Страница:
Ждать пришлось недолго — в уголовном розыске работают ловкие парни. Байрам Хильдебранд в сопровождении Сола вошел в комнату. Прежде чем сесть, он наградил меня долгим взглядом. Внешне он был спокоен, его седая шевелюра имела такой же ухоженный вид, но конечности явно дрожали, и, сев, он никак не мог найти удобного положения для них.
— Вы нужны нам буквально на минуту, — сообщил ему Крамер. — Несколько вопросов по вчерашнему дню. Воскресенье, утро. Вы были здесь? Работали?
Хильдебранд кивнул и запищал:
— Да, кое-какие дела. Я часто работаю но воскресеньям.
— Вы были в мастерской?
— Да, с мистером Гетцем, у него были кое-какие предложения. С одним из них я был не согласен и поднялся наверх, чтобы обсудить его с мистером Ковеном, но в холле встретил миссис Ковен и…
— Вы имеете в виду большой зал выше этажом?
— Да. Она сказала, что мистер Ковен еще не встал и что его дожидается мисс Лоуэлл. У мисс Лоуэлл очень хороший вкус, и я пошел посоветоваться с ней. Она не поддержала предложение мистера Гетца, и мы поболтали с ней о том о сем, в частности и о револьвере, который хранился у мистера Ковена в ящике письменного стола. Я выдвинул ящик, чтобы посмотреть на него, просто посмотреть, и потом задвинул его обратно. И через некоторое время спустился вниз.
— Револьвер был на месте?
— Да.
— Вы его вынимали?
— Нет. Ни я, ни мисс Лоуэлл. Мы вообще не притрагивались к нему.
— Но вы узнали его? Это был тот самый револьвер?
— Нет, на этот вопрос я не могу ответить. Я никогда прежде не держал его в руках. Кажется, тот же самый. Тогда мне казалось, что вообще все наши волнения по поводу револьвера смешны и выглядят по-детски. Теперь выяснилось, что я был не прав. После того, что случилось сегодня днем…
— Да, — оборвал его Крамер. — Беспокойство по поводу заряженного револьвера назвать детским никак нельзя. Ну вот, пожалуй, и всё, что меня пока интересует. В воскресенье утром вы открывали ящик стола Ковена в присутствии мисс Лоуэлл и видели там револьвер, не отличающийся от того, который вы видели раньше. Правильно?
— Да, так.
Крамер кивнул Солу:
— Отведи его обратно к Роуклиффу.
Я глубоко вздохнул. Стеббинс искоса поглядывал на меня, не то чтобы злорадно, но изучающе. Крамер проследил, чтобы после ухода Хильдебранда и полицейского дверь была плотно закрыта, и повернулся ко мне.
— Ну, теперь твоя очередь.
Я покачал головой и прошипел:
— Совсем потерял голос.
— Не смешно, Гудвин. Ты даже представить себе не можешь, насколько не смешно. Я даю тебе пять минут на размышления, чтобы ты осознал всю незавидность своего положения. Вольфу ты звонил до того, как позвонил нам, и, я думаю, не успел еще выстроить для него такую же стройную картинку, как для нас. Так что имей в виду. А к Вольфу я заеду, когда разберусь здесь, и мы с ним поговорим. Думаю, мы с ним найдем общий язык. В лучшем случае тебе припаяют незаконное хранение оружия. Ну что, может, подумаешь минут пять?
— Нет, сэр, — спокойно и с достоинством ответил я. — Я подумаю дней пять, а вот вам всем, вместе взятым, потребуется для этого неделя: с такой путаницей в голове к делу лучше не приступать. Ну а перед тем как проститься с вами, если вы действительно собираетесь отправить меня за решетку, хочу обратить ваше внимание на одну деталь. Когда я умышленно совершал убийство из револьвера Ковена, он «не был найден при мне», как вы изволили выразиться, к тому же я передал вашим людям шесть новеньких, чистеньких патронов, предварительно вынутых из моего револьвера. Надеюсь, ваши герои не проявят беспечность и не перепутают их с патронами, найденными в моем револьвере, после того как его извлекут из обезьяньей клетки. Это будет непозволительной оплошностью. А вопрос вот в чем: если я вынул патроны из своего револьвера для того, чтобы заменить их на патроны Ковена, то когда и с какой целью я это сделал? Я даю вам сутки на размышление для ответа на этот вопрос. Далее: если я действительно сделал это, тогда любезное предположение Ковена (которое я глубоко ценю) о том, что это было непредумышленное убийство, теряет всякие основания, так как я должен был заранее подготовиться. Так что не стесняйтесь. К чему мелочиться с незаконным ношением оружия? Предъявляйте уж сразу обвинение в убийстве, а там посмотрим. Всё. Я кончил.
— Не волнуйся, даже в случае условного приговора ты будешь лишен лицензии, — парировал Крамер. Я лишь усмехнулся.
— Чертов осел! — добавил Стеббинс. Но я и ему ответил усмешкой.
— Уведи его, — проскрежетал Крамер и вышел.
5
6
— Вы нужны нам буквально на минуту, — сообщил ему Крамер. — Несколько вопросов по вчерашнему дню. Воскресенье, утро. Вы были здесь? Работали?
Хильдебранд кивнул и запищал:
— Да, кое-какие дела. Я часто работаю но воскресеньям.
— Вы были в мастерской?
— Да, с мистером Гетцем, у него были кое-какие предложения. С одним из них я был не согласен и поднялся наверх, чтобы обсудить его с мистером Ковеном, но в холле встретил миссис Ковен и…
— Вы имеете в виду большой зал выше этажом?
— Да. Она сказала, что мистер Ковен еще не встал и что его дожидается мисс Лоуэлл. У мисс Лоуэлл очень хороший вкус, и я пошел посоветоваться с ней. Она не поддержала предложение мистера Гетца, и мы поболтали с ней о том о сем, в частности и о револьвере, который хранился у мистера Ковена в ящике письменного стола. Я выдвинул ящик, чтобы посмотреть на него, просто посмотреть, и потом задвинул его обратно. И через некоторое время спустился вниз.
— Револьвер был на месте?
— Да.
— Вы его вынимали?
— Нет. Ни я, ни мисс Лоуэлл. Мы вообще не притрагивались к нему.
— Но вы узнали его? Это был тот самый револьвер?
— Нет, на этот вопрос я не могу ответить. Я никогда прежде не держал его в руках. Кажется, тот же самый. Тогда мне казалось, что вообще все наши волнения по поводу револьвера смешны и выглядят по-детски. Теперь выяснилось, что я был не прав. После того, что случилось сегодня днем…
— Да, — оборвал его Крамер. — Беспокойство по поводу заряженного револьвера назвать детским никак нельзя. Ну вот, пожалуй, и всё, что меня пока интересует. В воскресенье утром вы открывали ящик стола Ковена в присутствии мисс Лоуэлл и видели там револьвер, не отличающийся от того, который вы видели раньше. Правильно?
— Да, так.
Крамер кивнул Солу:
— Отведи его обратно к Роуклиффу.
Я глубоко вздохнул. Стеббинс искоса поглядывал на меня, не то чтобы злорадно, но изучающе. Крамер проследил, чтобы после ухода Хильдебранда и полицейского дверь была плотно закрыта, и повернулся ко мне.
— Ну, теперь твоя очередь.
Я покачал головой и прошипел:
— Совсем потерял голос.
— Не смешно, Гудвин. Ты даже представить себе не можешь, насколько не смешно. Я даю тебе пять минут на размышления, чтобы ты осознал всю незавидность своего положения. Вольфу ты звонил до того, как позвонил нам, и, я думаю, не успел еще выстроить для него такую же стройную картинку, как для нас. Так что имей в виду. А к Вольфу я заеду, когда разберусь здесь, и мы с ним поговорим. Думаю, мы с ним найдем общий язык. В лучшем случае тебе припаяют незаконное хранение оружия. Ну что, может, подумаешь минут пять?
— Нет, сэр, — спокойно и с достоинством ответил я. — Я подумаю дней пять, а вот вам всем, вместе взятым, потребуется для этого неделя: с такой путаницей в голове к делу лучше не приступать. Ну а перед тем как проститься с вами, если вы действительно собираетесь отправить меня за решетку, хочу обратить ваше внимание на одну деталь. Когда я умышленно совершал убийство из револьвера Ковена, он «не был найден при мне», как вы изволили выразиться, к тому же я передал вашим людям шесть новеньких, чистеньких патронов, предварительно вынутых из моего револьвера. Надеюсь, ваши герои не проявят беспечность и не перепутают их с патронами, найденными в моем револьвере, после того как его извлекут из обезьяньей клетки. Это будет непозволительной оплошностью. А вопрос вот в чем: если я вынул патроны из своего револьвера для того, чтобы заменить их на патроны Ковена, то когда и с какой целью я это сделал? Я даю вам сутки на размышление для ответа на этот вопрос. Далее: если я действительно сделал это, тогда любезное предположение Ковена (которое я глубоко ценю) о том, что это было непредумышленное убийство, теряет всякие основания, так как я должен был заранее подготовиться. Так что не стесняйтесь. К чему мелочиться с незаконным ношением оружия? Предъявляйте уж сразу обвинение в убийстве, а там посмотрим. Всё. Я кончил.
— Не волнуйся, даже в случае условного приговора ты будешь лишен лицензии, — парировал Крамер. Я лишь усмехнулся.
— Чертов осел! — добавил Стеббинс. Но я и ему ответил усмешкой.
— Уведи его, — проскрежетал Крамер и вышел.
5
Когда человека берут с поличным на месте преступления, как взяли меня, отправить его сразу за решетку довольно трудно, — этому предшествует значительная бюрократическая возня. В случае со мной дело было еще сложнее, так что лишение свободы немного откладывалось. Сначала я долго беседовал с помощником прокурора. Он был вежлив, интеллигентен и даже угостил меня сандвичами. К концу нашей беседы, уже шел десятый час, он совершенно запутался и сидел как истукан в мундире, с прилизанными волосами и бородавкой на щеке. Когда он собирался уходить, я посоветовал ему обратиться к доктору Воллмеру, специалисту по сведению бородавок.
Потом с минуты на минуту я ожидал обещанного визита инспектора Крамера. Естественно, по целому ряду причин я чувствовал себя обиженным, прежде всего из-за того, что меня лишили возможности присутствовать при разговоре Крамера с Вольфом. Их беседы всегда были очень интересны, но эта могла превратиться просто в шедевр, особенно после того как Вольф узнает, что он не только обманут клиентом, но и лишен ассистента, без которого некому будет отвечать на письма.
Дверь наконец открылась, но это был не Крамер, а лейтенант Роуклифф. Вот кого бы я убил не раздумывая. Я мог бы посочувствовать самым отпетым и бесчеловечным убийцам, попадись они ему в лапы. Он сел напротив и произнес со слащавым удовлетворением:
— Ну вот, слава богу, мы и добрались до тебя. В этой манере он провел весь допрос. Я бы с радостью привел стенограмму двухчасового бдения с Роуклиффом, но боюсь, что это будет выглядеть нескромно с моей стороны. У него есть одна особенность — дойдя до определенной стадии раздражения, он начинает заикаться. А поскольку я чувствовал наступление этого состояния за несколько секунд, то начинал заикаться первым. Это дело очень тонкое и требует большой сосредоточенности, но в этот вечер мне на редкость везло. Не знаю, как ему удалось сдержаться и не прикончить меня, наверно только благодаря неуемному тщеславию: он жаждал стать капитаном и опасался Вольфа, который уже мог договориться с комиссаром, а может быть, даже и с мэром.
Крамер так и не появился, от этого я обиделся еще больше. Я знал, что ему удалось встретиться с Вольфом, так как около восьми часов они мне наконец разрешили позвонить, и я услышал холодный, как нос эскимоса, голос:
— Я знаю, где ты. У меня мистер Крамер. Я уже позвонил мистеру Паркеру, но сегодня вряд ли что-нибудь удастся сделать. Ты ел?
— Нет, сэр. Боюсь быть отравленным. Нахожусь на грани голодного обморока.
— Поешь. Мистер Крамер просто умственно отсталый. Попытаюсь внушить ему, что тебя надо выпустить. — И он повесил трубку.
В начале двенадцатого Роуклифф отбыл и меня перевели в камеру. Она ничем не отличалась от помещений подобного назначения, разве что в ней было довольно чисто и сильно пахло дезинфекцией, да и расположена она была удобно, так как ближайшая лампа в коридоре висела шагах в шести от нее и свет через решетку не бил в глаза. К тому же это была одиночка, что было очень приятно. Предоставленный наконец самому себе, без телефонов и прочих помех, я раз делся, аккуратно развесил на стуле свой новый полосатый костюм и, изготовив из рубашки нечто вроде пододеяльника, залез в кровать, чтобы обдумать все возможные неприятности. Но у моей нервной системы были совсем другие планы, и через двадцать секунд я заснул.
Утро началось очень активно: перекличка, путешествие в клозет, завтрак. После чего мне в полной мере было предоставлено насладиться уединением. Мои часы сломались. Я попробовал вести счет времени, наблюдая за секундной стрелкой, но это было малоэффективным. Как бы там ни было, я надеялся, что около полудня меня посетит Роуклифф. Однако этого не произошло, и я начал подозревать, что кто-то, как водится, потерял мои бумаги, а все, естественно, слишком заняты, чтобы остановиться и подумать, что я здесь делаю. Второй завтрак, который я не стану описывать, несколько нарушил однообразие моего существования, но, вернувшись в камеру, я снова оказался один на один со своими часами. По десятому разу я пытался разложить все, что произошло, но в голове была такая путаница, что мне не удавалось продвинуться дальше первого шага, не говоря уже обо всем остальном.
В начале второго дверь открылась, и коридорный, толстый низкорослый парень, у которого было только пол-уха с правой стороны, велел мне выйти. Я с радостью откликнулся на его предложение и, дойдя до лифта, спустился на первый этаж, в административный корпус. Навстречу мне двигалась тощая долговязая фигура с бледным лицом. Это был Генри Джордж Паркер — единственный адвокат, услугами которого пользовался Вольф. Он пожал мне руку и сообщил, что через минуту вытащит меня отсюда.
— Можете не спешить, — холодно сказал я, — если это противоречит интересам дела.
Он рассмеялся, и мы вошли в комнату. Со всеми формальностями, не требовавшими моего присутствия, уже было покончено, и ему действительно потребовалась всего лишь минута. По дороге к такси он объяснил, почему мне пришлось так долго торчать за решеткой. Обвинение в незаконном ношении оружия, естественно, особой опасности не представляло, но против меня были выдвинуты свидетельские показания, подкрепленные материальными уликами. В результате окружной прокурор потребовал залог в пятьдесят тысяч, и так уперся, что единственное, что удалось сделать Паркеру, уломать его на двадцать. Так что от уголовной ответственности я так и не был освобожден. Когда такси пересекало Тридцать четвертую стрит, я с тоской посмотрел на западный берег реки: я не испытывал особых чувств к Нью-Джерси, но сейчас мысль о переезде в другой штат показалась мне привлекательной.
Мы поднялись с Паркером по нашему старому крыльцу, и я достал свой ключ, но 9казалось, что дверь изнутри закрыта на цепочку, — пришлось звонить. Дверь открыл Фритц Бренн, наш домашний эконом. Мы сняли пальто и шляпы.
— Ну как ты, Арчи? — спросил Фритц.
— Плохо. Ты разве не чувствуешь запаха? — лаконично ответил я.
В это время из столовой появился Вольф. Остановившись в дверях, он изучающе посмотрел на меня. Я встретил его взгляд с гордым видом.
— Пойду помоюсь, пока вы кончаете есть.
— Я уже кончил, — мрачно откликнулся он. — А ты ел?
— Да, от голода я не умираю.
— Тогда начнем.
Мы прошли в кабинет, располагавшийся напротив столовой, и он уселся в свое огромное кресло. Паркер опустился в красное кожаное. Я подошел к столу и сказал не агрессивно, но достаточно многозначительно:
— Лучше всего нам начать с конца: когда я должен проститься с вами и могу ли взять с собой револьвер? Я не…
— Заткнись! — рявкнул Вольф.
— Зачем вы меня тогда вытаскивали из-за решетки? Лучше уж я сразу отправлюсь обратно и…
— Сядь! Я сел.
— Я считаю, что ты абсолютно невиновен. Может, тебя можно обвинить в некоторой неосмотрительности, и то на нее были свои причины. — Он взял со стола листок бумаги. — Вчера пришло письмо от миссис Баумгартен. Она просит меня заняться ее племянником, который работает в ее компании. Я бы хотел ответить. Возьми свою записную книжку.
Он говорил решительным тоном, не позволявшим не только вступить в полемику, но даже задать вопрос. Я взял записную книжку и ручку.
— Дорогая миссис Баумгартен, — начал он с такой уверенностью, как будто письмо уже было написано у него в голове. — Благодарю вас за ваше письмо от тринадцатого числа, в котором вы просите о проведении расследования. Абзац. Сожалею о том, что не смогу вам помочь. Вынужден отказаться от вашего предложения в связи с получением уведомления от Центрального бюро расследований Нью-Йорка о закрытии моего частного сыскного агентства и лишении меня лицензии. Искренне ваш.
Паркер что-то воскликнул, но его проигнорировали. Я застыл, но должен признаться, что в той буре чувств, которая охватила меня, присутствовало и вновь вспыхнувшее сожаление о том, что мне не удалось присутствовать при беседе Вольфа с Крамером.
— Сейчас же отпечатай и пошли Фритца отправить. Если с какими-нибудь предложениями будут звонить по телефону, всем отказывать, называя причину. Все разговоры записывать на магнитофон.
— Называя причину, указанную в письме?
— Да.
Я подвинул к себе машинку, вставил два экземпляра и начал печатать. Мне надо было сосредоточиться. О таком повороте дела Крамер не смел и мечтать. Паркер о чем-то спрашивал, Вольф что-то кряхтел ему в ответ. Я закончил письмо, напечатал адрес на конверте, и Вольф подписал его. Я вышел на кухню, попросил Фритца отнести письмо на Восьмую авеню и вернулся в кабинет.
— Так, — произнес Вольф. — Ну, а теперь все с самого начала. Вперед.
Обычно перед тем, как рассказать Вольфу о каком-нибудь деле, каким бы сложным и запутанным оно ни было, я просто погружаюсь в атмосферу происшедшего и благодаря долгому и усердному тренингу без усилий вспоминаю все подробности и детали. Но на этот раз, после столь сильного потрясения, мне нелегко было начать, к тому же требовалось не только вспомнить все, что говорили дословно, но и всю последовательность действий и перемещений участников дела. Только дойдя до момента, когда я открыл окно, я почувствовал прежнюю легкость. Вольф слушал, как всегда не перебивая.
Мой рассказ занял полтора часа, потом последовали вопросы, но их было не очень много. Обычно я оцениваю качество своего рассказа по количеству заданных вопросов. Если судить по этой шкале, мой нынешний заслуживал высшего балла. Вольф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Конечно, это мог сделать любой из них, но я думаю, что это — Ковен, — начал Паркер. — Иначе зачем ему все это вранье? Он ведь понимал, что и вы, и Гудвин можете опровергнуть его. — Паркер хихикнул: — Я знаю вашу манеру информировать своего адвоката только о том, что вы считаете необходимым…
— Чушь. — Вольф открыл глаза. — Очень запутанно, Арчи. Ты уже думал над этим?
— Попробовал. Тут чем больше думаешь, тем больше запутываешься.
— Да. Боюсь, что тебе придется все это напечатать. Завтра к одиннадцати?
— Успею. Сначала только приму ванну. А вообще-то к чему все это? Что мы будем с этим делать без лицензии? Или ее действие приостановлено временно?
Он как будто не расслышал.
— Черт побери, что это за запах?
— Дезинфекция. На случай побега, чтобы ищейки могли взять след. — Я поднялся. — Пойду отмываться.
— Нет. — Он посмотрел на настенные часы — они показывали три сорок пять, оставалось еще пятнадцать минут до того времени, когда он обычно поднимался в оранжерею. — Еще одно дело. Я так понимаю, комиксы с Дэзл Дэном публикует «Газета»?
— Да, сэр.
— Ежедневная и воскресная?
— Да, сэр.
— Мне нужны подшивки за последние три года. Сможешь достать?
— Постараюсь.
— Давай.
— Сейчас?
— Естественно. Хотя подожди — к черту! Сначала инструкции мистеру Паркеру и еще одно поручение тебе. Отошли мистеру Ковену счет на пятьсот долларов за установление местонахождения его револьвера. Он должен получить его сегодня же.
— Дополнительную плату за непредвиденные трудности не включать?
— Нет. Чистых пятьсот долларов. — Вольф повернулся к адвокату: — Мистер Паркер, сколько времени вам потребуется, чтобы возбудить дело о нанесении ущерба и вызвать ответчика повесткой в суд?
— Это как посмотреть, — задумчиво произнес Паркер. Если не встретятся непредсказуемые препятствия и ответчик будет находиться в пределах досягаемости, то это вопрос нескольких часов.
— Завтра к полудню?
— Да, вполне реально.
— Тогда займитесь, пожалуйста. Мистер Ковен, прибегнув к клевете, лишил меня возможности зарабатывать средства на существование. Я требую возмещения ущерба в размере одного миллиона долларов.
— М-м-м-м, — нахмурился Паркер.
— Я хочу извиниться перед вами за свои поспешные выводы, — сказал я. — Я почему-то решил, что вы это всерьез с Крамером. Но раз это специально, я просто болван.
Вольф промычал что-то нечленораздельное.
— В таких делах, — начал Паркер, — лучше всего было бы послать запрос о компенсации, это можно сделать через адвоката.
— Мне наплевать, как будет лучше. Главное, чтобы это было быстро.
— Тогда начинаем действовать. — Паркер никогда не болтал языком, именно поэтому Вольф имел с ним дело. Однако, если мне будет позволено высказать свое мнение… сумма не кажется вам слишком кругленькой? Вы хотите целый миллион?
— Самая обыкновенная сумма. Мои годовой доход, по самым скромным подсчетам, — сто тысяч. За десять лет набегает миллион. Когда лицензия на сыскное бюро теряется при таких обстоятельствах, восстановить ее практически нереально.
— Хорошо. Миллион. Но мне нужен весь фактические материал для формулировки жалобы.
— Вы его уже имеете. Арчи нам все рассказал. Вам этого мало?
— Нет. Вполне достаточно. — Паркер встал. — Тут будет единственная проблема с оповещением ответчика. Дом наверняка нашпигован полицией, и я сомневаюсь, что они кого-нибудь пропустят.
— Арчи пришлет к вам Сауля Панцера. Панцер может пробраться куда угодно и сделает все, что надо. — Вольф категорически махнул рукой. — Мне надо, чтобы это дошло до Ковена. Я хочу заполучить его сюда. Я сегодня уже пять раз пытался дозвониться до него, и все безрезультатно. Если и это не выманит его из норы, я придумаю что-нибудь еще.
— Он поручит дело своему адвокату.
— Тогда придет его адвокат, и, если он не законченный придурок, я заставлю его прислать сюда своего клиента.
Паркер не мешкая вышел, а я сел за машинку, чтобы отпечатать счет на полтыщи, хотя теперь, в свете всего услышанного, это выглядело простым переводом бумаги.
Потом с минуты на минуту я ожидал обещанного визита инспектора Крамера. Естественно, по целому ряду причин я чувствовал себя обиженным, прежде всего из-за того, что меня лишили возможности присутствовать при разговоре Крамера с Вольфом. Их беседы всегда были очень интересны, но эта могла превратиться просто в шедевр, особенно после того как Вольф узнает, что он не только обманут клиентом, но и лишен ассистента, без которого некому будет отвечать на письма.
Дверь наконец открылась, но это был не Крамер, а лейтенант Роуклифф. Вот кого бы я убил не раздумывая. Я мог бы посочувствовать самым отпетым и бесчеловечным убийцам, попадись они ему в лапы. Он сел напротив и произнес со слащавым удовлетворением:
— Ну вот, слава богу, мы и добрались до тебя. В этой манере он провел весь допрос. Я бы с радостью привел стенограмму двухчасового бдения с Роуклиффом, но боюсь, что это будет выглядеть нескромно с моей стороны. У него есть одна особенность — дойдя до определенной стадии раздражения, он начинает заикаться. А поскольку я чувствовал наступление этого состояния за несколько секунд, то начинал заикаться первым. Это дело очень тонкое и требует большой сосредоточенности, но в этот вечер мне на редкость везло. Не знаю, как ему удалось сдержаться и не прикончить меня, наверно только благодаря неуемному тщеславию: он жаждал стать капитаном и опасался Вольфа, который уже мог договориться с комиссаром, а может быть, даже и с мэром.
Крамер так и не появился, от этого я обиделся еще больше. Я знал, что ему удалось встретиться с Вольфом, так как около восьми часов они мне наконец разрешили позвонить, и я услышал холодный, как нос эскимоса, голос:
— Я знаю, где ты. У меня мистер Крамер. Я уже позвонил мистеру Паркеру, но сегодня вряд ли что-нибудь удастся сделать. Ты ел?
— Нет, сэр. Боюсь быть отравленным. Нахожусь на грани голодного обморока.
— Поешь. Мистер Крамер просто умственно отсталый. Попытаюсь внушить ему, что тебя надо выпустить. — И он повесил трубку.
В начале двенадцатого Роуклифф отбыл и меня перевели в камеру. Она ничем не отличалась от помещений подобного назначения, разве что в ней было довольно чисто и сильно пахло дезинфекцией, да и расположена она была удобно, так как ближайшая лампа в коридоре висела шагах в шести от нее и свет через решетку не бил в глаза. К тому же это была одиночка, что было очень приятно. Предоставленный наконец самому себе, без телефонов и прочих помех, я раз делся, аккуратно развесил на стуле свой новый полосатый костюм и, изготовив из рубашки нечто вроде пододеяльника, залез в кровать, чтобы обдумать все возможные неприятности. Но у моей нервной системы были совсем другие планы, и через двадцать секунд я заснул.
Утро началось очень активно: перекличка, путешествие в клозет, завтрак. После чего мне в полной мере было предоставлено насладиться уединением. Мои часы сломались. Я попробовал вести счет времени, наблюдая за секундной стрелкой, но это было малоэффективным. Как бы там ни было, я надеялся, что около полудня меня посетит Роуклифф. Однако этого не произошло, и я начал подозревать, что кто-то, как водится, потерял мои бумаги, а все, естественно, слишком заняты, чтобы остановиться и подумать, что я здесь делаю. Второй завтрак, который я не стану описывать, несколько нарушил однообразие моего существования, но, вернувшись в камеру, я снова оказался один на один со своими часами. По десятому разу я пытался разложить все, что произошло, но в голове была такая путаница, что мне не удавалось продвинуться дальше первого шага, не говоря уже обо всем остальном.
В начале второго дверь открылась, и коридорный, толстый низкорослый парень, у которого было только пол-уха с правой стороны, велел мне выйти. Я с радостью откликнулся на его предложение и, дойдя до лифта, спустился на первый этаж, в административный корпус. Навстречу мне двигалась тощая долговязая фигура с бледным лицом. Это был Генри Джордж Паркер — единственный адвокат, услугами которого пользовался Вольф. Он пожал мне руку и сообщил, что через минуту вытащит меня отсюда.
— Можете не спешить, — холодно сказал я, — если это противоречит интересам дела.
Он рассмеялся, и мы вошли в комнату. Со всеми формальностями, не требовавшими моего присутствия, уже было покончено, и ему действительно потребовалась всего лишь минута. По дороге к такси он объяснил, почему мне пришлось так долго торчать за решеткой. Обвинение в незаконном ношении оружия, естественно, особой опасности не представляло, но против меня были выдвинуты свидетельские показания, подкрепленные материальными уликами. В результате окружной прокурор потребовал залог в пятьдесят тысяч, и так уперся, что единственное, что удалось сделать Паркеру, уломать его на двадцать. Так что от уголовной ответственности я так и не был освобожден. Когда такси пересекало Тридцать четвертую стрит, я с тоской посмотрел на западный берег реки: я не испытывал особых чувств к Нью-Джерси, но сейчас мысль о переезде в другой штат показалась мне привлекательной.
Мы поднялись с Паркером по нашему старому крыльцу, и я достал свой ключ, но 9казалось, что дверь изнутри закрыта на цепочку, — пришлось звонить. Дверь открыл Фритц Бренн, наш домашний эконом. Мы сняли пальто и шляпы.
— Ну как ты, Арчи? — спросил Фритц.
— Плохо. Ты разве не чувствуешь запаха? — лаконично ответил я.
В это время из столовой появился Вольф. Остановившись в дверях, он изучающе посмотрел на меня. Я встретил его взгляд с гордым видом.
— Пойду помоюсь, пока вы кончаете есть.
— Я уже кончил, — мрачно откликнулся он. — А ты ел?
— Да, от голода я не умираю.
— Тогда начнем.
Мы прошли в кабинет, располагавшийся напротив столовой, и он уселся в свое огромное кресло. Паркер опустился в красное кожаное. Я подошел к столу и сказал не агрессивно, но достаточно многозначительно:
— Лучше всего нам начать с конца: когда я должен проститься с вами и могу ли взять с собой револьвер? Я не…
— Заткнись! — рявкнул Вольф.
— Зачем вы меня тогда вытаскивали из-за решетки? Лучше уж я сразу отправлюсь обратно и…
— Сядь! Я сел.
— Я считаю, что ты абсолютно невиновен. Может, тебя можно обвинить в некоторой неосмотрительности, и то на нее были свои причины. — Он взял со стола листок бумаги. — Вчера пришло письмо от миссис Баумгартен. Она просит меня заняться ее племянником, который работает в ее компании. Я бы хотел ответить. Возьми свою записную книжку.
Он говорил решительным тоном, не позволявшим не только вступить в полемику, но даже задать вопрос. Я взял записную книжку и ручку.
— Дорогая миссис Баумгартен, — начал он с такой уверенностью, как будто письмо уже было написано у него в голове. — Благодарю вас за ваше письмо от тринадцатого числа, в котором вы просите о проведении расследования. Абзац. Сожалею о том, что не смогу вам помочь. Вынужден отказаться от вашего предложения в связи с получением уведомления от Центрального бюро расследований Нью-Йорка о закрытии моего частного сыскного агентства и лишении меня лицензии. Искренне ваш.
Паркер что-то воскликнул, но его проигнорировали. Я застыл, но должен признаться, что в той буре чувств, которая охватила меня, присутствовало и вновь вспыхнувшее сожаление о том, что мне не удалось присутствовать при беседе Вольфа с Крамером.
— Сейчас же отпечатай и пошли Фритца отправить. Если с какими-нибудь предложениями будут звонить по телефону, всем отказывать, называя причину. Все разговоры записывать на магнитофон.
— Называя причину, указанную в письме?
— Да.
Я подвинул к себе машинку, вставил два экземпляра и начал печатать. Мне надо было сосредоточиться. О таком повороте дела Крамер не смел и мечтать. Паркер о чем-то спрашивал, Вольф что-то кряхтел ему в ответ. Я закончил письмо, напечатал адрес на конверте, и Вольф подписал его. Я вышел на кухню, попросил Фритца отнести письмо на Восьмую авеню и вернулся в кабинет.
— Так, — произнес Вольф. — Ну, а теперь все с самого начала. Вперед.
Обычно перед тем, как рассказать Вольфу о каком-нибудь деле, каким бы сложным и запутанным оно ни было, я просто погружаюсь в атмосферу происшедшего и благодаря долгому и усердному тренингу без усилий вспоминаю все подробности и детали. Но на этот раз, после столь сильного потрясения, мне нелегко было начать, к тому же требовалось не только вспомнить все, что говорили дословно, но и всю последовательность действий и перемещений участников дела. Только дойдя до момента, когда я открыл окно, я почувствовал прежнюю легкость. Вольф слушал, как всегда не перебивая.
Мой рассказ занял полтора часа, потом последовали вопросы, но их было не очень много. Обычно я оцениваю качество своего рассказа по количеству заданных вопросов. Если судить по этой шкале, мой нынешний заслуживал высшего балла. Вольф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Конечно, это мог сделать любой из них, но я думаю, что это — Ковен, — начал Паркер. — Иначе зачем ему все это вранье? Он ведь понимал, что и вы, и Гудвин можете опровергнуть его. — Паркер хихикнул: — Я знаю вашу манеру информировать своего адвоката только о том, что вы считаете необходимым…
— Чушь. — Вольф открыл глаза. — Очень запутанно, Арчи. Ты уже думал над этим?
— Попробовал. Тут чем больше думаешь, тем больше запутываешься.
— Да. Боюсь, что тебе придется все это напечатать. Завтра к одиннадцати?
— Успею. Сначала только приму ванну. А вообще-то к чему все это? Что мы будем с этим делать без лицензии? Или ее действие приостановлено временно?
Он как будто не расслышал.
— Черт побери, что это за запах?
— Дезинфекция. На случай побега, чтобы ищейки могли взять след. — Я поднялся. — Пойду отмываться.
— Нет. — Он посмотрел на настенные часы — они показывали три сорок пять, оставалось еще пятнадцать минут до того времени, когда он обычно поднимался в оранжерею. — Еще одно дело. Я так понимаю, комиксы с Дэзл Дэном публикует «Газета»?
— Да, сэр.
— Ежедневная и воскресная?
— Да, сэр.
— Мне нужны подшивки за последние три года. Сможешь достать?
— Постараюсь.
— Давай.
— Сейчас?
— Естественно. Хотя подожди — к черту! Сначала инструкции мистеру Паркеру и еще одно поручение тебе. Отошли мистеру Ковену счет на пятьсот долларов за установление местонахождения его револьвера. Он должен получить его сегодня же.
— Дополнительную плату за непредвиденные трудности не включать?
— Нет. Чистых пятьсот долларов. — Вольф повернулся к адвокату: — Мистер Паркер, сколько времени вам потребуется, чтобы возбудить дело о нанесении ущерба и вызвать ответчика повесткой в суд?
— Это как посмотреть, — задумчиво произнес Паркер. Если не встретятся непредсказуемые препятствия и ответчик будет находиться в пределах досягаемости, то это вопрос нескольких часов.
— Завтра к полудню?
— Да, вполне реально.
— Тогда займитесь, пожалуйста. Мистер Ковен, прибегнув к клевете, лишил меня возможности зарабатывать средства на существование. Я требую возмещения ущерба в размере одного миллиона долларов.
— М-м-м-м, — нахмурился Паркер.
— Я хочу извиниться перед вами за свои поспешные выводы, — сказал я. — Я почему-то решил, что вы это всерьез с Крамером. Но раз это специально, я просто болван.
Вольф промычал что-то нечленораздельное.
— В таких делах, — начал Паркер, — лучше всего было бы послать запрос о компенсации, это можно сделать через адвоката.
— Мне наплевать, как будет лучше. Главное, чтобы это было быстро.
— Тогда начинаем действовать. — Паркер никогда не болтал языком, именно поэтому Вольф имел с ним дело. Однако, если мне будет позволено высказать свое мнение… сумма не кажется вам слишком кругленькой? Вы хотите целый миллион?
— Самая обыкновенная сумма. Мои годовой доход, по самым скромным подсчетам, — сто тысяч. За десять лет набегает миллион. Когда лицензия на сыскное бюро теряется при таких обстоятельствах, восстановить ее практически нереально.
— Хорошо. Миллион. Но мне нужен весь фактические материал для формулировки жалобы.
— Вы его уже имеете. Арчи нам все рассказал. Вам этого мало?
— Нет. Вполне достаточно. — Паркер встал. — Тут будет единственная проблема с оповещением ответчика. Дом наверняка нашпигован полицией, и я сомневаюсь, что они кого-нибудь пропустят.
— Арчи пришлет к вам Сауля Панцера. Панцер может пробраться куда угодно и сделает все, что надо. — Вольф категорически махнул рукой. — Мне надо, чтобы это дошло до Ковена. Я хочу заполучить его сюда. Я сегодня уже пять раз пытался дозвониться до него, и все безрезультатно. Если и это не выманит его из норы, я придумаю что-нибудь еще.
— Он поручит дело своему адвокату.
— Тогда придет его адвокат, и, если он не законченный придурок, я заставлю его прислать сюда своего клиента.
Паркер не мешкая вышел, а я сел за машинку, чтобы отпечатать счет на полтыщи, хотя теперь, в свете всего услышанного, это выглядело простым переводом бумаги.
6
К полуночи наш офис представлял собой еще то зрелище. У нас часто бывали бардаки, как-то несколько дней на полу лежал труп задушенной Цинтии Браун с вывалившимся языком, но на этот раз это было нечто новенькое. Весь дом был завален Дэзл Дэнами, как цветными, так и черно-белыми. В связи с недостатком рабочей силы и моей прикованностью к машинке, пришлось привлечь к делу Фритца и Теодора. Они вырывали страницы и раскладывали их для Вольфа в хронологическом порядке. С его разрешения я подкупил Лона Коэна из «Газеты», пообещав ему исключительные права на публикацию материалов по нашему делу, в благодарность за что он предоставил полную подшивку Дэзл Дэна за прошедшие три года. Естественно, он настоял на некоторых подробностях.
— Ничего особенного, — сообщил я ему по телефону. — Просто Неро Вольф оставляет свою сыскную практику в связи с тем, что инспектор Крамер лишил его лицензии.
— Это что, шутка? — поинтересовался Лон.
— Это не шутка, а суровая правда.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что ты можешь опубликовать это сообщение, использовав исключительные права, предоставленные нами твоей «Газете». Не думаю, что Крамер поставил об этом в известность прессу.
— А об убийстве Гетца?
— Всего лишь несколько абзацев. Подробности мы еще не можем сообщить даже тебе. Меня выпустили под залог.
— Это я знаю. Ну и дела. Мы постараемся прислать вам все как можно скорее.
Он повесил трубку, не предприняв никаких попыток выудить из меня дополнительную информацию. Естественно, предполагалось, что он пришлет Дэзл Дэна с репортером. Через два часа так и произошло. Вольф только что спустился из своей оранжереи. Впрочем, репортером оказался сам Лон Коэн. Я провел его в кабинет, он плюхнул на пол около моего стола огромную картонную коробку, снял пальто и демонстративно положил его сверху, давая понять, что Дэзл Дэн пока еще остается его собственностью.
— Так-с, за дело. Что сказал Вольф, и что ему ответил Крамер? Еще мне нужна фотография Вольфа, рассматривающего Дэзл Дэна…
Я учтиво подтолкнул его к креслу и изложил вес, чем мы готовы были поделиться. Естественно, этого ему было недостаточно, — а когда вообще репортеры бывают довольны? Он выпалил еще около дюжины вопросов, и я даже ответил на пару из них, после чего дал понять, что больше он не услышит ни слова. Сделка была заключена, он закрыл блокнот, встал и взял свое пальто.
Но тут появился Вольф.
— Если вы не спешите, мистер Коэн… — пробормотал он, входя.
Лон выронил пальто и сел.
— Что вы, мистер Вольф, мне еще девятнадцать лет до пенсии.
— Так долго я вас не задержу, — вздохнул Вольф. — Как вам известно, я больше не сыщик. Однако я продолжаю относиться к классу приматов, а потому страдаю любопытством. А пресса должна удовлетворять любопытство обывателя. Скажите, кто убил Гетца?
У Лона глаза полезли на лоб.
— Арчи Гудвин? Это ведь был его револьвер…
— Ерунда. Я серьезно спрашиваю. Из-за злостной клеветы мистера Ковена я лишен привычных средств информации. Я…
— Я могу опубликовать это заявление?
— Нет. Это не для печати. Я же, в свою очередь, обещаю, что не буду разглашать ничего из сказанного вами. Будем рассматривать это как частный разговор. Мне очень интересно, что думают ваши коллеги. Кто убил мистера Гетца? Мисс Лоуэлл? Если да, то почему?
Лон оттянул нижнюю губу, потом отпустил ее.
— Вы имеете в виду, какие бродят версии?
— Да.
— Ну это отдельный разговор.
— Я не возражаю. — Однако похоже было, что Вольф не испытывал радости по этому поводу.
— Очень хорошо. Что касается мисс Лоуэлл, то этот вариант не исключен. Говорят, что Гетцу стало известно, что она переводила на свое имя отчисления продуктовых фирм, использовавших в своей торговой рекламе Дэзл Дэна, и он собирался предъявить ей обвинение. Для нее это должно было составить кругленькую сумму.
— Имена, числа?
— Не знаю. По крайней мере, я. По крайней мере, сейчас.
— Свидетели?
— Не встречал. Вольф запыхтел.
— Мистер Хильдебранд. Если да, то почему?
— С этим проще и печальнее. Он сам рассказывал об этом друзьям. Он восемь лет работал на Ковена, а неделю назад ему сообщили, что в конце месяца он получит расчет.
Он считал, что его увольняют из-за Гетца. В его возрасте найти приличную работу довольно трудно. Вольф кивнул.
— Мистер Жордан? Лон занервничал:
— Этот сюжет мне не нравится. Впрочем, другие ведь говорят, почему бы и нам не обсудить? Говорят, у Жордана есть несколько картин в современном стиле и он дважды пытался их выставить в двух разных галереях. Оба раза Гетц каким-то образом добился их снятия. Это информация проверенная. Единственное, что неясно, зачем это нужно было Гетцу?
— Спасибо, я подумаю над этим. Может быть, мистеру Гетцу просто не нравились его картины. Мистер Ковен? Лон неопределенно покрутил рукой.
— Вот это самый интересный вопрос. Несомненно, Гетц попросту доил его и распоряжался всем делом. Но никто не знает, как это ему удавалось. Вероятно, он что-то знал о Ковене, и что-то немаловажное. Это останется между нами?
— Да.
— Сегодня нам стало кое-что известно. Правда, это еще надо проверить. Дом на Семьдесят шестой стрит записан на имя Гетца.
— Что вы говорите? — Вольф прикрыл глаза. — Миссис Ковен?
Лон покрутил другой рукой.
— Где муж, там и жена, не так ли?
— Может быть. Муж и жена — одна сатана. Лон вскинул подбородок.
— Это я опубликую. Можно?
— Это уже было опубликовано триста лет назад. И сказал это Бен Джонсон. — Вольф вздохнул. — Будь все проклято! Интересно, что я могу сделать, располагая только этими газетными вырезками? Вам все это надо вернуть?
Лон, сказал, что желательно, и добавил, что был бы счастлив продолжить этот частный разговор в интересах выяснения истины и благополучия общества. Однако, вероятно, его придется отложить, так как необходимый для работы материал уже предоставлен Вольфу. Проводив Лона, я отправился к себе в комнату и наконец-то посвятил час исключительно личному туалету. Я принял душ и уже начал выбирать себе свежую рубашку, когда раздался телефонный звонок. Звонил Сауль Панцер, он получил мою записку. Я рассказал все, что могло облегчить его задачу, и велел связаться утром с Паркером.
Вечером, после обеда, мы все собрались в кабинете. Фритц и Теодор разворачивали номера «Газеты», находили нужную страницу и вырезали, отбрасывая остальное. Я стучал на машинке со скоростью три страницы в час. Вольф сидел за столом, методично изучая комиксы. Было уже далеко за полночь, когда он откинулся на спинку кресла, потянулся и встал, потирая глаза.
— Пора спать. От этого бреда у меня начинается несварение желудка. Спокойной ночи.
Похоже, в среду утром Вольф задался целью победить Дэзл Дэна. Обычно он завтракал у себя в восемь с утренними газетами, затем брился, одевался и с девяти до одиннадцати проводил время в своей оранжерее. Раньше одиннадцати он никогда не появлялся в кабинете, а совмещать сыскную работу с выращиванием растений было строго запрещено. Но в среду Вольф сломался. Пока я вместе с Фритцем наслаждался на кухне оладьями, сосисками и медом, обильно запивая все это кофе и просматривая репортаж Лона об отстранении Вольфа от дела, он прокрался в кабинет и похитил пачку Дэзл Дэнов. Это было легко установить, так как перед завтраком я заходил в кабинет навести там некоторый порядок. А уж с чем, с чем, а с наблюдательностью у меня все в порядке. Вернувшись после завтрака, я обнаружил, что половина Дэзл Дэнов исчезла. Насколько я помню, такого с ним не случалось. Но я одобрил его рвение, и не только не предпринял попытку поймать его в оранжерее за грубым нарушением режима, но и потрудился выйти, чтобы дать ему возможность незаметно вернуть пачку на место.
— Ничего особенного, — сообщил я ему по телефону. — Просто Неро Вольф оставляет свою сыскную практику в связи с тем, что инспектор Крамер лишил его лицензии.
— Это что, шутка? — поинтересовался Лон.
— Это не шутка, а суровая правда.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что ты можешь опубликовать это сообщение, использовав исключительные права, предоставленные нами твоей «Газете». Не думаю, что Крамер поставил об этом в известность прессу.
— А об убийстве Гетца?
— Всего лишь несколько абзацев. Подробности мы еще не можем сообщить даже тебе. Меня выпустили под залог.
— Это я знаю. Ну и дела. Мы постараемся прислать вам все как можно скорее.
Он повесил трубку, не предприняв никаких попыток выудить из меня дополнительную информацию. Естественно, предполагалось, что он пришлет Дэзл Дэна с репортером. Через два часа так и произошло. Вольф только что спустился из своей оранжереи. Впрочем, репортером оказался сам Лон Коэн. Я провел его в кабинет, он плюхнул на пол около моего стола огромную картонную коробку, снял пальто и демонстративно положил его сверху, давая понять, что Дэзл Дэн пока еще остается его собственностью.
— Так-с, за дело. Что сказал Вольф, и что ему ответил Крамер? Еще мне нужна фотография Вольфа, рассматривающего Дэзл Дэна…
Я учтиво подтолкнул его к креслу и изложил вес, чем мы готовы были поделиться. Естественно, этого ему было недостаточно, — а когда вообще репортеры бывают довольны? Он выпалил еще около дюжины вопросов, и я даже ответил на пару из них, после чего дал понять, что больше он не услышит ни слова. Сделка была заключена, он закрыл блокнот, встал и взял свое пальто.
Но тут появился Вольф.
— Если вы не спешите, мистер Коэн… — пробормотал он, входя.
Лон выронил пальто и сел.
— Что вы, мистер Вольф, мне еще девятнадцать лет до пенсии.
— Так долго я вас не задержу, — вздохнул Вольф. — Как вам известно, я больше не сыщик. Однако я продолжаю относиться к классу приматов, а потому страдаю любопытством. А пресса должна удовлетворять любопытство обывателя. Скажите, кто убил Гетца?
У Лона глаза полезли на лоб.
— Арчи Гудвин? Это ведь был его револьвер…
— Ерунда. Я серьезно спрашиваю. Из-за злостной клеветы мистера Ковена я лишен привычных средств информации. Я…
— Я могу опубликовать это заявление?
— Нет. Это не для печати. Я же, в свою очередь, обещаю, что не буду разглашать ничего из сказанного вами. Будем рассматривать это как частный разговор. Мне очень интересно, что думают ваши коллеги. Кто убил мистера Гетца? Мисс Лоуэлл? Если да, то почему?
Лон оттянул нижнюю губу, потом отпустил ее.
— Вы имеете в виду, какие бродят версии?
— Да.
— Ну это отдельный разговор.
— Я не возражаю. — Однако похоже было, что Вольф не испытывал радости по этому поводу.
— Очень хорошо. Что касается мисс Лоуэлл, то этот вариант не исключен. Говорят, что Гетцу стало известно, что она переводила на свое имя отчисления продуктовых фирм, использовавших в своей торговой рекламе Дэзл Дэна, и он собирался предъявить ей обвинение. Для нее это должно было составить кругленькую сумму.
— Имена, числа?
— Не знаю. По крайней мере, я. По крайней мере, сейчас.
— Свидетели?
— Не встречал. Вольф запыхтел.
— Мистер Хильдебранд. Если да, то почему?
— С этим проще и печальнее. Он сам рассказывал об этом друзьям. Он восемь лет работал на Ковена, а неделю назад ему сообщили, что в конце месяца он получит расчет.
Он считал, что его увольняют из-за Гетца. В его возрасте найти приличную работу довольно трудно. Вольф кивнул.
— Мистер Жордан? Лон занервничал:
— Этот сюжет мне не нравится. Впрочем, другие ведь говорят, почему бы и нам не обсудить? Говорят, у Жордана есть несколько картин в современном стиле и он дважды пытался их выставить в двух разных галереях. Оба раза Гетц каким-то образом добился их снятия. Это информация проверенная. Единственное, что неясно, зачем это нужно было Гетцу?
— Спасибо, я подумаю над этим. Может быть, мистеру Гетцу просто не нравились его картины. Мистер Ковен? Лон неопределенно покрутил рукой.
— Вот это самый интересный вопрос. Несомненно, Гетц попросту доил его и распоряжался всем делом. Но никто не знает, как это ему удавалось. Вероятно, он что-то знал о Ковене, и что-то немаловажное. Это останется между нами?
— Да.
— Сегодня нам стало кое-что известно. Правда, это еще надо проверить. Дом на Семьдесят шестой стрит записан на имя Гетца.
— Что вы говорите? — Вольф прикрыл глаза. — Миссис Ковен?
Лон покрутил другой рукой.
— Где муж, там и жена, не так ли?
— Может быть. Муж и жена — одна сатана. Лон вскинул подбородок.
— Это я опубликую. Можно?
— Это уже было опубликовано триста лет назад. И сказал это Бен Джонсон. — Вольф вздохнул. — Будь все проклято! Интересно, что я могу сделать, располагая только этими газетными вырезками? Вам все это надо вернуть?
Лон, сказал, что желательно, и добавил, что был бы счастлив продолжить этот частный разговор в интересах выяснения истины и благополучия общества. Однако, вероятно, его придется отложить, так как необходимый для работы материал уже предоставлен Вольфу. Проводив Лона, я отправился к себе в комнату и наконец-то посвятил час исключительно личному туалету. Я принял душ и уже начал выбирать себе свежую рубашку, когда раздался телефонный звонок. Звонил Сауль Панцер, он получил мою записку. Я рассказал все, что могло облегчить его задачу, и велел связаться утром с Паркером.
Вечером, после обеда, мы все собрались в кабинете. Фритц и Теодор разворачивали номера «Газеты», находили нужную страницу и вырезали, отбрасывая остальное. Я стучал на машинке со скоростью три страницы в час. Вольф сидел за столом, методично изучая комиксы. Было уже далеко за полночь, когда он откинулся на спинку кресла, потянулся и встал, потирая глаза.
— Пора спать. От этого бреда у меня начинается несварение желудка. Спокойной ночи.
Похоже, в среду утром Вольф задался целью победить Дэзл Дэна. Обычно он завтракал у себя в восемь с утренними газетами, затем брился, одевался и с девяти до одиннадцати проводил время в своей оранжерее. Раньше одиннадцати он никогда не появлялся в кабинете, а совмещать сыскную работу с выращиванием растений было строго запрещено. Но в среду Вольф сломался. Пока я вместе с Фритцем наслаждался на кухне оладьями, сосисками и медом, обильно запивая все это кофе и просматривая репортаж Лона об отстранении Вольфа от дела, он прокрался в кабинет и похитил пачку Дэзл Дэнов. Это было легко установить, так как перед завтраком я заходил в кабинет навести там некоторый порядок. А уж с чем, с чем, а с наблюдательностью у меня все в порядке. Вернувшись после завтрака, я обнаружил, что половина Дэзл Дэнов исчезла. Насколько я помню, такого с ним не случалось. Но я одобрил его рвение, и не только не предпринял попытку поймать его в оранжерее за грубым нарушением режима, но и потрудился выйти, чтобы дать ему возможность незаметно вернуть пачку на место.