Тот, что называл себя Локи, отвел глаза от моего лица, нанося роковой удар, но я-то все еще видел его боковым зрением. Его и без того бледная физиономия побледнела еще больше, побелели волосы и глаза. В молчании застыл и он.
Подобно толпе, он обратился в камень.
Единственным различимым звуком было шипение змей, единственным оставшимся движением - шевеление тех же змей, обвившихся вокруг каменной руки, отчего голова, зажатая в ней, слегка раскачивалась.
Девятка, трактуя мои сны с некоторой осторожностью, говорила, что я наделен оружием, которое могу обратить против врагов. Кое в чем они ошиблись. Биокопия в мозгу не снабжала меня оружием, перекодируя личность, она, эта копия, превращала меня самого в оружие.
Я нашел Медузу - я сам был ею!
Захватчики компьютерного пространства Асгарда никогда не догадывались, какую тактику применяли в борьбе против них. Теперь было ясно, почему Локи колебался и выжидал время. Ради своей безопасности! Он хотел дождаться, пока мое тело не сгниет заживо. Далее, полагал он, опасность исчезнет. Он волновался, и не без причины. Враг был сбит с толку, одурманен успехом, заполучив меня в плен и наблюдая за моим тлением. Недруг и помыслить не мог, что моя смерть повлечет за собой его собственную гибель. Итак, я был подсадной уткой, волком в овечьей шкуре, я был... Троянским конем.
И все же происшедшее пока не укладывалось в голове - как этот "мешок сюрпризов" повлияет на войну в компьютерном пространстве? Откуда мне знать, было ли это побоищем средней руки или же подлинным Армагеддоном? Раздумывать над этим мне не хотелось. Собственная судьба занимала меня куда больше.
Несмотря на то что со своими врагами я разделался одним ударом, мое положение все еще оставалось весьма щекотливым. От меня и сохранилось только, что отсеченная голова со змеями вместо волос и зловещим взглядом. И эта голова была зажата в каменной руке. Пусть она сохранила здравый рассудок, думать о дальнейшей судьбе ей-было явно затруднительно. Наверное, я был обречен болтаться между небом и землей целую вечность, буравя, злобным, парализующим взглядом толпу насмешников и палача. Для прославленного героя такая судьба могла быть почетной, но мне не хотелось бы с ней мириться.
Мои враги уверяли меня, что я следую прямиком в ад. Что ж, если это мне суждено, я обречен на адские муки. Все еще рисуя устрашающие картины собственного будущего, я уловил движение в толпе - самым краешком глаза. Сначала не поверил, посчитал за ошибку, но змеи, извиваясь, развернули голову прямо к месту действия, и стала видна фигура гуманоида, проталкивающаяся сквозь плотную толпу. Пробираясь между окаменевшими людьми, он повернулся. Лицо его можно было бы рассмотреть совсем ясно, если бы не легкая дымка. Было только понятно, что это человек, притом довольно пожилой. Каждый шаг давался ему с величайшим трудом. Сначала я перепугался, что, встретив мой взгляд, он обратится в камень, но вскоре беспокойство рассеялось. Большинство из присутствующих на площади не смотрели мне прямо в лицо перед тем, как окаменеть. Значит, будь я так же опасен для него, как и для них, он застыл бы на месте, едва попав на место моей казни.
Я смотрел, как он поднимается по ступенькам и подходит к окаменевшему Локи. Он был высокого роста, а когда подошел ближе, обнаружилось, что у него римский нос, голубые глаза и удивленное выражение лица. Мне показалось, что я знаю его. Это был один из создателей. Один из тех, чей крик о помощи превратил меня в героя и привел на эту площадь. Но, если враг носил личину моего злейшего врага Амары Гююра, то это лицо напоминало черты ушедшего друга.
Это был Саул Линдрак, благодаря которому началась моя эпопея.
Я все еще не мог вымолвить ни слова. Он увидел это и улыбнулся. Не думаю, чтобы это выглядело смешно, и эта мысль, видимо, отразилась на страшной маске, бывшей когда-то моим лицом.
- Pardonnez moi <Простите меня (фр.).>, - отозвался он.
Он не мог сказать этого по-французски, но именно на этом языке я услышал его слова.
Будь я в силах говорить, я бы посчитал уместным такой ответ: "Si Dieu nous a fait a son image, nous le lui avons bien rendu" <Если Бог создал нас по своему подобию, мы воздали ему за это сторицей (фр.).>. Саул бы понял. Саул мог даже прочувствовать тонкую иронию ситуации - Руссо цитирует Вольтера. Но, к сожалению, сейчас я никак не мог проявить свое остроумие.
- Вы оказали нам великую услугу, - произнес он, и теперь я услышал его слова по-английски. Сейчас он говорил не как Саул, но как один из богов-хранителей Асгарда, врагов которого я поразил своим взглядом. - Вы помогли нам выйти из тупика, в котором мы пребывали сотни тысяч лет, вы, вероятно, думаете, что с вами плохо обошлись. Увы, это правда. Однако вы и представить не можете, насколько приблизили победу благодаря своей силе и стойкости. Весь план мог бы рухнуть, подчинись вы хотя бы раз силе обстоятельств. Вы пережили то, что другие на вашем месте предпочли бы игнорировать. Возможно, имея полное представление об опасности, вы бы не преуспели, но незнание было подкреплено мужеством и упорным нежеланием проиграть. Благодарим вас, Майкл Руссо.
В своем роде это была трогательная речь. Нам всем нравится, когда нас гладят по шерстке, путь даже мы лишились спины, на которой эта шерстка растет. Но сейчас для меня существовали дела поважнее, нежели выслушивать похвалы в собственный адрес. Единственный вопрос, терзавший меня, требовал ответа - что, черт возьми, случится дальше? Можно ли собрать Шалтая-Болтая? Пусть, выражаясь компьютерными терминами, эта моя версия должна была жить в предоставленном запрограммированном пространстве, не возвращаясь больше в реальное "я". Но могу я получить новое тело? Дар речи? Нормальные волосы, наконец?
- К сожалению, - продолжал Саул, - опасность, которая угрожает Асгарду, все еще не преодолена. Война в компьютерном пространстве не закончена. События теперь складываются в нашу пользу благодаря вам, но конфликт так и не исчерпан. Кроме того, требует завершения еще одно дело, а оно, при неблагоприятном стечении обстоятельств, способно перечеркнуть все ваши достижения. В пространстве, окружающем звезду, должна разыграться еще одна битва.
Мы можем наблюдать за тем, что происходит под оболочкой звезды, но защита от врагов, возведенная снаружи и внутри ее, непроницаема и для наших, и для враждебных машинных разумов. Враг послал подвижные механизмы - роботов сквозь поврежденную защиту. И как раз в то время, когда мы пребывали в бессилии из-за неудачной попытки Девятки остановить их. Роботы были уничтожены с опозданием, им удалось отключить энергию на всех уровнях. Недостаток энергии восполняется встроенным источником внутри звезды, но это разрушает ее, и она может взорваться. Мы изо всех сил стараемся послать собственных роботов под оболочку звезды. Несмотря на то что мы восстановили свою власть на периферийных уровнях, роботы не могут войти в контрольный отсек. Только органические сущности могут достичь систем управления и оперировать ими.
К несчастью, враг сделал ход - зеркальное изображение того приема, который использовали мы, создавая вашу копию. Мы ввели в ваш мозг биокопию. Она должна была наделить вас огромной разрушительной силой. Захватчики вживили схожую разрушительную программу в мозг одного (по крайней мере) подобного вам. Агрессор использует Ту-льяра-994 и его спутника как разрушителей Асгарда. Надеется использовать, если Тульяр доберется до управления внутри оболочки. Враг пытается уничтожить нас с помощью тетронца так же, как и мы с вашей помощью избавились от тех, кто угрожал нам. К сожалению, Тульяр и его компаньон почти достигли цели. Свершись недавняя победа чуть раньше, мы задержали бы их на верхних уровнях, но сейчас они уже предприняли прыжок к кромке звезды.
О, как бы мне хотелось спрашивать - но голоса не было. Оставалось только висеть и слушать.
Саул с сожалением продолжал:
- Не исключено, что наши уловки были никчемными. Возможно, для наших целей было бы лучше вживить программу в вашу органическую сущность, чтобы именно она управляла системами звезды. Однако такое решение неизбежно повлекло бы утрату вашей индивидуальности - а такой подход нам не свойствен. Мы созданы гуманоидами, наша первоначальная цель - защищать и сохранять их жизнь. К сожалению, копия, оставшаяся в вашем втором "я", в такой форме абсолютно бездейственна. Он только получает некие послания. И даже не может их расшифровать. Хотя та ваша сущность и пытается изо всех сил достичь оболочки звезды, она не представляет, что делать, добравшись до цели, а передавать ей информацию уже слишком поздно. Второй Руссо тоже совершил прыжок, но невозможно предсказать его дальнейшую судьбу.
Он замолчал. Самое время подбросить ему парочку каверзных вопросов, тем более что нынешнее состояние начинало не на шутку бесить меня. Я слишком хорошо помнил, что говорили захватчики о миссии Тульяра, что они несли по поводу богов Асгарда - они, дескать, скорее взорвут макромир, чем согласятся потерять над ним власть. Мне бы очень хотелось услышать какое-нибудь утешительное опровержение на этот счет.
- Нам по-прежнему нужна ваша помощь, - спокойно сказал он. - Поединок еще не завершен. Я сочувствую тому, сколько вы выстрадали и вынесли, и мне очень жаль, что впереди вас могут ожидать большие страдания. Нам не хотелось бы далее использовать вас, если вы не в состоянии понять, как и для чего мы действуем. Однако мы искренне полагаем, что вы согласитесь, если сможете понять смысл нашей просьбы. Наша цель - спасение макромира, сохранение общности миров.
Сейчас я заберу вас в самое сердце компьютерного пространства Асгарда. Это путешествие не должно быть особенно опасным, но необходимо правильно оценивать врага - он может нанести ответный удар. Затем мы сделаем все возможное, чтобы вернуть вам привычный образ, и снова введем вас в игру. Хотя вы в какой то мере орудие в наших руках, мы постараемся сохранить в вас личность, ваше "я". Призываю вас к терпению. Сейчас мы должны идти, и по дороге постараюсь объяснить вам все так полно, как сочту возможным сообразно вашему пониманию.
С этими словами он простер вперед скрюченную, но сильную руку и высвободил меня из каменной хватки.
Я неистово желал обрести дар речи или хотя бы дать какой-то знак - я и так узнал предостаточно, дальнейшие объяснения будут излишними. А больше всего на свете мне хотелось спрашивать - не потому, что жаждал разъяснений, но потому, что хотел узнать - как много он собрался мне поведать. В конце концов он сказал, что был на стороне добра. Он старался вести себя как положительный герой, но откуда мне знать - заслуживает ли он доверия?
Ему-то было хорошо - превозносить мое мужество и долготерпение, которые я черпал в себе самом. И конечно, я хотел спасения Асгарда. Хотел, чтобы на всех уровнях была восстановлена энергия, чтобы все вернулось на круги своя. Но было уже столько обманов и предательства, что и этот шаг можно было рассматривать как умелый маскарад. Как я могу быть уверен, что они не хотят взорвать макромир к чертям?
Меня снова используют. Как посредника, не совсем понимающего расклад событий. Хотелось бы знать, что в конечном счете из меня не сделают жертвенного козла, который покорно топает на казнь, или, что еще хлеще, Иуду, ведущего на погибель моего двойника и его друзей.
Я хотел - но не мог быть уверенным. Нив чем.
Закончив свою речь, Нечто, присвоившее лицо покойного и оплаканного друга, сунуло мою горгонью голову под мышку и удалилось прочь среди всеобщего недоумения.
Глава 31
Мне снилось, что я окутан змеями, они скручиваются и свиваются вокруг тела, а их теплые полированные чешуи скользят по моей коже. Кольца не душат, как у удава, нет, просто сжимают и держат ласково, но крепко, надежно. Их глаза светятся в темноте, их головы касаются меня, и раздвоенные язычки ласкают мое лицо.., пробуют его...
Потом сон ушел, и вернулся тот, прежний - сон Сотворения, в котором жизнь зарождалась в виде облаков газа, плывущих в межзвездном пространстве, а после изливалась в крошечные светящиеся колодцы - солнечные системы, находила ниши в плотной атмосфере газовых гигантов, в океане мировых вод.
Космос был офомен, и вся материя, находившаяся в нем, была всего лишь вихрем пыли, который несли беспечные энергетические ветры. Молекулы были столь ничтожны, что вся жизнь, все облако, носившееся во Вселенной, казалась тенью, призраком - бледным и невнятным. А потом пришло то, что приходило раньше, оно не было жизнью, напротив, оно угрожало ей, но я не мог постичь его сути.
Однако мое восприятие стало меняться, и безбрежное море звезд пропало из виду. Вместо этого перед взором проносились молекулы, занятые игрой-эволюцией, образующие все более и более сложные клетки, затем многоклеточные создания, усложнявшиеся с ходом времени. Теперь я понял узор жизни, ее структуру. Она простиралась в бескрайнем космосе. Она походила на дерево, раскинувшее свои ветви, внедрившее свои корни повсюду. Это дерево цвело и плодоносило там, где его ветви соприкасались с миром, где могли расцвести цветы и завязаться плоды. Я видел Землю как один плод, Тетру - как другой, галактики - как ветви. Плоды светились изнутри, а цветы пели, наполняя бесконечность ароматом.
Это дерево было домом для многих других сообществ, для других существ для птиц и лягушек, для насекомых и червей. И хотя многие из них всего лишь паразитировали на дереве, оставляя после себя следы разрушения, они не были опасны для его существования. Я знал, что изменения, приносимые ими, - всего лишь неизбежный ход времени, смерть и превращение, неизменное равновесие.
Но потом я заметил иной изъян на дереве - омертвение. Оно протягивало гибельные пальцы к цветам, лишая их красок, к плодам, высушивая их в уродливые рожки. Эта гниль принимала форму обитателей дерева, крошечных паразитов, и могла воспроизводить себе подобную псевдожизнь, нарушая равновесие и постоянство: либо уничтожала она, либо уничтожали ее. И другого выбора не существовало, касалось ли это целого дерева или частей его, пораженных напастью. И было еще много здоровых ветвей, на которых цветы поражали своей красотой, а плоды - изобилием, но много было таких, что уже ссохлись и почернели, и тех, где жизнь и смерть вели борьбу между собой. В конце концов судьба всего дерева была поставлена на карту, и от исхода каждой такой крошечной битвы зависела участь целого.
Тут я проснулся, смертельно уставший от сознания того, что все это происходило раньше и будет происходить снова и снова. Я уже не владел собственным мозгом, каждый раз, когда хрупкое сознание было потревожено, воображение - или же зловещая копия чуждой программы - отвоевывало пространство, силясь обрести владычество надо мной.
Но я пока был собой. Моя сущность была невредимой.
По крайней мере пока. Неизвестно было, сколько времени паразит сознания, похожий на квартиранта в мозгу Тульяра, будет мирно похрапывать, ожидая своего часа.
При других обстоятельствах я занялся бы тщательным анализом своих снов. Сейчас, едва открыв глаза, я столкнулся с проблемами посерьезнее.
Перво-наперво выяснилось, что кошмарный сон о змеях был отчасти в руку. Я был спеленут толстым клейким жгутом так, что напоминал окуклившуюся гусеницу. Из этого кокона торчала только голова. Я дернулся, стараясь освободиться, но руки были туго припеленуты к бокам. Пока я брыкался, выяснилось, что путы крепки, но тем не менее позволяют мне болтать ногами. Небольшое утешение знать, что тебя подвесили вверх головой, но и то ладно в этой веселенькой истории. Не говоря уж о том, что вообще остался в живых.
Я попытался подвигать пальцами. Безуспешно. Огнемет я наверняка потерял, даже не узнав - довелось мне выстрелить или нет.
Огонек на шлеме все еще работал, можно было покрутить головой и осветить сумрачные окрестности. Выяснилось, что я подвешен в какой-то камере, в толще серых, лишенных листвы ветвей. Поверхность казалась сферической, но по стене шли утолщения, жесткие на вид, словно покрытые засохшим клеем, который тут и там собирался в капли, застывшие прямо перед падением.
Нижняя часть сферы была завалена чем-то большим и белым - точь-в-точь мячи для регби длиной в метр и толщиной в рост человека. Куча кое-где была покрыта слизью. Они выглядели как яйца гигантских насекомых, а при мысли о том, что за отпрыски должны появиться из них на свет, меня передернуло.
С потолка каморки свисали пряди высохшей, некогда клейкой субстанции с аккуратно упакованными свертками. Тут я понял, что эти упаковки похожи на меня - у всех сверху торчали головы, но, увы, ни одна даже отдаленно не напоминала человеческую; скорее, они выглядели как головы насекомых. Как и у всех насекомых нижних уровней Асгарда, глаза у них были как у ночных млекопитающих. Усики, щупы, жвала - как у насекомых, а глаза - просто гляделки - невинные, большие, влажные. Как и я, пленники были еще живы - их усики и рты двигались, словно они беззвучно разговаривали или пели. Некоторые пялились на меня, пока я смотрел на них, будто сочувствуя моей ужасной участи. Ручаюсь, последнее было чистой игрой воображения.
Все мы были подвешены в некоем подобии кладовой - припасы для детишек, которые вскорости вылупятся из чудовищных яиц.
То, что летело за нами к Центру Асгарда, поймало меня и утащило в свое гнездо. Вот не знаю - благодарить ли его за то, что не разорвало меня в клочья. Затем я подумал, скоро ли начнут вылупляться детишки, сколько времени понадобится гусеницам, чтобы сожрать меня целиком, если они начнут с ног. Потом вспомнил, как слизняки наверху мучились со скафандрами, значит, и гусеницам нужно какое-то (интересно - какое?) время, чтобы прогрызть сверхпрочную упаковку.
Потом я осознал, что система жизнеобеспечения, подвешенная на спине, может обеспечивать мою жизнь весьма долго, пусть даже мои ноги будет жевать какая-нибудь дрянь.
И лишь после этого несколько запоздало подумал, что же случилось с остальными.
- Эй, - сказал я сдавленно в микрофон, - есть кто-нибудь живой?
- Руссо?! - забрали мне в ответ. Это был голос Сюзармы Лир.
- Сюзарма? - откликнулся я. - Что с другими?
- Господи, я думала, все погибли. Что это за игры, Руссо? Где ты?
- Я только что очнулся, - сообщил я понуро. - Насчет того, где я, - сам себя спрашиваю. Но, очевидно, в беде. Что-то запеленало меня, как мумию, и я вишу где-то. До чертиков напоминает кладовку.
- Видишь других? - спросила она. Я еще раз оглядел своих товарищей по несчастью - решительно ничего человеческого.
- Нет, если кто-нибудь не висит прямо за мной. У меня не настолько длинная шея. Ты-то где?
До того, как я услышал ее ответ, до меня донесся протяжный, сонный стон. Точно - не она и не Мирлин. И не Урания.
- Нисрин? - спросил я. - Это вы? Молчание. Потом послышалось:
- Мистер Руссо?
- Где вы, Нисрин?
Еще молчание, потом снова его голос:
- Я обездвижен. Где-то в воздухе. И рядом несколько созданий с головами, как у бабочек. Они спеленуты, как и я.
- Вот черт. - Голос Сюзармы. - Значит, у меня двое, за которыми надо присматривать. Не знаю, с кого и начать. Прямо иголки в стоге сена. Мне нужна эта коробочка-с-мозгами, но не слышу ни Урании, ни Мирлина.
- Ты что, свободна? - спросил я. Это было обнадеживающей новостью, хотя и не обещавшей моего спасения.
- Да, - рявкнула она. - Что-то сцапало меня. Я бы его пристрелила, но оно держало меня, а мне не улыбалось просто падать - без крыльев. Я притворилась мертвой, пока оно не приземлилось. Я на кроне громадного дерева - должно быть, высотой в две мили, и то не уверена. Крылья повреждены, я не осмеливаюсь лететь. Здесь светлее, чем можно было предположить, прыгая вниз. Какие-то светляки повсюду, деревья сами тоже светятся. Летучих созданий полно, черт дери, но лес не такой густой - не получается перешагивать с ветки на ветку, с дерева на дерево. Полдня убьешь, если вздумаешь слезать вниз. Можно рискнуть и прыгнуть, но я не знаю, куда идти и где вас искать.
Звучало неутешительно.
- Мирлин! Урания?! - воззвал я с надеждой. - Есть кто-нибудь?
Если бы они могли ответить, они бы уже отозвались, это точно. Вдруг я почувствовал себя чудовищно одиноким.
- Тут за мной еще двое явились, но они больно тихоходны, прокомментировала Сюзарма. - Думаю, что могу спуститься. Но ничего похожего на фонарик не видно. Кстати, не уверена, что смогла бы отличить фонарик от светляка, привали такое счастье.
- Увы, - сухо заметил я, - счастье не привалит. Я внутри какой-то колоссальной тыквы. Нисрин, очевидно, в таком же плену. Нас может разделять тридцать километров, а может - только одна дверь.
- Так что же мне делать, черт возьми? А, Руссо?
- Не знаю, - сказал я. - Просто ума н? приложу.
- Кажется, - отозвался Нисрин, - я вряд ли выберусь из кокона, в который меня упаковали.
- В таком случае, - заключила Сюзарма, - мы влипли в историю.
Похоже, она недооценила ситуацию. Я глянул вниз. Не имеет значения, какая нечисть вылупится из этих яиц. Любой монстр может принять форму яйца, как человек или цыпленок. Вся жизнь, если я только правильно толкую свои сны, это нить, выхваченная из мотка Создания, и она свивается в петлю судьбы.
Меня сожрет некое дитя-чудовище, молекулы, составлявшие меня, вернутся в хаотическое состояние, потом они перераспределятся, - и так несчетное множество раз, века напролет. Даже привычные пищевые цепи разрушатся, когда звезда станет новой, но атомы уцелеют и будут спешить сквозь вечность, пространство, пока их не поглотят жадные микроорганизмы. И через миллиарды лет история начнется где-нибудь за многие тысячи миль отсюда.
Но вообще это не имело значения.
Ни одна точка зрения не принимала в расчет, что бедный и несчастный Майкл Руссо, единственный и неповторимый, важнейшая часть Вселенной (все это, разумеется, на взгляд моего ничтожного тщеславного умишки), должен встретить чудовищную, неизбежную, мучительную смерть, почти достигнув Центра Асгарда.
Для себя я не мог представить более сокрушительного несовершенства в устройстве Вселенной. Это было попросту нечестно.
В тот же миг я уловил движение. Часть круглого гнезда приотворилась, открывая вход чему-то большому и живому. Долю секунды я лелеял надежду, что это дружественный гуманоид пришел мне на помощь, но то были тщетные мечтания. Голова, протиснувшаяся в отверстие, была слишком велика и безобразна для кого-либо из моих знакомых.
Она выглядела головой чудовищной многоножки, золотой в свете моего фонарика, с громадными рогами-антеннами, ярко-желтыми глазами и четырьмя челюстями, здоровенными, словно садовые ножницы, увеличенные в несколько раз.
- Прошу прощения за плохие новости, - прохрипел я, - но, кажется, мной пришли закусить.
Глава 32
Макромир, который вы называете Асгардом, не всегда находился здесь, - все еще по-английски вещал голос Саула Линдрака. - В далеком прошлом он был перенесен сюда из другой галактики. По вашим меркам - около полутора миллионов лет назад.
Мы шли сквозь серебристую мглу. Его больше не было видно, и не чувствовалось руки, сжимающей шевелюру из змей. Последней, кстати, я тоже не чувствовал. Зато осталось подозрение, что голова - единственное, оставшееся при мне, продолжает гнить и тление вот-вот доберется до глаз. Каждую минуту я ждал наступления слепоты. После этого, надо полагать, пропадет слух, и я останусь один на один с умирающим мозгом.
Но пока мой предполагаемый котелок варил, пока в нем жило достаточно клеток, можно было представить себе это время - полтора миллиона лет. Когда Асгард прибыл в эту галактику из каких-то темных миров, Homo Sapiens представлял собой едва заметную мутацию в генах наших видов-прародителей.
- Асгард появился на этом месте, проникнув через то, что вы называете червоточиной, - продолжал объяснять голос. - В некоторых специфических обстоятельствах звезда может вырабатывать энергию, необходимую для переброски макромира сквозь сжатое пространство.
Не было оснований не верить ему, но я снова подивился этому про себя. Понадобится уйма энергии, чтобы перенести нечто, подобное Асгарду. Чертовски много энергии, гораздо больше, чем обычно вырабатывает звезда. Действительно, в Центре Асгарда есть звезда, но выброса ее энергии недостаточно, чтобы передвинуть макромир отсюда, скажем, до нашего Солнца. О межгалактическом путешествии и речи быть не может.
И тут, словно прочитав мои мысли, он заметил:
- Энергию для переноса производит контролируемое рождение новой. Искусственная звезда подходит для этого больше, чем можно предполагать. И все же это было весьма сложное путешествие. Не было необходимости задавать определенное направление, но сам по себе фокус с перераспределением энергии взрыва на создание червоточины требует изрядной сообразительности. Всегда есть опасность устроить слишком мощный взрыв, и тогда весь Асгард обратится в крошечную суперновую, а остальная масса будет развеяна по галактическому пространству. Существует еще и опасность распространения результатов термоядерной реакции, после того как необходимое ее количество будет направлено в сжатое пространство.
Межгалактический сдвиг был не совсем удачным. С Асгардом проделали то, что нужно, но утечка энергии в ходе реакции все же произошла. Повреждения были небольшими, с течением времени их можно было устранить, но они вызвали перебои в подаче энергии на уровни. А еще хуже - произошло вторжение, и захватчики переместились с макромиром на новое место. Тогда-то война на Асгарде развернулась во всю мощь, и недостаток энергии работал против его защитников. Верхние уровни опустели, теперь они и новее заморожены. Естественным путем они бы не остыли до такой степени.
Подобно толпе, он обратился в камень.
Единственным различимым звуком было шипение змей, единственным оставшимся движением - шевеление тех же змей, обвившихся вокруг каменной руки, отчего голова, зажатая в ней, слегка раскачивалась.
Девятка, трактуя мои сны с некоторой осторожностью, говорила, что я наделен оружием, которое могу обратить против врагов. Кое в чем они ошиблись. Биокопия в мозгу не снабжала меня оружием, перекодируя личность, она, эта копия, превращала меня самого в оружие.
Я нашел Медузу - я сам был ею!
Захватчики компьютерного пространства Асгарда никогда не догадывались, какую тактику применяли в борьбе против них. Теперь было ясно, почему Локи колебался и выжидал время. Ради своей безопасности! Он хотел дождаться, пока мое тело не сгниет заживо. Далее, полагал он, опасность исчезнет. Он волновался, и не без причины. Враг был сбит с толку, одурманен успехом, заполучив меня в плен и наблюдая за моим тлением. Недруг и помыслить не мог, что моя смерть повлечет за собой его собственную гибель. Итак, я был подсадной уткой, волком в овечьей шкуре, я был... Троянским конем.
И все же происшедшее пока не укладывалось в голове - как этот "мешок сюрпризов" повлияет на войну в компьютерном пространстве? Откуда мне знать, было ли это побоищем средней руки или же подлинным Армагеддоном? Раздумывать над этим мне не хотелось. Собственная судьба занимала меня куда больше.
Несмотря на то что со своими врагами я разделался одним ударом, мое положение все еще оставалось весьма щекотливым. От меня и сохранилось только, что отсеченная голова со змеями вместо волос и зловещим взглядом. И эта голова была зажата в каменной руке. Пусть она сохранила здравый рассудок, думать о дальнейшей судьбе ей-было явно затруднительно. Наверное, я был обречен болтаться между небом и землей целую вечность, буравя, злобным, парализующим взглядом толпу насмешников и палача. Для прославленного героя такая судьба могла быть почетной, но мне не хотелось бы с ней мириться.
Мои враги уверяли меня, что я следую прямиком в ад. Что ж, если это мне суждено, я обречен на адские муки. Все еще рисуя устрашающие картины собственного будущего, я уловил движение в толпе - самым краешком глаза. Сначала не поверил, посчитал за ошибку, но змеи, извиваясь, развернули голову прямо к месту действия, и стала видна фигура гуманоида, проталкивающаяся сквозь плотную толпу. Пробираясь между окаменевшими людьми, он повернулся. Лицо его можно было бы рассмотреть совсем ясно, если бы не легкая дымка. Было только понятно, что это человек, притом довольно пожилой. Каждый шаг давался ему с величайшим трудом. Сначала я перепугался, что, встретив мой взгляд, он обратится в камень, но вскоре беспокойство рассеялось. Большинство из присутствующих на площади не смотрели мне прямо в лицо перед тем, как окаменеть. Значит, будь я так же опасен для него, как и для них, он застыл бы на месте, едва попав на место моей казни.
Я смотрел, как он поднимается по ступенькам и подходит к окаменевшему Локи. Он был высокого роста, а когда подошел ближе, обнаружилось, что у него римский нос, голубые глаза и удивленное выражение лица. Мне показалось, что я знаю его. Это был один из создателей. Один из тех, чей крик о помощи превратил меня в героя и привел на эту площадь. Но, если враг носил личину моего злейшего врага Амары Гююра, то это лицо напоминало черты ушедшего друга.
Это был Саул Линдрак, благодаря которому началась моя эпопея.
Я все еще не мог вымолвить ни слова. Он увидел это и улыбнулся. Не думаю, чтобы это выглядело смешно, и эта мысль, видимо, отразилась на страшной маске, бывшей когда-то моим лицом.
- Pardonnez moi <Простите меня (фр.).>, - отозвался он.
Он не мог сказать этого по-французски, но именно на этом языке я услышал его слова.
Будь я в силах говорить, я бы посчитал уместным такой ответ: "Si Dieu nous a fait a son image, nous le lui avons bien rendu" <Если Бог создал нас по своему подобию, мы воздали ему за это сторицей (фр.).>. Саул бы понял. Саул мог даже прочувствовать тонкую иронию ситуации - Руссо цитирует Вольтера. Но, к сожалению, сейчас я никак не мог проявить свое остроумие.
- Вы оказали нам великую услугу, - произнес он, и теперь я услышал его слова по-английски. Сейчас он говорил не как Саул, но как один из богов-хранителей Асгарда, врагов которого я поразил своим взглядом. - Вы помогли нам выйти из тупика, в котором мы пребывали сотни тысяч лет, вы, вероятно, думаете, что с вами плохо обошлись. Увы, это правда. Однако вы и представить не можете, насколько приблизили победу благодаря своей силе и стойкости. Весь план мог бы рухнуть, подчинись вы хотя бы раз силе обстоятельств. Вы пережили то, что другие на вашем месте предпочли бы игнорировать. Возможно, имея полное представление об опасности, вы бы не преуспели, но незнание было подкреплено мужеством и упорным нежеланием проиграть. Благодарим вас, Майкл Руссо.
В своем роде это была трогательная речь. Нам всем нравится, когда нас гладят по шерстке, путь даже мы лишились спины, на которой эта шерстка растет. Но сейчас для меня существовали дела поважнее, нежели выслушивать похвалы в собственный адрес. Единственный вопрос, терзавший меня, требовал ответа - что, черт возьми, случится дальше? Можно ли собрать Шалтая-Болтая? Пусть, выражаясь компьютерными терминами, эта моя версия должна была жить в предоставленном запрограммированном пространстве, не возвращаясь больше в реальное "я". Но могу я получить новое тело? Дар речи? Нормальные волосы, наконец?
- К сожалению, - продолжал Саул, - опасность, которая угрожает Асгарду, все еще не преодолена. Война в компьютерном пространстве не закончена. События теперь складываются в нашу пользу благодаря вам, но конфликт так и не исчерпан. Кроме того, требует завершения еще одно дело, а оно, при неблагоприятном стечении обстоятельств, способно перечеркнуть все ваши достижения. В пространстве, окружающем звезду, должна разыграться еще одна битва.
Мы можем наблюдать за тем, что происходит под оболочкой звезды, но защита от врагов, возведенная снаружи и внутри ее, непроницаема и для наших, и для враждебных машинных разумов. Враг послал подвижные механизмы - роботов сквозь поврежденную защиту. И как раз в то время, когда мы пребывали в бессилии из-за неудачной попытки Девятки остановить их. Роботы были уничтожены с опозданием, им удалось отключить энергию на всех уровнях. Недостаток энергии восполняется встроенным источником внутри звезды, но это разрушает ее, и она может взорваться. Мы изо всех сил стараемся послать собственных роботов под оболочку звезды. Несмотря на то что мы восстановили свою власть на периферийных уровнях, роботы не могут войти в контрольный отсек. Только органические сущности могут достичь систем управления и оперировать ими.
К несчастью, враг сделал ход - зеркальное изображение того приема, который использовали мы, создавая вашу копию. Мы ввели в ваш мозг биокопию. Она должна была наделить вас огромной разрушительной силой. Захватчики вживили схожую разрушительную программу в мозг одного (по крайней мере) подобного вам. Агрессор использует Ту-льяра-994 и его спутника как разрушителей Асгарда. Надеется использовать, если Тульяр доберется до управления внутри оболочки. Враг пытается уничтожить нас с помощью тетронца так же, как и мы с вашей помощью избавились от тех, кто угрожал нам. К сожалению, Тульяр и его компаньон почти достигли цели. Свершись недавняя победа чуть раньше, мы задержали бы их на верхних уровнях, но сейчас они уже предприняли прыжок к кромке звезды.
О, как бы мне хотелось спрашивать - но голоса не было. Оставалось только висеть и слушать.
Саул с сожалением продолжал:
- Не исключено, что наши уловки были никчемными. Возможно, для наших целей было бы лучше вживить программу в вашу органическую сущность, чтобы именно она управляла системами звезды. Однако такое решение неизбежно повлекло бы утрату вашей индивидуальности - а такой подход нам не свойствен. Мы созданы гуманоидами, наша первоначальная цель - защищать и сохранять их жизнь. К сожалению, копия, оставшаяся в вашем втором "я", в такой форме абсолютно бездейственна. Он только получает некие послания. И даже не может их расшифровать. Хотя та ваша сущность и пытается изо всех сил достичь оболочки звезды, она не представляет, что делать, добравшись до цели, а передавать ей информацию уже слишком поздно. Второй Руссо тоже совершил прыжок, но невозможно предсказать его дальнейшую судьбу.
Он замолчал. Самое время подбросить ему парочку каверзных вопросов, тем более что нынешнее состояние начинало не на шутку бесить меня. Я слишком хорошо помнил, что говорили захватчики о миссии Тульяра, что они несли по поводу богов Асгарда - они, дескать, скорее взорвут макромир, чем согласятся потерять над ним власть. Мне бы очень хотелось услышать какое-нибудь утешительное опровержение на этот счет.
- Нам по-прежнему нужна ваша помощь, - спокойно сказал он. - Поединок еще не завершен. Я сочувствую тому, сколько вы выстрадали и вынесли, и мне очень жаль, что впереди вас могут ожидать большие страдания. Нам не хотелось бы далее использовать вас, если вы не в состоянии понять, как и для чего мы действуем. Однако мы искренне полагаем, что вы согласитесь, если сможете понять смысл нашей просьбы. Наша цель - спасение макромира, сохранение общности миров.
Сейчас я заберу вас в самое сердце компьютерного пространства Асгарда. Это путешествие не должно быть особенно опасным, но необходимо правильно оценивать врага - он может нанести ответный удар. Затем мы сделаем все возможное, чтобы вернуть вам привычный образ, и снова введем вас в игру. Хотя вы в какой то мере орудие в наших руках, мы постараемся сохранить в вас личность, ваше "я". Призываю вас к терпению. Сейчас мы должны идти, и по дороге постараюсь объяснить вам все так полно, как сочту возможным сообразно вашему пониманию.
С этими словами он простер вперед скрюченную, но сильную руку и высвободил меня из каменной хватки.
Я неистово желал обрести дар речи или хотя бы дать какой-то знак - я и так узнал предостаточно, дальнейшие объяснения будут излишними. А больше всего на свете мне хотелось спрашивать - не потому, что жаждал разъяснений, но потому, что хотел узнать - как много он собрался мне поведать. В конце концов он сказал, что был на стороне добра. Он старался вести себя как положительный герой, но откуда мне знать - заслуживает ли он доверия?
Ему-то было хорошо - превозносить мое мужество и долготерпение, которые я черпал в себе самом. И конечно, я хотел спасения Асгарда. Хотел, чтобы на всех уровнях была восстановлена энергия, чтобы все вернулось на круги своя. Но было уже столько обманов и предательства, что и этот шаг можно было рассматривать как умелый маскарад. Как я могу быть уверен, что они не хотят взорвать макромир к чертям?
Меня снова используют. Как посредника, не совсем понимающего расклад событий. Хотелось бы знать, что в конечном счете из меня не сделают жертвенного козла, который покорно топает на казнь, или, что еще хлеще, Иуду, ведущего на погибель моего двойника и его друзей.
Я хотел - но не мог быть уверенным. Нив чем.
Закончив свою речь, Нечто, присвоившее лицо покойного и оплаканного друга, сунуло мою горгонью голову под мышку и удалилось прочь среди всеобщего недоумения.
Глава 31
Мне снилось, что я окутан змеями, они скручиваются и свиваются вокруг тела, а их теплые полированные чешуи скользят по моей коже. Кольца не душат, как у удава, нет, просто сжимают и держат ласково, но крепко, надежно. Их глаза светятся в темноте, их головы касаются меня, и раздвоенные язычки ласкают мое лицо.., пробуют его...
Потом сон ушел, и вернулся тот, прежний - сон Сотворения, в котором жизнь зарождалась в виде облаков газа, плывущих в межзвездном пространстве, а после изливалась в крошечные светящиеся колодцы - солнечные системы, находила ниши в плотной атмосфере газовых гигантов, в океане мировых вод.
Космос был офомен, и вся материя, находившаяся в нем, была всего лишь вихрем пыли, который несли беспечные энергетические ветры. Молекулы были столь ничтожны, что вся жизнь, все облако, носившееся во Вселенной, казалась тенью, призраком - бледным и невнятным. А потом пришло то, что приходило раньше, оно не было жизнью, напротив, оно угрожало ей, но я не мог постичь его сути.
Однако мое восприятие стало меняться, и безбрежное море звезд пропало из виду. Вместо этого перед взором проносились молекулы, занятые игрой-эволюцией, образующие все более и более сложные клетки, затем многоклеточные создания, усложнявшиеся с ходом времени. Теперь я понял узор жизни, ее структуру. Она простиралась в бескрайнем космосе. Она походила на дерево, раскинувшее свои ветви, внедрившее свои корни повсюду. Это дерево цвело и плодоносило там, где его ветви соприкасались с миром, где могли расцвести цветы и завязаться плоды. Я видел Землю как один плод, Тетру - как другой, галактики - как ветви. Плоды светились изнутри, а цветы пели, наполняя бесконечность ароматом.
Это дерево было домом для многих других сообществ, для других существ для птиц и лягушек, для насекомых и червей. И хотя многие из них всего лишь паразитировали на дереве, оставляя после себя следы разрушения, они не были опасны для его существования. Я знал, что изменения, приносимые ими, - всего лишь неизбежный ход времени, смерть и превращение, неизменное равновесие.
Но потом я заметил иной изъян на дереве - омертвение. Оно протягивало гибельные пальцы к цветам, лишая их красок, к плодам, высушивая их в уродливые рожки. Эта гниль принимала форму обитателей дерева, крошечных паразитов, и могла воспроизводить себе подобную псевдожизнь, нарушая равновесие и постоянство: либо уничтожала она, либо уничтожали ее. И другого выбора не существовало, касалось ли это целого дерева или частей его, пораженных напастью. И было еще много здоровых ветвей, на которых цветы поражали своей красотой, а плоды - изобилием, но много было таких, что уже ссохлись и почернели, и тех, где жизнь и смерть вели борьбу между собой. В конце концов судьба всего дерева была поставлена на карту, и от исхода каждой такой крошечной битвы зависела участь целого.
Тут я проснулся, смертельно уставший от сознания того, что все это происходило раньше и будет происходить снова и снова. Я уже не владел собственным мозгом, каждый раз, когда хрупкое сознание было потревожено, воображение - или же зловещая копия чуждой программы - отвоевывало пространство, силясь обрести владычество надо мной.
Но я пока был собой. Моя сущность была невредимой.
По крайней мере пока. Неизвестно было, сколько времени паразит сознания, похожий на квартиранта в мозгу Тульяра, будет мирно похрапывать, ожидая своего часа.
При других обстоятельствах я занялся бы тщательным анализом своих снов. Сейчас, едва открыв глаза, я столкнулся с проблемами посерьезнее.
Перво-наперво выяснилось, что кошмарный сон о змеях был отчасти в руку. Я был спеленут толстым клейким жгутом так, что напоминал окуклившуюся гусеницу. Из этого кокона торчала только голова. Я дернулся, стараясь освободиться, но руки были туго припеленуты к бокам. Пока я брыкался, выяснилось, что путы крепки, но тем не менее позволяют мне болтать ногами. Небольшое утешение знать, что тебя подвесили вверх головой, но и то ладно в этой веселенькой истории. Не говоря уж о том, что вообще остался в живых.
Я попытался подвигать пальцами. Безуспешно. Огнемет я наверняка потерял, даже не узнав - довелось мне выстрелить или нет.
Огонек на шлеме все еще работал, можно было покрутить головой и осветить сумрачные окрестности. Выяснилось, что я подвешен в какой-то камере, в толще серых, лишенных листвы ветвей. Поверхность казалась сферической, но по стене шли утолщения, жесткие на вид, словно покрытые засохшим клеем, который тут и там собирался в капли, застывшие прямо перед падением.
Нижняя часть сферы была завалена чем-то большим и белым - точь-в-точь мячи для регби длиной в метр и толщиной в рост человека. Куча кое-где была покрыта слизью. Они выглядели как яйца гигантских насекомых, а при мысли о том, что за отпрыски должны появиться из них на свет, меня передернуло.
С потолка каморки свисали пряди высохшей, некогда клейкой субстанции с аккуратно упакованными свертками. Тут я понял, что эти упаковки похожи на меня - у всех сверху торчали головы, но, увы, ни одна даже отдаленно не напоминала человеческую; скорее, они выглядели как головы насекомых. Как и у всех насекомых нижних уровней Асгарда, глаза у них были как у ночных млекопитающих. Усики, щупы, жвала - как у насекомых, а глаза - просто гляделки - невинные, большие, влажные. Как и я, пленники были еще живы - их усики и рты двигались, словно они беззвучно разговаривали или пели. Некоторые пялились на меня, пока я смотрел на них, будто сочувствуя моей ужасной участи. Ручаюсь, последнее было чистой игрой воображения.
Все мы были подвешены в некоем подобии кладовой - припасы для детишек, которые вскорости вылупятся из чудовищных яиц.
То, что летело за нами к Центру Асгарда, поймало меня и утащило в свое гнездо. Вот не знаю - благодарить ли его за то, что не разорвало меня в клочья. Затем я подумал, скоро ли начнут вылупляться детишки, сколько времени понадобится гусеницам, чтобы сожрать меня целиком, если они начнут с ног. Потом вспомнил, как слизняки наверху мучились со скафандрами, значит, и гусеницам нужно какое-то (интересно - какое?) время, чтобы прогрызть сверхпрочную упаковку.
Потом я осознал, что система жизнеобеспечения, подвешенная на спине, может обеспечивать мою жизнь весьма долго, пусть даже мои ноги будет жевать какая-нибудь дрянь.
И лишь после этого несколько запоздало подумал, что же случилось с остальными.
- Эй, - сказал я сдавленно в микрофон, - есть кто-нибудь живой?
- Руссо?! - забрали мне в ответ. Это был голос Сюзармы Лир.
- Сюзарма? - откликнулся я. - Что с другими?
- Господи, я думала, все погибли. Что это за игры, Руссо? Где ты?
- Я только что очнулся, - сообщил я понуро. - Насчет того, где я, - сам себя спрашиваю. Но, очевидно, в беде. Что-то запеленало меня, как мумию, и я вишу где-то. До чертиков напоминает кладовку.
- Видишь других? - спросила она. Я еще раз оглядел своих товарищей по несчастью - решительно ничего человеческого.
- Нет, если кто-нибудь не висит прямо за мной. У меня не настолько длинная шея. Ты-то где?
До того, как я услышал ее ответ, до меня донесся протяжный, сонный стон. Точно - не она и не Мирлин. И не Урания.
- Нисрин? - спросил я. - Это вы? Молчание. Потом послышалось:
- Мистер Руссо?
- Где вы, Нисрин?
Еще молчание, потом снова его голос:
- Я обездвижен. Где-то в воздухе. И рядом несколько созданий с головами, как у бабочек. Они спеленуты, как и я.
- Вот черт. - Голос Сюзармы. - Значит, у меня двое, за которыми надо присматривать. Не знаю, с кого и начать. Прямо иголки в стоге сена. Мне нужна эта коробочка-с-мозгами, но не слышу ни Урании, ни Мирлина.
- Ты что, свободна? - спросил я. Это было обнадеживающей новостью, хотя и не обещавшей моего спасения.
- Да, - рявкнула она. - Что-то сцапало меня. Я бы его пристрелила, но оно держало меня, а мне не улыбалось просто падать - без крыльев. Я притворилась мертвой, пока оно не приземлилось. Я на кроне громадного дерева - должно быть, высотой в две мили, и то не уверена. Крылья повреждены, я не осмеливаюсь лететь. Здесь светлее, чем можно было предположить, прыгая вниз. Какие-то светляки повсюду, деревья сами тоже светятся. Летучих созданий полно, черт дери, но лес не такой густой - не получается перешагивать с ветки на ветку, с дерева на дерево. Полдня убьешь, если вздумаешь слезать вниз. Можно рискнуть и прыгнуть, но я не знаю, куда идти и где вас искать.
Звучало неутешительно.
- Мирлин! Урания?! - воззвал я с надеждой. - Есть кто-нибудь?
Если бы они могли ответить, они бы уже отозвались, это точно. Вдруг я почувствовал себя чудовищно одиноким.
- Тут за мной еще двое явились, но они больно тихоходны, прокомментировала Сюзарма. - Думаю, что могу спуститься. Но ничего похожего на фонарик не видно. Кстати, не уверена, что смогла бы отличить фонарик от светляка, привали такое счастье.
- Увы, - сухо заметил я, - счастье не привалит. Я внутри какой-то колоссальной тыквы. Нисрин, очевидно, в таком же плену. Нас может разделять тридцать километров, а может - только одна дверь.
- Так что же мне делать, черт возьми? А, Руссо?
- Не знаю, - сказал я. - Просто ума н? приложу.
- Кажется, - отозвался Нисрин, - я вряд ли выберусь из кокона, в который меня упаковали.
- В таком случае, - заключила Сюзарма, - мы влипли в историю.
Похоже, она недооценила ситуацию. Я глянул вниз. Не имеет значения, какая нечисть вылупится из этих яиц. Любой монстр может принять форму яйца, как человек или цыпленок. Вся жизнь, если я только правильно толкую свои сны, это нить, выхваченная из мотка Создания, и она свивается в петлю судьбы.
Меня сожрет некое дитя-чудовище, молекулы, составлявшие меня, вернутся в хаотическое состояние, потом они перераспределятся, - и так несчетное множество раз, века напролет. Даже привычные пищевые цепи разрушатся, когда звезда станет новой, но атомы уцелеют и будут спешить сквозь вечность, пространство, пока их не поглотят жадные микроорганизмы. И через миллиарды лет история начнется где-нибудь за многие тысячи миль отсюда.
Но вообще это не имело значения.
Ни одна точка зрения не принимала в расчет, что бедный и несчастный Майкл Руссо, единственный и неповторимый, важнейшая часть Вселенной (все это, разумеется, на взгляд моего ничтожного тщеславного умишки), должен встретить чудовищную, неизбежную, мучительную смерть, почти достигнув Центра Асгарда.
Для себя я не мог представить более сокрушительного несовершенства в устройстве Вселенной. Это было попросту нечестно.
В тот же миг я уловил движение. Часть круглого гнезда приотворилась, открывая вход чему-то большому и живому. Долю секунды я лелеял надежду, что это дружественный гуманоид пришел мне на помощь, но то были тщетные мечтания. Голова, протиснувшаяся в отверстие, была слишком велика и безобразна для кого-либо из моих знакомых.
Она выглядела головой чудовищной многоножки, золотой в свете моего фонарика, с громадными рогами-антеннами, ярко-желтыми глазами и четырьмя челюстями, здоровенными, словно садовые ножницы, увеличенные в несколько раз.
- Прошу прощения за плохие новости, - прохрипел я, - но, кажется, мной пришли закусить.
Глава 32
Макромир, который вы называете Асгардом, не всегда находился здесь, - все еще по-английски вещал голос Саула Линдрака. - В далеком прошлом он был перенесен сюда из другой галактики. По вашим меркам - около полутора миллионов лет назад.
Мы шли сквозь серебристую мглу. Его больше не было видно, и не чувствовалось руки, сжимающей шевелюру из змей. Последней, кстати, я тоже не чувствовал. Зато осталось подозрение, что голова - единственное, оставшееся при мне, продолжает гнить и тление вот-вот доберется до глаз. Каждую минуту я ждал наступления слепоты. После этого, надо полагать, пропадет слух, и я останусь один на один с умирающим мозгом.
Но пока мой предполагаемый котелок варил, пока в нем жило достаточно клеток, можно было представить себе это время - полтора миллиона лет. Когда Асгард прибыл в эту галактику из каких-то темных миров, Homo Sapiens представлял собой едва заметную мутацию в генах наших видов-прародителей.
- Асгард появился на этом месте, проникнув через то, что вы называете червоточиной, - продолжал объяснять голос. - В некоторых специфических обстоятельствах звезда может вырабатывать энергию, необходимую для переброски макромира сквозь сжатое пространство.
Не было оснований не верить ему, но я снова подивился этому про себя. Понадобится уйма энергии, чтобы перенести нечто, подобное Асгарду. Чертовски много энергии, гораздо больше, чем обычно вырабатывает звезда. Действительно, в Центре Асгарда есть звезда, но выброса ее энергии недостаточно, чтобы передвинуть макромир отсюда, скажем, до нашего Солнца. О межгалактическом путешествии и речи быть не может.
И тут, словно прочитав мои мысли, он заметил:
- Энергию для переноса производит контролируемое рождение новой. Искусственная звезда подходит для этого больше, чем можно предполагать. И все же это было весьма сложное путешествие. Не было необходимости задавать определенное направление, но сам по себе фокус с перераспределением энергии взрыва на создание червоточины требует изрядной сообразительности. Всегда есть опасность устроить слишком мощный взрыв, и тогда весь Асгард обратится в крошечную суперновую, а остальная масса будет развеяна по галактическому пространству. Существует еще и опасность распространения результатов термоядерной реакции, после того как необходимое ее количество будет направлено в сжатое пространство.
Межгалактический сдвиг был не совсем удачным. С Асгардом проделали то, что нужно, но утечка энергии в ходе реакции все же произошла. Повреждения были небольшими, с течением времени их можно было устранить, но они вызвали перебои в подаче энергии на уровни. А еще хуже - произошло вторжение, и захватчики переместились с макромиром на новое место. Тогда-то война на Асгарде развернулась во всю мощь, и недостаток энергии работал против его защитников. Верхние уровни опустели, теперь они и новее заморожены. Естественным путем они бы не остыли до такой степени.