Страница:
Проклятый ветер заглушал все звуки так, что я ничего не слышал, но и мои шаги тоже нельзя было услышать. Когда добрался до угла, какая-то тень, появившаяся ниоткуда, выбросила кулак, на пути которого оказалась моя шея, и я почувствовал боль. Оступившись, все же успел ответить ударом, метя в область печени этого агрессивного типа. Света было мало, поэтому я не мог действовать точно, едва не сломав себе палец. Противник мой развернулся, и тут я его узнал: это был помощник Энди — Гас Тренбл.
Я отступил, не собираясь больше нападать, и, сохраняя лишь удобное положение для защиты, миролюбиво сказал:
— Можно продолжить, если угодно, но не могу взять в толк, ради чего вы затеяли это сражение? Что за нелепица? Объясните, почему вы на меня напали?
— Вы — свиньи, — сообщил он мне любезно, даже не запыхавшись от потасовки, хотя удар в печень получил изрядный.
— О'кей, — сказал я с теми же нотками недоразумения, — не замечал за собой такого, но даже если это так, все равно ничего не понимаю. Кого, по-вашему, мы предали? Дитмайка? Его дочь? Энди?..
— Вы обманули его, заставив поверить, что вы за него, а потом помогли его арестовать!
— Откуда вы взяли, что мы предали Энди?
— Будете утверждать, что это не так?
— Конечно!.. Послушайте, приятель, — я перестал обороняться. — Вы знаете, кто вы такой? Вы же ответ на мою молитву! Вы — тот подарок, о котором я мечтал к Рождеству! Вы в корне не правы, но вы очаровательны. Входите и поговорите с Вулфом.
— Я не собираюсь разговаривать с этим негодяем!
— Вы смотрели на него через окно, для чего?
— Хотел знать, что вы там делаете.
— Все можно узнать гораздо проще, мы ничего не скрываем и никого не обманываем… Мы увязли в этом деле по кончик носа. Что касается Энди, он нам обоим страшно нравится, мы от него в восхищении. Оба только и мечтаем о том, как забрать его с собой, холить и лелеять… Но нам пока не позволили осуществить наши намерения.
— Это дьявольская ложь!
— Вот и прекрасно. Мы должны пойти к мистеру Вулфу и вы скажете ему в лицо, что он свинья, негодяй и лжец. Не часто кому выпадает такая возможность! Во всяком случае, если вы не боитесь… А чего вам, рассуждая объективно, бояться?
— Ничего! — ответил он, повернулся и решительно подошел к черному ходу и отворил дверь, ведущую на кухню. Я вошел вслед за ним.
Из соседней комнаты донесся голос Вулфа:
— Арчи, черт тебя побери, куда ты провалился?
Мы вошли. Положив трубку на телефонный аппарат, Вулф посмотрел сначала на Гаса, потом на меня:
— Где ты его нашел?
Я махнул рукой:
— Там… Действую по нашему заданию…
Я отступил, не собираясь больше нападать, и, сохраняя лишь удобное положение для защиты, миролюбиво сказал:
— Можно продолжить, если угодно, но не могу взять в толк, ради чего вы затеяли это сражение? Что за нелепица? Объясните, почему вы на меня напали?
— Вы — свиньи, — сообщил он мне любезно, даже не запыхавшись от потасовки, хотя удар в печень получил изрядный.
— О'кей, — сказал я с теми же нотками недоразумения, — не замечал за собой такого, но даже если это так, все равно ничего не понимаю. Кого, по-вашему, мы предали? Дитмайка? Его дочь? Энди?..
— Вы обманули его, заставив поверить, что вы за него, а потом помогли его арестовать!
— Откуда вы взяли, что мы предали Энди?
— Будете утверждать, что это не так?
— Конечно!.. Послушайте, приятель, — я перестал обороняться. — Вы знаете, кто вы такой? Вы же ответ на мою молитву! Вы — тот подарок, о котором я мечтал к Рождеству! Вы в корне не правы, но вы очаровательны. Входите и поговорите с Вулфом.
— Я не собираюсь разговаривать с этим негодяем!
— Вы смотрели на него через окно, для чего?
— Хотел знать, что вы там делаете.
— Все можно узнать гораздо проще, мы ничего не скрываем и никого не обманываем… Мы увязли в этом деле по кончик носа. Что касается Энди, он нам обоим страшно нравится, мы от него в восхищении. Оба только и мечтаем о том, как забрать его с собой, холить и лелеять… Но нам пока не позволили осуществить наши намерения.
— Это дьявольская ложь!
— Вот и прекрасно. Мы должны пойти к мистеру Вулфу и вы скажете ему в лицо, что он свинья, негодяй и лжец. Не часто кому выпадает такая возможность! Во всяком случае, если вы не боитесь… А чего вам, рассуждая объективно, бояться?
— Ничего! — ответил он, повернулся и решительно подошел к черному ходу и отворил дверь, ведущую на кухню. Я вошел вслед за ним.
Из соседней комнаты донесся голос Вулфа:
— Арчи, черт тебя побери, куда ты провалился?
Мы вошли. Положив трубку на телефонный аппарат, Вулф посмотрел сначала на Гаса, потом на меня:
— Где ты его нашел?
Я махнул рукой:
— Там… Действую по нашему заданию…
Глава 6
Потребовалось добрых десять минут, чтобы убедить Гаса Тренбла в том, что мы ведем честную игру, и хотя Вулф пустил в ход все свое обаяние и приемы ораторского искусства, сопровождая речь мимикой, Гаса убедили не эти ухищрения, а железная логика, точнее — аргумент: страстное желание Вулфа, чтобы Энди ухаживал за цветами в его оранжерее, причем, как можно скорее.
Устроившись на стуле с прямой спинкой, я коротко передал содержание разговора с Джозефом Дитмайком и Сибил перед тем, как уйти из теплицы.
— В прошлом году, в июле месяце, — пожаловался Гас, — лейтенант Нунан избил моего друга совершенно ни за что.
Вулф кивнул:
— Совершенно ясно. Типичный чернорубашечник в форме полицейского… Я полагаю, вы разделяете мое убеждение, что мистер Красицкий не убивал Дими Лауэр. Я слышал, как вы весьма обстоятельно отвечали на вопросы, касающиеся лично вас, и нарочито сдержанно в отношении других людей. Я это понимаю: вам ведь и дальше придется работать здесь, а ваши слова стенографировались. Однако, такая позиция меня не устраивает. Я намерен как можно скорее вызволить мистера Красицкого из тюрьмы, а для этого надо найти настоящего преступника. Если, действительно, хотите помочь другу, вы должны отбросить сдержанность и рассказать мне все, что вы знаете о всех обитателях этого дома. Согласны ли вы на это, сэр?
Гас нахмурился. Это придало ему достаточно взрослый вид, чтобы быть допущенным на выборы. При искусственном освещении он выглядел бледнее, чем утром на улице, зато радужная рубашка казалась еще ярче.
— Должен добавить, — продолжал Вулф, — мистер Красицкий сказал мне, что вы прекрасно разбираетесь в цветах, что вы умный и талантливый садовник! Думаю, что не хуже разбираетесь и в людях.
— Он так говорил?
— Да, сэр, он так говорил.
— Черт побери… — Гас нахмурился. — Что вы хотите узнать?
— Все об этих людях. В первую очередь о мисс Лауэр. Я думаю, что она вам очень нравилась.
— Мне? Нет, эта крошка не в моем вкусе. Вы слышали, что я им сказал? Ей нравились те, кто за ней бегал.
— Вы считаете, что она искала человека с деньгами?
— Да нет, этого я не думаю. Просто она любила, чтобы мужчины плясали перед ней. Сначала затуманивала им мозги, а потом вила из них веревки. Ей нравилось, чтобы и женщины ее замечали. Только в другом плане. Вы меня понимаете? Настоящая вертихвостка, всем глазки строила! Даже Пэйлу Имбри, который ей в отцы годится. Вам бы посмотреть, как она вела себя с ним в присутствии его жены! Не то, чтобы была развратницей, нет… Но ей нравилось разжечь человека, а потом бросить его… А что она вытворяла со своим голосом! Иной раз я просто уходил, чтобы не поддаться ее чарам. Тем более, что у меня есть подружка в Вентворт Хиллзе.
— А мистер Красицкий знал обо всем этом?
— Энди? — Гас с сожалением кивнул. — Он-то как раз и попался на ее такие штучки, с первого же дня, как только он ее увидел и услышал, пропал, пошел ко дну. Даже не барахтался, не пытался спастись, а просто сдался без боя. Только не подумайте, что он дурак. Просто влюбился так быстро и бесповоротно, что у него не было возможности подумать. Однажды я сделал попытку кое-что ему растолковать. Осторожно, деликатно, можете не сомневаться, но боже, как он посмотрел на меня!
Гас покачал головой:
— Если бы я знал, что он уговорил ее выйти за него замуж, я бы собственноручно ее отравил, чтобы избавить Энди от такой вертихвостки.
— Да, — согласился Вулф, — с вашей стороны это благородное побуждение. Но, как мне думается, в действительности вы на такое не решились бы… Что вы можете сказать о мистере Имбри? Полагаю, что мисс Лауэр флиртовала с ним в отсутствие его жены? И что он реагировал на ее авансы, как подобает мужчине? Так получается из ваших слов? Возможно, он чувствовал себя на небесах, а когда она прошлым вечером ему внезапно заявила, что выходит замуж за Энди, он брякнулся с небес на землю и решил в отместку ее убить?.. Как вы считаете, возможно такое?
— Не знаю… Это уж не мое дело определять, возможно ли, а ваше…
— Не скрытничайте, говорите, — нахмурился Вулф, — я, слава богу, не лейтенант полиции Нунан. Сдержанность вас никуда не приведет, мы же тут никого не обвиняем, а лишь рассуждаем… Как вы считаете, могли ли подобные мысли появиться у мистера Имбри?
— Могли, наверное, если она его крепко подцепила.
— Есть ли у вас какие-нибудь факты, против такого предположения?
— Нет.
— Тогда не станем его сбрасывать со счетов. Вы понимаете, конечно, что ни у кого нет алиби. Для преступления имелось примерно четыре часа времени, от одиннадцати ночи до трех утра, когда вы с мистером Красицким пришли в оранжерею для окуривания. Все находились в постелях, в отдельных помещениях, за исключением супругов Имбри. У них обоюдное алиби. Но раз это муж и жена, их алиби ничего не стоит. Мотив мистера Имбри мы обсудили, что касается ее мотива, то он подразумевается из того, что я от вас слышал… Ну а потом, от женщин никто и никогда не ожидает резонных и логических мотивов.
— Вы тысячу раз правы, мистер Вулф! — с горячностью согласился Гас. — Все женщины поступают только согласно своей особой логике.
Я с удивлением подумал, какая особенная логика может быть у подружки Гаса — девушки из Вентворт Хиллза.
Вулф продолжал:
— Поскольку речь идет о женщинах, каково ваше мнение о мисс Дитмайк?
Гас открыл широко рот, растянул губы, дотронулся копчиком языка до верхней губы и снова закрыл рот.
— Я бы сказал, что не понимаю ее. Иной раз я ее просто ненавижу, но даже сам не знаю почему… Возможно, именно за то, что не понимаю.
— Может, я могу помогу разобраться?
— Сомневаюсь. Внешне все обстоит благополучно, но однажды прошлым летом я ее встретил в роще и заметил, что у нее заплаканные глаза. Я полагаю, что у нее комплекс. Причем, не один, а несколько. Как-то она сильно ссорилась с отцом, я все слышал, потому что работал на террасе. И они знали об этом. Это было через две недели после того, как с миссис Дитмайк случилось несчастье. Мистер Дитмайк отослал сестру, которую назначили для ухода за миссис Дитмайк и пригласил новую сиделку, эту самую Дими Лауэр. Мисс Дитмайк была страшно недовольна, потому что хотела сама ухаживать за матерью. Она так бесновалась и орала, что ее даже связали. Ее вопли не смолкали до тех пор, пока сиделка не высунулась из окна и не попросила ее вести себя потише. Да, вот что еще. Она не только ненавидит мужчин, но всегда и везде заявляет об этом. Может быть, по этой причине я ее терпеть не могу…
Вулф скорчил гримасу:
— И часто у нее бывают истерики?
— Я бы не сказал, но ведь сам я редко бываю в доме, так что точно сказать не могу, — Гас покачал головой: — В общем, я ее не понимаю…
— Сомневаюсь, что вам стоит ломать над этим вопросом голову, — заметил Вулф. — И потом мне нужна не ваша точка зрения на ту или иную проблему, а всего лишь факты. Скажем, что-то скандальное в отношении миссис Дитмайк. Есть у вас такие данные?
— Что-то про нее и Дими? — с удивлением спросил Гас.
— Не обязательно. Про нее и про кого-то еще… Может быть, она страдает клептоманией или наркоманией? Играет в азартные игры, пьет, соблазняет чужих мужей? Плутует во время игры в карты?
— Нет, — решительно отверг предположения Вулфа Гас. — Во всяком случае, мне о таком не известно.
После некоторого молчания он добавил:
— Могу только сказать, что миссис Дитмайк часто ссорится и дерется.
— Прибегает к помощи оружия?
— Нет: кричит, жестикулирует, размахивает руками, стучит ногами. Ссорится со всеми: с семьей, с друзьями, с прислугой. Она убеждена, что во всем разбирается лучше других. Особенно часты у нее стычки с братом. Но тут-то она права, когда говорит, что лучше его знает, что ему надо делать, потому что он, видит бог, вообще ничего не петрит.
— Не «петрит»?
— Ну да, котелок у него не варит.
— Ага. У него тоже есть комплексы?
Гас усмехнулся.
— Еще бы! Все семейство в один голос вечно твердит, что он очень чувствителен, но я не кричу об этом на каждом углу всем встречным-поперечным! У него меняется настроение ежечасно, но чаще всего он мрачен, даже по воскресеньям и по праздникам. Он никогда ничего не делает, даже не собирается делать. Он даже не собирает цветов. Он учится уже в четвертом колледже, его выгнали из Йельского, из Вильямс-университета, потом из Корпельского, а теперь из университета где-то в штате Огайо.
За что? — попросил уточнить Вулф. — Вот это может быть полезным.
— Понятия не имею.
— Черт возьми! У вас просто отсутствует нормальное любопытство! Какой-нибудь интересный факт о сыночке мог бы нам очень пригодиться! Даже больше, чем факт о дочери. Неужели у вас так-таки ничего не найдется?
Гас сосредоточился. Вулф терпеливо ждал, но видя, что на физиономии молодого человека не отражено ни единой мысли, спросил:
— Могли быть у него неприятности из-за женщин, что и послужило бы причиной его исключения из университетов?
— Его-то? — Гас снова ухмыльнулся. — Если бы он оказался в лагере буддистов, и все буддисты — мужчины и женщины — выстроились бы перед ним в один ряд, он не смог бы определить, кто из них мужчина, а кто женщина. Еще в одежде — куда ни шло, а нагишом — нет! Не то, чтобы он был совсем туп, по его ум запрятан где-то глубоко… Вы спрашивали о его комплексах?..
В этот момент раздался стук в дверь.
Я открыл ее и пригласил:
— Входите.
Вошел — легок на помине — Дональд Дитмайк.
Я уже имел возможность наблюдать за ним некоторое время назад, я сейчас получил возможность проверить правильность сложившегося у меня о нем мнения.
Мне он не казался особенно чувствительным, хотя, конечно, я не знал, в каком он сейчас был настроении. Он был примерно того же роста и сложения, что и я, но, откидывая ложную скромность, прямо заявляю, держался много хуже меня и производил удивительно неприятное впечатление: какой-то мягкотелый и развинченный, — я бы назвал его самым обычным слюнтяем… Очевидно, потребовалось бы немало труда, чтобы его как следует отрегулировать и настроить… Правда, во внешности Дональда было и что-то привлекательное: темно-синие глаза, да и физиономия недурная, совсем недурная, если бы только он лучше ощущал свое «я», верил в себя и свои возможности, ну и следил бы за своим лицом и одеждой.
— А!.. Вы здесь, Гас? — спросил Дитмайк-младший, что было не слишком умно.
— Да, я здесь, — ответил Гас с таким видом, как будто парировал весьма заковыристый выпад.
Дональд, прищурившись от света, бившего ему в глаза, повернулся к Вулфу. По всей вероятности, ему хотелось быть вежливым:
— Мы очень удивились тому, что вы так долго упаковываете вещи Энди. Вы нам сказали, что собираетесь заняться этим немедленно. Но, как я вижу, вещи вас не интересуют.
— Наоборот… Скоро мы как раз вещами и займемся.
— Понятно… Не считаете ли вы, что уже сейчас пора заняться их укладкой? Может быть, вы все-таки уедете отсюда?
— Непременно. Я очень рад, что вы зашли, мистер Дитмайк, это дает мне возможность побеседовать с вами. Разумеется, вы находитесь под…
— Я совсем не расположен беседовать с вами, — извиняющимся тоном сообщил Дональд, повернулся и живехонько выскочил из комнаты.
Дверь за ним захлопнулась, торопливые шаги Дональда зазвучали уже на крыльце.
— Вот видите, — сказал Гас, — он такой и есть. Папаша приказал ему пойти и выставить вас отсюда, а как это у него получилось?
— Когда имеешь дело с чувствительными и легко возбудимыми людьми, никогда не знаешь, чего ожидать! — вздохнув, проронил Вулф. — Но нам надо поторопиться с нашим разговором, поскольку я вовсе не хочу, чтобы теперь к нам пожаловал сам мистер Джозеф Г. Дитмайк. Что вы знаете о нем? Меня интересует «внутренняя информация». Сегодня днем я подумал, что в отношении женского пола он не так скромен, как его сын Дональд. Могу поспорить, что Дитмайк-старший отличит женщину от мужчины в любом виде!
— Можете не сомневаться… Даже с закрытыми глазами и на расстоянии в милю, — рассмеявшись, согласился Гас.
— Откуда такая уверенность?
Гас открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его, посмотрел на меня, потом на Вулфа.
— Хм, сначала вам нужны были только факты, а теперь требуются уже и доказательства?
— Но вы же понимаете, что я строю различные гипотезы, а для них мне нужны исходные данные, которыми располагаете вы…
Гас нахмурил лоб, на секунду задумался, потер руки, потом решительно кивнул головой.
— А, черт с ним! Я был очень зол на вас, решив, что вы предали Энди. А теперь понимаю, вам и правда надо помочь… Не сошелся же свет клином именно на этом месте? Можно же найти работу и в другом… Так вот. Мистер Дитмайк однажды душил девушку…
— Мистер Дитмайк?!
— Да.
— И задушил ее?
— Нет, только придушил. Ее зовут Флоренс Хефферен. Родители Флоренс прежде жили в коттедже в Грин Хиллз, который правильнее было бы назвать собачьей конурой, а сейчас у них шикарный дом и участок земли в тридцать акров в долине… Я не думаю, что Флоренс с ним флиртовала. Точно не знаю, принудил ли он силой ее стать его любовницей, или у них это как-то иначе получилось… Знаю лишь одно, что эти тридцать акров стоят двадцать одну тысячу долларов, и Флоренс не была слишком расстроена, когда уехала в Нью-Йорк. Если эти тысячи не от Дитмайка, значит они упали с неба… Существуют две версии, почему он принялся ее душить. Одна — от Флоренс, что он был просто без ума от нее, по-дикому ревновал, подозревая, что забеременела она не от него. Сама об этом по секрету сообщила своей подружке, моей приятельнице. Другая версия, что рассердился на нее, когда у него потребовали слишком много денег. Но и эта версия исходит от той же Флоренс. Она ее «выдала» много позже, перед самым отъездом в Нью-Йорк. Очевидно, посчитала, что так дело выглядит гораздо пристойнее. Как бы там ни было, он ее так придушил, что у нее на шее долго оставались следы пальцев, я их сам видел…
— Превосходно!
У Вулфа был такой довольный вид, как будто ему самому только что преподнесли тридцать акров земли.
— Когда это было?
— Около двух лет назад.
— Вы не знаете, где сейчас находится Флоренс Хефферен?
— Не знаю, но могу раздобыть ее нью-йоркский адрес.
— Хорошо… — Вулф погрозил ему пальцем. — Раз я говорил, что не требую никаких доказательств, то я их не требую. Но все же скажите, что из сказанного вами является фактом, а что — сплетнями?
— Это вовсе не сплетни, а самые настоящие факты.
— А вы не знаете, что-нибудь из этой истории было в газетах? Дело не слушалось в суде?
— Ни боже мой! Какой уж суд, если мистер Дитмайк выложил сорок или пятьдесят тысяч только за то, чтобы замять скандал.
— Та-ак. Все же хотел бы я быть совершенно уверенным в этом. Скажите, история Дитмайка с Флоренс получила огласку? Обсуждалась соседями?
— Да нет, не очень. Конечно, разговоры шли, но только два или три человека толком знали, как обстояло дело. Я случайно оказался среди них, потому что, как уже сказал, моя девушка — подружка Флоренс. А сам я не распространял сплетен и не поощрял разговоры на эту тему. Только сейчас впервые открыл рот. И лишь потому, что хочу помочь Энди… Но, черт меня побери, если я вижу, как эта чепуха сможет ему помочь!
— Зато Я ВИЖУ, — возразил ему Вулф. — Скажите… Помогал ли мистер Дитмайк еще кому-нибудь в делах, связанных с покупкой земли или с недвижимым имуществом?
— Нет, насколько я знаю. Наверное, он тогда потерял голову. Ну, а вообще-то он и правда неравнодушен к женщинам. Я видел, как он любезничает со своими гостьями. Одно могу сказать, его сын не унаследовал папенькиных вкусов и привычек… Может оно и к лучшему, конечно. Не могу понять, как вот такой седой старик не желает смириться с тем, что его время прошло, что пора уже и остепениться, найти другие развлечения. Взять хотя бы вас. У вас ведь тоже седина… Убежден, что вы не станете лебезить перед всякими барышеньками, нашептывать им пошлости и незаметно прижимать в темном углу.
Я невольно ухмыльнулся. Вулф грозно посмотрел на меня и обратился к Гасу.
— Нет, мистер Тренбл, не стану… Ваши наблюдения очень интересны, а выводы разумны, но боюсь, они мне мало чем помогут. Нужен хороший скандал с достаточной оглаской. Есть ли у вас что-нибудь такое в отношении мистера Дитмайка?
Но, очевидно, основным козырем Гаса была история с полузадушенной Флоренс, а козырь этот он уже выложил. Вне сомнений, Гас располагал еще кое-какими слухами и наблюдениями о «старике Джозефе», но я был почти уверен, что все они не внесут изменений в ту картину, которую Вулф себе нарисовал, и не помогут нам доказать, что именно Дитмайк-старший является убийцей.
Начать с того, что не было даже намека о существовании романа между Дими Лауэр и хозяином дома… Правда, Гас сразу предупредил, что в доме бывает мало и слабо информирован, что в нем творится…
Очевидно, Вулф тоже решил закончить разговор о мистере Дитмайке, потому что спросил:
— Что вы можете сказать о его жене? Я не слышал, чтобы о ней вообще сегодня вспоминали. Так, мельком, в разговоре о поступках других. Как она выглядит?
— Она — олл-райт! — коротко бросил Гас. — Не думайте о ней!
— Конечно, — согласился Вулф. — Она была совершенно одна в тот момент, когда шла по каменным ступенькам в сад посмотреть на розы, — полувопросительно продолжал он, — споткнулась, упала на спину и все?
— «Все», — это — повредила позвоночник.
— Сильное увечье?
— Видно, травма была серьезной, но сейчас ей уже лучше, она может сидеть на стуле и даже немного ходить. Энди поднимался каждый день в ее комнату за распоряжениями, но, обычно, она просто обсуждала с ним то, что он предлагал.
Вулф кивнул.
— Уверен, что она вам нравится, но даже если это так, у меня есть вопрос: располагаете ли вы достаточными основаниями утверждать, что она не смогла бы перенести в оранжерею предмет, весящий, примерно, сто десять фунтов?
— Ну нет, это исключено! У нее бы снова сломалась спина.
— Прекрасно… Однако не надо забывать и того, что кто бы ни отравил мисс Лауэр, а потом перенес ее в оранжерею, действовал в таком возбужденном состоянии, когда могут появиться дополнительные силы. Вам я не рекомендую заниматься детективной работой, у вас мало объективности и непредвзятости, мистер Тренбл…
Вулф ткнул в сторону письменного стола.
— Скажите, в столе найдется бумага и карандаш? Такие вещи водились у Энди?
— Конечно.
— Пожалуйста, нарисуйте мне план дома. Покрупнее. План обоих этажей, но я должен быть уверен, что он совершенно правильный. Конечно, я не требую от вас точного соблюдения масштабов, сохраните более или менее пропорции. И надпишите, где кто живет. Кстати, покажите, где расположены комнаты миссис Дитмайк…
Гас повиновался. Он достал из ящика карандаш и лист бумаги и принялся за дело, его рука двигалась очень быстро. Буквально через минуту задание было выполнено, и он протянул бумагу Вулфу.
— Тут только не показаны ступеньки, по которым надо подниматься в комнату, где спят мистер и миссис Имбри. К ним наверх ведет маленький проходик.
Вулф взглянул на план, свернул бумагу и спрятал в карман.
— Благодарю вас, сэр, — заговорил он с самым любезным видом. — Вы были…
Но тут его речь прервал звук тяжелых шагов на крыльце. Я поднялся, чтобы пойти открыть дверь, не дожидаясь стука. Но стука не было. Вместо этого мы услышали, как в замочную скважину сунули ключ и потом повернули его. Дверь отворилась, вошли двое.
Это были лейтенант Нунан и один из его шпиков.
— Кто, черт подери, — загремел он, — вы думаете, мы такие?..
Устроившись на стуле с прямой спинкой, я коротко передал содержание разговора с Джозефом Дитмайком и Сибил перед тем, как уйти из теплицы.
— В прошлом году, в июле месяце, — пожаловался Гас, — лейтенант Нунан избил моего друга совершенно ни за что.
Вулф кивнул:
— Совершенно ясно. Типичный чернорубашечник в форме полицейского… Я полагаю, вы разделяете мое убеждение, что мистер Красицкий не убивал Дими Лауэр. Я слышал, как вы весьма обстоятельно отвечали на вопросы, касающиеся лично вас, и нарочито сдержанно в отношении других людей. Я это понимаю: вам ведь и дальше придется работать здесь, а ваши слова стенографировались. Однако, такая позиция меня не устраивает. Я намерен как можно скорее вызволить мистера Красицкого из тюрьмы, а для этого надо найти настоящего преступника. Если, действительно, хотите помочь другу, вы должны отбросить сдержанность и рассказать мне все, что вы знаете о всех обитателях этого дома. Согласны ли вы на это, сэр?
Гас нахмурился. Это придало ему достаточно взрослый вид, чтобы быть допущенным на выборы. При искусственном освещении он выглядел бледнее, чем утром на улице, зато радужная рубашка казалась еще ярче.
— Должен добавить, — продолжал Вулф, — мистер Красицкий сказал мне, что вы прекрасно разбираетесь в цветах, что вы умный и талантливый садовник! Думаю, что не хуже разбираетесь и в людях.
— Он так говорил?
— Да, сэр, он так говорил.
— Черт побери… — Гас нахмурился. — Что вы хотите узнать?
— Все об этих людях. В первую очередь о мисс Лауэр. Я думаю, что она вам очень нравилась.
— Мне? Нет, эта крошка не в моем вкусе. Вы слышали, что я им сказал? Ей нравились те, кто за ней бегал.
— Вы считаете, что она искала человека с деньгами?
— Да нет, этого я не думаю. Просто она любила, чтобы мужчины плясали перед ней. Сначала затуманивала им мозги, а потом вила из них веревки. Ей нравилось, чтобы и женщины ее замечали. Только в другом плане. Вы меня понимаете? Настоящая вертихвостка, всем глазки строила! Даже Пэйлу Имбри, который ей в отцы годится. Вам бы посмотреть, как она вела себя с ним в присутствии его жены! Не то, чтобы была развратницей, нет… Но ей нравилось разжечь человека, а потом бросить его… А что она вытворяла со своим голосом! Иной раз я просто уходил, чтобы не поддаться ее чарам. Тем более, что у меня есть подружка в Вентворт Хиллзе.
— А мистер Красицкий знал обо всем этом?
— Энди? — Гас с сожалением кивнул. — Он-то как раз и попался на ее такие штучки, с первого же дня, как только он ее увидел и услышал, пропал, пошел ко дну. Даже не барахтался, не пытался спастись, а просто сдался без боя. Только не подумайте, что он дурак. Просто влюбился так быстро и бесповоротно, что у него не было возможности подумать. Однажды я сделал попытку кое-что ему растолковать. Осторожно, деликатно, можете не сомневаться, но боже, как он посмотрел на меня!
Гас покачал головой:
— Если бы я знал, что он уговорил ее выйти за него замуж, я бы собственноручно ее отравил, чтобы избавить Энди от такой вертихвостки.
— Да, — согласился Вулф, — с вашей стороны это благородное побуждение. Но, как мне думается, в действительности вы на такое не решились бы… Что вы можете сказать о мистере Имбри? Полагаю, что мисс Лауэр флиртовала с ним в отсутствие его жены? И что он реагировал на ее авансы, как подобает мужчине? Так получается из ваших слов? Возможно, он чувствовал себя на небесах, а когда она прошлым вечером ему внезапно заявила, что выходит замуж за Энди, он брякнулся с небес на землю и решил в отместку ее убить?.. Как вы считаете, возможно такое?
— Не знаю… Это уж не мое дело определять, возможно ли, а ваше…
— Не скрытничайте, говорите, — нахмурился Вулф, — я, слава богу, не лейтенант полиции Нунан. Сдержанность вас никуда не приведет, мы же тут никого не обвиняем, а лишь рассуждаем… Как вы считаете, могли ли подобные мысли появиться у мистера Имбри?
— Могли, наверное, если она его крепко подцепила.
— Есть ли у вас какие-нибудь факты, против такого предположения?
— Нет.
— Тогда не станем его сбрасывать со счетов. Вы понимаете, конечно, что ни у кого нет алиби. Для преступления имелось примерно четыре часа времени, от одиннадцати ночи до трех утра, когда вы с мистером Красицким пришли в оранжерею для окуривания. Все находились в постелях, в отдельных помещениях, за исключением супругов Имбри. У них обоюдное алиби. Но раз это муж и жена, их алиби ничего не стоит. Мотив мистера Имбри мы обсудили, что касается ее мотива, то он подразумевается из того, что я от вас слышал… Ну а потом, от женщин никто и никогда не ожидает резонных и логических мотивов.
— Вы тысячу раз правы, мистер Вулф! — с горячностью согласился Гас. — Все женщины поступают только согласно своей особой логике.
Я с удивлением подумал, какая особенная логика может быть у подружки Гаса — девушки из Вентворт Хиллза.
Вулф продолжал:
— Поскольку речь идет о женщинах, каково ваше мнение о мисс Дитмайк?
Гас открыл широко рот, растянул губы, дотронулся копчиком языка до верхней губы и снова закрыл рот.
— Я бы сказал, что не понимаю ее. Иной раз я ее просто ненавижу, но даже сам не знаю почему… Возможно, именно за то, что не понимаю.
— Может, я могу помогу разобраться?
— Сомневаюсь. Внешне все обстоит благополучно, но однажды прошлым летом я ее встретил в роще и заметил, что у нее заплаканные глаза. Я полагаю, что у нее комплекс. Причем, не один, а несколько. Как-то она сильно ссорилась с отцом, я все слышал, потому что работал на террасе. И они знали об этом. Это было через две недели после того, как с миссис Дитмайк случилось несчастье. Мистер Дитмайк отослал сестру, которую назначили для ухода за миссис Дитмайк и пригласил новую сиделку, эту самую Дими Лауэр. Мисс Дитмайк была страшно недовольна, потому что хотела сама ухаживать за матерью. Она так бесновалась и орала, что ее даже связали. Ее вопли не смолкали до тех пор, пока сиделка не высунулась из окна и не попросила ее вести себя потише. Да, вот что еще. Она не только ненавидит мужчин, но всегда и везде заявляет об этом. Может быть, по этой причине я ее терпеть не могу…
Вулф скорчил гримасу:
— И часто у нее бывают истерики?
— Я бы не сказал, но ведь сам я редко бываю в доме, так что точно сказать не могу, — Гас покачал головой: — В общем, я ее не понимаю…
— Сомневаюсь, что вам стоит ломать над этим вопросом голову, — заметил Вулф. — И потом мне нужна не ваша точка зрения на ту или иную проблему, а всего лишь факты. Скажем, что-то скандальное в отношении миссис Дитмайк. Есть у вас такие данные?
— Что-то про нее и Дими? — с удивлением спросил Гас.
— Не обязательно. Про нее и про кого-то еще… Может быть, она страдает клептоманией или наркоманией? Играет в азартные игры, пьет, соблазняет чужих мужей? Плутует во время игры в карты?
— Нет, — решительно отверг предположения Вулфа Гас. — Во всяком случае, мне о таком не известно.
После некоторого молчания он добавил:
— Могу только сказать, что миссис Дитмайк часто ссорится и дерется.
— Прибегает к помощи оружия?
— Нет: кричит, жестикулирует, размахивает руками, стучит ногами. Ссорится со всеми: с семьей, с друзьями, с прислугой. Она убеждена, что во всем разбирается лучше других. Особенно часты у нее стычки с братом. Но тут-то она права, когда говорит, что лучше его знает, что ему надо делать, потому что он, видит бог, вообще ничего не петрит.
— Не «петрит»?
— Ну да, котелок у него не варит.
— Ага. У него тоже есть комплексы?
Гас усмехнулся.
— Еще бы! Все семейство в один голос вечно твердит, что он очень чувствителен, но я не кричу об этом на каждом углу всем встречным-поперечным! У него меняется настроение ежечасно, но чаще всего он мрачен, даже по воскресеньям и по праздникам. Он никогда ничего не делает, даже не собирается делать. Он даже не собирает цветов. Он учится уже в четвертом колледже, его выгнали из Йельского, из Вильямс-университета, потом из Корпельского, а теперь из университета где-то в штате Огайо.
За что? — попросил уточнить Вулф. — Вот это может быть полезным.
— Понятия не имею.
— Черт возьми! У вас просто отсутствует нормальное любопытство! Какой-нибудь интересный факт о сыночке мог бы нам очень пригодиться! Даже больше, чем факт о дочери. Неужели у вас так-таки ничего не найдется?
Гас сосредоточился. Вулф терпеливо ждал, но видя, что на физиономии молодого человека не отражено ни единой мысли, спросил:
— Могли быть у него неприятности из-за женщин, что и послужило бы причиной его исключения из университетов?
— Его-то? — Гас снова ухмыльнулся. — Если бы он оказался в лагере буддистов, и все буддисты — мужчины и женщины — выстроились бы перед ним в один ряд, он не смог бы определить, кто из них мужчина, а кто женщина. Еще в одежде — куда ни шло, а нагишом — нет! Не то, чтобы он был совсем туп, по его ум запрятан где-то глубоко… Вы спрашивали о его комплексах?..
В этот момент раздался стук в дверь.
Я открыл ее и пригласил:
— Входите.
Вошел — легок на помине — Дональд Дитмайк.
Я уже имел возможность наблюдать за ним некоторое время назад, я сейчас получил возможность проверить правильность сложившегося у меня о нем мнения.
Мне он не казался особенно чувствительным, хотя, конечно, я не знал, в каком он сейчас был настроении. Он был примерно того же роста и сложения, что и я, но, откидывая ложную скромность, прямо заявляю, держался много хуже меня и производил удивительно неприятное впечатление: какой-то мягкотелый и развинченный, — я бы назвал его самым обычным слюнтяем… Очевидно, потребовалось бы немало труда, чтобы его как следует отрегулировать и настроить… Правда, во внешности Дональда было и что-то привлекательное: темно-синие глаза, да и физиономия недурная, совсем недурная, если бы только он лучше ощущал свое «я», верил в себя и свои возможности, ну и следил бы за своим лицом и одеждой.
— А!.. Вы здесь, Гас? — спросил Дитмайк-младший, что было не слишком умно.
— Да, я здесь, — ответил Гас с таким видом, как будто парировал весьма заковыристый выпад.
Дональд, прищурившись от света, бившего ему в глаза, повернулся к Вулфу. По всей вероятности, ему хотелось быть вежливым:
— Мы очень удивились тому, что вы так долго упаковываете вещи Энди. Вы нам сказали, что собираетесь заняться этим немедленно. Но, как я вижу, вещи вас не интересуют.
— Наоборот… Скоро мы как раз вещами и займемся.
— Понятно… Не считаете ли вы, что уже сейчас пора заняться их укладкой? Может быть, вы все-таки уедете отсюда?
— Непременно. Я очень рад, что вы зашли, мистер Дитмайк, это дает мне возможность побеседовать с вами. Разумеется, вы находитесь под…
— Я совсем не расположен беседовать с вами, — извиняющимся тоном сообщил Дональд, повернулся и живехонько выскочил из комнаты.
Дверь за ним захлопнулась, торопливые шаги Дональда зазвучали уже на крыльце.
— Вот видите, — сказал Гас, — он такой и есть. Папаша приказал ему пойти и выставить вас отсюда, а как это у него получилось?
— Когда имеешь дело с чувствительными и легко возбудимыми людьми, никогда не знаешь, чего ожидать! — вздохнув, проронил Вулф. — Но нам надо поторопиться с нашим разговором, поскольку я вовсе не хочу, чтобы теперь к нам пожаловал сам мистер Джозеф Г. Дитмайк. Что вы знаете о нем? Меня интересует «внутренняя информация». Сегодня днем я подумал, что в отношении женского пола он не так скромен, как его сын Дональд. Могу поспорить, что Дитмайк-старший отличит женщину от мужчины в любом виде!
— Можете не сомневаться… Даже с закрытыми глазами и на расстоянии в милю, — рассмеявшись, согласился Гас.
— Откуда такая уверенность?
Гас открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его, посмотрел на меня, потом на Вулфа.
— Хм, сначала вам нужны были только факты, а теперь требуются уже и доказательства?
— Но вы же понимаете, что я строю различные гипотезы, а для них мне нужны исходные данные, которыми располагаете вы…
Гас нахмурил лоб, на секунду задумался, потер руки, потом решительно кивнул головой.
— А, черт с ним! Я был очень зол на вас, решив, что вы предали Энди. А теперь понимаю, вам и правда надо помочь… Не сошелся же свет клином именно на этом месте? Можно же найти работу и в другом… Так вот. Мистер Дитмайк однажды душил девушку…
— Мистер Дитмайк?!
— Да.
— И задушил ее?
— Нет, только придушил. Ее зовут Флоренс Хефферен. Родители Флоренс прежде жили в коттедже в Грин Хиллз, который правильнее было бы назвать собачьей конурой, а сейчас у них шикарный дом и участок земли в тридцать акров в долине… Я не думаю, что Флоренс с ним флиртовала. Точно не знаю, принудил ли он силой ее стать его любовницей, или у них это как-то иначе получилось… Знаю лишь одно, что эти тридцать акров стоят двадцать одну тысячу долларов, и Флоренс не была слишком расстроена, когда уехала в Нью-Йорк. Если эти тысячи не от Дитмайка, значит они упали с неба… Существуют две версии, почему он принялся ее душить. Одна — от Флоренс, что он был просто без ума от нее, по-дикому ревновал, подозревая, что забеременела она не от него. Сама об этом по секрету сообщила своей подружке, моей приятельнице. Другая версия, что рассердился на нее, когда у него потребовали слишком много денег. Но и эта версия исходит от той же Флоренс. Она ее «выдала» много позже, перед самым отъездом в Нью-Йорк. Очевидно, посчитала, что так дело выглядит гораздо пристойнее. Как бы там ни было, он ее так придушил, что у нее на шее долго оставались следы пальцев, я их сам видел…
— Превосходно!
У Вулфа был такой довольный вид, как будто ему самому только что преподнесли тридцать акров земли.
— Когда это было?
— Около двух лет назад.
— Вы не знаете, где сейчас находится Флоренс Хефферен?
— Не знаю, но могу раздобыть ее нью-йоркский адрес.
— Хорошо… — Вулф погрозил ему пальцем. — Раз я говорил, что не требую никаких доказательств, то я их не требую. Но все же скажите, что из сказанного вами является фактом, а что — сплетнями?
— Это вовсе не сплетни, а самые настоящие факты.
— А вы не знаете, что-нибудь из этой истории было в газетах? Дело не слушалось в суде?
— Ни боже мой! Какой уж суд, если мистер Дитмайк выложил сорок или пятьдесят тысяч только за то, чтобы замять скандал.
— Та-ак. Все же хотел бы я быть совершенно уверенным в этом. Скажите, история Дитмайка с Флоренс получила огласку? Обсуждалась соседями?
— Да нет, не очень. Конечно, разговоры шли, но только два или три человека толком знали, как обстояло дело. Я случайно оказался среди них, потому что, как уже сказал, моя девушка — подружка Флоренс. А сам я не распространял сплетен и не поощрял разговоры на эту тему. Только сейчас впервые открыл рот. И лишь потому, что хочу помочь Энди… Но, черт меня побери, если я вижу, как эта чепуха сможет ему помочь!
— Зато Я ВИЖУ, — возразил ему Вулф. — Скажите… Помогал ли мистер Дитмайк еще кому-нибудь в делах, связанных с покупкой земли или с недвижимым имуществом?
— Нет, насколько я знаю. Наверное, он тогда потерял голову. Ну, а вообще-то он и правда неравнодушен к женщинам. Я видел, как он любезничает со своими гостьями. Одно могу сказать, его сын не унаследовал папенькиных вкусов и привычек… Может оно и к лучшему, конечно. Не могу понять, как вот такой седой старик не желает смириться с тем, что его время прошло, что пора уже и остепениться, найти другие развлечения. Взять хотя бы вас. У вас ведь тоже седина… Убежден, что вы не станете лебезить перед всякими барышеньками, нашептывать им пошлости и незаметно прижимать в темном углу.
Я невольно ухмыльнулся. Вулф грозно посмотрел на меня и обратился к Гасу.
— Нет, мистер Тренбл, не стану… Ваши наблюдения очень интересны, а выводы разумны, но боюсь, они мне мало чем помогут. Нужен хороший скандал с достаточной оглаской. Есть ли у вас что-нибудь такое в отношении мистера Дитмайка?
Но, очевидно, основным козырем Гаса была история с полузадушенной Флоренс, а козырь этот он уже выложил. Вне сомнений, Гас располагал еще кое-какими слухами и наблюдениями о «старике Джозефе», но я был почти уверен, что все они не внесут изменений в ту картину, которую Вулф себе нарисовал, и не помогут нам доказать, что именно Дитмайк-старший является убийцей.
Начать с того, что не было даже намека о существовании романа между Дими Лауэр и хозяином дома… Правда, Гас сразу предупредил, что в доме бывает мало и слабо информирован, что в нем творится…
Очевидно, Вулф тоже решил закончить разговор о мистере Дитмайке, потому что спросил:
— Что вы можете сказать о его жене? Я не слышал, чтобы о ней вообще сегодня вспоминали. Так, мельком, в разговоре о поступках других. Как она выглядит?
— Она — олл-райт! — коротко бросил Гас. — Не думайте о ней!
— Конечно, — согласился Вулф. — Она была совершенно одна в тот момент, когда шла по каменным ступенькам в сад посмотреть на розы, — полувопросительно продолжал он, — споткнулась, упала на спину и все?
— «Все», — это — повредила позвоночник.
— Сильное увечье?
— Видно, травма была серьезной, но сейчас ей уже лучше, она может сидеть на стуле и даже немного ходить. Энди поднимался каждый день в ее комнату за распоряжениями, но, обычно, она просто обсуждала с ним то, что он предлагал.
Вулф кивнул.
— Уверен, что она вам нравится, но даже если это так, у меня есть вопрос: располагаете ли вы достаточными основаниями утверждать, что она не смогла бы перенести в оранжерею предмет, весящий, примерно, сто десять фунтов?
— Ну нет, это исключено! У нее бы снова сломалась спина.
— Прекрасно… Однако не надо забывать и того, что кто бы ни отравил мисс Лауэр, а потом перенес ее в оранжерею, действовал в таком возбужденном состоянии, когда могут появиться дополнительные силы. Вам я не рекомендую заниматься детективной работой, у вас мало объективности и непредвзятости, мистер Тренбл…
Вулф ткнул в сторону письменного стола.
— Скажите, в столе найдется бумага и карандаш? Такие вещи водились у Энди?
— Конечно.
— Пожалуйста, нарисуйте мне план дома. Покрупнее. План обоих этажей, но я должен быть уверен, что он совершенно правильный. Конечно, я не требую от вас точного соблюдения масштабов, сохраните более или менее пропорции. И надпишите, где кто живет. Кстати, покажите, где расположены комнаты миссис Дитмайк…
Гас повиновался. Он достал из ящика карандаш и лист бумаги и принялся за дело, его рука двигалась очень быстро. Буквально через минуту задание было выполнено, и он протянул бумагу Вулфу.
— Тут только не показаны ступеньки, по которым надо подниматься в комнату, где спят мистер и миссис Имбри. К ним наверх ведет маленький проходик.
Вулф взглянул на план, свернул бумагу и спрятал в карман.
— Благодарю вас, сэр, — заговорил он с самым любезным видом. — Вы были…
Но тут его речь прервал звук тяжелых шагов на крыльце. Я поднялся, чтобы пойти открыть дверь, не дожидаясь стука. Но стука не было. Вместо этого мы услышали, как в замочную скважину сунули ключ и потом повернули его. Дверь отворилась, вошли двое.
Это были лейтенант Нунан и один из его шпиков.
— Кто, черт подери, — загремел он, — вы думаете, мы такие?..
Глава 7
Гас поднялся на ноги. Я повернулся в сторону вошедших. Вулф заговорил со своего стула:
— Разумеется, мистер Нунан. Ваш вопрос всего лишь риторический…
— Пусть вам так кажется. Но я-то прекрасно знаю, кто вы такие. Вы — бродвейские ищейки, которые воображают, что могут приехать в Вестчестер и диктовать тут свои правила. Убирайтесь немедленно, очищайте помещение!
— У меня есть разрешение мистера Дитмайка…
— Ничего у вас нет! Ни черта! Он только что позвонил мне. Вы ничего не возьмете из этого коттеджа. Можете делать все, что заблагорассудится у себя в Нью-Йорке со своим окружным прокурором и парнями из полиции, но я — совершенно другой человек… Вы хотите уйти без посторонней помощи?
Вулф оперся на подлокотники, поднялся и сказал:
— Пошли, Арчи!
Он взял свою шляпу, пальто, трость и пошел к выходу. Там он обернулся и мрачно заявил:
— Мы еще встретимся, мистер Нунан!..
Ему не надо было прикасаться к ручке, дверь перед ним была распахнута.
Выйдя из дома, я вытащил из кармана фонарик, включил его, осветил дорожку, по которой должен был идти Вулф.
Когда мы шли по этой дорожке уже в четвертый раз за этот день, мне очень хотелось сказать Вулфу о кое-каких подробностях, которые только сейчас всплыли у меня в памяти, но лейтенант Нунан со своими подручными шагали позади нас, так что я промолчал.
Поскольку Вулф решил убраться отсюда подобру-поздорову, мне не оставалось ничего иного, как подчиниться его решению. Когда миновали аллею вечнозеленой туи, я поднял фонарь, чтобы осветить теннисный корт, за спиной сразу же раздалось недовольное ворчание Ниро Вулфа, и мне пришлось срочно опустить фонарь и освещать ему тропку.
Мы дошли по гравию до того места, где оставили машину. Я открыл дверцу, чтобы Вулф мог забраться на заднее сидение. Ко мне подошел Нунан и заговорил:
— Я был с вами крайне терпелив. Я мог бы позвонить окружному прокурору и получить от него разрешение задержать вас в качестве свидетелей, но вы видите, что я этого не сделал. Наша машина стоит около входа. Остановитесь перед ней. Мои люди проводят вас до границы нашего округа. Мы не хотим, чтобы вы сюда возвращались, ни сегодня ночью, ни в любое другое время. Понятно вам?
Ответа не последовало. Вулф уже занял свое место сзади, я сел за руль, захлопнул дверцу и нажал на стартер.
— Вы поняли? — пролаял этот тип.
— Да, — сказал Вулф.
Они, наконец, отошли, машина поехала. Достигнув главного входа в усадьбу Дитмайков, мы остановились перед машиной Нунана, выполняя распоряжение лейтенанта. Его водитель ничего не сказал и включил фары. Рядом с водителем, так же молча, восседал какой-то тип в штатском — пальто и шляпе.
Я бросил Вулфу через плечо:
— Поверну направо. До Брюстера всего лишь десять миль, за ним начинается округ Путшак. Нам было сказано, что мы должны покинуть пределы округа, а в отношении дороги — никто ничего не говорил.
— Разумеется, мистер Нунан. Ваш вопрос всего лишь риторический…
— Пусть вам так кажется. Но я-то прекрасно знаю, кто вы такие. Вы — бродвейские ищейки, которые воображают, что могут приехать в Вестчестер и диктовать тут свои правила. Убирайтесь немедленно, очищайте помещение!
— У меня есть разрешение мистера Дитмайка…
— Ничего у вас нет! Ни черта! Он только что позвонил мне. Вы ничего не возьмете из этого коттеджа. Можете делать все, что заблагорассудится у себя в Нью-Йорке со своим окружным прокурором и парнями из полиции, но я — совершенно другой человек… Вы хотите уйти без посторонней помощи?
Вулф оперся на подлокотники, поднялся и сказал:
— Пошли, Арчи!
Он взял свою шляпу, пальто, трость и пошел к выходу. Там он обернулся и мрачно заявил:
— Мы еще встретимся, мистер Нунан!..
Ему не надо было прикасаться к ручке, дверь перед ним была распахнута.
Выйдя из дома, я вытащил из кармана фонарик, включил его, осветил дорожку, по которой должен был идти Вулф.
Когда мы шли по этой дорожке уже в четвертый раз за этот день, мне очень хотелось сказать Вулфу о кое-каких подробностях, которые только сейчас всплыли у меня в памяти, но лейтенант Нунан со своими подручными шагали позади нас, так что я промолчал.
Поскольку Вулф решил убраться отсюда подобру-поздорову, мне не оставалось ничего иного, как подчиниться его решению. Когда миновали аллею вечнозеленой туи, я поднял фонарь, чтобы осветить теннисный корт, за спиной сразу же раздалось недовольное ворчание Ниро Вулфа, и мне пришлось срочно опустить фонарь и освещать ему тропку.
Мы дошли по гравию до того места, где оставили машину. Я открыл дверцу, чтобы Вулф мог забраться на заднее сидение. Ко мне подошел Нунан и заговорил:
— Я был с вами крайне терпелив. Я мог бы позвонить окружному прокурору и получить от него разрешение задержать вас в качестве свидетелей, но вы видите, что я этого не сделал. Наша машина стоит около входа. Остановитесь перед ней. Мои люди проводят вас до границы нашего округа. Мы не хотим, чтобы вы сюда возвращались, ни сегодня ночью, ни в любое другое время. Понятно вам?
Ответа не последовало. Вулф уже занял свое место сзади, я сел за руль, захлопнул дверцу и нажал на стартер.
— Вы поняли? — пролаял этот тип.
— Да, — сказал Вулф.
Они, наконец, отошли, машина поехала. Достигнув главного входа в усадьбу Дитмайков, мы остановились перед машиной Нунана, выполняя распоряжение лейтенанта. Его водитель ничего не сказал и включил фары. Рядом с водителем, так же молча, восседал какой-то тип в штатском — пальто и шляпе.
Я бросил Вулфу через плечо:
— Поверну направо. До Брюстера всего лишь десять миль, за ним начинается округ Путшак. Нам было сказано, что мы должны покинуть пределы округа, а в отношении дороги — никто ничего не говорил.