Развернувшись, Ясон пошел на снижение, промчался через шлюзовую камеру и затормозил. Распахнув фонарь кабины, он увидел Спаркс, которая приветствовала его, из-под ее комбинезона виднелись бинты.
   — Как твоя рана, Спаркс?
   — Еще немного болит, сэр. Спасибо за внимание.
   — Я беспокоился о тебе, когда узнал, что тебя здорово шарахнуло.
   — Вы беспокоились обо мне?
   — Конечно.
   Ее лицо: осветилось сияющей улыбкой.
   — Спаркс, как ты отнесешься к тому,. чтобы получить звание лейтенанта и взять под свою команду всю палубную обслугу?
   — Стать офицером? Вот уж не думала, что когда-нибудь доживу до этого дня. Спасибо.
   — Ты заслужила это. Если бы не ты, многие истребители не были бы так быстро отремонтированы и не смогли бы тут же вернуться в строй. Большая часть благодарностей, которые мы получили, принадлежит тебе.
   Она снова лучезарно улыбнулась и начала спускаться по трапу. Ясон последовал за ней. Оказавшись на палубе, он отсалютовал дальней переборке, изрешеченной выстрелами, над которой был прибит кусок нержавеющей стали, оторванный от разбитого истребителя, с нарисованным на нем знаменем.
   — Командир корабля прибыл на борт. Перед Ясоном возник дежурный офицер и отсалютовал ему.
   — Разрешите подняться на борт, сэр, — сказал Ясон.
   — С удовольствием разрешаю, сэр. — И офицер снова отдал ему честь.
   Думсдэй стоял на лестнице, ведущей на временный капитанский мостик, наблюдая за установкой нового листа плексигласа вместо разбитого во время последнего сражения.
   — Ну, как там старик?
   — Похоже, они с Бэнбриджем все уладили. Черт возьми, не могут же они расстрелять героя? Как бы то ни было, я успел и за тебя замолвить словечко.
   — Ну, и что теперь? — с кислой миной спросил Думсдэй.
   — Будешь командовать всем крылом истребителей на корабле и получишь награду.
   — Ну, спасибо. Еще тридцать сопляков надо будет обучить, и каждый из них может угробить меня.
   — Уж это точно.
   — Надеюсь, им это не удастся; тебе же не удалось, а?
   Ясон засмеялся и зашагал по полетной палубе.
   — Раундтоп! Одинокий Волк!
   Они стояли, наклонившись над раскрытой орудийной панелью «Рапиры», их лица были перепачканы смазкой. Подойдя к Ясону, они пожали ему руку.
   — Как дела в верхах, сэр? — спросил Раундтоп.
   — Я остаюсь на «Тараве». Мне обещали, что никаких разговоров об ее списании больше не будет. Ее отремонтируют как следует, начинят новым оборудованием и вернут в строй.
   — Отлично, сэр. Рад за нашу старушку.
   — Чемберлен, я хочу, чтобы ты возглавил эскадрилью «Ферретов».
   Чемберлен расплылся в улыбке:
   — Благодарю вас, сэр.
   — Кевин, у меня к тебе есть разговор. Бок о бок они пошли по палубе.
   — Пока я ждал встречи со стариком, ко мне подошел один из его штабных офицеров. У адмирала есть для тебя предложение, я обещал передать тебе его.
   — Что это, сэр?
   — Бэнбридж хочет, чтобы ты стал у него адъютантом. Это очень завидная должность, Кевин. Если ты будешь служить у Бэнбриджа и делать свое дело хорошо, ты далеко пойдешь. И то, что ты был боевым офицером и заработал серебряную звезду на свои золотые «крылышки», а я тебя к ней представил, тоже будет нелишне. В штабах не так уж часто оказываются люди с таким послужным списком, поэтому их там особенно ценят. Ты быстро продвинешься, я не сомневаюсь, Кевин. Черт, может, лет через пять ты даже станешь моим начальником.
   — Спасибо, сэр, — хмуро ответил Кевин.
   — Ты что, недоволен?
   — Честно, сэр?
   — Конечно. Ну, смелее!
   — Пошли они знаете куда со своим предложением! Такая работа не по мне. Я лучше останусь тут с вами и остальными ребятами и буду летать.
   Ясон усмехнулся:
   — В таком случае, как ты отнесешься к тому, чтобы возглавить эскадрилью?
   — Здесь, сэр?
   — Конечно, здесь. Я отдал бы тебе «Рапиры».
   — Здорово, сэр! Вот это мне нравится. Ясон с улыбкой похлопал его по плечу:
   — Ладно, у нас еще будет время обсудить все это.
   Кевин расплылся в улыбке и помчался обратно к Чемберлену. Он что-то сказал ему, и они рассмеялись, хлопая друг друга по спинам.
   Ясон пошел к себе. Проходя коридором, ведущим на корму, он ненадолго задержался у доски почета.
   Двести восемьдесят три имени было на ней. Многих из них он даже не успел узнать, лица и имена лишь смутно помнил, но зато все, что тогда происходило, он видел будто воочию. Он не помнил, как звали молодую симпатичную женщину-связистку и другую, повариху, которые вытаскивали раненых из дымящегося отсека и погибли, оказавшись в результате очередного выстрела выброшенными в вакуум; не помнил он имени и того мужчины из палубной обслуги, который, бросившись в ревущее пламя, закрыл своим телом поврежденный осколками трубопровод с горючим и сгорел заживо, спасая корабль. Так много имен появилось на этой доске за какие-то несколько недель…
   Ясон пошел дальше по черному от пожара коридору, который уже начали приводить в порядок, стараясь лавировать между работающими, чтобы не испачкать чужую форму, в которую был одет.
   Около своей каюты он замедлил шаги. Осталось всего четырнадцать человек, и лишь четырнадцать кают были сейчас заняты! Остальные пустовали, в каждой лежали приготовленные к отправке домой личные вещи того, кто жил в ней.
   Войдя к себе, он закрыл дверь. На мгновение все поплыло у него перед глазами, смертельная усталость наконец одолела его, и, не раздеваясь, он рухнул на койку. От наволочки еще шел слабый аромат духов, и от мгновенно вспыхнувших воспоминаний на глазах у него выступили слезы.
   — Будь проклята эта война, — прошептал он.
   Уже в полусне он всего раз произнес заветное имя, и потом, с мыслью о ней, капитан первого ранга Ясон Бондаревский, по прозвищу Медведь, медленно погрузился в глубокий сон без сновидений. Завтра, когда он проснется, его ждет мирный день, но война еще не окончена. Ему предстояло вернуться в бой, и он был готов к этому.