Когда через несколько часов Гаспар проснулся, первая его мысль была о Сажессе. Он направился к лагуне, чтобы посмотреть, что стало с «Красавицей из Арля». Увы, от судна осталось лишь несколько бревен.
У кромки воды лежали трупы негров. Они походили на огромных морских звезд. Иные из мертвецов сплелись в смертельном объятии, словно погибли в тот момент, когда вступили в единоборство.
Гаспар подошел поближе. С содроганием он увидел, что песчаный берег кишмя кишит несметным количеством крабов. Со всех сторон они спешили на пиршество. Среди них было несколько очень крупных. Их можно было принять за полководцев всей этой армии санитаров моря.
Гаспар уже повернулся, чтобы убежать подальше от проклятого места, но тут заметил покачивающийся на волнах какой-то темный предмет. Это был труп Сажесса.
Преодолевая отвращение, провансалец вошел в воду и подтащил мертвеца к берегу. На его правой руке блестел старинный перстень с крупным бриллиантом.
Из-под платка повязанного вокруг шеи Сажесса высовывалась голова змеи. На солнце сверкали два ярких, горящих красным пламенем глаза. Казалось, змея приведена в ярость тем, что ее потревожили. Еще мгновение, и она, изгибаясь, выскользнет из своего убежища и ужалит Гаспара. Но он боялся ее меньше, чем куфии на базарной площади.
Гаспар стал на колени около трупа Сажесса, не обращая внимания на крабов, окруживших его, снял платок с шеи капитана и вытащил змею. Она была сделана из золота, но в то же время оставалась гибкой. Плоские сапфиры украшали ее голову, вместо глаз сверкали кроваво-красные рубины. Не говоря уже о тонкости работы, одни только камни стоили целое состояние.
Теперь Гаспар убедился, что капитан действительно нашел сокровища Серпенте. Предвидя гибель корабля и надеясь спастись, Сажесс взял с собой самые ценные предметы.
Прежде чем приступить к обыску трупа, провансалец бросил на песок золотую змею. Она попала в самую гущу крабов. Тогда Гаспар подобрал ее и обвил вокруг щей. В эту минуту он заметил, что из пальца на руке у него идет кровь. Должно быть, его ущипнула одна из этих тварей, которые сейчас окружили тело Сажесса, точно лилипуты, облепившие Гулливера. Гаспар пришел в ярость и принялся топтать их. Но с таким же успехом он мог давить и топтать воду, хлынувшую через плотину. На песок с шуршанием надвигались все новые полчища ракообразных.
Гаспар опустился на колени перед трупом, схватил руку, украшенную перстнем, сорвал его и сунул в карман. Тут он обратил внимание на то, что левый карман куртки Сажесса оттопыривается. Гаспар запустил туда руку и вытащил клетчатый носовой платок. Из него выпал обломок золотой брошки. Не разворачивая платок, провансалец тоже опустил его в карман.
Гаспар обшарил куртку и брюки капитана, но ничего больше, кроме записной книжки, не нашел. Зато в левой руке Сажесса был крепко зажат какой-то предмет. Гаспар с трудом разжал его кулак и увидел черную жемчужину величиной почти с голубиное яйцо.
Может быть, она и не принадлежала к сокровищам Серпенте. Гаспар подумал, что перед смертью Сажсссу случайно попала в руку эта жемчужина и командир «Красавицы из Арля» пошел ко дну, зажав в кулаке свою находку.
Провансалец поднялся с колен. Карманы его были полны драгоценностей. Теперь он был богачом. С трудом верилось в это. Ведь Гаспар, начав с юнги на корабле, всю жизнь едва зарабатывал себе на хлеб.
Какая-то черная тень мелькнула над ним. Он поднял голову. Над островом кружил баклан.
Крик птицы вернул Гаспару ясность сознания. Он окинул взглядом усеянный крабами пляж и бросился прочь.
Вот и пальмы, лежащие на песке. Провансалец уселся на ствол одной из них, снял с шеи золотую змею и положил рядом с жемчужиной. Затем из кармана он вытащил платок и перстень. Перстень Гаспар тоже положил рядом с жемчужиной, развязал платок и высыпал его содержимое на песок у своих ног.
Глава 32
Глава 33
Глава 34
У кромки воды лежали трупы негров. Они походили на огромных морских звезд. Иные из мертвецов сплелись в смертельном объятии, словно погибли в тот момент, когда вступили в единоборство.
Гаспар подошел поближе. С содроганием он увидел, что песчаный берег кишмя кишит несметным количеством крабов. Со всех сторон они спешили на пиршество. Среди них было несколько очень крупных. Их можно было принять за полководцев всей этой армии санитаров моря.
Гаспар уже повернулся, чтобы убежать подальше от проклятого места, но тут заметил покачивающийся на волнах какой-то темный предмет. Это был труп Сажесса.
Преодолевая отвращение, провансалец вошел в воду и подтащил мертвеца к берегу. На его правой руке блестел старинный перстень с крупным бриллиантом.
Из-под платка повязанного вокруг шеи Сажесса высовывалась голова змеи. На солнце сверкали два ярких, горящих красным пламенем глаза. Казалось, змея приведена в ярость тем, что ее потревожили. Еще мгновение, и она, изгибаясь, выскользнет из своего убежища и ужалит Гаспара. Но он боялся ее меньше, чем куфии на базарной площади.
Гаспар стал на колени около трупа Сажесса, не обращая внимания на крабов, окруживших его, снял платок с шеи капитана и вытащил змею. Она была сделана из золота, но в то же время оставалась гибкой. Плоские сапфиры украшали ее голову, вместо глаз сверкали кроваво-красные рубины. Не говоря уже о тонкости работы, одни только камни стоили целое состояние.
Теперь Гаспар убедился, что капитан действительно нашел сокровища Серпенте. Предвидя гибель корабля и надеясь спастись, Сажесс взял с собой самые ценные предметы.
Прежде чем приступить к обыску трупа, провансалец бросил на песок золотую змею. Она попала в самую гущу крабов. Тогда Гаспар подобрал ее и обвил вокруг щей. В эту минуту он заметил, что из пальца на руке у него идет кровь. Должно быть, его ущипнула одна из этих тварей, которые сейчас окружили тело Сажесса, точно лилипуты, облепившие Гулливера. Гаспар пришел в ярость и принялся топтать их. Но с таким же успехом он мог давить и топтать воду, хлынувшую через плотину. На песок с шуршанием надвигались все новые полчища ракообразных.
Гаспар опустился на колени перед трупом, схватил руку, украшенную перстнем, сорвал его и сунул в карман. Тут он обратил внимание на то, что левый карман куртки Сажесса оттопыривается. Гаспар запустил туда руку и вытащил клетчатый носовой платок. Из него выпал обломок золотой брошки. Не разворачивая платок, провансалец тоже опустил его в карман.
Гаспар обшарил куртку и брюки капитана, но ничего больше, кроме записной книжки, не нашел. Зато в левой руке Сажесса был крепко зажат какой-то предмет. Гаспар с трудом разжал его кулак и увидел черную жемчужину величиной почти с голубиное яйцо.
Может быть, она и не принадлежала к сокровищам Серпенте. Гаспар подумал, что перед смертью Сажсссу случайно попала в руку эта жемчужина и командир «Красавицы из Арля» пошел ко дну, зажав в кулаке свою находку.
Провансалец поднялся с колен. Карманы его были полны драгоценностей. Теперь он был богачом. С трудом верилось в это. Ведь Гаспар, начав с юнги на корабле, всю жизнь едва зарабатывал себе на хлеб.
Какая-то черная тень мелькнула над ним. Он поднял голову. Над островом кружил баклан.
Крик птицы вернул Гаспару ясность сознания. Он окинул взглядом усеянный крабами пляж и бросился прочь.
Вот и пальмы, лежащие на песке. Провансалец уселся на ствол одной из них, снял с шеи золотую змею и положил рядом с жемчужиной. Затем из кармана он вытащил платок и перстень. Перстень Гаспар тоже положил рядом с жемчужиной, развязал платок и высыпал его содержимое на песок у своих ног.
Глава 32
СОКРОВИЩА
Перед Гаспаром лежали сокровища Симона Серпенте, отливая всеми цветами радуги. Отдельные кусочки золота были подобны ветвям, с которых сорваны их плоды — бриллианты. Он смотрел на сапфиры, изумруды, гранаты, бриллианты, бирюзу и не верил своим глазам. Без сомнения, клад Серпенте состоял, кроме этого, из монет и золота, но здесь было собрано все самое лучшее.
Гаспар мало что понимал в драгоценных камнях, но догадывался, что эта удивительная коллекция стоит больших денег. Некоторое время он не решался притрагиваться к сокровищам, как бы боясь, что они окажутся игрой воображения. Потом у него мелькнула мысль: «Все это принадлежит мне».
Гаспар засмеялся. «Все это принадлежит мне!»
Он хлопнул ладонью по колену, протянул руку и схватил аметист, напоминающий цветом красное вино. Гаспар попробовал, какой он гладкий, повертел в руках, даже лизнул. Этот камень был его собственностью, и все остальные драгоценности — тоже.
— Все это принадлежит мне! — вслух повторил он.
Провансалец принялся сортировать камни. Часть камней была без оправы, другие хранили на себе следы украшений, из которых они были выломаны.
Гаспар насчитал семь рубинов, из которых самый маленький был размером с горошину, а три самых крупных — величиной с ноготь большого пальца, и семнадцать небольших изумрудов. Он выложил изумруды в ряд пониже рубинов. Следующий ряд составляли сорок восемь бриллиантов, не считая бриллианта в перстне. Двенадцать самых крупных, чистейшей воды, были с лесной орех и отличались безукоризненной огранкой. Из семи бриллиантов средней величины один имел голубую окраску, остальные, поменьше, были розового цвета.
Бирюзу Гаспар положил отдельно и стал выкладывать сапфиры. Их было двадцать восемь, и все разных оттенков: от бледно-голубого до темно-синего, самые маленькие — с горошину, крупные не уступали по величине бобу. Огромный аметист следовал за сапфирами, а затем расположились шпинели и перидоты, которых было с полгорсти, и жемчуг.
Последними Гаспар положил черную жемчужину, имевшую форму груши, и золотую монету, найденную на дне ямы.
Кроме драгоценных камней, разложенных по рядам, было еще много обломков золота, но на эту мелочь Гаспар обращал мало внимания. Он наслаждался видом принадлежащих ему сокровищ, упивался игрой разноцветных камней — белых, красных, голубых, желтых. Зажмурив глаза, провансалец улегся на песок и рассмеялся. Он переживал самый восхитительный момент в своей жизни, мечтал о том, как распорядится своим богатством. Перед его мысленным взором мелькали дворцы богачей, белоснежные яхты, дорогие номера в роскошных отелях. И везде рядом с ним была Мария. Мысль о ней не покидала Гаспара ни на минуту. «Теперь богатство позволит мне вернуться на Мартинику», — думал он.
Словно во сне, до него доносились разные звуки: удары волн о пустынный пляж, шелест кустарника, раскачиваемого ветром, крики бакланов. Они напомнили Гаспару об Ивесе и «Роне». Ему мерещился свист пламени в топках, звяканье заслонки, выпускающей золу, лязг, с каким закрывались жерла топок. Переживания провансальца были подобны переживаниям изгнанного монарха, который, наконец, вернул свои владения, и Гаспар Кадильяк, кочегар с «Роны», вторгался диссонансом в мечты Гаспара Кадильяка, обладателя несметных богатств. Не прошло и часа, как он вступил во владение сокровищем, а оно уже принесло ему первое огорчение.
«Эй, ты, проклятое провансальское отродье, поворачивайся живее! Живо к своей топке, лети мигом!» Так покрикивал на Гаспара Кияр, главный машинист «Роны», когда он впервые взошел на борт корабля в Марселе. Тогда кочегару такие слова не казались оскорбительными, а сейчас Гаспар ненавидел Кияра. Мысль о том, что Кияр покоится на морском дне, там, где «Рона» наскочила на риф, тот самый риф, что виднелся к югу от острова, не могла служить утешением. Гаспар с горечью думал о своей прошлой жизни. Будь оно проклято, это прошлое! Никакое богатство не сможет искупить многих лет рабского труда. А всего лишь несколько часов назад он думал, что ему не избежать возвращения к прежней жизни…
Гаспар взглянул на свои руки. Он не стыдился мозолей. Это были руки кочегара, и ничто в мире не могло их уже переделать. Многие годы они выполняли работу раба, тогда как здесь, на острове, покоилось такое богатство! Ах, если бы можно было выкупить у времени эти пятнадцать лет, он с удовольствием отдал бы за них половину всех сокровищ!
Начался отлив. Гаспар сложил свои сокровища все в тот же платок, туго завязал концы и положил узелок у ближайшего ствола пальмы. К узелку он присоединил золотую змею, надел перстень на палец, а черную жемчужину засунул в карман.
Скоро солнце, неуклонно спускавшееся к горизонту, коснулось моря на западе и пролило снопы света на поверхность вод. День потух.
Гаспар мало что понимал в драгоценных камнях, но догадывался, что эта удивительная коллекция стоит больших денег. Некоторое время он не решался притрагиваться к сокровищам, как бы боясь, что они окажутся игрой воображения. Потом у него мелькнула мысль: «Все это принадлежит мне».
Гаспар засмеялся. «Все это принадлежит мне!»
Он хлопнул ладонью по колену, протянул руку и схватил аметист, напоминающий цветом красное вино. Гаспар попробовал, какой он гладкий, повертел в руках, даже лизнул. Этот камень был его собственностью, и все остальные драгоценности — тоже.
— Все это принадлежит мне! — вслух повторил он.
Провансалец принялся сортировать камни. Часть камней была без оправы, другие хранили на себе следы украшений, из которых они были выломаны.
Гаспар насчитал семь рубинов, из которых самый маленький был размером с горошину, а три самых крупных — величиной с ноготь большого пальца, и семнадцать небольших изумрудов. Он выложил изумруды в ряд пониже рубинов. Следующий ряд составляли сорок восемь бриллиантов, не считая бриллианта в перстне. Двенадцать самых крупных, чистейшей воды, были с лесной орех и отличались безукоризненной огранкой. Из семи бриллиантов средней величины один имел голубую окраску, остальные, поменьше, были розового цвета.
Бирюзу Гаспар положил отдельно и стал выкладывать сапфиры. Их было двадцать восемь, и все разных оттенков: от бледно-голубого до темно-синего, самые маленькие — с горошину, крупные не уступали по величине бобу. Огромный аметист следовал за сапфирами, а затем расположились шпинели и перидоты, которых было с полгорсти, и жемчуг.
Последними Гаспар положил черную жемчужину, имевшую форму груши, и золотую монету, найденную на дне ямы.
Кроме драгоценных камней, разложенных по рядам, было еще много обломков золота, но на эту мелочь Гаспар обращал мало внимания. Он наслаждался видом принадлежащих ему сокровищ, упивался игрой разноцветных камней — белых, красных, голубых, желтых. Зажмурив глаза, провансалец улегся на песок и рассмеялся. Он переживал самый восхитительный момент в своей жизни, мечтал о том, как распорядится своим богатством. Перед его мысленным взором мелькали дворцы богачей, белоснежные яхты, дорогие номера в роскошных отелях. И везде рядом с ним была Мария. Мысль о ней не покидала Гаспара ни на минуту. «Теперь богатство позволит мне вернуться на Мартинику», — думал он.
Словно во сне, до него доносились разные звуки: удары волн о пустынный пляж, шелест кустарника, раскачиваемого ветром, крики бакланов. Они напомнили Гаспару об Ивесе и «Роне». Ему мерещился свист пламени в топках, звяканье заслонки, выпускающей золу, лязг, с каким закрывались жерла топок. Переживания провансальца были подобны переживаниям изгнанного монарха, который, наконец, вернул свои владения, и Гаспар Кадильяк, кочегар с «Роны», вторгался диссонансом в мечты Гаспара Кадильяка, обладателя несметных богатств. Не прошло и часа, как он вступил во владение сокровищем, а оно уже принесло ему первое огорчение.
«Эй, ты, проклятое провансальское отродье, поворачивайся живее! Живо к своей топке, лети мигом!» Так покрикивал на Гаспара Кияр, главный машинист «Роны», когда он впервые взошел на борт корабля в Марселе. Тогда кочегару такие слова не казались оскорбительными, а сейчас Гаспар ненавидел Кияра. Мысль о том, что Кияр покоится на морском дне, там, где «Рона» наскочила на риф, тот самый риф, что виднелся к югу от острова, не могла служить утешением. Гаспар с горечью думал о своей прошлой жизни. Будь оно проклято, это прошлое! Никакое богатство не сможет искупить многих лет рабского труда. А всего лишь несколько часов назад он думал, что ему не избежать возвращения к прежней жизни…
Гаспар взглянул на свои руки. Он не стыдился мозолей. Это были руки кочегара, и ничто в мире не могло их уже переделать. Многие годы они выполняли работу раба, тогда как здесь, на острове, покоилось такое богатство! Ах, если бы можно было выкупить у времени эти пятнадцать лет, он с удовольствием отдал бы за них половину всех сокровищ!
Начался отлив. Гаспар сложил свои сокровища все в тот же платок, туго завязал концы и положил узелок у ближайшего ствола пальмы. К узелку он присоединил золотую змею, надел перстень на палец, а черную жемчужину засунул в карман.
Скоро солнце, неуклонно спускавшееся к горизонту, коснулось моря на западе и пролило снопы света на поверхность вод. День потух.
Глава 33
СИГНАЛЬНЫЙ ОГОНЬ
С молниеносной быстротой ночь опустилась над морем, ветер стих. Гаспар почувствовал голод. Все на том же стволе пальмы он открыл жестянку с мясными консервами, положил сухари, решив на следующий день заняться устройством такой кладовой для провизии, которая предохранила бы припасы от действия солнечных лучей. Он ел, размышляя о том, как следует приступить к этому делу.
Поужинав, Гаспар закурил трубку, но почти тотчас же сон завладел им, трубка выпала изо рта, и он растянулся на песке рядом со своей драгоценной находкой.
Утром, открыв глаза, провансалец первым делом проверил, здесь ли сокровища. После завтрака он отправился прогуляться по пляжу. Буря прибила к берегу пучки изумрудных и светло-коричневых водорослей, морские звезды, обломки ветвистых кораллов, раковины. Огромные комки икры летучих рыб походили на кисти красной смородины.
Гаспар двинулся по направлению к кустам вдоль колеи, по которой матросы Сажесса тащили лодку в лагуну. Кристаллики соли почти уже совсем осыпались с листьев кустарников.
Достигнув центра острова, Гаспар остановился, всматриваясь в горизонт. Он был пустынным. Хотя нет… Что это виднеется вон там? Словно крохотное пятнышко полевого шпата было приклеено в том месте, где небо на северо-западе сливалось с морем.
Гаспар присмотрелся. Он с трудом переводил дыхание от волнения.
Пятнышко вдали как будто не изменяло ни формы, ни размеров, но Гаспар прекрасно знал, что это могло быть только судно.
Через час пятнышко стало расти. Гаспару казалось, будто целая вечность прошла, прежде чем он смог с уверенностью сказать: «Да, оно делается больше».
Еще через три часа все сомнения рассеялись. Это действительно было судно, держащее курс на юг. Если ветер не переменится, оно должно пройти мимо западной оконечности острова.
Гаспар побежал к южной отмели, подобрал узелок с драгоценностями и засунул его в карман. Золотую змею он обвил вокруг шеи.
Но воротник фланелевой рубашки едва прикрывал это своеобразное ожерелье, а Гаспар ни за что бы не решился подняться на борт корабля с драгоценностью, столь плохо спрятанной. С нелепой поспешностью, как будто корабль был уже подле самого острова и нельзя было терять ни минуты, он стащил с себя куртку и рубашку, попытавшись опоясаться змеей, однако она оказалась слишком короткой.
Тогда Гаспар обвил ее вокруг руки наподобие браслета. Змея была прилажена великолепно, и он надел рубашку и куртку.
Гаспар окинул взглядом берег, удостоверяясь, что ничего не забыто, и вернулся к своему наблюдательному пункту в центре острова.
Да, судно приближалось. Теперь оно было видно совершенно отчетливо. Корабль шел на всех парусах, держа курс на остров.
Гаспар принялся подрезать сухие ветви и складывать их в кучу. Только при помощи сигнального костра он мог дать знать кораблю о своем присутствии на острове. Когда все приготовления были закончены, провансалец опустился на колени около кучи хвороста и полез в карман брюк за спичками. Но карман был пуст.
Некоторое время Гаспар стоял на коленях, не зная, что предпринять. Хотя судно и шло как будто к острову, он знал, что корабль может пройти на значительном расстоянии от берега. Единственная надежда — привлечь внимание к себе дымом от костра. Но этой возможности Гаспар теперь был лишен.
Он постарался припомнить, когда в последний раз зажигал трубку, а затем направился к берегу, шаря по земле глазами. Провансалец обыскал весь пляж на протяжении двадцати ярдов от сваленных пальм, но напрасно. Над головой кричали чайки, словно издеваясь над ним.
В отчаянии Гаспар уже повернул прочь от берега, как вдруг споткнулся о какой-то предмет, казавшийся голышом, наполовину ушедшим в песок. Это была зажигалка. Он схватил драгоценную находку и, зажав ее в руке, бросился к груде хвороста.
Встав около нее на колени, Гаспар высек искру. Она попала на легковоспламеняющийся фитиль, последний затлел. Провансалец изо всех сил принялся раздувать мерцающий огонек. Пламя было очень слабое, не сильнее пламени восковой свечи. Тем не менее он приблизил к сухой ветке этот слабый язычок пламени, став спиной к ветру, как бы защищая огонь. Но налетевший ветер все-таки задул его.
Тем временем корабль приближался. По всей видимости, он пройдет от острова на расстоянии примерно трех миль.
Гаспар выругался и вновь высек искру. Отсыревшая зажигалка плохо действовала, хворост никак не хотел загораться, видимо, вследствие налета соли, оставшегося после испарения морской влаги. Однако после долгих мучительных усилий костер весело затрещал.
Гаспар залез в заросли лавра и нещадно кромсал ножом тонкие побеги, подбрасывая их в огонь. Эти сырые ветки сбивали пламя, но зато получалось много дыма. Он поднимался кольцами, становился все плотнее, гуще и, наконец, превратился в сплошной столб. Гаспар ринулся к поваленным пальмам и стал обрубать листву, уже увядшую и почти высушенную лучами солнца. Пламя вспыхнуло с новой силой, а зеленые ветви дали еще больше дыма.
Гаспар отошел от костра и, прикрыв глаза от солнца рукой, стал смотреть на море. Судно находилось примерно в трех милях к северу от острова. Это было небольшое трехмачтовое судно с квадратными парусами.
Ветер, изменив направление, дул с запада, так что остров находился прямо по траверсу корабля.
Когда судно поравнялось с островом, оно вдруг— Гаспар едва верил своим глазам — начало менять курс. От него отделилась лодка и направилась к западному пляжу, где подход к берегу был удобнее. По-видимому, команда была знакома с островом.
Поужинав, Гаспар закурил трубку, но почти тотчас же сон завладел им, трубка выпала изо рта, и он растянулся на песке рядом со своей драгоценной находкой.
Утром, открыв глаза, провансалец первым делом проверил, здесь ли сокровища. После завтрака он отправился прогуляться по пляжу. Буря прибила к берегу пучки изумрудных и светло-коричневых водорослей, морские звезды, обломки ветвистых кораллов, раковины. Огромные комки икры летучих рыб походили на кисти красной смородины.
Гаспар двинулся по направлению к кустам вдоль колеи, по которой матросы Сажесса тащили лодку в лагуну. Кристаллики соли почти уже совсем осыпались с листьев кустарников.
Достигнув центра острова, Гаспар остановился, всматриваясь в горизонт. Он был пустынным. Хотя нет… Что это виднеется вон там? Словно крохотное пятнышко полевого шпата было приклеено в том месте, где небо на северо-западе сливалось с морем.
Гаспар присмотрелся. Он с трудом переводил дыхание от волнения.
Пятнышко вдали как будто не изменяло ни формы, ни размеров, но Гаспар прекрасно знал, что это могло быть только судно.
Через час пятнышко стало расти. Гаспару казалось, будто целая вечность прошла, прежде чем он смог с уверенностью сказать: «Да, оно делается больше».
Еще через три часа все сомнения рассеялись. Это действительно было судно, держащее курс на юг. Если ветер не переменится, оно должно пройти мимо западной оконечности острова.
Гаспар побежал к южной отмели, подобрал узелок с драгоценностями и засунул его в карман. Золотую змею он обвил вокруг шеи.
Но воротник фланелевой рубашки едва прикрывал это своеобразное ожерелье, а Гаспар ни за что бы не решился подняться на борт корабля с драгоценностью, столь плохо спрятанной. С нелепой поспешностью, как будто корабль был уже подле самого острова и нельзя было терять ни минуты, он стащил с себя куртку и рубашку, попытавшись опоясаться змеей, однако она оказалась слишком короткой.
Тогда Гаспар обвил ее вокруг руки наподобие браслета. Змея была прилажена великолепно, и он надел рубашку и куртку.
Гаспар окинул взглядом берег, удостоверяясь, что ничего не забыто, и вернулся к своему наблюдательному пункту в центре острова.
Да, судно приближалось. Теперь оно было видно совершенно отчетливо. Корабль шел на всех парусах, держа курс на остров.
Гаспар принялся подрезать сухие ветви и складывать их в кучу. Только при помощи сигнального костра он мог дать знать кораблю о своем присутствии на острове. Когда все приготовления были закончены, провансалец опустился на колени около кучи хвороста и полез в карман брюк за спичками. Но карман был пуст.
Некоторое время Гаспар стоял на коленях, не зная, что предпринять. Хотя судно и шло как будто к острову, он знал, что корабль может пройти на значительном расстоянии от берега. Единственная надежда — привлечь внимание к себе дымом от костра. Но этой возможности Гаспар теперь был лишен.
Он постарался припомнить, когда в последний раз зажигал трубку, а затем направился к берегу, шаря по земле глазами. Провансалец обыскал весь пляж на протяжении двадцати ярдов от сваленных пальм, но напрасно. Над головой кричали чайки, словно издеваясь над ним.
В отчаянии Гаспар уже повернул прочь от берега, как вдруг споткнулся о какой-то предмет, казавшийся голышом, наполовину ушедшим в песок. Это была зажигалка. Он схватил драгоценную находку и, зажав ее в руке, бросился к груде хвороста.
Встав около нее на колени, Гаспар высек искру. Она попала на легковоспламеняющийся фитиль, последний затлел. Провансалец изо всех сил принялся раздувать мерцающий огонек. Пламя было очень слабое, не сильнее пламени восковой свечи. Тем не менее он приблизил к сухой ветке этот слабый язычок пламени, став спиной к ветру, как бы защищая огонь. Но налетевший ветер все-таки задул его.
Тем временем корабль приближался. По всей видимости, он пройдет от острова на расстоянии примерно трех миль.
Гаспар выругался и вновь высек искру. Отсыревшая зажигалка плохо действовала, хворост никак не хотел загораться, видимо, вследствие налета соли, оставшегося после испарения морской влаги. Однако после долгих мучительных усилий костер весело затрещал.
Гаспар залез в заросли лавра и нещадно кромсал ножом тонкие побеги, подбрасывая их в огонь. Эти сырые ветки сбивали пламя, но зато получалось много дыма. Он поднимался кольцами, становился все плотнее, гуще и, наконец, превратился в сплошной столб. Гаспар ринулся к поваленным пальмам и стал обрубать листву, уже увядшую и почти высушенную лучами солнца. Пламя вспыхнуло с новой силой, а зеленые ветви дали еще больше дыма.
Гаспар отошел от костра и, прикрыв глаза от солнца рукой, стал смотреть на море. Судно находилось примерно в трех милях к северу от острова. Это было небольшое трехмачтовое судно с квадратными парусами.
Ветер, изменив направление, дул с запада, так что остров находился прямо по траверсу корабля.
Когда судно поравнялось с островом, оно вдруг— Гаспар едва верил своим глазам — начало менять курс. От него отделилась лодка и направилась к западному пляжу, где подход к берегу был удобнее. По-видимому, команда была знакома с островом.
Глава 34
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Гаспар вышел на пляж и стал поджидать лодку. Он чувствовал себя как актер, которому предстояло появиться на сцене с плохо выученной ролью. Поглощенный мыслями о том, как бы хорошенько запрятать свои сокровища, провансалец забыл придумать правдоподобную историю, которая бы объясняла его присутствие на этом острове.
Но было уже поздно. За скалистой грядой слышались удары весел. Еще несколько минут, и большая белая лодка вынырнула из-за камней.
Она подошла к берегу, насколько позволяла глубина. Гаспар, шагая по колено в воде, направился ей навстречу. В десяти взмахах от отмели гребцы вытащили весла. Человек, сидевший ближе к носу, встал и что-то закричал по-английски. Гаспар помахал рукой и ответил по-французски. Через минуту он уже перелезал через борт лодки.
Рулевой, длиннолицый американец, усадил Гаспара рядом с собой. Он ни слова не понимал по-французски, и потому, не задавая спасенному никаких вопросов, отдал приказания гребцам. Лодка царапнула днищем по песку и пустилась в обратный путь.
— Француз? — спросил рулевой.
Гаспар утвердительно кивнул. Указывая на море за спиной, он произнес:
— Кораблекрушение.
Это было одно из немногих английских слов, которые он знал.
Все матросы в лодке были американцы, с костлявыми лицами, бронзовые от загара. Они с интересом посматривали на человека, снятого с необитаемого острова, и обменивались между собой замечаниями.
На корме лодки висел спасательный круг со словами «Анна-Мария». Гаспар указал на круг, затем на корабль, к которому они приближались.
— «Анна-Мария»? — спросил он.
Американец кивнул и сплюнул за борт.
— Мартиника? — снова спросил Гаспар, указывая на юг.
— Сен-Пьер, — ответил американец.
— Сен-Пьер! — воскликнул Гаспар. — Неужели Сен-Пьер, Сен-Пьер на Мартинике?
Рулевой снова кивнул.
Гаспару просто не верилось, что ему так повезло. Из тридцати или сорока возможных портов корабль направлялся именно в Сен-Пьер! Он радостно засмеялся и хлопнул себя по коленям. Гребцы тоже смеялись, продолжая отпускать по его адресу шутки. Только американец-рулевой — он был помощником капитана — оставался серьезным. Его внимание было поглощено совсем другим. Он не мог отвести глаз от сверкающей драгоценности на руке провансальца.
Ужасный промах! Гаспар, торопясь разжечь сигнальный костер и с нетерпением поджидая приближения лодки, забыл снять с пальца бриллиантовый перстень.
Вскоре лодка подошла к левому борту корабля. Гаспар, забравшись по веревочной лестнице, которую сбросили сверху, предстал перед суровым на вид человеком в панаме. Это был сам капитан Сток, командир судна. Он перегнулся через перила мостика и громким голосом отдавал приказания боцману. В одно мгновение команда была уже на борту, лодка раскачивалась на боканцах, и «Анна-Мария» взяла курс на Мартинику. Только после этого капитан Сток соизволил обратить внимание на вновь прибывшего.
— Это француз, — сообщил Скиннер, помощник капитана, — потерпевший кораблекрушение. Но у него на пальце блистает бриллиант, стоящий не менее десяти тысяч долларов! Любопытно, откуда у него такая штука.
Капитан взглянул на Гаспара, увидел перстень и приказал:
— Позвать сюда Диего! Он столкуется с ним.
Только тут, под пристальным взглядом капитана Стока, Гаспар сообразил, что не снял перстня.
Через мгновение снизу прибежал Диего, тучный португалец с черными кудрявыми волосами и с серьгой в ухе. Капитан приказал ему переводить и приступил к допросу человека, подобранного на необитаемом острове.
— Когда вы потерпели кораблекрушение?
— Несколько дней назад.
— Что было причиной кораблекрушения, буря или что-либо иное?
— Буря.
— Откуда у вас этот перстень?
— Нашел.
— Где?
— На острове.
— Подобрали его?
— Да.
— Где же?
— На берегу, — и Гаспар обратился к переводчику: — Скажите господину капитану, что я продам перстень в Сен-Пьере и заплачу, сколько будет нужно, за проезд. У меня в Сен-Пьере имеются друзья. Я желаю ехать на корабле в качестве пассажира. Мне нет надобности оплачивать свой проезд работой.
— Назовите кого-нибудь из ваших друзей в Сен-Пьере, — потребовал капитан.
— Господин Сеген, Поль Сеген.
Это имя, видимо, произвело впечатление на капитана Стока.
— Как назывался погибший корабль?
— «Красавица из Арля».
Лицо капитана совершенно преобразилось. От природы и так длинное, оно вытянулось еще больше. Он сделал несколько шагов вперед и схватил Гаспара за руку.
— «Красавица из Арля»?
— Совершенно верно.
— Владелец Пьер Сажесс?
— Да.
— Был Сажесс на борту? Ну, ты, проклятый португалец, поворачивайся живее! Спроси-ка его, был ли Пьер Сажесс на борту?
Диего задал требуемый вопрос.
— Да, — ответил Гаспар.
— Он погиб?
— Да.
— Это точно?
— Наверняка, клянусь честью. При мне он стал добычей крабов.
Сток был одной из многочисленных жертв Пьера Сажесса. Когда-то владевший китобойной флотилией, он попал в сети Сажесса и разорился. Словами нельзя было выразить той ненависти, которую испытывал Сток к Пьеру Сажессу. При известии о его смерти капитан, высоко вскинув подбородок, прищелкнул пальцами, как кастаньетами, и захохотал. Затем, вызвав наверх всех матросов, он приказал Скиннеру выдать каждому по чарке рома и свел Гаспара вниз. Там Сток остановился у двери одной из кают и сказал:
— Вы можете разместиться здесь, я ничего с вас не возьму. Достаточно с меня вашего сообщения, что Пьер Сажесс проследовал прямой дорогой в ад.
Прошло несколько дней. Удача сопутствовала Гаспару. Держался попутный ветер, небо было ясное, и «Анна-Мария» скоро вышла в Карибское море.
Но хороша была не только погода — на борту царило чудесное настроение.
Сток, не склонный делать поблажки матросам, узнав о смерти Сажесса, был так счастлив, что не обращал на команду никакого внимания.
Гаспар завтракал, обедал и ужинал в каюте. Его весьма скромные познания в английском тем не менее позволяли обходиться без помощи Диего.
День за днем, по мере приближения к Мартинике, Гаспар все чаще думал о Марии. Ждет ли она его?
Однажды вечером, когда провансалец стоял на палубе, любуясь, как фосфорицирует море, к нему подошел капитан Сток. Он облокотился о перила и закурил.
— Завтра, — сказал капитан, указывая на юг.
Гаспар вздрогнул.
— Мартиника? — спросил он.
— Да, — кивнул Сток.
Постояв немного, он ушел в каюту. Гаспар знал, что остров близко, но не подозревал, что уже завтра они прибудут к месту назначения. Завтра! Завтра он увидит Марию. Завтра он будет разгуливать по прелестным улицам Сен-Пьера. Ему вспомнилось, что улица Виктора Гюго полна лавок. О, чего он только не накупит в этих лавках для Марии! Он придет к ней и скажет: «Весь Сен-Пьер у твоих ног, выбирай, что хочешь». А мадам Фали, Поль Сеген, подруги Марии! Все они примут участие в торжестве по поводу его возвращения.
Гаспар спустился в свою каюту и улегся спать, полный самых радужных ожиданий.
Вскоре после восхода солнца его разбудил звон колокола. Этот звон был так громок, что Гаспар готов был поклясться: судно бросило якорь в гавани и кафедральный собор встречает их торжественным благовестом. Однако корабль вздрагивал от движения, и Гаспар понял, что ошибся.
Он протянул руку к изголовью койки, вытащил из-под матраца свои сокровища, положив узелок в карман. Туда же он отправил золотую змею, которая успела-таки натереть ему руку.
Когда провансалец вышел на палубу, небо было затянуто тучами, дождевые полосы скрывали горизонт.
Мартиника виднелась менее чем в десяти милях. Вершина Монтань-Пеле была окутана лохматыми облаками, окрашенными в грязно-серый цвет. Она походила на короля в лохмотьях. Но вот солнце выглянуло из-за туч, и вулкан окрасился в жемчужные тона.
Гаспар любовался величественным зрелищем. Тем временем «Анна-Мария» уже изменила курс, направляясь к гавани Сен-Пьера. Еще час-полтора, и город будет виден как на ладони.
Гаспар достал кисет и принялся набивать трубку, когда услышал у себя за спиной поспешные шаги. Это Скиннер торопился вниз.
Помощник капитана сбежал по трапу в каюту и почти тотчас же вновь появился на палубе с подзорной трубой в руках. Вслед за ним на палубу вышел капитан, вооруженный морским биноклем.
Американцы поспешили к носу судна. Гаспар, заинтересовавшись, последовал за ними. У гакаборта, чуть впереди фок-мачты, Скиннер приложился к окуляру трубы, которая была наведена на Мартинику. Сток вскинул бинокль. Как ни всматривался Гаспар в берег, он ничего не увидел. Вокруг Монтань-Пеле клубились облака, гавань Сен-Пьера была подернута сеткой дождя. Но тут сквозь просвет в тучах выглянуло солнце и залило светом Мартинику.
Гаспар вздрогнул. То, что он принял за облака над Монтань-Пеле, оказалось конусом дыма. Только теперь он окутывал вулкан от вершины до основания, распростерся над Сен-Пьером, заволок дома, пальмовые рощи, надвинулся на гавань.
— Что за ужас! — воскликнул Скиннер. Его рука с подзорной трубой тряслась.
Капитан Сток, не отрывая от глаз бинокля, что-то бормотал себе под нос. Гаспар не понимал, в чем дело, но смутно предчувствовал беду.
Он не знал, что Сен-Пьер стерт с лица земли. Больше не существовало зеленеющего лесами Монтань-Пеле, торжественно поднимавшегося над городом. Все покрывал толстый слой пепла. Под ним были погребены улицы, дома, набережная.
Сток выпустил из рук бинокль, сжал голову руками и застонал. Гаспар подхватил бинокль.
С трудом верилось, что всего несколько недель назад Монтань-Пеле укрывал ковер из зеленеющих лесов, в сапфировой бухте покачивались лодки, на улицах звенели смех и голоса. Сен-Пьер разделил участь древних Фив, гордой Ниневии, превратился в груду пепла, стал безмолвной пустыней.
Гаспар закачался. Скиннер подоспел к нему на помощь как раз вовремя, иначе провансалец, лишившийся чувств, упал бы за борт. Диего и еще один матрос отнесли его вниз и положили на койку.
Капитан и Скиннер спустились следом. Сток расстегнул воротник Гаспара и приказал Диего принести им рому.
— Всему виной эта проклятая гора, — нарушил молчание капитан Сток. — Видимо, извержение произошло вскоре после того, как мы отплыли из Бостона, иначе мы, без сомнения, узнали бы о катастрофе из каблограммы… Как вы себя чувствуете? — обратился он к Гаспару, видя, что тот пришел в себя.
Провансалец был ошеломлен. Он молча смотрел в одну точку и ни на кого не обращал внимания. В ответ на все вопросы он делал легкое движение рукой, как бы говоря: «Оставьте меня в покое».
Судно продолжало двигаться вперед, приближаясь к берегу. В гавани уже стояли на якоре военные корабли, подоспевшие на помощь.
Экипаж «Анны-Марии» был совершенно подавлен зрелищем катастрофы. Чем ближе подходило судно к берегу, тем ужасней казалось то, что произошло.
Приезжий, ушедший всецело в созерцание этой ужасной картины, под покровом всеобщего разрушения не расслышал бы, как тихо вздыхали сады, жаловались прелестные цветы, подавали свой голос исчезнувшие улицы. Всюду был только серый пепел, похожий на искрошившийся кирпич руин. Ничто не говорило непосвященному взгляду о том, что под ним погребены люди, дома, улицы, сады. Но капитан Сток угадывал очертания города, подобно тому как лицо, изуродованное шрамами или старостью, все же хранит черты прежнего облика.
Пушечный выстрел с одного из военных судов и последовавшие вслед за тем сигналы заставили «Анну-Марию» бросить якорь. В гавани плавали обломки затонувших кораблей, и крейсировать здесь было опасно. У самого берега затонуло судно, обслуживавшее подводный кабель. Дальше, на глубине, лежали суда, оказавшиеся в гавани в момент катастрофы. Все они затонули, попав под пылающие потоки лавы. Один только «Роддэм» спасся благодаря расторопности своего капитана.
Еще до того, как «Анна-Мария» бросила якорь, помощник капитана сбежал вниз, чтобы посмотреть, что с Гаспаром. Тот лежал в прежней позе. Взгляд его был устремлен в одну точку. Он, видимо, был поглощен каким-то видением.
Едва взглянув в бинокль, Гаспар сразу понял, что стряслось. Погиб город, дорогой его сердцу, погибло все, что он любил, и для провансальца больше не оставалось в жизни утешения.
Большей трагедии, казалось, нельзя было себе представить. Отправляясь с Сажессом на остров, Гаспар оставил здесь девушку, которую он любил всем сердцем. Долго смотрела она вслед удалявшемуся кораблю, пока он не исчез из виду в туманной дали. И вот теперь нет ни Марии, ни города, а впереди неизвестность, скитания и одиночество…
Текст печатается по изданиям:
Коралловый корабль. Джангар: РИО «Джангар», 1992;
Жаколио Луи. Берег черного дерева и слоновой кости.
М: Географгиз, 1958.
Художники Евгения и Геннадий СОКОЛОВЫ
Стэкпул Де-Вер Г.
Коралловый корабль: Роман: Пер. с англ./Г. Де-Вер-Стэкпул. Берег черного дерева и слоновой кости: Роман: Пер. с фр. /Л. Жаколио. Вампир — граф Дракула: Роман: Пер. с англ. /М. Корелли. — Худож.Е. Л. и Г. В. Соколовы. — Ярославль: Верх.-Волж. кн.изд-во, 1993. — 480 с. ISBN 5-7415-0421-3
В книгу вошли авантюрные романы Г. Де-Вер-Стэкпула «Коралловый корабль», Марии Корелли «Вампир — граф Дракула» и Луи Жаколио «Берег черного дерева и слоновой кости».
с 4703010100-10 93ББК 84.4
М Ш-<03)-93
© Верхне-Волжское книжное издательство, состав, 1993 © Е. А. и Г. В. Соколовы, оформление, 1993
ISBN 5-7415-0421-3
Но было уже поздно. За скалистой грядой слышались удары весел. Еще несколько минут, и большая белая лодка вынырнула из-за камней.
Она подошла к берегу, насколько позволяла глубина. Гаспар, шагая по колено в воде, направился ей навстречу. В десяти взмахах от отмели гребцы вытащили весла. Человек, сидевший ближе к носу, встал и что-то закричал по-английски. Гаспар помахал рукой и ответил по-французски. Через минуту он уже перелезал через борт лодки.
Рулевой, длиннолицый американец, усадил Гаспара рядом с собой. Он ни слова не понимал по-французски, и потому, не задавая спасенному никаких вопросов, отдал приказания гребцам. Лодка царапнула днищем по песку и пустилась в обратный путь.
— Француз? — спросил рулевой.
Гаспар утвердительно кивнул. Указывая на море за спиной, он произнес:
— Кораблекрушение.
Это было одно из немногих английских слов, которые он знал.
Все матросы в лодке были американцы, с костлявыми лицами, бронзовые от загара. Они с интересом посматривали на человека, снятого с необитаемого острова, и обменивались между собой замечаниями.
На корме лодки висел спасательный круг со словами «Анна-Мария». Гаспар указал на круг, затем на корабль, к которому они приближались.
— «Анна-Мария»? — спросил он.
Американец кивнул и сплюнул за борт.
— Мартиника? — снова спросил Гаспар, указывая на юг.
— Сен-Пьер, — ответил американец.
— Сен-Пьер! — воскликнул Гаспар. — Неужели Сен-Пьер, Сен-Пьер на Мартинике?
Рулевой снова кивнул.
Гаспару просто не верилось, что ему так повезло. Из тридцати или сорока возможных портов корабль направлялся именно в Сен-Пьер! Он радостно засмеялся и хлопнул себя по коленям. Гребцы тоже смеялись, продолжая отпускать по его адресу шутки. Только американец-рулевой — он был помощником капитана — оставался серьезным. Его внимание было поглощено совсем другим. Он не мог отвести глаз от сверкающей драгоценности на руке провансальца.
Ужасный промах! Гаспар, торопясь разжечь сигнальный костер и с нетерпением поджидая приближения лодки, забыл снять с пальца бриллиантовый перстень.
Вскоре лодка подошла к левому борту корабля. Гаспар, забравшись по веревочной лестнице, которую сбросили сверху, предстал перед суровым на вид человеком в панаме. Это был сам капитан Сток, командир судна. Он перегнулся через перила мостика и громким голосом отдавал приказания боцману. В одно мгновение команда была уже на борту, лодка раскачивалась на боканцах, и «Анна-Мария» взяла курс на Мартинику. Только после этого капитан Сток соизволил обратить внимание на вновь прибывшего.
— Это француз, — сообщил Скиннер, помощник капитана, — потерпевший кораблекрушение. Но у него на пальце блистает бриллиант, стоящий не менее десяти тысяч долларов! Любопытно, откуда у него такая штука.
Капитан взглянул на Гаспара, увидел перстень и приказал:
— Позвать сюда Диего! Он столкуется с ним.
Только тут, под пристальным взглядом капитана Стока, Гаспар сообразил, что не снял перстня.
Через мгновение снизу прибежал Диего, тучный португалец с черными кудрявыми волосами и с серьгой в ухе. Капитан приказал ему переводить и приступил к допросу человека, подобранного на необитаемом острове.
— Когда вы потерпели кораблекрушение?
— Несколько дней назад.
— Что было причиной кораблекрушения, буря или что-либо иное?
— Буря.
— Откуда у вас этот перстень?
— Нашел.
— Где?
— На острове.
— Подобрали его?
— Да.
— Где же?
— На берегу, — и Гаспар обратился к переводчику: — Скажите господину капитану, что я продам перстень в Сен-Пьере и заплачу, сколько будет нужно, за проезд. У меня в Сен-Пьере имеются друзья. Я желаю ехать на корабле в качестве пассажира. Мне нет надобности оплачивать свой проезд работой.
— Назовите кого-нибудь из ваших друзей в Сен-Пьере, — потребовал капитан.
— Господин Сеген, Поль Сеген.
Это имя, видимо, произвело впечатление на капитана Стока.
— Как назывался погибший корабль?
— «Красавица из Арля».
Лицо капитана совершенно преобразилось. От природы и так длинное, оно вытянулось еще больше. Он сделал несколько шагов вперед и схватил Гаспара за руку.
— «Красавица из Арля»?
— Совершенно верно.
— Владелец Пьер Сажесс?
— Да.
— Был Сажесс на борту? Ну, ты, проклятый португалец, поворачивайся живее! Спроси-ка его, был ли Пьер Сажесс на борту?
Диего задал требуемый вопрос.
— Да, — ответил Гаспар.
— Он погиб?
— Да.
— Это точно?
— Наверняка, клянусь честью. При мне он стал добычей крабов.
Сток был одной из многочисленных жертв Пьера Сажесса. Когда-то владевший китобойной флотилией, он попал в сети Сажесса и разорился. Словами нельзя было выразить той ненависти, которую испытывал Сток к Пьеру Сажессу. При известии о его смерти капитан, высоко вскинув подбородок, прищелкнул пальцами, как кастаньетами, и захохотал. Затем, вызвав наверх всех матросов, он приказал Скиннеру выдать каждому по чарке рома и свел Гаспара вниз. Там Сток остановился у двери одной из кают и сказал:
— Вы можете разместиться здесь, я ничего с вас не возьму. Достаточно с меня вашего сообщения, что Пьер Сажесс проследовал прямой дорогой в ад.
Прошло несколько дней. Удача сопутствовала Гаспару. Держался попутный ветер, небо было ясное, и «Анна-Мария» скоро вышла в Карибское море.
Но хороша была не только погода — на борту царило чудесное настроение.
Сток, не склонный делать поблажки матросам, узнав о смерти Сажесса, был так счастлив, что не обращал на команду никакого внимания.
Гаспар завтракал, обедал и ужинал в каюте. Его весьма скромные познания в английском тем не менее позволяли обходиться без помощи Диего.
День за днем, по мере приближения к Мартинике, Гаспар все чаще думал о Марии. Ждет ли она его?
Однажды вечером, когда провансалец стоял на палубе, любуясь, как фосфорицирует море, к нему подошел капитан Сток. Он облокотился о перила и закурил.
— Завтра, — сказал капитан, указывая на юг.
Гаспар вздрогнул.
— Мартиника? — спросил он.
— Да, — кивнул Сток.
Постояв немного, он ушел в каюту. Гаспар знал, что остров близко, но не подозревал, что уже завтра они прибудут к месту назначения. Завтра! Завтра он увидит Марию. Завтра он будет разгуливать по прелестным улицам Сен-Пьера. Ему вспомнилось, что улица Виктора Гюго полна лавок. О, чего он только не накупит в этих лавках для Марии! Он придет к ней и скажет: «Весь Сен-Пьер у твоих ног, выбирай, что хочешь». А мадам Фали, Поль Сеген, подруги Марии! Все они примут участие в торжестве по поводу его возвращения.
Гаспар спустился в свою каюту и улегся спать, полный самых радужных ожиданий.
Вскоре после восхода солнца его разбудил звон колокола. Этот звон был так громок, что Гаспар готов был поклясться: судно бросило якорь в гавани и кафедральный собор встречает их торжественным благовестом. Однако корабль вздрагивал от движения, и Гаспар понял, что ошибся.
Он протянул руку к изголовью койки, вытащил из-под матраца свои сокровища, положив узелок в карман. Туда же он отправил золотую змею, которая успела-таки натереть ему руку.
Когда провансалец вышел на палубу, небо было затянуто тучами, дождевые полосы скрывали горизонт.
Мартиника виднелась менее чем в десяти милях. Вершина Монтань-Пеле была окутана лохматыми облаками, окрашенными в грязно-серый цвет. Она походила на короля в лохмотьях. Но вот солнце выглянуло из-за туч, и вулкан окрасился в жемчужные тона.
Гаспар любовался величественным зрелищем. Тем временем «Анна-Мария» уже изменила курс, направляясь к гавани Сен-Пьера. Еще час-полтора, и город будет виден как на ладони.
Гаспар достал кисет и принялся набивать трубку, когда услышал у себя за спиной поспешные шаги. Это Скиннер торопился вниз.
Помощник капитана сбежал по трапу в каюту и почти тотчас же вновь появился на палубе с подзорной трубой в руках. Вслед за ним на палубу вышел капитан, вооруженный морским биноклем.
Американцы поспешили к носу судна. Гаспар, заинтересовавшись, последовал за ними. У гакаборта, чуть впереди фок-мачты, Скиннер приложился к окуляру трубы, которая была наведена на Мартинику. Сток вскинул бинокль. Как ни всматривался Гаспар в берег, он ничего не увидел. Вокруг Монтань-Пеле клубились облака, гавань Сен-Пьера была подернута сеткой дождя. Но тут сквозь просвет в тучах выглянуло солнце и залило светом Мартинику.
Гаспар вздрогнул. То, что он принял за облака над Монтань-Пеле, оказалось конусом дыма. Только теперь он окутывал вулкан от вершины до основания, распростерся над Сен-Пьером, заволок дома, пальмовые рощи, надвинулся на гавань.
— Что за ужас! — воскликнул Скиннер. Его рука с подзорной трубой тряслась.
Капитан Сток, не отрывая от глаз бинокля, что-то бормотал себе под нос. Гаспар не понимал, в чем дело, но смутно предчувствовал беду.
Он не знал, что Сен-Пьер стерт с лица земли. Больше не существовало зеленеющего лесами Монтань-Пеле, торжественно поднимавшегося над городом. Все покрывал толстый слой пепла. Под ним были погребены улицы, дома, набережная.
Сток выпустил из рук бинокль, сжал голову руками и застонал. Гаспар подхватил бинокль.
С трудом верилось, что всего несколько недель назад Монтань-Пеле укрывал ковер из зеленеющих лесов, в сапфировой бухте покачивались лодки, на улицах звенели смех и голоса. Сен-Пьер разделил участь древних Фив, гордой Ниневии, превратился в груду пепла, стал безмолвной пустыней.
Гаспар закачался. Скиннер подоспел к нему на помощь как раз вовремя, иначе провансалец, лишившийся чувств, упал бы за борт. Диего и еще один матрос отнесли его вниз и положили на койку.
Капитан и Скиннер спустились следом. Сток расстегнул воротник Гаспара и приказал Диего принести им рому.
— Всему виной эта проклятая гора, — нарушил молчание капитан Сток. — Видимо, извержение произошло вскоре после того, как мы отплыли из Бостона, иначе мы, без сомнения, узнали бы о катастрофе из каблограммы… Как вы себя чувствуете? — обратился он к Гаспару, видя, что тот пришел в себя.
Провансалец был ошеломлен. Он молча смотрел в одну точку и ни на кого не обращал внимания. В ответ на все вопросы он делал легкое движение рукой, как бы говоря: «Оставьте меня в покое».
Судно продолжало двигаться вперед, приближаясь к берегу. В гавани уже стояли на якоре военные корабли, подоспевшие на помощь.
Экипаж «Анны-Марии» был совершенно подавлен зрелищем катастрофы. Чем ближе подходило судно к берегу, тем ужасней казалось то, что произошло.
Приезжий, ушедший всецело в созерцание этой ужасной картины, под покровом всеобщего разрушения не расслышал бы, как тихо вздыхали сады, жаловались прелестные цветы, подавали свой голос исчезнувшие улицы. Всюду был только серый пепел, похожий на искрошившийся кирпич руин. Ничто не говорило непосвященному взгляду о том, что под ним погребены люди, дома, улицы, сады. Но капитан Сток угадывал очертания города, подобно тому как лицо, изуродованное шрамами или старостью, все же хранит черты прежнего облика.
Пушечный выстрел с одного из военных судов и последовавшие вслед за тем сигналы заставили «Анну-Марию» бросить якорь. В гавани плавали обломки затонувших кораблей, и крейсировать здесь было опасно. У самого берега затонуло судно, обслуживавшее подводный кабель. Дальше, на глубине, лежали суда, оказавшиеся в гавани в момент катастрофы. Все они затонули, попав под пылающие потоки лавы. Один только «Роддэм» спасся благодаря расторопности своего капитана.
Еще до того, как «Анна-Мария» бросила якорь, помощник капитана сбежал вниз, чтобы посмотреть, что с Гаспаром. Тот лежал в прежней позе. Взгляд его был устремлен в одну точку. Он, видимо, был поглощен каким-то видением.
Едва взглянув в бинокль, Гаспар сразу понял, что стряслось. Погиб город, дорогой его сердцу, погибло все, что он любил, и для провансальца больше не оставалось в жизни утешения.
Большей трагедии, казалось, нельзя было себе представить. Отправляясь с Сажессом на остров, Гаспар оставил здесь девушку, которую он любил всем сердцем. Долго смотрела она вслед удалявшемуся кораблю, пока он не исчез из виду в туманной дали. И вот теперь нет ни Марии, ни города, а впереди неизвестность, скитания и одиночество…
Текст печатается по изданиям:
Коралловый корабль. Джангар: РИО «Джангар», 1992;
Жаколио Луи. Берег черного дерева и слоновой кости.
М: Географгиз, 1958.
Художники Евгения и Геннадий СОКОЛОВЫ
Стэкпул Де-Вер Г.
Коралловый корабль: Роман: Пер. с англ./Г. Де-Вер-Стэкпул. Берег черного дерева и слоновой кости: Роман: Пер. с фр. /Л. Жаколио. Вампир — граф Дракула: Роман: Пер. с англ. /М. Корелли. — Худож.Е. Л. и Г. В. Соколовы. — Ярославль: Верх.-Волж. кн.изд-во, 1993. — 480 с. ISBN 5-7415-0421-3
В книгу вошли авантюрные романы Г. Де-Вер-Стэкпула «Коралловый корабль», Марии Корелли «Вампир — граф Дракула» и Луи Жаколио «Берег черного дерева и слоновой кости».
с 4703010100-10 93ББК 84.4
М Ш-<03)-93
© Верхне-Волжское книжное издательство, состав, 1993 © Е. А. и Г. В. Соколовы, оформление, 1993
ISBN 5-7415-0421-3