Виктор медленно опустил руки и впервые заметил, насколько они отяжелели. Болело все тело — ссадины от матов, множественные ушибы, а хуже всего — пульсирующая боль в мизинце левой ноги. Вчера он еще не был сломан, но сегодня — вполне возможно.
   Кай выплюнул изо рта защитные загубники и принялся стаскивать с головы шлем.
   — То ли я стал медленнее, то ли ты быстрее. Этим ударом я должен был тебя свалить.
   Виктор улыбнулся, на миг подумав, что, может, не стоит указывать Каю на его слабости.
   — Когда ты устаешь, то перед высоким ударом ногой опускаешь руки для равновесия.
   — Вернулась плохая привычка, — передернулся Кай. — Мой отец заметил у меня такую вещь много лет назад и вроде бы вылечил меня от нее.
   — Да ладно, вряд ли в настоящем бою кто-нибудь продержится достаточно долго, чтобы видеть твою усталость. — Виктор плюхнулся на маты и стал стаскивать перчатки, потом вынул изо рта защитную резину. — Если бы ты дрался в полную силу, я был бы сейчас лиловый, как герб Марика.
   — Еще пару месяцев назад — быть может, но не сейчас. — Кай сел, опершись, потом опустился на локти. — Ты не самый великий в мире боец, но ты быстро двигаешься и соображаешь, то есть предвидишь удар и избегаешь его. Мне уже трудно тебя осилить.
   Виктор снял шлем, встряхнул головой, рассыпав пот с волос.
   — А если серьезно, мне никогда бы тебя не победить?
   Кай пожал плечами:
   — Меня? Наверное, нет, потому что я знаю, насколько ты опасен. Размер дает мне преимущество, которым я не собираюсь разбрасываться. А другие, которые побольше, могут тебя недооценить и дать тебе шанс преподнести себе сюрприз.
   — Самый большой сюрприз — это что на них посыплется моя охрана.
   — Это точно поможет, — улыбнулся Кай. — Ты вот что запомни: если когда-нибудь случится настоящая драка, она будет без правил. Бей противника изо всех сил самым большим предметом, который под руку попадется, и бей до тех пор, пока он не свалится так, что встать не сможет.
   — Наверное, эта стратегия поможет и против Кланов. — Виктор поднял глаза и кивнул Прецентору, который только что появился в дверях зала. — Мы тут решили потренироваться, а на самом деле выбиваем друг у друга опилки из голов.
   Фохт улыбнулся, засунув пальцы за пояс,
   — Завидую вашей молодости и энергии. Не хотелось вас прерывать, но есть пара дел, о которых вам следует знать. Морган Хасек-Дэвион согласился использовать планету Вызов как плацдарм для подготовки и обучения. Его войска уже в пути. Он сообщает, что выступить они смогут не раньше апреля, а вероятнее всего — в июне или в июле.
   Принц Федеративного Содружества прищурился:
   — Морган всегда очень осторожен в оценках. Если не возникнет серьезных проблем, я думаю, его войска будут готовы в мае или в начале июня. Если рассчитывать на такие сроки, мы можем оказаться способны выступить против Ягуаров, когда Морган начнет свой обходной маневр.
   Прецентор кивнул:
   — Я согласен с вашей оценкой. Несомненно, между различными группами будут трения, но я надеюсь, что мы их удержим на минимальном уровне. Как бы там ни было, я считаю, что шансы Кланов обнаружить наши действия пренебрежимо малы. Мы выдаем войска Моргана за резерв, и это объясняет, почему они остаются вне учений, а когда они начнут продвижение к Синдикату, это будет вполне естественно счесть выходом на позиции для наступления.
   Кай улыбнулся:
   — Морган и его люди — это новости второго плана. Все внимание будет привлечено к поездке Виктора на Люсьен.
   Виктор почувствовал, как завязывается узел под ложечкой.
   — Это будет очень интересно.
   Прецентор и Кай улыбнулись, и Виктор понял, что делает шаг в западню. Он заставил себя встать.
   — Ладно, выкладывайте, что у вас там, Фохт состроил недоуменную гримасу:
   — Виктор, что выкладывать?
   — То, о чем вы думаете.
   Кай лениво положил ногу на ногу.
   — Ну, я думаю, что у тебя меньше энтузиазма, чем должно быть у человека, которому будет показывать свою родную планету Оми Курита. Я думал, ты ее любишь.
   — Так и есть.
   — И что? — подался вперед Кай.
   Виктор начал что-то говорить, остановился. Слишком много мыслей путается в голове.
   — Все, что я скажу, будет звучать глупо.
   — Слова влюбленного, — улыбнулся Фохт.
   — Да что вы знаете… — Виктор замолчал и скрестил руки на груди. — Прошу прощения. Мы много времени провели вместе, решая серьезные проблемы, и я потому думал, что вас знаю, но сейчас понял, что это не так. Я собирался спросить, что вы знаете о любви, и сообразил, что ничего почти о вас не знаю. Судя по тому, что мне известно…
   Прецентор положил руки на плечи Виктору:
   — Судя по тому, что тебе известно, у меня могло быть много женщин, много романов, и я мог бы отрицать их все. Я прошу прощения, если из-за этого кажется, будто я тебе не доверяю, потому что это не так. В моей жизни мало что было ценного до того, как я стал Анастасиусом Фохтом. Почти все свое предыдущее существование я растратил зря, потому что не обращал внимания на важное. Возвращаясь к теме: я горячо любил одну женщину, но свое честолюбие поставил выше. Я потерял ее и потерял много больше.
   — Я не собирался лезть вам в душу.
   — Я знаю, — доброжелательно улыбнулся Фохт. — Как я уже сказал, завидую твоей молодости. Случись мне начать все сначала, я бы некоторых ошибок постарался избежать. Но это невозможно, а если я поделюсь своим опытом с тобой, может быть, это удержит тебя от моих ошибочных путей.
   Виктор кивнул, поглядел в единственный глаз Фохта.
   — Хорошо, тогда скажите, что бы вы чувствовали на моем месте, отправляясь на Люсьен?
   — Не мне об этом говорить. — Фохт отступил на шаг и сцепил руки на пояснице. — Я думаю, что я прежде всего разобрался бы в собственных приоритетах. Например: откуда ты знаешь, что любишь Оми?
   Вопрос был для Виктора неожиданным.
   — Знаю, потому что… ну, просто знаю. Она совсем не такая, как я, и все же она меня понимает. Она может предсказывать мои поступки, а я — ее. И она не только красива, она еще и умна.
   — По-моему, это слова влюбленного, — рассмеялся Кай.
   Фохт кивнул и скупо улыбнулся:
   — Именно так. С семьей ее ты тоже знаком, так что тут особых проблем быть не должно.
   — Да, не должно. — Виктор нахмурился. — Сначала была враждебность. Ее отец запретил Оми общаться со мной во время Войны с Кланами, но дед отменил его запрет. Хохиро сперва очень настороженно смотрел на наши отношения, но потом потеплел. Теодор не то чтобы тепло к нам относится, но он и не враждебен. С ее матерью и младшим братом Минору я пока незнаком.
   Когда Виктор вспомнил правящую семью Синдиката, ему стал яснее источник собственного беспокойства.
   — Чего я на самом деле боюсь, друзья мои, — это как меня встретит народ Люсьена. Я боюсь сконфузить Оми и ее отца. Их культура содержит сотни ограничений, и каждое из них я могу нарушить неверным взглядом, неудачным словом, автоматическим поступком, о котором дома даже не задумываешься.
   Кай приподнял бровь:
   — Если ты больше волнуешься за нее, чем за себя, то все будет хорошо. Если же ты боишься за себя, то допустишь какую-нибудь ошибку и все испортишь начисто.
   — Спасибо, что веришь в меня.
   Прецентор поднял руку:
   — Виктор, то, что сказал Кай, — очень важно, и следует к нему прислушаться. Тебе надо обдумать две вещи. Первая: в чем цель твоего визита на Люсьен?
   — Целей несколько. Одна — отвлечь внимание от Моргана и его обходного удара. Вторая — показать народам Внутренней Сферы, что мы действительно объединились в новую Звездную Лигу. Но есть и третья — показать народу Синдиката, что мы действительно собираемся освободить его угнетенную часть из-под ига Кланов.
   — Очень хорошо, — серьезно кивнул Фохт. — Эти цели будут достигнуты самим твоим присутствием на Люсьене. Сомневаться не приходится: каждый, кто увидит тебя на Люсьене, поймет, что старая вражда отброшена прочь, если вообще не похоронена. С твоего прилета туда начнется новая эра.
   Виктор это понимал, хотя только на абстрактном уровне.
   — Отлично, а второе, над чем я должен подумать?
   — Какие чувства вызовет этот визит у населения Синдиката. Тебя этот визит волнует, Виктор, но их он должен взволновать куда больше. Ты приходишь к ним, ты — предводитель страны, которая далеко не так сильно пострадала от Кланов, как они. Сын Теодора был бы мертв, если бы не твои усилия. Ты будешь для них подобен какому-то богу, который пришел посмотреть, стоят ли они того, чтобы ты им помогал.
   Виктор поморщился.
   — При всем моем уважении, Прецентор, вы здесь несколько перегибаете.
   Кай возразил:
   — Прецентор прав куда больше, чем ты думаешь. До недавнего времени Синдикат держал свой народ в неведении о многом. В результате контроля над прессой население намного меньше знает о Внутренней Сфере, чем в твоей стране, но на Новом Авалоне или на Таркарде к тебе относятся с огромным уважением, как бы ни поливала тебя желтая пресса. В Синдикате сила славы куда больше, Теодор это знает, и, несомненно, именно потому пригласил тебя прибыть с визитом.
   Принц задумался.
   Оми рассказывала мне о последнем покушении на Теодора, а это значит, что в Синдикате есть внутренние трения. Может быть, показав своему народу существование более высокой цели, Теодор надеется сгладить эти противоречия. И тогда Прецентор не так уж сильно ошибается.
   — Значит, ты думаешь, что жители Люсьена и вообще Синдиката будут больше озабочены тем, чтобы не обидеть меня, чем тем, чтобы я не оскорбил их обычаев?
   — Я бы не стал слишком на это полагаться. Им будет приятно, что ты пытаешься соблюдать их традиции, и на некоторые ошибки они посмотрят сквозь пальцы — если, конечно, ты не покажешь себя уж полным варваром. — Фохт кивнул на Каю. — К счастью, с тобой будет Кай, который не даст тебе зарываться. Но главное в том, что они действительно захотят произвести на тебя хорошее впечатление.
   Виктор кивнул, расплетя сложенные на груди руки.
   — Итак, каковы все-таки шансы, что мне будет грозить опасность?
   — Опасность? В каком смысле? — Кай перекатился на колени, встал. — Если окажешься с Оми наедине — да, тогда ты, возможно, пропал.
   — Брат, не говори, чего не знаешь. — Виктор вздохнул, вспомнив сауну. — Я имею в виду опасность физическую. На Люсьене есть реакционеры.
   Лицо Фохта превратилось в маску серьезности.
   — Совсем недавно произошел инцидент, в результате которого экстремистов удалось нейтрализовать. Эта группа опасности не представляет. Вызовут ли протест твои отношения с высокородной Оми — сказать трудно. О них почти никто в Синдикате не знает.
   — Какова реакция тех, кто знает?
   — Смешанная и осторожная. Некоторые считают, что лучше всего отдать тебе Оми — тем самым обеспечив твою поддержку в войне с Кланами. — Фохт поправил повязку на глазу. — Другие полагают, что это стыд и позор; они готовы верить, что ты оказываешь на Теодора давление, чтобы он отдал тебе дочь в обмен на помощь. Есть небольшая, но влиятельная группа женщин, считающая историю вашей любви весьма романтической и желающая высокородной Оми счастья.
   Виктор вздохнул.
   — Знаешь, Кай, я вот думаю, что правильно поступил ты. Ты нашел ту женщину, которая была нужна тебе, и не допустил, чтобы что-нибудь могло стоять между тобой и ею.
   Кай посмотрел на Виктора странным взглядом.
   — Это, Виктор, история, приглаженная для учебников. На самом деле она ненавидела меня всей душой, и лишь после многих месяцев, когда за нами охотились Нефритовые Соколы, она увидела истинного меня. Но и тогда она меня отвергла. Лишь после того, как мой дядя пытался организовать на нее покушение, мы снова соединились.
   — Это все мелкие подробности. — Виктор закрыл лицо ладонями, потирая глаза. — Суть в том, что ты мог сосредоточиться на действительно важном, каковы бы ни были обстоятельства. Ты любил ее, она тебя, и теперь вы вместе.
   — Но я же не глава правительства.
   — Ты наследник трона Сент-Ивского Союза.
   — Это не то же самое, Виктор, — покачал головой Кай. — И вообще я собираюсь отречься в пользу моей сестры, Куан Инь. У нее подходящий для этой работы характер и склад ума. Ты же не можешь поступить так, как сделал я.
   — А почему нет?
   Вопрос ошеломил собеседников Виктора. Кай несколько раз моргнул.
   — Ты серьезно?
   — Я же принц Федеративного Содружества — кто посмеет мне помешать? — Виктор пожал плечами. — Ты знаешь, я не умру от горя, если перестану быть принцем.
   Фохт поглядел на Виктора в упор.
   — Человек, который не даст тебе этого сделать, — ты сам, Виктор. Ты — сын Лиса, и ты — человек, которому предназначено разгромить Кланы. В твоей власти не только гарантировать будущее Внутренней Сферы, но и преобразовать ее. Дело не в том, что ты — принц, дело в том, что ты обязан быть принцем. На тебе лежит величайшая ответственность и долг перед Внутренней Сферой. Отречься от этого долга было бы злодеянием, по масштабу равным злодеянию Стефана Амариса, разрушившего первую Внутреннюю Сферу,
   Виктора поразил зловещий тон Фохта.
   Кай уставился на Прецентора:
   — А не слишком ли это круто сказано?
   — Отнюдь. — Фохт перевел взгляд с Кая на Виктора. — Для вас всегда величайшим злом были Кланы. Да, вы помните войну 3039 года, но вы тогда были детьми и не могли оценить весь ужас положения, когда одна нация ополчается на другую. А я помню, и я знаю, что, если у руля Федеративного Содружества не будет стоять такой сильный человек, как ты, Виктор, Внутренняя Сфера снова развалится. Ты можешь себе представить, чтобы твоя сестра Катарина не рвалась к месту Первого Лорда Звездной Лиги? Не думаешь ли ты, что Сунь-Цзы успокоится, пока хоть над одним миром, принадлежавшим когда-то Конфедерации Капеллы, будет развеваться флаг Федеративного Содружества? А ты, Кай, не льстишь ли себя надеждой, что Сунь-Цзы не хочет вернуть Сент-Ивский Союз в Конфедерацию Капеллы? Томас Марик не будет ли разорван на части группировками собственной страны и внешними силами или будет вынужден последовать за Сунь-Цзы или твоей сестрой? Я — старый человек; я видел почти целый век конфликтов по вине руководителей, которым не хватало моральных принципов или силы духа, чтобы противостоять соблазну и жадности. В нашей истории, в истории человечества, полно было таких мерзавцев, и в удачных случаях их удавалось не подпускать к власти. Те, кто не пустили их к власти, — сильные и прозорливые лидеры, похожие на таких, какие вы сейчас, а еще больше — на таких, какими вы должны быть. Я от всей души желаю тебе счастья, Виктор, но не ценой отречения от долга. Это было бы гибелью для тебя и для Оми.
   Виктор уставился в пол, затем поднял глаза.
   — Но невозможно мне, принцу Федеративного Содружества, взять в жены высокородную Оми. Народы наших стран взбунтовались бы.
   — Наверное, ты прав, Виктор. Действительно, принц Федеративного Содружества на высокородной Оми жениться не может. — Фохт сощурил глаза. — С другой стороны, не могу себе представить, чтобы спасителю Внутренней Сферы было отказано в том, что даст счастье ему и его возлюбленной. Завоевав будущее для Внутренней Сферы, ты завоюешь будущее для самого себя. И первым шагом к этой победе будет тот, которым ты ступишь на Черный Люсьен.

XXV

   Терминал Зецуентай
   Космопорт имени Такаши Куршпы
   Имперская столица Люсьен
   Военный округ Пешт
   Синдикат Дракона
   29 декабря 3058 года
 
   С колотящимся у самого горла сердцем принц Виктор Штайнер-Дэвион в дверях шатла класса «Леопард» ждал сигнала выйти в терминал зала прилета космопорта имперской столицы. Хотя чиновники Куриты два дня летали туда-сюда между космопортом и прибывшим кораблем, инструктируя Виктора и Кая, принц чувствовал себя катастрофически неподготовленным,
   Наверное, даже в броне робота я бы не чувствовал себя готовым.
   Все было организовано так, чтобы прилет Виктора произвел максимальное впечатление. Виктора и Кай учили правильному поведению, обеспечили соответствующим гардеробом и даже помогли разобраться, как эти вещи надевать и носить.
   Что вполне уместно.
   Виктор посмотрел на стоящего у входа в терминал Кая. Кимоно, складчатые просторные штаны, называемые «хакама», куртка хаори с широкими рукавами, длинными фалдами и надставленными плечами сидели на нем так, будто он родился в этой одежде. Наряд Кая был выполнен из черного шелка с золотой отделкой подола, ворота и кушака — цвета, за которые он сражался на Солярисе. На спине, на груди и на рукавах кимоно и хаори красовались вышитые гербы. Гербом Кая был черный механический кулак, хватающий сверхновую. Диск звезды был заменен красно-синим символом «инь-ян» — гербом Конюшен Кенотафа. Знаменитый герб бывшего чемпиона Соляриса, и его часто изображали на рубашках и куртках по всей Внутренней Сфере.
   Одежда Виктора была скроена из темно-зеленого шелка и отделана черным, под стать мундирам Когтей Дракона — личной гвардии Координатора. Однако гербы на одежде не были ни гербами Когтей Дракона, ни бронированным кулаком с солнечным лучом — символом Федеративного Содружества. Вместо них одежду Виктора украшала эмблема, состоящая из призрачной фигуры в белом, окруженная двумя красными драконами, сцепившимися в кольцо.
   Эмблема Призраков, соединения, которое я создал для борьбы с Кланами и спасения из их рук Хохиро Куриты там, на Тениенте.
   Драконов к гербу добавил Синдикат, отмечая важную роль, которую Призраки сыграли в его истории.
   Кто-то дал сигнал, и процессия тронулась в сторону космопорта. Виктору не терпелось его рассмотреть, потому что впервые представлялась возможность сделать это подробно с земли. Спуск шатла в атмосферу отложили до наступления темноты в столице, а когда Виктор спросил зачем, ему ответили, что в целях безопасности, хотя Виктор был убежден, что эта причина — не основная. Кай в разговоре наедине высказал мысль, что еще не все шрамы от нападения Кланов на Люсьен залечены за семь лет, и семью Курита смущает состояние их планеты.
   Виктор был уверен, что Кай попал почти в яблочко, но долгий опыт общения с Катариной убедил его, что всегда есть еще один уровень.
   Темнота, ведущий к свету туннель, будто мы рождаемся на Люсьен. Первое впечатление у нас будет такое, как захочет Теодор Курита. Мы увидим то, что он решит нам показать, услышим то, что он даст нам услышать, почувствуем то, что он захочет, чтобы мы почувствовали. Должны быть преодолены века недоверия с обеих сторон, и, быть может, поражающего нас зрелища будет для этого достаточно.
   А зрелище действительно было поразительным. Протянутый к шаттлу ковер, устилающий трап, сменялся серым в крапинку узором — тем, которым покрыта броня роботов и элементалов Дымчатых Ягуаров. В ковер вплетены птички, причудливые, разных форм и размеров, но все канареечно-желтые. Виктор подумал, что для узора ковра элемент довольно причудливый, потом вспомнил кое-что из мифологии Курита, которую ему излагали.
   Желтая птица — единственный опасный враг Дракона. Этот образ привязан к Дымчатым Ягуарам, а мы с Каем попираем его ногами, топчем — и всем станет ясно, что мы пришли уничтожить эту угрозу Дракону.
   То, что такая символика действительно производит впечатление на людей, интриговало Виктора и пугало. Цивилизованный его разум воспринимал это как игру на предрассудках невежественного народа, но он знал, что его собственный народ в той же степени поддается внушению.
   Полно будет паникеров, которые попытаются представить мою поездку как капитуляцию перед Теодором, и многие настолько им поверят, что придется с этим считаться.
   Впереди уже можно было разглядеть зал прилета. Он поднимался на высоту трех этажей, потолок держали тиковые колонны. С потолочных балок свисали, чередуясь, огромные шелковые знамена — зеленые, золотые, черные. Легчайший ветерок колыхал их, внося движение и жизнь в статичную и мертвую декорацию. А отсутствие на знаменах символики означало, что главное здесь — люди, встречающие делегацию.
   Шагнув из туннеля, Виктор поравнялся с Каем и поклонился ожидающим хозяевам. И он и Кай поклонились глубоко и уважительно и держали головы склоненными на секунду-другую дольше, чем им было сказано. Стоящие напротив Теодор Курита, Хохиро, Оми и еще двое подождали, потом поклонились в ответ. Теодор не стал склоняться так глубоко, как Виктор, и длился поклон меньше, но Виктор не счел себя оскорбленным.
   Планета Теодора, и правила Теодора,
   Двух остальных членов семьи Курита Виктор узнал почти сразу. Женщина рядом с Оми была явно ее матерью. О Томое Курите Виктор мало что знал — досье, переданное ему из Секретариата Разведки, было полно ошибок и составлено, очевидно, в основном по сплетням. Твердо было известно лишь, что Теодор познакомился с Томое и женился на ней за десять лет до того, как их союз был обнародован, и что все их дети родились до этого последнего события. Такаши Курита, предыдущий Координатор, не был в восторге от выбора своего сына, но смягчился по отношению к его подруге, когда через много лет выяснилось, что все ее дети оказались верными и разумными.
   А второй — это наверняка Минору.
   И на него досье разведки до боли неполно. Хрупкого сложения, в очках, великоватых для его лица, Минору казался слишком юным для своих двадцати восьми лет, хотя был всего на два года моложе Оми. В досье предполагалось, что Минору ударился в мистику, уйдя в оккультные ритуалы, которые должны были укрепить его дух. Аналитики разведки предполагали, что таким образом молодой человек выпал из политической жизни Синдиката, но Виктор знал, что это предположение во многом связано с их верой в то, что подобные штудии не могут давать положительного результата. Хотя сам Виктор вполне приветствовал бы научные попытки доказать существование энергии «ки», опыт занятий боевыми искусствами и кендзитсу привел его к мнению, что не все в человеческой натуре может быть измерено наукой.
   И пока не наградят Нобелевской премией формулу, описывающую творческие способности, я останусь при своем мнении,
   Сопровождаемые с флангов своими гидами, Виктор и Кай сделали десять шагов вперед и опустились на колени в центре зала приема, при этом оба попирали коленями желтую птицу. Виктор сел на пятки и положил руки на бедра ладонями вверх. Подавив искушение обтереть руки, он последовал примеру Кая и сосредоточился на дыхании.
   Вначале Теодор Курита подошел к Каю. Хохиро подошел вслед за отцом и опустился на колени у его ног. В руках у него было два меча. Тот, что подлиннее, — катана в черных лакированных ножнах, с золотой крестовиной и гардой у рукояти. Рукоять обернута черным шнуром, петлей свисавшим с гарды. Вакизаши имел длину почти пятьдесят сантиметров — примерно две трети длины катаны.
   Теодор взял катану у сына и преподнес Каю. Тот, не говоря ни слова и не поднимая глаз от пола, надел меч под оби на левое бедро. Потом ему был передан вакизаши, и Кай глубоко поклонился Теодору. Координатор, все еще стоя, уважительно вернул поклон и сдвинулся на шаг влево, когда Кай выпрямился.
   Оми, семеня, подошла к отцу, оранжевое с коричневым кимоно шелестело, как осенние листья на ветру. Встав на колени, она подала отцу следующие два меча. Оба лезвия были в зеленых лакированных ножнах. Рукояти обернуты зеленым шнуром, крестовина и гарда выполнены из вороненой стали. Они были примерно того же размера, что и врученные Каю, только Виктор решил, что его катана на сантиметр или два длиннее.
   Виктор принял катану из рук Теодора и ощутил, как тает время. Тяжесть оружия, гладкость ножен, даже гипнотическое покачивание кисточек на рукояти перенесли Виктора во времена более примитивные, В дуэлях, на которых бились таким оружием, не было удаленности и отстраненности схваток тридцать первого столетия.
   Мы можем стилизовать себя под рыцарей в сверкающих доспехах или воинов-самураев, сражающихся за своих сюзеренов, но предки наши знали конфликты куда более дикие и первобытные. То, что боевые роботы часто делают гуманоидными, заставляет нас верить в иллюзию боя, подобного той войне, что знали древние на Терре, но это не так. Таким клинком я бы дрался с врагом, который смотрит мне в глаза, чье дыхание ощущается кожей и чья кровь хлынет на меня.
   Хохиро часто говорил Виктору, что воин и его оружие должны стать единым целым, и даже Танкред Сандовал говорил о мече как о продолжении руки бойца, но впервые Виктор ощутил намек на то, что являет собой такое единство.
   Воин и его оружие не могут добиться успеха, если они разделены. Оружие становится орудием воли воина, а воин — механизмом, который помогает оружию выполнить его назначение. С этими мечами я вижу, что такое это единство, я понимаю и почитаю его. Целое больше, чем сумма его частей.
   Но точно так же Виктор ощутил опасность распространения этой философии на воинов и их роботов.
   Поскольку мы отдалены от того, что делаем, отдалены от тех, кого убиваем, единение не делает нас лучше. Чтобы стать единым со своей машиной, воин должен частично пожертвовать своей человечностью. Куском души своей платит он за возможность нести погибель врагам.
   И ему стало ясно, что эта потеря — часть того, что изуродовало людей Кланов.
   Мы не должны допустить, чтобы та же западня подстерегла нас, когда мы победим Кланы, потому что из этой западни нет освобождения.