Стаут Рекс. С прискорбием извещаем

Рекс Стаут

«С прискорбием извещаем»

   Встреча с Бесс Хадлстон была не первой.
   Как-то раз вечером, года два назад, она позвонила и сказала, что ей надо поговорить с Ниро Вульфом, а когда Вульф взял трубку, кротким голосом попросила его приехать к ней на Ривердейл для деловой встречи. Естественно, он осадил ее. Во-первых, если он и выбирался из дома, то только к старому другу или хорошему повару, а во-вторых, то, что какой-либо мужчина или женщина могли этого не знать, было серьезным уколом для его тщеславия.
   Не прошло и часа, как она сама появилась в его офисе — комнате, которую он использовал в качестве кабинета в своем старом доме на Западной Тридцать пятой улице возле набережной, — за чем последовали пренеприятнейшие пятнадцать минут.
   Я никогда не видел его взбешенным до такой степени. Лично мне предложение показалось заманчивым. Она пообещала ему две тысячи долларов, если он придет на праздник, который она устраивала для миссис Какой-то, и будет сыщиком в игре в убийство. Она также предложила пятьсот долларов мне, если я приду с Вульфом и буду работать на подхвате. Видели бы вы, как он оскорбился! Можно было подумать, что он Наполеон, а она попросила его развернуть войско оловянных солдатиков в детской.
   Когда она ушла, я осудил его позицию. В конце концов, она была почти так же знаменита, как он, — самая удачливая в Нью-Йорке устроительница праздников для представителей высшего общества. Сочетание талантов таких двух мастеров своего деда, как он и она, оставило бы о себе долгую память, не говоря уже о том, сколько радости доставили бы мне эти пять сотен зелененьких. Но он только надулся.
   Описанные события имели место два года назад. И вот, жарким августовским утром (особенно жарким в силу отсутствия в нашем доме кондиционера, так как Вульф не доверял технике), она позвонила и попросила его безотлагательно приехать к ней на Ривердейл.
   Вульф подал мне знак отделаться от назойлжой клиентки и повесил трубку. Немного позже, когда он удалился в кухню, чтобы проконсультироваться с Фрицем относительно какой-то проблемы, возникшей у них в связи с приготовлением ленча, я отыскал в справочнике номер ее телефона и перезвонил.
   Прошел почти месяц с тех пор как мы покончили с делом Нойхема, в доме было скучно, как в склепе, так что даже выслеживание мальчонки из прачечной, заподозренного в краже бутылки шипучки, стало бы для меня желанным занятиам. Поэтому я перезвонил Бесс Хадлстон и сказал, что если она обдумывает возможность визита к нам на Западную Тридцать пятую улицу, то я хотел бы напомнить, что Вульф занят наверху своими орхидеями утром с девяти до одиннадцати и с четырех до шести после полудня, но в любое другое время он будет рад ее видеть.
   Однако должен признаться, что Вульф не особенно обрадовался, когда в три часа того же дня я ввел ее к нему в кабинет. Он даже не извинился, что не поднялся из своего кресла поздороваться с ней, хотя, надо заметить, ни один здравомыслящий человек, взглянув на его габариты, не стал бы ожидать от него подобной попытки.
   — А, так это вы предлагали мне однажды деньги, приглашая меня на роль клоуна? — проворчал он обиженно.
   Бесс Хадлстон уселась в пододвинутое мной красное кожаное кресло, достала из большой зеленой сумки носовой платок и вытерла им лоб и шею. Она принадлежала к числу тех людей, которые мало похожи на свои фотографии в газетах, потому что самым примечательным в ее внешности были глаза, и эти глаза, стоило в них взглянуть, заставляли вас забыть обо всем остальном. Они были черными, искрящимися и производили впечатление, будто она смотрит на вас даже тогда, когда на самом деле этого быть не могло. Глаза делали ее моложе своего возраста — вероятно сорока семи или сорока восьми лет.
   — Боже, как здесь жарко, — произнесла она. — Странно, что вы почти не потеете. Я очень тороплюсь, так как должна еще увидеться с мэром по поводу сценария шествия, устроительство которого он хочет мне поручить, и поэтому не имею возможности пускаться с вами в пререкания, но ваше заявление, будто я собиралась покуситься на вашу честь, — совершеииейшая глупость. Да, глупость! С вами в роли сыщика получился бы чудеснейший праздник. А так мне пришлось раздобыть полицейского инспектора, но он только и делал, что хрюкал. Вот так! — и она хрюкнула.
   — Если вы пришли, мадам, для того, чтобы…
   — Нет, не для того. На этот раз вы мне нужны не для праздника. К сожалению. Дело в том, что кто-то пытается меня погубить.
   — Погубить вас? В каком смысле? Физически, в финансовых делах…
   — Просто погубить. Вам известно, чем я занимаюсь. Я организую праздники для…
   — Я в курсе, — оборвал ее Вульф.
   — Тем лучше. Мои клиенты — люди влиятельные и богатые. По крайней мере они себя таковыми считают, и, не вдаваясь в детали, скажу, что для меня важно поддерживать с ними хорошие отношения. Поэтому вы можете себе представить, какой бывает эффект, когда… Подождите, я вам сейчас покажу…
   Она открыла сумочку и принялась в ней рыться, словно терьер. На пол упал листок плотной бумаги, и я было поднялся, чтобы вернуть его ей, но она лишь скользнула по нему взглядом и произнесла:
   — Не беспокойтесь, в мусорное ведро. — И я, распорядившись им, как было указано, вернулся на свое место.
   Наконец Бесс протянула Вульфу конверт.
   — Взгляните, что вы об этом думаете? — сказала она.
   Вульф осмотрел конверт с обеих сторон, вынул из него листок бумаги, прочитал и передал мне.
   — Это конфиденциально, — встрепенулась Бесс Хадлстон.
   — Мистер Гудвин нам не помешает, — сухо произнес Вульф.
   Я обследовал предложенные экспонаты. Конверт с маркой и почтовым штемпелем был разрезан по краю. Адрес написан на пишущей машинке:

 
   Миссис Джервис Хоррокс
   902 Восточная Семьдесят четвертая улица Нью-Йорк

 
   На листке бумаги имелась надпись, также машинописная:

 
   Что побудило доктора Брейди неправильно выписать лекарство для Вашей дочери? Невежество? А может, чтото еще? Спросите Бесс Хадлстон. Если захочет, она расскажет Вам, как рассказала мне.

 
   Подпись отсутствовала. Я вернул листок и конверт Вульфу.
   Бесс Хадлстон вновь отерла лоб и шею носовым платком.
   — Это письмо не единственное, — произнесла она, глядя на Вульфа глазами, которые, как мне казалось, смотрели на меня. — Было и другое, но, к сожалению, у меня его нет. Это, как вы видите, было отправлено во вторник, 12 августа, то есть шесть дней назад. А то, другое, днем раньше. Оно было тоже отпечатано на машинке. Я его видела. Его послали одному очень богатому и известному человеку, и в нем содержалось дословно следующее: «Где и с кем ваша жена бывает по вечерам? Ответ окажется для вас крайне неожиданным. За более подробной информацией рекойендую обратиться к Бесс Хадлстон». Тот человек показал мне письмо. Его жена — одна из моих самых близких подруг.
   — Позвольте. — Вульф направил на нее указательный палец. — Вы пришли, чтобы со мной совещаться или чтобы нанять меня?
   — Я нанимаю вас, — ответила она. — Нанимаю, чтобы вы выяснили, кто распространяет подобные вещи.
   — Дело довольно сложное, никаких гарантий. Пожалуй, приняться за него меня может заставить только алчность.
   — Ну, конечно! — нетерпеливо воскликнула Бесс Хадлстон. — Я и сама умею заламывать цены. И сейчас я готова к тому, что буду выжата как лимон. В противном случае, что со мной станет, если все это не прекратится и как можно скорее?
   — Замечательно. Арчи, блокнот!
   Я достал блокнот и принялся за дело. Пока она выкладывала мне факты, Вульф позвонил, чтобы принесли пива, и теперь сидел, откинувшись в кресле и закрыв глаза. Впрочем, когда она рассказывала мне о бумаге и пишущей машинке, один глаз он все-таки приоткрыл. Дело в том, что бумага и конверты обоих анонимных писем, сообщила она, были точно такими же, какие использовались для деловой переписки девушкой по имени Джанет Николс, которая работала у нее ассистенткой по организации праздников, причем и письма, и конверты были отпечатаны на машинке, принадлежавшей ей самой, Бесс Хадлстон. Машинка эта находилась в ведении другой девушки, Мариэллы Тиммс, работавшей у нее секретаршей. Конечно, при сравнении Бесс Хадлстон микроскопом не пользовалась, но для неискушенного взгляда шрифт машинки и писем казался совершенно одинаковым. Обе девушки жили в ее доме на Ривердейл, и большая коробка с бумагой, конвертами и прочими канцелярскими принадлежностями хранилась в комнате Джанет Николс.
   Следовательно, если это не одна из девушек… А может быть, это действительно одна из девушек? «Факты, Арчи!» — проворчал Вульф. Слуги? Нет, их не стоит принимать во внимание, сказала Бесс. Ни один слуга у нее долго не задерживался, а значит, ни один не мог успеть проникнуться к ней достаточной ненавистью. Услышав эту фразу, я понимающе кивнул, так как читал в газетах и журнальных статьях об аллигаторах, медведях и других беспокойных обитателях ее дома. Жил ли в доме кто-нибудь еще? Да, племянник, Лоренс Хадлстон, также получавший жалованье как ассистент, но, согласно мнению тетушки Бесс, никоим образом не попадавший под подозрение. Больше никого? Нет, больше никого. Лица, достаточно близкие к дому, чтобы иметь доступ к пишущей машинке и канцелярским принадлежностям Джанет Николс?
   Конечно! Такую возможность имели многие.
   Вульф непочтительно хмыкнул. На всякий случай я спросил, как насчет достоверности содержавшейся в анонимках информации. Как насчет неверно назначенного лекарства и вечеров в сомнительном обществе? Черные глаза Бесс Хадлстон впились в меня. Нет, об этих вещах ей ничего не известно. И вообще, какое это имеет отношение к деяу? Какой-то негодяй пытается погубить ее доброе имя, распространяя о ней по городу неприглядные слухи, а ее еще, видите ли, спрашивают, правда ли то, что в них говорится. Какая наглость! Хорошо, сказал я, давайте забудем о миссис Толстый Кошелек и о том, где она проводит свои вечера. Пусть на бейсболе. Но ответьте хотя бы, есть ли у миссис Джервис Хоррокс дочь, была ли она больна и лечил ли ее доктор Брейди? Да, нервно ответила Бесс, у миссис Хоррокс была дочь. Она умерла всего месяц назад, и доктор Брейди наблюдал ее во время болезни. От чего она умерла? От столбняка. Как она им заразилась? Расцарапав руку о гвоздь в конюшне школы верховой езды.
   — От столбняка не бывает неправильных лекарств… — проворчал Вульф.
   — Да, это было ужасно, но к делу не имеет никакого отношения, — перебила Бесс Хадлстон. — Ой, я, кажется, опаздываю на встречу с мэром! Понимаете, все ведь предельно просто. Кто-то захотел меня погубить и избрал для этого такой мерзкий и грязный способ, как клевета. Это необходимо прекратить, и если ваши умственные способности соответствуют вашим гонорарам, вы сумеете это сделать. Кроме того, я ведь готова назвать вам имя человека, который всем этим занимается.
   Глаза Вульфа широко раскрылись.
   — Как?! Вы знаете, кто это?
   — Знаю. Или во всяком случае думаю, что знаю.
   — Тогда какого черта, мадам, вы меня беспокоите?
   — Потому что я не могу этого доказать. А сама она все отрицает.
   — Похоже, — Вульф метнул в нее испепеляющий взгляд, — вы менее разумны, чем кажетесь, раз додумались обвинять человека, не имея доказательств.
   — Разве я сказала, что кого-то обвиняла? Ничего подобного. Я просто поговорила по очереди со всеми: с ней, с Мариадлой, со своим племянником, с доктором Брейди и с братом. Я задавала им вопросы, я сопоставляла. И наконец поняла, что не смогу сама с этим справиться. Поэтому я и пришла к вам.
   — Методом исключения, преступница — мисс Николс?
   — Да.
   Вульф нахмурился.
   — Но у вас нет доказательств. Что же у вас есть?
   — У меня есть… ощущение.
   — Основанное на чем?
   — Я знаю ее.
   — Знаете… — по-прежнему хмурясь, повторил Вульф. Губы его выпячивались и снова втягивались обратно. — Вы ясновидящая? Прорицательница? Какие специфические проявления ее характера вы заметили? Она что, способна вытаскивать стулья из-под людей?
   — Не кипятитесь, — осадила его Бесс Хадлстон, хмурясь в ответ. — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Просто я достаточно изучила ее. Ее глаза, ее голос, ее поведение…
   — Понимаю. Мягко выражаясь, вы невзлюбили ее. Она должна быть либо невероятно глупа, либо чрезвычайно умна, чтобы использовать для анонимных писем канцелярские принадлежности, за которые сама же отвечает. Вы подумали об этом?
   — Конечно. Она умна.
   — И даже зная, что она сделала, вы продолжаете держать ее у себя на работе, в своем доме?
   — Естественно. Думаете, если бы я ее уволила, это бы ее остановило?
   — Нет. Но вы говорите, что она виновна, потому что вы ее знаете. Это означает, что вы знали ее неделю назад, месяц назад, год назад, знали, что она была человеком, способным на такого рода вещи. Тогда почему вы не избавились от нее раньше?
   — Потому что я… — Бесс Хадлстон заколебалась. — А какое это имеет значение?
   — Для меня — огромное, мадам. Вы наняли меня, чтобы выявить источник анонимных писем. Сейчас я этим и занимаюсь. Я исследую вероятность того, что вы посылали их сами.
   Ее глаза сверкнули.
   — Сама? Но ведь это бессмыслица!
   — Тогда отвечайте, — невозмутимо повторил Вульф, — почему, зная о дурных наклонностях мисс Николс, вы ее не выгнали?
   — Потому что она была мне нужна. Она лучшая помощница из всех, какие у меня работали. Ее идеи просто великолепны… Возьмите хотя бы Ушастого Карлика и Праздник Великанов… Это все она придумала. Скажу по секрету, некоторые из моих самых удачных затей…
   — Понятно… Как давно она работает у вас?
   — Три года.
   — Ее жалованье соответствует ее заслугам?
   — Да. Раньше — нет, но теперь я плачу сполна. Десять тысяч в год.
   — Тогда зачем ей губить вас? У нее не все дома? Или вы все же дали ей повод?
   — У нее есть… вернее, она думает, что у нее есть повод для обиды.
   — Какой?
   — Дело в том, что… — Бесс Хадлстон помотала головой. — Впрочем, неважно. Это личное. Это никак вам не поможет. Мне нужно лишь, чтобы вы отыскали источник анонимных писем и представили доказательства. Счет я оплачу.
   — Иными словами, вы заплатите мне за то, что я докажу виновность мисс Николс?
   — Вовсе нет. Любого, кто в этом повинен.
   — Независимо от того, кто это?
   — Конечно.
   — Хотя лично вы уверены, что это мисс Николс?
   — Нет, не уверена. Я только сказала, что чувствую это. — Бесс Хадлстон встала, взяла сумочку со стола Вульфа и поправила прическу. — Ну, мне пора. Вы сможете прийти ко мне сегодня вечером?
   — Нет. Мистер…
   — А когда вы сможете прийти?
   — Никогда! К вам придет мистер Гудвин… — Вульф оборвал себя. — Хотя нет. Раз уж вы обсуждали происшествие со своими домочадцами, я хотел бы их увидеть. Сперва девушек. Пришлите их сюда. Я освобожусь в шесть. Вы навязали мне отвратительное дельце, и мне не терпится с ним поскорее покончить.
   — Боже мой, — умиленно проговорила она, — с вами можно было бы устроить замечательную вечеринку! Если бы ее удалось запродать Кроутерсам, я смогла бы получить четыре тысячи… Только, похоже, если письма не прекратятся, скоро этих вечеринок будет не так уж много. Я позвоню девушкам.
   — Вот телефон, — сказал я.
   Она набрала номер, дала инструкции той, которую назвала Мариэллой, и поспешно удалилась.
   Когда, проводив посетительницу до двери, я вернулся в кабинет, кресло Вульфа оказалось пустым. В этом не было ничего тревожного, так как стрелки часов показывали без одной минуты четыре и, следовательно, ему было пора подняться наверх к своим орхидеям. Но тут я буквально остолбенел, увидев своего шефа согнувшимся, сложившимся почти вдвое, с рукой, запущенной в корзину для мусора.
   Он распрямился.
   — Вы не ушиблись? — заботливо осведомился я.
   Проигнорировав вопрос, Вульф придвинулся ближе к окну, чтобы рассмотреть предмет, который держал между большим и указательным пальцем. Я подошел, и он передал его мне. Это была фотокарточка девушки (на мой вкус-ничего особенного), вырезанная в форме шестигранника, размером с пятидесятицентовую монету.
   — Хотите поместить ее в свой альбом? — спросил я.
   Это Вульф тоже проигнорировал.
   — На свете нет ничего, — сказал он, глядя на меня так свирепо, славно это я занимался рассылкой анонимок, — ничего столь же неистребимого, как человеческое достоинство. Эта особа делает деньги, придумывая, как дуракам лучше убивать свое время. Ими она платит мне, чтобы я рылся в ее грязном белье. Половина моего гонорара уходит на налоги, используемые для производства бомб, которые убивают людей. И все же у меня есть достоинство! Пусть спросят Фрица, моего повара. Пусть спросят Теодора, моего садовника. Пусть спросят тебя, моего…
   — Премьер-министра.
   — Нет.
   — Правую руку
   — Нет.
   — Товарища.
   — Нет!
   — Соучастника, лакея, военного секретаря, наймита, друга…
   Он был на пути к лифту. Я бросил фотокарточку к себе на стол и отправился на кухню выпить стакан молока.
   — Вы опоздали, — укоризненно сказал я девушкам, пропуская их в кабинет. — Мистер Вульф ждал вас к шести часам, в это время он спускается из оранжереи. А сейчас уже на двадцать минут больше. Теперь он удалился на кухню и занялся операциями с солониной.
   Они сели, и я принялся их рассматривать.
   — Вы имеете в виду, что он ест солонину? — спросила Мариэлла Тиммс.
   — Нет. Это будет позже. Он ее готовит.
   — Во всем виновата я, — сказала Джанет Николс. — Я вернулась только к пяти и была в одежде для верховой езды, поэтому мне пришлось переодеваться. Извините.
   Она не слишком походила на прекрасную амазонку. Не то чтобы она была плохо сложена, нет. У нее было довольно красивое маленькое тело. Но ее бледное лицо скорее наводило на мысль о подземке, нежели о верховой прогулке. Не скрою, но так или иначе я ожидал чего-то неординарного, ведь Бесс Хадлстон подозревала, что эта девушка была автором анонимных писем и, кроме того, она придумала Ушастого Карлика и Праздник Великанов. Я был сильно разочарован. Она выглядела как школьная учительница… Или, точнее сказать, как заурядная школьная учительница без будущего.
   Вид Мариэллы Тиммс, напротив, нисколько не разочаровал меня. Она меня бесила. Ее волосы начинались далеко над изгибами бровей, что делало брови еще выше и шире. чем они были, и придавало всему лицу вид возвышенный и одухотворенный. Но ее глаза были страшно застенчивы, и это ей ужасно не шло. Если у вас вид возвышенный и одухотворенный, вам нет нужды чего-то стесняться, если, конечно, в ваших мыслях не содержится ничего постыдного. Кроме того, у нее был сильный южный акцент. Саланина. Поверьте, я не брежу по ночам баталиями Гражданской войны, и уж во всяком случае моя сторона победила, но эти южные красотки… Их акцент звучит как намеренный вызов. Это задевает. Да, и еще раз да, я родятся и вырос на Севере!
   — Пойду посмотрю, не удастся ли его вызволить, — сказал я и двинулся через холл на кухню. Надежда заполучить Вульфа, чтобы он пришел и занялся делом, еще теплилась, покуда он не успел погрузить свои руки в мясо. Фрикасе, вернее, то, что должно было им стать, лежало в блюде на столе, а Фриц и Вульф стояли по обе стороны и что-то обсуждали. При моем появлении они посмотрели на меня так, словно я ввалился на заседание Кабинета министров в Белом Доме.
   — Они здесь, — объявил я. — Джанет и Мариадла.
   Взглянув на лицо Вульфа в тот момент, можно было ставить сто против одного, что сейчас он прикажет мне передать девушкам, чтобы они приходили завтра. Он уже открыл рот, но в этот момент за моей спиной распахнулась дверь и через кухню проплыло:
   — А-а, так это здесь готовят фрикасе из солонины…
   Воспроизвести акцент я больше не пытаюсь.
   Вслед за голосом мимо меня продефилировала его обладательница. Она подошла прямо к Вульфу и наклонилась, чтобы взглянуть на блюдо с мясом.
   — Извините, — произнесла она так, как я все равно не смогу предать на бумаге, — но фрикасе из солонины — это мой конек. Тут ничего нет, кроме мяса, да?
   — Как видите, — буркнул Вульф.
   — Оно нарезано слишком мелко.
   Вульф окинул ее хмурым взглядом. Я чувствовал, что его раздирают противоречивые чувства. Присутствие особы женского пола на кухне было кощунством. Женщина, критикующая его или Фрица кулинарное искусство, была оскорбительницей вдвойне. Но солонина являлась в жизни Вульфа одной из самых сложных проблем, доселе так и не разрешенной. Как смягчить соленый привкус, сохранив ее уникальный букет; как уничтожить вечный крест ее сухости, не сделав раскисшей, — теории и эксперименты длились годами. Он насупился, но не указал ей на дверь.
   — Это мисс Тиммс, — представил я. — Мистер Вульф. Мистер Бреннер. А мисс Николс находится сейчас в…
   — Нарезано слишком мелко — в каком смысле? — свирепо спросил Вульф. — Это не нежное свежее мясо, которое может потерять сок…
   — Только, пожалуйста, успокойтесь. — Ладонь Мариаллы легла на его руку. — Оно еще не погублено, просто было бы лучше нарезать его чуть покрупнее. Но на такое количество мяса картофеля, пожалуй, многовато. К тому же, если у вас нет требухи, вам не удастся…
   — Требухи? — проревел Вульф.
   Мариэлла кивнула.
   — Да, да, свежей свиной требухи. В этом-то весь секрет. Слегка обжаренной в оливковом масле, с луковым соком…
   — Силы небесные! — Вульф стоял, уставившись на Фрица. — Ничего подобного я прежде не слышал. Это никогда не приходило мне в голову. Фриц, а?
   Фриц задумчиво наморщил лоб.
   — Не исключено, что в этом что-то есть, — согласился он. — Можно попробовать. В качестве эксперимента.
   — Позвольте, я вам помогу, — сказала Мариэлла. — Здесь требуется некоторая сноровка…
   Так случилось, что мое первое и довольно близкое знакомство с Джанет состоялось в тот же день. Я решил, что для поездки на рынок за требухой было бы неплохо взять с собой компанию, и так как Мариэлла прилипла к Вульфу, а он, во всяком случае на время эксперимента, — к ней, я прихватил Джанет. Когда мы вернулись домой, я окончательно утвердился в мысли, что она невиновна. Хотя, впрочем, и с самого начала я не был склонен считать ее в чем-либо виновной, поскольку не мог поверить, что кто-то, кто не является очевидным монстром, способен на авантюру с рассылкой анонимных писем. Признаюсь также, что она не поразила меня живостью ума и была рассеянна в разговоре, что, однако, при данных обстоятельствах было неудивительно, ибо она, по всей вероятности. знала, чем обязана своим приглашением к Вульфу.
   Я вручил засевшим на кухне виртуозам по изготовлению солонины требуху и поспешил вернуться в кабинет, где оставил Джанет. На обратном пути с рынка я рассказывал ей о гибридизации орхидей и теперь подошел к столу, чтобы взять пачку садоводческих фотографий, которые собирался показать ей, как вдруг заметил, что со стола что-то исчезло. Поэтому, предоставив ей разглядывать карточки, я вернулся на кухню к Вульфу и спросил, был ли кто-нибудь в кабинете в мое отсутствие. Он стоял возле Мариэллы, наблюдая за ее манипуляциями на разделочной доске, и я услышал в ответ лишь рычание.
   — Никто из вас не покидал кухню? — не отступался я.
   — Нет, — произнес он коротко. — А что?
   — Кто-то умыкнул мой леденец, — ответил я и, оставив его с друзьями по песочнице, вернулся в кабинет.
   Джанет сидела, разложив на коленях карточки и внимательно их разглядывая. Я встал перед ней и дружелюбно осведомился:
   — Что вы с ней сделали?
   Она подняла глаза. В таком ракурсе, с поднятым вверх лицом, она казалась почти симпатичной.
   — Что я сделала… что?
   — С карточкой, которую взяли с моего стола. Это единственный имеющийся у меня ваш портрет. Куда вы ее дели?
   — Я не… — Она осеклась. — Я не брала! — наконец произнесла она с вызовом.
   Я сел и укоризненно покачал головой.
   — Выслушайте меня внимательно, — сказал я. — Не стоит лгать. Мы ведь друзья. Мы плечом к плечу преследовали дикую кабанью требуху в ее логове. Снимок — моя собственность, и он мне нужен. Может быть, он случайно соскользнул в вашу сумочку? Взгляните.
   — Его там нет. — С новой ноткой гнева в голосе и с новым приливом краски к щекам она сделалась еще лучше. Левой рукой она прижимала лежавшую на стуле сумочку.
   — Позвольте, я проверю. — Я направился к ней.
   — Нет! — воскликнула она. — Его там нет! — Она положила ладонь на живот. — Он здесь.
   На мгновение я замер, решив, что она его проглотила. Затем я вернулся в кресло и сказал:
   — Ладно. В любом случае вам придется его вернуть. Есть три варианта — выбирайте. Или вы достанете его сами, или это сделаю я, или я позову Мариэллу и буду держать вас, пока она будет вас обыскивать. Первое кажется мне наиболее приемлемым для леди. Я отвернусь.
   — Пожалуйста, не надо. — Она еще крепче прижала ладонь к животу. — Ну, пожалуйста. Это моя фотокарточка.
   — На этой фотокарточке действительно изображены вы, но отсюда не следует, что это непременно ваша фотокарточка.
   — Ее вам дала мисс Хадлстон.
   Я не видел причины отрицать очевидное.
   — Да, ее дала мне она.
   — И она сказала вам… она… она думает, что это я рассылала эти ужасные письма! Я знаю, она в этом уверена!
   — Это, — твердо ответил я, — уже другое дело, и им занимается мой шеф. Меня же интересует только фотокарточка. Возможно, она действительно примечательна лишь тем, что на ней изображена девушка, которая придумала Ушастого Карлика и Праздник Великанов. В таком случае, если я попрошу мистера Вульфа, он скорее всего ее вам отдаст. Я даже допускаю, что мисс Хадлстон могла эту фотографию украсть, — почем знать? Она не сказала, откуда ее взяла. Но в данный момент вы стащили ее с моего письменного стола, и я хочу, чтобы вы ее вернули. Вы можете сделать себе другую, а я — нет. Итак, мне позвать Мариэллу? — Я повернул голову и сделал вид, что готов завопить.