Страница:
Она поклонилась:
– Комбан-ва, Дэвион Виктор-сама.
– Комбан-ва, Курита Оми-сама. – Виктор выпрямился и улыбнулся, глядя на нее. – Ты мне напоминаешь тот вечер на Арк-Рояле.
– И ты мне. – Она улыбнулась в ответ. – На тебе то же кимоно, что было тогда. Отличие только в мечах, но это хорошее отличие.
Виктор начал было вынимать катану и вакизаши из-за оби, но Оми прижала его руки к бокам.
– Эти мечи – символ твоего звания, Виктор. Оставить их будет с твоей стороны негармонично, а в подобный вечер это было бы плохо.
Он взял ее за руки и кивнул.
– Что бы ты ни пожелала от меня, Оми, я это выполню.
– Ты оказываешь мне честь таким доверием, Виктор. – Она высвободила левую руку и круговым жестом показала на дворец. – Я буду рада показать тебе мой дом.
Виктор наконец оторвал от нее взгляд и поразился тем, что окружало его. Весь интерьер дворца был выполнен из дуба. Пол покрыт тщательно пригнанными дубовыми плашками, а колонны и потолочные балки незаметно переходили друг в друга в едва различимых на глаз соединениях. Более того, художники, отделывавшие и подгонявшие детали, с величайшей тщательностью следили, чтобы узор волокон сходился и расходился, придавая неподвижному дереву ощущение движения. В этом интерьере была жизнь, был мир. Оми повела Виктора по зданию.
– Семь лет назад на Люсьен напали Кланы. Пятого января случилась битва, продолжавшаяся от самого рассвета до заката и не угасшая даже после темноты. Сражение было страшным и жестоким; оно сохранилось в. памяти тех, кто участвовал в нем. В этот день, пятого января, люди по всему Люсьену возвращаются туда, где были в момент нападения Кланов, чтобы вспомнить, что в этой жизни действительно важно. Мы оплакиваем погибших и благодарим тех, кто остался в живых.
По спине Виктора пробежал холодок.
– Семь лет назад я был на Алайне, дрался с Нефритовыми Соколами, Они знали, что я там, и охотились специально за мной. Меня поймали в ловушку, и тут откуда ни возьмись – Кай. Он разгромил часть сил противника, и я тогда думал, что он при этом погиб.
Виктор поднял руку и вытащил из-под кимоно фигурку – нефритовую обезьянку.
– Кай подарил мне это на Рождество. Это Сун Ху-цзу, обезьяний царь. Кай сказал, что фигурка принесет мне удачу и будет напоминать, чтобы я оставался самим собой. Покидая Алайну, я думал, будто это все, что осталось у меня от Кая, все, что мне напомнит о нем. И я понимаю, зачем вы приходите в этот день сюда для оплакивания и жертвоприношения.
– Я знаю, где ты тогда был, Виктор. – Оми провела его через две двери в сад, где густо росла темная трава, подстриженные кусты и деревья в ароматном цвету. – И здесь, со мной, ты тоже был в тот день и в начале той ночи.
– Здесь? – нахмурился Виктор. – Ты не могла здесь быть, когда Кланы атаковали имперскую столицу. Наверняка твой отец должен был эвакуировать тебя в безопасное место.
– Он пытался, но я осталась здесь. – Она поглядела на выложенный у двери каменный полукруг. – Мой брат сказал, что ты понимаешь начала гири и ниндзе – долга и сочувствия. Мой отец, хотя желал, чтобы я покинула имперскую столицу, не приказал мне эвакуироваться. Я знала, что мой долг – остаться здесь, как и его долг, долг моего брата и деда – защищать имперскую столицу на поле битвы. Люди, сражавшиеся с Кланами, знали, что бьются за свой народ и за свое будущее, но то, что я была здесь, дало им еще что-то конкретное, что надо было защищать. Умереть, защищая народ, – это абстракция, которая не утешает,
Виктор медленно кивнул:
– То же самое говорил мне Гален Кокс, когда мы улетали с Алайны. Он сказал, что Кай пожертвовал собой, спасая меня. И сказал, что у меня перед Каем долг: сделать так, чтобы его жертва не была напрасной.
– И такой же был у меня долг перед моим народом – чтобы люди видели, за что они жертвуют собой. – Оми отступила от Виктора, подняла руки и обернулась. – И потому я была здесь, когда там бушевала битва. Я слышала, как приближается грохот разрывов, когда Кланы теснили наши войска. – Она показала пальцем в небо. – Я видела, как погибали летчики. Я видела, как прорезали воздух шальные вспышки лазера, и все это время ждала, что одна такая найдет меня. – Она обняла себя за плечи, – Никогда за всю мою жизнь мне не было так страшно. И я нашла убежище от страха в мыслях о тебе, Виктор. Я вспомнила наш поцелуй там, на Периферии, чувство безопасности, которое я испытала в твоих руках. Вспомнила время, проведенное с тобой, вспомнила, как мы делили смех и печаль. И решила, что ужас – это неправильная реакция, если я хочу быть достойна тебя и твоей любви.
Виктор протянул к ней руку, притянул Оми к себе и обнял.
– Как жаль, что меня здесь не было, чтобы унять твой страх.
– Но ты был здесь. – Она погладила его по щеке. – А если бы ты был здесь на самом деле, ты бы сидел в роботе, воюя с Кланами. Как бы ни хотелось тебе утешить меня, чувство долга пересилило бы. Тише, не надо, не надо это отрицать, потому что это не вина и не порок. И я понимаю это.
Оми нежно поцеловала его в губы, выскользнула из его объятий и отступила в тень вишни.
– Знаешь ли ты, что я – Хранительница Чести Дома?
Виктор кивнул.
– Ты арбитр в вопросах того, что правильно и что неправильно. – Он прижал руки к груди, пытаясь сохранить на своей коже ее тепло.
– И ты знаешь о двух идеях, которые здесь, в Синдикате, правят всем? – В ее глазах поблескивали отсветы огней, проникающих сквозь шевелящуюся листву, и она казалась похожей на духа, не на земную женщину. – Всем правят Гармония и Чистота. Этим двум идеям внимаем мы.
– Я знаю это.
– Правда? – Она внимательно поглядела на него. ѕ Сегодня – день памяти и траура, но завтра, в день после великой победы, будет большое празднество, но и это празднество содержит Гармонию и Чистоту. Завтра с утра люди будут делать то, что делали семь лет назад. Они выйдут на улицы и вместе будут собирать мусор, чинить сломанные изгороди, подстригать кусты и полоть сорняки; будут делать то, что в их силах, чтобы убрать шрамы дисгармонии и нечистоты, нанесенные Кланами и неназываемыми из нас. Лишь после этого они предадутся веселью.
Виктор поежился. Он знал много людей, которые в праздники занимались домашней работой или уходом за садом, но представить себе такое обязательное общественное действо, как описала Оми, у себя дома…
Хоть наши люди, несомненно, любят Содружество ничуть не меньше, чем эти люди любят свой Синдикат, мы – нация индивидуалистов, а не монолитное общество, объединенное великой философией.
– Хотя мой народ живет не так, как твой, я, побывав здесь, думаю, что многое понимаю из твоих слов. Мне кажется, что содержание важнее формы,
– Так и есть, но у нас имеются собственные способы обращать форму в содержание и наоборот. Милый мой, в Диктум Гонориум полно историй, правил и афоризмов, показывающих, как много у этих вещей оттенков. Например, когда твой отец послал сюда Гончих Келла и Волчьих Драгун для противостояния Кланам, этот акт имел вид дисгармонии. У твоего отца с моим отцом было соглашение о взаимном уважении границ. Твой отец знал, что нам нужна помощь, но он сказал, что не разрешит войскам Федеративного Содружества переступить границу, пока Кланы не будут разбиты.
Оми медленно улыбнулась и отступила в поток света, лившийся в сад из дверей дворца.
– Решением твоего отца было приказать наемникам лететь на Люсьен нам на помощь. Они не были в собственном смысле слова войсками Федеративного Содружества, таким образом, он не нарушил Гармонию, при этом достигнув цели. Точно так же часто считают, что девственность или воздержание служат Чистоте, но и это не так. – Оми раскрыла ладони и подошла ближе. – Если бы это было правдой, в Синдикате не было бы детей. Чистота по смыслу своему связана с верностью и скромностью, выбором должного партнера и сохранением между ними всего, что между ними происходит. – Оми прижалась к Виктору, положив руки ему на плечи. – Виктор, в эту ночь ты будешь моим, как мечтала я семь лет назад. Я дам тебе утешение, которое желала дать тогда, и ты утешишь меня, как мог бы тогда утешить.
Виктор обхватил ее руками за талию и крепко прижал к себе.
– Я хочу этого так, как ты и понять не можешь, Оми, но я не стану причиной дисгармонии, не заставлю тебя ослушаться твоего отца.
– Тише, любовь моя. – Она взяла его лицо в ладони.– Я не могу ослушаться его, сделав то, что не запрещено.
Не запрещено? Но Координатор должен был знать, что такое могло случиться.
– А твой отец знает…
– Он знает то, что хочет знать. – Оми поцеловала Виктора в лоб, в губы. – Этот дворец – мой мир, наш мир. Мы бы породили дисгармонию, отвергнув чистоту чувств, которые разделяем друг с другом. Мое святилище станет сегодня нашим святилищем.
Виктор наклонился поцеловать ее в шею, впивая аромат ее тела, смешанный с ароматом цветущей вишни в один пьянящий запах. Под шелком кимоно было мягкое и теплое, стройное и сильное тело. Оми развязала волосы, и они упали в руки Виктору.
Подняв голову, он поцеловал ее.
– Оми, я люблю тебя.
– И я тебя, Виктор.
ѕ Йе!
Рык, отрицающий их любовь, хлестнул как плеть и оторвал их друг от друга. Виктор обернулся и увидел три фигуры, одетые в черное с головы до ног. Свет отражался от очков ночного видения, бывших у этих людей вместо глаз. У всех трех на спине катаны, и передний выхватил ее с отработанной плавностью. Свет заиграл на бритвенно-остром клинке, и у Виктора пересохло в горле.
В голосе Оми прозвучала резкость, которой Виктор никогда не слышал.
– Что значит это вторжение?
– Мы пришли спасти вас от осквернения этим варваром. – Говоривший указал мечом на грудь Виктора. Их разделяло четыре метра, но Виктор знал, что сейчас его жизнь в руках этого человека. – Вы не станете шлюхой Дэвиона.
Виктор ткнул пальцем в сторону говорившего:
– Как смеете вы ее бесчестить?
– Ха! Ее невозможно обесчестить – она уже обесчестила себя тем, как вела себя с тобой! – Мужчина качнул головой, – Я убью тебя и прослежу, чтобы высокородная Оми совершила самоубийство. Только так может она вернуть себе честь,
– Нет, – твердо покачал головой Виктор. – Она не сделала ничего плохого. Я клянусь в этом своей честью, как самурай.
– Что знаешь ты о чести самурая?
– Я знаю Гармонию, и я знаю Чистоту. – Виктор оглянулся на Оми. – Я знаю, что она чиста и не осквернена. И я знаю, что ее смерть нарушит гармонию Синдиката. А о чести я знаю, что самурай исполняет свой долг как можно лучше, и тогда другие могут выказать ему сочувствие.
Слова «долг» и «сочувствие» Виктор подчеркнул голосом, потом рванул левой рукой ворот кимоно.
– Тебе нужен я, а не она. И я исполню свой долг. Я умру, как должен умирать самурай, если ты исполнишь свой долг и нанесешь единственный чистый удар. Ты скажешь, что услышал ее крики о помощи, когда я пытался учинить над ней насилие. Пусть вас сделают героями, но она пусть останется жива.
– Нет, Виктор, нет! – Оми вцепилась ему в левую руку. – Я не допущу.
– Йе, Омико-сама, я должен так поступить. – Виктор поднял голову, обнажая горло. – Ты согласен?
– Хай! – Предводитель оглянулся на своих людей, обменялся с ними кивками и сделал крадущийся шаг вперед. – Я дам тебе почетную смерть, которой ты не стоишь.
– Я ее заслужу.
Виктор высвободил руку из хватки Оми, шагнул вперед и припал на левое колено. Левую руку он протянул поперек груди, взялся за правый трицепс и склонил голову.
Ну, не выдай, удача.
Под ногами убийцы захрустел гравий. Человек остановился перед Виктором. Когда он поднял меч, Виктор уронил правую руку на рукоять катаны и, вставая, выхватил меч. Удар при выхватывании был не силен, но полоснул по лицу, сбив очки набок. Человек попытался уйти от атаки поворотом, но Виктор движением кисти заставил острие меча описать дугу в сто двадцать градусов. Держа теперь рукоять обеими руками, он ударил катаной сверху и справа, чисто перерубив противнику хребет.
Клинок вышел из тела, плеснув черной струйкой крови на белые камни.
– Бега, Оми, беги! – крикнул Виктор, становясь между Оми и двумя оставшимися убийцами и угрожающе выставив меч.
– Йе, Виктор, я не стану убегать.
В ее голосе слышались страх и решимость, но второй убийца уже прыгнул вперед, и времени убеждать Оми не осталось. Атака наемника была быстрой и яростной, и Виктору пришлось отступать. Он нырял влево и вправо, стараясь заставить убийцу повторить ошибку своего сообщника.
Очки ночного видения резко ограничивают поле зрения. Когда я припал на колено, я в буквальном смысле слова скрылся из глаз противника. Этот, кажется, поумнее своего напарника.
Виктор видел, как за спиной убийцы Оми опустилась на колени возле тела первого нападавшего. Третий убийца склонился на одно колено рядом и рукой трогал шею упавшего, очевидно нащупывая пульс. Больше Виктор ничего не видел, потому что его противник оттеснил его к двери дворца и дальше, в дубовый зал с высоким потолком.
Виктор парировал удар сверху в голову, попытался высвободить клинок и полоснуть противника по животу, но убийца отпрыгнул назад. Хуже того, он левой рукой сорвал с лица очки и бросил их в Виктора, а когда Виктор, уходя, пригнулся, сократил дистанцию.
Виктор блокировал косой удар, ушел от удара сверху и отступил. Клинки звенели, соударяясь, и вибрация лезвия ощущалась в руке. Принц уклонился от выпада, ощутил жгучий режущий удар по ребрам, перепрыгнул дубовые перила, оказавшись в узком коридоре. Удар противника срезал вьющуюся стружку с перил, потом убийца перескочил через перила и стал еще сильнее теснить Виктора.
Принца едва не охватила паника, но Виктор усилием воли отогнал ее прочь. Он сосредоточился на середине корпуса противника, не глядя на руки и ноги, только на сердце и живот. Все остальное он видел лишь боковым зрением, но, глядя на середину тела, он предвидел атаки противника и предугадывал его финты. Виктор сузил свой конус обороны, блокируя выпады, но не позволяя клинку уйти в финте слишком далеко в сторону.
Парировав рубящий удар в левое плечо, Виктор быстро перевел оружие вверх и вокруг, в подобии кругового фехтовального парирования, которое показал ему Танкред Сандовал. Когда острие катаны снова оказалось на одной линии с грудью убийцы, Виктор сделал выпад. Клинок прорезал рубашку убийцы слева, и тот зашипел сквозь зубы. Виктор задел его, хотя всего лишь поцарапал кожу на ребрах.
Внезапно убийца хватил принца боковым ударом левого кулака. У Виктора посыпались искры из глаз, и он начал падать назад. Мир померк на одно мгновение, но в глазах прояснилось, и Виктор понял, что падает. Левый локоть наткнулся на твердое дерево пола на секунду раньше, чем руку пронзила острая боль. Еще через полсекунды он приземлился на спину, как-то сумел не удариться головой, но выпустил из руки меч.
Катана прозвенела по полу, и убийца навис как тень самой Смерти. Подняв катану как кинжал в жертвоприношении, он с силой опустил ее вниз, но Виктор извернулся влево и правой ногой въехал убийце в пах.
Через мгновение после того, как ударили серебряные молнии боли, Виктор почувствовал давление клинка, ломающего ребро справа. Меч прошел насквозь и вонзился в дубовый пол. Из глотки Виктора вырвался крик, и на миг он заглушил даже пылающую боль. Она отступила, и в эту секунду ясности мысли Виктор понял, что ранен серьезно, как никогда.
Полыхнувшая злость на себя скомандовала прекратить хныкать.
Я не буду встречать смерть мяуканьем, как выпоротый котенок!
Только стиснув зубы, чтобы подавить звук, Виктор понял, что уже не издает его. Приподняв голову, он глянул в сторону, мимо торчащего из груди клинка, и увидел скрюченный силуэт нападавшего. Человек катался по земле, зажав руками раздавленные половые органы.
Я не буду подыхать такой дурацкой смертью,
Не разжимая зубов, Виктор поднял руку, схватился за рукоять меча, пригвоздившего его к полу, и потянул влево, насколько хватало сил, но клинок еле шелохнулся. Тут Виктор заметил, что левая рука почти ничего не чувствует, а локоть не хочет работать.
Не важно. Я все равно не останусь приколотым, как жук на булавке!
Он снова потянул меч, потом ударил в крестовину рукояти основанием правой ладони. Меч выскочил из досок пола и сдвинулся в груди. Послышался хруст стали о разломанную кость. Каждая подвижка, любая чуть заметная вибрация вызывали в теле мучительную дрожь. Хотелось остановиться, дать себе хоть секундную передышку, но Виктор знал, что временно поверженный враг ни за что не даст ему такого шанса, и продолжал толкать меч.
Лезвие высвободилось с шипением и бульканьем.
Задето легкое. Очень плохо.
На Виктора черной стеной накатило отчаяние. Он стая подтягивать колени к груди, желая свернуться в шар, остановить боль.
Нет! Меня освободит лишь смерть, а умереть здесь и сейчас я не имею права. Я еще нужен Оми.
Виктор перекатился направо, выровнялся, чтобы подобрать колени под себя. Отбросив меч убийцы, он схватил тот, который уронил секунду назад. По сантиметру подползая вперед, волоча за собой колени, он подобрался к убийце и приставил клинок к его горлу.
– Ты! Глупец! Грязь! – Виктору отчаянно не хватало японских слов, чтобы обругать противника как следует. – Дэвиона убить очень трудно,
Ему хотелось поднять меч и обезглавить убийцу одним ударом, но он знал, что на это у него нет сил. Положив левую руку на обратную сторону клинка возле острия, он наклонился и, давя всем весом, стал пилить. Первый пропил разрезал сонную артерию, и Виктора окатило кровью, залив лицо и грудь. Второй пропил оборвал приглушенные стоны, а третий перерезал хребет. Булькнув, убийца умер в луже собственной крови.
Да и моей к ней немало примешалось.
Опираясь на меч, Виктор поднялся на ноги, но поскользнулся в крови и распростерся поверх своей жертвы. Он пытался остановить падение, упершись левой рукой в пол, но она подломилась, и ее передернуло острой болью. Правое плечо ударилось об пол, но не сильно, и Виктор не выпустил катаны.
Надо идти. Оми по-прежнему в опасности.
Соскользнув с трупа, Виктор пополз. Пополз к стене.
Вставай, Виктор. Тебе надо увеличить мобильность,
И снова он поднялся на ноги и даже улыбнулся слегка, несмотря на рвущую все тело боль. Шатаясь, он сделал шаг вперед, потом другой, и каждый шаг сопровождался неглубоким вдохом, вызывавшим влажный кашель. Голова стала кружиться, и Виктор прислонился к стене, чтобы обрести равновесие.
Иди.
Шипение в груди и огонь в легком не давали забыть, насколько серьезно он ранен.
Слишком много крови теряю.
Виктор прижал локоть к груди, закрывая рану, но из выходного отверстия на спине продолжали вырываться кровавые пузыри.
Времени мало. Ты должен спасти Оми. Времени мало. Иди, иди!
Еще шаг – и Виктор свалился на пол. Самого падения он не заметил, но ощутил жжение в лице, ободранном о дубовый паркет. В зеркальной поверхности пола Виктор увидел свое призрачное отражение и попытался улыбнуться ему.
Всегда мечтал оставить после себя красивый труп.
Края поля зрения начала заливать темнота, но Виктор что-то услышал и заставил себя посмотреть в ту сторону. В дымке дали он увидел силуэт, женщину, которая шла к нему по золотому туннелю света. Он узнал белое кимоно, вышитый цвет вишни, но не мог понять, почему у нее рукава другие. Они от локтя до запястья были смочены темной, густой краснотой, но почему – Виктор не мог понять.
От внезапной ясности он пошатнулся, как от удара в лицо.
Этот гад заставил ее взрезать себе вены. Она тоже мертва.
Из последних сил Виктор попытался улыбнуться ей.
Не бойся, Оми. Мы наконец-то будем вместе. Нашу Гармонию найдем мы в смерти.
Он искал на ее лице ответную улыбку, знак, что она поняла его, согласилась, но темнота накрыла его раньше, чем он мог хоть что-нибудь разглядеть.
XXVIII
– Комбан-ва, Дэвион Виктор-сама.
– Комбан-ва, Курита Оми-сама. – Виктор выпрямился и улыбнулся, глядя на нее. – Ты мне напоминаешь тот вечер на Арк-Рояле.
– И ты мне. – Она улыбнулась в ответ. – На тебе то же кимоно, что было тогда. Отличие только в мечах, но это хорошее отличие.
Виктор начал было вынимать катану и вакизаши из-за оби, но Оми прижала его руки к бокам.
– Эти мечи – символ твоего звания, Виктор. Оставить их будет с твоей стороны негармонично, а в подобный вечер это было бы плохо.
Он взял ее за руки и кивнул.
– Что бы ты ни пожелала от меня, Оми, я это выполню.
– Ты оказываешь мне честь таким доверием, Виктор. – Она высвободила левую руку и круговым жестом показала на дворец. – Я буду рада показать тебе мой дом.
Виктор наконец оторвал от нее взгляд и поразился тем, что окружало его. Весь интерьер дворца был выполнен из дуба. Пол покрыт тщательно пригнанными дубовыми плашками, а колонны и потолочные балки незаметно переходили друг в друга в едва различимых на глаз соединениях. Более того, художники, отделывавшие и подгонявшие детали, с величайшей тщательностью следили, чтобы узор волокон сходился и расходился, придавая неподвижному дереву ощущение движения. В этом интерьере была жизнь, был мир. Оми повела Виктора по зданию.
– Семь лет назад на Люсьен напали Кланы. Пятого января случилась битва, продолжавшаяся от самого рассвета до заката и не угасшая даже после темноты. Сражение было страшным и жестоким; оно сохранилось в. памяти тех, кто участвовал в нем. В этот день, пятого января, люди по всему Люсьену возвращаются туда, где были в момент нападения Кланов, чтобы вспомнить, что в этой жизни действительно важно. Мы оплакиваем погибших и благодарим тех, кто остался в живых.
По спине Виктора пробежал холодок.
– Семь лет назад я был на Алайне, дрался с Нефритовыми Соколами, Они знали, что я там, и охотились специально за мной. Меня поймали в ловушку, и тут откуда ни возьмись – Кай. Он разгромил часть сил противника, и я тогда думал, что он при этом погиб.
Виктор поднял руку и вытащил из-под кимоно фигурку – нефритовую обезьянку.
– Кай подарил мне это на Рождество. Это Сун Ху-цзу, обезьяний царь. Кай сказал, что фигурка принесет мне удачу и будет напоминать, чтобы я оставался самим собой. Покидая Алайну, я думал, будто это все, что осталось у меня от Кая, все, что мне напомнит о нем. И я понимаю, зачем вы приходите в этот день сюда для оплакивания и жертвоприношения.
– Я знаю, где ты тогда был, Виктор. – Оми провела его через две двери в сад, где густо росла темная трава, подстриженные кусты и деревья в ароматном цвету. – И здесь, со мной, ты тоже был в тот день и в начале той ночи.
– Здесь? – нахмурился Виктор. – Ты не могла здесь быть, когда Кланы атаковали имперскую столицу. Наверняка твой отец должен был эвакуировать тебя в безопасное место.
– Он пытался, но я осталась здесь. – Она поглядела на выложенный у двери каменный полукруг. – Мой брат сказал, что ты понимаешь начала гири и ниндзе – долга и сочувствия. Мой отец, хотя желал, чтобы я покинула имперскую столицу, не приказал мне эвакуироваться. Я знала, что мой долг – остаться здесь, как и его долг, долг моего брата и деда – защищать имперскую столицу на поле битвы. Люди, сражавшиеся с Кланами, знали, что бьются за свой народ и за свое будущее, но то, что я была здесь, дало им еще что-то конкретное, что надо было защищать. Умереть, защищая народ, – это абстракция, которая не утешает,
Виктор медленно кивнул:
– То же самое говорил мне Гален Кокс, когда мы улетали с Алайны. Он сказал, что Кай пожертвовал собой, спасая меня. И сказал, что у меня перед Каем долг: сделать так, чтобы его жертва не была напрасной.
– И такой же был у меня долг перед моим народом – чтобы люди видели, за что они жертвуют собой. – Оми отступила от Виктора, подняла руки и обернулась. – И потому я была здесь, когда там бушевала битва. Я слышала, как приближается грохот разрывов, когда Кланы теснили наши войска. – Она показала пальцем в небо. – Я видела, как погибали летчики. Я видела, как прорезали воздух шальные вспышки лазера, и все это время ждала, что одна такая найдет меня. – Она обняла себя за плечи, – Никогда за всю мою жизнь мне не было так страшно. И я нашла убежище от страха в мыслях о тебе, Виктор. Я вспомнила наш поцелуй там, на Периферии, чувство безопасности, которое я испытала в твоих руках. Вспомнила время, проведенное с тобой, вспомнила, как мы делили смех и печаль. И решила, что ужас – это неправильная реакция, если я хочу быть достойна тебя и твоей любви.
Виктор протянул к ней руку, притянул Оми к себе и обнял.
– Как жаль, что меня здесь не было, чтобы унять твой страх.
– Но ты был здесь. – Она погладила его по щеке. – А если бы ты был здесь на самом деле, ты бы сидел в роботе, воюя с Кланами. Как бы ни хотелось тебе утешить меня, чувство долга пересилило бы. Тише, не надо, не надо это отрицать, потому что это не вина и не порок. И я понимаю это.
Оми нежно поцеловала его в губы, выскользнула из его объятий и отступила в тень вишни.
– Знаешь ли ты, что я – Хранительница Чести Дома?
Виктор кивнул.
– Ты арбитр в вопросах того, что правильно и что неправильно. – Он прижал руки к груди, пытаясь сохранить на своей коже ее тепло.
– И ты знаешь о двух идеях, которые здесь, в Синдикате, правят всем? – В ее глазах поблескивали отсветы огней, проникающих сквозь шевелящуюся листву, и она казалась похожей на духа, не на земную женщину. – Всем правят Гармония и Чистота. Этим двум идеям внимаем мы.
– Я знаю это.
– Правда? – Она внимательно поглядела на него. ѕ Сегодня – день памяти и траура, но завтра, в день после великой победы, будет большое празднество, но и это празднество содержит Гармонию и Чистоту. Завтра с утра люди будут делать то, что делали семь лет назад. Они выйдут на улицы и вместе будут собирать мусор, чинить сломанные изгороди, подстригать кусты и полоть сорняки; будут делать то, что в их силах, чтобы убрать шрамы дисгармонии и нечистоты, нанесенные Кланами и неназываемыми из нас. Лишь после этого они предадутся веселью.
Виктор поежился. Он знал много людей, которые в праздники занимались домашней работой или уходом за садом, но представить себе такое обязательное общественное действо, как описала Оми, у себя дома…
Хоть наши люди, несомненно, любят Содружество ничуть не меньше, чем эти люди любят свой Синдикат, мы – нация индивидуалистов, а не монолитное общество, объединенное великой философией.
– Хотя мой народ живет не так, как твой, я, побывав здесь, думаю, что многое понимаю из твоих слов. Мне кажется, что содержание важнее формы,
– Так и есть, но у нас имеются собственные способы обращать форму в содержание и наоборот. Милый мой, в Диктум Гонориум полно историй, правил и афоризмов, показывающих, как много у этих вещей оттенков. Например, когда твой отец послал сюда Гончих Келла и Волчьих Драгун для противостояния Кланам, этот акт имел вид дисгармонии. У твоего отца с моим отцом было соглашение о взаимном уважении границ. Твой отец знал, что нам нужна помощь, но он сказал, что не разрешит войскам Федеративного Содружества переступить границу, пока Кланы не будут разбиты.
Оми медленно улыбнулась и отступила в поток света, лившийся в сад из дверей дворца.
– Решением твоего отца было приказать наемникам лететь на Люсьен нам на помощь. Они не были в собственном смысле слова войсками Федеративного Содружества, таким образом, он не нарушил Гармонию, при этом достигнув цели. Точно так же часто считают, что девственность или воздержание служат Чистоте, но и это не так. – Оми раскрыла ладони и подошла ближе. – Если бы это было правдой, в Синдикате не было бы детей. Чистота по смыслу своему связана с верностью и скромностью, выбором должного партнера и сохранением между ними всего, что между ними происходит. – Оми прижалась к Виктору, положив руки ему на плечи. – Виктор, в эту ночь ты будешь моим, как мечтала я семь лет назад. Я дам тебе утешение, которое желала дать тогда, и ты утешишь меня, как мог бы тогда утешить.
Виктор обхватил ее руками за талию и крепко прижал к себе.
– Я хочу этого так, как ты и понять не можешь, Оми, но я не стану причиной дисгармонии, не заставлю тебя ослушаться твоего отца.
– Тише, любовь моя. – Она взяла его лицо в ладони.– Я не могу ослушаться его, сделав то, что не запрещено.
Не запрещено? Но Координатор должен был знать, что такое могло случиться.
– А твой отец знает…
– Он знает то, что хочет знать. – Оми поцеловала Виктора в лоб, в губы. – Этот дворец – мой мир, наш мир. Мы бы породили дисгармонию, отвергнув чистоту чувств, которые разделяем друг с другом. Мое святилище станет сегодня нашим святилищем.
Виктор наклонился поцеловать ее в шею, впивая аромат ее тела, смешанный с ароматом цветущей вишни в один пьянящий запах. Под шелком кимоно было мягкое и теплое, стройное и сильное тело. Оми развязала волосы, и они упали в руки Виктору.
Подняв голову, он поцеловал ее.
– Оми, я люблю тебя.
– И я тебя, Виктор.
ѕ Йе!
Рык, отрицающий их любовь, хлестнул как плеть и оторвал их друг от друга. Виктор обернулся и увидел три фигуры, одетые в черное с головы до ног. Свет отражался от очков ночного видения, бывших у этих людей вместо глаз. У всех трех на спине катаны, и передний выхватил ее с отработанной плавностью. Свет заиграл на бритвенно-остром клинке, и у Виктора пересохло в горле.
В голосе Оми прозвучала резкость, которой Виктор никогда не слышал.
– Что значит это вторжение?
– Мы пришли спасти вас от осквернения этим варваром. – Говоривший указал мечом на грудь Виктора. Их разделяло четыре метра, но Виктор знал, что сейчас его жизнь в руках этого человека. – Вы не станете шлюхой Дэвиона.
Виктор ткнул пальцем в сторону говорившего:
– Как смеете вы ее бесчестить?
– Ха! Ее невозможно обесчестить – она уже обесчестила себя тем, как вела себя с тобой! – Мужчина качнул головой, – Я убью тебя и прослежу, чтобы высокородная Оми совершила самоубийство. Только так может она вернуть себе честь,
– Нет, – твердо покачал головой Виктор. – Она не сделала ничего плохого. Я клянусь в этом своей честью, как самурай.
– Что знаешь ты о чести самурая?
– Я знаю Гармонию, и я знаю Чистоту. – Виктор оглянулся на Оми. – Я знаю, что она чиста и не осквернена. И я знаю, что ее смерть нарушит гармонию Синдиката. А о чести я знаю, что самурай исполняет свой долг как можно лучше, и тогда другие могут выказать ему сочувствие.
Слова «долг» и «сочувствие» Виктор подчеркнул голосом, потом рванул левой рукой ворот кимоно.
– Тебе нужен я, а не она. И я исполню свой долг. Я умру, как должен умирать самурай, если ты исполнишь свой долг и нанесешь единственный чистый удар. Ты скажешь, что услышал ее крики о помощи, когда я пытался учинить над ней насилие. Пусть вас сделают героями, но она пусть останется жива.
– Нет, Виктор, нет! – Оми вцепилась ему в левую руку. – Я не допущу.
– Йе, Омико-сама, я должен так поступить. – Виктор поднял голову, обнажая горло. – Ты согласен?
– Хай! – Предводитель оглянулся на своих людей, обменялся с ними кивками и сделал крадущийся шаг вперед. – Я дам тебе почетную смерть, которой ты не стоишь.
– Я ее заслужу.
Виктор высвободил руку из хватки Оми, шагнул вперед и припал на левое колено. Левую руку он протянул поперек груди, взялся за правый трицепс и склонил голову.
Ну, не выдай, удача.
Под ногами убийцы захрустел гравий. Человек остановился перед Виктором. Когда он поднял меч, Виктор уронил правую руку на рукоять катаны и, вставая, выхватил меч. Удар при выхватывании был не силен, но полоснул по лицу, сбив очки набок. Человек попытался уйти от атаки поворотом, но Виктор движением кисти заставил острие меча описать дугу в сто двадцать градусов. Держа теперь рукоять обеими руками, он ударил катаной сверху и справа, чисто перерубив противнику хребет.
Клинок вышел из тела, плеснув черной струйкой крови на белые камни.
– Бега, Оми, беги! – крикнул Виктор, становясь между Оми и двумя оставшимися убийцами и угрожающе выставив меч.
– Йе, Виктор, я не стану убегать.
В ее голосе слышались страх и решимость, но второй убийца уже прыгнул вперед, и времени убеждать Оми не осталось. Атака наемника была быстрой и яростной, и Виктору пришлось отступать. Он нырял влево и вправо, стараясь заставить убийцу повторить ошибку своего сообщника.
Очки ночного видения резко ограничивают поле зрения. Когда я припал на колено, я в буквальном смысле слова скрылся из глаз противника. Этот, кажется, поумнее своего напарника.
Виктор видел, как за спиной убийцы Оми опустилась на колени возле тела первого нападавшего. Третий убийца склонился на одно колено рядом и рукой трогал шею упавшего, очевидно нащупывая пульс. Больше Виктор ничего не видел, потому что его противник оттеснил его к двери дворца и дальше, в дубовый зал с высоким потолком.
Виктор парировал удар сверху в голову, попытался высвободить клинок и полоснуть противника по животу, но убийца отпрыгнул назад. Хуже того, он левой рукой сорвал с лица очки и бросил их в Виктора, а когда Виктор, уходя, пригнулся, сократил дистанцию.
Виктор блокировал косой удар, ушел от удара сверху и отступил. Клинки звенели, соударяясь, и вибрация лезвия ощущалась в руке. Принц уклонился от выпада, ощутил жгучий режущий удар по ребрам, перепрыгнул дубовые перила, оказавшись в узком коридоре. Удар противника срезал вьющуюся стружку с перил, потом убийца перескочил через перила и стал еще сильнее теснить Виктора.
Принца едва не охватила паника, но Виктор усилием воли отогнал ее прочь. Он сосредоточился на середине корпуса противника, не глядя на руки и ноги, только на сердце и живот. Все остальное он видел лишь боковым зрением, но, глядя на середину тела, он предвидел атаки противника и предугадывал его финты. Виктор сузил свой конус обороны, блокируя выпады, но не позволяя клинку уйти в финте слишком далеко в сторону.
Парировав рубящий удар в левое плечо, Виктор быстро перевел оружие вверх и вокруг, в подобии кругового фехтовального парирования, которое показал ему Танкред Сандовал. Когда острие катаны снова оказалось на одной линии с грудью убийцы, Виктор сделал выпад. Клинок прорезал рубашку убийцы слева, и тот зашипел сквозь зубы. Виктор задел его, хотя всего лишь поцарапал кожу на ребрах.
Внезапно убийца хватил принца боковым ударом левого кулака. У Виктора посыпались искры из глаз, и он начал падать назад. Мир померк на одно мгновение, но в глазах прояснилось, и Виктор понял, что падает. Левый локоть наткнулся на твердое дерево пола на секунду раньше, чем руку пронзила острая боль. Еще через полсекунды он приземлился на спину, как-то сумел не удариться головой, но выпустил из руки меч.
Катана прозвенела по полу, и убийца навис как тень самой Смерти. Подняв катану как кинжал в жертвоприношении, он с силой опустил ее вниз, но Виктор извернулся влево и правой ногой въехал убийце в пах.
Через мгновение после того, как ударили серебряные молнии боли, Виктор почувствовал давление клинка, ломающего ребро справа. Меч прошел насквозь и вонзился в дубовый пол. Из глотки Виктора вырвался крик, и на миг он заглушил даже пылающую боль. Она отступила, и в эту секунду ясности мысли Виктор понял, что ранен серьезно, как никогда.
Полыхнувшая злость на себя скомандовала прекратить хныкать.
Я не буду встречать смерть мяуканьем, как выпоротый котенок!
Только стиснув зубы, чтобы подавить звук, Виктор понял, что уже не издает его. Приподняв голову, он глянул в сторону, мимо торчащего из груди клинка, и увидел скрюченный силуэт нападавшего. Человек катался по земле, зажав руками раздавленные половые органы.
Я не буду подыхать такой дурацкой смертью,
Не разжимая зубов, Виктор поднял руку, схватился за рукоять меча, пригвоздившего его к полу, и потянул влево, насколько хватало сил, но клинок еле шелохнулся. Тут Виктор заметил, что левая рука почти ничего не чувствует, а локоть не хочет работать.
Не важно. Я все равно не останусь приколотым, как жук на булавке!
Он снова потянул меч, потом ударил в крестовину рукояти основанием правой ладони. Меч выскочил из досок пола и сдвинулся в груди. Послышался хруст стали о разломанную кость. Каждая подвижка, любая чуть заметная вибрация вызывали в теле мучительную дрожь. Хотелось остановиться, дать себе хоть секундную передышку, но Виктор знал, что временно поверженный враг ни за что не даст ему такого шанса, и продолжал толкать меч.
Лезвие высвободилось с шипением и бульканьем.
Задето легкое. Очень плохо.
На Виктора черной стеной накатило отчаяние. Он стая подтягивать колени к груди, желая свернуться в шар, остановить боль.
Нет! Меня освободит лишь смерть, а умереть здесь и сейчас я не имею права. Я еще нужен Оми.
Виктор перекатился направо, выровнялся, чтобы подобрать колени под себя. Отбросив меч убийцы, он схватил тот, который уронил секунду назад. По сантиметру подползая вперед, волоча за собой колени, он подобрался к убийце и приставил клинок к его горлу.
– Ты! Глупец! Грязь! – Виктору отчаянно не хватало японских слов, чтобы обругать противника как следует. – Дэвиона убить очень трудно,
Ему хотелось поднять меч и обезглавить убийцу одним ударом, но он знал, что на это у него нет сил. Положив левую руку на обратную сторону клинка возле острия, он наклонился и, давя всем весом, стал пилить. Первый пропил разрезал сонную артерию, и Виктора окатило кровью, залив лицо и грудь. Второй пропил оборвал приглушенные стоны, а третий перерезал хребет. Булькнув, убийца умер в луже собственной крови.
Да и моей к ней немало примешалось.
Опираясь на меч, Виктор поднялся на ноги, но поскользнулся в крови и распростерся поверх своей жертвы. Он пытался остановить падение, упершись левой рукой в пол, но она подломилась, и ее передернуло острой болью. Правое плечо ударилось об пол, но не сильно, и Виктор не выпустил катаны.
Надо идти. Оми по-прежнему в опасности.
Соскользнув с трупа, Виктор пополз. Пополз к стене.
Вставай, Виктор. Тебе надо увеличить мобильность,
И снова он поднялся на ноги и даже улыбнулся слегка, несмотря на рвущую все тело боль. Шатаясь, он сделал шаг вперед, потом другой, и каждый шаг сопровождался неглубоким вдохом, вызывавшим влажный кашель. Голова стала кружиться, и Виктор прислонился к стене, чтобы обрести равновесие.
Иди.
Шипение в груди и огонь в легком не давали забыть, насколько серьезно он ранен.
Слишком много крови теряю.
Виктор прижал локоть к груди, закрывая рану, но из выходного отверстия на спине продолжали вырываться кровавые пузыри.
Времени мало. Ты должен спасти Оми. Времени мало. Иди, иди!
Еще шаг – и Виктор свалился на пол. Самого падения он не заметил, но ощутил жжение в лице, ободранном о дубовый паркет. В зеркальной поверхности пола Виктор увидел свое призрачное отражение и попытался улыбнуться ему.
Всегда мечтал оставить после себя красивый труп.
Края поля зрения начала заливать темнота, но Виктор что-то услышал и заставил себя посмотреть в ту сторону. В дымке дали он увидел силуэт, женщину, которая шла к нему по золотому туннелю света. Он узнал белое кимоно, вышитый цвет вишни, но не мог понять, почему у нее рукава другие. Они от локтя до запястья были смочены темной, густой краснотой, но почему – Виктор не мог понять.
От внезапной ясности он пошатнулся, как от удара в лицо.
Этот гад заставил ее взрезать себе вены. Она тоже мертва.
Из последних сил Виктор попытался улыбнуться ей.
Не бойся, Оми. Мы наконец-то будем вместе. Нашу Гармонию найдем мы в смерти.
Он искал на ее лице ответную улыбку, знак, что она поняла его, согласилась, но темнота накрыла его раньше, чем он мог хоть что-нибудь разглядеть.
XXVIII
Дворец Святилища Безмятежности
Имперская столица
Люсьен
Военный округ Пешт
Синдикат Дракона
5 января 3059 года
Для Кая Аллард-Ляо этот вечер начался как упражнение в сюрреальности, а дальше события стали развиваться так, как он себе и представить не мог. Они с Прецентором, который прибыл через два дня после Кая и Виктора, были приглашены на традиционный синдикатский обед с Теодором и Хохиро Куритой. Все началось очень обыкновенно, но до Кая быстро дошло, что он сидит за одним столом с Координатором Синдиката Дракона и Анастасиусом Фохтом, человеком, который разгромил Кланы при Токкайдо.
В какой-то момент они меня заметят и выгонят, как щенка.
От Кая не ускользнуло особое значение этой встречи. Он легко мог себе представить, как поколения будущих историков спорят до хрипоты о содержании и важности этого собрания. Действительно, казалось, что в отношениях Теодора и Фохта есть глубинные слои, о которых ему, Каю, ничего не известно, и он хорошо понимал, что события происходят на многих уровнях – даже на таких, существование которых ему и не приснится никогда.
Теодор Курита наклонил голову в направлении Прецентора.
– Создается впечатление, что достигнут прорыв в переговорах с Кошками Новой Звезды. Наши офицеры связи подарили им голозапись церемонии подписания Конституции Звездной Лига, а также факсимильную копию самого документа. На голодиске имелась также запись прибытия Виктора на Люсьен.
Фохт улыбнулся:
– И это произвело впечатление на Кошек Новой Звезды?
– Насколько мы можем судить, образы обеих презентаций совпали с элементами видений, очевидно посетивших Ханов Кошек Новой Звезды. Мы сначала говорили с ними о двух годах и видели уже серьезные подвижки в сторону разрешения нашей проблемы, когда – и если – у кого-нибудь из их Ханов или прославленных воинов случится видение, относящееся к нашей ситуации. – Теодор просиял улыбкой. – Очевидно, увидев Виктора Дэвиона в образе самурая, они поняли, насколько мы искренни в нашем желании создать действенную Звездную Лигу. Как и было предсказано, это вызвало у них что-то вроде кризиса совести. К тому времени, как начнется наше контрвторжение, мы, согласно моим ожиданиям, настолько привлечем их на свою сторону, что можно будет гарантировать их нейтралитет.
Хохиро улыбнулся:
– А если представить себе, что они выступят на нашей стороне…
Кай кивнул:
– Волки Фелана – это уже серьезно, но если к нам присоединится еще один Клан, это будет для Дымчатых Ягуаров тяжелым ударом.
Координатор не успел ничего на это ответить, как быстро вошел чем-то потрясенный слуга и зашептал ему на ухо. У Теодора расширились глаза, и он резко что-то скомандовал слуге, потом Хохиро, настолько быстро, что Кай ни одной команды не разобрал. Теодор тут же поднялся и быстро вышел.
– В чем дело? – нахмурился Кай.
Кланы, что ли, вернулись на Люсьен в годовщину своего поражения? Хохиро встал:
– Что-то случилось. Отец просил меня доставить вас во дворец моей сестры.
Виктор должен был провести этот вечер с Оми.
– Хохиро, что там стряслось?
– Знаю только в общих чертах. Когда приедем, узнаем подробнее.
Фохт и Кай последовали за Хохиро в глайдер и понеслись по затемненным улицам во дворец, который Оми звала своим домом. Когда глайдер подъехал ближе, Кай заметил несущуюся навстречу карету «Скорой». Мелькнули огни мигалки, взвыла сирена – и машина исчезла. Под ложечкой у Кая свернулся холодный ком.
С Виктором что-то случилось. Плохо, очень плохо.
Дворец Святилища Безмятежности окружали чины полиции Люсьена. Они пытались махать руками, отгоняя глайдер, но водитель высунулся, резко что-то сказал, и начальник велел пропустить машину. Глайдер остановился за машинами полиции, дверцы открылись, все трое выпрыгнули и бросились во дворец.
Тут же сердце Кая будто стиснула ледяная рука. Он увидел кровь, много крови, не каплями, но красными реками, текущими по полу. Потом он увидел яркий свет голокамер, снимающих место происшествия. Вслед за Хохиро Кай вошел в дом, потом в сад и тут увидел Теодора, который говорил с кем-то – Кай решил, что это инспектор полиции.
Координатор и полицейский стояли над двумя телами, и Кай заметил, что у одного трупа голова отделена от тела.
Теодор поднял глаза, кивнул инспектору и подошел к Каю.
– Примите мои глубочайшие извинения за этот инцидент. Полной картины я пока не знаю и буду знать, лишь когда поговорю с дочерью. Как мне сказали, она сильно потрясена, но физически невредима. Сейчас ее вместе с Виктором везут в военный госпиталь Дзихен.
– А как Виктор?
– Наши люди делают все, что могут. – Руки Теодора сжались в кулаки. – Насколько сейчас можно заключить, произошло следующее: в этот сад через стену проникли трое человек и напали на Виктора и на мою дочь. Они угрожали убить обоих, и Виктор предложил свою жизнь за жизнь моей дочери. Когда первый убийца к нему приблизился, Виктор припал на одно колено и убил нападавшего ударом паи – с выхватыванием меча. У этого убийцы резаная рана на лице и разрублен позвоночник. – Координатор указал на второе тело: – Пока второй убийца атаковал Виктора, этот вот, третий, остановился посмотреть, что с его сообщником. Моя дочь отрубила ему голову мечом его друга.
Кай вздрогнул. Он хорошо знал Оми и понимал, что у нее хватит силы духа – и физической силы, – чтобы сделать почти все, что ей пришлось бы сделать. И все равно: одним ударом отрубить голову врагу – это задача, перед которой может спасовать даже очень сильная личность. В минуту смертельной опасности человек способен на выдающиеся действия, но редко эти действия связаны с лишением жизни другого человека.
Имперская столица
Люсьен
Военный округ Пешт
Синдикат Дракона
5 января 3059 года
Для Кая Аллард-Ляо этот вечер начался как упражнение в сюрреальности, а дальше события стали развиваться так, как он себе и представить не мог. Они с Прецентором, который прибыл через два дня после Кая и Виктора, были приглашены на традиционный синдикатский обед с Теодором и Хохиро Куритой. Все началось очень обыкновенно, но до Кая быстро дошло, что он сидит за одним столом с Координатором Синдиката Дракона и Анастасиусом Фохтом, человеком, который разгромил Кланы при Токкайдо.
В какой-то момент они меня заметят и выгонят, как щенка.
От Кая не ускользнуло особое значение этой встречи. Он легко мог себе представить, как поколения будущих историков спорят до хрипоты о содержании и важности этого собрания. Действительно, казалось, что в отношениях Теодора и Фохта есть глубинные слои, о которых ему, Каю, ничего не известно, и он хорошо понимал, что события происходят на многих уровнях – даже на таких, существование которых ему и не приснится никогда.
Теодор Курита наклонил голову в направлении Прецентора.
– Создается впечатление, что достигнут прорыв в переговорах с Кошками Новой Звезды. Наши офицеры связи подарили им голозапись церемонии подписания Конституции Звездной Лига, а также факсимильную копию самого документа. На голодиске имелась также запись прибытия Виктора на Люсьен.
Фохт улыбнулся:
– И это произвело впечатление на Кошек Новой Звезды?
– Насколько мы можем судить, образы обеих презентаций совпали с элементами видений, очевидно посетивших Ханов Кошек Новой Звезды. Мы сначала говорили с ними о двух годах и видели уже серьезные подвижки в сторону разрешения нашей проблемы, когда – и если – у кого-нибудь из их Ханов или прославленных воинов случится видение, относящееся к нашей ситуации. – Теодор просиял улыбкой. – Очевидно, увидев Виктора Дэвиона в образе самурая, они поняли, насколько мы искренни в нашем желании создать действенную Звездную Лигу. Как и было предсказано, это вызвало у них что-то вроде кризиса совести. К тому времени, как начнется наше контрвторжение, мы, согласно моим ожиданиям, настолько привлечем их на свою сторону, что можно будет гарантировать их нейтралитет.
Хохиро улыбнулся:
– А если представить себе, что они выступят на нашей стороне…
Кай кивнул:
– Волки Фелана – это уже серьезно, но если к нам присоединится еще один Клан, это будет для Дымчатых Ягуаров тяжелым ударом.
Координатор не успел ничего на это ответить, как быстро вошел чем-то потрясенный слуга и зашептал ему на ухо. У Теодора расширились глаза, и он резко что-то скомандовал слуге, потом Хохиро, настолько быстро, что Кай ни одной команды не разобрал. Теодор тут же поднялся и быстро вышел.
– В чем дело? – нахмурился Кай.
Кланы, что ли, вернулись на Люсьен в годовщину своего поражения? Хохиро встал:
– Что-то случилось. Отец просил меня доставить вас во дворец моей сестры.
Виктор должен был провести этот вечер с Оми.
– Хохиро, что там стряслось?
– Знаю только в общих чертах. Когда приедем, узнаем подробнее.
Фохт и Кай последовали за Хохиро в глайдер и понеслись по затемненным улицам во дворец, который Оми звала своим домом. Когда глайдер подъехал ближе, Кай заметил несущуюся навстречу карету «Скорой». Мелькнули огни мигалки, взвыла сирена – и машина исчезла. Под ложечкой у Кая свернулся холодный ком.
С Виктором что-то случилось. Плохо, очень плохо.
Дворец Святилища Безмятежности окружали чины полиции Люсьена. Они пытались махать руками, отгоняя глайдер, но водитель высунулся, резко что-то сказал, и начальник велел пропустить машину. Глайдер остановился за машинами полиции, дверцы открылись, все трое выпрыгнули и бросились во дворец.
Тут же сердце Кая будто стиснула ледяная рука. Он увидел кровь, много крови, не каплями, но красными реками, текущими по полу. Потом он увидел яркий свет голокамер, снимающих место происшествия. Вслед за Хохиро Кай вошел в дом, потом в сад и тут увидел Теодора, который говорил с кем-то – Кай решил, что это инспектор полиции.
Координатор и полицейский стояли над двумя телами, и Кай заметил, что у одного трупа голова отделена от тела.
Теодор поднял глаза, кивнул инспектору и подошел к Каю.
– Примите мои глубочайшие извинения за этот инцидент. Полной картины я пока не знаю и буду знать, лишь когда поговорю с дочерью. Как мне сказали, она сильно потрясена, но физически невредима. Сейчас ее вместе с Виктором везут в военный госпиталь Дзихен.
– А как Виктор?
– Наши люди делают все, что могут. – Руки Теодора сжались в кулаки. – Насколько сейчас можно заключить, произошло следующее: в этот сад через стену проникли трое человек и напали на Виктора и на мою дочь. Они угрожали убить обоих, и Виктор предложил свою жизнь за жизнь моей дочери. Когда первый убийца к нему приблизился, Виктор припал на одно колено и убил нападавшего ударом паи – с выхватыванием меча. У этого убийцы резаная рана на лице и разрублен позвоночник. – Координатор указал на второе тело: – Пока второй убийца атаковал Виктора, этот вот, третий, остановился посмотреть, что с его сообщником. Моя дочь отрубила ему голову мечом его друга.
Кай вздрогнул. Он хорошо знал Оми и понимал, что у нее хватит силы духа – и физической силы, – чтобы сделать почти все, что ей пришлось бы сделать. И все равно: одним ударом отрубить голову врагу – это задача, перед которой может спасовать даже очень сильная личность. В минуту смертельной опасности человек способен на выдающиеся действия, но редко эти действия связаны с лишением жизни другого человека.