Страница:
Я спросил, не будет ли она возражать, если я отправлюсь к ее тете и сам узнаю об этом, и она ответила «конечно, нет» и дала мне адрес и имя: мисс Эллен Тензер, Рурэл Роут 2, Махопак, Нью-Йорк. Она сообщила мне и номер телефона. Выяснив это, я решил рискнуть и поближе познакомиться с племянницей. В этом существовала опасность, но это могло и упростить дело. Я мужественно улыбнулся и сказал:
— Я был не до конца откровенен, мисс Тензер. Я не только слышал об этих пуговицах, я видел некоторые, и они у меня с собой.
Я положил бумажный пакет на стол и вытащил комбинезон.
— Здесь было четыре, но две я оторвал, чтобы изучить. Узнаете?
Ее реакция решила все. Она не доказывала, что у нее никогда не было ребенка, или что она не приложила руку к событиям. Судя по ее реакции, она не знала, что на ребенке был синий плисовый комбинезон. Она взяла его и взглянула на пуговицы.
— Они точно такие, как у тети Эллен, — сказала она, — или очень искусная подделка. И прошу вас, не рассказывайте мне басни, как кто-то сказал вам, что пуговицы были на моей блузке…
— Понятно, — согласился я. — Вы были столь любезны, что я решил показать вам пуговицы. Если вам интересно, я могу рассказать, откуда они у мстя.
Она отрицательно покачала головой.
— Не утруждайте себя. Один из моих недостатков в том, что я не интересуюсь вещами, не имеющими для меня значения. Может быть хватит о. пуговицах?
— Действительно, — я убрал комбинезон в пакет. — И я любопытен только тогда, когда это имеет отношение ко мне. Сейчас я интересуюсь вами. На какой работе вы теперь?
— О, на весьма специфической. На секретарской, особого рода. Когда чья-то личная секретарша выходит замуж, или берет отпуск, или получает нагоняй от жены босса — тогда вызывают меня. У вас есть секретарь?
— Конечно. Ей восемьдесят лет, она никогда не берет отпуск и отказывается от всех предложений выйти замуж. И у меня нет жены, делающей нагоняй. А вы замужем?
— Нет. Но муж был — в течение года, что оказалось для меня чересчур долгим сроком. Я выскочила замуж, не оглядевшись, и никогда больше этого не сделаю.
— Возможно, это оттого, что вам все приелось. Ведь вы — секретарь в конторах у важных лиц. Может вам следует немного разнообразить вашу работу в среде ученых, ректоров или писателей. Очевидно, весьма интересно работать для знаменитого писателя. Вы никогда не пробовали?
— Нет, никогда. Я думаю, они имеют личных секретарей.
— Да, конечно.
— Вы знаете кого-нибудь из знаменитостей?
— Я знаю человека, который пишет книгу о пуговицах, но он не очень знаменит, — я взглянул на ее полупустой стакан. — Повторим?
Она хотела, я — нет. Но не сказал об этом. От нее нечего было больше ждать, и я хотел бы откланяться, но она могла оказаться полезной в будущем, и я дал ей понять, что она произвела на меня впечатление, и поэтому я не мог внезапно вспомнить, что опаздываю на деловую встречу. Кроме того, на нее было приятно смотреть и ее было легко слушать, а если ваш ум должен руководствоваться опытом, то его необходимо приобретать. Все это говорило о том, что мое приглашение пообедать должно быть принято и вечер обойдется Люси Вэлдон по крайней мере в двадцать долларов.
Я вернулся домой вскоре после семи. Вулф читал в кабинете «Его собственный образ». Я извинился. Он задал мне вопрос взглядом, и я ответил. Подробный отчет он требует лишь тогда, когда больше уже нечего предпринять, и я просто изложил ему факты, не упуская, конечно, реакцию Энн Тензер на комбинезон. Когда я закончил, он сказал:
— Удовлетворительно. — Потом решил, что оценка недостаточна, и добавил: — Вполне удовлетворительно.
— Да, сэр, — согласился я. — Могу ли я рассчитывать на повышение?
— Несомненно. Ты ведь учел возможность того, что она видела объявление в газете, поняла, что ты притворяешься, и водила тебя за нос.
— Отдаю все решающие взятки за то, что объявления она не видела. Она не пыталась что-либо выпытать, хотя вовсе не молчала.
— Где находится Махопак?
— Шестьдесят миль к северу. Я могу перекусить на кухне и быть там к девяти.
— Нет. Для этого будет утро. Ты чересчур стремителен.
Он взглянул на стенные часы. С минуты на минуту должен был появиться Фриц и сообщить, что обед подан. Вулф вдруг спросил:
— Ты можешь сейчас же добыть Саула?
— Зачем? — спросил я. — Ведь я не заявил, что брошу работу, если не получу повышения.
— В Махопак ты поедешь утром. Тем временем Саул разузнает, что делала в январе племянница мисс Тензер, могла ли она дать жизнь этому ребенку? Ты считаешь, что не могла, но необходимо точно в этом убедиться. Саул сделает это…
Он повернул голову — в дверях стоял Фриц.
Я представлю Саула, поскольку было упомянуто его имя. Из трех детективов, которых мы приглашаем, когда нам необходима помощь, Саул Пензер — лучший. Если вы переберете всех отличных детективов в метрополии. он все равно будет лучшим. Хотя его час стоит десять долларов, ему предлагают в пять раз больше работы, чем он способен сделать. Если вам понадобится лучший детектив первого сорта — наймите его, если сможете. А высший сорт — Ниро Вулф — стоит, похоже, десять долларов в минуту.
Итак, в пятницу утром, прекрасным ярким утром, необычным даже для начала июня, когда я спокойно ехал вдоль Соумил Парквей Ривер в седане, я не волновался, поскольку мисс Энн Тендер проверял Саул. Если бы понадобилось, он мог бы узнать, где и во сколько она завтракала семнадцатого января, независимо от того, помнил ли кто-нибудь об этом или нет, не возбуждая при этом ни в ком любопытства и не устраивая суматохи.
Было 10.35, когда я заехал на бензоколонку на окраине Махопака, подошел к парню, мывшему ветровое стекло машины и спросил, не знает ли он, где живет мисс Эллен Тензер. Он ответил, что не знает, но может быть знает босс. Я разыскал босса, который оказался вдвое моложе своего помощника. Он знал, где живет Эллен Тензер, и объяснил, как туда добраться.
Первый поворот у церкви соответствовал его объяснениям, но через милю была развилка, о которой он не упомянул. Я выбрал дорогу наугад и через милю подъехал к мосту, о котором молодой босс говорил. Через полмили слева я увидел ее почтовый ящик и свернул на узкую подъездную аллею к дому. Бумажный пакет с комбинезоном я оставил в ящике для перчаток.
Я огляделся — со всех сторон был лес. На мой взгляд — чересчур много деревьев, расположенных слишком близко к дому. Одноместный гараж был открыт, и в нем стояла машина. Гараж соединялся с одноэтажным домиком белого цвета. Краска казалась совсем свежей и все, включая цветочные клумбы, выглядело чистым и опрятным.
Если вы без шляпы, то неудобство заключается в том, что вы не можете ее снять, когда встречаетесь с приятной женщиной средних лет (а может быть и преклонных) с седыми волосами, уложенными в аккуратный пучок, и с серыми глазами, живыми и чистыми. Я спросил:
— Мисс Эллен Тензер?
Она кивнула и ответила
— Да, это я, так меня зовут.
— А меня — Гудвин. Мне следовало бы позвонить вам, но я так обрадовался возможности оставить работу и поехать за город в этот чудесный день. Я занимаюсь пуговицами, и вы, насколько я знаю, тоже. Я заинтересовался пуговицами из конского волоса, которые вы делаете. Я могу войти?
— Почему вы ими заинтересовались?
Это меня поразило. Было бы гораздо естественнее, если она спросила бы: «Как вы узнали, что я делаю пуговицы из конского волоса?»
— Знаете, — сказал я, — вам бы больше пришлось по душе, если бы я сделал вид, что интересуюсь этим искусством ради искусства, но я занимаюсь коммерцией и специализируюсь на пуговицах, что совсем другое дело. Я предполагал, что вы захотите продать некоторое их количество. Я хорошо заплатил бы, наличными.
Ее взгляд остановился на моем седане, потом она взглянула на меня.
— У меня есть немного. Всего семнадцать.
Она не проявляла никакого любопытства к тому, откуда я знаю о пуговицах. Возможно, как и ее племянница, она интересуется только тем, что касается лично ее.
— Этого достаточно для начала, — сказал я. — Вас не затруднит, если я попрошу глоток воды?
— Отчего же, нет.
Она вошла в дом, я последовал за ней. У меня хорошие глаза, достаточно хорошие, чтобы с расстояния в шесть ярдов узнать вещь, которую я видел раньше, или весьма на нее похожую. Она лежала на столе, и это полностью изменило программу относительно Эллен Тензер.
Не желая, чтобы она заметила мое открытие, я прошел в кухню. Мисс Тензер наполнила стакан водой из-под крана, протянула мне и я его выпил.
— Хорошая вода. Из глубокого колодца?
Она не ответила. Похоже, она не слышала моего вопроса, поскольку у нее на уме вертелся собственный. Его она и задала:
— Как вы узнали, что я делаю пуговицы?
Слишком поздно она спросила. Я допил воду и поставил стакан на стол.
— Большое спасибо. Чудесная вода. Как я узнал — вопрос достаточно сложный. Да и какое это имеет значение? Могу я их посмотреть?
— У меня их только семнадцать…
— Да, и если вы не возражаете…
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Гудвин. Арчи Гудвин.
По-моему, она что-то вспомнила и сказала довольно резко:
— Вы утолили жажду и теперь можете уходить.
— Но мисс Тензер, я проехал шестьдесят миль, чтобы…
— Даже если бы вы проехали шестьсот, меня это не касается. Я не собираюсь показывать вам никаких пуговиц и не буду говорить о них.
Пока это меня вполне устраивало, о чем я, конечно, ей не сказал. В будущем, и, я надеялся, в ближайшем будущем, развитие событий заставит ее говорить, и притом подробно. Но торопить ее, пока я не все знал, было бы ошибкой. Ради приличия я сделал попытку настоять на своем, но она и слушать не хотела. Я еще раз поблагодарил ее за воду и ушел. В седане, когда я разворачивался и выезжал, я думал, что, будь у меня в машине специальное приспособление, я перехватил бы ее телефонный разговор. Спустя пять минут, как я уехал от мисс Тензер, я был в телефонной будке и называл телефонистке номер, который мне не нужно было искать в справочнике. Часы показывали двенадцатый час, поэтому Вулф должен взять трубку сам… Так и случилось:
— Да?
— Это я. Из телефонной будки в Махопаке. Саул звонил?
— Нет.
— Значит, он позвонит около полудня. Я считаю, что вы должны послать его сюда. Племянница может подождать. Тетя знает, кто одел ребенка в комбинезон.
— Неужели? Она тебе сама это сказала?
— Нет. Но вот три пункта. Первый — она задала мне неправильный вопрос. Второй — разнервничалась и выставила меня. Третий — вчерашний «Таймс» лежит на ее столе. Она не знает, что я его видел. Газета сложена, и на ней стоит ваза с фруктами, но виден заголовок другой статьи. Объявление было именно на этой странице. Значит, она его видела. Но когда я вошел и сказал, что интересуюсь пуговицами, она не упомянула об объявлении. Потом она поняла, что задала вопрос неправильно, и выгнала меня. Могу поставить двадцать за то, что она не мать. Если ей не шестьдесят, то весьма близко к этому. Но можно поставить сорок за то, что она знает, во что был одет ребенок. И это самое меньшее, что она знает.
— Ты хочешь передать ее Саулу?
— Нет. Я хотел бы это сделать, если бы он мог ее расколоть. Но я не думаю, что кто-нибудь сможет это сделать, пока мы не узнаем о ней побольше. Вероятно, она сейчас кому-нибудь звонит, но нам это не поможет. Я возвращаюсь обратно и организую кордон. Если она позвонила, кто-то может приехать, или она куда-нибудь отправится. Тут мы ее и сможем накрыть, если вы вызовите Фреда и Орри. Вы пошлете Саула?
— Да.
— Я должен дать ему указания, а у вас должен быть карандаш.
— Он у меня.
— О'кей, — я продиктовал указания, не забыв о развилке. — Рядом с тем местом, где он обнаружит дорогу, покрытую гравием, есть широкая площадка, на которую он может отъехать и остаться в машине. Если я не появлюсь в течение часа, меня рядом нет. Она уехала, и я тоже, и ему лучше подъехать к телефону и позвонить вам, чтобы узнать, что слышно от меня. Он может подъехать к дому и осмотреться. Может быть, у нее будет гость и я буду у окон, чтобы что-нибудь услышать. У вас есть другие предложения?
— Нет. Я вызову Фреда и Орри.
В седане я направился на Мэйн-стрит, зашел в магазин и купил несколько плиток шоколада, бананы и картонку молока. Мне следовало бы сказать об этом Вулфу. Он не понимал людей, пропускающих время еды.
Вернувшись в Махопак, я задумался, где оставить машину. Она видела ее, и если заметит стоящей среди бела дня на дороге, наверняка узнает. Я мог лишь надеяться, что она останется дома, пока не приедет Саул на машине, которую она не видела. Я оставил седан у почтового ящика, где был просвет между деревьями, и направился в лес. Я, конечно, не индеец и не скаут, но вряд ли она заметила бы меня, если бы выглянула из окна. Под прикрытием кустов я направился к тому месту, откуда мог обозревать весь дом и гараж. Гараж был пуст.
В таких случаях не грех выругаться, что я и сделал, причем довольно громко. Итак, мне не повезло. Я пробрался сквозь деревья к расчищенному участку, пересек его, подошел к двери и постучал. В доме кто-нибудь мог быть. Я подождал полминуты и постучал снова погромче, крикнув: «Кто-нибудь есть дома?». Еще через полминуты я нажал на ручку — закрыто. Справа находилось два окна, которые я попытался открыть, но и они были заперты. Я зашел за угол дома, стараясь не наступать на цветочные клумбы, чем продемонстрировал дьявольски хорошие манеры при подобных обстоятельствах, и увидел широко раскрытое окно. Она забыла о нем в спешке. И я, нарушив закон, влез в дом через окно.
Это была спальня. Я нарочито громко крикнул: «Эй, дом горит!». Прислушался — в ответ ни звука. Но чтобы увериться, я совершил небольшой обход — две спальни, ванная, гостиная и кухня. Никого, даже кошки.
Может быть, она просто отправилась в аптеку за аспирином и вернется через несколько минут. Я решил, что если это так, то пусть она обнаружит в доме меня. Я бы за нее взялся. Уверен, она в чем-то замешана. Наизусть я не помню все законы штата Нью-Йорк, но в них обязательно должен быть закон о подбрасывании детей в вестибюли. Так что я мог не беспокоиться и не прислушиваться: не подъезжает ли к дому машина?
Самое лучшее было бы найти письма, телефонные номера или, возможно, справочник, и я отправился в гостиную. «Таймс» так и лежал на столе под вазой с фруктами. Я развернул газету, чтобы посмотреть, не вырезала ли она объявление, но оно было не тронуто. Письменного стола не было, но в столе, на котором лежал «Таймс» я обнаружил ящик, и в тумбочке под телефоном еще три ящика. В одном нашел карточку с дюжиной телефонов, но все они были местными. Писем я не обнаружил.
В спальне мисс Тензер я нашел главное. На дне ящика комода под ночной теплой сорочкой лежали два плисовых синих комбинезона, каждый — с четырьмя белыми пуговицами из конского волоса. Такого же размера комбинезоны, как и тот, что лежал в моем седане. Неделю назад я не предположил бы, что получу истинное удовольствие от вида детской одежды. После того, как я созерцал их в течение целой минуты и положил обратно, я вышел и открыл дверь в туалет. Я надеялся на большее.
И я его получил, но не в туалете и даже, строго говоря, вообще не в доме, а в погребе. Это был настоящий погреб, а не яма, откуда брали топливо. Я нашел там несколько металлических предметов, прислоненных к стене в углу, и мне не понадобилось их монтировать, чтобы определить: это детская кроватка. Тут еще были три маленьких чемодана и два больших, и один из больших оказался набитым пеленками, прорезиненными штанишками, нагрудниками, погремушками, ненадутыми воздушными шарами, рубашечками, свитерами и другой одеждой и вещами.
Я удовлетворил свою тягу к детской одежде полностью, и поскольку дом был в моем распоряжении, я искал хотя бы намек, откуда здесь появился ребенок. Но ничего не нашел, хотя искать я умею и всегда нахожу то, чему не полагается быть найденным. Я проделал большую работу. Еще больше времени отнимает задача оставить все так, как было, но я справился и с этим. Все, что у меня имелось, когда я закончил, это несколько фамилий и адресов с конвертов писем, найденных в спальне, и несколько номеров телефонов. Однако все это выглядело малообещающим.
Было без двадцати три и Саул, вероятно, уже приехал. Я вылез в окно, прошел за поворот дороги и увидел машину Саула на обочине широкой площадки. Заметив меня, он плюхнулся на сиденье, и когда я подошел, он уже нарочито храпел. На него не очень приятно смотреть долго: большой нос, квадратный подбородок, широко разросшиеся брови, открытый рот… Стекло дверцы было опущено, и я протянул руку, чтобы схватить Саула за нос, но в долю секунды он перехватил мою руку за запястье и выкрутил ее. Так-то вот! Он знал, что я хочу сделать, еще до того, как я подошел.
— Дяденька… — просительно сказал я. Он отпустил меня и сел.
— Какой сегодня день? — спросил он.
— Рождество. Ты давно здесь?
— Час двадцать.
— По инструкции ты должен был уехать отсюда двадцать минут назад.
— Я видел твой седан. Хочешь сэндвич, пирог с изюмом и молоко?
— Еще бы!
На заднем сиденье лежала картонка. Я влез в машину и открыл ее. Два сэндвича с солониной. Я принялся за них и сказал:
— Она сбежала, пока я звонил. Это было больше трех часов назад.
— Там есть кто-нибудь еще?
— Нет.
— Ты что-нибудь нашел?
Я промолчал, проглотил кусок сэндвича, взял картонку с молоком.
— Если у какой-нибудь из твоих приятельниц есть пара близнецов, то в погребе, в чемодане, вполне хватит одежды для них. А в ящике наверху имеются два плисовых комбинезончика с пуговицами из белого конского волоса. В них-то все и дело — вот почему они наверху.
— Наличие одежды еще можно как-то объяснить, но детская кроватка все решает, — сказал он.
— Да, — у меня был полный рот.
— Значит, ребенок был там, и она знает, откуда он. Может быть, ей неизвестна мать, но знает она достаточно много. Что она из себя представляет?
— Она бы удивила даже тебя. Думаю, будет все отрицать. Если бы она вернулась и застала меня в доме, я попытался бы ее расколоть, а теперь не знаю.
— Не стоит нам сидеть в моей машине. Она знает твою?
Я кивнул и сделал глоток молока.
— О'кей, — я положил молоко и второй сэндвич в картонку. — Прикончу в своем седане эту легкую закуску, спасающую мне жизнь. А ты сунь свою машину в лес и присоединяйся ко мне. Если Вулф решит ее накрыть, то Фред или Орри будут здесь к девяти часам. Подумай, как ты будешь входить с ними в контакт. Если Вулф решит, чтобы они приехали к нему, то вместо Фреда и Орри приеду я, и мне, возможно, понадобится твоя помощь.
6
— Я был не до конца откровенен, мисс Тензер. Я не только слышал об этих пуговицах, я видел некоторые, и они у меня с собой.
Я положил бумажный пакет на стол и вытащил комбинезон.
— Здесь было четыре, но две я оторвал, чтобы изучить. Узнаете?
Ее реакция решила все. Она не доказывала, что у нее никогда не было ребенка, или что она не приложила руку к событиям. Судя по ее реакции, она не знала, что на ребенке был синий плисовый комбинезон. Она взяла его и взглянула на пуговицы.
— Они точно такие, как у тети Эллен, — сказала она, — или очень искусная подделка. И прошу вас, не рассказывайте мне басни, как кто-то сказал вам, что пуговицы были на моей блузке…
— Понятно, — согласился я. — Вы были столь любезны, что я решил показать вам пуговицы. Если вам интересно, я могу рассказать, откуда они у мстя.
Она отрицательно покачала головой.
— Не утруждайте себя. Один из моих недостатков в том, что я не интересуюсь вещами, не имеющими для меня значения. Может быть хватит о. пуговицах?
— Действительно, — я убрал комбинезон в пакет. — И я любопытен только тогда, когда это имеет отношение ко мне. Сейчас я интересуюсь вами. На какой работе вы теперь?
— О, на весьма специфической. На секретарской, особого рода. Когда чья-то личная секретарша выходит замуж, или берет отпуск, или получает нагоняй от жены босса — тогда вызывают меня. У вас есть секретарь?
— Конечно. Ей восемьдесят лет, она никогда не берет отпуск и отказывается от всех предложений выйти замуж. И у меня нет жены, делающей нагоняй. А вы замужем?
— Нет. Но муж был — в течение года, что оказалось для меня чересчур долгим сроком. Я выскочила замуж, не оглядевшись, и никогда больше этого не сделаю.
— Возможно, это оттого, что вам все приелось. Ведь вы — секретарь в конторах у важных лиц. Может вам следует немного разнообразить вашу работу в среде ученых, ректоров или писателей. Очевидно, весьма интересно работать для знаменитого писателя. Вы никогда не пробовали?
— Нет, никогда. Я думаю, они имеют личных секретарей.
— Да, конечно.
— Вы знаете кого-нибудь из знаменитостей?
— Я знаю человека, который пишет книгу о пуговицах, но он не очень знаменит, — я взглянул на ее полупустой стакан. — Повторим?
Она хотела, я — нет. Но не сказал об этом. От нее нечего было больше ждать, и я хотел бы откланяться, но она могла оказаться полезной в будущем, и я дал ей понять, что она произвела на меня впечатление, и поэтому я не мог внезапно вспомнить, что опаздываю на деловую встречу. Кроме того, на нее было приятно смотреть и ее было легко слушать, а если ваш ум должен руководствоваться опытом, то его необходимо приобретать. Все это говорило о том, что мое приглашение пообедать должно быть принято и вечер обойдется Люси Вэлдон по крайней мере в двадцать долларов.
Я вернулся домой вскоре после семи. Вулф читал в кабинете «Его собственный образ». Я извинился. Он задал мне вопрос взглядом, и я ответил. Подробный отчет он требует лишь тогда, когда больше уже нечего предпринять, и я просто изложил ему факты, не упуская, конечно, реакцию Энн Тензер на комбинезон. Когда я закончил, он сказал:
— Удовлетворительно. — Потом решил, что оценка недостаточна, и добавил: — Вполне удовлетворительно.
— Да, сэр, — согласился я. — Могу ли я рассчитывать на повышение?
— Несомненно. Ты ведь учел возможность того, что она видела объявление в газете, поняла, что ты притворяешься, и водила тебя за нос.
— Отдаю все решающие взятки за то, что объявления она не видела. Она не пыталась что-либо выпытать, хотя вовсе не молчала.
— Где находится Махопак?
— Шестьдесят миль к северу. Я могу перекусить на кухне и быть там к девяти.
— Нет. Для этого будет утро. Ты чересчур стремителен.
Он взглянул на стенные часы. С минуты на минуту должен был появиться Фриц и сообщить, что обед подан. Вулф вдруг спросил:
— Ты можешь сейчас же добыть Саула?
— Зачем? — спросил я. — Ведь я не заявил, что брошу работу, если не получу повышения.
— В Махопак ты поедешь утром. Тем временем Саул разузнает, что делала в январе племянница мисс Тензер, могла ли она дать жизнь этому ребенку? Ты считаешь, что не могла, но необходимо точно в этом убедиться. Саул сделает это…
Он повернул голову — в дверях стоял Фриц.
Я представлю Саула, поскольку было упомянуто его имя. Из трех детективов, которых мы приглашаем, когда нам необходима помощь, Саул Пензер — лучший. Если вы переберете всех отличных детективов в метрополии. он все равно будет лучшим. Хотя его час стоит десять долларов, ему предлагают в пять раз больше работы, чем он способен сделать. Если вам понадобится лучший детектив первого сорта — наймите его, если сможете. А высший сорт — Ниро Вулф — стоит, похоже, десять долларов в минуту.
Итак, в пятницу утром, прекрасным ярким утром, необычным даже для начала июня, когда я спокойно ехал вдоль Соумил Парквей Ривер в седане, я не волновался, поскольку мисс Энн Тендер проверял Саул. Если бы понадобилось, он мог бы узнать, где и во сколько она завтракала семнадцатого января, независимо от того, помнил ли кто-нибудь об этом или нет, не возбуждая при этом ни в ком любопытства и не устраивая суматохи.
Было 10.35, когда я заехал на бензоколонку на окраине Махопака, подошел к парню, мывшему ветровое стекло машины и спросил, не знает ли он, где живет мисс Эллен Тензер. Он ответил, что не знает, но может быть знает босс. Я разыскал босса, который оказался вдвое моложе своего помощника. Он знал, где живет Эллен Тензер, и объяснил, как туда добраться.
Первый поворот у церкви соответствовал его объяснениям, но через милю была развилка, о которой он не упомянул. Я выбрал дорогу наугад и через милю подъехал к мосту, о котором молодой босс говорил. Через полмили слева я увидел ее почтовый ящик и свернул на узкую подъездную аллею к дому. Бумажный пакет с комбинезоном я оставил в ящике для перчаток.
Я огляделся — со всех сторон был лес. На мой взгляд — чересчур много деревьев, расположенных слишком близко к дому. Одноместный гараж был открыт, и в нем стояла машина. Гараж соединялся с одноэтажным домиком белого цвета. Краска казалась совсем свежей и все, включая цветочные клумбы, выглядело чистым и опрятным.
Если вы без шляпы, то неудобство заключается в том, что вы не можете ее снять, когда встречаетесь с приятной женщиной средних лет (а может быть и преклонных) с седыми волосами, уложенными в аккуратный пучок, и с серыми глазами, живыми и чистыми. Я спросил:
— Мисс Эллен Тензер?
Она кивнула и ответила
— Да, это я, так меня зовут.
— А меня — Гудвин. Мне следовало бы позвонить вам, но я так обрадовался возможности оставить работу и поехать за город в этот чудесный день. Я занимаюсь пуговицами, и вы, насколько я знаю, тоже. Я заинтересовался пуговицами из конского волоса, которые вы делаете. Я могу войти?
— Почему вы ими заинтересовались?
Это меня поразило. Было бы гораздо естественнее, если она спросила бы: «Как вы узнали, что я делаю пуговицы из конского волоса?»
— Знаете, — сказал я, — вам бы больше пришлось по душе, если бы я сделал вид, что интересуюсь этим искусством ради искусства, но я занимаюсь коммерцией и специализируюсь на пуговицах, что совсем другое дело. Я предполагал, что вы захотите продать некоторое их количество. Я хорошо заплатил бы, наличными.
Ее взгляд остановился на моем седане, потом она взглянула на меня.
— У меня есть немного. Всего семнадцать.
Она не проявляла никакого любопытства к тому, откуда я знаю о пуговицах. Возможно, как и ее племянница, она интересуется только тем, что касается лично ее.
— Этого достаточно для начала, — сказал я. — Вас не затруднит, если я попрошу глоток воды?
— Отчего же, нет.
Она вошла в дом, я последовал за ней. У меня хорошие глаза, достаточно хорошие, чтобы с расстояния в шесть ярдов узнать вещь, которую я видел раньше, или весьма на нее похожую. Она лежала на столе, и это полностью изменило программу относительно Эллен Тензер.
Не желая, чтобы она заметила мое открытие, я прошел в кухню. Мисс Тензер наполнила стакан водой из-под крана, протянула мне и я его выпил.
— Хорошая вода. Из глубокого колодца?
Она не ответила. Похоже, она не слышала моего вопроса, поскольку у нее на уме вертелся собственный. Его она и задала:
— Как вы узнали, что я делаю пуговицы?
Слишком поздно она спросила. Я допил воду и поставил стакан на стол.
— Большое спасибо. Чудесная вода. Как я узнал — вопрос достаточно сложный. Да и какое это имеет значение? Могу я их посмотреть?
— У меня их только семнадцать…
— Да, и если вы не возражаете…
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Гудвин. Арчи Гудвин.
По-моему, она что-то вспомнила и сказала довольно резко:
— Вы утолили жажду и теперь можете уходить.
— Но мисс Тензер, я проехал шестьдесят миль, чтобы…
— Даже если бы вы проехали шестьсот, меня это не касается. Я не собираюсь показывать вам никаких пуговиц и не буду говорить о них.
Пока это меня вполне устраивало, о чем я, конечно, ей не сказал. В будущем, и, я надеялся, в ближайшем будущем, развитие событий заставит ее говорить, и притом подробно. Но торопить ее, пока я не все знал, было бы ошибкой. Ради приличия я сделал попытку настоять на своем, но она и слушать не хотела. Я еще раз поблагодарил ее за воду и ушел. В седане, когда я разворачивался и выезжал, я думал, что, будь у меня в машине специальное приспособление, я перехватил бы ее телефонный разговор. Спустя пять минут, как я уехал от мисс Тензер, я был в телефонной будке и называл телефонистке номер, который мне не нужно было искать в справочнике. Часы показывали двенадцатый час, поэтому Вулф должен взять трубку сам… Так и случилось:
— Да?
— Это я. Из телефонной будки в Махопаке. Саул звонил?
— Нет.
— Значит, он позвонит около полудня. Я считаю, что вы должны послать его сюда. Племянница может подождать. Тетя знает, кто одел ребенка в комбинезон.
— Неужели? Она тебе сама это сказала?
— Нет. Но вот три пункта. Первый — она задала мне неправильный вопрос. Второй — разнервничалась и выставила меня. Третий — вчерашний «Таймс» лежит на ее столе. Она не знает, что я его видел. Газета сложена, и на ней стоит ваза с фруктами, но виден заголовок другой статьи. Объявление было именно на этой странице. Значит, она его видела. Но когда я вошел и сказал, что интересуюсь пуговицами, она не упомянула об объявлении. Потом она поняла, что задала вопрос неправильно, и выгнала меня. Могу поставить двадцать за то, что она не мать. Если ей не шестьдесят, то весьма близко к этому. Но можно поставить сорок за то, что она знает, во что был одет ребенок. И это самое меньшее, что она знает.
— Ты хочешь передать ее Саулу?
— Нет. Я хотел бы это сделать, если бы он мог ее расколоть. Но я не думаю, что кто-нибудь сможет это сделать, пока мы не узнаем о ней побольше. Вероятно, она сейчас кому-нибудь звонит, но нам это не поможет. Я возвращаюсь обратно и организую кордон. Если она позвонила, кто-то может приехать, или она куда-нибудь отправится. Тут мы ее и сможем накрыть, если вы вызовите Фреда и Орри. Вы пошлете Саула?
— Да.
— Я должен дать ему указания, а у вас должен быть карандаш.
— Он у меня.
— О'кей, — я продиктовал указания, не забыв о развилке. — Рядом с тем местом, где он обнаружит дорогу, покрытую гравием, есть широкая площадка, на которую он может отъехать и остаться в машине. Если я не появлюсь в течение часа, меня рядом нет. Она уехала, и я тоже, и ему лучше подъехать к телефону и позвонить вам, чтобы узнать, что слышно от меня. Он может подъехать к дому и осмотреться. Может быть, у нее будет гость и я буду у окон, чтобы что-нибудь услышать. У вас есть другие предложения?
— Нет. Я вызову Фреда и Орри.
В седане я направился на Мэйн-стрит, зашел в магазин и купил несколько плиток шоколада, бананы и картонку молока. Мне следовало бы сказать об этом Вулфу. Он не понимал людей, пропускающих время еды.
Вернувшись в Махопак, я задумался, где оставить машину. Она видела ее, и если заметит стоящей среди бела дня на дороге, наверняка узнает. Я мог лишь надеяться, что она останется дома, пока не приедет Саул на машине, которую она не видела. Я оставил седан у почтового ящика, где был просвет между деревьями, и направился в лес. Я, конечно, не индеец и не скаут, но вряд ли она заметила бы меня, если бы выглянула из окна. Под прикрытием кустов я направился к тому месту, откуда мог обозревать весь дом и гараж. Гараж был пуст.
В таких случаях не грех выругаться, что я и сделал, причем довольно громко. Итак, мне не повезло. Я пробрался сквозь деревья к расчищенному участку, пересек его, подошел к двери и постучал. В доме кто-нибудь мог быть. Я подождал полминуты и постучал снова погромче, крикнув: «Кто-нибудь есть дома?». Еще через полминуты я нажал на ручку — закрыто. Справа находилось два окна, которые я попытался открыть, но и они были заперты. Я зашел за угол дома, стараясь не наступать на цветочные клумбы, чем продемонстрировал дьявольски хорошие манеры при подобных обстоятельствах, и увидел широко раскрытое окно. Она забыла о нем в спешке. И я, нарушив закон, влез в дом через окно.
Это была спальня. Я нарочито громко крикнул: «Эй, дом горит!». Прислушался — в ответ ни звука. Но чтобы увериться, я совершил небольшой обход — две спальни, ванная, гостиная и кухня. Никого, даже кошки.
Может быть, она просто отправилась в аптеку за аспирином и вернется через несколько минут. Я решил, что если это так, то пусть она обнаружит в доме меня. Я бы за нее взялся. Уверен, она в чем-то замешана. Наизусть я не помню все законы штата Нью-Йорк, но в них обязательно должен быть закон о подбрасывании детей в вестибюли. Так что я мог не беспокоиться и не прислушиваться: не подъезжает ли к дому машина?
Самое лучшее было бы найти письма, телефонные номера или, возможно, справочник, и я отправился в гостиную. «Таймс» так и лежал на столе под вазой с фруктами. Я развернул газету, чтобы посмотреть, не вырезала ли она объявление, но оно было не тронуто. Письменного стола не было, но в столе, на котором лежал «Таймс» я обнаружил ящик, и в тумбочке под телефоном еще три ящика. В одном нашел карточку с дюжиной телефонов, но все они были местными. Писем я не обнаружил.
В спальне мисс Тензер я нашел главное. На дне ящика комода под ночной теплой сорочкой лежали два плисовых синих комбинезона, каждый — с четырьмя белыми пуговицами из конского волоса. Такого же размера комбинезоны, как и тот, что лежал в моем седане. Неделю назад я не предположил бы, что получу истинное удовольствие от вида детской одежды. После того, как я созерцал их в течение целой минуты и положил обратно, я вышел и открыл дверь в туалет. Я надеялся на большее.
И я его получил, но не в туалете и даже, строго говоря, вообще не в доме, а в погребе. Это был настоящий погреб, а не яма, откуда брали топливо. Я нашел там несколько металлических предметов, прислоненных к стене в углу, и мне не понадобилось их монтировать, чтобы определить: это детская кроватка. Тут еще были три маленьких чемодана и два больших, и один из больших оказался набитым пеленками, прорезиненными штанишками, нагрудниками, погремушками, ненадутыми воздушными шарами, рубашечками, свитерами и другой одеждой и вещами.
Я удовлетворил свою тягу к детской одежде полностью, и поскольку дом был в моем распоряжении, я искал хотя бы намек, откуда здесь появился ребенок. Но ничего не нашел, хотя искать я умею и всегда нахожу то, чему не полагается быть найденным. Я проделал большую работу. Еще больше времени отнимает задача оставить все так, как было, но я справился и с этим. Все, что у меня имелось, когда я закончил, это несколько фамилий и адресов с конвертов писем, найденных в спальне, и несколько номеров телефонов. Однако все это выглядело малообещающим.
Было без двадцати три и Саул, вероятно, уже приехал. Я вылез в окно, прошел за поворот дороги и увидел машину Саула на обочине широкой площадки. Заметив меня, он плюхнулся на сиденье, и когда я подошел, он уже нарочито храпел. На него не очень приятно смотреть долго: большой нос, квадратный подбородок, широко разросшиеся брови, открытый рот… Стекло дверцы было опущено, и я протянул руку, чтобы схватить Саула за нос, но в долю секунды он перехватил мою руку за запястье и выкрутил ее. Так-то вот! Он знал, что я хочу сделать, еще до того, как я подошел.
— Дяденька… — просительно сказал я. Он отпустил меня и сел.
— Какой сегодня день? — спросил он.
— Рождество. Ты давно здесь?
— Час двадцать.
— По инструкции ты должен был уехать отсюда двадцать минут назад.
— Я видел твой седан. Хочешь сэндвич, пирог с изюмом и молоко?
— Еще бы!
На заднем сиденье лежала картонка. Я влез в машину и открыл ее. Два сэндвича с солониной. Я принялся за них и сказал:
— Она сбежала, пока я звонил. Это было больше трех часов назад.
— Там есть кто-нибудь еще?
— Нет.
— Ты что-нибудь нашел?
Я промолчал, проглотил кусок сэндвича, взял картонку с молоком.
— Если у какой-нибудь из твоих приятельниц есть пара близнецов, то в погребе, в чемодане, вполне хватит одежды для них. А в ящике наверху имеются два плисовых комбинезончика с пуговицами из белого конского волоса. В них-то все и дело — вот почему они наверху.
— Наличие одежды еще можно как-то объяснить, но детская кроватка все решает, — сказал он.
— Да, — у меня был полный рот.
— Значит, ребенок был там, и она знает, откуда он. Может быть, ей неизвестна мать, но знает она достаточно много. Что она из себя представляет?
— Она бы удивила даже тебя. Думаю, будет все отрицать. Если бы она вернулась и застала меня в доме, я попытался бы ее расколоть, а теперь не знаю.
— Не стоит нам сидеть в моей машине. Она знает твою?
Я кивнул и сделал глоток молока.
— О'кей, — я положил молоко и второй сэндвич в картонку. — Прикончу в своем седане эту легкую закуску, спасающую мне жизнь. А ты сунь свою машину в лес и присоединяйся ко мне. Если Вулф решит ее накрыть, то Фред или Орри будут здесь к девяти часам. Подумай, как ты будешь входить с ними в контакт. Если Вулф решит, чтобы они приехали к нему, то вместо Фреда и Орри приеду я, и мне, возможно, понадобится твоя помощь.
6
Саул Пензер, Фред Даркин и Орри Кэтер по очереди вели наблюдение за подступами к дому Эллен Тензер в течение двадцати часов. Но здесь никто не появился. Когда Вулф спустился в контору в одиннадцать утра в субботу, у меня не было никаких новостей. Он разместил свою тушу на стуле и принялся просматривать утреннюю почту, которую я вскрыл. Не обнаружив ничего интересного или полезного, он отодвинул почту в сторону и, нахмурив брови, взглянул на меня.
— Проклятье, — прорычал он. — Эта женщина сбежала, не так ли?
Я вытащил из кармана двадцать пять центов, подбросил монету над письменным столом и взглянул на нее.
— Орел. Значит, не сбежала.
— Мне необходимо точное мнение.
— Вы его не получите. Только последний дурак может составить мнение, если его нельзя подкрепить аргументами. Вы просто напоминаете мне, что останься я там, вместо того, чтобы идти вам звонить, я бы сейчас шел по ее следу.
— У меня и в мыслях этого не было.
— То, что я попал в дом и нашел там вещи, не покрывает промаха. Ненавижу неудачу. Звонил Саул.
— Когда?
— Полчаса назад. У племянницы мисс Тензер ребенка не было ни в декабре, ни в январе, ни в феврале. Он проверил ее жизнь за этот период и подробности расскажет позже. Сейчас он выясняет, была ли тетушка у племянницы, начиная со вчерашнего полудня.
Зазвонил телефон, я взял трубку.
— Бюро Ниро Вулфа.
— Это Орри Кэтер. Звоню из Махопака.
— Все в порядке?
— Нет. Ничего хорошего. В десять пятьдесят пять приехала машина. Криминальная полиция. Вышли трое: полицейский, тип из окружного департамента и Перли Стеббинс. Они попытались открыть дверь, потом зашли за угол, и этот тип из департамента влез в открытое окно, а Стеббинс и полицейский вернулись к двери. Вскоре она открылась, и они вошли в дом. Не похоже на то, что я могу чем-нибудь помочь, вот я и заволновался. Мне уехать?
— Насколько ты уверен, что это был Перли?
— Минутку, я ведь не сказал, будто подумал, что это он. Я сказал, что это он. Я ведь докладываю.
— Ты прав. Приезжай.
— Если я вернусь, то я…
— К черту, приезжай.
Я осторожно положил трубку, перевел дыхание, повернулся в Вулфу.
— Звонил Орри Катер из Махопака. Я велел ему приехать, потому что мисс Тензер домой не вернется. Она мертва. Приехали трое в полицейской машине. Они сейчас в доме и один из них — Перли Стеббинс. Не нужно особого ума, чтобы понять: сержант из нью-йоркского отдела по убийствам не приедет в Путнемский округ за пуговицами из белого конского волоса.
Губы Вулфа сжались крепко, как никогда. Потом они разомкнулись.
— Предположение — это еще не факт.
— Сейчас будут доказательства.
Я повернулся к телефону, взял трубку и набрал номер «Газетт». А когда Вулф услышал, что я прошу Лона Коэна, он взял трубку параллельного аппарата и придвинулся поближе к нему. Лон по крайней мере половину своего времени говорит по телефону, но я поймал его между двумя телефонными звонками и спросил, есть ли у меня еще кредит, и он ответил, что в следующем номере газеты нет, но на сведения и новости есть.
— На этот раз требуется не так много, — сказал я. — Просто проверяю слух, который только что до меня дошел. Вы слышали что-нибудь о женщине по имени Эллен Тензер?
— Эллен Тензер?
— Верно.
— Возможно, мы кое-что имеем. Но не будь так дьявольски осторожен. Арчи. Если ты хочешь узнать, что мы узнали об убийстве, так и скажи.
— Хочу узнать.
— Вот это лучше. Нам известно не очень много, правда, в последний час могли прийти новости. Одним словом, около шести часов утра полицейский заглянул в машину, которая стояла на тридцать восьмой улице возле Третьей авеню, и видел на полу у заднего сиденья женщину. Она была задушена куском шнура, который еще болтался у нее на шее. Выяснилось, что она мертва уже пять-шесть часов. Ее опознали как Эллен Тензер из Махопака. Вот и все. Если это так важно, могу позвонить вниз и узнать последние новости.
Я сказал ему, что срочности нет, поблагодарил и повесил трубку. То же самое сделал и Вулф. Он пристально смотрел на меня, а я на него.
— Дело принимает плохой оборот, — сказал я. — Обсудим его?
Он покачал головой.
— Пока это ничего не даст.
— Есть одно частное «но». Если бы я не ушел из ее дома и продолжал обрабатывать, то может быть, чего-нибудь и добился бы, и она сидела бы сейчас здесь, а мы заканчивали бы дело… К черту интеллигентность и опыт!
— Оставь.
— Но что теперь? Я не сумел спросить о чем-нибудь, кроме пуговиц, и теперь Стеббинс и Крамер насядут на нас. Тридцать восьмая улица — что там, часто происходят убийства?
— Убийство — их проблема.
— Скажите об этом им. Племянница расскажет, как пуговичный коммерсант Арчи Гудвин встречался с ней, чтобы заполучить адрес тетки. Парень с бензоколонки опишет человека, который узнавал, как проехать к дому убитой. А в самом доме они обнаружат тысячи отпечатков моих пальцев, четких и свежих. Я вполне могу звонить адвокату и договариваться о залоге, если я буду арестован, как важный свидетель.
Вулф проворчал:
— Ты не можешь представить им информацию относительно убийства. Я изумился:
— Не могу?
— Думаю, что нет. Обсудим это, — Он откинулся назад, закрыл глаза, но его губы не шевелились. Такое сосредоточение требовалось для истинно каверзных проблем. Через минуту он открыл глаза, выпрямился.
— Все довольно просто Так как она мертва, все зависит от тебя. Например, она сказала, что должна уехать, потому что у нее назначена встреча, а ты попросил у нее разрешения подождать, пока она не вернется, и она согласилась. Ты остался в доме один. Ты помнил, как важны для нашего клиента белые пуговицы из конского волоса. И ты воспользовался обстоятельствами. Именно так ты должен говорить.
— Не называя имени клиента?
— Разумеется.
— Без имени клиента все это блеф. Жертва и наш клиент тесно связаны. Поэтому полиция захочет задать клиенту несколько вопросов. И я назову мисс Вэлдон.
— У тебя есть выход. Клиент ничего не знает об Эллен Тензер. Он нанял нас, чтобы выяснить, откуда взялись эти пуговицы. И только. Мы не обязаны раскрывать имя клиента — это дело нашей чести. Полиции только дай повод — они ухватятся за что угодно.
— Но у меня есть пара вопросов. Не считаете ли вы, что Эллен Тензер была бы сейчас жива, если бы вы не взялись за эту работу, не дали бы объявление и не послали меня встретиться с Тензер?
— Проклятье, — прорычал он. — Эта женщина сбежала, не так ли?
Я вытащил из кармана двадцать пять центов, подбросил монету над письменным столом и взглянул на нее.
— Орел. Значит, не сбежала.
— Мне необходимо точное мнение.
— Вы его не получите. Только последний дурак может составить мнение, если его нельзя подкрепить аргументами. Вы просто напоминаете мне, что останься я там, вместо того, чтобы идти вам звонить, я бы сейчас шел по ее следу.
— У меня и в мыслях этого не было.
— То, что я попал в дом и нашел там вещи, не покрывает промаха. Ненавижу неудачу. Звонил Саул.
— Когда?
— Полчаса назад. У племянницы мисс Тензер ребенка не было ни в декабре, ни в январе, ни в феврале. Он проверил ее жизнь за этот период и подробности расскажет позже. Сейчас он выясняет, была ли тетушка у племянницы, начиная со вчерашнего полудня.
Зазвонил телефон, я взял трубку.
— Бюро Ниро Вулфа.
— Это Орри Кэтер. Звоню из Махопака.
— Все в порядке?
— Нет. Ничего хорошего. В десять пятьдесят пять приехала машина. Криминальная полиция. Вышли трое: полицейский, тип из окружного департамента и Перли Стеббинс. Они попытались открыть дверь, потом зашли за угол, и этот тип из департамента влез в открытое окно, а Стеббинс и полицейский вернулись к двери. Вскоре она открылась, и они вошли в дом. Не похоже на то, что я могу чем-нибудь помочь, вот я и заволновался. Мне уехать?
— Насколько ты уверен, что это был Перли?
— Минутку, я ведь не сказал, будто подумал, что это он. Я сказал, что это он. Я ведь докладываю.
— Ты прав. Приезжай.
— Если я вернусь, то я…
— К черту, приезжай.
Я осторожно положил трубку, перевел дыхание, повернулся в Вулфу.
— Звонил Орри Катер из Махопака. Я велел ему приехать, потому что мисс Тензер домой не вернется. Она мертва. Приехали трое в полицейской машине. Они сейчас в доме и один из них — Перли Стеббинс. Не нужно особого ума, чтобы понять: сержант из нью-йоркского отдела по убийствам не приедет в Путнемский округ за пуговицами из белого конского волоса.
Губы Вулфа сжались крепко, как никогда. Потом они разомкнулись.
— Предположение — это еще не факт.
— Сейчас будут доказательства.
Я повернулся к телефону, взял трубку и набрал номер «Газетт». А когда Вулф услышал, что я прошу Лона Коэна, он взял трубку параллельного аппарата и придвинулся поближе к нему. Лон по крайней мере половину своего времени говорит по телефону, но я поймал его между двумя телефонными звонками и спросил, есть ли у меня еще кредит, и он ответил, что в следующем номере газеты нет, но на сведения и новости есть.
— На этот раз требуется не так много, — сказал я. — Просто проверяю слух, который только что до меня дошел. Вы слышали что-нибудь о женщине по имени Эллен Тензер?
— Эллен Тензер?
— Верно.
— Возможно, мы кое-что имеем. Но не будь так дьявольски осторожен. Арчи. Если ты хочешь узнать, что мы узнали об убийстве, так и скажи.
— Хочу узнать.
— Вот это лучше. Нам известно не очень много, правда, в последний час могли прийти новости. Одним словом, около шести часов утра полицейский заглянул в машину, которая стояла на тридцать восьмой улице возле Третьей авеню, и видел на полу у заднего сиденья женщину. Она была задушена куском шнура, который еще болтался у нее на шее. Выяснилось, что она мертва уже пять-шесть часов. Ее опознали как Эллен Тензер из Махопака. Вот и все. Если это так важно, могу позвонить вниз и узнать последние новости.
Я сказал ему, что срочности нет, поблагодарил и повесил трубку. То же самое сделал и Вулф. Он пристально смотрел на меня, а я на него.
— Дело принимает плохой оборот, — сказал я. — Обсудим его?
Он покачал головой.
— Пока это ничего не даст.
— Есть одно частное «но». Если бы я не ушел из ее дома и продолжал обрабатывать, то может быть, чего-нибудь и добился бы, и она сидела бы сейчас здесь, а мы заканчивали бы дело… К черту интеллигентность и опыт!
— Оставь.
— Но что теперь? Я не сумел спросить о чем-нибудь, кроме пуговиц, и теперь Стеббинс и Крамер насядут на нас. Тридцать восьмая улица — что там, часто происходят убийства?
— Убийство — их проблема.
— Скажите об этом им. Племянница расскажет, как пуговичный коммерсант Арчи Гудвин встречался с ней, чтобы заполучить адрес тетки. Парень с бензоколонки опишет человека, который узнавал, как проехать к дому убитой. А в самом доме они обнаружат тысячи отпечатков моих пальцев, четких и свежих. Я вполне могу звонить адвокату и договариваться о залоге, если я буду арестован, как важный свидетель.
Вулф проворчал:
— Ты не можешь представить им информацию относительно убийства. Я изумился:
— Не могу?
— Думаю, что нет. Обсудим это, — Он откинулся назад, закрыл глаза, но его губы не шевелились. Такое сосредоточение требовалось для истинно каверзных проблем. Через минуту он открыл глаза, выпрямился.
— Все довольно просто Так как она мертва, все зависит от тебя. Например, она сказала, что должна уехать, потому что у нее назначена встреча, а ты попросил у нее разрешения подождать, пока она не вернется, и она согласилась. Ты остался в доме один. Ты помнил, как важны для нашего клиента белые пуговицы из конского волоса. И ты воспользовался обстоятельствами. Именно так ты должен говорить.
— Не называя имени клиента?
— Разумеется.
— Без имени клиента все это блеф. Жертва и наш клиент тесно связаны. Поэтому полиция захочет задать клиенту несколько вопросов. И я назову мисс Вэлдон.
— У тебя есть выход. Клиент ничего не знает об Эллен Тензер. Он нанял нас, чтобы выяснить, откуда взялись эти пуговицы. И только. Мы не обязаны раскрывать имя клиента — это дело нашей чести. Полиции только дай повод — они ухватятся за что угодно.
— Но у меня есть пара вопросов. Не считаете ли вы, что Эллен Тензер была бы сейчас жива, если бы вы не взялись за эту работу, не дали бы объявление и не послали меня встретиться с Тензер?