Страница:
— Это я настоял на этом, — важно сказал Руперт Толстый. — Майон имел право получить деньги немедленно, а не в отдаленном будущем. Платить, не договорившись об общей сумме ущерба, они отказались, поэтому я хотел убедиться, что сумма ущерба будет названа правильно. Не забывайте, в тот момент Майон не мог еще спеть ни ноты!
— Более того, даже пианиссимо он смог бы брать не раньше, чем через два месяца, — поддержал Ллойд.
— Уж не намекаете ли вы, что мы высказались против привлечения второго специалиста? — вмешался судья Арнольд. — В таком случае я протестую…
— Именно так вы и сделали! — взвизгнул Гроув.
— Ничего подобного! — рявкнул Джиффорд Джеймс. — Мы просто…
Все трое сцепились, рыча и шипя. На мой взгляд, им следовало бы поберечь энергию для решения куда более важного вопроса: получит ли что-нибудь миссис Майон, и если да, то сколько. Но младенцы не унимались. Вулф терпеливо позволил им прийти к тому, к чему они шли, то есть ни к чему, и пригласил к разговору новое лицо. Он повернулся к Адели и сказал:
— Мисс Босли, мы еще не слышали вашего мнения. На чьей вы были стороне?
— Более того, даже пианиссимо он смог бы брать не раньше, чем через два месяца, — поддержал Ллойд.
— Уж не намекаете ли вы, что мы высказались против привлечения второго специалиста? — вмешался судья Арнольд. — В таком случае я протестую…
— Именно так вы и сделали! — взвизгнул Гроув.
— Ничего подобного! — рявкнул Джиффорд Джеймс. — Мы просто…
Все трое сцепились, рыча и шипя. На мой взгляд, им следовало бы поберечь энергию для решения куда более важного вопроса: получит ли что-нибудь миссис Майон, и если да, то сколько. Но младенцы не унимались. Вулф терпеливо позволил им прийти к тому, к чему они шли, то есть ни к чему, и пригласил к разговору новое лицо. Он повернулся к Адели и сказал:
— Мисс Босли, мы еще не слышали вашего мнения. На чьей вы были стороне?
4
Все это время Адель Босли сидела с чрезвычайно умным видом и слушала, потягивая уже второй ромовый «коллинз»[2]. Хотя на дворе стояла середина августа, у нее, единственной из всех, был хороший загар. Она покивала головой.
— Я не была ни на чьей стороне, мистер Вулф. Я только представляла интересы своей организации, Метрополитен Опера Ассосиэйшн. Естественно, мне хотелось, чтобы дело уладилось в частном порядке, без скандала. Но никакого личного мнения по обсуждавшемуся вопросу я не имела.
— И не высказывали?
— Нет. Я лишь убеждала стороны договориться.
— Как благородно! — вставила Клара Джеймс с ухмылкой. — Между прочим, могла бы и помочь отцу, ведь именно благодаря ему ты получила эту работу. Или ты…
— Успокойся, Клара! — властно приказал Джеймс.
Ни дочь все же закончила:
— Или ты считаешь, что уже расплатилась сполна?
Я оторопел. Судья Арнольд болезненно поморщился. Руперт Толстый хихикнул. Доктор Ллойд отхлебнул глоток «бурбона» с мятной водой.
Вероятно, по причине симпатии, которую питал к Адели, в глубине души я надеялся, что она как-то ответит гибкой и глазастой мисс Джеймс, но она лишь воззвала к ее отцу:
— Ты способен приструнить отпрыска, Джиф? — И, не дожидаясь ответа, повернулась к Вулфу. — Мисс Джеймс любит давать волю воображению. Но то, на что она намекает, нигде не зафиксировано. Никем.
Вулф кивнул.
— В любом случае, к делу это отношения не имеет. — Он скорчил гримасу. — Итак, вернемся к нашей проблеме. Во сколько закончилась встреча?
— Мистер Джеймс и судья Арнольд ушли первыми в половине пятого. Затем — доктор Ллойд. Я немного задержалась с Майоном и мистером Гроувом, а потом тоже ушла.
— Куда вы направились?
— В свой офис, на Бродвей.
— И сколько вы там пробыли?
Вопрос удивил ее.
— Даже не знаю… Хотя, нет, вспомнила. До начала восьмого. У меня оставались кое-какие дела, и надо было напечатать конфиденциальный отчет о встрече у Майона.
— Видели ли вы Майона еще раз до его смерти? Или, может, звонили ему!
— Видела ли? — Она удивилась еще Больше. — Каким образом! Разве вы не знаете, что в семь его уже нашли мертвым! А я покинула офис позже.
— И вы не звонили ему между половиной пятого и семью?
— Нет. — Адель была в недоумении и слегка раздражена.
Меня поразило, как спокойно Вулф ступал на тонкий лед, крайне близко подходя к запрещенной теме убийства.
— Не понимаю, к чему вы клоните, — добавила Адель.
— И я тоже не понимаю, — поддержал судья Арнольд. — Впрочем, возможно, у вас уже стало привычкой спрашивать людей, где они были в момент насильственной смерти. — Он ехидно улыбнулся. — Почему бы тогда не допросить остальных?
— Это как раз то, что я собираюсь сделать, — невозмутимо сказал Вулф. — Я хотел бы знать, почему Майон решил покончить с собой, так как данный факт может повлиять на то заключение, которое я представлю его вдове. Насколько я помню, двое или трое из вас отметили, что к концу встречи Майон выглядел очень усталым, но не сердитым и не унылым. Я не сомневаюсь, что он совершил самоубийство. Полицию в таких вещах вокруг пальца не обведешь. Но возникает вопрос — почему?
— Вам едва ли удастся понять, что ощущает певец, особенно такой великий артист, каким был Майон, когда не мажет издать ни единого звука, когда он даже говорить способен только вполголоса или шепотом, — произнесла Адель Босли. — Это ужасно!
— Вы ведь никогда не были с ним знакомы, — подхватил Руперт Гроув. — Однажды на репетиции я видел, как он пел, словно ангел, а потом выбежал из зала в слезах, потому что решил, будто смазал конец. Еще секунду назад он был на небесах — и вот уже грянулся об землю.
Вулф засопел.
— Тем не менее, — произнес он, — все, что было сказано мистеру Майону кем-либо в течение двух часов, предшествовавших его самоубийству, имеет прямое отношение к проводимому мной по поручению миссис Майон расследованию. Я хочу знать, где каждый из вас находился и что делал в тот день с момента окончания встречи и до семи часов.
— Боже мой! — Судья Арнольд простер руки к небу и опустил их. — Ну да ладно, время позднее. Как вам сказала мисс Босли, я и мой клиент ушли от Майона вместе. Мы отправились с бар «Черчилль», где пили и разговаривали. Несколько позже к вам присоединилась мисс Джеймс. Она провела с нами столько, сколько потребовалось, чтобы выпить коктейль, то есть около получаса, и ушла. Мы с мистером Джеймсом расстались после семи. За все это время ни одни из нас не связывался с Майоном ни лично, ни через кого-то. Полагаю, я дал исчерпывающий ответ на ваш вопрос?
— Спасибо, — вежливо произнес Вулф. — Мистер Джеймс, вы, конечно, подтверждаете слова мистера Арнольда?
— Да, — сердито ответил баритон. — Чепуха какая-то.
— И впрямь чепуха, — согласился Вулф. — Доктор Ллойд, теперь ваша очередь, если не возражаете.
Конечно же, он не возражал, потому что изрядно разомлел от четырех порций нашего лучшего «бурбона».
— К вашим услугам, — с готовностью отозвался он. — Итак, я навестил пятерых пациентов: двоих на Пятой авеню, одного в районе шестидесятых улиц и двоих в больнице. Я вернулся домой вскоре после шести и едва закончил одеваться, приняв ванну, когда мне позвонил Фред Вепплер и сообщил о том, что случилось с Майоном. Я тут же пришел.
— Вы не видели Майона и не звонили ему?
— После окончания встречи — нет. Хотя, возможно, это было ошибкой… Впрочем, кто б мог подумать, ведь я не психиатр…
— Он обладал переменчивым характером?
— Да. — Ллойд пожевал губами. — Хотя это, конечно, не медицинский термин.
— Разумеется, — согласился Вулф. — Мистер Гроув, мне незачем спрашивать вас, звонили ли вы Майону, поскольку в материалах следствия зафиксировано, что звонили. Кажется, около пяти?
Руперт Толстый вновь склонил голову набок. Определенно, это была его любимая поза для беседы.
— После пяти, — поправил он Вулфа. — Ближе к четверти шестого.
— Откуда вы звонили?
— Из Гарвардского клуба.
Черт возьми, подумал я, и кого только не заносит в Гарвардский клуб!
— О чем шла речь?
— Да, по сути, ни о чем. — Гроув скривил губы. — Вообще, это не вашего ума дело, но раз остальные согласились отвечать, я последую их примеру. Я забыл спросить его, согласен ли он уплатить тысячу долларов за одну вещицу, а агентство требовало ответ. Мы разговаривали меньше пяти минут. Сперва он отказался, но потом передумал. Вот и все.
— Был ли его голос похож на голос человека, готовящегося свести счеты с жизнью?
— Ничуть. Он показался мне несколько хмурым, но это было естественно в его состоянии.
— Что вы делали после того, как позвонили Майону?
— Сидел в клубе. Не успел я закончить ужин, как пришло известие, что Майон покончил с собой. Мои мороженое и кофе так и остались нетронутыми.
— Очень жаль. Звоня Майону, вы не пробовали еще раз уговорить его оставить свои претензии к мистеру Джеймсу?
— Что?! — Гроув вскинул голову прямо.
— Вы же слышали меня, — грубовато произнес Вулф. — К чему ломать комедию? Нанимая меня, миссис Майон, естественно, все мне рассказала. Вы с самого начала были против затеи Майона и пытались его отговаривать. Вы утверждали, что могут пойти слухи, что игра не стоит свеч. Тогда он потребовал, чтобы вы поддержали его, пригрозив в противном случае расторгнуть с вами контракт. Разве не так было дело?
— Нет! — Черные глаза Гроува сверкнули. — Я просто высказал ему свое мнение. Когда он принялся настаивать, я уступил. — Его голос поднялся еще выше, хотя это казалось невозможным. — У меня и в мыслях не было его отговаривать!
— Понятно, — сказал Вулф. — А что вы думаете относительно финансовых претензий миссис Майон?
— У нее едва ли есть основания что-то требовать. На месте Джеймса я не заплатил бы ей ни цента.
Вулф кивнул.
— Вам она не нравится, верно?
— Честно говоря, да. И никогда не нравилась. А с какой стати она должна мне нравиться?
— Конечно, конечно. Особенно если учесть, что она вам платит взаимностью. — Вулф поерзал и откинулся на спинку кресла. По его сжатым губам я понял, что показания следующего свидетеля ему до лампочки, и, когда его взгляд остановился на Кларе Джеймс, догадался — почему. Держу пари, знай он заранее, что придется возиться с подобной цыпой, так вообще не взялся бы за дело.
— Мисс Джеймс, вы слышали, о чем шел разговор? — резко спросил он.
— А я думала, что вы будете продолжать меня игнорировать. Ведь все это время я, между прочим, находилась здесь, — пожаловалась она обиженно.
— Знаю. Я не забыл о вашем существовании. — По его тону было ясно, что он с удовольствием это бы сделал, — Зачем отец и судья Арнольд послали вас из бара «Черчилль» в студию к Майону? С какой целью?
Арнольд и Джеймс тут же запротестовали, громко и одновременно. Вулф, не обращая на них внимания, пытался расслышать Клару, чей голос заглушался их голосами.
— …никакого отношения, — закончила она. — Я сама пошла.
— Это была ваша собственная идея?
— Да. Иногда у меня в голове возникают подобные мысли.
— Зачем вы туда пошли?
— Можете не отвечать, дорогуша, — вставил судья Арнольд.
Но она проигнорировала его слова.
— Я узнала о состоявшейся встрече и пришла в бешенство. Это был грабеж среди бела дня! Конечно, Альберто я бы так не сказала, но я надеялась отговорить его от затеянной свары.
— Вы собирались воззвать к нему во имя старой дружбы?
Она довольно улыбнулась.
— Вам не откажешь в умении подбирать слова! Подумать только, старая дружба у девушки моего возраста?
— Я рад, что вам понравился мой эвфемизм, мисс Джеймс. — Вулф кипел. — Итак, вы пошли туда. Вы пришли в четверть седьмого!
— Да, около того.
— И поговорили с Майоном?
— Нет.
— Почему же?
— Его там не было. Во всяким случае… — она умолкла, и блеск ее глаз потух. — Во всяком случае, так мне тогда показалось. Поднявшись на тринадцатый этаж, я позвонила в дверь студии. Звонок там громкий — Альберто специально установил такой, чтобы перекрывал голос и пианино, — но из коридора его не слышно, дверь звуконепроницаема, поэтому для верности я постучала. Я не люблю останавливаться на полпути. Думая, что Альберто должен быть в студии, я еще несколько раз нажала кнопку и, решив, что звонок не работает, сняла туфлю и принялась колотить в дверь каблуком. Затем я спустилась на двенадцатый этаж по лестнице и позвонила в дверь квартиры. Конечно, это было глупа, ведь и знала, как меня ненавидит миссис Майон. Она сказала с порога, что Альберто, вероятно, в студии, но я ответила, что его там нет, и тогда она захлопнула дверь у меня перед носом. Я вернулась домой и смешала себе огромный коктейль… Кстати, у вас прекрасное виски, хотя я никогда не слышала об этой марке.
Она подняла бокал и поболтала им, размешивая лед.
— Будут еще вопросы?
— Нет, — буркнул Вулф. Он посмотрел на настенные часы и обежал взглядом лица присутствующих. — Я обязательно сообщу миссис Майон, что вы не пытались утаивать факты, — сказал он.
— А что еще? — поинтересовался Арнольд.
— Не знаю. Поживем — увидим.
Это им не понравилось. Едва ли на свете существовал повод, по которому вся шестерка могла бы выразить единодушие, но Вулф всего четырьмя словами добился невозможного. Они хотели услышать вердикт. Или хотя бы мнение. Или хотя бы намек. Адель Босли заупрямилась, Руперт Толстый так возмутился, что даже пискнул, а судья Арнольд сделался просто невыносимым. До определенного момента Вулф сдерживался, но, не вытерпев, поднялся на ноги и безапелляционным тоном произнес:
— До свидания.
Встреча закончилась на такой ноте, что, уходя, никто из них не обронил ни слова благодарности за поглощенные напитки, — даже специалистка по связям с общественностью Адель, даже доктор Ллойд, опустошивший бутылку «бурбона» практически до дна.
Закрыв и заперев на ночь входную дверь, я вернулся в кабинет. К моему удивлению, Вулф все еще был там — стоял возле книжных полок, глядя на корешки.
— Маетесь? — спросил я участливо.
— Я хочу еще бутылку пива! — ответил он агрессивно.
— Черта с два. С обеда вы уже выпили пять. — Я не воспринимал это спор близко к сердцу. Он повторялся частенько. Вулф сам установил себе норму в пять бутылок и обычно ее придерживался, но, когда у него портилось настроение, любил поартачиться и спустить на меня собаку.
Я не возражал: работа есть работа.
— Ничего не поделаешь, — непреклонно сказал я. — Я сам считал. Ровно пять. Вы расстроились, что потеряли вечер, а убийцу так и не нашли?
— Пф! Отнюдь! — Он сжал губы. — Будь дело только в убийце, мы бы уже закончили дело и отправились спать с чистой совестью. Все этот чертов пистолет с крыльями! — Он оглядел меня прищурившись, словно подозревая, что у меня тоже есть крылья. — Конечно, можно было бы закрыть на это глаза… Но нет! Учитывая душевное состояние наших клиентов, так не получится. Придется разбираться до конца. Другого пути нет.
— Досадно. Могу я чем-то помочь?
— Да. Прежде всего, позвони утром мистеру Кремеру. Попроси его быть здесь в одиннадцать.
Я удивленно поднял брови.
— Но ведь его интересуют только убийства. Сказать ему, что у нас есть одно на примете?
— Нет. Просто скажи, что дело того стоит, — я гарантирую. — Вулф приблизился ко мне на шаг. — Арчи…
— Да, сэр?
— У меня был неприятный вечер, и я выпью еще бутылку.
— Нет, сэр Ни под каким видом.
Вошел Фриц, и мы начали наводить порядок.
— Уже первый час ночи, и вы нам мешаете, — сказал я Вулфу. — Ступайте спать.
— Одна бутылка ему не повредит, — пробормотал Фриц.
— Защитничек выискался! — произнес я с горечью. — Предупреждаю обоих: у меня в кармане пистолет. Ну что за дом!
— Я не была ни на чьей стороне, мистер Вулф. Я только представляла интересы своей организации, Метрополитен Опера Ассосиэйшн. Естественно, мне хотелось, чтобы дело уладилось в частном порядке, без скандала. Но никакого личного мнения по обсуждавшемуся вопросу я не имела.
— И не высказывали?
— Нет. Я лишь убеждала стороны договориться.
— Как благородно! — вставила Клара Джеймс с ухмылкой. — Между прочим, могла бы и помочь отцу, ведь именно благодаря ему ты получила эту работу. Или ты…
— Успокойся, Клара! — властно приказал Джеймс.
Ни дочь все же закончила:
— Или ты считаешь, что уже расплатилась сполна?
Я оторопел. Судья Арнольд болезненно поморщился. Руперт Толстый хихикнул. Доктор Ллойд отхлебнул глоток «бурбона» с мятной водой.
Вероятно, по причине симпатии, которую питал к Адели, в глубине души я надеялся, что она как-то ответит гибкой и глазастой мисс Джеймс, но она лишь воззвала к ее отцу:
— Ты способен приструнить отпрыска, Джиф? — И, не дожидаясь ответа, повернулась к Вулфу. — Мисс Джеймс любит давать волю воображению. Но то, на что она намекает, нигде не зафиксировано. Никем.
Вулф кивнул.
— В любом случае, к делу это отношения не имеет. — Он скорчил гримасу. — Итак, вернемся к нашей проблеме. Во сколько закончилась встреча?
— Мистер Джеймс и судья Арнольд ушли первыми в половине пятого. Затем — доктор Ллойд. Я немного задержалась с Майоном и мистером Гроувом, а потом тоже ушла.
— Куда вы направились?
— В свой офис, на Бродвей.
— И сколько вы там пробыли?
Вопрос удивил ее.
— Даже не знаю… Хотя, нет, вспомнила. До начала восьмого. У меня оставались кое-какие дела, и надо было напечатать конфиденциальный отчет о встрече у Майона.
— Видели ли вы Майона еще раз до его смерти? Или, может, звонили ему!
— Видела ли? — Она удивилась еще Больше. — Каким образом! Разве вы не знаете, что в семь его уже нашли мертвым! А я покинула офис позже.
— И вы не звонили ему между половиной пятого и семью?
— Нет. — Адель была в недоумении и слегка раздражена.
Меня поразило, как спокойно Вулф ступал на тонкий лед, крайне близко подходя к запрещенной теме убийства.
— Не понимаю, к чему вы клоните, — добавила Адель.
— И я тоже не понимаю, — поддержал судья Арнольд. — Впрочем, возможно, у вас уже стало привычкой спрашивать людей, где они были в момент насильственной смерти. — Он ехидно улыбнулся. — Почему бы тогда не допросить остальных?
— Это как раз то, что я собираюсь сделать, — невозмутимо сказал Вулф. — Я хотел бы знать, почему Майон решил покончить с собой, так как данный факт может повлиять на то заключение, которое я представлю его вдове. Насколько я помню, двое или трое из вас отметили, что к концу встречи Майон выглядел очень усталым, но не сердитым и не унылым. Я не сомневаюсь, что он совершил самоубийство. Полицию в таких вещах вокруг пальца не обведешь. Но возникает вопрос — почему?
— Вам едва ли удастся понять, что ощущает певец, особенно такой великий артист, каким был Майон, когда не мажет издать ни единого звука, когда он даже говорить способен только вполголоса или шепотом, — произнесла Адель Босли. — Это ужасно!
— Вы ведь никогда не были с ним знакомы, — подхватил Руперт Гроув. — Однажды на репетиции я видел, как он пел, словно ангел, а потом выбежал из зала в слезах, потому что решил, будто смазал конец. Еще секунду назад он был на небесах — и вот уже грянулся об землю.
Вулф засопел.
— Тем не менее, — произнес он, — все, что было сказано мистеру Майону кем-либо в течение двух часов, предшествовавших его самоубийству, имеет прямое отношение к проводимому мной по поручению миссис Майон расследованию. Я хочу знать, где каждый из вас находился и что делал в тот день с момента окончания встречи и до семи часов.
— Боже мой! — Судья Арнольд простер руки к небу и опустил их. — Ну да ладно, время позднее. Как вам сказала мисс Босли, я и мой клиент ушли от Майона вместе. Мы отправились с бар «Черчилль», где пили и разговаривали. Несколько позже к вам присоединилась мисс Джеймс. Она провела с нами столько, сколько потребовалось, чтобы выпить коктейль, то есть около получаса, и ушла. Мы с мистером Джеймсом расстались после семи. За все это время ни одни из нас не связывался с Майоном ни лично, ни через кого-то. Полагаю, я дал исчерпывающий ответ на ваш вопрос?
— Спасибо, — вежливо произнес Вулф. — Мистер Джеймс, вы, конечно, подтверждаете слова мистера Арнольда?
— Да, — сердито ответил баритон. — Чепуха какая-то.
— И впрямь чепуха, — согласился Вулф. — Доктор Ллойд, теперь ваша очередь, если не возражаете.
Конечно же, он не возражал, потому что изрядно разомлел от четырех порций нашего лучшего «бурбона».
— К вашим услугам, — с готовностью отозвался он. — Итак, я навестил пятерых пациентов: двоих на Пятой авеню, одного в районе шестидесятых улиц и двоих в больнице. Я вернулся домой вскоре после шести и едва закончил одеваться, приняв ванну, когда мне позвонил Фред Вепплер и сообщил о том, что случилось с Майоном. Я тут же пришел.
— Вы не видели Майона и не звонили ему?
— После окончания встречи — нет. Хотя, возможно, это было ошибкой… Впрочем, кто б мог подумать, ведь я не психиатр…
— Он обладал переменчивым характером?
— Да. — Ллойд пожевал губами. — Хотя это, конечно, не медицинский термин.
— Разумеется, — согласился Вулф. — Мистер Гроув, мне незачем спрашивать вас, звонили ли вы Майону, поскольку в материалах следствия зафиксировано, что звонили. Кажется, около пяти?
Руперт Толстый вновь склонил голову набок. Определенно, это была его любимая поза для беседы.
— После пяти, — поправил он Вулфа. — Ближе к четверти шестого.
— Откуда вы звонили?
— Из Гарвардского клуба.
Черт возьми, подумал я, и кого только не заносит в Гарвардский клуб!
— О чем шла речь?
— Да, по сути, ни о чем. — Гроув скривил губы. — Вообще, это не вашего ума дело, но раз остальные согласились отвечать, я последую их примеру. Я забыл спросить его, согласен ли он уплатить тысячу долларов за одну вещицу, а агентство требовало ответ. Мы разговаривали меньше пяти минут. Сперва он отказался, но потом передумал. Вот и все.
— Был ли его голос похож на голос человека, готовящегося свести счеты с жизнью?
— Ничуть. Он показался мне несколько хмурым, но это было естественно в его состоянии.
— Что вы делали после того, как позвонили Майону?
— Сидел в клубе. Не успел я закончить ужин, как пришло известие, что Майон покончил с собой. Мои мороженое и кофе так и остались нетронутыми.
— Очень жаль. Звоня Майону, вы не пробовали еще раз уговорить его оставить свои претензии к мистеру Джеймсу?
— Что?! — Гроув вскинул голову прямо.
— Вы же слышали меня, — грубовато произнес Вулф. — К чему ломать комедию? Нанимая меня, миссис Майон, естественно, все мне рассказала. Вы с самого начала были против затеи Майона и пытались его отговаривать. Вы утверждали, что могут пойти слухи, что игра не стоит свеч. Тогда он потребовал, чтобы вы поддержали его, пригрозив в противном случае расторгнуть с вами контракт. Разве не так было дело?
— Нет! — Черные глаза Гроува сверкнули. — Я просто высказал ему свое мнение. Когда он принялся настаивать, я уступил. — Его голос поднялся еще выше, хотя это казалось невозможным. — У меня и в мыслях не было его отговаривать!
— Понятно, — сказал Вулф. — А что вы думаете относительно финансовых претензий миссис Майон?
— У нее едва ли есть основания что-то требовать. На месте Джеймса я не заплатил бы ей ни цента.
Вулф кивнул.
— Вам она не нравится, верно?
— Честно говоря, да. И никогда не нравилась. А с какой стати она должна мне нравиться?
— Конечно, конечно. Особенно если учесть, что она вам платит взаимностью. — Вулф поерзал и откинулся на спинку кресла. По его сжатым губам я понял, что показания следующего свидетеля ему до лампочки, и, когда его взгляд остановился на Кларе Джеймс, догадался — почему. Держу пари, знай он заранее, что придется возиться с подобной цыпой, так вообще не взялся бы за дело.
— Мисс Джеймс, вы слышали, о чем шел разговор? — резко спросил он.
— А я думала, что вы будете продолжать меня игнорировать. Ведь все это время я, между прочим, находилась здесь, — пожаловалась она обиженно.
— Знаю. Я не забыл о вашем существовании. — По его тону было ясно, что он с удовольствием это бы сделал, — Зачем отец и судья Арнольд послали вас из бара «Черчилль» в студию к Майону? С какой целью?
Арнольд и Джеймс тут же запротестовали, громко и одновременно. Вулф, не обращая на них внимания, пытался расслышать Клару, чей голос заглушался их голосами.
— …никакого отношения, — закончила она. — Я сама пошла.
— Это была ваша собственная идея?
— Да. Иногда у меня в голове возникают подобные мысли.
— Зачем вы туда пошли?
— Можете не отвечать, дорогуша, — вставил судья Арнольд.
Но она проигнорировала его слова.
— Я узнала о состоявшейся встрече и пришла в бешенство. Это был грабеж среди бела дня! Конечно, Альберто я бы так не сказала, но я надеялась отговорить его от затеянной свары.
— Вы собирались воззвать к нему во имя старой дружбы?
Она довольно улыбнулась.
— Вам не откажешь в умении подбирать слова! Подумать только, старая дружба у девушки моего возраста?
— Я рад, что вам понравился мой эвфемизм, мисс Джеймс. — Вулф кипел. — Итак, вы пошли туда. Вы пришли в четверть седьмого!
— Да, около того.
— И поговорили с Майоном?
— Нет.
— Почему же?
— Его там не было. Во всяким случае… — она умолкла, и блеск ее глаз потух. — Во всяком случае, так мне тогда показалось. Поднявшись на тринадцатый этаж, я позвонила в дверь студии. Звонок там громкий — Альберто специально установил такой, чтобы перекрывал голос и пианино, — но из коридора его не слышно, дверь звуконепроницаема, поэтому для верности я постучала. Я не люблю останавливаться на полпути. Думая, что Альберто должен быть в студии, я еще несколько раз нажала кнопку и, решив, что звонок не работает, сняла туфлю и принялась колотить в дверь каблуком. Затем я спустилась на двенадцатый этаж по лестнице и позвонила в дверь квартиры. Конечно, это было глупа, ведь и знала, как меня ненавидит миссис Майон. Она сказала с порога, что Альберто, вероятно, в студии, но я ответила, что его там нет, и тогда она захлопнула дверь у меня перед носом. Я вернулась домой и смешала себе огромный коктейль… Кстати, у вас прекрасное виски, хотя я никогда не слышала об этой марке.
Она подняла бокал и поболтала им, размешивая лед.
— Будут еще вопросы?
— Нет, — буркнул Вулф. Он посмотрел на настенные часы и обежал взглядом лица присутствующих. — Я обязательно сообщу миссис Майон, что вы не пытались утаивать факты, — сказал он.
— А что еще? — поинтересовался Арнольд.
— Не знаю. Поживем — увидим.
Это им не понравилось. Едва ли на свете существовал повод, по которому вся шестерка могла бы выразить единодушие, но Вулф всего четырьмя словами добился невозможного. Они хотели услышать вердикт. Или хотя бы мнение. Или хотя бы намек. Адель Босли заупрямилась, Руперт Толстый так возмутился, что даже пискнул, а судья Арнольд сделался просто невыносимым. До определенного момента Вулф сдерживался, но, не вытерпев, поднялся на ноги и безапелляционным тоном произнес:
— До свидания.
Встреча закончилась на такой ноте, что, уходя, никто из них не обронил ни слова благодарности за поглощенные напитки, — даже специалистка по связям с общественностью Адель, даже доктор Ллойд, опустошивший бутылку «бурбона» практически до дна.
Закрыв и заперев на ночь входную дверь, я вернулся в кабинет. К моему удивлению, Вулф все еще был там — стоял возле книжных полок, глядя на корешки.
— Маетесь? — спросил я участливо.
— Я хочу еще бутылку пива! — ответил он агрессивно.
— Черта с два. С обеда вы уже выпили пять. — Я не воспринимал это спор близко к сердцу. Он повторялся частенько. Вулф сам установил себе норму в пять бутылок и обычно ее придерживался, но, когда у него портилось настроение, любил поартачиться и спустить на меня собаку.
Я не возражал: работа есть работа.
— Ничего не поделаешь, — непреклонно сказал я. — Я сам считал. Ровно пять. Вы расстроились, что потеряли вечер, а убийцу так и не нашли?
— Пф! Отнюдь! — Он сжал губы. — Будь дело только в убийце, мы бы уже закончили дело и отправились спать с чистой совестью. Все этот чертов пистолет с крыльями! — Он оглядел меня прищурившись, словно подозревая, что у меня тоже есть крылья. — Конечно, можно было бы закрыть на это глаза… Но нет! Учитывая душевное состояние наших клиентов, так не получится. Придется разбираться до конца. Другого пути нет.
— Досадно. Могу я чем-то помочь?
— Да. Прежде всего, позвони утром мистеру Кремеру. Попроси его быть здесь в одиннадцать.
Я удивленно поднял брови.
— Но ведь его интересуют только убийства. Сказать ему, что у нас есть одно на примете?
— Нет. Просто скажи, что дело того стоит, — я гарантирую. — Вулф приблизился ко мне на шаг. — Арчи…
— Да, сэр?
— У меня был неприятный вечер, и я выпью еще бутылку.
— Нет, сэр Ни под каким видом.
Вошел Фриц, и мы начали наводить порядок.
— Уже первый час ночи, и вы нам мешаете, — сказал я Вулфу. — Ступайте спать.
— Одна бутылка ему не повредит, — пробормотал Фриц.
— Защитничек выискался! — произнес я с горечью. — Предупреждаю обоих: у меня в кармане пистолет. Ну что за дом!
5
Девять месяцев в году инспектор Кремер из Отдела по расследованию убийств, грузный, широкоплечий и уже начинающий седеть, выглядел довольно сносно, но летом, из-за жары, его лицо становилось таким красным, что начинало привлекать излишнее внимание. Он знал это, нервничал, и потому в августе с ним бывало несколько сложнее иметь дело, нежели, скажем, в январе. Если мне суждено когда-нибудь совершить убийство, надеюсь, это случится зимой.
Во вторник, в полдень, он сидел в красном кожаном кресле и явно без симпатии смотрел на Вулфа. Задержавшись на совещании, он не смог прийти к одиннадцати — часу, когда Вулф заканчивает утреннюю возню с орхидеями в оранжерее на крыше. Вулф тоже не слишком сиял, и я с нетерпением ждал начала водевиля. Уж больно хотелось узнать, как он собирается выудить из Кремера секретную информацию об убийстве, не сообщая, что таковое имело место. Простаком я бы Кремера не назвал.
— Я заскочил к вам по пути в центр, и у меня мало времени, — проворчал Кремер.
Скорее всего, это была чистейшая ложь. Просто Кремер не хотел сознаваться, что он, инспектор Нью-Йоркского управления полиции, примчался по первому требованию к частному сыщику, пусть даже этот сыщик — сам Ниро Вулф.
— Вас что, интересует дело Дикинсона? — продолжал он. — И кто же вас нанял им заниматься?
Вулф покачал головой.
— Пока, слава богу, никто. Я хотел обсудить убийство Альберто Майона.
Я вытаращил глаза. Это было выше моего понимания. Он с ходу брякнул козырь на стол, тогда как, на мой взгляд, вся соль заключалась в том, чтобы сделать вид, что никакого козыря нет и в помине.
— Майона? — равнодушно переспросил Кремер. — Это не по моей части.
— Скоро будет по вашей. Альберто Майон, известный оперный певец. Четыре месяца назад, девятнадцатого апреля. В своей студии на Ист-Энд-авеню. Застрелен…
— А-а, кажется, припоминаю, — кивнул Кремер — Но вы несколько преувеличиваете. Он сам наложил на себя руки.
— Нет, это было преднамеренное убийство.
Кремер трижды вздохнул, не спеша достал из кармана сигару, изучил ее и сунул в рот. Через мгновение он снова ее вынул.
— Мне еще ни разу не удалось уйти от вас без головной боли, Вулф, — заметил он. — Так кто говорит, что это было убийство?
— Я сам пришел к такому выводу.
— Ну-у, тогда — прочь сомнения! — Сарказм у Кремера всегда получался тяжеловат. — Может, вы и об уликах побеспокоились!
— Их у меня нет.
— И правильно! Улики только загромождают убийство. — Он сунул сигару обратно в рот и взорвался: — С каких это пор вы стали говорить такими короткими предложениями? Ну! Выкладывайте же!
— Видите ли… — Вулф задумался. — Мне сложновато начать. Вероятно, подробности вам не знакомы, — дело давнее, да и зарегистрировано оно было как самоубийство.
— Я достаточно хорошо его помню. Майон ведь, как вы верно подметили, был личностью известной. Поэтому давайте сразу по существу.
Вулф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Можете перебивать меня, если потребуется. Итак, вчера вечером у меня состоялась беседа с шестью людьми. — Он назвал имена и коротко охарактеризовал каждого. — Пятеро из них присутствовали в студии Майона на встрече, которая закончилась за два часа до его смерти. Шестая — мисс Джеймс — в четверть седьмого ломилась в дверь студии, но ушла ни с чем, предположительно потому, что в тот момент он был уже мертв. Мой вывод о том, что Майона убили, основан на услышанном. Я не стану пересказывать суть беседы, — это займет слишком много времени, вызовет спор из-за расстановки акцентов и интерпретации сказанного. К тому же, вы все это уже слышали.
— Но меня не было здесь вчера вечером, — сухо заметил Кремер.
— Верно, не было. Вместо «вы» мне следовало употребить «полицейское управление». Факты содержатся в ваших досье. Эту шестерку допрашивает сразу после происшествия, и они отвечали на вопросы полиции в точности так, как отвечали на них мне. Можете взять в архиве папку и ознакомиться. Вы помните, чтобы я когда-нибудь брал слова обратно?
— Бывали случаи, когда я с удовольствием запихал бы их вам назад в глотку.
— Но это вам ни разу не удавалось, не так ли? Вот еще три слова, которые я не возьму обратно: Майон! Был! Убит! Я не стану сейчас объяснять, как пришел к такому выводу. Изучайте свои досье.
Кремер с трудом сдержался.
— Мне незачем изучать их, — заявил он, — по одной причине, — как он был убит! По-вашему, он сам нажал на курок, но его заставили это сделать?
— Нет, из пистолета стрелял убийца.
— Ну и убийца, должно быть! Раскрыть человеку рот, засунуть туда пистолет и не оказаться укушенным — такое не всякий сможет. А имя вы назовете?
Вулф покачал головой.
— Пока я не готов. Но меня беспокоит не ваше возражение — у меня на него есть ответ, — а кое-что другое. — Он доверительно наклонился вперед. — Видите ли, Кремер, я мог бы без труда выяснить все сам, поднести вам на блюдечке убийцу и доказательства, вспорхнуть на ветку и каркнуть. Но, во-первых, мне не хочется выставлять вас болваном, ибо вы таковым не являетесь, и во-вторых, мне нужна ваша помощь. Сейчас я еще не готов доказать, что Майона убили, — могу только заверить, что мне не придется брать слова обратно. И вам тоже. Разве этого не достаточно, чтобы заинтересовать вас?
— Конечно, достаточно. Черт возьми, я ужасно заинтересовался! — мрачно сказал Кремер. — Еще одна великолепная головная боль. Я польщен, что вы избрали меня в помощники.
— Я хочу, чтобы вы арестовали двоих человек как ключевых свидетелей, допросили их и отпустили под залог.
— Кого именно? Кстати, а почему не всех шестерых? — Как я уже предупреждал, с сарказмом у Кремера дела обстояли неважно.
— Однако должны быть соблюдены некоторые условия, — продолжал Вулф, пропустивший его слова мимо ушей. — Эти двое не должны знать, что их арестовали с моей подачи, равно как и о нашем с вами сговоре. Арест надо произвести ближе к вечеру, после чего продержать их в тюрьме всю ночь и к утру выпустить под залог. Сумма залога пусть будет небольшой, это неважно. Допрос следует устроить длительный и суровый, а не просто создать видимость, и если они не выспятся или совсем не поспят, то тем лучше. Конечно, подобное для вас — дело привычное.
— Ага, раз плюнуть, — тон Кремера не изменился. — Но чтобы обратиться за ордером на арест, нужен веский повод. Мне не хотелось бы объяснять, что я просто решил оказать услугу Ниро Вулфу. Я не желаю становиться посмешищем!
— Повод есть. Эти двое действительно являются ключевыми свидетелями.
— Но вы не назвали имен. Кто они!
— Мужчина и женщина, которые первыми обнаружили труп. Мистер Фредерик Вепплер, музыкальный критик, и миссис Майон, вдова.
На сей раз я не вытаращился, но удержался с трудом. Такое было впервые. На моей памяти, Вулф не раз заходил далеко, порой — опасно далеко, лишь бы уберечь клиента от ареста. Арест клиента он расценивал как личное оскорбление. И вот теперь он чуть не умоляет представителя закона посадить Фреда и Пегги в камеру, хотя только вчера я отнес в банк их чек на пять тысяч долларов!
— Ах, их? — произнес Кремер.
— Да, сэр, — с готовностью подтвердил Вулф. — Как вы знаете или можете узнать из своих досье, существует масса вещей, о которых стоит допросить эту парочку. Мистер Вепплер присутствовал в тот день на обеде в числе гостей. Когда гости разошлись, они с миссис Майон остались наедине. О чем они говорили? Что делали в тот день! Где были? Почему мистер Вепплер в семь часов вернулся в квартиру Майона? Почему они с миссис Майон поднялись в студию? Почему, обнаружив труп, мистер Вепплер, прежде чем известить полицию, спустился вниз, чтобы составить со слов швейцара и лифтера список посетителей? Странное поведение, не находите? Была ли у Майона привычка спать днем! Не спал ли он с открытым ртом?
— Премного благодарен, — неблагодарно оборвал Кремер. — В умении выдумывать вопросы вам нет равных. Но даже если Майон любил спать с открытым ртом, сомневаюсь, что он это делал стоя. Ведь, пробив голову, пуля, насколько я помню, попала в потолок. — Кремер положил ладони на ручки кресла и откинулся назад. Его сигара торчала изо рта под углом, под которым, по всей вероятности, находилось дуло пистолета во рту Майона. — Кто ваш клиент?
— Я не готов ответить на этот вопрос.
— Так я и думал. По сути, вы мне ни черта не сказали! У вас нет никаких улик, а если и есть, то вы прячете их до поры до времени в рукаве. Чтобы помочь клиенту, имени которого не называете, вы нагородили каких-то выводов и теперь хотите их проверить, арестовав с моей помощью двух уважаемых жителей нашего города и подвергнув их многочасовому допросу. Мне доводилось видеть образцы вашей наглости прежде, но тут вы себя превзошли! Увольте!
— Я, кажется, пообещал, что ни мне, ни вам не придется брать слова назад. Я готов съесть свою шляпу, если…
— Да вы готовы съесть одну из своих орхидей, лишь бы урвать гонорар!
И страсти закипели. Я не раз становился свидетелем подобных перепалок, от чего всегда получал истинное наслаждение, но эта, пожалуй, была чересчур горячей. В 12.40 Кремер стоял на ногах, готовый уйти. В 12.45 он снова сидел в красном кожаном кресле, потрясая кулаком и сердито ворча. В 12.48 Вулф откинулся назад с закрытыми глазами, притворившись, что он глухой. В 12.52 он уже колотил по столу и ревел.
В десять минут второго все кончилось. Кремер согласился и ушел, поставив условие, что сначала просмотрит досье и переговорит с начальством, но это не имело значения, поскольку аресты все равно предполагалось отложить до того времени, когда судьи уйдут домой. Он пообещал не говорить жертвам, что Вулф приложил руку к их аресту, чтобы потом все выглядело так, будто он, Кремер, рыл землю, в то время как на самом деле его лишь вели под уздцы. Поверил он трем словам Вулфа, которые тот не собирался брать назад, или не поверил — неважно. Он по опыту знал, как опасно пропускать заявления Вулфа мимо ушей, даже если на первый взгляд они казались совершеннейшей чертовщиной, и решил, что, пожалуй, неплохо бы еще раз переворошить дело о смерти Майона, для чего встреча с указанной парочкой была очень кстати. По сути, Кремера волновало только одно — отказ Вулфа сказать, кто его клиент.
Идя следом за Вулфом в столовую обедать, я заметил, обращаясь к его обширной спине:
Во вторник, в полдень, он сидел в красном кожаном кресле и явно без симпатии смотрел на Вулфа. Задержавшись на совещании, он не смог прийти к одиннадцати — часу, когда Вулф заканчивает утреннюю возню с орхидеями в оранжерее на крыше. Вулф тоже не слишком сиял, и я с нетерпением ждал начала водевиля. Уж больно хотелось узнать, как он собирается выудить из Кремера секретную информацию об убийстве, не сообщая, что таковое имело место. Простаком я бы Кремера не назвал.
— Я заскочил к вам по пути в центр, и у меня мало времени, — проворчал Кремер.
Скорее всего, это была чистейшая ложь. Просто Кремер не хотел сознаваться, что он, инспектор Нью-Йоркского управления полиции, примчался по первому требованию к частному сыщику, пусть даже этот сыщик — сам Ниро Вулф.
— Вас что, интересует дело Дикинсона? — продолжал он. — И кто же вас нанял им заниматься?
Вулф покачал головой.
— Пока, слава богу, никто. Я хотел обсудить убийство Альберто Майона.
Я вытаращил глаза. Это было выше моего понимания. Он с ходу брякнул козырь на стол, тогда как, на мой взгляд, вся соль заключалась в том, чтобы сделать вид, что никакого козыря нет и в помине.
— Майона? — равнодушно переспросил Кремер. — Это не по моей части.
— Скоро будет по вашей. Альберто Майон, известный оперный певец. Четыре месяца назад, девятнадцатого апреля. В своей студии на Ист-Энд-авеню. Застрелен…
— А-а, кажется, припоминаю, — кивнул Кремер — Но вы несколько преувеличиваете. Он сам наложил на себя руки.
— Нет, это было преднамеренное убийство.
Кремер трижды вздохнул, не спеша достал из кармана сигару, изучил ее и сунул в рот. Через мгновение он снова ее вынул.
— Мне еще ни разу не удалось уйти от вас без головной боли, Вулф, — заметил он. — Так кто говорит, что это было убийство?
— Я сам пришел к такому выводу.
— Ну-у, тогда — прочь сомнения! — Сарказм у Кремера всегда получался тяжеловат. — Может, вы и об уликах побеспокоились!
— Их у меня нет.
— И правильно! Улики только загромождают убийство. — Он сунул сигару обратно в рот и взорвался: — С каких это пор вы стали говорить такими короткими предложениями? Ну! Выкладывайте же!
— Видите ли… — Вулф задумался. — Мне сложновато начать. Вероятно, подробности вам не знакомы, — дело давнее, да и зарегистрировано оно было как самоубийство.
— Я достаточно хорошо его помню. Майон ведь, как вы верно подметили, был личностью известной. Поэтому давайте сразу по существу.
Вулф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Можете перебивать меня, если потребуется. Итак, вчера вечером у меня состоялась беседа с шестью людьми. — Он назвал имена и коротко охарактеризовал каждого. — Пятеро из них присутствовали в студии Майона на встрече, которая закончилась за два часа до его смерти. Шестая — мисс Джеймс — в четверть седьмого ломилась в дверь студии, но ушла ни с чем, предположительно потому, что в тот момент он был уже мертв. Мой вывод о том, что Майона убили, основан на услышанном. Я не стану пересказывать суть беседы, — это займет слишком много времени, вызовет спор из-за расстановки акцентов и интерпретации сказанного. К тому же, вы все это уже слышали.
— Но меня не было здесь вчера вечером, — сухо заметил Кремер.
— Верно, не было. Вместо «вы» мне следовало употребить «полицейское управление». Факты содержатся в ваших досье. Эту шестерку допрашивает сразу после происшествия, и они отвечали на вопросы полиции в точности так, как отвечали на них мне. Можете взять в архиве папку и ознакомиться. Вы помните, чтобы я когда-нибудь брал слова обратно?
— Бывали случаи, когда я с удовольствием запихал бы их вам назад в глотку.
— Но это вам ни разу не удавалось, не так ли? Вот еще три слова, которые я не возьму обратно: Майон! Был! Убит! Я не стану сейчас объяснять, как пришел к такому выводу. Изучайте свои досье.
Кремер с трудом сдержался.
— Мне незачем изучать их, — заявил он, — по одной причине, — как он был убит! По-вашему, он сам нажал на курок, но его заставили это сделать?
— Нет, из пистолета стрелял убийца.
— Ну и убийца, должно быть! Раскрыть человеку рот, засунуть туда пистолет и не оказаться укушенным — такое не всякий сможет. А имя вы назовете?
Вулф покачал головой.
— Пока я не готов. Но меня беспокоит не ваше возражение — у меня на него есть ответ, — а кое-что другое. — Он доверительно наклонился вперед. — Видите ли, Кремер, я мог бы без труда выяснить все сам, поднести вам на блюдечке убийцу и доказательства, вспорхнуть на ветку и каркнуть. Но, во-первых, мне не хочется выставлять вас болваном, ибо вы таковым не являетесь, и во-вторых, мне нужна ваша помощь. Сейчас я еще не готов доказать, что Майона убили, — могу только заверить, что мне не придется брать слова обратно. И вам тоже. Разве этого не достаточно, чтобы заинтересовать вас?
— Конечно, достаточно. Черт возьми, я ужасно заинтересовался! — мрачно сказал Кремер. — Еще одна великолепная головная боль. Я польщен, что вы избрали меня в помощники.
— Я хочу, чтобы вы арестовали двоих человек как ключевых свидетелей, допросили их и отпустили под залог.
— Кого именно? Кстати, а почему не всех шестерых? — Как я уже предупреждал, с сарказмом у Кремера дела обстояли неважно.
— Однако должны быть соблюдены некоторые условия, — продолжал Вулф, пропустивший его слова мимо ушей. — Эти двое не должны знать, что их арестовали с моей подачи, равно как и о нашем с вами сговоре. Арест надо произвести ближе к вечеру, после чего продержать их в тюрьме всю ночь и к утру выпустить под залог. Сумма залога пусть будет небольшой, это неважно. Допрос следует устроить длительный и суровый, а не просто создать видимость, и если они не выспятся или совсем не поспят, то тем лучше. Конечно, подобное для вас — дело привычное.
— Ага, раз плюнуть, — тон Кремера не изменился. — Но чтобы обратиться за ордером на арест, нужен веский повод. Мне не хотелось бы объяснять, что я просто решил оказать услугу Ниро Вулфу. Я не желаю становиться посмешищем!
— Повод есть. Эти двое действительно являются ключевыми свидетелями.
— Но вы не назвали имен. Кто они!
— Мужчина и женщина, которые первыми обнаружили труп. Мистер Фредерик Вепплер, музыкальный критик, и миссис Майон, вдова.
На сей раз я не вытаращился, но удержался с трудом. Такое было впервые. На моей памяти, Вулф не раз заходил далеко, порой — опасно далеко, лишь бы уберечь клиента от ареста. Арест клиента он расценивал как личное оскорбление. И вот теперь он чуть не умоляет представителя закона посадить Фреда и Пегги в камеру, хотя только вчера я отнес в банк их чек на пять тысяч долларов!
— Ах, их? — произнес Кремер.
— Да, сэр, — с готовностью подтвердил Вулф. — Как вы знаете или можете узнать из своих досье, существует масса вещей, о которых стоит допросить эту парочку. Мистер Вепплер присутствовал в тот день на обеде в числе гостей. Когда гости разошлись, они с миссис Майон остались наедине. О чем они говорили? Что делали в тот день! Где были? Почему мистер Вепплер в семь часов вернулся в квартиру Майона? Почему они с миссис Майон поднялись в студию? Почему, обнаружив труп, мистер Вепплер, прежде чем известить полицию, спустился вниз, чтобы составить со слов швейцара и лифтера список посетителей? Странное поведение, не находите? Была ли у Майона привычка спать днем! Не спал ли он с открытым ртом?
— Премного благодарен, — неблагодарно оборвал Кремер. — В умении выдумывать вопросы вам нет равных. Но даже если Майон любил спать с открытым ртом, сомневаюсь, что он это делал стоя. Ведь, пробив голову, пуля, насколько я помню, попала в потолок. — Кремер положил ладони на ручки кресла и откинулся назад. Его сигара торчала изо рта под углом, под которым, по всей вероятности, находилось дуло пистолета во рту Майона. — Кто ваш клиент?
— Я не готов ответить на этот вопрос.
— Так я и думал. По сути, вы мне ни черта не сказали! У вас нет никаких улик, а если и есть, то вы прячете их до поры до времени в рукаве. Чтобы помочь клиенту, имени которого не называете, вы нагородили каких-то выводов и теперь хотите их проверить, арестовав с моей помощью двух уважаемых жителей нашего города и подвергнув их многочасовому допросу. Мне доводилось видеть образцы вашей наглости прежде, но тут вы себя превзошли! Увольте!
— Я, кажется, пообещал, что ни мне, ни вам не придется брать слова назад. Я готов съесть свою шляпу, если…
— Да вы готовы съесть одну из своих орхидей, лишь бы урвать гонорар!
И страсти закипели. Я не раз становился свидетелем подобных перепалок, от чего всегда получал истинное наслаждение, но эта, пожалуй, была чересчур горячей. В 12.40 Кремер стоял на ногах, готовый уйти. В 12.45 он снова сидел в красном кожаном кресле, потрясая кулаком и сердито ворча. В 12.48 Вулф откинулся назад с закрытыми глазами, притворившись, что он глухой. В 12.52 он уже колотил по столу и ревел.
В десять минут второго все кончилось. Кремер согласился и ушел, поставив условие, что сначала просмотрит досье и переговорит с начальством, но это не имело значения, поскольку аресты все равно предполагалось отложить до того времени, когда судьи уйдут домой. Он пообещал не говорить жертвам, что Вулф приложил руку к их аресту, чтобы потом все выглядело так, будто он, Кремер, рыл землю, в то время как на самом деле его лишь вели под уздцы. Поверил он трем словам Вулфа, которые тот не собирался брать назад, или не поверил — неважно. Он по опыту знал, как опасно пропускать заявления Вулфа мимо ушей, даже если на первый взгляд они казались совершеннейшей чертовщиной, и решил, что, пожалуй, неплохо бы еще раз переворошить дело о смерти Майона, для чего встреча с указанной парочкой была очень кстати. По сути, Кремера волновало только одно — отказ Вулфа сказать, кто его клиент.
Идя следом за Вулфом в столовую обедать, я заметил, обращаясь к его обширной спине: