В действительности все это было излишним. Даже наощупь, определив температуру тела, можно было прийти к определенным выводам.
   Я выпрямился и принялся внимательно разглядывать труп. Безусловно, это был Карноу. По своим часам я заметил время — 7:22. Через распахнутую дверь, позади лежащего можно было заметить поблескивающие металлические трубы и краны в ванной комнате. Обойдя отброшенную в сторону руку покойника, я снова наклонился, чтобы получше рассмотреть на полу два предмета: пистолет 45 калибра, который я не тронул, и большой комок банного полотенца. Последний я внимательно осмотрел и убедился, что на нем пробита дыра с обгоревшими краями и черными следами пороха. Видимо, полотенце было использовано для того, чтобы заглушить звук выстрела. На теле я не заметил следов входного и выходного пулевых отверстий, переворачивать же труп не хотел, тем более, что мне это ничего не давало.
   Я встал и закрыл глаза, чтобы подумать.
   У меня давно выработалась привычка не дотрагиваться пальцами до дверной ручки, когда я отворяю дверь комнаты, в которую меня не приглашали. Действовал ли я так же и на этот раз? Нажал ли на кнопку выключателя косточками пальцев? Пожалуй, на эти вопросы можно было ответить положительно. Не оставил ли я своих следов в других местах? Нет. Я подошел к выключателю, с такими же предосторожностями потушил свет, достал носовой платок, чтобы, обмотав им руку, отворить и затворить входную дверь, спустился на лифте вниз, нашел телефонную будку и набрал номер.
   Ответил мне Фриц. Я сказал ему, что срочно нужен Вулф. Фриц был потрясен:
   — Но, Арчи, он же обедает!
   — Да, знаю. Скажи ему, что меня захватили в плен каннибалы и изрезали на куски, а теперь намереваются оторвать и голову.
   Прошло не менее двух минут, прежде чем я услышал разъяренный голос Вулфа:
   — В чем дело. Арчи? Ты прекрасно…
   — Нет, сэр. Отнюдь не прекрасно. Я звоню из автомата в вестибюле «Черчилля», наших клиентов я оставил в баре, сам поднялся в номер Карноу, нашел дверь незапертой и вошел. Карноу лежит на полу, застреленный из армейского пистолета. Пистолет рядом, но это не самоубийство, потому что стреляли, используя вместо глушителя банное полотенце. Как мне теперь заработать эти пять тысчонок?
   — Будь ты неладен! Среди обеда…
   Если вы воображаете, что я рисуюсь, то сильно ошибаетесь. Я-то хорошо изучил этого толстого гения. Именно такова была его обычная реакция, вот он и высказал ее вслух. Я проигнорировал его слова.
   — В комнате я ничего не оставил, — продолжал я ровным голосом, — и меня никто не видел. Так что вы более или менее свободны. Я понимаю, что вам трудно разговаривать с набитым ртом…
   — Заткнись!
   Несколько секунд трубка молчала, потом раздался сердитый голос.
   — Смерть наступила в последние полтора часа?
   — Нет, уже началось трупное окоченение.
   — Заметил ли ты что-нибудь, заслуживающее внимания?
   — Нет, я находился там самое большое три минуты. Мне очень хотелось прервать ваш обед. Если желаете, я могу вернуться назад и позвонить в полицию.
   — Нет.
   Он был удивительно вежлив.
   — Конечно, мы ничего не выиграем, если пока помолчим. Так что я велю Фрицу анонимно известить полицию. Далее, привези-ка сюда мистера Обри и миссис Карноу. Они поели?
   — Возможно, они сейчас едят. Я посоветовал им это сделать.
   — Проверь, чтобы они не остались голодными. А потом доставь их сюда под каким-нибудь предлогом. Изобрети, что хочешь.
   — Им ничего не говорить?
   — Нет, я сам скажу. Приезжайте сюда не ранее, чем через час десять. Я только-только сел за стол, и теперь вот это…
   Он повесил трубку.
   Когда я шел вдоль роскошного, длинного и широкого коридора, ведущего к входу в Тьюлип-бар, меня остановил мой старый знакомый Тим Эвартс, занимающий должность первого помощника официального детектива отеля «Черчилль». Правда, такой официальной должности в отеле нет. Но администрация отелей держит подобных людей на всякий случай. Ему хотелось со мной поболтать, но я его быстро спровадил. Если бы он мог догадаться, что я обнаружил труп в одном из номеров отеля и «позабыл» ему об этом сказать, то он не разговаривал бы со мной так дружелюбно!
   В этот час огромный зал бара был лишь наполовину заполнен посетителями. Наши клиенты заняли столик в углу, и когда я приблизился, Обри поднялся придвинуть для меня стул. Я мысленно поставил им высокие оценки за безукоризненное поведение. Вне всякого сомнения, им не терпелось услышать, какие новости я им принес, но они не набросились на меня с расспросами.
   Усевшись, я сказал, глядя в их полные ожидания глаза:
   — Никакого ответа на мой стук, так что мне придется повторить попытку. А тем временем давайте поедим.
   — Я не могу есть, — устало произнесла Кэролайн.
   — Я вам настоятельно рекомендую не морить себя голодом, — покачал я неодобрительно головой, — вовсе не обязательно заказывать обед из трех блюд. Но что-нибудь вроде сэндвичей с осетриной и куска дыни? Здесь все это можно получить. Потом я попробую еще раз, а если опять не получу ответа, тогда мы обсудим, как быть дальше. Не будете же вы торчать здесь всю ночь?
   — Он может возвратиться в любую минуту, — высказал предположение Обри, — и тут же снова уйти. Так что не разумнее ли вам будет подождать в отеле?
   — На голодный-то желудок! — Я был непреклонен. — И я могу поспорить, что миссис… Как мне вас называть?
   — Ох, зовите меня просто Кэролайн.
   — Я готов поспорить, что вы толком не ели целую неделю. Поскольку вам потребуются силы и энергия, разумнее хорошенько заправиться.
   Эти полчаса мне трудно дались. Она что-то поклевала, Обри сжевал сэндвич с индейкой и кусочек сыра. Кэролайн никак не удавалось скрыть свое мнение обо мне, как о бессердечной свинье, а Обри, по мере того, как проходили минуты, даже не пытался это делать.
   Время тянулось медленно и уныло. Когда моя кофейная чашка опустела, я велел им оставаться на месте, сам же прошел по коридору до дальнего мужского туалета и заперся там на тот случай, если вдруг здесь же появится Обри. Проторчав в туалете с четверть часа, я вернулся в бар.
   — Там никого нет, — сказал я им. — Я позвонил мистеру Вулфу. У него появилась идея, и он хочет вас немедленно видеть. Поехали.
   — Нет! — заявила Кэролайн.
   — Зачем? — требовательно спросил Обри.
   — Послушайте, — сказал я сердито, — когда у мистера Вулфа появляется идея и он желает ее мне изложить, я молча повинуюсь. Так что я еду. Вам предлагается выбор: либо оставайтесь здесь и терзайтесь, либо поезжайте со мной. Решайте сами.
   По выражению их лиц было нетрудно догадаться, что они уже принимают Ниро Вулфа за жулика, а меня за слюнтяя и пустомелю, но поскольку в таком случае им оставалось разорвать договор и искать себе нового детектива или юриста, то были вынуждены смириться.
   После того, как Обри заплатил по счету, мы вышли из бара. В коридоре я свернул налево и направился к выходу на боковую улицу, чтобы избежать главного вестибюля, потому что к этому времени администрация отеля уже должна была отреагировать на анонимный телефонный звонок Фрица в полицию. Из услышанных мною разговоров я понял, что чету Обри знали в «Черчилле». Швейцар, вызывавший для нас такси, назвал их по имени.
   Дверь в наш дом-офис я отпер собственным ключом и, заперев, предусмотрительно накинул цепочку. Когда я проводил их через холл в кабинет, стенные часы показывали уже 8.35, так что мне все же не удалось немного дотянуть до обусловленного с Вулфом срока.
   Вулф вышел через холл из столовой, расположенной напротив кабинета, и остановился на пороге, пока мы поочередно входили в кабинет, замкнув таким образом процессию. Выражение его лица было сумрачным. Я даже решил, что он не успел допить свой кофе. Подойдя к письменному столу и с трудом втиснувшись в огромное кресло, он ворчливо произнес:
   — Садитесь, пожалуйста.
   Но наши клиенты продолжали стоять.
   Обри требовательно спросил:
   — Что это за колоссальная идея у вас возникла? Во всяком случае, так утверждает Гудвин.
   — Будьте добры, садитесь, — холодно повторил Вулф. — Я привык смотреть в глаза людям, с которыми разговариваю, особенно когда подозреваю их в том, что они пытаются поставить меня в затруднительное положение, а шея у меня не резиновая.
   По его тону можно было без ошибки сказать, что беспокоят его отнюдь не пустяки.
   Кэролайн скользнула к красному кожаному креслу и присела на самый кончик сиденья, Обри опустился в желтое и посмотрел в лицо Вулфу.
   — Так вы кого-то подозреваете? — спросил он спокойно. — Кого и в чем?
   — Я думаю, что один из вас сегодня видел мистера Карноу и имел с ним разговор. Возможно, вы оба.
   — Откуда вы это взяли?
   — Не спешите. Только от вас самих зависит, объясню ли я вам все и как скоро это сделаю. Конечно, ожидать полнейшей откровенности было бы наивно, но, по меньшей мере, вы должны были бы сообщить мне основные факты, уж коль скоро поручили такое дело. Когда и где вы виделись с мистером Карноу, и что при этом было сказано ?
   — Я с ним не встречался, как уже говорил вам в прошлый раз, — рассердился мистер Обри. — Не понимаю, почему вы задаете мне такой несуразный вопрос?
   Вулф повернул голову:
   — В таком случае с ним встретились вы, мадам?
   Кэролайн во все глаза смотрела на Вулфа, брови ее сошлись на переносице.
   — Вы предполагаете, что я видела своего… что я сегодня виделась с Сидни Карноу?
   — Именно так.
   — Нет, я его не видела. Ни сегодня и ни в один из этих дней. Вообще не видела. И хочу знать, на чем вы основываете свое предположение?
   Вулф уперся локтями в ручки своего кресла и уставился на нее таким пронзительным взглядом, что любой человек на ее месте испугался бы. Но она не отвела глаз. Тогда он повернулся направо и точно таким же взглядом наградил Обри. Но того это не смутило.
   Раздался звонок у входной двери. Фриц колдовал на кухне, пришлось мне идти в холл, щелкнуть выключателем, чтобы зажечь свет на крыльце, после чего посмотреть сквозь стекло парадной двери, прозрачное только с внутренней стороны, на незваного гостя. То, что я увидел, заслуживало восхищения. Сержант Пэрли Стеббинс из Отдела по расследованию убийств в Манхэттене, знавший об особенностях нашего стекла, не старался принять какую-то внушительную позу. Он спокойно стоял на расстоянии фута от двери, полицейский офицер, выполняющий свои обязанности.
   Я отворил дверь и заговорил через двухдюймовую щель, ширина которой определялась длиной цепочки, которую я не стал скидывать.
   — Хелло, это вовсе не я, ей-богу!
   — О-кей, комик. — Его глубокий бас звучал, как всегда, немного хрипло. — Раз не вы, в таком случае я вас не трону. Впустите-ка меня.
   — Зачем?
   — Я все объясню. Или вы воображаете, что я стану разговаривать сквозь эту проклятущую щелку?
   — Именно на это я и рассчитываю. Если только я распахну дверь, вы тут же отпихнете меня в сторону и порветесь в кабинет мистера Вулфа, а у него дурное настроение. Да и у меня не лучше. Я могу предоставить вам десять минут, чтобы вы обдумали свою речь. Впрочем, хватит и десяти секунд, одна-два-три-четыре…
   Стеббинс прервал меня:
   — Вы только что были в отеле «Черчилль». Уехали оттуда на такси полчаса назад вместе с Полем Обри и его женой. Где они? Вы привезли их сюда?
   — Могу ли я называть вас просто Пэрли? — спросил я.
   — Что за проклятущий паяц!
   — Олл-райт, не хотите, не стану. После стольких лет нашего знакомства вам следовало бы быть более сведущим. 87,4% всех людей, включая официальных детективов, которым полицейские задают неделикатные вопросы, отвечают быстро потому, что либо они перепуганы, либо не знают собственных прав, либо жаждут выслужиться. Я не вхож в их число, не так ли? Приведите мне хотя бы один довод, почему я должен сообщить вам что-либо о моих поступках или о моих компаньонах. Только этот довод должен звучать убедительно.
   Стеббинс молчал, видимо, обдумывая ответ.
   А я, подождав секунду, добавил:
   — И не старайтесь деликатничать со мной. Поскольку вы работаете в Отделе по расследованию убийств, я прекрасно понимаю, что кто-то опять убит. Кто же?
   — А вы как думаете?
   — Я и не собираюсь гадать, потому что могу нечаянно попасть в точку, и тогда окажусь в затруднительном положении.
   — Хотелось бы мне быть рядом, когда это с вами случится… Сегодня днем у себя в номере отеля «Черчилль» был убит мистер Сидни Карноу. Ранее было известно, что он погиб в бою в Корее. Совсем недавно он возвратился оттуда живым и невредимым и узнал, что его жена успела выйти замуж за Поля Обри… Можно подумать, что я сказал вам что-то новое?
   Он не мог видеть меня через узкую щелочку, поэтому я не беспокоился о выражении своего лица.
   Я спросил:
   — Карноу был убит?
   — Вот именно, ему выстрелили в затылок.
   — Так вы говорите, что я знал об этом?
   — Не утверждаю, но ситуация-то вам известна, поскольку вы находились в баре «Черчилля» в обществе Обри и женщины. Мне нужны они оба, и нужны сейчас же. Они здесь? Если не здесь, то где же?
   — Понятно, — заговорил я рассудительно, — должен признать, что приведенный вами довод мне представляется убедительным… Обождите немного, я схожу и посмотрю.
   Я запер дверь, вернулся в кабинет, взял со стола листок бумаги и написал: «Стеббинс. Говорит К. убит. Видели, как мы втроем выходили из отеля. Спрашивает, здесь ли они, а если нет — где?» Встав из-за стола, я протянул записку Вулфу, он прочитал ее и сразу же сунул в верхний ящик письменного стола, потом посмотрел на Кэролайн, затем на Обри.
   — Я вам больше не нужен, — сказал он им. — Ваша проблема разрешена. Мистер Карноу мертв.
   Они вытаращили глаза.
   — Конечно, — совершенно невозмутимо сказал Вулф, — теперь перед вами возникла другая проблема, которая может оказаться даже более сложной, чем первая.
   Кэролайн замерла.
   — Я этому не верю! — хрипло произнес Обри.
   — Тут исключаются всякие сомнения. Арчи?
   Наступила моя очередь.
   — Да, сэр. В настоящий момент сержант Стеббинс из Отдела по расследованию убийств, ожидает на ступеньках нашего крыльца. Он сообщил, что Карноу убит выстрелом в затылок у себя в номере отеля «Черчилль» сегодня днем. Видели, как мистер Обри и миссис Карноу вместе со мной выходили из бара отеля. Сержант желает узнать, здесь ли они, а если нет, то где. Он заявил, что они оба ему нужны.
   — Великий Боже! — пробормотал потрясенный Обри.
   Кэролайн ахнула, но ничего не сказала. Я бы сказал, что она впала в оцепенение. Но вот ее губы шевельнулись, я подумал, что она спросит, как он умер, но Кэролайн промолчала.
   Вулф продолжал:
   — Итак, у вас другая проблема… Полиция устроит вам веселую ночь, а, возможно, целую неделю или даже месяц. Мистер Стеббинс не может войти с мой дом без ордера на арест. Если бы вы были моими клиентами, я бы не возражал против того, чтобы он постоял на ступеньках крыльца, пока мы обсуждаем деловые вопросы. Но поскольку ваше задание теперь уже утратило смысл, я больше не работаю на вас. Иногда я бываю рад представившейся возможности слегка подразнить полицию, но никогда этим не злоупотребляю, так что я должен с вами распрощаться, пожелав всего хорошего.
   Кэролайн вскочила с кресла и пошла к Обри с протянутыми руками, он схватил их и притянул ее к себе. Очевидно, преграда была сломлена.
   Однако, — продолжал Вулф, — я решительно против того, чтобы полиция хватала в моем доме людей, которые явились сюда посоветоваться со мной и которым не было предъявлено формальное обвинение. У нас имеется запасной выход на Тридцать четвертую улицу, так что мистер Гудвин проводит вас через ту дверь, если вам требуется какое-то время, чтобы обсудить свои дела.
   — Нет, — твердо заявил Обри, — у нас нет никаких оснований спасаться от полиции бегством. Скажите этому сержанту, что мы здесь и впустите его в дом.
   Вулф покачал головой.
   — Ну, нет, в моем доме он вас не заберет! Так вы уверены, что не хотите повременить с этим делом?
   — Уверен.
   — В таком случае, Арчи, будь добр, организуй все, как надо.
   Я поднялся, сказал им: «Сюда, пожалуйста» и пошел к выходу. Но тут Вулф остановился и обернулся, услышав за собой голос Кэролайн.
   — Одну минуточку, — произнесла она твердо, но шепотом. Она стояла лицом к Обри, схватив его обеими руками за лацканы пиджака.
   — Поль, как ты считаешь, не должны ли мы попросить мистера Вулфа…
   — Нам не о чем его просить. — Обри опустил ей руку на плечо. — Я сыт по горло твоим Вулфом. Успокойся, моя Кэро. Нам не надо никого ни о чем просить. Все теперь будет хорошо.
   Они вышли следом за мной в холл. Пока Обри надевал шляпу, я открыл дверь опять на длину цепочки и заговорил с Пэрли:
   — Ну, кто бы мог подумать, как вам сильно повезло. Они сидели у него в кабинете Теперь, если…
   — Откройте дверь!
   — Минуточку. Зачем такая спешка? Мистер Вулф человек сварливый и раздражительный, он с легкостью кого угодно выведет из себя, а вас тем более. Так что если вы отойдете на боковую дорожку, я их выпущу, и они — ваши.
   — Я войду в дом!
   — Нет. Забудьте об этом даже думать.
   — Вы мне тоже нужны.
   — Да? Впрочем, я так и думал. Я скоро приеду. Двадцатая улица?
   — Вы поедете сейчас же. Со мной.
   — Нет, нет. Мне нужно спросить мистера Вулфа, есть ли смысл вас беспокоить Ну, если есть, так я подъеду. Куда? На Двадцатую улицу?
   — Да. И сегодня.
   — Понятно. Всегда рад услужить. Объекты здесь, у меня за спиной, так что если вы спуститесь со ступенек — только осторожно, не поскользнитесь!
   Стеббинс пробормотал что-то несуразное и начал спускаться. Когда он оказался на последней ступеньке, седьмой по счету, я снял цепочку, распахнул дверь и обратился к нашим бывшим клиентам.
   — О-кей, в благодарность за сэндвичи и кофе вот мой совет: не отвечайте ни на один вопрос, пока не посоветуетесь со своим адвокатом. Даже если…
   Я замолчал, потому что моей аудитории уже не было. Обри подал руку Кэролайн, как только они оказались на ступеньках. Не желая доставлять Пэрли удовольствие задержать их в моем присутствии, я закрыл дверь, набросил цепочку и вернулся в кабинет.
   Вулф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла.
   — Меня вызывают в полицию, — сказал я, — ехать?
   — Разумеется.
   — Мы кое-что спрячем?
   — Нет. Нам нечего прятать.
   — Письма мистера Карноу к его жене находятся у меня в столе. Следует ли мне их захватить с собой?
   — С какой стати? Они принадлежат ей, она их обязательно позднее потребует.
   — Я обнаружил труп?
   — Нет, конечно. Чего ради?
   — Ясно. Не беспокойтесь, если я вернусь поздно.
   И я отправился в холл за шляпой.


Глава 3


   Я вовсе не собирался доставлять удовольствие Отделу по расследованию убийств, тем более что вечер был хорош, как будто специально предназначен для пеших прогулок. И я решил пройтись полтора квартала до Двадцатой улицы с тем, чтоб по дороге выполнить одно пустяковое дельце. Если бы я это сделал в кабинете Вулфа, он непременно завопил бы об ущемлении собственного достоинства и притворился бы разъяренным, хотя понимал не хуже меня, что всегда полезно увидеть в газетах свое имя (при условии, разумеется, что оно не фигурирует в скандальной хронике).
   Поэтому я зашел в будку телефона автомата на Десятой авеню, набрал номер редакции «Газетт» и попросил соединить меня с Лоном Коэном. Вскоре в трубке послышался его голос.
   — Перечеркни свою первую страницу, — сказал я ему, — и переделай все заново. Если, конечно, не хочешь, чтобы я запродал свою информацию в «Таймс». Ты, случайно, не слышал, что Поль Обри и его жена, миссис Сидни Карноу, сегодня днем зашли к Ниро Вулфу. Я побывал вместе с ними кое-где и привез назад в офис мистера Вулфа, а 15 минут назад туда явился сержант Пэрли Стеббинс и забрал их. Или, возможно, ты даже не знаешь, что Карноу был у…
   — Вот это я как раз знаю. У тебя есть продолжение? Прикажешь высасывать из пальца? — ответил Лон.
   — Ничего подобного, гарантирована точность и своевременность доставки. Сейчас же я просто хочу, чтобы имя моего босса появилось в газетах. Мое же пишется А-р-ч…
   — Это я тоже знаю. Кто еще получил твои сведения?
   — От меня — никто. Только ты.
   — Чего они хотят от Вулфа?
   Конечно, этого следовало ожидать. Дай газетному репортеру материала на пару строчек, он пожелает получить на целый столбец. Я с большим трудом убедил Лона Коэна, что больше у меня ничего нет, и продолжил свой путь от центра города к Двадцатым улицам. В Манхэттенском Отделе по расследованию убийств, я надеялся попасть к лейтенанту Роуклиффу, поскольку мне не терпелось попытаться еще разок вывести его из себя, да так, чтобы его заколотило от злости. Но вместо него я попал к выпускнику колледжа, некоему Айзенштадту, который не представлял для меня никакого интереса. Единственное, чего он хотел, это фактов. И я добросовестно выложил их ему, не упомянув, естественно, о том, что я входил в номер Карноу. На это ушло менее часа, включая время на перепечатку сделанного мною заявления, которое я должен был подписать. Я отклонил настоятельное предложение Айзенштадта не уходить до возвращения инспектора Кремера. Мне пришлось напомнить ему, что я гражданин с незапятнанной репутацией, во всяком случае, в глазах полиции. А она не имеет ко мне никаких претензий. Адрес мой всем известен, так что в случае необходимости меня несложно разыскать.
   Когда я вернулся домой, Вулф сидел в кабинете, зевая над книгой. Равнодушие его было наигранным: он хотел показать, что потеря гонорара в пять тысяч долларов такой пустяк, о котором не стоило и говорить.
   Я не знал, что делать: продолжать ли злить его дальше, или отправиться спать. Обе возможности были в одинаковой мере заманчивыми.
   Подбросив монетку, я поймал ее. Вулф не стал у меня спрашивать, что я такое решаю, опасаясь, как бы я не предложил ему самому догадаться. Выпал «орел».
   Я сообщил Вулфу, что о моем визите в Отдел по расследованию убийств нечего и докладывать, пожелал спокойной ночи и поднялся на второй этаж в свою комнату.
   Утром за завтраком на кухне, где Фриц заботливо поставил передо мной гору горячих лепешек и положил свежие газеты, я обнаружил, что подарил Лону Коэну материала куда более, чем на пару строк. Очевидно, он по собственному почину разбавил мою информацию, посчитав ее стоящей внимания, всякими пустяками. К примеру, я узнал из нее, что у Сидни Карноу имеется тетушка Маргарет, именуемая миссис Райсонд Севидж, у нее — сын Ричард и дочка Энн, которая ныне замужем за неким Норманом Хорном. К тексту были приложены снимки Энн и Кэролайн, весьма дурные.
   По утрам я редко вижу Вулфа до одиннадцати часов, когда он спускается вниз из своей оранжереи, а в то утро я вообще его не видел. В самом начале одиннадцатого позвонил сержант Стеббинс и пригласил меня зайти в прокуратуру как можно скорее. Мне потребовалось не более четырех минут на то, чтобы убрать бумаги со стола, позвонить Вулфу, надеть шляпу и поспешить к выходу, потому что имелась слабая надежда повстречаться с бывшими нашими клиентами, которые, поразмыслив, возможно, пришли к выводу, что они рано «пресытились Вулфом».
   Впрочем, мне не стоило так торопиться. В большой приемной верхнего этажа дома 155 по Леонард-стрит, я прождал не менее получаса, сидя на жестком деревянном стуле. Я уже готов был подойти к окошечку и заявить сидящей за ним особе весьма почтенного возраста, что могу торчать здесь еще максимум три минуты, когда из внутреннего коридора появилась другая женщина.
   Она отнюдь не была ветераном на службе Закона, и я помедлил с объявлением ультиматума. Ее походка была достойна изучения, лицо требовало подробнейшего анализа, туалет — тщательной инвентаризации. И я подумал, что если ее имя Энн Севидж Хорн, то руководству «Газетт» нужно в три шеи прогнать своего фотографа. Она заметила, как я ее разглядываю, и без тени смущения отплатила мне той же монетой. Голова прекрасной дамы была несколько склонена к одному плечу, что же касается ее пристального взгляда, то так разрешают себе смотреть на мужчин — или королевы, или проститутки.
   Первым заговорил я:
   — Что у вас исчезло? Кролик?
   Она улыбнулась, поддразнивая меня, и ей это почти удалось.
   — Почему вы решили, что вульгарность — лучшая линия поведения? — спросила она.
   — Это вовсе не наносное. Я родился вульгарным. Когда я увидел ваш портрет в газете, меня заинтересовало, какой у вас голос и мне захотелось его непременно услышать. Скажите что-нибудь еще.
   — Вы слишком развязны для незнакомого человека.
   — Ну, что же, я ничего не имею против того, чтобы исправить эту оплошность. Давайте знакомится. Меня зовут Гудвин. Арчи Гудвин.
   — Гудвин?
   Она слегка нахмурилась, соображая, потом сказала:
   — Ну, конечно же! Вы тоже угодили в газету, если только вы тот самый Гудвин… Вы работаете у Ниро Вулфа?
   — Практически я и есть Ниро Вулф, когда дело доходит до работы. Где вы находились в период от одиннадцати минут третьего до без восемнадцати шесть?
   — Дайте подумать… Я гуляла в парке со своим любимцем фламинго. Если вы считаете, что это не алиби, то сильно ошибаетесь. Мой фламинго умеет разговаривать. Задайте мне другие вопросы.
   — Умеет ли ваш фламинго определять время?
   — Конечно. Он носит на шее наручные часы.
   — А как он на них смотрит?
   — Я была уверена, что вы меня об этом спросите. Фламинго научили завязывать шею узлом, самым простым одинарным узлом, но когда он это делает, часы оказываются как раз у него на… Да, мама?