Стаут Рекс. Смерть потаскушки

   - Извините, значит, мне показалось. В любом случае, платил он или нет, мы не верим, что он убийца, потому мистер Вулф и послал меня к вам. Если мистер Кэтер предстанет перед судом... сами понимаете, к чему это приведет. Все, что к тому времени будет известно о вашей сестре, выплывет наружу. Как вы знаете, суд присяжных должен оправдать подсудимого, если в деле достаточно оснований для сомнения в его виновности. Вот мы и хотим, чтобы в деле возникло достаточно сомнений для того, чтобы полиция не передала этого дела в суд. Вы ведь часто виделись с сестрой, верно?
   - Очень ловкий ход, - прервал Флеминг. - Но должен напомнить вам, что для моей жены одинаково плохо, состоится ли суд над виновным, или невиновным человеком. Я не могу в этом согласиться с ней, но ведь Изабел и в самом деле приходилась ей сестрой.
   - Нет, - покачал головой я. - Это вовсе не ловкий ход. Нам и вправду нужно только внести в дело достаточные сомнения. Например, доказать полиции, что веский мотив для убийства имелся ещё у кого-то. Или выяснить, что Изабел говорила кому-то - например, вашей супруге, - о том, что ей угрожают. Или ещё что-то в этом роде. Кстати, если даже полиция изобличит преступника, суд над ним будет менее тяжелым для вашей супруги, чем суд над Орри. Нам между прочим известно, какими уликами против Орри располагает полиция.
   - Какими?
   - Не могу сказать. Это конфиденциальные сведения.
   Барри Флеминг прищурился.
   - Знаете, мистер Гудвин, я преподаю математику и люблю решать задачи. Эта задача, конечно, ближе для моей жены, чем для меня, но тем не менее это также вызов для моего ума.
   Он потрепал жену по колену.
   - Ты не возражаешь, дорогая, если я признаюсь, что хотел бы помочь распутать эту загадку? Но я не стану вмешиваться. Я разделяю твои чувства. Делай, как считаешь нужным.
   - Вполне справедливо, - сказал я и обратился к миссис Флеминг:
   - Так вы часто виделись с сестрой?
   Она положила руку на руку мужа.
   - Да.
   - Один-два раза в неделю?
   - Да. Почти каждую субботу мы вместе ужинали, потом ходили в театр, или в кино. Мой муж субботними вечерами играет в шахматы.
   - В газетах написано, что придя туда позавчера, вы звонили в дверь несколько раз, вам не открыли и вам пришлось идти разыскивать консьержа, который и отомкнул дверь. Так?
   - Да.
   - Очень важно, что случилось, когда вы вошли в спальню. Я не хочу причинить вам боль, миссис Флеминг, но это и в самом деле важно. Что в точности вы подумали, когда увидели на полу тело вашей сестры?
   - Я ничего... ни о чем не подумала.
   - В первый миг вы, конечно, испытали шок. Но потом, когда вы увидели... когда вы осознали, что её убили, вполне естественно было бы подумать что-то вроде: "Он убил ее", или "она убила ее". Вот почему это так важно - первая мысль часто оказывается правильной. Кто был этот "он", или "она"?
   - Никто. У меня не было таких мыслей.
   - Вы уверены? В подобных случаях мысли беспорядочно роятся.
   - Я понимаю, но мне ничего такого в голову вообще не приходило. Ни "он", ни "она". Я даже не пыталась гадать, кто бы мог её убить. Все, что я знаю, так это то, что нельзя допустить судебного разбирательства.
   - Суд непременно состоится. Над Орри Кэтером. И мы должны сделать все возможное, чтобы предотвратить его. Ваша сестра когда-нибудь показывала вам свой дневник?
   Стелла Флеминг нахмурилась.
   - Изабел не вела дневник.
   - Нет, вела. Полиция нашла его. Но поскольку...
   - Что в нем говорится?
   - Не знаю. Я его не видел. Но поскольку...
   - Зря она вела дневник. Это только усложняет дело. Она мне ничего не говорила. Должно быть, держала его в запертом ящике. А разве я не имею права на этот дневник? Не могу я потребовать его у полиции?
   - Сейчас нет. Только потом. Если суд состоится, дневник будет фигурировать на нем в качестве вещественного доказательства. Так это называется на юридическом языке. Ладно, поскольку вы его не видели, не будем тратить на это время. Дело представляется довольно безнадежным, поскольку кроме вас расспрашивать мне некого. Хорошо было бы добраться до человека, который платил за квартиру, за машину, за духи и так далее, но я не знаю, кто он. А вы?
   - Нет.
   - Удивительно. Я надеялся, что знаете. Вы ведь были близки с сестрой?
   - Конечно.
   - Значит, вы должны знать, с кем она дружила. Поскольку вам даже в голову не приходит, кто бы мог её убить, я об этом не спрашиваю. Но с кем ещё она была близка? Вы же должны были сказать это полиции.
   - Нет, я не говорила.
   Я приподнял бровь.
   - Вы и с ними отказываетесь говорить?
   - Нет, но я не могу сказать им то, чего не знаю. Дело в том... - Она умолкла, помотала головой и повернулась к мужу. - Скажи ему сам, Барри.
   Барри Флеминг потрепал её по руке.
   - Дело в том, - продолжил он, - что Изабел жила как бы двойной жизнью. Одна жизнь была с моей женой, её сестрой; в меньшей степени в этой жизни был и я. Другая жизнь была с ее... можно сказать - в её кругу. Мы с женой почти ничего не знали, хотя догадывались, что в основном её друзья вращаются в театральном мире. Вы понимаете, что по определенным причинам жена предпочитала не общаться с ними.
   - Дело не в том, что я предпочитала, - поправила она, - а в том, что так просто сложилось.
   Что ж, существенным подспорьем я бы это не назвал. Но все же список подозреваемых сузился до границ театрального мира.
   - Хорошо, - сказал я, - вы не можете назвать мне того, кого не знаете. Но хоть какие-то общие знакомые у вас были? Хоть один человек?
   Она покачала головой.
   - Нет, никого.
   - Доктор Гамм, - подсказал Флеминг.
   - Ах, да, конечно.
   - Ее лечащий врач?
   Флеминг кивнул.
   - И наш тоже. Терапевт. Он... можно сказать, что мы с ним приятели. Он тоже любит шахматы. Когда пару лет назад Изабел заболела бронхитом, я...
   - Почти три года назад, - поправила Стелла Флеминг.
   - Возможно. Так вот, тогда я обратился к нему. Он вдовец и живет с двумя детьми. Два или три раза мы приглашали вечером его и Изабел поиграть с нами в бридж, но игрок из неё был неважный.
   - Просто ужасный, - проронила Стелла Флеминг.
   - Она совсем не чувствовала карту, - добавил Флеминг. - А его зовут Теодор Гамм, с двумя "м". Он ведет прием на Семьдесят восьмой улице.
   Флеминг явно старался помочь и я был ему признателен: наконец-то, черт возьми, я заполучил хоть одно имя и адрес. Я даже достал записную книжку и старательно занес в неё первые, добытые с таким трудом сведения.
   - Ему нечего вам сказать, - промолвила Стелла Флеминг совершенно спокойным голосом, но в следующий миг вдруг сорвалась с места и вскочила, вся дрожа, сжав кулачки и сверкая глазами. - Никто вам ничего не скажет! Нет, никто! Уходите отсюда! Убирайтесь вон!
   Флеминг тоже вскочил и схватил её сзади за плечи, но она, казалось, даже этого не заметила. Останься я сидеть, где сидел, она бы скорее всего успокоилась, но у меня с самого утра маковой росинки во рту не было. Я кивнул Флемингу, он кивнул в ответ, и я вышел а прихожую, забрал пальто и шляпу, и удалился.
   - Вам все-таки удалось пробиться к ней? - спросил Вильям, когда я втиснулся в лифт.
   - Да, благодаря вам, приятель. Вы ведь их обоих предупредили, что я там околачиваюсь.
   Снаружи стало ещё холоднее, но "герон", слава Богу, не взбрыкнул и завелся сразу, и я покатил в сторону Гранд-Конкур.
   Когда в половине седьмого я вошел в кабинет, Вулф сидел за своим столом, угрюмо изучая кипу документов толщиной в добрых два дюйма - часть стенограммы дела Розенбергов, за которой он посылал, прочитав первые три главы "Приглашения к дознанию". Мой стол был девственно чист - никаких посланий, или памяток о телефонных звонках. Я выдрал листок из записной книжки и сидел, пялясь на него, пока Вулф не кашлянул. Тогда я поднялся и положил листок перед Вулфом.
   - Полюбуйтесь, - гордо сказал я. - Фамилия и адрес врача, который почти три года назад лечил Изабел Керр от бронхита.
   Вулф хрюкнул.
   - Ну и что?
   - Поймете, когда я расскажу о предшествующих событиях. Я провел час в обществе мистера и миссис Флеминг. Сейчас, или после ужина?
   Вулф воззрился на часы. До оладий с анчоусами оставалось всего тридцать пять минут.
   - А это срочно?
   - Нет, черт возьми.
   - Тогда это подождет. Сол звонил два раза. Ноль. Фред присоединился к нему с утра. Я позвонил мистеру Паркеру, и он пришел после обеда. Я рассказал ему все, что мы знали, не назвав только Эвери Баллу. После встречи с Орри мистер Паркер перезвонил. Он договорился, что ты можешь посетить Орри завтра в десять утра. Он считает, что тебе это будет полезно.
   - Орри уже предъявили обвинение? Предумышленное убийство?
   - Нет.
   - Но и под залог не выпускают?
   - Нет. Мистер Паркер не хочет торопить события.
   Вулф покосился на листок.
   - Кто это такой? Он убил Изабел Керр?
   - Нет, он её вылечил. Я очень горжусь этим листочком. На нем все наши сведения.
   - Пф! - Вулф отодвинул мой листок в сторону и вновь погрузился в стенограмму.
   Ведение деловых разговоров за ужином - строжайшее табу, но беседовать о преступлениях и преступниках вообще не возбраняется, так что дело Розенбергов было главной темой нашего диспута во время поглощения оладий с анчоусами, запеченных в кастрюлечке куропаток под соусом без оливок, огуречного мусса и креольского сыра со сливками. Конечно, спор был чисто риторический, ведь Розенбергов уже давно не было в живых, но с другой стороны тауэрских принцев не было в живых уже пять столетий, а Вулф в свое время потратил целую неделю, разбирая эту тайну веков. Решив её, он снял с полки "Утопию" Томаса Мора, поскольку вынес вердикт, что Мор оклеветал Ричарда Третьего.
   Лишь перейдя в кабинет и выпив кофе, Вулф позволил себе вернуться к нашему делу. Он отодвинул поднос в сторону и поинтересовался, буду ли я излагать беседу с Флемингами дословно. Я ответил, что да, и приступил. Когда я дошел до сделки с Вильямом, Вулф поджал губы, но смолчал, не став выражать вслух своего неудовольствия по поводу того, что я спустил пятнадцать зеленых, а выставлять счет нам некому - не Орри же. После этого Вулф откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и не шевелился до тех пор, пока я не закончил.
   Тогда он приоткрыл глаза и спросил:
   - Так ты не обедал? Совсем ничего не ел?
   Я помотал головой.
   - Если бы я покинул свой пост, то чтобы вернуться пришлось бы выложить сотню. Вильям - редкостный сквалыга.
   Вулф резко выпрямился
   - Никогда больше не поступай так.
   - Ничего, мне полезно поголодать. У меня было девять унций лишнего жира. Мне комментировать, или вам?
   - Давай.
   - Хорошо. Первое - убила ли Стелла свою сестру? Два против одного, что не убивала. Она...
   - Только два?
   - Да, больше предложить не могу. По её словам, сестра была для неё самым важным в жизни. Дважды в моем присутствии она утрачивала контроль над собой. Ей все это и впрямь слишком тяжело. Если она побывала там в субботу утром и ... Мне нужно это разжевывать?
   - Нет. А почему именно два против одного? Почему не один, или не меньше?
   - Потому что женщины убивают своих родных сестер только в том случае, если ненавидят или боятся их. Стелла, безусловно, любила сестру и хотела... скажем, спасти её. Ладно, ставлю три против одного. Кстати, если она и убила, нам это ничего не дает. Как это доказать? Даже если мы раздобудем улики, Кремер и окружной прокурор не поверят нам, не говоря уже о присяжных. Так что выкиньте её из головы. А вот на мистера Флеминга я не ставлю. Конечно, у него, как и любого другого, мог быть свой мотив, но судя по тем сведениям, которыми я располагаю сейчас, он мог прикончить Изабел только ради того, чтобы его жена перестала из-за неё беспокоиться, что, по-моему, немного притянуто за уши. Оно непонятно: почему он меня впустил?
   - Чтобы жена не нарвалась на тебя на лестничной площадке, предположил Вулф.
   - Возможно, хотя он мог меня выгнать, или пригрозить полицейским. Я думаю, что дело в том, что он и впрямь любит решать задачки, либо решил, что так будет лучше для жены. Вывод следующий: если Флеминги тут не при чем, то они даже не представляют, кто бы мог это сделать. Стелла сказала, что не может даже попытаться кого-то назвать, и я ей верю. Врунья из неё прескверная. Когда я нарочно ляпнул, что, возможно, Орри и платил за квартиру, она помотала головой. Потом отнекивалась, но я уверен, что она знает имя покровителя. Впрочем, что нам до этого - мы тоже знаем.
   - Если Орри сказал правду.
   - Сказал. Ему и деваться было некуда. Кстати, самое лакомое блюдо я приберег напоследок. Я имею в виду вторую жизнь Изабел. Театральный круг.
   - Да, - буркнул Вулф.
   - Что "да"?
   - Тут придется повозиться. Впрочем, этого следовало ожидать. Женщина, которая питается на чьи-то деньги, нигде не работая, конечно, предпочитает совершать трапезу не в одиночестве. Ты смеешься?
   - Да. Большинство мужчин тратили бы деньги не только на еду. Впрочем, это не важно. Итак, у нас теперь имеется круг... как и ожидалось. Десятки, или даже сотни людей. Предлагаю, наконец, прощупать Эвери Баллу.
   - Я как раз о нем думаю. Сначала я хотел... Впрочем, ладно. Обсудим это завтра после твоей встречи с Орри.
   И Вулф потянулся к стенограмме.
   Глава 6
   Место вашей встречи с подследственным в Манхэттене частично зависит от причины ареста. Свидание может состояться в полицейском участке, или в городской тюрьме, или в конторе окружного прокурора, или в обезьяннике. Не знаю, многие ли полицейские называют его обезьянником, но сержант Пэрли Стеббинс другого слова не употребляет. Это голая, обшарпанная и довольно вонючая комната длиной ярдов в двенадцать, разделенная пополам стальной решеткой, вделанной в потолок. Посередине комнаты по обе стороны от решетки от стены до стены тянется деревянный стол, вдоль которого на одинаковом расстоянии друг от друга стоят деревянные же стулья. Причем стулья, предназначенные для посетителей, ничем не отличаются от стульев, на которых сидят посещаемые. Демократия, как никак.
   Во вторник утром, в десять минут одиннадцатого, сидя на одном из стульев со стороны посетителей в ожидании Орри, я пребывал в самом радужном настроении. Когда Паркер позвонил и сказал, что свидание назначено в городской тюрьме, я был уверен, что мы будем разговаривать в отдельной комнате. Вместо этого меня препроводили в обезьянник, где уже переговаривались четыре пары, пялясь друг на друга через решетку. Ближайшая от меня соседка, пожилая полная дама с заплаканными глазами, была всего в каких-то семи футах. Я рад был бы думать, что такое отношение вызвано только желанием насолить Ниро Вулфу и Арчи Гудвину, но, увы - все обстояло куда серьезнее. В полиции определенно считали, что Орри - убийца, и предпочитали не рисковать.
   Наконец, в стене по ту сторону стола и решетки распахнулась дверь, и вошел Орри в наручниках, сопровождаемый надзирателем. Надзиратель подвел Орри к столу, усадил на стул напротив меня, буркнул: "Пятнадцать минут", и отошел к стене, где уже стоял ещё один надсмотрщик. Мы посмотрели друг на друга сквозь решетку. Глаза Орри чуть припухли. Когда-то он признался мне, что расчесывает волосы утром минут по десять. Сегодня же он явно не причесывался.
   - Комната может прослушиваться, - шепнул я.
   - Вряд ли, - сказал Орри. Скованные наручниками руки он положил перед собой на стол. - Слишком рискованно. Представляешь, какая шумиха может подняться?
   - Хорошо, но давай говорить потише. Паркер сказал тебе, что мистер Вулф, Сол, Фред и я решили, что ты не убивал её, и взялись за это дело?
   - Да, у Вулфа не было другого выбора. Я, конечно, не его Арчи Гудвин, но и меня он не смог бы бросить на произвол судьбы.
   - Я предпочитаю быть своим собственным Арчи Гудвином, но сейчас мы в это вдаваться не будем. У меня есть к тебе пара вопросов, но Паркер сказал, что ты хотел меня видеть. Итак?
   - Я хочу попросить тебя об одолжении, Арчи. О большом одолжении. Я хочу, чтобы ты встретился с Джил Харди и сказал ей...
   - Мы уже встретились. Вчера утром она сама пришла к нам в контору, не перебивай, пожалуйста, и мы поговорили. Не знаю, что ты ей рассказал про Изабел Керр, так что...
   - Я никогда не говорил ей про Изабел Керр. Черт побери, что ты ей наплел?
   - То же, что и ты - ничего. Об этом одолжении ты и хотел просить, так что оно уже сделано. Я сказал, что полиция считает тебя виновником смерти Изабел Керр, тогда как мы так не считаем и собираемся расследовать это дело. А про Изабел мы и сами ничего не знаем. Теперь...
   - Ты просто чудо, Арчи! Не знаю, как тебя и благодарить.
   - Изложи это в письменном виде и я повешу твою благодарность в рамочке на стену. У меня есть вопросы, а времени у нас - кот наплакал. Ты уже раскололся?
   - Нет. Я нем, как рыба.
   - Так и держись. Паркер согласился защищать тебя. Что у них есть? Они нашли твое удостоверение и другие вещи, отпечатки твоих пальцев, и её дневник, но все это...
   - Ее дневник?
   - Да. Ты не знал, что она вела дневник?
   - Нет, черт побери.
   - Он у них в руках, по словам Кремера. Но старый лис умолчал про содержание. Ты, конечно, там фигурируешь, но мне важно знать другое: могла ли Изабел упомянуть там его? Я имею в виду покровителя, имя которого мне пришлось выдирать из тебя клещами?
   - О... - Орри призадумался. - Понимаю. Это может быть важно. Нет, не думаю, что она об этом писала. Конечно, она держала дневник взаперти, и все-таки вряд ли... Она была слишком осторожна. Я почти уверен, что его имени там нет.
   Я взглянул на часы. Осталось шесть минут.
   - Теперь главный вопрос. Сколько людей знало про вас с ней?
   - Никто не знал.
   - Ерунда! Откуда ты можешь быть уверен?
   - Насколько мне известно, никто не знал. Сам знаешь, Арчи, я иногда не прочь прихвастнуть, но ты хоть раз слышал от меня её имя? Она меня довольно быстро напугала. Женщины ко мне привязывались и раньше, но эта пристала просто как банный лист. Верно, она мне нравилась, с ней было приятно, но она просто на мне помешалась. Мы никогда никуда не ходили. Она сама хотела, чтобы мы встречались только у неё дома, и меня это вполне устраивало. К сожалению, я её недооценил. Я рассказал ей о том, что познакомился с Джил ничего особенного, просто встретил стюардессу. И потом, как последний болван, решил приучить её к мысли, что поскольку я у неё не единственный, то и она не может рассчитывать на то, чтобы быть единственной у меня. И вскоре после этого я влюбился по-настоящему, впервые в жизни. В Джил. А Изабел... я говорил тебе, как она отнеслась к этому. Она всерьез вознамерилась выйти за меня сама. Я сказал, что зарабатываю едва ли половину от того, что её приятель тратит на её квартиру и тряпки. Изабел же заверяла, что комнаты и ванны ей будет достаточно, даже после того, как родится ребенок. Совсем свихнулась баба. Я ни на секунду не поверил, что она ждет ребенка. А потом - чей бы это был ребенок? Я отвечаю на твой вопрос. Я никому про неё не говорил, и сомневаюсь, чтобы она кому-то рассказала про меня.
   - Но она же рассказывала тебе о других, верно?
   - Кое о ком, да.
   - Кто из них убил ее? У кого были хоть какие-то основания?
   Орри кивнул.
   - Да, я и сам ломал над этим голову. Если она упоминала хоть что-то, достойное внимания, то вспомнить я не могу. Я прекрасно понимаю, что только так вы можете меня выручить, но ничем не могу помочь. Конечно, она рассказывала про разных людей, в том числе про мужчин, которые с ней заигрывали, про женщин, которые ей нравились ил которых она на дух не выносила, но я уже всех перебирал в уме и зашел в тупик. Я понимаю, что с кого-то все равно начать надо, поэтому хочу назвать тебе её лучшую подругу, певицу из ночного клуба Джулию Джекет. Ее настоящее имя - Эми Джексон. На позапрошлой неделе она ещё работала в клубе "Десять маленьких индейцев". Лучше никого не сыскать. А ты уже добыл что-нибудь? Хоть какую-то зацепку?
   - Нет. А ты когда-нибудь видел её сестру, Стеллу Флеминг?
   - Нет. Изабел рассказывала про нее. Говорила, что когда мы с ней поженимся, то не только она будет счастлива, но и её сестра. Предполагалось, что я буду на седьмом небе от радости из-за того, что сделаю сразу двух женщин счастливыми.
   - Правильно. А она упоминала когда-нибудь...
   Я умолк, потому что надзиратель оторвался от стены и приближался к нам. Он прикоснулся к плечу Орри, что было совсем ни к чему, и сказал, что наше время истекло. Я возвысил голос:
   - Как вас зовут?
   Он тупо посмотрел на меня.
   - Как меня зовут?
   - Да, лично вас.
   - Меня зовут Вильям Фланаган.
   - Понятно, ещё один Вильям. - Я поднялся. - Я доложу о вашем жестоком обращении. Мистер Кэтер задержан только как важный свидетель, а вы грубо схватили его за плечо.
   Я повернулся и двинулся к двери.
   Вильям Фланаган ничего особенного не прервал. Я собирался только спросить, не упоминала ли когда-нибудь Изабел доктора Гамма.
   По дороге домой, в такси, я размышлял. Я надеялся, что беседа с Орри прольет хоть какой-то свет на эту историю, однако, когда такси заворачивало на Тридцать пятую улицу, я поймал себя на мысли о том, что обдумываю, какое выражение было у Орри в ту или иную минуту, или что он сказал. Откровенная глупость, потому что мы вычеркнули Орри из числа подозреваемых. Правда, беда в том, что для того, чтобы кого-то напрочь вычеркнуть, нужно заполучить другого подозреваемого. Мысль о том, что Орри ухлопал Изабел Керр, мелькнула в моем мозгу в тот самый миг, когда я разглядывал вмятину в её черепе и увидел валявшуюся рядом пепельницу; чтобы теперь забыть об Орри, я должен был сперва подставить взамен некого "икс", или "игрек", а время шло, и никакого "икс", или "игрек" у меня так и не было.
   Войдя в кабинет, я не выдвинул верхний левый ящик своего стола, чтобы достать блокнот, в который я заношу дневные расходы для еженедельного финансового отчета. Счет за поездку в такси на три доллара семьдесят пять центов я решил оплатить сам.
   Поскольку сейчас было три минуты двенадцатого, Вулф только что спустился из оранжереи и сидел, разбирая почту. Не обнаружив в ней ни чеков, ни писем от коллекционеров орхидей, то есть - ничего интересного, Вулф со вздохом отодвинул кипу конвертов в сторону и сказал:
   - Доброе утро.
   Я ответил, что утро вовсе не доброе, и в доказательство дословно воспроизвел беседу с Орри Кэтером. Закончил я пожеланием, чтобы следующую встречу Вулф провел сам, поскольку я ни с Джил Харди, ни с Флемингами ровным счетом ничего не добился.
   - Тем более, что он мужчина, - присовокупил я. - Я понимаю, что нельзя просить от вас слишком многого и встречаться с Джулией Джекет, но она подождет, пока вы не прощупаете Эвери Баллу.
   Вулф насупился.
   - А доктор Гамм?
   Я нахмурился в ответ.
   - Нельзя же вечно откладывать Баллу. Я прекрасно понимаю вас и полностью согласен, что мы не беремся за дела о разводах. Уж слишком противно выяснять кто с кем спал, или спит. Баллу безусловно оплачивал квартиру не для того, чтобы читать Изабел стихи, но для нас секс в этом деле не главное, и можно от него абстрагироваться. В конце концов, можно убедить себя, что Баллу ухлопал её за то, что сделал неправильное ударение, декламируя оду.
   Губы Вулфа превратились в тонкую ниточку. Он трижды глубоко вздохнул, потом процедил:
   - Хорошо. Приведи его.
   Я кивнул.
   - Ладно, но только не могу сказать, когда. Я наводил о нем справки вчера вечером. Он не только президент "Федерал Холдинг Корпорейшн", но и директор ещё девяти крупных фирм. У него один женатый сын и две замужние дочери. Ему пятьдесят шесть. Кроме дома на шестьдесят седьмой улице, у него ещё дом в Райнбеке и вилла в Палм-Бич. Я могу узнать через банк, сколько он стоит, но не уверен, что...
   - Я же сказал - приведи его.
   - Я слышал. Я просто пытался донести до вас, что на мой взгляд - не слишком разумно объяснять в его приемной, а потом и его секретарше, что частный сыщик Ниро Вулф хочет встретиться с их боссом по личному делу. Еще хуже - договориться о встречи по телефону. Поэтому я должен придумать что-то похитрее, а Джулию Джекет придется пока отложить.
   - Сол не звонил?
   - Звонил в девять утра. Сказал, что Фред уже с ним, и они приступают к делу. Позвонит около часа.
   - Пф! Гений против ветряных мельниц. Отзови его. Пусть займется мисс Джекет. Выудит из неё несколько имен, и Фред поможет ему опросить их. Вулф потянулся к почте. - Твой блокнот, Арчи. Надо ответить этому олуху из Парижа.
   Глава 7
   В четыре часа дня я стоял в мраморном вестибюле сорокоэтажной махины на Уолл-стрит, напротив лифтов с табличками "Этажи 32-40". Подготовился я тщательно. У меня перед глазами стоял облик Эвери Баллу, фотографию которого я разыскал в Нью-Йоркской публичной библиотеке в одном из номеров журнала "Форчун", а в кармане покоилась визитная карточка. Точно такая же, как та, что я дал лифтеру Вильяму - мое имя посередине, а имя и адрес Ниро Вулфа в низу, более мелким шрифтом, - но с маленьким добавлением. Под собственным именем и фамилией я припечатал на машинке: "В розовой спальне хранился дневник, который теперь в полиции". Вышло очень аккуратно, уместившись в самый раз.
   Возможно, что я и перестарался. Вполне можно было допустить, что не только жена и дети, но и кое-кто из служащих "Федерал Холдинг Корпорейшн" знали, как мистер Баллу проводит некоторые вечера. Но скорее всего - они не знали. Применительно к его персоне журналист "Форчун" не раз употреблял такие прилагательные, как "честный", "добропорядочный", "безупречно чистый" и "безукоризненный". Я не привык клевать на прилагательные в печатных изданиях, но даже если отбросить из них половину, то остается достаточно, чтобы сделать мою задачу весьма щепетильной. Поэтому я и проторчал в вестибюле вместе того, чтобы подняться на тридцать четвертый этаж здания с номером 2938 по Гумбольдт-авеню. К тому же, ждать внизу оказалось гораздо приятнее, особенно после пяти часов, когда из каждого лифта выпархивала стайка очень симпатичных пташек.