Страница:
– Можно я договорю текст? – спросила настырная Сорокина из ямы.
– Ха-ха-ха! – закричала я, стараясь спасти положение.
– Съешь меня и будет фишка! – вспомнила Жанна вдруг трудное место сценария.
– Друзья! – жалобно сказала Деля в микрофон. – Мы объявляем конкурс!
– Жуй меня, кусай меня, лижи, люби только меня! – не унималась Сорокина в яме.
Дети захлопали, и чей-то папа с первого ряда рассмеялся громким соло.
– Друзья, – постаралась перекричать Сорокину Деля, – Кто придумает лучшее название для новых конфет? Это необычные конфеты. Внутри у них шоколадное суфле, а сверху белая глазурь. Заяц, ну-ка принеси конфеты!
Я подскакала к огромному столу, на котором живописно была расставлена вся продукция фабрики и взяла большой прозрачный пакет с конфетами.
– Напишите на бумажках свои названия, а Белоснежка соберет их у вас! – вещала Деля. – Иди!
Она подтолкнула Жанну в спину.
– Победителю – главный приз от фабрики «Кондитер»!
– Можно я выйду? – спросила из ямы Сорокина.
– Уймись и заткнись, – зашипела на нее Деля.
– Можно! – громко сказал папа с первого ряда.
Жанна пошла между рядами с подносом собирать записочки.
– Объявишь победителем написавшего в записке название «Снежинка», – шепнула мне Деля.
– Вылезай, вкусная! – позвал папа Сорокину.
– Я сама не могу, – пожаловалась Сорокина. – У меня одежда очень узкая! И я за что-то зацепилась.
– Руку давай! – Папа подскочил к яме и протянул туда руку.
Пришла Жанна с подносом, я стала вслух читать записки.
– Глюкоза! Сладкая жизнь! Незабудка! Сюрприз! Белая ночь! Снежинка!
– Руку давай! – настаивал папа.
– Я не могу, я зацепилась, – пропищала Сорокина.
Папа сиганул в яму, вызвав резонанс тарелок и струнных инструментов. Раздались бурные аплодисменты.
– Я объявляю победителя! – крикнул мой заяц. – Им стал, им стал...
Почему победить должно название «Снежинка»? Более избитое трудно придумать.
– Белая ночь! – объявила я.
– Снежинка! – шепотом закричала Деля.
– Белая ночь! – заорал в микрофон заяц и сделал сальто, не наступив на уши.
– Ура! – на сцену выбежала маленькая беленькая девочка в бантах и рюшечках.
– Катастрофа! – выдохнула Деля, отдавая девочке главный приз – огромную коробку со сладостями. Девочка не смогла ее поднять и за коробкой прибежала счастливая мама.
И тут из ямы на сцену волосатые руки вытолкнули Сорокину. На ней были только трусы и лифчик.
– Ура, стриптиз! – закричали дети, которым было не больше шести лет. – Облизали, обсосали карамельку!
Вслед за Сорокиной вылетело ее платье-труба. Она прикрылась им, и сказала с интонацией ведущей теленовостей:
– Я карамельная палочка.
– Папа! – закричал мальчик в первом ряду.
Деля взяла себя в руки, и не обращая внимания на голую Сорокину и шум в зале, монотонным голосом завела:
– Фабрика «Кондитер» использует в своей продукции только натуральное сырье...
Сорокина склонилась над ямой:
– Вылезай, – позвала она папу.
– Я зацепился!
– Папа!
– А они уже на «ты», – подала голос Жанна, не знавшая, куда деть большой поднос.
– Конфеты фабрики «Кондитер» – это новые технологии, оригинальная рецептура и...
Сорокина протянула папе руку, к ней подбежала Жанна и тоже дала руку, уронив при этом поднос в яму, прямо на тарелки. Грохот поднялся такой, что Деля, плюнув на восхваления фабрики «Кондитер», тоже пошла спасать папу. К ним присоединился маленький мальчик из первого ряда. Папу достали в разодранных штанах, но очень веселого.
– Никогда не сидел в оркестровой яме, да еще с такой красивой девушкой! – радостно сообщил он залу, отобрав у Дели микрофон.
– Все маме расскажу, – сказал Сорокиной его маленький сын.
Деля, тяжело вздохнув, пригласила всех детей к огромному столу на сцене попробовать конфеты.
– Репетировать надо! – отрезала Деля. – А то, бац-бац, вот костюмы, вот сценарий и на сцену! С ума сойти.
Сорокина, по-прежнему в одном белье, потерла ушибленное колено.
– Напялили на меня этот презерватив, ни шагу ступить! И кстати, ничего не видно!
– А по-моему, хорошо получилось, – хихикнула Жанна.
– Я пропал! – упавшим голосом сказал Толик, из красного становясь белым. – Почему главный приз отдали не дочке госпожи Булгаковой?!!
– Да, почему? – Деля с усмешкой посмотрела на меня.
– Кто это – госпожа Булгакова? – растерялась я.
– Кто?!! – заорал Толик, – Кто?!! Тот, кто бабки за все платил!!! Директор фабрики – вот кто!!! Они там камеры все наготове держали, а вы... Быстро переодевайтесь и в машину! Я не готов с ней объясняться! Не готов! Пусть она остынет, и мы что-нибудь придумаем!
– Репетировать надо, – вздохнула Деля.
– Бежим быстрее! – крикнул Толик.
Мы молниеносно переоделись, Толик схватил тюк с костюмами, и мы живописной толпой понеслись к автобусу.
Остаток дня в агентстве прошел тихо, никто и не думал вызывать нас на ковер. Толик сильно нервничал и все пытался выяснить, какая муха нас укусила. Мы виновато молчали, а Деля твердила одно: «Репетировать надо!»
– Что ж, будем репетировать! Во внерабочее время, – вздохнул Толик и вручил нам новый сценарий.
– Ну Андрон нам завтра да-аст!!! – добавил он уже со злорадством.
– Киселева, опять опоздала!
Это такой своеобразный способ держать меня в узде. Дело в том, что я очень дорожу этой работой. Мало того, что всего за четыре часа тренировок я получаю неплохие деньги, так я еще имею здесь постоянных клиенток, которые покупают у меня косметику Oriflame. Я набираю необходимые баллы, а соответственно – дополнительные рубли.
– Киселева, опять опоздала! – проорала с угрозой мне Люба. Она оседлала недавно купленный тренажер, и пыхтела на нем, становясь пунцового цвета. Как и наши клиентки, Люба постоянно борется с лишним весом. Как и наши клиентки, она то одерживает победу, то терпит поражение.
– Вообще-то, без пяти, – попробовала огрызнуться я.
– Киселева! Наши клиенты платят не за то, чтобы созерцать, как запыхавшийся с дороги тренер впопыхах переодевается у них на глазах. Они могут подумать, что ты занимаешься ими между делом.
Опять магическое сочетание «клиент платит»! Оно висит надо мной как домоклов меч. Клиент, который платит – это бог. Ему надо молиться, его надо ублажать, и всегда надо следить, как бы он чего не подумал. В этой игре я всегда – прихожанин, и, кажется, никогда не буду богом.
– Любовь Игоревна! Мои клиенты плохо обо мне не подумают! – заверила я ее и пошла в тренерскую.
– Ну, ну! – донеслось до меня. – Не дорожишь ты местом, Киселева. А я, между прочим, в курсе, что ты на моих клиентках зарабатываешь!
Это она про мою косметику. Ну и черт с ней. Я тоже знаю, как она подрабатывает: сдает в субаренду зал каким-то бандитам, чтобы они качались на тренажерах, хотя по договору аренды делать этого категорически нельзя. Но мне об этом лучше молчать.
В тренерской я быстро переоделась, выгрузила из сумки заказанный мне товар – гели, лаки, помады, туши. Черт, я опять не купила себе тушь, только другим таскаю!
Среди моих клиенток были почему-то только девушки до двадцати пяти и дамы после сорока. Средний возраст наш клуб вниманием не баловал. Мне было трудно организовать общие занятия, распределить нагрузку. А на индивидуальных я носилась между тренажерами с часами, отслеживая личное время каждой и боясь ошибиться. У всех клиенток проблема была одна – лишний вес. Проблема, которую мне невозможно понять. Я бы с удовольствием много и хорошо питалась, мало двигалась, и толстела от безделья. Выкладывать деньги за то, чтобы потеть на тренажерах под наблюдением инструктора – выше моего понимания. Сознательно голодать ради того, чтобы к вечеру сбросить грамм двести – придурь тех, кому нечего делать. Я сегодня, например, выпила только кофе, который организовала Ирина. И не потому, что боюсь потолстеть. Просто булочка в буфете стоила как копченая курица в магазине, а перекусить по дороге я не успела. Так что не то что лишний, но и просто вес мне не грозит.
Но самое трудное в моей второй работе – не тренировки. Самое трудное – выслушивать, кто сколько сбросил или не дай бог прибавил, и пытаться при этом давать советы. Ну не заявлять же им: заведите бездельника-мужа, парализованную маму, ребенка, который растет по сантиметру в месяц, и устройтесь на три работы.
Самая невыносимая моя подопечная – Зоя Артуровна. Перед каждым занятием она лезет на весы и кудахчет там как курица, которая собралась нестить. Сегодня, как только я вошла в зал, сразу услышала ее громовое контральто:
– Представляете, Лорочка! Еще в обед было шестьдесят девять ровно. А сейчас, шестьдесят восемь восемьсот!
– Это вы пописали, Зоя! – крикнула с велотренажера двадцатилетняя Аня. – А вот у меня за неделю три килограмма как не бывало!
– Это вы покакали! – отомстила Зоя Артуровна и слезла с весов. – Давайте заниматься, Лорочка!
Я начала занятия и к концу тренировки почувствовала, что смогу уснуть не только стоя, с открытыми глазами, но и добросовестно показывая при этом упражнения. После тренировки Зоя опять взгромоздилась на весы.
– Представляете, Лорочка! Еще минус двести грамм! Если так дальше пойдет, то через месяц я смогу ходить по подиуму. – Она довольно засмеялась. – Кстати, помните, вы интересовались щенками редкой породы? Так вот, есть такие в городе! У моей знакомой, представляете, Лорочка! Тысяча!
– Так дешево?
– Для вас, Лорочка, тысяча долларов за собаку – это дешево? – Зоя Артуровна недоверчиво посмотрела на меня.
– Долларов? – ахнула я.
– Ну не рублей же, господи! Так оставлять щеночка?
Я должна сказать «нет». Я же не идиотка, и не сумасшедшая. У меня на руках больная мама, маленький ребенок и безработный муж, кажется, алкоголик. Тысяча долларов – сумма, которую я никогда не держала в руках. Правда, теперь есть эта работа...
– Так оставлять щеночка? – Зоя снова стала разглядывать показания на весах. – Надо же, вроде как на пять грамм больше стало...
– Мальчика! – выкрикнула я так, что ее чуть не отбросило взрывной волной. – И покрупнее, слышите?
– Хорошо, хорошо, оставим кобелька. – Она попятилась и исчезла в раздевалке.
– Ма, я жарил яишницу, – сообщил Васька, – но забыл про это и ушел к Ваньке. Соседи вызвали пожарных, они залезли в форточку на кухню и выбросили в окно на снег горящую сковородку.
– Как в форточку? А Флюра, Ива, Вадик? Где они?
– Папа спал и ничего не слышал. Ива и Флюра включили на всю громкость телевизор и смотрели сериал. Флюра открыла настежь окно, потому что Иве нужен свежий воздух, а коляски нет. Им было не дымно...
– Не дымно?..
– Нет.
– И когда ты вспомнил, что жаришь яишницу?
– Когда подошел к дому и увидел в сугробе нашу сковородку.
Васька попятился от меня.
– Мама, я ее домой принес! А Иве понравилось, что пожарные приезжали и хотели ее спасти.
Я поплелась на кухню. Там был полный разгром, копоть и грязный пол. Воняло просто ужасно.
– Ма, хочешь, я пол помою? – тихо спросил Васька несчастным голосом.
– Не знаю, – честно призналась я. – Не знаю, чего я хочу.
– Значит, хочешь, – Васька помчался за ведром и тряпкой.
Я заглянула в комнату к Вадику. Он спал. Над ним витал дух перегара, но бутылки нигде не было видно. Интересно, где он берет деньги на алкоголь?
У Ивы в комнате было очень свежо, если не сказать морозно. Она полусидела на высоких подушках и отлично выглядела. Это еще вопрос кому из нас нужно сделать круговую подтяжку.
– Лорка! – воскликнула она. – Нас тут такой капитан спасал! Усатый, в возрасте, но не старый!
– Ага! – поддакнула Флюра, сидевшая рядом с ней в кресле. – Оказывается, мы чуть не сгорели! Нам стучали в дверь, а мы не слышали!
– У нас что-то сгорело на кухне! – хихикнула Ива. – А дыма не было! Вернее, был немножко, но мы подумали, что это Людка снизу опять спалила молоко на плите. Хочешь конфеты? – она протянула мне коробку «Рафаэлло». – Я попросила Флюру, она купила для меня. Хочешь?
– Не знаю, – заплетающимся языком сказала я.
– Значит, не хочешь! – подвела итог мама и убрала коробку под подушку.
– Ну, я пошла, – встала Флюра. Она была маленькая, кругленькая и очень хитрая. Флюра никогда не говорила прямо, что ей нужно, а пыталась спровоцировать собеседника на нужное ей решение.
– Ну, я пошла, а то так холодно, так холодно, пальтишко мое совсем обтрепалось. Пойду хоть в комиссионках посмотрю что-нибудь, может, найду по деньгам. Не в мусорках же рыться! – вздохнула она, натягивая на себя в прихожей валенки, старое драповое пальтишко и пуховый платок.
– Хорошо, – кивнула я. – Я отдам вам мамино пальто с песцовым воротником. Оно все равно два года без дела висит в шкафу. Когда мама встанет, пальто выйдет из моды.
– Ой, выйдет! Точно выйдет! – запричитала Флюра. – Счас глазом не успеешь моргнуть – уже не актуально! Так зачем добру пропадать? Я за модой не гонюся, так и быть, доношу пальтишко!
– Так и быть, донашивайте, – вздохнула я и принесла совсем новое, теплое пальто.
Ива не будет против. Все равно она хочет дубленку. Когда встанет.
Флюра ушла довольная, намекнув, что моды на обувь она тоже не придерживается. Но я, кивнув на свои разбитые сапоги, сообщила, что мне тоже плевать, какой носок в этом сезоне нужно носить.
Васька так старательно намывал на кухне полы, что я не стала его ругать за вконец испорченный вечер. В раковине лежала сгоревшая сковородка и жутко воняла. Нужно было что-то с ней делать – если не мыть, то хотя бы донести до мусоропровода. Но до него нужно идти... Я открыла форточку и выбросила сковородку в сугроб.
На кухню приплелся заспанный Вадик, молча залез в холодильник, взял плавленый сырок и ушел. Он никогда не был привередлив в еде.
– Я работать, – зачем-то сообщил он мне.
Зазвенел колокольчик, я пошла к Иве.
– Лорка! У меня таракан под кроватью! Убей его, я боюсь спать – вдруг в ухо заползет?
Я наклонилась и полезла под кровать. Таракана нигде не было.
– Его нет, – сообщила я Иве.
– Ну, конечно, – заворчала она, – таракан – не черепаха, он тебя ждать не будет. Ты двигаешься как описторохозная! Я так и знала, что если я заболею... Слушай, повесь шторы, я что, так и буду спать с голым окном?! Надеюсь, ты их погладила?..
И тут меня сорвало с катушек.
– Мама! – тихо сказала я. – Я не буду сегодня вешать шторы. И не буду ловить таракана. Мне насрать на грязный пододеяльник, который валяется в ванной. Я устала. Я сегодня перемыла все пальмы, пропылесосила офис, я скакала зайцем весь день, пела и плясала. А потом два часа гоняла жирных теток, чтобы они сбросили несколько грамм. Я ничего не ела, и мне нечем накрасить ресницы. Я не буду вешать шторы, мама...
– Как ты сказала, Лорка? Нас-рать?!! – переспросила Ива. – Лорка! Ты молодец! А то «да, мамочка», «конечно, мамочка»! Слушать противно! Если будешь все за меня делать, я никогда не встану. Иди спи. Стой! Дай мне Васькину ракетку для тенниса, я сама убью таракана.
– Да, мамочка! – сказала я, и на автомате пошла за ракеткой.
– А знаешь, чего я хочу больше всего на свете? – спросил Васька, блаженно улыбаясь перед сном.
– Знаю, – кивнула я.
– И, между прочим, скоро Новый год! Исполнение всех желаний.
– Скоро, – согласилась я.
Я пошла спать, твердо решив, что завтра с утра я позвоню Зое Артуровне и откажусь от самого большого, самого лучшего, и самого дорогого щенка в мире. Только я закрыла глаза и провалилась в сон, раздался звонок в дверь. Я подождала в тщетной надежде, что дверь откроет Вадик. Но Вадик никогда не открывал дверь. Я натянула халат и с закрытыми глазами пошла к непрошенным гостям.
– Лора! – Я разлепила веки и с плохим изображением от помутненного сознания увидела соседку Людку. – Держи!
Она протянула мне черную, вонючую сковородку.
– Ее пожарные выбросили. Отмой, чугун все-таки, это тебе не тефлон сраный! Вечная вещь.
Я взяла сковородку и пошла с ней спать. Если я положу ее под подушку, то третий раз ее уже никто не притащит в дом.
– Лорка, ты молодец! – сказала мама, вешая шторы.
Она обернулась, у нее был длинный, с горбинкой нос, широкие плечи, мужской голос и дурацкий хвост. Это была не мама.
– Зачем ты вешаешь шторы? – спросила я не маму.
– Кто-то же должен их повесить, – ответил хвостатый.
– А почему вы лезете в мою жизнь?
– Лезу? – удивился он. – Да нет, это вы лезете в мою!
– Я? – заорала я. – Ты даришь моему ребенку сучку за тысячу баксов, вешаешь шторы в моем доме, а я – лезу в твою жизнь?!!
– Лезешь. У меня совещание, а я вешаю дурацкие шторы. Мужика-то нет в этом доме! – он засмеялся и спрыгнул с подоконника. Потом помолчал и сказал жестко, с нажимом:
– Собаку твоему ребенку я подарил, чтобы ты поучилась радоваться. Ты не умеешь. Даже Ива умеет, а ты не умеешь! Ты трусливая, слабая дура.
– Дура?
– Дура.
– Тогда гони коляску для Ивы, мне на нее пахать и пахать.
– Ей не нужна коляска, ей нужна шуба, – сказал он и пропал. Я не успела ему сказать, что мне не помешают новые сапоги. На шпильке, с острым носком, как у Сорокиной.
– Здравствуйте, Лора Васильевна!
Я обиделась, потому что никто никогда не называл меня по отчеству, даже в институте. Добил меня Толик.
– Лора Васильевна, – чуть не с поклоном сказал он, – вас Андрон Александрович просит зайти к себе в кабинет.
На меня напала нервная икота. Скорее всего, будет разбор вчерашних полетов в оркестровую яму, но при чем тут я?!..
Андрон сидел в кресле, в ногах у него стояла бутылка с безумно сиреневым ликером. Только ликеры бывают таких неестественно красивых цветов. «Разве мужики пьют ликеры?», – подумала я, но вспомнила, что Андрон не так, чтобы мужик.
– Как это вам удалось? – мягко и доброжелательно воскликнул Андрон.
– Это не совсем только я, – залепетала я. – Сорокина как грохнулась в барабаны, так все наперекосяк.
– Да при чем здесь барабаны, говорят, это вы все придумали! – вкрадчиво сказал Андрон.
– Я?!!
– Не скромничайте! Откуда вы знали, кому нужно отдать главный приз? У вас была информация, что его дочь в зале?
– Информация?
– Не хотите говорить, – грустно вздохнул он, и потихоньку отхлебнул из бутылки. – Ну и пусть, пусть это будет вашей маленькой тайной.
– Тайной?
– Все равно спасибо, Лора Васильевна! У нашего агентства еще никогда не было клиента такого уровня, такого масштаба!
– Не было?! – обалдела я.
– Нет.
Он подскочил, и плавный как тигр заходил от окна к двери.
– Девочке понравилось представление! Она смеялась до слез. Няня сказала, что несколько грубо, такой тупой американский юмор, но ребенок давно так не смеялся, так не хохотал!
– Это Сорокина в своем презервативе...
– При чем здесь Сорокина? Победа в конкурсе и главный приз произвели на девочку такое впечатление, что она все уши папе прожужжала.
– А как же госпожа Булгакова, не обиделась?
– Обиделась? Она получила огромный новогодний заказ на партию новых конфет «Белая ночь»! Она руки мне сегодня утром целовала, ликер вот подарила...
– Это все Сорокина, она в барабаны упала!
– При чем тут Сорокина? Теперь у нас много работы, и конечно, самая главная – вам! И другие деньги! Другие деньги!
– Валяйте, – вдруг фамильярно ляпнула я.
– Значит так, ваш Балашов хочет, чтобы мы...
– Мой?
– Ваш, не скромничайте. Это уже всем известно!
– Мне не очень, – пробормотала я.
– Ой, у вас так мило все получается! Ходите, дурачитесь, пальмы моете...
– Да, я такая, – сказала я потому, что нечего было сказать.
– Я распорядился, вам приготовили отдельный кабинет. Идите, устраивайтесь на новом месте. Комната 204. Там зеркало, компьютер. Там пальма, наконец, вы их любите. В два совещание, ждем вас, обсудим план дальнейшей работы.
– А там пропылесосили?
Он потрогал свой чубчик, хлебнул ликер и плавно сел в кресло.
– Конечно! Ира знает свою работу. Но если вам не нравится качество уборки, я ее уволю!
– Что вы! – испугалась я, – Я пошутила, я всегда шучу!
– Ой, вы такая милая! – он заискивающе засмеялся.
Что произошло там с этим призом? Кто подкинул идею, что неспроста я отдала его маленькой беленькой девочке? Но не бегать же и не доказывать всем, что я не любовница Балашова. Лучше попытаюсь выяснить, кто такой этот Балашов.
Я позвонила своей крутой подруге Нэльке.
– Нэлька, – сказала я, – займи мне тысячу долларов на три месяца. Я отдам, у меня теперь работа хорошая.
– А на фига тебе столько? – удивилась Нэлька.
– Ребенку на подарок.
– Ну ни хрена себе! Я своему такие подарки не дарю!
– Так ты займешь?
– Лорка, – вздохнула крутая Нэлька, – у меня шило с деньгами. Банку кредит отдаю.
Другого ответа я не ожидала. У Нэльки всегда с деньгами шило, она если не кредит отдает, то покупает дачу в Испании. Или во Франции, я точно не помню.
– Ну и ладно, – вздохнула я.
– А что за подарок-то? – крикнула любопытная Нэлька, но я положила трубку.
Подумав, я позвонила на мобильный Зое Артуровне:
– Здравствуйте, это Лора, ваш тренер!
– Что-то случилось? – всполошилась Зоя, – Тренировки не будет?
– Случилось. Фига с деньгами.
– Что? – не поняла Зоя.
– Не надо придерживать для меня щенка! – крикнула я. – Денег нет, банку кредит отдаю.
– Вы?! – поразилась Зоя Артуровна. Я положила трубку. Хорошего же все обо мне мнения: одна не может понять, зачем такой как я аж тысяча долларов, другая не верит, что банк может дать мне кредит.
В дверь постучали, на пороге возникла Деля.
– Лора Васильевна!
– Деля, мы же на ты!
Деля кивнула, но так и не посмотрела на меня строго поверх очков, она разглядывала свои красивые туфли на высоком каблуке.
– Лора, вас в бухгалтерию приглашают, зайдите, пожалуйста, Андрон Александрович распорядился.
Она не смогла назвать меня на ты.
Почувствовав себя английской королевой, я пошла в бухгалтерию. Там мне вручили конверт с деньгами, и подсунули какие-то ведомости, в которых я расписалась. В коридоре я пересчитала деньги и чуть не завопила от радости: в конверте лежала половина моего месячного заработка. Что это – аванс? Тогда почему на второй день работы и почему только мне? Жанна с Сорокиной ушли в буфет, я видела. Они о чем-то шептались, и судя по лицам, были не очень довольны. Тут я поняла две вещи: я тоже могу сходить в буфет, и мне не очень хочется доказывать всем, что я не любовница Балашова.
В буфете была большая очередь. Я пристроилась за Жанной и Сорокиной, они возвышались над толпой и меня не заметили.
– Кто бы мог подумать, что эта овца – любовница Балашова! – вполголоса сказала Сорокина Жанне.
– Сейчас мода на серых мышей, – объяснила Жанна Сорокиной. – Серая мышь с высшим образованием – теперь высший класс для олигархов. Раньше они соревновались, у чьих баб ноги длиннее, а теперь – у чьих баб институт круче.
– Ты думаешь она закончила институт?
– Наверняка. Какой-нибудь гнусный пед. Иди мед. Скорее всего, она умеет играть на музыкальных инструментах. А видела, как она прыгает? Наверное, балетом занималась и знает пару иностранных языков.
– А видела, какие у нее сапоги?! А руки?
– Теперь это для них не главное, – вздохнула Жанна.
– Пыхтишь тут пыхтишь, – прошипела Сорокина, – а тут раз – пед, мед, муз, танц, ин. яз. – и в дамки! В драных сапогах!
– Ты не понимаешь, драные сапоги и отсутствие маникюра – это стиль.
– Не понимаю, – согласилась Сорокина, – особенно не понимаю, зачем ей работать, если она спит с Балашовым.
– Женщина, которая сидит дома, теперь никому не интересна, – опять блеснула интеллектом фигуристая Жанна.
Мне надоело слушать их болтовню, я обошла очередь и через чью-то голову протянула буфетчице деньги.
– Мне сок, курицу, салат. Еще раз курицу. Да, и булочку, три булочки. И еще сок.
Никто не возмутился моей наглостью. А во мне все выше поднимала голову любовница Балашова.
Я не справилась с едой, и остатки утащила в свой кабинет. Еще ни разу в жизни я так хорошо не проводила рабочий день. Толик, Жанна и Сорокина уехали на очередную презентацию, а я осталась дожидаться совещания у Андрона. Я уселась в кресло, сняла сапоги, вытянула ноги и заснула, закрыв глаза. Меня разбудила Деля, которая разглядывая свои туфли, пригласила в кабинет директора.
– Коллеги! – начал собрание плавный Андрон. – Наше агентство вышло на новый уровень работы. Именно нам господин Балашов заказал рекламную кампанию своих предприятий. Такого заказа у нас еще не было! Все конкуренты подохнут от зависти!
Я оказалась в компании начальников отделов, из которых знала только одного – бородатого. Я была единственной женщиной и чувствовала себя неуютно, особенно от того, что понятия не имела, кто такой Балашов и чем занимаются его предприятия. Местные новости я давно не смотрю, газет не читаю – нет времени.
– Ха-ха-ха! – закричала я, стараясь спасти положение.
– Съешь меня и будет фишка! – вспомнила Жанна вдруг трудное место сценария.
– Друзья! – жалобно сказала Деля в микрофон. – Мы объявляем конкурс!
– Жуй меня, кусай меня, лижи, люби только меня! – не унималась Сорокина в яме.
Дети захлопали, и чей-то папа с первого ряда рассмеялся громким соло.
– Друзья, – постаралась перекричать Сорокину Деля, – Кто придумает лучшее название для новых конфет? Это необычные конфеты. Внутри у них шоколадное суфле, а сверху белая глазурь. Заяц, ну-ка принеси конфеты!
Я подскакала к огромному столу, на котором живописно была расставлена вся продукция фабрики и взяла большой прозрачный пакет с конфетами.
– Напишите на бумажках свои названия, а Белоснежка соберет их у вас! – вещала Деля. – Иди!
Она подтолкнула Жанну в спину.
– Победителю – главный приз от фабрики «Кондитер»!
– Можно я выйду? – спросила из ямы Сорокина.
– Уймись и заткнись, – зашипела на нее Деля.
– Можно! – громко сказал папа с первого ряда.
Жанна пошла между рядами с подносом собирать записочки.
– Объявишь победителем написавшего в записке название «Снежинка», – шепнула мне Деля.
– Вылезай, вкусная! – позвал папа Сорокину.
– Я сама не могу, – пожаловалась Сорокина. – У меня одежда очень узкая! И я за что-то зацепилась.
– Руку давай! – Папа подскочил к яме и протянул туда руку.
Пришла Жанна с подносом, я стала вслух читать записки.
– Глюкоза! Сладкая жизнь! Незабудка! Сюрприз! Белая ночь! Снежинка!
– Руку давай! – настаивал папа.
– Я не могу, я зацепилась, – пропищала Сорокина.
Папа сиганул в яму, вызвав резонанс тарелок и струнных инструментов. Раздались бурные аплодисменты.
– Я объявляю победителя! – крикнул мой заяц. – Им стал, им стал...
Почему победить должно название «Снежинка»? Более избитое трудно придумать.
– Белая ночь! – объявила я.
– Снежинка! – шепотом закричала Деля.
– Белая ночь! – заорал в микрофон заяц и сделал сальто, не наступив на уши.
– Ура! – на сцену выбежала маленькая беленькая девочка в бантах и рюшечках.
– Катастрофа! – выдохнула Деля, отдавая девочке главный приз – огромную коробку со сладостями. Девочка не смогла ее поднять и за коробкой прибежала счастливая мама.
И тут из ямы на сцену волосатые руки вытолкнули Сорокину. На ней были только трусы и лифчик.
– Ура, стриптиз! – закричали дети, которым было не больше шести лет. – Облизали, обсосали карамельку!
Вслед за Сорокиной вылетело ее платье-труба. Она прикрылась им, и сказала с интонацией ведущей теленовостей:
– Я карамельная палочка.
– Папа! – закричал мальчик в первом ряду.
Деля взяла себя в руки, и не обращая внимания на голую Сорокину и шум в зале, монотонным голосом завела:
– Фабрика «Кондитер» использует в своей продукции только натуральное сырье...
Сорокина склонилась над ямой:
– Вылезай, – позвала она папу.
– Я зацепился!
– Папа!
– А они уже на «ты», – подала голос Жанна, не знавшая, куда деть большой поднос.
– Конфеты фабрики «Кондитер» – это новые технологии, оригинальная рецептура и...
Сорокина протянула папе руку, к ней подбежала Жанна и тоже дала руку, уронив при этом поднос в яму, прямо на тарелки. Грохот поднялся такой, что Деля, плюнув на восхваления фабрики «Кондитер», тоже пошла спасать папу. К ним присоединился маленький мальчик из первого ряда. Папу достали в разодранных штанах, но очень веселого.
– Никогда не сидел в оркестровой яме, да еще с такой красивой девушкой! – радостно сообщил он залу, отобрав у Дели микрофон.
– Все маме расскажу, – сказал Сорокиной его маленький сын.
Деля, тяжело вздохнув, пригласила всех детей к огромному столу на сцене попробовать конфеты.
* * *
– Что это было?!! – налетел на нас красный и потный Толик за кулисами. – Что это было?!!– Репетировать надо! – отрезала Деля. – А то, бац-бац, вот костюмы, вот сценарий и на сцену! С ума сойти.
Сорокина, по-прежнему в одном белье, потерла ушибленное колено.
– Напялили на меня этот презерватив, ни шагу ступить! И кстати, ничего не видно!
– А по-моему, хорошо получилось, – хихикнула Жанна.
– Я пропал! – упавшим голосом сказал Толик, из красного становясь белым. – Почему главный приз отдали не дочке госпожи Булгаковой?!!
– Да, почему? – Деля с усмешкой посмотрела на меня.
– Кто это – госпожа Булгакова? – растерялась я.
– Кто?!! – заорал Толик, – Кто?!! Тот, кто бабки за все платил!!! Директор фабрики – вот кто!!! Они там камеры все наготове держали, а вы... Быстро переодевайтесь и в машину! Я не готов с ней объясняться! Не готов! Пусть она остынет, и мы что-нибудь придумаем!
– Репетировать надо, – вздохнула Деля.
– Бежим быстрее! – крикнул Толик.
Мы молниеносно переоделись, Толик схватил тюк с костюмами, и мы живописной толпой понеслись к автобусу.
Остаток дня в агентстве прошел тихо, никто и не думал вызывать нас на ковер. Толик сильно нервничал и все пытался выяснить, какая муха нас укусила. Мы виновато молчали, а Деля твердила одно: «Репетировать надо!»
– Что ж, будем репетировать! Во внерабочее время, – вздохнул Толик и вручил нам новый сценарий.
– Ну Андрон нам завтра да-аст!!! – добавил он уже со злорадством.
* * *
– Киселева, опять опоздала! – этой фразой хозяйка фитнес-клуба Люба встречала меня каждый вечер. Она знает, что до клуба мне добираться на трех автобусах и метро, она знает, что я сломя голову несусь со своей основной работы, в конце концов, она знает, что я не опоздала, а пришла вовремя, просто не за полчаса до занятий, а за пять минут. Но она все равно кричит, завидев меня:– Киселева, опять опоздала!
Это такой своеобразный способ держать меня в узде. Дело в том, что я очень дорожу этой работой. Мало того, что всего за четыре часа тренировок я получаю неплохие деньги, так я еще имею здесь постоянных клиенток, которые покупают у меня косметику Oriflame. Я набираю необходимые баллы, а соответственно – дополнительные рубли.
– Киселева, опять опоздала! – проорала с угрозой мне Люба. Она оседлала недавно купленный тренажер, и пыхтела на нем, становясь пунцового цвета. Как и наши клиентки, Люба постоянно борется с лишним весом. Как и наши клиентки, она то одерживает победу, то терпит поражение.
– Вообще-то, без пяти, – попробовала огрызнуться я.
– Киселева! Наши клиенты платят не за то, чтобы созерцать, как запыхавшийся с дороги тренер впопыхах переодевается у них на глазах. Они могут подумать, что ты занимаешься ими между делом.
Опять магическое сочетание «клиент платит»! Оно висит надо мной как домоклов меч. Клиент, который платит – это бог. Ему надо молиться, его надо ублажать, и всегда надо следить, как бы он чего не подумал. В этой игре я всегда – прихожанин, и, кажется, никогда не буду богом.
– Любовь Игоревна! Мои клиенты плохо обо мне не подумают! – заверила я ее и пошла в тренерскую.
– Ну, ну! – донеслось до меня. – Не дорожишь ты местом, Киселева. А я, между прочим, в курсе, что ты на моих клиентках зарабатываешь!
Это она про мою косметику. Ну и черт с ней. Я тоже знаю, как она подрабатывает: сдает в субаренду зал каким-то бандитам, чтобы они качались на тренажерах, хотя по договору аренды делать этого категорически нельзя. Но мне об этом лучше молчать.
В тренерской я быстро переоделась, выгрузила из сумки заказанный мне товар – гели, лаки, помады, туши. Черт, я опять не купила себе тушь, только другим таскаю!
Среди моих клиенток были почему-то только девушки до двадцати пяти и дамы после сорока. Средний возраст наш клуб вниманием не баловал. Мне было трудно организовать общие занятия, распределить нагрузку. А на индивидуальных я носилась между тренажерами с часами, отслеживая личное время каждой и боясь ошибиться. У всех клиенток проблема была одна – лишний вес. Проблема, которую мне невозможно понять. Я бы с удовольствием много и хорошо питалась, мало двигалась, и толстела от безделья. Выкладывать деньги за то, чтобы потеть на тренажерах под наблюдением инструктора – выше моего понимания. Сознательно голодать ради того, чтобы к вечеру сбросить грамм двести – придурь тех, кому нечего делать. Я сегодня, например, выпила только кофе, который организовала Ирина. И не потому, что боюсь потолстеть. Просто булочка в буфете стоила как копченая курица в магазине, а перекусить по дороге я не успела. Так что не то что лишний, но и просто вес мне не грозит.
Но самое трудное в моей второй работе – не тренировки. Самое трудное – выслушивать, кто сколько сбросил или не дай бог прибавил, и пытаться при этом давать советы. Ну не заявлять же им: заведите бездельника-мужа, парализованную маму, ребенка, который растет по сантиметру в месяц, и устройтесь на три работы.
Самая невыносимая моя подопечная – Зоя Артуровна. Перед каждым занятием она лезет на весы и кудахчет там как курица, которая собралась нестить. Сегодня, как только я вошла в зал, сразу услышала ее громовое контральто:
– Представляете, Лорочка! Еще в обед было шестьдесят девять ровно. А сейчас, шестьдесят восемь восемьсот!
– Это вы пописали, Зоя! – крикнула с велотренажера двадцатилетняя Аня. – А вот у меня за неделю три килограмма как не бывало!
– Это вы покакали! – отомстила Зоя Артуровна и слезла с весов. – Давайте заниматься, Лорочка!
Я начала занятия и к концу тренировки почувствовала, что смогу уснуть не только стоя, с открытыми глазами, но и добросовестно показывая при этом упражнения. После тренировки Зоя опять взгромоздилась на весы.
– Представляете, Лорочка! Еще минус двести грамм! Если так дальше пойдет, то через месяц я смогу ходить по подиуму. – Она довольно засмеялась. – Кстати, помните, вы интересовались щенками редкой породы? Так вот, есть такие в городе! У моей знакомой, представляете, Лорочка! Тысяча!
– Так дешево?
– Для вас, Лорочка, тысяча долларов за собаку – это дешево? – Зоя Артуровна недоверчиво посмотрела на меня.
– Долларов? – ахнула я.
– Ну не рублей же, господи! Так оставлять щеночка?
Я должна сказать «нет». Я же не идиотка, и не сумасшедшая. У меня на руках больная мама, маленький ребенок и безработный муж, кажется, алкоголик. Тысяча долларов – сумма, которую я никогда не держала в руках. Правда, теперь есть эта работа...
– Так оставлять щеночка? – Зоя снова стала разглядывать показания на весах. – Надо же, вроде как на пять грамм больше стало...
– Мальчика! – выкрикнула я так, что ее чуть не отбросило взрывной волной. – И покрупнее, слышите?
– Хорошо, хорошо, оставим кобелька. – Она попятилась и исчезла в раздевалке.
* * *
Дома стоял резкий запах гари. Я бросилась на кухню.– Ма, я жарил яишницу, – сообщил Васька, – но забыл про это и ушел к Ваньке. Соседи вызвали пожарных, они залезли в форточку на кухню и выбросили в окно на снег горящую сковородку.
– Как в форточку? А Флюра, Ива, Вадик? Где они?
– Папа спал и ничего не слышал. Ива и Флюра включили на всю громкость телевизор и смотрели сериал. Флюра открыла настежь окно, потому что Иве нужен свежий воздух, а коляски нет. Им было не дымно...
– Не дымно?..
– Нет.
– И когда ты вспомнил, что жаришь яишницу?
– Когда подошел к дому и увидел в сугробе нашу сковородку.
Васька попятился от меня.
– Мама, я ее домой принес! А Иве понравилось, что пожарные приезжали и хотели ее спасти.
Я поплелась на кухню. Там был полный разгром, копоть и грязный пол. Воняло просто ужасно.
– Ма, хочешь, я пол помою? – тихо спросил Васька несчастным голосом.
– Не знаю, – честно призналась я. – Не знаю, чего я хочу.
– Значит, хочешь, – Васька помчался за ведром и тряпкой.
Я заглянула в комнату к Вадику. Он спал. Над ним витал дух перегара, но бутылки нигде не было видно. Интересно, где он берет деньги на алкоголь?
У Ивы в комнате было очень свежо, если не сказать морозно. Она полусидела на высоких подушках и отлично выглядела. Это еще вопрос кому из нас нужно сделать круговую подтяжку.
– Лорка! – воскликнула она. – Нас тут такой капитан спасал! Усатый, в возрасте, но не старый!
– Ага! – поддакнула Флюра, сидевшая рядом с ней в кресле. – Оказывается, мы чуть не сгорели! Нам стучали в дверь, а мы не слышали!
– У нас что-то сгорело на кухне! – хихикнула Ива. – А дыма не было! Вернее, был немножко, но мы подумали, что это Людка снизу опять спалила молоко на плите. Хочешь конфеты? – она протянула мне коробку «Рафаэлло». – Я попросила Флюру, она купила для меня. Хочешь?
– Не знаю, – заплетающимся языком сказала я.
– Значит, не хочешь! – подвела итог мама и убрала коробку под подушку.
– Ну, я пошла, – встала Флюра. Она была маленькая, кругленькая и очень хитрая. Флюра никогда не говорила прямо, что ей нужно, а пыталась спровоцировать собеседника на нужное ей решение.
– Ну, я пошла, а то так холодно, так холодно, пальтишко мое совсем обтрепалось. Пойду хоть в комиссионках посмотрю что-нибудь, может, найду по деньгам. Не в мусорках же рыться! – вздохнула она, натягивая на себя в прихожей валенки, старое драповое пальтишко и пуховый платок.
– Хорошо, – кивнула я. – Я отдам вам мамино пальто с песцовым воротником. Оно все равно два года без дела висит в шкафу. Когда мама встанет, пальто выйдет из моды.
– Ой, выйдет! Точно выйдет! – запричитала Флюра. – Счас глазом не успеешь моргнуть – уже не актуально! Так зачем добру пропадать? Я за модой не гонюся, так и быть, доношу пальтишко!
– Так и быть, донашивайте, – вздохнула я и принесла совсем новое, теплое пальто.
Ива не будет против. Все равно она хочет дубленку. Когда встанет.
Флюра ушла довольная, намекнув, что моды на обувь она тоже не придерживается. Но я, кивнув на свои разбитые сапоги, сообщила, что мне тоже плевать, какой носок в этом сезоне нужно носить.
Васька так старательно намывал на кухне полы, что я не стала его ругать за вконец испорченный вечер. В раковине лежала сгоревшая сковородка и жутко воняла. Нужно было что-то с ней делать – если не мыть, то хотя бы донести до мусоропровода. Но до него нужно идти... Я открыла форточку и выбросила сковородку в сугроб.
На кухню приплелся заспанный Вадик, молча залез в холодильник, взял плавленый сырок и ушел. Он никогда не был привередлив в еде.
– Я работать, – зачем-то сообщил он мне.
Зазвенел колокольчик, я пошла к Иве.
– Лорка! У меня таракан под кроватью! Убей его, я боюсь спать – вдруг в ухо заползет?
Я наклонилась и полезла под кровать. Таракана нигде не было.
– Его нет, – сообщила я Иве.
– Ну, конечно, – заворчала она, – таракан – не черепаха, он тебя ждать не будет. Ты двигаешься как описторохозная! Я так и знала, что если я заболею... Слушай, повесь шторы, я что, так и буду спать с голым окном?! Надеюсь, ты их погладила?..
И тут меня сорвало с катушек.
– Мама! – тихо сказала я. – Я не буду сегодня вешать шторы. И не буду ловить таракана. Мне насрать на грязный пододеяльник, который валяется в ванной. Я устала. Я сегодня перемыла все пальмы, пропылесосила офис, я скакала зайцем весь день, пела и плясала. А потом два часа гоняла жирных теток, чтобы они сбросили несколько грамм. Я ничего не ела, и мне нечем накрасить ресницы. Я не буду вешать шторы, мама...
– Как ты сказала, Лорка? Нас-рать?!! – переспросила Ива. – Лорка! Ты молодец! А то «да, мамочка», «конечно, мамочка»! Слушать противно! Если будешь все за меня делать, я никогда не встану. Иди спи. Стой! Дай мне Васькину ракетку для тенниса, я сама убью таракана.
– Да, мамочка! – сказала я, и на автомате пошла за ракеткой.
– А знаешь, чего я хочу больше всего на свете? – спросил Васька, блаженно улыбаясь перед сном.
– Знаю, – кивнула я.
– И, между прочим, скоро Новый год! Исполнение всех желаний.
– Скоро, – согласилась я.
Я пошла спать, твердо решив, что завтра с утра я позвоню Зое Артуровне и откажусь от самого большого, самого лучшего, и самого дорогого щенка в мире. Только я закрыла глаза и провалилась в сон, раздался звонок в дверь. Я подождала в тщетной надежде, что дверь откроет Вадик. Но Вадик никогда не открывал дверь. Я натянула халат и с закрытыми глазами пошла к непрошенным гостям.
– Лора! – Я разлепила веки и с плохим изображением от помутненного сознания увидела соседку Людку. – Держи!
Она протянула мне черную, вонючую сковородку.
– Ее пожарные выбросили. Отмой, чугун все-таки, это тебе не тефлон сраный! Вечная вещь.
Я взяла сковородку и пошла с ней спать. Если я положу ее под подушку, то третий раз ее уже никто не притащит в дом.
* * *
И мне приснился сон. Цветной, с хорошим звуком.– Лорка, ты молодец! – сказала мама, вешая шторы.
Она обернулась, у нее был длинный, с горбинкой нос, широкие плечи, мужской голос и дурацкий хвост. Это была не мама.
– Зачем ты вешаешь шторы? – спросила я не маму.
– Кто-то же должен их повесить, – ответил хвостатый.
– А почему вы лезете в мою жизнь?
– Лезу? – удивился он. – Да нет, это вы лезете в мою!
– Я? – заорала я. – Ты даришь моему ребенку сучку за тысячу баксов, вешаешь шторы в моем доме, а я – лезу в твою жизнь?!!
– Лезешь. У меня совещание, а я вешаю дурацкие шторы. Мужика-то нет в этом доме! – он засмеялся и спрыгнул с подоконника. Потом помолчал и сказал жестко, с нажимом:
– Собаку твоему ребенку я подарил, чтобы ты поучилась радоваться. Ты не умеешь. Даже Ива умеет, а ты не умеешь! Ты трусливая, слабая дура.
– Дура?
– Дура.
– Тогда гони коляску для Ивы, мне на нее пахать и пахать.
– Ей не нужна коляска, ей нужна шуба, – сказал он и пропал. Я не успела ему сказать, что мне не помешают новые сапоги. На шпильке, с острым носком, как у Сорокиной.
* * *
Утром в агентстве на меня все как-то странно смотрели. Все – Толик, Деля, Жанна с Сорокиной, и даже начальник отдела связей со СМИ. Я осмотрела свою одежду, но ничего подозрительного не обнаружила: «скромненько, но чистенько». Порассматривала физиономию в зеркале – ни рогов, ни усов. Почему-то Деля, здороваясь со мной, сказала:– Здравствуйте, Лора Васильевна!
Я обиделась, потому что никто никогда не называл меня по отчеству, даже в институте. Добил меня Толик.
– Лора Васильевна, – чуть не с поклоном сказал он, – вас Андрон Александрович просит зайти к себе в кабинет.
На меня напала нервная икота. Скорее всего, будет разбор вчерашних полетов в оркестровую яму, но при чем тут я?!..
Андрон сидел в кресле, в ногах у него стояла бутылка с безумно сиреневым ликером. Только ликеры бывают таких неестественно красивых цветов. «Разве мужики пьют ликеры?», – подумала я, но вспомнила, что Андрон не так, чтобы мужик.
– Как это вам удалось? – мягко и доброжелательно воскликнул Андрон.
– Это не совсем только я, – залепетала я. – Сорокина как грохнулась в барабаны, так все наперекосяк.
– Да при чем здесь барабаны, говорят, это вы все придумали! – вкрадчиво сказал Андрон.
– Я?!!
– Не скромничайте! Откуда вы знали, кому нужно отдать главный приз? У вас была информация, что его дочь в зале?
– Информация?
– Не хотите говорить, – грустно вздохнул он, и потихоньку отхлебнул из бутылки. – Ну и пусть, пусть это будет вашей маленькой тайной.
– Тайной?
– Все равно спасибо, Лора Васильевна! У нашего агентства еще никогда не было клиента такого уровня, такого масштаба!
– Не было?! – обалдела я.
– Нет.
Он подскочил, и плавный как тигр заходил от окна к двери.
– Девочке понравилось представление! Она смеялась до слез. Няня сказала, что несколько грубо, такой тупой американский юмор, но ребенок давно так не смеялся, так не хохотал!
– Это Сорокина в своем презервативе...
– При чем здесь Сорокина? Победа в конкурсе и главный приз произвели на девочку такое впечатление, что она все уши папе прожужжала.
– А как же госпожа Булгакова, не обиделась?
– Обиделась? Она получила огромный новогодний заказ на партию новых конфет «Белая ночь»! Она руки мне сегодня утром целовала, ликер вот подарила...
– Это все Сорокина, она в барабаны упала!
– При чем тут Сорокина? Теперь у нас много работы, и конечно, самая главная – вам! И другие деньги! Другие деньги!
– Валяйте, – вдруг фамильярно ляпнула я.
– Значит так, ваш Балашов хочет, чтобы мы...
– Мой?
– Ваш, не скромничайте. Это уже всем известно!
– Мне не очень, – пробормотала я.
– Ой, у вас так мило все получается! Ходите, дурачитесь, пальмы моете...
– Да, я такая, – сказала я потому, что нечего было сказать.
– Я распорядился, вам приготовили отдельный кабинет. Идите, устраивайтесь на новом месте. Комната 204. Там зеркало, компьютер. Там пальма, наконец, вы их любите. В два совещание, ждем вас, обсудим план дальнейшей работы.
– А там пропылесосили?
Он потрогал свой чубчик, хлебнул ликер и плавно сел в кресло.
– Конечно! Ира знает свою работу. Но если вам не нравится качество уборки, я ее уволю!
– Что вы! – испугалась я, – Я пошутила, я всегда шучу!
– Ой, вы такая милая! – он заискивающе засмеялся.
Что произошло там с этим призом? Кто подкинул идею, что неспроста я отдала его маленькой беленькой девочке? Но не бегать же и не доказывать всем, что я не любовница Балашова. Лучше попытаюсь выяснить, кто такой этот Балашов.
* * *
Андрон не обманул, в 204 были и зеркало, и компьютер, и пальма; кажется, ее притащили из коридора. Там была даже кофеварка и личный телефон. Я развалилась в глубоком кресле и не знала, чем заняться. Вчера нам Толик раздал новый сценарий, но должна ли я учить его, будучи обладательницей отдельного кабинета и являясь любовницей Балашова, я не знала.Я позвонила своей крутой подруге Нэльке.
– Нэлька, – сказала я, – займи мне тысячу долларов на три месяца. Я отдам, у меня теперь работа хорошая.
– А на фига тебе столько? – удивилась Нэлька.
– Ребенку на подарок.
– Ну ни хрена себе! Я своему такие подарки не дарю!
– Так ты займешь?
– Лорка, – вздохнула крутая Нэлька, – у меня шило с деньгами. Банку кредит отдаю.
Другого ответа я не ожидала. У Нэльки всегда с деньгами шило, она если не кредит отдает, то покупает дачу в Испании. Или во Франции, я точно не помню.
– Ну и ладно, – вздохнула я.
– А что за подарок-то? – крикнула любопытная Нэлька, но я положила трубку.
Подумав, я позвонила на мобильный Зое Артуровне:
– Здравствуйте, это Лора, ваш тренер!
– Что-то случилось? – всполошилась Зоя, – Тренировки не будет?
– Случилось. Фига с деньгами.
– Что? – не поняла Зоя.
– Не надо придерживать для меня щенка! – крикнула я. – Денег нет, банку кредит отдаю.
– Вы?! – поразилась Зоя Артуровна. Я положила трубку. Хорошего же все обо мне мнения: одна не может понять, зачем такой как я аж тысяча долларов, другая не верит, что банк может дать мне кредит.
В дверь постучали, на пороге возникла Деля.
– Лора Васильевна!
– Деля, мы же на ты!
Деля кивнула, но так и не посмотрела на меня строго поверх очков, она разглядывала свои красивые туфли на высоком каблуке.
– Лора, вас в бухгалтерию приглашают, зайдите, пожалуйста, Андрон Александрович распорядился.
Она не смогла назвать меня на ты.
Почувствовав себя английской королевой, я пошла в бухгалтерию. Там мне вручили конверт с деньгами, и подсунули какие-то ведомости, в которых я расписалась. В коридоре я пересчитала деньги и чуть не завопила от радости: в конверте лежала половина моего месячного заработка. Что это – аванс? Тогда почему на второй день работы и почему только мне? Жанна с Сорокиной ушли в буфет, я видела. Они о чем-то шептались, и судя по лицам, были не очень довольны. Тут я поняла две вещи: я тоже могу сходить в буфет, и мне не очень хочется доказывать всем, что я не любовница Балашова.
В буфете была большая очередь. Я пристроилась за Жанной и Сорокиной, они возвышались над толпой и меня не заметили.
– Кто бы мог подумать, что эта овца – любовница Балашова! – вполголоса сказала Сорокина Жанне.
– Сейчас мода на серых мышей, – объяснила Жанна Сорокиной. – Серая мышь с высшим образованием – теперь высший класс для олигархов. Раньше они соревновались, у чьих баб ноги длиннее, а теперь – у чьих баб институт круче.
– Ты думаешь она закончила институт?
– Наверняка. Какой-нибудь гнусный пед. Иди мед. Скорее всего, она умеет играть на музыкальных инструментах. А видела, как она прыгает? Наверное, балетом занималась и знает пару иностранных языков.
– А видела, какие у нее сапоги?! А руки?
– Теперь это для них не главное, – вздохнула Жанна.
– Пыхтишь тут пыхтишь, – прошипела Сорокина, – а тут раз – пед, мед, муз, танц, ин. яз. – и в дамки! В драных сапогах!
– Ты не понимаешь, драные сапоги и отсутствие маникюра – это стиль.
– Не понимаю, – согласилась Сорокина, – особенно не понимаю, зачем ей работать, если она спит с Балашовым.
– Женщина, которая сидит дома, теперь никому не интересна, – опять блеснула интеллектом фигуристая Жанна.
Мне надоело слушать их болтовню, я обошла очередь и через чью-то голову протянула буфетчице деньги.
– Мне сок, курицу, салат. Еще раз курицу. Да, и булочку, три булочки. И еще сок.
Никто не возмутился моей наглостью. А во мне все выше поднимала голову любовница Балашова.
Я не справилась с едой, и остатки утащила в свой кабинет. Еще ни разу в жизни я так хорошо не проводила рабочий день. Толик, Жанна и Сорокина уехали на очередную презентацию, а я осталась дожидаться совещания у Андрона. Я уселась в кресло, сняла сапоги, вытянула ноги и заснула, закрыв глаза. Меня разбудила Деля, которая разглядывая свои туфли, пригласила в кабинет директора.
– Коллеги! – начал собрание плавный Андрон. – Наше агентство вышло на новый уровень работы. Именно нам господин Балашов заказал рекламную кампанию своих предприятий. Такого заказа у нас еще не было! Все конкуренты подохнут от зависти!
Я оказалась в компании начальников отделов, из которых знала только одного – бородатого. Я была единственной женщиной и чувствовала себя неуютно, особенно от того, что понятия не имела, кто такой Балашов и чем занимаются его предприятия. Местные новости я давно не смотрю, газет не читаю – нет времени.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента