В отличие от прочих суматошных дней в штаб-квартире сыщиков на этот раз было тихо, благостно.
   — Все на стрельбах, Екатерина Сергеевна, спортивная подготовка сегодня по графику, — сообщил Кате дежурный.
   — И начальник отдела убийств тоже?
   — Нет, он у себя.
   Прежде в спортивный день Колосова было не застать в кабинете. А сейчас, видимо, предстояло делать скидку на недавнюю боевую травму. Катя открыла дверь. Ба! На столе — обычно пустом — горы папок, кипа бумаг. Сейф открыт. И кажется, что Никита Колосов, поглощенный его содержимым, вот-вот нырнет туда, в эти стальные недра. На стуле кокетливо раскинулся бронежилет. С полки свисает пустая кобура. Комиссар парижской полиции в исполнении незабвенного Лино Вентуры косится на вас с полинялого плаката на стене. Монитор компьютера мигает — явно что-то стряслось, завис трудяга электронный. Внезапно из сейфа что-то посыпалось: бац-бац, шлеп, шлеп! Катя подумала — патроны, оказалось — нет, дискеты и CD-диски. Колосов в недрах сейфа что-то свирепо прорычал, оглянулся, увидел Катю на пороге и…
   — Никита, привет. С выходом на работу тебя сердечно поздравляю! Ура!
   Дискеты продолжали сыпаться из опрокинутой коробки. «Как у него лицо меняется, когда он улыбается, — подумала Катя. — Ему надо чаще улыбаться».
   — Привет. — Он сразу бросил все и направился к ней.
   Катя вспомнила, как навещала его в госпитале. Драгоценный бесился и ревновал ее именно к этим визитам, а к чему, собственно, было ревновать? Она являлась, нагруженная фруктами и пакетами с соком. Фруктов Никита был не любитель, соки он пил, возможно, только в далеком детстве, и то вряд ли. Друзья и сослуживцы, которых у него тьма, привозили в госпиталь в основном пиво и коньяк. Бражничать в отделении травматологии, естественно, строжайше запрещалось. И они всей шумной компанией уходили гулять в больничный парк, где в заросшей жасмином беседке и поднимали тост за удачно раскрытое дело, увы (что ж, бывает, издержки профессии), ставшее прологом к больничной койке. Катю на медпосту каждый раз спрашивали: «Вы жена его будете?» И каждый раз, отвечая: «Нет, коллега по работе», она замечала хитрое выражение на лицах медсестер: мол, знаем, кто вы, нас на мякине не проведешь. В своей палате Колосов смотрел по маленькому переносному телевизору футбол и читал «Робинзона Крузо». Катя как-то привезла ему несколько современных детективов — Акунина, Степанову, но он детективы читать не пожелал, отдал в другие палаты, обменяв на «Пана Володыевского».
   В этом польском романе речь шла, кажется, о неразделенной любви… Или Катя ошибалась? Вообще, порой ей казалось, что она там, в госпитале, — лишняя и что Колосову, закованному в гипс, не слишком-то приятно ковылять от кровати до окна у нее на глазах. О событиях в Мамоново-Дальнем, ставших всему причиной, об этом кошмаре, о котором Катя не могла вспоминать без дрожи, они не говорили.[1] Вообще Колосов был крайне немногословен и чрезвычайно сдержан. Катя ловила на себе лишь его взгляды. И они были гораздо красноречивее слов.
   Но вот и это прошло. Сломанные ребра срослись, и Колосов вышел с больничного. Здесь, в стенах розыска, в строгом официозе главка, все было совсем по-другому, чем в госпитале или же там, на темном мамоновском кладбище, которое едва не стало для сыщика последним пристанищем.
   Слава богу, тогда все обошлось! О том, что спасла его, по сути, она, Катя, они тоже не говорили вслух, но…
   — Чем это ты занят? — спросила Катя, кивая на сейф. Он направлялся к ней с таким видом, словно собирался поцеловать — здесь, среди всего этого набившего оскомину милицейского официоза, всерьез и страстно. — Ревизию затеял или к министерской проверке за полгода готовишься?
   Улыбка на его лице… нет, она не погасла, осталась. Но словно кто-то где-то уменьшил яркость излучения.
   — Здравствуй… привет… Да диск куда-то пропал. Диск с программой, вот хочу перезагрузить…
   Чтобы Колосов перезагружал что-то сам в своем компьютере — это тоже была небывалая новость. Обычно для этих целей посылался SOS в информационный центр: пришлите младшего лейтенантика, юного аса программирования.
   — Вообще, пора порядок навести, что на уничтожение, что в архив. А что же ты стоишь, садись, пожалуйста.
   — Как ты себя чувствуешь? — спросила Катя заботливо.
   — Отлично.
   — Болей нет?
   — Нет.
   — Тебе все равно надо быть осторожным. Не делать резких движений.
   — Совсем никаких? — спросил он. — Совсем-совсем?
   Ну, вот что он хочет выразить этим своим «совсем»? Поди догадайся с трех раз?
   — Ну, я рада, что ты выздоровел, что ты на работе. Я пойду, мы еще увидимся.
   — Так торопишься от меня? А, кстати, как любимый муж? Здоров, не кашляет? Со спортом дружит? Штангу каждый день выжимает, тренируется?
   — Он уехал по делам за границу.
   — Ах, за границу! Ну, конечно же.
   — Они с Сережей уехали, Мещерским.
   Колосов помолчал — упоминание Мещерского, с которым он дружил, всегда смягчало самые острые словесные пикировки.
   — Навещал Серега меня. И вроде никуда ехать не собирался.
   — Так получилось, Никита.
   — Может, сходим сегодня куда-нибудь после работы? В кафе посидим на Арбате?
   Катя склонилась над клавиатурой компьютера.
   — Нашел диск? Давай я сама тебе установлю по новой.
   — Значит, нет предложению?
   Катя забрала у него диск. Последующие пять минут все ее внимание поглощал монитор.
   — Не будет больше сбоев, — сообщила она как ни в чем не бывало. — Слушай, а что-нибудь интересное, новенькое у вас есть?
   — В смысле перерезанных глоток и раскроенных черепов?
   — Да, в этом самом смысле.
   — Для пресс-центра, для твоих читателей? Ну, как же, полны закрома у нас этого добра. — Колосов порывисто (слишком даже порывисто) схватил со стола груду папок. — Вот, забирай, архивная сенсация на сенсации, ты ведь только за этим и пришла, да? Сто громких тем для ста громких очерков. Журналистская премия, фильм по следам событий.
   — Никита…
   — Ну что, Никита?
   — Никита, пожалуйста…
   Он засопел. Он напоминал мальчишку — обиженного, раздосадованного первой, самой первой и самой главной в жизни неудачей. А сейчас — какой уже по счету?
   — С тобой порой ужасно трудно, Никита.
   — Да?
   — Просто невозможно. Совершенно так же, как и с моим мужем. Если бы вы знали, как вы оба похожи!
   — Я?!
   — Ты. Слышал бы ты себя со стороны. Прости, это даже смешно.
   — Я клоун, что ли, по-твоему? Весь вечер на манеже? — Колосов вздернул подбородок. — Ошибаешься. Унижаться не приучен. Не знаю, как там твой драгоценный муж, а я…
   — Если будешь разговаривать в таком тоне, я вообще уйду.
   — Уходи, пожалуйста.
   — Всего хорошего, Никита.
   «Что же это? — думала Катя, идя к двери. — Тот уехал, и с этим поругалась, кажется, вдрызг. Нет, ну за что, скажите? Что я такого сделала плохого?»
   — Катя, подожди, постой.
   Колосов преградил ей путь.
   — Извини меня. Ну, извини, я…
   — Ох, давай-ка лучше о делах. — Катя покачала головой. — Шеф уже что-нибудь тебе поручил или еще не успел?
   — Пока ничего особого. Ты присядь, пожалуйста. — Колосов засуетился. — Пока в курс дел вхожу. Полугодие вот надо закрывать… шесть чертовых месяцев…
   — И что, никаких дел интересных?
   — Ничего стоящего твоего внимания. — Колосов глянул на нее в упор. — Если взять за образец наше с тобой последнее дело, то… Нет, ничего такого, даже близко.
   — Никита, меня «Вестник Подмосковья» сожрет. Они же ты знаешь какие людоеды. И у них еженедельная рубрика. Ты понимаешь, что это такое? А у нас приказ начальника — сотрудничать, информировать широкую общественность о работе органов правопорядка. Ну, хоть что-то для криминальной хроники, а?
   — Не знаю. Вот есть мура одна недельной давности.
   — Убийство?
   — Двойное.
   — Двойное? — Катя оживилась. — А говоришь, ничего интересного. Два трупа, это уже полсенсации. Кто убит?
   — Да в Пушкине, в Больших Глинах — есть там такой поселок, — замочили одного криминального авторитета и его водилу. Они домой возвращались на автомашине, так прямо у ворот дома их кто-то и расстрелял. — Колосов нехотя включил налаженный компьютер, отыскал нужный файл. — Я вышел, мне теперь этим и заниматься придется, расхлебывать всю эту ихнюю кашу.
   — Разборка криминальная, да?
   — Да вроде похоже, я так мельком вчера глянул материалы. За неделю особо никаких подвижек, кроме заключения судмедэкспертизы. Стреляли по обоим с близкого расстояния. Прямо из кустов, что у забора растут. Глины эти Большие — место так, дохлое. Не сказать, что совсем деревенская глухомань, но и не проезжая дорога. Убийство около полуночи произошло. Дом на отшибе стоит, соседи из поселка выстрелы слышали, но… Кто значения не придал, подумал, это петарды ребята на пруду запускают. А кто просто побоялся нос не в свое дело совать.
   — Значит, нет свидетелей?
   — Пока не установлены.
   — А как фамилии потерпевших?
   — Аркадий Суслов — это хозяин дома. Богатый мужик. А водителя фамилия Бойко, зовут Алексеем. У одного кличка Аркаша Козырной, у другого Арнольд.
   — Выходит — бывалые люди? За что сидели?
   — Суслов по молодости за грабежи, потом за сутенерство и притоносодержательство. Бойко за угон и разбойное нападение.
   — Они оба входили в какую-то организованную преступную группировку, да?
   — Входили, но не здесь. Оба родом из Хабаровского края. Весь их послужной список в основном сибирский и дальневосточный. В Подмосковье перебрались примерно пять лет назад. Суслов со временем бизнес себе прикупил — сеть автосервисов у него. Ну а Бойко при нем что-то вроде личника и вышибалы.
   — А у нас успели засветиться? Вообще тебе лично они знакомы?
   — Да не особо, Кать. — Колосов пожал плечами. — По крайней мере, имена не на слуху. В позапрошлом, что ли, году проверяли мы этого Аркашу Козырного по одному убийству. Грузина в Адлере замочили — кстати, при схожих обстоятельствах расстреляли в машине. Нам запрос пришел и отдельное поручение. Вроде бы бизнес, который Суслову теперь принадлежит, был раньше этого адлеровского. Проверяли мы, но доказательств причастности Аркаши к тому убийству не выплыло.
   — Ну да, конечно, дело-то в Адлере, а вы тут, — усмехнулась Катя. — Я шучу, шучу. А то сейчас опять скажешь, что я…
   — У меня такое впечатление сложилось, что Аркаша Козырной завязал, ну, в смысле, успокоился, выдохся, — сказал Колосов. — У нас в Пушкине на покое, на вольных хлебах решил пожить. Замок себе отгрохал в этих самых Больших Глинах. Женился. Пятый десяток мужику, года, как говорится, шалунью рифму гонят.
   — И как думаете раскрывать все это?
   — Да уж как-нибудь раскроем, ты за нас не волнуйся.
   — А фото с места происшествия можно посмотреть?
   — Можно. Для тебя все можно.
   — А скачать? Сам понимаешь, как только раскроете, я сразу материал в «Вестник Подмосковья» — репортаж по горячим следам.
   Колосов вызвал файл с фотографиями. И Катя увидела снимки с места происшествия. Черный джип у ворот с распахнутыми створками. Возле него на забетонированной площадке два трупа.
   — Кто из них Аркаша Козырной, а кто Арнольд?
   — Этот вот босс, а этот водила. У босса сквозное ранение в живот, несовместимое с жизнью, и в голову, в висок, — похоже на контрольный выстрел. Бойко — Арнольд — убит выстрелом в затылок.
   Мертвецы на снимке были похожи, словно двое из ларца. Оба здоровенные, толстые. На Суслове были белые брюки, дорогая замшевая куртка рыжего цвета. Бойко был в черном костюме и белой рубашке с отложным воротником — все явно известных марок.
   — У них что-нибудь похищено?
   — Машина, как видишь, джип «Мицубиси Паджеро», на месте, ключи от дома целехоньки, и дом не вскрыт, цепи на них золотые на обоих, у Суслова «Ролекс» на руке. Ничего не взято, кое-что даже добавлено.
   — Добавлено? Ой, а почему это у них в машине так много цветов? Словно на похороны.
   — Суслов домой вез. У него жена родила, может, ей вез презент? А может, сажать хотел у себя на участке?
   — Такие цветы никто не сажает. Они же срезаны, в букетах уже, — возразила Катя, разглядывая снимок.
   Ей показалось, что на фоне рыжей замшевой куртки мертвеца что-то выделяется — желтое, как цыпленок.
   — Чего это за пятно тут такое? Дефект пленки?
   — Снимки цифровые, это не дефект, это вот что. — Колосов показал на мониторе новый снимок крупным планом.
   — Еще цветок? Надо же. — Катя вгляделась. — Желтый?
   — Желтый. Вроде как искусственный.
   — Искусственный? Бумажный, что ли?
   — Из пластмассы. Следователь его изъял как улику. И еще изъял вот что.
   На новом снимке крупным планом на фоне белой сорочки мертвого Бойко-Арнольда было заснято что-то непонятное, похожее на кусок зеленой веревки с листьями.
   — А это что за дрянь? Смотри, прямо у него на груди лежит. Это так было, да?
   — Так и обнаружено. Не знаю, что это, вроде какое-то растение.
   — Тоже из пластика?
   — Нет, в протоколе записано, что натуральное. Живое, в общем.
   — И что это, по-твоему, может означать? — спросила Катя.
   — Будем разбираться. Вещи положены на трупы непосредственно сразу после убийства, так что это не что-то случайное. Смахивает на какую-то демонстрацию.
   — Демонстрацию чего?
   — Катя, мы будем разбираться. Я буду разбираться.
   — А может, это у них какой-то мафиозный знак? Символ свершенной мести? Эти двое — они же типичная мафия. Ну, вот и получили от своих же, — с ходу нашла решение Катя. — «Цветок у него во рту».
   — У кого?
   — Фильм был такой про сицилийский клан. Мафиози тем, кому мстили, гвоздику засовывали в рот. Только вот не помню — красную или белую. А цвет как раз и важен. А тут у нас желтый. Как этот цветок называется?
   — Понятия не имею.
   — Ты про мафию сицилийскую не забудь. Наши братки сейчас их вовсю копируют. Возможно, и тут что-то слизали.
   — Пули и одна стреляная гильза с места изъяты. Тебя оружие интересует или одни только гвоздики во рту?
   — Что-то не так с оружием?
   Ответить Колосов не успел, в кабинет заглянул дежурный.
   — Владимир Федорович из прокуратуры приехал, — доложил он (Владимиром Федоровичем звали начальника управления, непосредственного шефа Колосова). — К себе в кабинет пошел, просил срочно вас найти.
   — Иду. Катя, подожди меня. — Колосов показал на снимки. — Эти можешь скачать, а вот это и это пока рано. Позже, если раскроем.
   «Да уж, если раскроете», — подумала Катя, глядя ему вслед.

Глава 5 СКАЗКА, РАССКАЗАННАЯ НОЧЬЮ

   Направляясь к шефу, Никита Колосов не сомневался, что перспективы для раскрытия этого дела пусть и не самые радужные, но вполне реальные. Он и не подозревал, чем обернется для них эта на первый взгляд самая типичная криминальная разборка. Он сразу уверил себя, что это именно разборка. А что же еще — при таких обстоятельствах?
   В разговоре с Катей он поскромничал, ведь он не только «мельком» глянул материалы, но сразу же вечером вызвал к себе на встречу агента Пашку Губку. Губка — пацан был не промах, но однажды крупно погорел. Пекся он всегда только о своих интересах, верно сек текущий момент и поэтому порой давал довольно ценную информацию. Однако, когда Колосов напрямую спросил его, что ему известно об убийстве Аркаши Козырного и Арнольда, только пожал плечами, скривился — ой, не спрашивай, начальник, хрен его знает, что там с ними стряслось. Пашку Губку они с коллегами основательно выжимали и в прошлый раз, когда Аркаша Козырной, еще целый-невредимый, проверялся на причастность к убийству в Адлере. О его подручном Арнольде тогда, помнится, вообще речи не шло.
   — Не знаю, ничего про них обоих не знаю, Никита Михалыч. Феня едрена, да если б было что — а то нет, глухота, полный п… — частил Губка, быстро облизывая тонкие губы. — Не наш ведь он, пришлый.
   — Крутой?
   — Кто его поймет, феня едрена, вроде да, вроде нет. Денежный. Деловой.
   — Кто-нибудь на его бизнес не пытался наехать в последнее время?
   — Да вроде нет, слухов таких не было.
   — И все же узнай, Паша.
   — Само собой, узнаю, только нет… Наоборот, вроде другие слухи ходили.
   — Какие же?
   — Мол, Козырной с томилинцами и с людьми Горелого полюбовно договорился обо всем. И они его приняли.
   Томилинская и гореловская ОПГ были на тот момент самыми влиятельными в столичном регионе, и между ними то яростно вспыхивала, то тускло тлела вражда за первенство. Но если «пришлый» Козырной сумел договориться с обеими сторонами, то…
   — Адлеровский след?
   — Там вообще ништяк, глухота. Феня едрена, да когда еще разговор-то об этом грузине был, неужели бы я, если что узнал, не… — Губка обиженно оттопырил губы. — Рази я когда подводил?
   — А то нет, — хмыкнул Колосов.
   Пакостно было общаться с Губкой, и воняло вечно пакостью какой-то от него, тухлятиной, несварением желудка, наскоро заглушенным дорогим французским парфюмом.
   — По Арнольду что знаешь? — спросил он.
   — В казино он одно время подвизался. Это уже тут, в Москве. Потом Козырной его к себе взял. Земляки они, дела их прошлые связывают.
   — Сам-то что думаешь об их смерти?
   — Мое дело десятое. Жили-жили, были-были, да сплыли.
   — По какой причине сплыли?
   — Видно, помешали кому-то, на пути встали капитально.
   Тогда-то Колосов и вспомнил снова о цветах в машине Козырного. «У него ведь жена молодая осталась с новорожденным. Черт, а может, все гораздо проще, а? На пути встал… На это самое вон и Губка намекает. Надо будет к этой новоиспеченной вдове съездить, допросить».
   — Ладно, по этому делу работай, Паша, в поте лица. И если что не так, ты меня знаешь.
   — Да феня едрена, Никита Михалыч, и вы, что же, первый раз меня знаете?
   Напоследок Колосов показал агенту снимки с места убийства. Губка разглядывал покойников, жалостливо цокал языком.
   — А это чегой-то на них такое лежит? — спросил он с любопытством.
   Улики и правда были странные — желтый искусственный цветок и какая-то ползучая зеленая лиана.
   — Прокатились на джипе с букетами, пацаны, — резюмировал Губка. — Эх, все там будем когда-нибудь.
   Об оружии Колосов не стал задавать ему вопросов. И сейчас, идя к шефу в кабинет, думал — правильно сделал, что не спросил.
   В приемной его окликнула новая секретарша шефа. «Звонили из министерства, от самого Сизова, — зашептала она. — Владимир Федорович просил поставить вас в известность. Чтобы вы были в курсе и там у него сейчас, — она многозначительно кивнула на дверь, — лишних вопросов не задавали».
   — Лишних?
   — Там у него двое. Из министерства звонили как раз насчет одного из них — Балмашова. Владимир Федорович, — она включила переговорник, — Никита Михайлович здесь.
   Колосов зашел в кабинет. А это еще что за новость? Блатные? Шеф блатных, то есть тех, по поводу которых звонят «сверху», не переваривает. А кто, скажите, их переваривает?
   Напротив шефа в креслах сидели двое мужчин. Перед ними на столе дымились чашечки кофе.
   — Это майор Колосов, начальник отдела убийств, человек опытный. — Шеф представил Никиту посетителям. — Вот ему и расскажете все, что с вами случилось. Не беспокойтесь, не волнуйтесь, меры мы обязательно примем. А теперь, извините меня, я должен срочно ехать в прокуратуру.
   «Ты же только что оттуда, — подумал с досадой Никита. — Понятно, сбагрить хочешь визитеров-позвоночников».
   — Пройдемте ко мне, — буркнул он. Ей-богу, ему сейчас тоже было не до блатных!
   Катя скачала файлы на свободный диск. Посмотрела фотоснимки. Джип, наполненный цветами, выглядел как катафалк. На одной из фотографий были запечатлены густые кусты, росшие вдоль глухого бетонного забора, из-за которого выглядывала крыша дома. «Что там может быть не так с оружием? — подумала она. — Они провели баллистическую экспертизу, и результаты в чем-то вошли в противоречие с данными осмотра тел, так, что ли?» Но развить эту тему глубже не пришлось — Никита неожиданно вернулся в кабинет не один, а в сопровождении двух мужчин. Оба были высокие, на вид весьма приличные, ненамного старше Колосова. Один — тот, что поплотнее, покрепче — был одет в летний серый костюм, галстук в тон, чуть ослаблен из-за жары, а может, от волнения. Светлые волосы — на прямой пробор, черты лица немного расплывчатые — курносый нос, пухлые румяные щеки. В руке — портфель дорогой кожи и стильного дизайна. Второй заинтересовал Катю больше — высокий, худой, слегка сутулый зеленоглазый шатен. Нервный и порывистый, как юноша. И одет по-молодежному в потертые рваные джинсы и коричневую толстовку с капюшоном. Лицо, в общем, очень неординарное, даже красивое, а вот взгляд странный — болезненный какой-то, неспокойный, затравленный.
   — Тихомиров Сергей Геннадьевич, а это мой друг Андрей Владимирович Балмашов. — Блондин в костюме представил шатена в джинсах.
   — Располагайтесь, прошу. Наш сотрудник Екатерина Сергеевна. — Колосов представил Катю, и она поняла, что он отчего-то не хочет оставаться с этой парочкой наедине.
   Эти двое были сейчас для него как досадное недоразумение. Разговор начал Тихомиров, а из министерства, из приемной самого Сизова, звонили по поводу Балмашова — сорокалетнего «неформала» в тинейджеровском «прикиде».
   — Дело в том, что… не знаю, с чего лучше начать… — Балмашов пристально посмотрел на Колосова, словно ища у него поддержки — непонятно пока в чем.
   — Андрей, здесь нужны только факты. Пожалуйста, излагай факты, — мягко подсказал ему Тихомиров.
   «Его тоже Сергеем зовут, как и Серегу Мещерского, — подумала Катя. — Какие разные люди могут носить одно и то же имя. Сергей, Сережа… Вадим, Вадичка мой… Где они сейчас? Что с ними?»
   Она тоже воспринимала этих двоих как досадное недоразумение. Чужие люди, посторонние, с какими-то совершенно чужими проблемами.
   — Я не знаю, как рассказать об этом, опираясь только на факты. Фактов не так уж много… — Балмашов кашлянул. — Я хочу, чтобы вам сразу стало понятно, что я почувствовал в тот момент, чтобы вы сами все представили… Для начала один вопрос можно?
   — Андрей, лучше расскажи, что произошло вчера, — уже настойчивее попросил Тихомиров.
   — Нет, нет, сначала один вопрос вот к…
   — Меня зовут Никита Михайлович, — напомнил Колосов.
   — Да, простите. У меня мысли путаются. Один вопрос к вам.
   — Пожалуйста.
   — Вы когда-нибудь испытывали страх… нет, ужас смерти?
   Колосов откинулся на стуле. Катя с недоумением уставилась на Балмашова. Это еще из какой оперы?
   — Андрей, ну, я прошу тебя, — сказал Тихомиров.
   — Ответьте, потому что иначе это все бессмысленно — мои жалобы, этот наш приход сюда, беспокойство, которое мы причиняем, отрывая вас от работы… — Балмашов проигнорировал просьбу спутника. — Вы что-то подобное когда-либо чувствовали?
   — Ну, положим, однажды, — невозмутимо ответил Колосов. И далее задавал вопросы или что-то уточнял по ходу разговора самым что ни на есть спокойным тоном.
   — Тогда не все потеряно, тогда вы, возможно, меня поймете. Я очень сильно испугался вчера. Я не трус. Никогда не считал себя трусом. Но это было сильнее меня, сильнее того, что я сам думал о себе. Мне показалось… я подумал — все, это конец. Со мной все будет кончено через минуту. Дело в том, что меня пытались убить.
   — Расскажите по порядку, что произошло. И не надо так волноваться, Андрей Владимирович. Здесь вы в полной безопасности.
   — Вчера я приехал домой около одиннадцати… Но это началось не вчера, а раньше, примерно две недели назад… Я…
   — Простите, где вы живете?
   — Поселок Троицкая Гора, я купил там участок три года назад и построил дом. Я живу там постоянно. Там очень красиво — лес, озеро.
   — Вы живете один?
   — С женой. Когда это началось, она была в Париже, гостила у отца… Прилетела только позавчера, я ее встречал в аэропорту. Она ничего не знает и не должна знать. Ей вредно волноваться и…
   — Да вы сами не волнуйтесь так. Кофе хотите? — устало улыбнулся Никита.
   — Если можно, покрепче, — попросил Тихомиров. — Там, у вашего начальника, мы не…
   — Понятно, сейчас организуем. — Никита поднялся и включил кофеварку, стоявшую на подоконнике. В этот момент он оказался спиной к посетителям и лицом к Кате и скорчил такую мину, словно хватил уксуса. Но это длилось лишь мгновение. Когда он повернулся, лицо его вновь было доброжелательным.
   — Я много работаю, возвращаюсь поздно. В течение этих двух недель мне часто казалось, что в мое отсутствие кто-то успел побывать в моем доме, — сказал Балмашов.
   — Вы обнаружили пропажу каких-то вещей?
   — Нет, ничего не пропало. Но я чувствовал, понимаете, чувствовал — кто-то был у меня. Вещи как-то странно перемещались.
   — То есть? Я не понимаю.
   — Ну, например, книги, альбомы в гостиной — я помню, как они лежали, я сам с ними работал, читал. А когда возвращался, все лежало не так. Каталог Сьюзана, например, лежал сверху… А планы Ватиканских садов были переложены на другой стол, к лампе…
   — Простите, вы кто по профессии?
   — Я художник… оформитель, можно так это назвать. — Балмашов дотронулся рукой до виска. — Предприниматель, но не в этом суть… Однажды я вернулся и увидел на полу в центре холла осколки вазы. Когда я уходил, она была целой.