Страница:
Я сел и попробовал провести эксперимент по одновременному прослушиванию двух разных программ. Но вскоре ум у меня стал заходить за разум, и я ушел из мастерской.
Дверь в нижний холл была открыта, и, заглянув туда, я увидел Пат Лоуэлл, сидевшую за столом с какими-то бумагами. Она кивнула мне и продолжила работу.
— Ты повергаешь меня в отчаяние своей холодностью и неприступностью, а ведь который месяц мы одни на этом необитаемом острове, — начал я. — Не о близости прошу я. Мне довольно взгляда. И вот ты, в лохмотьях и в рванье…
— Пойди поваляй дурака в другом месте. Я занята.
— Ты еще пожалеешь об этом, — ответил я мрачно и пошел к входной двери, чтобы посмотреть через стекло на внешний мир. Но там тоже не было ничего интересного, к тому же вопли радиоприемников, хотя и отдаленные, доносились даже туда, так что я счел за лучшее подняться наверх. В зале, кроме обезьяны, никого не было, поэтому я прошел в следующую комнату. Она была битком забита мебелью, но в ней также не было никаких признаков жизни. Я поднялся этажом выше. Как ни странно, звуки радио, вместо того чтобы становиться тише, усилились. Я понял почему: они доносились теперь из-за закрытой двери одной из комнат. Я вошел туда, где мы разговаривали с Ковеном, — там царила тишина. Вернувшись в коридор, я приоткрыл другую дверь и оказался перед полками с бельем. Тогда я постучал в следующую дверь. Ответа не последовало, и я вошел. Это была спальня с огромной причудливой кроватью. Мебель и предметы туалета указывали на то, что она принадлежала обоим супругам. Из приемника неслась «мыльная» [2]опера, на кушетке спала миссис Ковен. Черты ее лица смягчились, и оно перестало быть серьезным, рот приоткрылся, руки свободно лежали на подушке. Она мирно спала, несмотря на надрывные вопли приемника, стоящего на туалетном столике. Как бы там ни было, но мне нужен был Ковен. Я прошел в комнату, движимый смутным желанием проверить, нет ли его под кроватью. Однако нужда в этом отпала. Я увидел его через открытую дверь, которая вела в смежную комнату. Он стоял у окна спиной ко мне. Решив, что появляться из спальни его жены будет слегка нетактичным, я ретировался и, выйдя в коридор, постучал в соседнюю дверь. Не дождавшись ответа, я повернул ручку и вошел.
Звуки радио заглушили мои шаги. Ковен так и стоял у окна. Я вернулся и хлопнул дверью. Он обернулся и что-то произнес, но из-за этой чертовой оперы я ничего не расслышал. Пришлось закрыть дверь в спальню, — это слегка улучшило положение.
— В чем дело? — спросил он, словно видел меня впервые. Он был уже причесан и выбрит. На нем был домотканый коричневый костюм, бежевая рубашка и красный галстук.
— Скоро четыре часа. Я собираюсь уходить и забрать револьвер.
Он вынул руки из карманов и опустился на стул. Судя по всему, это была его личная комната, и выглядела она вполне уютно.
— Я тут стоял у окна и думал.
— Да? Ну и как? Удачно? Он вздохнул и вытянул ноги.
— Деньги и слава еще не делают человека счастливым. Я сел. Очевидно, у меня было два варианта: или вступить с ним в спор, или молча выслушать.
— Ну какие еще есть соображения? — жизнерадостно спросил я.
И он начал излагать. Он говорил и говорил, но я не буду приводить стенографическую запись его речи, так как никаких полезных сведений она не содержала. Время от времени я издавал одобрительные звуки, чтобы не выглядеть невежливым. Потом мне даже удалось как-то разнообразить это времяпрепровождение, концентрируя внимание то на его словоизлияниях, то на приглушенных звуках радио, раздававшихся из-за дверей. В конце концов он добрался до своей жены, сообщив мне, что это его третий брак, и они женаты три года. К моему удивлению, у него не было к ней никаких претензий. Он сказал, что она замечательная женщина. Подводя итоги, он присовокупил к деньгам и славе любящую и любимую жену, которая была младше его на четырнадцать лет, и сообщил, что этого тоже недостаточно для счастья.
Речь его была прервана лишь однажды появлением Байрама Хильдебранда, который пришел показать новый вариант 728-й серии. Они немного подискутировали по вопросам искусства, и, получив одобрение, Хильдебранд отбыл. Я надеялся, что это вторжение собьет Ковена. Но не тут-то было: он продолжил с того самого места, на котором остановился.
Я очень терпеливый человек, особенно когда занят делом, и довольно долго могу слушать детский лепет, подобный этому. Но на сей раз нервы мои не выдержали, и, в двадцатый раз бросив взгляд на часы, я понял, что надо ставить точку.
— Все, что вы сказали, заставило меня по-новому взглянуть на жизнь. Не подумайте, что я недооцениваю вашу искренность, но дело в том, что сейчас уже четверть пятого и на улице темнеет. По-моему, это уже можно назвать второй половиной дня. Может, вы не будете возражать, если мы начнем?
Он умолк и нахмурился, после чего незамедлительно приступил к жеванию своей губы. Потом он резко встал, подошел к шкафчику и достал бутылку.
— Выпьете со мной? — И он извлек два стакана. — Обычно я не пью раньше пяти, но сегодня сделаем исключение. Бурбон годится? Скажете, когда хватит.
Я бы с удовольствием прибил его. Ведь он с самого начала знал, что без выпивки ему не взяться за это дело, и он мариновал меня здесь с двенадцати часов. Самая низкопробная ругань в его адрес была бы вполне оправданной, но я предпочел сдержаться. Взял свой стакан и даже приподнял его в знак приветствия, чтобы подбодрить его. Он сделал маленький глоточек, потом поднял глаза вверх и осушил стакан одним залпом. Потом взял бутылку и налил себе еще.
— Может, прихватим бутылку с собой и начнем? — предложил я.
— Не надо меня подгонять. — Он глубоко вздохнул и внезапно улыбнулся мне, обнажив зубы. Потом проглотил вторую порцию, снова потянулся за бутылкой, но передумал.
— Идемте. — Он направился к двери. Я распахнул ее, так как обе его руки были заняты, и последовал за Ковеном в холл. Пройдя холл, мы оказались в комнате, где он планировал осуществить свой замысел. Ковен сел за стол, налил себе еще и поставил бутылку. Я тоже подошел к столу, но садиться не стал. Выдвинув ящик и убедившись, что револьвер на месте, я почувствовал некоторое облегчение, хотя он и не был заряжен.
— Пойду позову всех, — предложил я.
— Я же просил не подгонять меня, — повторил Ковен, но на этот раз не так мрачно.
Теперь я уже был уверен, что еще два стакана, и мы приступим к делу. Я было направился к стулу, но что-то остановило меня. И я понял что: я положил револьвер стволом направо, теперь же он был направлен влево. Я вернулся к столу и вынул револьвер.
Да, это был «Марли» 32-го калибра, только не мой.
3
4
Дверь в нижний холл была открыта, и, заглянув туда, я увидел Пат Лоуэлл, сидевшую за столом с какими-то бумагами. Она кивнула мне и продолжила работу.
— Ты повергаешь меня в отчаяние своей холодностью и неприступностью, а ведь который месяц мы одни на этом необитаемом острове, — начал я. — Не о близости прошу я. Мне довольно взгляда. И вот ты, в лохмотьях и в рванье…
— Пойди поваляй дурака в другом месте. Я занята.
— Ты еще пожалеешь об этом, — ответил я мрачно и пошел к входной двери, чтобы посмотреть через стекло на внешний мир. Но там тоже не было ничего интересного, к тому же вопли радиоприемников, хотя и отдаленные, доносились даже туда, так что я счел за лучшее подняться наверх. В зале, кроме обезьяны, никого не было, поэтому я прошел в следующую комнату. Она была битком забита мебелью, но в ней также не было никаких признаков жизни. Я поднялся этажом выше. Как ни странно, звуки радио, вместо того чтобы становиться тише, усилились. Я понял почему: они доносились теперь из-за закрытой двери одной из комнат. Я вошел туда, где мы разговаривали с Ковеном, — там царила тишина. Вернувшись в коридор, я приоткрыл другую дверь и оказался перед полками с бельем. Тогда я постучал в следующую дверь. Ответа не последовало, и я вошел. Это была спальня с огромной причудливой кроватью. Мебель и предметы туалета указывали на то, что она принадлежала обоим супругам. Из приемника неслась «мыльная» [2]опера, на кушетке спала миссис Ковен. Черты ее лица смягчились, и оно перестало быть серьезным, рот приоткрылся, руки свободно лежали на подушке. Она мирно спала, несмотря на надрывные вопли приемника, стоящего на туалетном столике. Как бы там ни было, но мне нужен был Ковен. Я прошел в комнату, движимый смутным желанием проверить, нет ли его под кроватью. Однако нужда в этом отпала. Я увидел его через открытую дверь, которая вела в смежную комнату. Он стоял у окна спиной ко мне. Решив, что появляться из спальни его жены будет слегка нетактичным, я ретировался и, выйдя в коридор, постучал в соседнюю дверь. Не дождавшись ответа, я повернул ручку и вошел.
Звуки радио заглушили мои шаги. Ковен так и стоял у окна. Я вернулся и хлопнул дверью. Он обернулся и что-то произнес, но из-за этой чертовой оперы я ничего не расслышал. Пришлось закрыть дверь в спальню, — это слегка улучшило положение.
— В чем дело? — спросил он, словно видел меня впервые. Он был уже причесан и выбрит. На нем был домотканый коричневый костюм, бежевая рубашка и красный галстук.
— Скоро четыре часа. Я собираюсь уходить и забрать револьвер.
Он вынул руки из карманов и опустился на стул. Судя по всему, это была его личная комната, и выглядела она вполне уютно.
— Я тут стоял у окна и думал.
— Да? Ну и как? Удачно? Он вздохнул и вытянул ноги.
— Деньги и слава еще не делают человека счастливым. Я сел. Очевидно, у меня было два варианта: или вступить с ним в спор, или молча выслушать.
— Ну какие еще есть соображения? — жизнерадостно спросил я.
И он начал излагать. Он говорил и говорил, но я не буду приводить стенографическую запись его речи, так как никаких полезных сведений она не содержала. Время от времени я издавал одобрительные звуки, чтобы не выглядеть невежливым. Потом мне даже удалось как-то разнообразить это времяпрепровождение, концентрируя внимание то на его словоизлияниях, то на приглушенных звуках радио, раздававшихся из-за дверей. В конце концов он добрался до своей жены, сообщив мне, что это его третий брак, и они женаты три года. К моему удивлению, у него не было к ней никаких претензий. Он сказал, что она замечательная женщина. Подводя итоги, он присовокупил к деньгам и славе любящую и любимую жену, которая была младше его на четырнадцать лет, и сообщил, что этого тоже недостаточно для счастья.
Речь его была прервана лишь однажды появлением Байрама Хильдебранда, который пришел показать новый вариант 728-й серии. Они немного подискутировали по вопросам искусства, и, получив одобрение, Хильдебранд отбыл. Я надеялся, что это вторжение собьет Ковена. Но не тут-то было: он продолжил с того самого места, на котором остановился.
Я очень терпеливый человек, особенно когда занят делом, и довольно долго могу слушать детский лепет, подобный этому. Но на сей раз нервы мои не выдержали, и, в двадцатый раз бросив взгляд на часы, я понял, что надо ставить точку.
— Все, что вы сказали, заставило меня по-новому взглянуть на жизнь. Не подумайте, что я недооцениваю вашу искренность, но дело в том, что сейчас уже четверть пятого и на улице темнеет. По-моему, это уже можно назвать второй половиной дня. Может, вы не будете возражать, если мы начнем?
Он умолк и нахмурился, после чего незамедлительно приступил к жеванию своей губы. Потом он резко встал, подошел к шкафчику и достал бутылку.
— Выпьете со мной? — И он извлек два стакана. — Обычно я не пью раньше пяти, но сегодня сделаем исключение. Бурбон годится? Скажете, когда хватит.
Я бы с удовольствием прибил его. Ведь он с самого начала знал, что без выпивки ему не взяться за это дело, и он мариновал меня здесь с двенадцати часов. Самая низкопробная ругань в его адрес была бы вполне оправданной, но я предпочел сдержаться. Взял свой стакан и даже приподнял его в знак приветствия, чтобы подбодрить его. Он сделал маленький глоточек, потом поднял глаза вверх и осушил стакан одним залпом. Потом взял бутылку и налил себе еще.
— Может, прихватим бутылку с собой и начнем? — предложил я.
— Не надо меня подгонять. — Он глубоко вздохнул и внезапно улыбнулся мне, обнажив зубы. Потом проглотил вторую порцию, снова потянулся за бутылкой, но передумал.
— Идемте. — Он направился к двери. Я распахнул ее, так как обе его руки были заняты, и последовал за Ковеном в холл. Пройдя холл, мы оказались в комнате, где он планировал осуществить свой замысел. Ковен сел за стол, налил себе еще и поставил бутылку. Я тоже подошел к столу, но садиться не стал. Выдвинув ящик и убедившись, что револьвер на месте, я почувствовал некоторое облегчение, хотя он и не был заряжен.
— Пойду позову всех, — предложил я.
— Я же просил не подгонять меня, — повторил Ковен, но на этот раз не так мрачно.
Теперь я уже был уверен, что еще два стакана, и мы приступим к делу. Я было направился к стулу, но что-то остановило меня. И я понял что: я положил револьвер стволом направо, теперь же он был направлен влево. Я вернулся к столу и вынул револьвер.
Да, это был «Марли» 32-го калибра, только не мой.
3
Я повернулся к Ковену, держа в левой руке револьвер, а правую сжав в кулак. Меня охватило такое бешенство, что если бы я вмазал ему, то наверняка сломал бы себе кисть.
— В чем дело? — осведомился он.
Я смотрел сквозь него невидящим взглядом, отсчитывая про себя удары сердца. На пятом я понял, что это сделал не он.
Я отступил на шаг:
— Мы нашли ваш револьвер.
— Что?! — Он вытаращил глаза.
Убедившись, что револьвер не заряжен, я протянул его Ковену:
— Взгляните.
— Да, похоже… не ваш…
— Естественно, нет. Мой был чистый и блестящий. Это ваш?
— Не знаю. Похоже… Но как же… Я взял у него револьвер.
— И что вы думаете по этому поводу? — Я весь клокотал от ярости. — Кое-кто вынул своими ручками мои револьвер и подложил ваш. Может, вы сами и сделали это, а?
— Нет. Я? Какого черта, как я мог это сделать, если я даже не знал, где находится мой револьвер?
— Мало ли что вы говорили! Да вас выпороть мало! Целый день продержать меня здесь, а теперь здрасьте-пожалуйста! Выкладывайте все начистоту, если вы вообще в состоянии это делать! Вы брали мой револьвер?
— Нет. Но вы…
— Вы знаете, кто мог это сделать?
— Нет. Но вы…
— Заткнитесь!
Я подошел к телефону и набрал номер Вольфа. Обычно это время дня Вольф проводил в оранжерее и беспокоить его не полагалось, кроме исключительных случаев. Этот был исключительным. Когда Фритц снял трубку, я попросил его набрать местный номер, и через секунду Вольф был на проводе.
— В чем дело, Арчи? — Естественно, он был раздражен.
— Простите за беспокойство, но я у Ковена. Мой револьвер лежал у него в столе, но он все время оттягивал проведение своей экспертизы. У него плоховато с силой воли, и ее надо подстегивать алкоголем. Я болтался по дому. А сейчас мы только что вернулись к нему в кабинет. Я открыл ящик, чтобы глянуть на револьвер, и обнаружил, что совершена подмена. Кто-то взял мой револьвер и подложил тот, что был украден. Понимаете? Его — на месте, а моего нет.
— А зачем ты его там оставлял?
— О'кэй, вы, конечно, правы. Но теперь-то что делать? У меня есть три варианта: вызвать полицию, приволочь всю компанию к вам, что, учитывая мое состояние, будет непросто, или заняться этим самому. Так что?
— Только не полиция. Им это доставит слишком большое удовольствие. И привозить их ко мне тоже не надо. Револьвер ведь там, а не здесь.
— Значит, остаюсь я?
— Естественно. Только осторожно. — Он захихикал. — Хотел бы я сейчас посмотреть на тебя. И главное — не опаздывай к обеду. — В трубке раздались короткие гудки.
— Боже мой, только не полиция! — взмолился Ковен.
— Не будет полиции, — мрачно ответил я и положил его револьвер в свою кобуру. — По крайней мере, если мне удастся самому разобраться в этом. Кстати, это зависит и от вас. Пока оставайтесь здесь, а я сейчас спущусь вниз и соберу всех сюда. Ваша жена спит. Но если, вернувшись, я обнаружу, что вы разбудили се и рассказываете ей о происшедшем, то я или убью вас из вашего собственного револьвера, или вызову полицию. Может, и то и другое. Не знаю еще. Так что в ваших интересах…
— В конце концов, это мой дом, Гудвин, и…
— Черт побери! Вам никогда не приходилось встречаться с маньяками? — Я ткнул себя пальцем в грудь. — Будем знакомы. Когда меня выводят из себя, я перестаю отвечать за свои поступки. И самое лучшее для вас было бы вызвать полицию. Я требую, чтобы мне вернули мой револьвер!
Я направился к двери, а он снова потянулся за бутылкой. Пока я спускался вниз, мне удалось взять себя в руки, и я уже готов был сообщить им, что Ковен просит всех подняться, без излишней нервозности. Пат Лоуэлл работала все за тем же столом. За Хильдебрандом и Жорданом я зашел в мастерскую. Я даже нашелся, что ответить Пат Лоуэлл, когда она спросила, как я повалял дурака. Что касается Хильдебранда и Жордана, то, когда они вылезали из-за стола и выключали свои приемники, я уже стал к ним внимательнее присматриваться, — как бы там ни было, но кто-то из обитателей этого дома спер мой револьвер! Процессия начала подниматься по лестнице, я замыкал шествие. Миновав первый пролет, я спросил их, где мне найти Адриана Гетца.
— Наверху, наверное, — ответила Пат. Они остановились на площадке. Сверху доносились звуки радио. Пат махнула рукой налево: — Он обычно спит днем с Рукалу. Хотя сейчас уже поздно.
Я решил все-таки зайти. Не доходя до арки, я почувствовал порыв холодного воздуха. Окно было открыто! Я подошел и закрыл его, потом глянул на обезьяну. Она сидела, съежившись, в углу клетки и издавала сердитые жалобные звуки, прижимая к груди какой-то предмет. За окном уже смеркалось, но на зрение я пожаловаться не могу — в лапках у нее был револьвер, и не просто револьвер, а мой «Марли». В поисках выключателя я направился к кушетке, стоявшей у камина, и, подойдя к ней, замер. На ней лежал Выскочка, Адриан Гетц, но он не спал.
Я наклонился, чтобы получше рассмотреть его. Над правым ухом была дыра, от которой тянулась красная запекшаяся струйка. Я приложил руку к вырезу его жилетки и задержал дыхание. Теперь было очевидно, что он уже никогда не насладится дневным отдыхом.
Я выпрямился.
— Эй, подойдите-ка сюда, все трое, и по дороге включите свет!
Они появились в проеме. Кто-то нажал кнопку в стене, и лампа зажглась. Спинка кушетки пока еще скрывала от них Гетца.
— Как холодно! — произнесла Пат. — Ты снова открывал… — И тут она увидела Гетца. И те двое тоже увидели и остолбенели.
— Не трогайте его, — распорядился я. — Он мертв, и вы уже все равно ничем ему не поможете. Ничего не трогайте. Все трое оставайтесь здесь, а я…
— Боже всемогущий, — простонал Пит Жордан. Хильдебранд тоже что-то пискнул. Пат стояла, вцепившись обеими руками в спинку кушетки. Она что-то спросила, но я уже не слушал ее, надо было как-то отнять у обезьяны револьвер. Я попытался пропихнуть руку сквозь прутья, но дотянуться до нее все равно не смог.
— Всем оставаться на местах, — скомандовал я и направился прочь из комнаты. — Мне надо позвонить.
Не обращая внимания на их протесты, я рванул вверх по лестнице. Мне нужно было несколько секунд побыть одному. Когда я вошел к Гарри Ковену, он все так же сидел за столом, уставившись в пустой ящик. Увидев меня, он что-то спросил, но я не удостоил его ответом. Подойдя к телефону, я набрал номер Вольфа. Естественно, он начал шипеть, что я опять его отвлекаю.
— Очень виноват, я только хотел сообщить, что нашел свой револьвер. Он оказался в клетке у обезьяны…
— Какой обезьяны?
— Ее зовут Рукалу. И пожалуйста, не перебивайте меня. Она сидит, прижав «Марли» к груди, наверное, потому, что в комнате холодно, а он теплый, так как из него только что стреляли. На кушетке лежит тело Адриана Гетца с дырой в виске. У меня больше нет никаких вопросов, просто перед тем, как вызвать полицию, я хотел поставить вас в известность о случившемся. И ставлю тысячу против одного, что Гетц был убит из моего револьвера. Я не… не вешайте трубку!
Я кинул трубку и прыгнул на Ковена, который со всех ног бросился к двери. Я успел его перехватить и от всей души врезал ему по челюсти. Несмотря на свой рост, он отлетел к стене и сполз на пол.
— Моя бы на то воля, я бы этим не ограничился, — сказал я вполне серьезно и вернулся к телефону. — Прошу прощения, это Ковен. Я хотел только сказать, что вряд ли буду дома к обеду.
— Труп?
— Да, сэр.
— Ну и что ты собираешься сказать полиции?
— Принести свои извинения за неумышленную помощь убийце.
— Мы не ответили на сегодняшние письма.
— Да, знаю. Мне очень неловко. Постараюсь быть как можно скорее.
— Ну и хорошо.
Я нажал на рычаг и посмотрел на Ковена — он уже встал, но в добавке, кажется, не нуждался. Я отпустил рычаг и набрал РЕ-7-5260.
— В чем дело? — осведомился он.
Я смотрел сквозь него невидящим взглядом, отсчитывая про себя удары сердца. На пятом я понял, что это сделал не он.
Я отступил на шаг:
— Мы нашли ваш револьвер.
— Что?! — Он вытаращил глаза.
Убедившись, что револьвер не заряжен, я протянул его Ковену:
— Взгляните.
— Да, похоже… не ваш…
— Естественно, нет. Мой был чистый и блестящий. Это ваш?
— Не знаю. Похоже… Но как же… Я взял у него револьвер.
— И что вы думаете по этому поводу? — Я весь клокотал от ярости. — Кое-кто вынул своими ручками мои револьвер и подложил ваш. Может, вы сами и сделали это, а?
— Нет. Я? Какого черта, как я мог это сделать, если я даже не знал, где находится мой револьвер?
— Мало ли что вы говорили! Да вас выпороть мало! Целый день продержать меня здесь, а теперь здрасьте-пожалуйста! Выкладывайте все начистоту, если вы вообще в состоянии это делать! Вы брали мой револьвер?
— Нет. Но вы…
— Вы знаете, кто мог это сделать?
— Нет. Но вы…
— Заткнитесь!
Я подошел к телефону и набрал номер Вольфа. Обычно это время дня Вольф проводил в оранжерее и беспокоить его не полагалось, кроме исключительных случаев. Этот был исключительным. Когда Фритц снял трубку, я попросил его набрать местный номер, и через секунду Вольф был на проводе.
— В чем дело, Арчи? — Естественно, он был раздражен.
— Простите за беспокойство, но я у Ковена. Мой револьвер лежал у него в столе, но он все время оттягивал проведение своей экспертизы. У него плоховато с силой воли, и ее надо подстегивать алкоголем. Я болтался по дому. А сейчас мы только что вернулись к нему в кабинет. Я открыл ящик, чтобы глянуть на револьвер, и обнаружил, что совершена подмена. Кто-то взял мой револьвер и подложил тот, что был украден. Понимаете? Его — на месте, а моего нет.
— А зачем ты его там оставлял?
— О'кэй, вы, конечно, правы. Но теперь-то что делать? У меня есть три варианта: вызвать полицию, приволочь всю компанию к вам, что, учитывая мое состояние, будет непросто, или заняться этим самому. Так что?
— Только не полиция. Им это доставит слишком большое удовольствие. И привозить их ко мне тоже не надо. Револьвер ведь там, а не здесь.
— Значит, остаюсь я?
— Естественно. Только осторожно. — Он захихикал. — Хотел бы я сейчас посмотреть на тебя. И главное — не опаздывай к обеду. — В трубке раздались короткие гудки.
— Боже мой, только не полиция! — взмолился Ковен.
— Не будет полиции, — мрачно ответил я и положил его револьвер в свою кобуру. — По крайней мере, если мне удастся самому разобраться в этом. Кстати, это зависит и от вас. Пока оставайтесь здесь, а я сейчас спущусь вниз и соберу всех сюда. Ваша жена спит. Но если, вернувшись, я обнаружу, что вы разбудили се и рассказываете ей о происшедшем, то я или убью вас из вашего собственного револьвера, или вызову полицию. Может, и то и другое. Не знаю еще. Так что в ваших интересах…
— В конце концов, это мой дом, Гудвин, и…
— Черт побери! Вам никогда не приходилось встречаться с маньяками? — Я ткнул себя пальцем в грудь. — Будем знакомы. Когда меня выводят из себя, я перестаю отвечать за свои поступки. И самое лучшее для вас было бы вызвать полицию. Я требую, чтобы мне вернули мой револьвер!
Я направился к двери, а он снова потянулся за бутылкой. Пока я спускался вниз, мне удалось взять себя в руки, и я уже готов был сообщить им, что Ковен просит всех подняться, без излишней нервозности. Пат Лоуэлл работала все за тем же столом. За Хильдебрандом и Жорданом я зашел в мастерскую. Я даже нашелся, что ответить Пат Лоуэлл, когда она спросила, как я повалял дурака. Что касается Хильдебранда и Жордана, то, когда они вылезали из-за стола и выключали свои приемники, я уже стал к ним внимательнее присматриваться, — как бы там ни было, но кто-то из обитателей этого дома спер мой револьвер! Процессия начала подниматься по лестнице, я замыкал шествие. Миновав первый пролет, я спросил их, где мне найти Адриана Гетца.
— Наверху, наверное, — ответила Пат. Они остановились на площадке. Сверху доносились звуки радио. Пат махнула рукой налево: — Он обычно спит днем с Рукалу. Хотя сейчас уже поздно.
Я решил все-таки зайти. Не доходя до арки, я почувствовал порыв холодного воздуха. Окно было открыто! Я подошел и закрыл его, потом глянул на обезьяну. Она сидела, съежившись, в углу клетки и издавала сердитые жалобные звуки, прижимая к груди какой-то предмет. За окном уже смеркалось, но на зрение я пожаловаться не могу — в лапках у нее был револьвер, и не просто револьвер, а мой «Марли». В поисках выключателя я направился к кушетке, стоявшей у камина, и, подойдя к ней, замер. На ней лежал Выскочка, Адриан Гетц, но он не спал.
Я наклонился, чтобы получше рассмотреть его. Над правым ухом была дыра, от которой тянулась красная запекшаяся струйка. Я приложил руку к вырезу его жилетки и задержал дыхание. Теперь было очевидно, что он уже никогда не насладится дневным отдыхом.
Я выпрямился.
— Эй, подойдите-ка сюда, все трое, и по дороге включите свет!
Они появились в проеме. Кто-то нажал кнопку в стене, и лампа зажглась. Спинка кушетки пока еще скрывала от них Гетца.
— Как холодно! — произнесла Пат. — Ты снова открывал… — И тут она увидела Гетца. И те двое тоже увидели и остолбенели.
— Не трогайте его, — распорядился я. — Он мертв, и вы уже все равно ничем ему не поможете. Ничего не трогайте. Все трое оставайтесь здесь, а я…
— Боже всемогущий, — простонал Пит Жордан. Хильдебранд тоже что-то пискнул. Пат стояла, вцепившись обеими руками в спинку кушетки. Она что-то спросила, но я уже не слушал ее, надо было как-то отнять у обезьяны револьвер. Я попытался пропихнуть руку сквозь прутья, но дотянуться до нее все равно не смог.
— Всем оставаться на местах, — скомандовал я и направился прочь из комнаты. — Мне надо позвонить.
Не обращая внимания на их протесты, я рванул вверх по лестнице. Мне нужно было несколько секунд побыть одному. Когда я вошел к Гарри Ковену, он все так же сидел за столом, уставившись в пустой ящик. Увидев меня, он что-то спросил, но я не удостоил его ответом. Подойдя к телефону, я набрал номер Вольфа. Естественно, он начал шипеть, что я опять его отвлекаю.
— Очень виноват, я только хотел сообщить, что нашел свой револьвер. Он оказался в клетке у обезьяны…
— Какой обезьяны?
— Ее зовут Рукалу. И пожалуйста, не перебивайте меня. Она сидит, прижав «Марли» к груди, наверное, потому, что в комнате холодно, а он теплый, так как из него только что стреляли. На кушетке лежит тело Адриана Гетца с дырой в виске. У меня больше нет никаких вопросов, просто перед тем, как вызвать полицию, я хотел поставить вас в известность о случившемся. И ставлю тысячу против одного, что Гетц был убит из моего револьвера. Я не… не вешайте трубку!
Я кинул трубку и прыгнул на Ковена, который со всех ног бросился к двери. Я успел его перехватить и от всей души врезал ему по челюсти. Несмотря на свой рост, он отлетел к стене и сполз на пол.
— Моя бы на то воля, я бы этим не ограничился, — сказал я вполне серьезно и вернулся к телефону. — Прошу прощения, это Ковен. Я хотел только сказать, что вряд ли буду дома к обеду.
— Труп?
— Да, сэр.
— Ну и что ты собираешься сказать полиции?
— Принести свои извинения за неумышленную помощь убийце.
— Мы не ответили на сегодняшние письма.
— Да, знаю. Мне очень неловко. Постараюсь быть как можно скорее.
— Ну и хорошо.
Я нажал на рычаг и посмотрел на Ковена — он уже встал, но в добавке, кажется, не нуждался. Я отпустил рычаг и набрал РЕ-7-5260.
4
Я, конечно, не веду точных подсчетов, но думаю, что за годы работы откровенно врал полиции не более двух десятков раз. Это просто невыгодно. С другой стороны, я не могу припомнить случая, чтобы я рассказывал все, ничего не оставляя про запас. Что же касается убийства Адриана Гетца, у меня не было ни малейших оснований что-нибудь скрывать, и я сообщил им всё.
Результат был потрясающий — они обвинили меня во лжи!
Не сразу, конечно. Сначала инспектор Крамер сердечно поблагодарил меня за сотрудничество. Он прекрасно понимал, что во всей своей команде не найдет человека, который мог бы со мной соперничать в наблюдательности и в логике, с которой я умел выстроить цепочку фактов. Меня великодушно информировали, что после нахождения тела я проявил себя как настоящий профессионал, загнав троицу в комнату и предотвратив общение между супругами до приезда представителей закона. Однако на этом мои функции были окончены, и я поступил в распоряжение полиции, которая и займется далее этим делом.
В половине седьмого эксперты все еще оккупировали зал, где завершил свой жизненный путь Адриан Гетц: представители прокуратуры бродили по всему дому, беседуя с полицейскими, а я, отпечатав и подписав свои показания, ждал, пока их закончит изучать Стеббинс, и тихо надеялся, что скоро мне удастся выбраться отсюда.
Закончив чтение, он поднял голову и дружески мне кивнул. У любого нормального человека дружеское отношение полицейского вызывает подозрение и готовность к обороне, но Стеббинс был исключением — он попросту не умел контролировать выражение своего большого скуластого лица с щетинкой бровей над маленькими свинячьими глазками.
— По-моему, все правильно. По крайней мере то, как ты рассказываешь об этом.
— Надеюсь, когда преступление будет раскрыто, вы отошлете это на выставку как пример образцовых показаний, — скромно заметил я.
— Ага. — Он встал. — Ты хорошо печатаешь. Я тоже поднялся.
— Можно идти?
Но в этот момент открылась дверь и вошел инспектор Крамер. Мне сразу не понравилось выражение его лица. Я слишком хорошо его знал, и эти опущенные плечи, сжатые губы и блестящие глаза не предвещали ничего хорошего.
— Вот показания Гудвина. Тут все нормально, — сказал Стеббинс.
— С его слов?
— Да.
— В машину с охраной и в тюрьму. Я чуть не упал.
— Меня в тюрьму?! — Я взвизгнул, почти как Хильдебранд.
— Хорошо, сэр. — Стеббинса, конечно, ничего не могло вывести из себя. — Будет сделано, сэр. По вашему приказанию.
— Нет, не по моему приказанию, а по обвинению в убийстве. Кроме того, у него нет лицензии на найденный у него револьвер.
— Ха-ха, — сказал я. — Ха-ха и еще раз ха-ха. Вот насмешили. Отличная шутка. Ха-ха-ха.
— До свидания, Гудвин. Через некоторое время я навещу вас.
Я знал его достаточно хорошо. Он не шутил. Его взгляд красноречиво свидетельствовал об этом.
— Я уже говорил вам, когда, как и почему у меня оказался этот револьвер. — Я ткнул пальцем в показания. — Прочитайте. Тут все написано, даже со знаками препинания.
— В твоей кобуре найден револьвер, на который ты не имеешь лицензии.
— Какая чушь! Просто вы уже многие годы пытаетесь навешать собак на Вольфа и теперь решили, что ваш час пробил. Черта с два, ничего у вас не выйдет! Могли бы придумать что-нибудь поумнее! Например, оскорбление при исполнении служебных обязанностей или сопротивление при аресте. С радостью поделюсь с вами парочкой идеек…
Сделав шаг вперед, я нагнулся, словно намереваясь нанести Крамеру хук слева. Потом сделал паузу и вернулся на свое место. Не могу сказать, чтобы их охватила паника, но я получил удовольствие при виде отскакивающего Крамера и вставшего на изготовку Стеббинса. Они сдрейфили.
— Ну вот, теперь вы оба можете заявить об этом под присягой, и это потянет года на два, — с удовлетворением заметил я. — Я могу в вас даже запустить пишущей машинкой, если вы, конечно, обещаете поймать ее.
— Хватит паясничать! — рявкнул Стеббинс.
— Все, что касается револьвера, — это откровенное вранье, — вмешался Крамер. — И если ты не хочешь, чтобы тебя отвезли в уединенное место для обдумывания, лучше говори сейчас. Зачем ты сюда явился и что здесь произошло?
— Я уже все сказал вам.
— Вранье!
— Нет, сэр.
— У тебя еще есть время изменить свои показания. Я не собираюсь ничего клеить ни Вольфу, ни тебе. Я хочу только знать, зачем ты сюда пришел и что здесь произошло.
— Послушайте, ради бога, — я закатил глаза, — Стеббинс, где мои конвоиры?
Крамер открыл дверь:
— Приведите мистера Ковена.
Гарри Ковен вошел в сопровождении полицейского. По его виду можно было заключить, что счастья все происшедшее ему не прибавило.
— Садитесь! — распорядился Крамер.
Я остался за столом, Стеббинс и полицейский сели у стены. Усадив Ковена слева от себя, Крамер встал напротив и приступил к делу.
— Итак, мистер Ковен, когда я спросил вас, готовы ли вы повторить свой рассказ в присутствии Гудвина, вы ответили утвердительно.
— Да, — хрипло подтвердил Ковен.
— Можете опустить подробности и отвечайте лишь на мои вопросы. О чем вы просили Неро Вольфа в субботу?
— Я сказал ему, что планирую выпуск новой серии, в которой Дэзл Дэн открывает сыскное бюро. — Ковен откашлялся. — Я сказал, что буду нуждаться в технической консультации, а в дальнейшем, если мы договоримся, между нами возможно сотрудничество.
На столе лежал блокнот, я взял карандаш и начал стенографировать. Крамер перегнулся через стол, вырвал у меня лист и, скомкав, бросил его на пол. Кровь ударила мне в голову, что было не совсем кстати, если учесть присутствие инспектора, сержанта и мелкой полицейской сошки.
— Не отвлекайся, — отрезал Крамер и снова обратился к Ковену:
— Вы что-нибудь говорили Вольфу о вашем револьвере, исчезнувшем из ящика стола?
— Конечно, нет. Тем более что он никуда не исчезал. Я упомянул о том, что у меня есть револьвер, который я храню в столе, и сказал, что не имею на него лицензии, заодно поинтересовавшись, насколько это опасно. Я назвал также марку — «Марли» 32-го калибра. Еще я спросил, трудно ли получить лицензию и…
— Короче. Отвечайте только на поставленные вопросы. О чем вы договорились с Вольфом?
— Он согласился прислать в понедельник Гудвина на встречу, которую я планировал провести со своими коллегами.
— Чему должна была быть посвящена эта встреча?
— Техническим аспектам запуска новой серии и, возможно, вопросам будущего сотрудничества.
— И Гудвин приехал?
— Да, около полудня. — Ковен продолжал хрипеть и откашливаться. Я смотрел на него в упор, но он предпочитал не встречаться со мной глазами. Ну конечно, он ведь отвечал на вопросы Крамера, и правила вежливости требовали от него смотреть на собеседника.
— Встреча была назначена на половину первого, но я переговорил с Гудвином и попросил его задержаться. Мне нужно было обдумать еще кое-какие детали. Как бы там ни было, это в моем характере, мне свойственно откладывать серьезные решения. Около четырех часов он…
— Разговаривали ли вы с Гудвином об исчезнувшем револьвере?
— Конечно, нет. Возможно, я и упомянул о нем в связи с отсутствием лицензии, не помню… хотя постоите, конечно я даже открыл ящик и показал ему револьвер. Вот, пожалуй, и всё. Потом мы обсудили…
— Кто-нибудь из вас вынимал револьвер из ящика?
— Нет. Ни я, ни он…
— А когда я достал свой револьвер из кобуры, вы… — вмешался я.
— Молчать! — рявкнул Крамер. — Молчать и слушать! Теперь мы подходим к самому интересному. — И он снова повернулся к Ковену: — Позже вы встречались с Гудвином?
Ковен кивнул:
— Да, он зашел ко мне около половины четвертого. Мы поговорили минут сорок, а потом…
— Открывал ли Гудвин ящик стола в вашем присутствии? Доставал ли он револьвер? Указывал ли на подмену?
— Конечно, нет.
— А что он делал?
— Ничего. Мы поговорили, и он спустился вниз, чтобы позвать всех на нашу встречу. Через некоторое время он вернулся один, подошел к столу, вынул револьвер и запихал его к себе пол пиджак. Потом он подошел к телефону и позвонил Неро Вольфу. Когда я услышал, что Адриан Гетц убит, я бросился вниз, но Гудвин схватил меня сзади и сбил с ног. Когда я пришел в себя, он все еще говорил с Вольфом, только я не мог разобрать о чем. А потом он позвонил в полицию и не дал мне…
— Спасибо, — оборвал его Крамер. — Вполне достаточно. Еще один вопрос: вам известно что-нибудь о причинах, которые могли заставить Гудвина пойти на убийство Гетца?
— Нет. Я же говорил…
— Тогда как вы объясняете тот факт, что Гетц был убит из револьвера Гудвина? Вы, конечно, не обязаны иметь какую-то версию, но я бы попросил вас повторить то, что вы говорили мне.
— Ну… — произнес растерянно Ковен и снова откашлялся. — Я говорил вам об обезьяне. Гудвин открыл окно, а эта порода обезьян очень чувствительна — она могла умереть, а Гетц ее очень любил. Он, конечно, не подал виду, как его это огорчило, но Гетц вообще был человек тихий и никогда открыто не проявлял своих чувств. Как я успел заметить, Гудвин любит пошутить. Конечно, я не знаю доподлинно, что произошло между ними, но, если бы Гудвин попытался в присутствии Гетца еще раз открыть окно, бог знает к чему это могло привести. Гетц мог сделать все что угодно, если его вывести из себя. Конечно, он не мог ничего сделать Гудвину, но можно предположить, что Гудвин шутки ради достал револьвер, Гетц попытался отнять его, и револьвер выстрелил, конечно же, случайно. Ведь это не будет квалифицироваться как убийство, правда?
— Нет, — ответил Крамер, — это будет квалифицироваться всего лишь как прискорбный инцидент. Спасибо, мистер Ковен. Проводите его, Сол, и позовите Хильдебранда.
Ковен встал и в сопровождении полицейского направился к двери, а я потянулся к телефону. Но как только я прикоснулся к трубке, поверх моей руки легла тяжелая ладонь Крамера.
— Занято! Позвонить из участка позже. Тебе что, не интересно послушать Хильдебранда?
— Я просто сгораю от нетерпения услышать его показания, — заверил я Крамера. — Ни на минуту не сомневаюсь, что, по его версии, я специально подкинул револьвер в клетку к обезьяне, чтобы прикончить еще и бедную тварь. Ну, подождем — увидим.
Результат был потрясающий — они обвинили меня во лжи!
Не сразу, конечно. Сначала инспектор Крамер сердечно поблагодарил меня за сотрудничество. Он прекрасно понимал, что во всей своей команде не найдет человека, который мог бы со мной соперничать в наблюдательности и в логике, с которой я умел выстроить цепочку фактов. Меня великодушно информировали, что после нахождения тела я проявил себя как настоящий профессионал, загнав троицу в комнату и предотвратив общение между супругами до приезда представителей закона. Однако на этом мои функции были окончены, и я поступил в распоряжение полиции, которая и займется далее этим делом.
В половине седьмого эксперты все еще оккупировали зал, где завершил свой жизненный путь Адриан Гетц: представители прокуратуры бродили по всему дому, беседуя с полицейскими, а я, отпечатав и подписав свои показания, ждал, пока их закончит изучать Стеббинс, и тихо надеялся, что скоро мне удастся выбраться отсюда.
Закончив чтение, он поднял голову и дружески мне кивнул. У любого нормального человека дружеское отношение полицейского вызывает подозрение и готовность к обороне, но Стеббинс был исключением — он попросту не умел контролировать выражение своего большого скуластого лица с щетинкой бровей над маленькими свинячьими глазками.
— По-моему, все правильно. По крайней мере то, как ты рассказываешь об этом.
— Надеюсь, когда преступление будет раскрыто, вы отошлете это на выставку как пример образцовых показаний, — скромно заметил я.
— Ага. — Он встал. — Ты хорошо печатаешь. Я тоже поднялся.
— Можно идти?
Но в этот момент открылась дверь и вошел инспектор Крамер. Мне сразу не понравилось выражение его лица. Я слишком хорошо его знал, и эти опущенные плечи, сжатые губы и блестящие глаза не предвещали ничего хорошего.
— Вот показания Гудвина. Тут все нормально, — сказал Стеббинс.
— С его слов?
— Да.
— В машину с охраной и в тюрьму. Я чуть не упал.
— Меня в тюрьму?! — Я взвизгнул, почти как Хильдебранд.
— Хорошо, сэр. — Стеббинса, конечно, ничего не могло вывести из себя. — Будет сделано, сэр. По вашему приказанию.
— Нет, не по моему приказанию, а по обвинению в убийстве. Кроме того, у него нет лицензии на найденный у него револьвер.
— Ха-ха, — сказал я. — Ха-ха и еще раз ха-ха. Вот насмешили. Отличная шутка. Ха-ха-ха.
— До свидания, Гудвин. Через некоторое время я навещу вас.
Я знал его достаточно хорошо. Он не шутил. Его взгляд красноречиво свидетельствовал об этом.
— Я уже говорил вам, когда, как и почему у меня оказался этот револьвер. — Я ткнул пальцем в показания. — Прочитайте. Тут все написано, даже со знаками препинания.
— В твоей кобуре найден револьвер, на который ты не имеешь лицензии.
— Какая чушь! Просто вы уже многие годы пытаетесь навешать собак на Вольфа и теперь решили, что ваш час пробил. Черта с два, ничего у вас не выйдет! Могли бы придумать что-нибудь поумнее! Например, оскорбление при исполнении служебных обязанностей или сопротивление при аресте. С радостью поделюсь с вами парочкой идеек…
Сделав шаг вперед, я нагнулся, словно намереваясь нанести Крамеру хук слева. Потом сделал паузу и вернулся на свое место. Не могу сказать, чтобы их охватила паника, но я получил удовольствие при виде отскакивающего Крамера и вставшего на изготовку Стеббинса. Они сдрейфили.
— Ну вот, теперь вы оба можете заявить об этом под присягой, и это потянет года на два, — с удовлетворением заметил я. — Я могу в вас даже запустить пишущей машинкой, если вы, конечно, обещаете поймать ее.
— Хватит паясничать! — рявкнул Стеббинс.
— Все, что касается револьвера, — это откровенное вранье, — вмешался Крамер. — И если ты не хочешь, чтобы тебя отвезли в уединенное место для обдумывания, лучше говори сейчас. Зачем ты сюда явился и что здесь произошло?
— Я уже все сказал вам.
— Вранье!
— Нет, сэр.
— У тебя еще есть время изменить свои показания. Я не собираюсь ничего клеить ни Вольфу, ни тебе. Я хочу только знать, зачем ты сюда пришел и что здесь произошло.
— Послушайте, ради бога, — я закатил глаза, — Стеббинс, где мои конвоиры?
Крамер открыл дверь:
— Приведите мистера Ковена.
Гарри Ковен вошел в сопровождении полицейского. По его виду можно было заключить, что счастья все происшедшее ему не прибавило.
— Садитесь! — распорядился Крамер.
Я остался за столом, Стеббинс и полицейский сели у стены. Усадив Ковена слева от себя, Крамер встал напротив и приступил к делу.
— Итак, мистер Ковен, когда я спросил вас, готовы ли вы повторить свой рассказ в присутствии Гудвина, вы ответили утвердительно.
— Да, — хрипло подтвердил Ковен.
— Можете опустить подробности и отвечайте лишь на мои вопросы. О чем вы просили Неро Вольфа в субботу?
— Я сказал ему, что планирую выпуск новой серии, в которой Дэзл Дэн открывает сыскное бюро. — Ковен откашлялся. — Я сказал, что буду нуждаться в технической консультации, а в дальнейшем, если мы договоримся, между нами возможно сотрудничество.
На столе лежал блокнот, я взял карандаш и начал стенографировать. Крамер перегнулся через стол, вырвал у меня лист и, скомкав, бросил его на пол. Кровь ударила мне в голову, что было не совсем кстати, если учесть присутствие инспектора, сержанта и мелкой полицейской сошки.
— Не отвлекайся, — отрезал Крамер и снова обратился к Ковену:
— Вы что-нибудь говорили Вольфу о вашем револьвере, исчезнувшем из ящика стола?
— Конечно, нет. Тем более что он никуда не исчезал. Я упомянул о том, что у меня есть револьвер, который я храню в столе, и сказал, что не имею на него лицензии, заодно поинтересовавшись, насколько это опасно. Я назвал также марку — «Марли» 32-го калибра. Еще я спросил, трудно ли получить лицензию и…
— Короче. Отвечайте только на поставленные вопросы. О чем вы договорились с Вольфом?
— Он согласился прислать в понедельник Гудвина на встречу, которую я планировал провести со своими коллегами.
— Чему должна была быть посвящена эта встреча?
— Техническим аспектам запуска новой серии и, возможно, вопросам будущего сотрудничества.
— И Гудвин приехал?
— Да, около полудня. — Ковен продолжал хрипеть и откашливаться. Я смотрел на него в упор, но он предпочитал не встречаться со мной глазами. Ну конечно, он ведь отвечал на вопросы Крамера, и правила вежливости требовали от него смотреть на собеседника.
— Встреча была назначена на половину первого, но я переговорил с Гудвином и попросил его задержаться. Мне нужно было обдумать еще кое-какие детали. Как бы там ни было, это в моем характере, мне свойственно откладывать серьезные решения. Около четырех часов он…
— Разговаривали ли вы с Гудвином об исчезнувшем револьвере?
— Конечно, нет. Возможно, я и упомянул о нем в связи с отсутствием лицензии, не помню… хотя постоите, конечно я даже открыл ящик и показал ему револьвер. Вот, пожалуй, и всё. Потом мы обсудили…
— Кто-нибудь из вас вынимал револьвер из ящика?
— Нет. Ни я, ни он…
— А когда я достал свой револьвер из кобуры, вы… — вмешался я.
— Молчать! — рявкнул Крамер. — Молчать и слушать! Теперь мы подходим к самому интересному. — И он снова повернулся к Ковену: — Позже вы встречались с Гудвином?
Ковен кивнул:
— Да, он зашел ко мне около половины четвертого. Мы поговорили минут сорок, а потом…
— Открывал ли Гудвин ящик стола в вашем присутствии? Доставал ли он револьвер? Указывал ли на подмену?
— Конечно, нет.
— А что он делал?
— Ничего. Мы поговорили, и он спустился вниз, чтобы позвать всех на нашу встречу. Через некоторое время он вернулся один, подошел к столу, вынул револьвер и запихал его к себе пол пиджак. Потом он подошел к телефону и позвонил Неро Вольфу. Когда я услышал, что Адриан Гетц убит, я бросился вниз, но Гудвин схватил меня сзади и сбил с ног. Когда я пришел в себя, он все еще говорил с Вольфом, только я не мог разобрать о чем. А потом он позвонил в полицию и не дал мне…
— Спасибо, — оборвал его Крамер. — Вполне достаточно. Еще один вопрос: вам известно что-нибудь о причинах, которые могли заставить Гудвина пойти на убийство Гетца?
— Нет. Я же говорил…
— Тогда как вы объясняете тот факт, что Гетц был убит из револьвера Гудвина? Вы, конечно, не обязаны иметь какую-то версию, но я бы попросил вас повторить то, что вы говорили мне.
— Ну… — произнес растерянно Ковен и снова откашлялся. — Я говорил вам об обезьяне. Гудвин открыл окно, а эта порода обезьян очень чувствительна — она могла умереть, а Гетц ее очень любил. Он, конечно, не подал виду, как его это огорчило, но Гетц вообще был человек тихий и никогда открыто не проявлял своих чувств. Как я успел заметить, Гудвин любит пошутить. Конечно, я не знаю доподлинно, что произошло между ними, но, если бы Гудвин попытался в присутствии Гетца еще раз открыть окно, бог знает к чему это могло привести. Гетц мог сделать все что угодно, если его вывести из себя. Конечно, он не мог ничего сделать Гудвину, но можно предположить, что Гудвин шутки ради достал револьвер, Гетц попытался отнять его, и револьвер выстрелил, конечно же, случайно. Ведь это не будет квалифицироваться как убийство, правда?
— Нет, — ответил Крамер, — это будет квалифицироваться всего лишь как прискорбный инцидент. Спасибо, мистер Ковен. Проводите его, Сол, и позовите Хильдебранда.
Ковен встал и в сопровождении полицейского направился к двери, а я потянулся к телефону. Но как только я прикоснулся к трубке, поверх моей руки легла тяжелая ладонь Крамера.
— Занято! Позвонить из участка позже. Тебе что, не интересно послушать Хильдебранда?
— Я просто сгораю от нетерпения услышать его показания, — заверил я Крамера. — Ни на минуту не сомневаюсь, что, по его версии, я специально подкинул револьвер в клетку к обезьяне, чтобы прикончить еще и бедную тварь. Ну, подождем — увидим.