ГЕОРГИЙ СТЕНКИН
ШКОЛА, КАК ЭТО БЫЛО…
РОМАН-ТРИЛОГИЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«ВОЙНА С НОМАДАМИ»
ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ ЛИТЕРАТУРНОГО АГЕНТА
Где-то, на просторах планеты, живут наши одноклассники. Они помнят вас. И каждый, глубоко в душе, надеется, что и его помнят.
Читайте эту удивительную книжку.
Ищите и находите друг друга.
Каждый, может узнать себя, в героях этого романа.
И если — узнали.
Обязательно сообщите об этом нам. И, разумеется, своим одноклассникам.
Они ждут.
Как ищет и ждёт автор.
Читайте эту удивительную книжку.
Ищите и находите друг друга.
Каждый, может узнать себя, в героях этого романа.
И если — узнали.
Обязательно сообщите об этом нам. И, разумеется, своим одноклассникам.
Они ждут.
Как ищет и ждёт автор.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Это будет роман о событиях, которые произошли в наши школьные годы. Почему — наши, спросите вы? Просто у каждого были свои школьные годы. Каждый, учился в школе. Значит, эти события могли произойти с каждым. Поэтому — наши школьные годы.
И о школе. И о том, как это было в школе.
Иногда будет похоже на дневники или мемуары. Потому что от первого лица.
Что-то, действительно попало ко мне, в виде дневников. И голос рассказчика — перекрывать нельзя.
А в основном будет несколько сюжетных линий. И я буду частенько главным героем (в смысле главным действующим лицом). В общем, всё будет крутиться вокруг меня. Но, я — это иногда рассказчик из дневников, иногда журналисты — мои коллеги. Ну и очень редко я сам.
Я — это журналист с многолетним стажем. И за эти годы работы, многие из живых, конкретных людей, стали персонажами этого повествования.
Кто-то из вас. Почему бы и нет?
И в интересах остальных героев повествования, должен пояснить:
— Совпадения с реальностью — маловероятны. Хотя — возможны. Мир так велик.
— А все персонажи, и просто являются продуктом вымысла. Ну,… Почти все.
— Местонахождение школы, география города и района — собирательный образ.
— Государственная и политическая принадлежность — на ваше усмотрение.
— Время — двадцатый век.
Почему я думаю, что это будет интересно читать?
Потому, что мне было интересно это писать. Вернее — рассказывать. Много раз, отображая события, мне казалось, что нужно полнее рассказывать о подоплеке, о причинах, о мотивах.
Тогда читатель сможет составить своё, не навязанное, кем бы то ни было, мнение, об этом событии.
Но, кроме простого освещения событий, пусть даже весьма полном, нужно иногда говорить метафорами. Метафоры — дают нам не словесное описание события, а образное. А если речь идёт о событиях в душе, то и метафоры должны быть соответствующими.
Таков, вот план.
Ну и конечно тема.
Повторюсь.
У каждого, в его школьные годы, было много чего интересного.
Ну, вот, вроде бы и всё.
Начинаем.
И о школе. И о том, как это было в школе.
Иногда будет похоже на дневники или мемуары. Потому что от первого лица.
Что-то, действительно попало ко мне, в виде дневников. И голос рассказчика — перекрывать нельзя.
А в основном будет несколько сюжетных линий. И я буду частенько главным героем (в смысле главным действующим лицом). В общем, всё будет крутиться вокруг меня. Но, я — это иногда рассказчик из дневников, иногда журналисты — мои коллеги. Ну и очень редко я сам.
Я — это журналист с многолетним стажем. И за эти годы работы, многие из живых, конкретных людей, стали персонажами этого повествования.
Кто-то из вас. Почему бы и нет?
И в интересах остальных героев повествования, должен пояснить:
— Совпадения с реальностью — маловероятны. Хотя — возможны. Мир так велик.
— А все персонажи, и просто являются продуктом вымысла. Ну,… Почти все.
— Местонахождение школы, география города и района — собирательный образ.
— Государственная и политическая принадлежность — на ваше усмотрение.
— Время — двадцатый век.
Почему я думаю, что это будет интересно читать?
Потому, что мне было интересно это писать. Вернее — рассказывать. Много раз, отображая события, мне казалось, что нужно полнее рассказывать о подоплеке, о причинах, о мотивах.
Тогда читатель сможет составить своё, не навязанное, кем бы то ни было, мнение, об этом событии.
Но, кроме простого освещения событий, пусть даже весьма полном, нужно иногда говорить метафорами. Метафоры — дают нам не словесное описание события, а образное. А если речь идёт о событиях в душе, то и метафоры должны быть соответствующими.
Таков, вот план.
Ну и конечно тема.
Повторюсь.
У каждого, в его школьные годы, было много чего интересного.
Ну, вот, вроде бы и всё.
Начинаем.
ГЛАВА 1. ПРОЛОГ.
Меня привели мама и папа. Было утро, а вот раннее или уже ближе к середине дня — я не помню. Осень, ночи уже холодные, а днём бывает даже жарко. Ещё много зелени на деревьях и кустах. Птицы щебечут. Весь город, как-то приукрасился. Пока мы шли от дома, то постоянно встречали много всего белого, и букеты ярких цветов. Белый цвет — и в рубашках ребят, и в фартуках девчонок, и в их же бантах. Весь город спешил в школу. Первое сентября.
Весь двор, перед школой, заполнили собой люди. Взрослых — было много, но они как-то терялись, среди этого обилия белого цвета. И ещё, в воздухе чувствовалась какая-то напряжённость. То ли от этой суеты — гудящей толпы. То ли от предвкушения праздника. То ли от томительного ожидания — вот мы пришли, все с красочными букетами и нарядные. То ли от надвигающейся, неотвратной неизвестности.
Я уже два года занимался в музыкальной школе, поэтому понимал, что такое школа, что такое — уроки, почему важно не опаздывать, зачем тут так много детей и взрослых людей. Моя мама работала учителем математики. Поэтому я уже представлял, как это — учиться. Конечно, мама мне рассказывала и объясняла, что надо делать и как надо делать, вообще давала наставления.
У папы был фотоаппарат. Поэтому мне ещё было важно попасть в кадр.
Но я был спокоен. Меня не переполняла радость — как некоторых, которые прыгали и бегали, без остановки. Но и страха не было — как у других, которые стояли, держа за руку родителей, и глядели, на все это действо из-под защиты родительских фигур.
Конечно, мне было не по себе — много чужих людей, разных, незнакомых детей. Да и само здание школы было таким большим и непонятным, что просто не хотелось туда идти.
Я чувствовал, что придется идти, что будут уроки, будут учителя и будут одноклассники. Надо, значит надо. Для меня всё равно — это была уже вторая школа. Хотя и был — первый раз в первый класс.
К нам подошла женщина и сказала, что она моя учительница и что её зовут Фаина Васильевна, и что наш класс — это 1Б. И показала, куда нужно идти, так как скоро начнётся построение. Она, конечно, мне понравилась.
Я знал, что бывают хорошие учителя и плохие. Она была хорошей. Это было видно сразу. Какая-то тёплая волна, пробежала от её появления, и от сказанных ею слов. А вот у другой группы ребят, была другая учительница — так вот она была именно плохая. Резкие слова и порывистые движения.
Так, что и здесь мне повезло. У меня была хорошая учительница, рядом были папа и мама. И что начнётся какое-то построение, меня абсолютно не волновало. Раз уж пришли, то значит — что-то должно происходить. Не можем же мы целый день стоять и смотреть на других.
Я не был очень рослым, и полным меня нельзя было назвать. Я был таким щуплым мальчиком, в белых гольфах, коричневых туфлях и чёрных шортах. С коричневым большущим портфелем в одной руке, букетом цветов в другой руке, и в белой рубашке с чёрной бабочкой. Да, в этом одеянии нас провожали из детского сада. Поэтому, я чувствовал себя в нём — довольно уютно.
Но я не был маленьким, многие ребята были меньше меня по росту, и только один или два — были такими же, как и я. Я играл на скрипке, приходилось много заниматься, поэтому на беготню во дворе, у меня мало оставалось времени. Поэтому — я не был, очень развитым, физически. А хотелось ещё почитать, книг было так много. И в них было намного интереснее, чем во дворе.
Подойдя к группе ребят и девчонок, которую мне показала Фаина Васильевна, я остался стоять возле них.
Да, конечно, мама и папа со мной уже не пошли, а остались стоять со всеми остальными родителями, ещё раз дав мне какие-то наставления и пожелав удачи.
И тут началось.
Фаина Васильевна подводит ко мне какую-то девочку, берет у меня наконец-то цветы, а в освободившуюся руку вкладывает мне руку этой девочки. Девочка, смотрит на меня своими голубыми глазами, почему-то улыбается. И встаёт рядом со мной. Только перехватывает мою руку, как-то поудобнее. Видимо, так она держала за руку своего папу, когда гуляла с ним. Что бы он мог её вести.
И получилось так, что моя рука оказалась сверху, и я мог её повести. Это не было неудобно, просто как-то непривычно — я так, за руку, что бы мог вести, ещё никого не держал. Сестрёнка моя — ещё не ходила гулять, была маленькой.
Но это сделала, она сама. Может — инстинктивно, а может — нарочно. Как бы, изначально давая мне понять — ты ведёшь. И было в этом её жесте, что-то наивное, но в тоже время трогательное. Я тебе верю — веди меня. Видимо она тоже ощущала себя как-то неуютно — а тут, нашла того, кто её поведёт — и сразу всё стало привычным, узнаваемым.
Так началось построение. Это сейчас я понимаю, что построение. И сейчас я вспоминаю, что остальные ребята, оказывается, уже стояли по парам, держась за руки. Образуя тем самым не просто группу, а колонну из пар. А мы с этой девочкой стали первыми в этой колонне.
Что было потом, я не помню. Нет, я не начал нервничать, и не скажу, что было не интересно. Какие-то люди, что-то говорили по очереди, хлопали в ладоши родители, кто-то приходил и говорил, как его зовут, было очень много всего.
Но мое внимание было полностью занято этой девочкой.
И если учительницу, можно было распознать, плохая она или хорошая — с первого взгляда на неё. С парнями, тоже было всё просто, не мешают, не трогают — значит нормальные.
А вот с девчонками у меня всегда были проблемы. Их всегда было слишком много. Так мне казалось. И они всегда отвлекали от того, чтобы я не делал. И ещё, в любой группе девчонок, у меня как-то сразу выделялась одна, какая-то особенная, что ли. Но одна. И всегда.
А в этот раз получилось так, что она сама, и пришла ко мне, и встала рядом, и ещё и за руку её держать надо. Она была меньше меня ростом. В черно-белой школьной форме и с белыми бантами в волосах.
Я оглянулся на других ребят.
Да, действительно, она была той самой — особенной, которая для меня чем-то выделялась среди остальных. Пока, не понятно — чем. И улыбка, и косички, и школьная форма. Всё было — как у всех. Но, что-то было ещё…
И вот я стою с ней рядом. И это значит, что мы в одном классе.
А построение тем временем всё продолжалось. Тот класс, который стоял перед нами, уже повели в школу, и нам, сказали двигаться за ними. Впереди пошла Фаина Васильевна, а мы с моей новой попутчицей и весь остальной класс пошли за ней.
К школьной двери вели ступеньки вверх. Фаина Васильевна прошла первой, открыла дверь и сказала нам идти внутрь. Мы начали подниматься по ступенькам.
И вот, только тут, я и почувствовал — мы входим в школу. Начинается, что-то новое в моей жизни. Мы куда-то поднимаемся, и всё вокруг — новое, незнакомое.
Не что-то новое — и пугающее. Нет. Незнакомоё и интригующее — неведомо что.
Алисино «зазеркалье». Школа — для Буратино. Поляна — для муравья. Туман — для ёжика.
Весь двор, перед школой, заполнили собой люди. Взрослых — было много, но они как-то терялись, среди этого обилия белого цвета. И ещё, в воздухе чувствовалась какая-то напряжённость. То ли от этой суеты — гудящей толпы. То ли от предвкушения праздника. То ли от томительного ожидания — вот мы пришли, все с красочными букетами и нарядные. То ли от надвигающейся, неотвратной неизвестности.
Я уже два года занимался в музыкальной школе, поэтому понимал, что такое школа, что такое — уроки, почему важно не опаздывать, зачем тут так много детей и взрослых людей. Моя мама работала учителем математики. Поэтому я уже представлял, как это — учиться. Конечно, мама мне рассказывала и объясняла, что надо делать и как надо делать, вообще давала наставления.
У папы был фотоаппарат. Поэтому мне ещё было важно попасть в кадр.
Но я был спокоен. Меня не переполняла радость — как некоторых, которые прыгали и бегали, без остановки. Но и страха не было — как у других, которые стояли, держа за руку родителей, и глядели, на все это действо из-под защиты родительских фигур.
Конечно, мне было не по себе — много чужих людей, разных, незнакомых детей. Да и само здание школы было таким большим и непонятным, что просто не хотелось туда идти.
Я чувствовал, что придется идти, что будут уроки, будут учителя и будут одноклассники. Надо, значит надо. Для меня всё равно — это была уже вторая школа. Хотя и был — первый раз в первый класс.
К нам подошла женщина и сказала, что она моя учительница и что её зовут Фаина Васильевна, и что наш класс — это 1Б. И показала, куда нужно идти, так как скоро начнётся построение. Она, конечно, мне понравилась.
Я знал, что бывают хорошие учителя и плохие. Она была хорошей. Это было видно сразу. Какая-то тёплая волна, пробежала от её появления, и от сказанных ею слов. А вот у другой группы ребят, была другая учительница — так вот она была именно плохая. Резкие слова и порывистые движения.
Так, что и здесь мне повезло. У меня была хорошая учительница, рядом были папа и мама. И что начнётся какое-то построение, меня абсолютно не волновало. Раз уж пришли, то значит — что-то должно происходить. Не можем же мы целый день стоять и смотреть на других.
Я не был очень рослым, и полным меня нельзя было назвать. Я был таким щуплым мальчиком, в белых гольфах, коричневых туфлях и чёрных шортах. С коричневым большущим портфелем в одной руке, букетом цветов в другой руке, и в белой рубашке с чёрной бабочкой. Да, в этом одеянии нас провожали из детского сада. Поэтому, я чувствовал себя в нём — довольно уютно.
Но я не был маленьким, многие ребята были меньше меня по росту, и только один или два — были такими же, как и я. Я играл на скрипке, приходилось много заниматься, поэтому на беготню во дворе, у меня мало оставалось времени. Поэтому — я не был, очень развитым, физически. А хотелось ещё почитать, книг было так много. И в них было намного интереснее, чем во дворе.
Подойдя к группе ребят и девчонок, которую мне показала Фаина Васильевна, я остался стоять возле них.
Да, конечно, мама и папа со мной уже не пошли, а остались стоять со всеми остальными родителями, ещё раз дав мне какие-то наставления и пожелав удачи.
И тут началось.
Фаина Васильевна подводит ко мне какую-то девочку, берет у меня наконец-то цветы, а в освободившуюся руку вкладывает мне руку этой девочки. Девочка, смотрит на меня своими голубыми глазами, почему-то улыбается. И встаёт рядом со мной. Только перехватывает мою руку, как-то поудобнее. Видимо, так она держала за руку своего папу, когда гуляла с ним. Что бы он мог её вести.
И получилось так, что моя рука оказалась сверху, и я мог её повести. Это не было неудобно, просто как-то непривычно — я так, за руку, что бы мог вести, ещё никого не держал. Сестрёнка моя — ещё не ходила гулять, была маленькой.
Но это сделала, она сама. Может — инстинктивно, а может — нарочно. Как бы, изначально давая мне понять — ты ведёшь. И было в этом её жесте, что-то наивное, но в тоже время трогательное. Я тебе верю — веди меня. Видимо она тоже ощущала себя как-то неуютно — а тут, нашла того, кто её поведёт — и сразу всё стало привычным, узнаваемым.
Так началось построение. Это сейчас я понимаю, что построение. И сейчас я вспоминаю, что остальные ребята, оказывается, уже стояли по парам, держась за руки. Образуя тем самым не просто группу, а колонну из пар. А мы с этой девочкой стали первыми в этой колонне.
Что было потом, я не помню. Нет, я не начал нервничать, и не скажу, что было не интересно. Какие-то люди, что-то говорили по очереди, хлопали в ладоши родители, кто-то приходил и говорил, как его зовут, было очень много всего.
Но мое внимание было полностью занято этой девочкой.
И если учительницу, можно было распознать, плохая она или хорошая — с первого взгляда на неё. С парнями, тоже было всё просто, не мешают, не трогают — значит нормальные.
А вот с девчонками у меня всегда были проблемы. Их всегда было слишком много. Так мне казалось. И они всегда отвлекали от того, чтобы я не делал. И ещё, в любой группе девчонок, у меня как-то сразу выделялась одна, какая-то особенная, что ли. Но одна. И всегда.
А в этот раз получилось так, что она сама, и пришла ко мне, и встала рядом, и ещё и за руку её держать надо. Она была меньше меня ростом. В черно-белой школьной форме и с белыми бантами в волосах.
Я оглянулся на других ребят.
Да, действительно, она была той самой — особенной, которая для меня чем-то выделялась среди остальных. Пока, не понятно — чем. И улыбка, и косички, и школьная форма. Всё было — как у всех. Но, что-то было ещё…
И вот я стою с ней рядом. И это значит, что мы в одном классе.
А построение тем временем всё продолжалось. Тот класс, который стоял перед нами, уже повели в школу, и нам, сказали двигаться за ними. Впереди пошла Фаина Васильевна, а мы с моей новой попутчицей и весь остальной класс пошли за ней.
К школьной двери вели ступеньки вверх. Фаина Васильевна прошла первой, открыла дверь и сказала нам идти внутрь. Мы начали подниматься по ступенькам.
И вот, только тут, я и почувствовал — мы входим в школу. Начинается, что-то новое в моей жизни. Мы куда-то поднимаемся, и всё вокруг — новое, незнакомое.
Не что-то новое — и пугающее. Нет. Незнакомоё и интригующее — неведомо что.
Алисино «зазеркалье». Школа — для Буратино. Поляна — для муравья. Туман — для ёжика.
ГЛАВА 2. КОСМИЧЕСКИЕ НОМАДЫ.
Выборка из статьи: о достижениях в космической области одной из стран бывшего Советского блока.
«НАША СТРАНА — РОДИНА КОСМИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ
В шестидесятых годах прошлого века на полигоне С. советские военные проводили уникальные испытания нового космического оружия. Проект носил название «Терра-3». Советская империя строила свой гиперболоид — гигантскую лазерную установку.
Американцы тогда же лихорадочно работали над своей программой «Восьмая карта». К счастью для мира, великие нации решили-таки не выкладывать свои космические карты на стол.
В наши дни в заброшенных электронных схемах «Терры-3» пауки плетут паутину. Но меньше полстолетия назад на этом полигоне кипели работы над созданием боевого лазера. Уже был смонтирован мощный квантовый локатор, способный за сотни верст определить не только дальность цели, но и её размеры, форму, траекторию движения.
Локатор «Терры» мог зондировать и космическое пространство. В конце восьмидесятых ученые предлагали «пощупать» им американский шаттл, вращавшийся на околоземной орбите. Но высшее политическое руководство испугалось возможного шума.
Лазер мог ослепить приборы наводки и наблюдения врага, выводить из строя приборы ночного видения на чужих танках. С помощью портативных приборов можно лишать зрения солдат. Американцы ещё только работают над таким оружием, а на полигоне С. местные жители разбирают уникальное оборудование на цветной металл.
И аналогов этим конструкциям в мире нет до сих пор.
КОСМОС В АЛМАЗАХ
Дело в том, что сама территория страны является уникальнейшим местом на планете — отсюда очень удобно наблюдать за космическими объектами. Мы счастливые обладатели так называемой точки либрации — она расположена близ П.. В этом районе очень много ясных ночей и небо удачно сфокусировано.
Также наши учёные выступают за скорейшее создание системы контроля космического пространства. Система могла бы сослужить хорошую службу не только нам, но и всему космическому сообществу. А мы могли бы стать необходимыми этому сообществу, заняв свою нишу в деле освоения космоса.
Из непроверенных источников нам стало известно, что работы на полигоне С. возобновились. Правительство вместе с Президентом посетили полигон, и имеется весьма чёткая программа действий по восстановлению функциональности этого полигона.
Как видите, возможностей у нашей страны много.
НАШИ ИЗОБРЕТАТЕЛИ ПРЕВРАЩАЮТ ФАНТАСТИКУ В РЕАЛЬНОСТЬ
Директор физико-технической лаборатории, известный изобретатель Владимир Г. — человек, который делает фантастику реальностью. В 1997 году по его разработкам проводился эксперимент о влиянии космоса на биоритмы человека. Итог эксперимента — открытие некоего луча жизни, который идет из центра Галактики и синхронизирует все живые биоритмы между собой. По мнению исследователя, без этого луча жизнь невозможна.
А ещё Владимир Г. собирается коренным образом изменить эру космонавтики. Вместо «примитивных» ракет он предлагает строить настоящие космические корабли, которые могли бы летать со скоростью света. Ещё в 1993 году за свой уникальный движитель он получил серебряную медаль на Международной выставке изобретений в Брюсселе.
Суть изобретения в том, что новый двигатель может отталкиваться от пустоты, то есть от космического пространства. Этого до Владимира Г. не удавалось сконструировать никому. В заключительной справке о преимуществах изобретения написано: «Это единственно возможный альтернативный способ передвижения в космосе».
Смысл эксперимента в том, чтобы установить движитель на спутник и посмотреть, сможет ли космический аппарат оттолкнуться от пространства.
Если да, то наступит новая эра космонавтики. Привычные ракеты уйдут в прошлое, а вместо них появятся настоящие космические лайнеры. Испытания назначены на январь-февраль будущего года.
А ещё изобретатель готов снабдить свои космические аппараты оружием нового поколения — излучателем продольных волн, который сможет разрушать объекты на атомарном уровне. Изобретение апробировано на цезии и кобальте. И вот что вышло: ничтожно малое излучение, мощностью в микроватты, увеличивало полураспад материалов на 4 процента. Если мощность увеличить, то появятся и новая энергетика, и самое страшное оружие на Земле.
По замыслу Владимира Г., излучатель продольных волн необходим для уничтожения астероидов, которые постоянно угрожают Земле. »
№11 за 14 марта 2003
Источник — Караван
Такая вот, статья, вышла в прессе совсем недавно. Полигон С. находится совсем недалеко от нашего города. А Номады — это древнее название покорителей и завоевателей.
И поэтому, эта статья, имеет непосредственное отношение к нашей истории.
«НАША СТРАНА — РОДИНА КОСМИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ
В шестидесятых годах прошлого века на полигоне С. советские военные проводили уникальные испытания нового космического оружия. Проект носил название «Терра-3». Советская империя строила свой гиперболоид — гигантскую лазерную установку.
Американцы тогда же лихорадочно работали над своей программой «Восьмая карта». К счастью для мира, великие нации решили-таки не выкладывать свои космические карты на стол.
В наши дни в заброшенных электронных схемах «Терры-3» пауки плетут паутину. Но меньше полстолетия назад на этом полигоне кипели работы над созданием боевого лазера. Уже был смонтирован мощный квантовый локатор, способный за сотни верст определить не только дальность цели, но и её размеры, форму, траекторию движения.
Локатор «Терры» мог зондировать и космическое пространство. В конце восьмидесятых ученые предлагали «пощупать» им американский шаттл, вращавшийся на околоземной орбите. Но высшее политическое руководство испугалось возможного шума.
Лазер мог ослепить приборы наводки и наблюдения врага, выводить из строя приборы ночного видения на чужих танках. С помощью портативных приборов можно лишать зрения солдат. Американцы ещё только работают над таким оружием, а на полигоне С. местные жители разбирают уникальное оборудование на цветной металл.
И аналогов этим конструкциям в мире нет до сих пор.
КОСМОС В АЛМАЗАХ
Дело в том, что сама территория страны является уникальнейшим местом на планете — отсюда очень удобно наблюдать за космическими объектами. Мы счастливые обладатели так называемой точки либрации — она расположена близ П.. В этом районе очень много ясных ночей и небо удачно сфокусировано.
Также наши учёные выступают за скорейшее создание системы контроля космического пространства. Система могла бы сослужить хорошую службу не только нам, но и всему космическому сообществу. А мы могли бы стать необходимыми этому сообществу, заняв свою нишу в деле освоения космоса.
Из непроверенных источников нам стало известно, что работы на полигоне С. возобновились. Правительство вместе с Президентом посетили полигон, и имеется весьма чёткая программа действий по восстановлению функциональности этого полигона.
Как видите, возможностей у нашей страны много.
НАШИ ИЗОБРЕТАТЕЛИ ПРЕВРАЩАЮТ ФАНТАСТИКУ В РЕАЛЬНОСТЬ
Директор физико-технической лаборатории, известный изобретатель Владимир Г. — человек, который делает фантастику реальностью. В 1997 году по его разработкам проводился эксперимент о влиянии космоса на биоритмы человека. Итог эксперимента — открытие некоего луча жизни, который идет из центра Галактики и синхронизирует все живые биоритмы между собой. По мнению исследователя, без этого луча жизнь невозможна.
А ещё Владимир Г. собирается коренным образом изменить эру космонавтики. Вместо «примитивных» ракет он предлагает строить настоящие космические корабли, которые могли бы летать со скоростью света. Ещё в 1993 году за свой уникальный движитель он получил серебряную медаль на Международной выставке изобретений в Брюсселе.
Суть изобретения в том, что новый двигатель может отталкиваться от пустоты, то есть от космического пространства. Этого до Владимира Г. не удавалось сконструировать никому. В заключительной справке о преимуществах изобретения написано: «Это единственно возможный альтернативный способ передвижения в космосе».
Смысл эксперимента в том, чтобы установить движитель на спутник и посмотреть, сможет ли космический аппарат оттолкнуться от пространства.
Если да, то наступит новая эра космонавтики. Привычные ракеты уйдут в прошлое, а вместо них появятся настоящие космические лайнеры. Испытания назначены на январь-февраль будущего года.
А ещё изобретатель готов снабдить свои космические аппараты оружием нового поколения — излучателем продольных волн, который сможет разрушать объекты на атомарном уровне. Изобретение апробировано на цезии и кобальте. И вот что вышло: ничтожно малое излучение, мощностью в микроватты, увеличивало полураспад материалов на 4 процента. Если мощность увеличить, то появятся и новая энергетика, и самое страшное оружие на Земле.
По замыслу Владимира Г., излучатель продольных волн необходим для уничтожения астероидов, которые постоянно угрожают Земле. »
№11 за 14 марта 2003
Источник — Караван
Такая вот, статья, вышла в прессе совсем недавно. Полигон С. находится совсем недалеко от нашего города. А Номады — это древнее название покорителей и завоевателей.
И поэтому, эта статья, имеет непосредственное отношение к нашей истории.
ГЛАВА 3. БОРИС.
Начать это повествование, конечно нужно с Бориса. Борис был, нет, он и есть и был настоящим другом, хотя конечно были и другие друзья.
Для меня — друзья, это люди, с которыми, разумеется, в первую очередь, есть что-то общее, в жизни. Общие интересы, общие занятия, увлечения. Общие понятия о чести, долге и обязательствах. Созвучные интонации, звучащие в душе — как отклик на события, или на саму жизнь. Общие, в одном направлении, стремления о взаимовыручке и помощи. И ещё много других, не менее важных качеств, присутствуют у друзей.
Друзей может быть много. С некоторыми — находятся общности в чём-то одном. С другими — во многом.
И я бы классифицировал так, что если общего у людей очень много — почти всё, то это почти абсолютные друзья. Но так не бывает. Поэтому — идём по убывающей траектории. Очень много общего — очень хорошие друзья. Меньше общего — друзья, но уже поменьше, чем те — первые. И так далее.
Какая-то нескладная получилась классификация. Словно пытаюсь ранжировать дружбу. Но смысл — примерно такой.
Борис — очень хороший друг.
Вообще то, мы не сразу стали с ним друзьями. Да — друзьями сразу не становятся. Я пытаюсь вспомнить, как же произошел этот переход, от просто одноклассников к друзьям.
Мы постоянно шли с ним вместе, после школы домой — нам было по пути. Дома, где мы жили, находились в одном районе города. Нас разделял только городской парк.
То есть, до пятого класса, пока я ещё учился в музыкальной школе, я после обычной школы шел ещё и в музыкальную школу. А это было — в противоположную сторону. И ещё заниматься приходилось — по 2-3 часа, каждый день.
Вот почему мы не стали друзьями раньше. У меня просто не было времени, и возможности — я всегда был занят.
Но вот, мы начали ходить вместе домой, и выяснилось, что кроме общего пути из школы, у нас оказалось ещё очень много общего. Папа Бориса работал в сфере телекоммуникаций, поэтому у Бориса, дома, был просто «супер» магнитофон, со стерео звуком и большими колонками, а я увлекался музыкой, и современной, и классической, но, магнитофон у меня был — попроще. Но зато у меня был брат, который делал записи, самые последние и самые полные, и всех — роковых групп, и даже зарубежных.
Да…, на роке мы и росли.
Мы, конечно, бегали, переписывали эти записи и «балдели» слушая их.
Пару раз мы приносили их и в школу, пока нас не вызвали к директору и не объяснили, что слушать такие записи — это антисоветчина. И не достойно высокого звания пионера или комсомольца. Я уже не помню. Но это маленькое нарушение общественных устоев и попадание в разряд «преступников», нас тоже очень сплотило. Мы, конечно, продолжали слушать эти записи, но уже не афишировали так свою привязанность к ним. Как впрочем, и все остальные.
Ещё у нас у обоих, были очень занятые родители, и регулярно приходилось решать проблему с обедом после школы. То я ходил к бабушке, то Борис ходил к брату.
Но потом нашлось решение.
Родители давали нам какие-то деньги, и мы после школы заходили в кафе, которое находилось на площади у Дворца культуры.
Вот это были обеды! Они так ясно запечатлелись в моей памяти, что по яркости впечатлений, могут сравниться и с более важными событиями в моей жизни.
Там были блинчики, с разными начинками. Такие обычные блинчики — яркие, жёлтые, на сливочном масле. Прямо от места, где оформляли заказ, была видна плита, и на ней — несколько сковородок, на которых жарились блины. И женщина в белом халате, очень ловко со всем этим управлялась. Ну, то есть, прямо при тебе готовят блинчики и спрашивают — какую начинку положить.
Начинка, стояла в стеклянных вазочках — на отдельной витрине, под стеклом. Творог, варенье разных сортов, шоколад жидкий или стружка, сахарная пудра или мясо, и ещё много чего, что я уже и не помню. И мы бегали от этой витрины — к кассе, и обратно, по нескольку раз. Выбирали.
В первый раз мы набрали всего. По пять или шесть видов каждый. Вот это был праздник! Целый стол был уставлен тарелками с блинами.
Мы начали с блинов с мясом, потом…
Сладкие блины, оставили напоследок.
И запивали всё это чаем.
Чувствовали себя, как в ресторане и, доедая один блин — хватались за следующий. Всё — перепробовать. Всё было таким вкусным.
Мы съели всё.
Счастливые, как будто совершили подвиг — мы вышли из кафе и уселись на скамейку, под деревом. Обессилившие, но довольные.
Потом, почему-то, я чаще брал с творогом, а Борис с мясом. Стоит об этом подумать. Да, правильно. Бориса всегда тянуло хорошо поесть. Он был не полным, а таким сбитым, тучным что ли. Сейчас бы я сказал — у него была склонность к полноте.
Точно.
Он то, с этой своей проблемой и привлек меня к спорту.
Борис начал заниматься вольной борьбой, и пару раз я приходил посмотреть, на его тренировки. Сама вольная борьба, меня как-то не вдохновила, а вот спорткомплекс, где проходили тренировки, вот этот произвел на меня впечатление. Там, везде, где только было свободное место, стояли столы для настольного тенниса. И везде, постоянно кто-то играл. А вокруг столов, на скамейках всегда сидели зрители.
И это было так всё увлекательно, так весело. Что и мне тоже захотелось принять в этом участие.
Я записался в секцию и начал регулярно заниматься. Потом я переключился на велоспорт и в результате — на баскетбол.
Я очень благодарен Борису за то, что он вольно или невольно, но привлек меня к спорту.
Не могу сказать, что я был к спорту равнодушен. Нет. Просто это открытие, что заниматься спортом можно, систематически и целенаправленно — это заслуга Бориса.
У нас в школе всегда были какие-то соревнования. То ГТО, то турниры между школами, то какие-то спортивные мероприятия, городского масштаба. А ещё, мы даже куда-то ездили, как команда нашего класса.
Уже в старших классах, мы стали заниматься ручным мячом (гандболом), играя целой командой из нашего класса, участвовали в турнирах.
А летом, у нас появилась возможность, заняться парусным спортом. Ведь мы жили на берегу большого озера. И опять, экипаж нашей яхты, состоял из команды, в которой были два парня из нашего класса, и мы с Борисом.
И ещё, так как мы жили не далеко друг от друга, то вечера мы тоже проводили, почти всегда, вместе. То, катаясь на велосипедах, то на санках или коньках, в зависимости от времени года. То в его компании, т.е. компании его двора, то в моей компании — мой брат и наш двор. То рыбалка, то просто купание в озере.
В девятом классе, у нас появилась какая-то мода заводить отношения с девчонками, из класса, который был младше нас, на два года. И практически все парни, из нашего класса, нашли себе девчонок из одного класса. У этого класса была классным руководителем Валентина Ивановна — так её, так и называли: — «классная теща».
Я не знаю, как там у кого складывались отношения. Но у меня это был первый опыт отношений с девушкой, именно как с девушкой. Не с одноклассницей, не с дворовой командой — а вот именно, и только, как с девушкой.
Но, наверное, все-таки, это было, скорее всего, просто модное такое течение, в нашей жизни. Или определенный этап в половом созревании. Сейчас трудно это анализировать. Помнится, что болели этим все. Ну и мы с Борисом естественно тоже. Пару раз, мы даже гуляли, по вечернему городу вчетвером — две пары. Не думаю, что кто-то из нас относился к этому — ну очень серьезно. Нет, мы конечно тогда не понимали, и для нас, всё было по «всамделишному», по-взрослому, по серьёзному. Хотя один из нашего класса, все-таки потом женился на той девушке. Да, у каждого все происходило по-разному. Вот, ещё вспомнил, что девушка Бориса, оказалась младшей сестрой, одного из наших одноклассников. Были, даже, из-за этого проблемы.
Но с проблемами даже интереснее.
А во всём остальном, Борис был как-то надёжен. И он, понимал меня. Это не значит, что выслушивал моё мнение, и кивал в ответ — да, я тебя понимаю. Нет.
Я много читал. И если другие, иногда посмеивались: — лучше пойти на гитаре побренчать, чем сидеть за книжкой. То, Борис — реагировал, совершенно спокойно.
— Прочитаешь, потом расскажешь в чём суть.
И наоборот.
У него был старший брат. Тот здорово пел под гитару. И как-то Борис спросил у меня: — Брат, сравнивал Высоцкого с Мандельштамом. Ты читал его? Расскажи.
Да. Он был надёжным, как скала.
Скала, о которую, могли биться волны, а она — отражала их удары. Налетали ураганы — а она всё равно стояла.
И ещё. Он всегда, интуитивно определял, в чём суть проблемы. И даже, не находя решение — мог отбросить, всё второстепенное, сосредоточившись на главном.
И сказать — просто эта проблема, не имеет решения, поехали дальше. Потому, что главное, в этот раз — была не проблема, а её преодоление.
Улыбнётся, разведёт руками. Попытается объяснить. Запутается. Снова улыбнётся. Сожмёт плечи — мол, чёрт его знает. И заговорит о другом.
Такой вот, своеобразный талант.
Я же, относился к нему, почти как к брату. Мне были дороги его недостатки, и я радовался его успехам. Старался помогать — чем только мог.
Когда же подошло время выпускного, и вообще окончания школы, мы с Борисом даже и не думали, не о чем другом — как только ехать поступать в институт, после школы. И, конечно же — вместе. И, конечно же — в Ленинград.
Для меня — друзья, это люди, с которыми, разумеется, в первую очередь, есть что-то общее, в жизни. Общие интересы, общие занятия, увлечения. Общие понятия о чести, долге и обязательствах. Созвучные интонации, звучащие в душе — как отклик на события, или на саму жизнь. Общие, в одном направлении, стремления о взаимовыручке и помощи. И ещё много других, не менее важных качеств, присутствуют у друзей.
Друзей может быть много. С некоторыми — находятся общности в чём-то одном. С другими — во многом.
И я бы классифицировал так, что если общего у людей очень много — почти всё, то это почти абсолютные друзья. Но так не бывает. Поэтому — идём по убывающей траектории. Очень много общего — очень хорошие друзья. Меньше общего — друзья, но уже поменьше, чем те — первые. И так далее.
Какая-то нескладная получилась классификация. Словно пытаюсь ранжировать дружбу. Но смысл — примерно такой.
Борис — очень хороший друг.
Вообще то, мы не сразу стали с ним друзьями. Да — друзьями сразу не становятся. Я пытаюсь вспомнить, как же произошел этот переход, от просто одноклассников к друзьям.
Мы постоянно шли с ним вместе, после школы домой — нам было по пути. Дома, где мы жили, находились в одном районе города. Нас разделял только городской парк.
То есть, до пятого класса, пока я ещё учился в музыкальной школе, я после обычной школы шел ещё и в музыкальную школу. А это было — в противоположную сторону. И ещё заниматься приходилось — по 2-3 часа, каждый день.
Вот почему мы не стали друзьями раньше. У меня просто не было времени, и возможности — я всегда был занят.
Но вот, мы начали ходить вместе домой, и выяснилось, что кроме общего пути из школы, у нас оказалось ещё очень много общего. Папа Бориса работал в сфере телекоммуникаций, поэтому у Бориса, дома, был просто «супер» магнитофон, со стерео звуком и большими колонками, а я увлекался музыкой, и современной, и классической, но, магнитофон у меня был — попроще. Но зато у меня был брат, который делал записи, самые последние и самые полные, и всех — роковых групп, и даже зарубежных.
Да…, на роке мы и росли.
Мы, конечно, бегали, переписывали эти записи и «балдели» слушая их.
Пару раз мы приносили их и в школу, пока нас не вызвали к директору и не объяснили, что слушать такие записи — это антисоветчина. И не достойно высокого звания пионера или комсомольца. Я уже не помню. Но это маленькое нарушение общественных устоев и попадание в разряд «преступников», нас тоже очень сплотило. Мы, конечно, продолжали слушать эти записи, но уже не афишировали так свою привязанность к ним. Как впрочем, и все остальные.
Ещё у нас у обоих, были очень занятые родители, и регулярно приходилось решать проблему с обедом после школы. То я ходил к бабушке, то Борис ходил к брату.
Но потом нашлось решение.
Родители давали нам какие-то деньги, и мы после школы заходили в кафе, которое находилось на площади у Дворца культуры.
Вот это были обеды! Они так ясно запечатлелись в моей памяти, что по яркости впечатлений, могут сравниться и с более важными событиями в моей жизни.
Там были блинчики, с разными начинками. Такие обычные блинчики — яркие, жёлтые, на сливочном масле. Прямо от места, где оформляли заказ, была видна плита, и на ней — несколько сковородок, на которых жарились блины. И женщина в белом халате, очень ловко со всем этим управлялась. Ну, то есть, прямо при тебе готовят блинчики и спрашивают — какую начинку положить.
Начинка, стояла в стеклянных вазочках — на отдельной витрине, под стеклом. Творог, варенье разных сортов, шоколад жидкий или стружка, сахарная пудра или мясо, и ещё много чего, что я уже и не помню. И мы бегали от этой витрины — к кассе, и обратно, по нескольку раз. Выбирали.
В первый раз мы набрали всего. По пять или шесть видов каждый. Вот это был праздник! Целый стол был уставлен тарелками с блинами.
Мы начали с блинов с мясом, потом…
Сладкие блины, оставили напоследок.
И запивали всё это чаем.
Чувствовали себя, как в ресторане и, доедая один блин — хватались за следующий. Всё — перепробовать. Всё было таким вкусным.
Мы съели всё.
Счастливые, как будто совершили подвиг — мы вышли из кафе и уселись на скамейку, под деревом. Обессилившие, но довольные.
Потом, почему-то, я чаще брал с творогом, а Борис с мясом. Стоит об этом подумать. Да, правильно. Бориса всегда тянуло хорошо поесть. Он был не полным, а таким сбитым, тучным что ли. Сейчас бы я сказал — у него была склонность к полноте.
Точно.
Он то, с этой своей проблемой и привлек меня к спорту.
Борис начал заниматься вольной борьбой, и пару раз я приходил посмотреть, на его тренировки. Сама вольная борьба, меня как-то не вдохновила, а вот спорткомплекс, где проходили тренировки, вот этот произвел на меня впечатление. Там, везде, где только было свободное место, стояли столы для настольного тенниса. И везде, постоянно кто-то играл. А вокруг столов, на скамейках всегда сидели зрители.
И это было так всё увлекательно, так весело. Что и мне тоже захотелось принять в этом участие.
Я записался в секцию и начал регулярно заниматься. Потом я переключился на велоспорт и в результате — на баскетбол.
Я очень благодарен Борису за то, что он вольно или невольно, но привлек меня к спорту.
Не могу сказать, что я был к спорту равнодушен. Нет. Просто это открытие, что заниматься спортом можно, систематически и целенаправленно — это заслуга Бориса.
У нас в школе всегда были какие-то соревнования. То ГТО, то турниры между школами, то какие-то спортивные мероприятия, городского масштаба. А ещё, мы даже куда-то ездили, как команда нашего класса.
Уже в старших классах, мы стали заниматься ручным мячом (гандболом), играя целой командой из нашего класса, участвовали в турнирах.
А летом, у нас появилась возможность, заняться парусным спортом. Ведь мы жили на берегу большого озера. И опять, экипаж нашей яхты, состоял из команды, в которой были два парня из нашего класса, и мы с Борисом.
И ещё, так как мы жили не далеко друг от друга, то вечера мы тоже проводили, почти всегда, вместе. То, катаясь на велосипедах, то на санках или коньках, в зависимости от времени года. То в его компании, т.е. компании его двора, то в моей компании — мой брат и наш двор. То рыбалка, то просто купание в озере.
В девятом классе, у нас появилась какая-то мода заводить отношения с девчонками, из класса, который был младше нас, на два года. И практически все парни, из нашего класса, нашли себе девчонок из одного класса. У этого класса была классным руководителем Валентина Ивановна — так её, так и называли: — «классная теща».
Я не знаю, как там у кого складывались отношения. Но у меня это был первый опыт отношений с девушкой, именно как с девушкой. Не с одноклассницей, не с дворовой командой — а вот именно, и только, как с девушкой.
Но, наверное, все-таки, это было, скорее всего, просто модное такое течение, в нашей жизни. Или определенный этап в половом созревании. Сейчас трудно это анализировать. Помнится, что болели этим все. Ну и мы с Борисом естественно тоже. Пару раз, мы даже гуляли, по вечернему городу вчетвером — две пары. Не думаю, что кто-то из нас относился к этому — ну очень серьезно. Нет, мы конечно тогда не понимали, и для нас, всё было по «всамделишному», по-взрослому, по серьёзному. Хотя один из нашего класса, все-таки потом женился на той девушке. Да, у каждого все происходило по-разному. Вот, ещё вспомнил, что девушка Бориса, оказалась младшей сестрой, одного из наших одноклассников. Были, даже, из-за этого проблемы.
Но с проблемами даже интереснее.
А во всём остальном, Борис был как-то надёжен. И он, понимал меня. Это не значит, что выслушивал моё мнение, и кивал в ответ — да, я тебя понимаю. Нет.
Я много читал. И если другие, иногда посмеивались: — лучше пойти на гитаре побренчать, чем сидеть за книжкой. То, Борис — реагировал, совершенно спокойно.
— Прочитаешь, потом расскажешь в чём суть.
И наоборот.
У него был старший брат. Тот здорово пел под гитару. И как-то Борис спросил у меня: — Брат, сравнивал Высоцкого с Мандельштамом. Ты читал его? Расскажи.
Да. Он был надёжным, как скала.
Скала, о которую, могли биться волны, а она — отражала их удары. Налетали ураганы — а она всё равно стояла.
И ещё. Он всегда, интуитивно определял, в чём суть проблемы. И даже, не находя решение — мог отбросить, всё второстепенное, сосредоточившись на главном.
И сказать — просто эта проблема, не имеет решения, поехали дальше. Потому, что главное, в этот раз — была не проблема, а её преодоление.
Улыбнётся, разведёт руками. Попытается объяснить. Запутается. Снова улыбнётся. Сожмёт плечи — мол, чёрт его знает. И заговорит о другом.
Такой вот, своеобразный талант.
Я же, относился к нему, почти как к брату. Мне были дороги его недостатки, и я радовался его успехам. Старался помогать — чем только мог.
Когда же подошло время выпускного, и вообще окончания школы, мы с Борисом даже и не думали, не о чем другом — как только ехать поступать в институт, после школы. И, конечно же — вместе. И, конечно же — в Ленинград.
ГЛАВА 4. ЛЮСЬКА.
Я, почему называю её Люськой, потому, что я до сих пор на неё зол. Хотя на самом деле звали её Людмила.
И это именно с ней, мы в первый раз — вошли в школу. И это именно она оказалась той — особенной, для меня, из всего класса. И стала — одной из немногих…
И это именно с ней связаны у меня самые острые и самые красочные воспоминания, вернее даже не воспоминания, а ощущения — о школе.
С самого первого дня и до самого последнего дня.
В первый день мы вошли в школу вместе, рука об руку. Мы сели за одну парту (вернее нас посадили).
И конечно бывали моменты, когда мы просто не могли сидеть вместе — например, разругались или поссорились. Или было выгоднее сидеть с кем-то другим на каком-то предмете, по соображениям схитрить, или пообщаться. Или кто-то из нас заболел.
Такое тоже случалось.
Бывали разные случаи — когда мы не сидели вместе.
Но если посчитать и сложить дни, когда я сидел с кем-то другим, за все десять лет, то вряд ли наберется месяц, ну максимум два месяца.
А остальное время, то есть десять лет без двух месяцев мы сидели с Люськой за одной партой.
Пять-шесть часов, каждый день.
Девять тысяч часов — вместе.
Плюс к этому, внешкольные мероприятия.
Получается — почти полтора года, если сложить все часы вместе. Час за часом. День за днём.
Да. Внушительно.
Нет, я не могу. Мне все ещё тяжело говорить о ней.
Попробую попозже.
И это именно с ней, мы в первый раз — вошли в школу. И это именно она оказалась той — особенной, для меня, из всего класса. И стала — одной из немногих…
И это именно с ней связаны у меня самые острые и самые красочные воспоминания, вернее даже не воспоминания, а ощущения — о школе.
С самого первого дня и до самого последнего дня.
В первый день мы вошли в школу вместе, рука об руку. Мы сели за одну парту (вернее нас посадили).
И конечно бывали моменты, когда мы просто не могли сидеть вместе — например, разругались или поссорились. Или было выгоднее сидеть с кем-то другим на каком-то предмете, по соображениям схитрить, или пообщаться. Или кто-то из нас заболел.
Такое тоже случалось.
Бывали разные случаи — когда мы не сидели вместе.
Но если посчитать и сложить дни, когда я сидел с кем-то другим, за все десять лет, то вряд ли наберется месяц, ну максимум два месяца.
А остальное время, то есть десять лет без двух месяцев мы сидели с Люськой за одной партой.
Пять-шесть часов, каждый день.
Девять тысяч часов — вместе.
Плюс к этому, внешкольные мероприятия.
Получается — почти полтора года, если сложить все часы вместе. Час за часом. День за днём.
Да. Внушительно.
Нет, я не могу. Мне все ещё тяжело говорить о ней.
Попробую попозже.