вивьен.
   — Вы тоже?
   — Я б сказала, кабы знала.
   — Что ж, — Грофилд опять взглянул на техника. — Могу я получить копию этой записи?
   — Вы шутите? — спросил техник.
   — Только тот отрывок, где иноязычная речь. Техник покачал головой.
   — Дохлый номер.
   — Почему?
   — Вы всерьез спрашиваете?
   — Конечно.
   Техник посмотрел на Вивьен, потом опять на Грофилда.
   — То, что мы здесь имеем, — он похлопал по магнитофону, называется уликой в деле об убийстве. Мы скрываем ее, поскольку она уличает и нас тоже — в незаконном подслушивании и нескольких других нарушениях закона. Если мы дадим вам отрывок этой записи, вы получите доказательства того, что мы занимаемся сокрытием улик. Мы не настолько в вас влюблены, чтобы допустить такое.
   — Я просто хочу попробовать узнать, что это за язык. Я не собираюсь передавать пленку властям.
   — При той жизни, которую вы, судя по всему, ведете, вам и не понадобится никому ее передавать, — ответил техник. — Достаточно какое — то время поносить ее с собой, и рано или поздно все мы попадем в передрягу.
   Грофилд подозрительно взглянул на Вивьен.
   — Вы что, говорили обо мне за моей спиной? Девица презрительно передернула плечами и отошла. Техник кивнул на магнитофон.
   — Говорила вот эта штука, — сказал он. — Вам и невдомек, сколько мы всего позаписали с тех пор, как вы въехали в номер.
   — Вдомек. Я уже ничему не удивляюсь.
   — Вы человек со стороны, так ведь?
   — Откуда вы знаете?
   — Вам лучше вернуться к привычной работе, — посоветовал техник. — Она наверняка безопаснее нынешней.
   — Точно, — ответил Грофилд. — Спасибо, что дали послушать.
   — Всегда к вашим услугам.
   Грофилд огляделся. Вивьен стояла в дверях. Он подошел к ней и заявил:
   — Мне тут больше делать нечего — Хорошо, — сказала она и отвернулась.
   — Разве вы больше меня не сопровождаете? — спросил Грофилд.
   — Вы знаете, где ваша комната.
   — А что Марба?
   — Он же сказал, что свяжется с вами.
   — Вы обедали?
   — Да.
   — О! Может, выпьете?
   Она холодно посмотрела на него.
   — С вами я никуда не пойду. До свидания.
   — Уж и не знаю, почему я стараюсь завязать с вами дружбу, — сказал Грофилд.
   — Зато я знаю, — обронила она, повернулась и ушла.
   Грофилд посмотрел ей вслед и крикнул:
   — Ничего, когда — нибудь я вот так же брошу вас на дороге! Она не удостоила его ответом.

Глава 12

   Кен сидел в комнате Грофилда, но Генри уже не было.
   Грофилд вошел, закрыл за собой дверь и сказал:
   — Тебе что, жить негде?
   — Ты мне не нравишься, Грофилд, — ответил Кен.
   — Тогда проваливай, — Грофилд потянулся и добавил, зевая: — Ну не ув — вивительное ли в — вело? Всего семь часов, как встал, а уже с ног валюсь.
   — Вероятно, тебя измотало волнение за соотечественников. — Я знаю одну девицу, с которой ты мог бы прекрасно поладить, — ответил Грофилд, взглянув на него. — Почему вам, ребята, ни разу не пришло в голову, что я тоже ваш соотечественник?
   — Не стану тратить силы и искать смысл в твоем высказывании, — заявил Кен. — Ты установил связь?
   Памятуя об ушастых стенах вокруг, Грофилд сказал:
   — На такие дела нужно время.
   — Времени у нас нет. Эти люди пробудут здесь всего два дня. Ты что, вообще ни с кем не сошелся?
   — Я сделал одно интересное наблюдение, — сказал Грофилд.
   — Никакой шпион не задаст вопроса, не зная ответа заранее. Кто — то из ваших людей наверняка видел, как я встретился с мисс Камдела в вестибюле и поехал с ней кататься.
   — Мы знаем, что ты виделся с ней, — сухо ответил Кен. — Но нам неизвестно, по делу или нет.
   — Если бы вы знали мисс Камдела, этот вопрос даже не возник бы. Она навроде вас. Ее не интересуют люди, озабоченные собственной судьбой.
   — Насколько я понял, встреча была деловой. Каков ее итог?
   — Со мной свяжутся.
   — Кто?
   — Онум Марба.
   — Ты еще не встречался с ним? Грофилд погрозил Кену пальцем.
   — Опять за свое? Если спрашиваешь, значит, знаешь, что встречался.
   — Ты чертовски занудлив, Грофилд.
   — То же самое я думаю о тебе, Кен. Если тебе нужны четкие ответы, задавай четкие вопросы. И не пытайся темнить.
   — Конечно, это свинство с моей стороны, — едко проговорил Кен, — но я испытываю к тебе стойкое недоверие.
   — Так уволь меня.
   — Поначалу с тобой было забавно. Мне нравился твой свежий взгляд на вещи, и все такое. Но теперь забавам пришел конец, Грофилд. Я задам тебе прямой вопрос, коль уж ты так этого хочешь, и посмотрим, сумеешь ли ты дать мне четкий ответ. О чем ты говорил с Марбой?
   — О том, зачем я здесь, и нет ли для меня какой — нибудь работы. Видишь, если со мной не темнить, я тоже темнить не буду.
   — Возможно. Какую легенду ты ему скормил?
   — Я участвовал в ограблении, какое провалилось, и теперь отсиживаюсь в Канаде, пока не уляжется шумиха.
   — Неужели он столько о тебе знает? Я имею в виду грабежи.
   — А почему нет? — Грофилд снова зевнул. — Послушай, с тобой очень везло, и все такое, но я и правда с ног валюсь. — Тебе больше нечего сказать?
   — Ничего.
   — Тогда я кое — что скажу. Мы проверили, кто такой Альбер Бодри.
   — Кто?
   — Тот похититель, которого убили.
   — А, водитель! Ну, и что?
   — Он член “Ле квебекуа”.
   — Звучит как название хоккейной команды. Кен взглянул на Грофилда.
   — Совсем забыл, — сказал он. — Просто удивительно, о скольких вещах ты понятия не имеешь. Ты слыхал о сепаратистском движении Квебека?
   — Не слыхал, — ответил Грофилд. — Что такое сепаратистское движение Квебека?
   — Провинция Квебек — часть Канады, в которой преобладает франкоязычное население. Тут все французское — речь, обычаи, история, культура и прочее. За последние пятнадцать лет или около того здесь развились сепаратистские настроения, кое — кто хочет отделить Квебек от Канады и как — то пристегнуть его к Франции. Когда несколько лет назад сюда приезжал де Голль, он еще подлил масла в огонь, и теперь тут уже с полдюжины организаций, жаждущих независимого Квебека, от политиков до дикарей и террористов. Самая оголтелая из этих группировок называется “Ле квебекуа”. Она стоит за вооруженный мятеж, а посему эта шайка, разумеется, самая малочисленная и бестолковая.
   — Погоди — ка. Что значит “разумеется”?
   — Там, где не существует притеснений, вооруженным революционерам не так легко добиться успеха. Тут немало молокососов, готовых измазать краской памятник Вулфу и Монт — колму, причем, конечно же, фигуру Вулфа. Но когда речь заходит о том, чтобы взять винтовку и начать отстреливать всех, кто говорит по — английски, большинство молокососов предпочитает шмыгнуть в кусты.
   — Всей душой согласен с вами, — проговорил Грофилд. Кен едва заметно улыбнулся.
   — Не имеет значения, на каком языке ты говоришь, Грофилд, — сказал он. — У меня есть и более веские причины хотеть пристрелить тебя.
   — Слушай, я стараюсь ладить с тобой, — напомнил ему Грофилд. — Постарайся и ты.
   — Ладно, пожалуй, ты прав. Альберт Бодри был членом “Ле квебекуа”, самой оголтелой и военизированной шайки борцов за освобождение Квебека.
   — Они что, стреляют в тех, кто говорит по — английски?
   — Нет, не всегда. Они отстаивают такого рода действия, но не продержатся долго, если и впрямь начнут стрелять.
   — Тогда почему они напали на меня? И почему говорили друг с другом по — английски?
   — Правда?
   — В машине, пока мы ехали к той хижине. Я тебе уже рассказывал. Я был в сознании, хотя и не мог пошевелиться.
   — И они поговорили по — английски, — задумчиво проговорил Кен. — Второй парень тоже был французский канадец?
   — У него был другой акцент, — ответил Грофилд. — Немного похож на немецкий, хотя и не совсем.
   — Голландский?
   — Нет, вообще не германский. Грубоватый такой.
   — Хм — м — м — м, — протянул Кен, глядя в пространство и размышляя о чем — то. — Возможно, все это объясняет.
   — Что?
   — Мы никак не могли понять, что замышляют в “Ле квебекуа”, — ответил Кен. — Мы не знали, при чем тут вообще эта шайка. Но если Бодри говорил с доктором по — английски, стало быть, доктор не знал французского, и английский был их единственным общим языком. Может, они какие — нибудь маоисты? Там не было китайцев?
   — Китайцев? Ты что, дурачишь меня?
   — Нет. Между Францией и красным Китаем существует тонкая ниточка, о которой ты, наверное, не подозреваешь.
   — Ну — ну...
   — Эти страны очень похожи одна на другую, — сказал Кен. Если в восточном блоке красный Китай противостоит России, в западном Франция точно так же противостоит США. Обе эти нации многочисленны, глупы, хорошо вооружены и стремятся скрыть свои комплексы неполноценности. Это две ядерные державы, более — менее независимые от общемирового баланса сил, и их приверженцы в разных частях света симпатизируют и Франции, и Китаю. Канадские сторонники независимости Квебека, к примеру, дружат с маоистами из черных общин в Штатах.
   — Господи! — изумленно воскликнул Грофилд. — Неужели я — единственный человек в мире, который не связан ни с одной организацией психопатов?
   — Нет, Грофилд, ты принадлежишь к подавляющему большинству. Почти во всех этих организациях числится по десять — двадцать членов, и лишь в одной — двух наберется больше сотни. Но для судеб мира эти десять человек значат больше, чем десяток тысяч таких, как ты, сидящих перед телевизорами и считающих себя всезнайками, потому что наслушались Уолтера Кронкайта.
   — Мир миру рознь, — ответил Грофилд. — Мне в моем мире прекрасно жилось и без вас, и без Уолтера Кронкайта. Ладно, не будем спорить. Ты хочешь сказать, что этот Альбер Бодри шпионил в пользу коммунистического Китая?
   — Возможно. Или в пользу Франции. Или в пользу какой — то другой страны, находящейся в китайской орбите. Албании, к примеру.
   — А разве Албания в китайской орбите? Кен удивленно посмотрел на него.
   — Так ты даже этого не знал?
   — Спокойной ночи, Кен, — сказал Грофилд.

Глава 13

   Китаец с винтовкой в руках по — домашнему улыбнулся Грофилду и попросил:
   — Скажите что — нибудь.
   Но Грофилд знал, что, стоит ему открыть рот и произнести хоть слово по — английски, как китаец тотчас застрелит его. Правда, никаким другим языком он не владел, а поэтому просто беспомощно стоял на месте.
   — Вы должны заговорить, прежде чем звякнет колокольчик, сказал китаец, и почти сразу же раздался звонок.
   Грофилд струхнул так, что проснулся. Он сел и лихорадочно схватился за телефон, чтобы заставить его умолкнуть, но, когда поднес трубку к уху, ему стало еще страшнее: ведь стоит сказать хоть слово по — английски, и проклятый китаец его застрелит.
   В трубке стояла тишина а в голове у Грофилда царило смятение. Гостиничный номер. Он забыл что — то важное.
   — Грофилд? — нерешительно спросил звонивший.
   — М — м, — ответил Грофилд, всячески избегая говорить по — английски. В голове все по — прежнему путалось, и он не хотел рисковать, боясь дать маху.
   — Извините, если разбудили, — произнес голос в трубке.
   — М — м.
   — Это Марба. Может быть, позвонить позже?
   — О — о! — Имя Марбы положило конец грезам наяву, в голове прояснилось, и теперь Грофилд узнал голос.
   — Привет, Марба, — сказал он. — Нет, я в порядке, можете говорить. В чем дело?
   — Мое начальство желает вас видеть. Понятное дело, не в гостинице.
   — Конечно. — Грофилд приложил трубку к другому уху и поудобнее устроился на подголовнике. — Меня опять куда — нибудь доставят с эскортом?
   — Не совсем так. Вы успеете собраться к десяти часам?
   — А сейчас сколько?
   — Без двадцати девять.
   — К десяти? Конечно.
   — Можно к вам сейчас заглянет один человек? Принесет вам кое — что.
   — Пожалуйста.
   — Хорошо, тогда до встречи.
   Грофилд положил трубку и, поеживаясь, вылез из постели.
   Он все еще нервничал после кошмарного сна, а оттого передвигался нетвердыми шагами и слегка дрожал, но мало — помалу это прошло.