Страница:
У Лайла было много конструкторских идей. Он не сомневался, что претворил бы их в жизнь, если бы не выбивался из сил, пытаясь удержать на плаву мастерскую. Многие велосипеды оснащались теперь микросхемами, но между настоящим велосипедом и компьютером все равно нет ничего общего. Компьютеры – просто коробки, принцип их работы не виден глазу. К велосипедам же люди испытывают сентиментальные чувства; когда речь заходит о велосипедах, в человеке просыпается романтик. Поэтому на рынке не прижились велосипеды с лежачим положением ездока, хотя у них было много механических преимуществ.
Людям не захотелось сложных велосипедов. Они испугались, как бы велосипеды не стали вредничать, жаловаться, ныть, требовать внимания и постоянного усовершенствования, как это происходит с компьютерами. Велосипед – сугубо личный предмет и обязан служить долго.
Лайл услышал стук в дверь и пошел открывать. Внизу стояла рослая брюнетка с шортах, синей фуфайке без рукавов, с волосами, собранными в хвост. Под мышкой у нее был легкий тайваньский велосипед.
– Это вы – Эдвард Дертузас? – спросила она, задрав голову.
– Нет, – спокойно ответил Лайл. – Эдди в Европе.
Она подумала и сказала:
– Я недавно в Зоне. Сможете заняться моим велосипедом? Я купила его подержанным и думаю, что его надо подправить.
– Конечно, – отозвался Лайл. – Вы обратились к кому следует: Эдди Дертузас не умеет чинить велосипеды. Он просто жил здесь. А мастерская принадлежит мне. Давайте-ка свой велик.
Лайл нагнулся, поймал руль и втянул велосипед в мастерскую. Женщина уважительно смотрела на него снизу вверх.
– Как вас зовут?
– Лайл Швейк.
– А меня – Китти Кеседи. – Она помялась. – Мне можно войти?
Лайл взял ее за широкое запястье и помог забраться в будку. Ее нельзя было назвать хорошенькой, зато она была в отменной спортивной форме, как горная велосипедистка или мастер триатлона. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, но внешность обманчива. Косметические операции и биокорректировка получили такое распространение, что определение возраста превратилось в серьезную проблему. Тут требовался вдумчивый, прямо-таки медицинский анализ век, верхнего слоя кожи и прочего.
Она с любопытством огляделась и тряхнула своим коричневым хвостом.
– А вы откуда? – спросил Лайл, уже успевший забыть ее имя.
– Я родилась в Джуно. Это на Аляске.
– Значит, канадка? Здорово! Добро пожаловать в Теннеси.
– Вообще-то Аляска была штатом США.
– Кроме шуток? – удивился Лайл. – Я, конечно, не историк, но карту с американской Аляской не видел.
– Надо же, у вас тут умещается целая мастерская! Поразительно, мистер Швейк! Что за этой занавеской?
– Незанятая комната, – ответил Лайл. – Раньше там ночевал мой сосед.
– Дертузас?
– Он самый.
– А теперь кто ночует?
– Теперь никто, – грустно ответил Лайл. – Теперь у меня там склад.
Она кивнула и с явным любопытством продолжила осмотр.
– Что это за трансляция?
– Трудно сказать, – ответил Лайл и выключил телевизор. – Какая-то несусветная политическая чушь.
Он осмотрел ее велосипед. Все серийные номера были спилены. Типичный велосипед из Зоны.
– Первым делом, – начал он, – надо подогнать его под ваш рост и фигуру: подрегулировать высоту седла, педалей, руля. Потом я перетяну цепь, выровняю колеса, проверю тормоза и подвеску, все подкручу, смажу. В общем, все, как обычно. Седло надо бы сменить – это мужское. У вас кредитная карточка?
Он кивнула и сразу нахмурилась:
– Только кредита уже немного.
– Не беда. – Он открыл потрепанный каталог. – Здесь то, что вам нужно: выбирайте любое дамское седло. Его доставят завтра утром. А потом, – он полистал каталог, – закажите вот это.
Она подошла ближе и взглянула на страницу.
– Набор керамических гаечных ключей?
– Да. Я чиню вам велосипед, вы покупаете мне набор – и мы квиты.
– Идет! Это совсем недорого. – Она улыбнулась. – Мне нравится ваш подход, Лайл.
– Проживите в Зоне с мое – тоже привыкнете к бартеру.
– Раньше я не была скваттершей, – задумчиво молвила она. – Вообще-то мне здесь нравится, но, говорят, здесь опасно?
– Не знаю, как в других городах, но в трущобах Чаттануги совсем не опасно, если, конечно, вы не боитесь анархистов, которые опасны, только когда напьются. Самое худшее, что может произойти, – вас время от времени будут обворовывать. Ну, бродит тут парочка крутых парней, хвастающих, что у них есть пистолеты, но я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь пустил в ход огнестрельное оружие. Старые пистолеты раздобыть нетрудно, но для того, чтобы наделать боеприпасов, нужно быть настоящим химиком. – Он тоже улыбнулся. – А вы, кажется, способны за себя постоять.
– Я беру уроки танцев.
Он понимающе кивнул и вынул из ящика рулетку.
– Судя по тросам и блокам у вас на крыше, вы можете поднять свою мастерскую? Подвесить где-то наверху?
– Могу. Это спасает от взлома и нежелательных визитов. – Лайл посмотрел на электрическую дубинку на двери. Она проследила за его взглядом, и в ее глазах отразилось уважение.
Лайл измерил ей руки, торс, расстояние от паха до пола и все записал.
– Готово. Приходите завтра днем.
– Лайл?
– Я вас слушаю. – Он выпрямился.
– Вы не сдаете угол? Мне нужно безопасное местечко в Зоне.
– Прошу извинить, – вежливо ответил он, – но я так ненавижу домовладельцев, что никогда не буду сам выступать в этом качестве. Мне нужен сосед и партнер, который мог бы работать наравне со мной в мастерской. Чтобы поддерживал жилище в порядке или вместе со мной чинил велосипеды. Да и вообще, если бы я взял с вас деньги или назначил квартплату, у налоговой полиции появился бы дополнительный повод ко мне привязаться.
– Это верно, но... – Она помолчала, потом томно взглянула на него из-под ресниц. – Со мной вам было бы лучше, чем в пустой мастерской.
Лайл удивленно приподнял брови.
– Я женщина, умеющая приносить мужчине пользу, Лайл. Пока что никто не жаловался.
– Вот как?
– Представьте себе. – Она отбросила смущение.
– Я обдумаю ваше предложение, – сказал Лайл. – Как, говорите, вас зовут?
– Китти. Китти Кеседи.
– Сегодня у меня полно работы, Китти, но мы увидимся завтра, хорошо?
– Хорошо, Лайл. – Она улыбнулась. – Подумайте, ладно?
Лайл помог ей спуститься и смотрел, как она шагает по атриуму и исчезает в дверях переполненного трущобного кафе. Потом он позвонил матери.
– Ты что-то забыл? – спросила она, оторвавшись от рабочего дисплея.
– Знаешь, в это трудно поверить, но только что мне в дверь постучала незнакомая женщина и предложила себя.
– Ты, видимо, шутишь?
– Надо полагать, в обмен на кров и стол. Я же обещал, что если это случится, ты узнаешь первая.
– Лайл... – мать подыскивала нужные слова. – По-моему, тебе надо меня навестить. Давай вместе поужинаем дома! Поедим, обсудим твои дела.
– Идет. Все равно я должен доставить один заказ на сорок первый этаж.
– Все это мне не слишком нравится, Лайл.
– Ладно, мам, увидимся вечером.
Лайл собрал свежевыкрашенный велосипед, переключил подъемное устройство на дистанционное управление и покинул мастерскую. Сев на велосипед, он нажал кнопку.
Мастерская послушно взмыла в воздух и, слегка покачиваясь, повисла под черным от пожара потолком.
Лайл покатил к лифтам – туда, где прошло его детство.
Сначала он вернул велосипед счастливому идиоту-заказчику, а потом, спрятав заработанную наличность в ботинок, отправился к матери. Там он принял душ, побрился. Они полакомились свиными отбивными и выпили. Мать жаловалась на конфликт с третьим мужем и плакала навзрыд, хоть и не так долго, как обычно, когда всплывала эта тема. У Лайла создалось впечатление, что она скоро совсем остынет, а там и подберет себе четвертого муженька.
В районе полуночи Лайл отклонил ритуальное материнское предложение пополнить его гардероб и устремился обратно в Зону. После матушкиного хереса у него плыло перед глазами, и он провел некоторое время у разбитой стеклянной стены атриума, глядя на тусклые звезды в подсвеченном городскими огнями небе. Ночью пещерная темнота Зоны привлекала его, как ничто другое. Тошнотворное круглосуточное освещение, которым был залит весь остальной «Архиплат», здесь, в Зоне, так и не было восстановлено.
По ночам в Зоне кипела жизнь: все нормальные люди принимались обходить здешние подпольные пивнушки и ночные заведения; о том, что там происходило, можно было только догадываться – все двери были предусмотрительно затворены. Редкие красные и синие сполохи только добавляли загадочности.
Лайл вынул прибор дистанционного управления и опустил мастерскую. Дверь оказалась взломанной. Его последняя клиентка лежала без сознания на полу. На ней был черный комбинезон военного образца, вязаная шапочка, специальные очки и альпинистское снаряжение.
Первое, что она сделала, вломившись в заведение Лайла, – это вытащила из чехла висевшую у двери электрическую дубинку. За что и поплатилась разрядом в пятнадцать тысяч вольт и смесью краски и разрешенных к применению нервно-паралитических химикатов, ударившей ей в лицо.
Лайл обезвредил со своего дистанционного пульта сделавшую свое дело дубинку и аккуратно вернул ее в чехол.
Незваная гостья еще дышала, но иных признаков жизни не подавала. Лайл попробовал вытереть ей платком нос и рот.
Парни, продавшие ему чудо-дубинку, не зря хихикали, говоря о «несмываемости™». Лицо и гордо женщины были теперь зелеными, а на груди красовалось пятно, отливавшее всеми цветами радуги. Половину лица закрывали ее диковинные очки. Подбирая для нее подходящее сравнение, Лайл остановился на еноте, повалявшемся на мольберте пейзажиста.
Попытка снять с нее испорченную одежду традиционным способом к успеху не привела, и он сходил за ножницами по металлу. С их помощью он избавил женщину от толстых перчаток и перерубил шнурки ее пневмореактивных башмаков. У черной водолазки оказалась абразивная поверхность, а грудь и спину незваной гостьи закрывала кираса, которую вряд ли удалось бы пробить даже из пушки.
В ее брюках он насчитал девятнадцать карманов, набитых всякой всячиной. Там было электро-паралитическое оружие, аналогичное по действию его дубинке, фонарик, пакетики с пыльцой для снятия отпечатков, нож с несколькими десятками лезвий, какие-то лекарства, пластмассовые наручники, а также мелкие деньги, четки, расческа и косметичка.
В ушах у женщины Лайл обнаружил крохотные микрофонные усилители, их удалось извлечь с помощью пинцета. После этого он сковал ей руки и ноги цепочкой для парковки велосипедов. Он боялся, как бы она, очнувшись, не принялась бесчинствовать.
Часа в четыре утра она разразилась кашлем и сильно задрожала. Летними ночами в мастерской действительно бывало зябко. Лайл придумал, как решить проблему, принес из незанятой комнаты теплосберегающее одеяло. В середине одеяла, он, как в пончо, проделал дыру для головы и надел на свою гостью. Потом, сняв с нее велосипедные кандалы (они бы ее все равно не остановили), он наглухо зашил все одеяло снаружи прочнейшей седельной нитью.
Прикрепив края пончо к ремню, он надел ремень ей на шею, застегнул и для верности повесил на пряжку замок.
Тело оказалось в мешке, из которого торчала одна голова, хрипевшая и пускавшая слюни.
Не пожалев суперклея, он намертво приклеил мешок с женщиной к полу. Одеяло было достаточно прочным; если она все равно сумеет освободиться, пустив в ход ногти, – значит, она даст фору самому Гудини, и Лайлу здесь делать нечего. Он смертельно устал и вполне протрезвел. Лайл выпил глюкозы, заглотнул три таблетки аспирина, сжевал шоколадку и завалился в гамак.
Проснулся Лайл в десять утра. Пленница сидела в мешке с бесстрастным зеленым лицом, красными глазами и слипшимися от краски волосами. Лайл встал, оделся, позавтракал и починил сломанный дверной замок.
Он помалкивал – отчасти потому, что надеялся на молчание как на способ привести ее в чувство, отчасти потому, что опять забыл ее имя. К тому же он сомневался, что она назвалась настоящим именем.
Починив дверь, он повыше подтянул колотушку – чтобы их не беспокоили. Сейчас им надо побыть наедине.
Наконец Лайл включил настенный экран и антикварный телеприемник. При появлении дурацких титров женщина заерзала.
– Кто ты такой? – выдавила она.
– Я ремонтирую велосипеды, мэм.
Она фыркнула.
– Полагаю, ваше имя мне ни к чему, – сказал Лайл. – Важнее узнать, кто вас послал и зачем, а также что я сам смогу извлечь из этой ситуации.
– Ничего не выйдет.
– Возможно, – согласился он. – Но вы-то полностью провалились. Я всего-навсего механик двадцати четырех лет из Теннеси, чиню велосипеды и никого не трогаю. Зато на вас столько всяких штучек, что их хватило бы на пять таких мастерских, как моя.
Он открыл зеркальце из ее косметички и показал ей, как она выглядит. Зеленое лицо напряглось еще больше.
– Лучше расскажите, что вы замышляли.
– И не мечтай! – огрызнулась она.
– Если вы надеетесь на подмогу, то вынужден вас разочаровать – надежды тщетны. Я вас хорошенько обыскал, нашел все приспособления, которые на вас были, и повынимал из них батарейки. Некоторые я вижу впервые и понятия не имею, зачем они и как работают, но батарейка – она батарейка и есть. Прошло уже несколько часов, а ваши коллеги все не торопятся. Вряд ли они знают, где вас искать.
На это она ничего не ответила.
– В общем, – подытожил он, – вы провалили операцию. Вас поймал полный профан, и вы попали в положение заложницы, которое может длиться сколь угодно долго. Моих запасов воды, лапши и сардин хватит на несколько недель. Если в вашу берцовую кость вмонтировано какое-нибудь тайное устройство, вы можете связаться хоть с самим Президентом, но мне все же кажется, что у вас возникли серьезные проблемы.
Она еще немного повозилась в своем мешке и отвернулась.
– Наверное, дело в этом антенном приемнике?
Она промолчала.
– Вряд ли он имеет какое-то отношение ко мне или к Эдди Дертузасу. Прислали-то его, видать, для Эдди, но он вряд ли об этом просил. Просто кому-то – может, его психованным дружкам в Европе – захотелось, чтобы у него был этот ящик. Раньше Эдди принадлежал к политической группе КАПКЛАГ – слыхали о такой?
Не приходилось сомневаться, что она слышала это название не в первый раз.
– Лично мне эти типы всегда были не по душе, – продолжал Лайл. – Сначала я клюнул на их разглагольствования про свободу и гражданские права, но достаточно разок побывать на их собрании на верхних этажах в пентхаусах и послушать, как они изрекают: «Мы должны подчиняться технологическим императивам или окажемся на свалке истории» – и сразу становится ясно, что это просто никчемные богатенькие зазнайки, не умеющие завязать собственные шнурки.
– Это опасные радикалы, подрывающие национальную безопасность.
Лайл прищурился:
– Чью национальную безопасность, если не секрет?
– Вашу и мою, мистер Швейк. Я из НАФТА. Я федеральный агент.
– Почему же тогда вы вламываетесь в чужой дом? Разве это не запрещено Четвертой поправкой?
– Если вы имеете в виду Четвертую поправку к Конституции Соединенных Штатов Америки, то этот документ отменен много лет назад.
– Ну да? Что ж, вам виднее... Я не очень-то внимательно слушал учителей. Простите, вы называли свое имя, но я...
– Я говорила, что меня зовут Китти Кеседи.
– Ладно, Китти, мы сидим тут с тобой нос к носу и решаем нашу личную проблему. Как ты думаешь, что я должен сделать в этой ситуации? Чисто практически.
Китти раздумывала недолго.
– Немедленно меня освободить, вернуть все, что забрал, отдать мне приемник и то, что к нему относится – записи, дискеты. Потом ты должен тайком провести меня через «Архиплат», чтобы из-за краски на лице меня не остановила полиция. Еще мне бы очень пригодилась сменная одежда.
– Ты считаешь?
– Такое поведение было бы наиболее разумным. – Она прищурилась. – Ничего не могу обещать, но это самым благоприятным образом сказалось бы на твоем будущем.
– А ты не скажешь, кто ты, откуда явилась, кто тебя послал, что все это значит?
– Не скажу. Мне запрещено раскрываться при любых обстоятельствах. Да тебе и не нужно ничего знать. Если ты действительно тот, за кого себя выдаешь, зачем тебе все это?
– Не хочу всю жизнь оглядываться, опасаясь, что ты выскочишь из темного угла.
– Если бы я хотела причинить тебе вред, то сделала бы это при первой же встрече. Кроме нас с тобой, здесь никого не было, и я могла бы запросто тебя нейтрализовать и забрать все, что мне требовалось. Так что лучше отдай мне приемник с дискетами и прекрати нелепый допрос.
– Представь, что я вломился в твой дом, Китти. Что бы ты со мной сделала? – Молчание. – Так у нас не получится. Если ты не скажешь, что здесь происходит, мне придется прибегнуть к крутым мерам.
Она презрительно скривила губы.
– Что ж, сама напросилась. – Лайл взял медиатор и сделал голосовой вызов. – Пит?
– Видеоробот Пита слушает, – ответил голос в телефоне. – Чем могу вам помочь?
– Передай Питу, что у Лайла Швейка крупные неприятности и я жду его у себя в мастерской. Пускай приведет с собой ребят покрепче из «пауков».
– Что за неприятности, Лайл?
– С властями. Крупные. Больше ничего не могу сказать. Боюсь прослушивания.
– Будь спок. Дело на мази. Бывай, братан.
Лайл сердито сбросил с верстака велосипед Китти.
– Знаешь, что меня больше всего злит? – сказал он. – Что ты не пожелала обойтись со мной по-человечески. Поселилась бы здесь честь по чести – и могла бы утащить свой дурацкий ящик и что угодно в придачу! Но у тебя не хватило порядочности. Кстати, тебе даже не пришлось бы ничего красть, Китти! Достаточно улыбнуться, вежливо попросить – и я сам вручил бы тебе приемник и любые другие игрушки. Я все равно ничего не смотрю. Терпеть не могу эту дребедень.
– Это был экстренный случай. Времени на дополнительное обследование и внедрение не было. Так что перезвони своим гангстерам и скажи, что произошла ошибка. Пусть лучше не приходят.
– Ты готова к серьезной беседе?
– Никаких бесед!
– Что ж, посмотрим.
Через двадцать минут у Лайла зазвонил телефон. Прежде чем ответить, он выключил экран. Звонил Пит, один из «городских пауков».
– Эй, где твоя колотушка?
– Прости, я втянул ее в мастерскую, чтобы не беспокоили. Сейчас спущу мастерскую.
Пит был высок ростом и худ, как и положено верхолазу. У него были загорелые руки и колени и огромные башмаки-прыгуны с крючками на носках. На кожаном комбинезоне без рукавов было полно зажимов и карабинов, за плечами болталась здоровенная матерчатая сума. На левой щеке, заросшей щетиной, красовалось целых шесть татуировок.
Пит глянул на Китти, приподнял заскорузлыми пальцами очки и внимательно изучил пленницу.
– Ну и ну, Лайл! Никогда бы не подумал, что ты так влипнешь.
– Да, дело серьезное. Пит.
Пит повернулся к двери и втащил в мастерскую женщину в костюме с кондиционером, в длинных брюках, ботинках на молнии и очках в металлической оправе.
– Меня зовут Мейбл.
– А меня Лайл. Там, в мешке – Китти.
– Ты говорил, что тебе нужна тяжелая артиллерия, вот я и захватил с собой Мейбл, – объяснил Пит. – Она социальный работник.
– Как я погляжу, ты держишь ситуацию под контролем, – сказала Мейбл, почесывая в затылке и озираясь. – Что случилось? Она проникла в мастерскую?
Лайл утвердительно кивнул.
– И первым делом схватилась за твою электрическую дубинку, – догадался Пит. – Я же предупреждал, воры сразу тянутся к оружию. – Пит довольно поскреб у себя под мышкой. – Главное, оставить его на виду. Вор никогда не избежит такого соблазна. – Он осклабился. – Срабатывает, как часы.
– Пит из «городских пауков», – объяснил Лайл Китти. – Эта мастерская построена его ребятами. Как-то темной ночью они подняли мой дом на высоту тридцать четвертого этажа посреди «Архиплата» – и никто даже слова не сказал, никто ничего не видел, они бесшумно проделали в стене дыру и втащили через нее мой домик. Потом загнали в стену арматуру и подвесили мастерскую. «Пауки» – фанатики верхолазания, как я фанатик велосипедов, только они относятся к своему занятию еще серьезнее, чем я, и их очень много. Они были среди первых скваттеров Зоны. Это мои друзья.
Пит встал на одно колено и заглянул Китти в глаза.
– Я люблю вламываться в разные места, а ты? Самое разлюбезное дело – взять и куда-нибудь вломиться. – Он порылся в своей суме и вытащил фотоаппарат. – Только воровать – это неспортивно. Разве что прихватить трофеи как доказательство, что вы где-то побывали. – Он сделал несколько снимков. – Но вы, мэм, не устояли перед алчностью, внесли дух собственничества и присвоения в наше прекрасное дело и тем его предали. Вы поставили пятно на наш спорт. – Он выпрямился. – Мы, «городские пауки», не любим заурядных грабителей, особенно тех, кто проникает с корыстными целями в жилища наших клиентов, вроде Лайла. А больше всего – безмозглых воров, застигнутых на месте преступления, как вы.
Пит нахмурил кустистые брови:
– Знаешь, как бы я предложил поступить, старина Лайл? Давай обмотаем твою приятельницу кабелем с ног до головы, вынесем на людное место и повесим вниз головой под куполом!
– Не очень-то человеколюбиво! – серьезно заметила Мейбл.
Пит оскорбленно засопел.
– Учти, я не собираюсь брать с него плату! Представь, как изящно она будет вращаться при свете сотен фонарей, отражаясь в бесчисленных зеркалах!
Мейбл опустилась на колени и заглянула Китти в лицо.
– Она пила воду после того, как лишилась чувств?
– Нет.
– Ради Бога, Лайл, напои бедную женщину водой!
Лайл подал Мейбл пластмассовую бутылку.
– Кажется, вы оба так и не врубились, – сказал он. – Полюбуйтесь, чего я с нее понаснимал! – Он показал им очки, ботинки, оружие, перчатки, альпинистское снаряжение и все прочее.
– Ух ты! – Пит нажимал на своих очках кнопки, чтобы рассмотреть инвентарь в мельчайших подробностях. – Это не простая грабительница, а прямо уличный самурай из «Пташек войны» или того почище!
– Она называет себя федеральным агентом.
Мейбл резко выпрямилась и отняла у Китти бутылку.
– Шутишь?
– Спроси у нее сама.
– Я социальный работник пятой категории из управления городского развития. – Она показала Китти удостоверение. – А вы кто?
– Я не готова к немедленному разглашению подобной информации.
– Прямо не верится! – Мейбл убрала потрепанное голографическое удостоверение обратно в фуражку. – Как я погляжу, ты поймал члена правореакционного секретного формирования! – Она покачала головой. – У нас в управлении только и слышишь о правых военизированных группах. Но я никогда не видела их боевиков живьем.
– Внешний мир полон опасностей, мисс социальный работник.
– Она еще будет мне рассказывать! – возмутилась Мейбл. – Я работала на «горячей линии», уговаривала самоубийц не расставаться с жизнью, а террористов – не казнить заложников. Я профессиональный социальный работник! Я видела столько ужаса и страдания, сколько тебе и не снилось. Пока ты отжималась в своем тренировочном лагере, я имела дело с реальным миром. – Мейбл машинально глотнула из бутылки. – Что тебе понадобилось в скромной велосипедной мастерской?
Китти не соизволила ответить.
– Кажется, дело в этом телеприемнике, – подсказал Лайл. – Его доставили сюда вчера. Через несколько часов явилась она и давай со мной заигрывать, намекать, что хочет здесь пожить. У меня сразу возникли подозрения.
– Естественно, – откликнулся Пит. – Промашка, Китти. Лайл сидит на антилибидантах.
Китти презрительно покосилась на Лайла.
– Теперь понятно! – выдавила она. – Вот, значит, во что превращается мужичок, перестав интересоваться сексом: в бесполое существо, ковыряющееся в гараже!
Мейбл вспыхнула.
– Слыхали? – Она пнула мешок с Китти ногой. – Какое ты имеешь право издеваться над чужими особенностями и интересами? Особенно после попытки превратить человека в объект сексуальной манипуляции в своих противозаконных целях? Совсем совесть потеряла? Да ты... Тебя надо судить!
– Попробуй.
– И попробую!
– Вот и давай подвесим ее за ушко на солнышке! – подхватил Пит. – И созовем прессу! Нам, «паукам», очень пригодится ее инвентарь: все эти уши-телескопы, порошок для снятия отпечатков с пальцев ног, подслушивающие устройства, присоски для лазания, специальный трос – все вместе! Только не ее военная обувка.
– Все это мое, – серьезно предостерег Лайл. – Я первым это увидел.
– Давай так, Лайл: ты уступаешь нам ее барахло, а мы прощаем тебе должок по монтажу мастерской.
– Держи карман шире! Одни ее боевые очки стоят всей этой мастерской.
– А меня интересует этот телеприемник, – алчно заявила Мейбл. – Кажется, это не слишком сложное устройство? Оттащим-ка его парням из «Синего попугая» и попросим разобрать на части. Запустим схему в Сеть и подождем, что выпадет из киберпространства.
– За ужасные последствия столь глупого и безответственного поступка будешь отвечать сама, – прошипела Китти.
Людям не захотелось сложных велосипедов. Они испугались, как бы велосипеды не стали вредничать, жаловаться, ныть, требовать внимания и постоянного усовершенствования, как это происходит с компьютерами. Велосипед – сугубо личный предмет и обязан служить долго.
Лайл услышал стук в дверь и пошел открывать. Внизу стояла рослая брюнетка с шортах, синей фуфайке без рукавов, с волосами, собранными в хвост. Под мышкой у нее был легкий тайваньский велосипед.
– Это вы – Эдвард Дертузас? – спросила она, задрав голову.
– Нет, – спокойно ответил Лайл. – Эдди в Европе.
Она подумала и сказала:
– Я недавно в Зоне. Сможете заняться моим велосипедом? Я купила его подержанным и думаю, что его надо подправить.
– Конечно, – отозвался Лайл. – Вы обратились к кому следует: Эдди Дертузас не умеет чинить велосипеды. Он просто жил здесь. А мастерская принадлежит мне. Давайте-ка свой велик.
Лайл нагнулся, поймал руль и втянул велосипед в мастерскую. Женщина уважительно смотрела на него снизу вверх.
– Как вас зовут?
– Лайл Швейк.
– А меня – Китти Кеседи. – Она помялась. – Мне можно войти?
Лайл взял ее за широкое запястье и помог забраться в будку. Ее нельзя было назвать хорошенькой, зато она была в отменной спортивной форме, как горная велосипедистка или мастер триатлона. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, но внешность обманчива. Косметические операции и биокорректировка получили такое распространение, что определение возраста превратилось в серьезную проблему. Тут требовался вдумчивый, прямо-таки медицинский анализ век, верхнего слоя кожи и прочего.
Она с любопытством огляделась и тряхнула своим коричневым хвостом.
– А вы откуда? – спросил Лайл, уже успевший забыть ее имя.
– Я родилась в Джуно. Это на Аляске.
– Значит, канадка? Здорово! Добро пожаловать в Теннеси.
– Вообще-то Аляска была штатом США.
– Кроме шуток? – удивился Лайл. – Я, конечно, не историк, но карту с американской Аляской не видел.
– Надо же, у вас тут умещается целая мастерская! Поразительно, мистер Швейк! Что за этой занавеской?
– Незанятая комната, – ответил Лайл. – Раньше там ночевал мой сосед.
– Дертузас?
– Он самый.
– А теперь кто ночует?
– Теперь никто, – грустно ответил Лайл. – Теперь у меня там склад.
Она кивнула и с явным любопытством продолжила осмотр.
– Что это за трансляция?
– Трудно сказать, – ответил Лайл и выключил телевизор. – Какая-то несусветная политическая чушь.
Он осмотрел ее велосипед. Все серийные номера были спилены. Типичный велосипед из Зоны.
– Первым делом, – начал он, – надо подогнать его под ваш рост и фигуру: подрегулировать высоту седла, педалей, руля. Потом я перетяну цепь, выровняю колеса, проверю тормоза и подвеску, все подкручу, смажу. В общем, все, как обычно. Седло надо бы сменить – это мужское. У вас кредитная карточка?
Он кивнула и сразу нахмурилась:
– Только кредита уже немного.
– Не беда. – Он открыл потрепанный каталог. – Здесь то, что вам нужно: выбирайте любое дамское седло. Его доставят завтра утром. А потом, – он полистал каталог, – закажите вот это.
Она подошла ближе и взглянула на страницу.
– Набор керамических гаечных ключей?
– Да. Я чиню вам велосипед, вы покупаете мне набор – и мы квиты.
– Идет! Это совсем недорого. – Она улыбнулась. – Мне нравится ваш подход, Лайл.
– Проживите в Зоне с мое – тоже привыкнете к бартеру.
– Раньше я не была скваттершей, – задумчиво молвила она. – Вообще-то мне здесь нравится, но, говорят, здесь опасно?
– Не знаю, как в других городах, но в трущобах Чаттануги совсем не опасно, если, конечно, вы не боитесь анархистов, которые опасны, только когда напьются. Самое худшее, что может произойти, – вас время от времени будут обворовывать. Ну, бродит тут парочка крутых парней, хвастающих, что у них есть пистолеты, но я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь пустил в ход огнестрельное оружие. Старые пистолеты раздобыть нетрудно, но для того, чтобы наделать боеприпасов, нужно быть настоящим химиком. – Он тоже улыбнулся. – А вы, кажется, способны за себя постоять.
– Я беру уроки танцев.
Он понимающе кивнул и вынул из ящика рулетку.
– Судя по тросам и блокам у вас на крыше, вы можете поднять свою мастерскую? Подвесить где-то наверху?
– Могу. Это спасает от взлома и нежелательных визитов. – Лайл посмотрел на электрическую дубинку на двери. Она проследила за его взглядом, и в ее глазах отразилось уважение.
Лайл измерил ей руки, торс, расстояние от паха до пола и все записал.
– Готово. Приходите завтра днем.
– Лайл?
– Я вас слушаю. – Он выпрямился.
– Вы не сдаете угол? Мне нужно безопасное местечко в Зоне.
– Прошу извинить, – вежливо ответил он, – но я так ненавижу домовладельцев, что никогда не буду сам выступать в этом качестве. Мне нужен сосед и партнер, который мог бы работать наравне со мной в мастерской. Чтобы поддерживал жилище в порядке или вместе со мной чинил велосипеды. Да и вообще, если бы я взял с вас деньги или назначил квартплату, у налоговой полиции появился бы дополнительный повод ко мне привязаться.
– Это верно, но... – Она помолчала, потом томно взглянула на него из-под ресниц. – Со мной вам было бы лучше, чем в пустой мастерской.
Лайл удивленно приподнял брови.
– Я женщина, умеющая приносить мужчине пользу, Лайл. Пока что никто не жаловался.
– Вот как?
– Представьте себе. – Она отбросила смущение.
– Я обдумаю ваше предложение, – сказал Лайл. – Как, говорите, вас зовут?
– Китти. Китти Кеседи.
– Сегодня у меня полно работы, Китти, но мы увидимся завтра, хорошо?
– Хорошо, Лайл. – Она улыбнулась. – Подумайте, ладно?
Лайл помог ей спуститься и смотрел, как она шагает по атриуму и исчезает в дверях переполненного трущобного кафе. Потом он позвонил матери.
– Ты что-то забыл? – спросила она, оторвавшись от рабочего дисплея.
– Знаешь, в это трудно поверить, но только что мне в дверь постучала незнакомая женщина и предложила себя.
– Ты, видимо, шутишь?
– Надо полагать, в обмен на кров и стол. Я же обещал, что если это случится, ты узнаешь первая.
– Лайл... – мать подыскивала нужные слова. – По-моему, тебе надо меня навестить. Давай вместе поужинаем дома! Поедим, обсудим твои дела.
– Идет. Все равно я должен доставить один заказ на сорок первый этаж.
– Все это мне не слишком нравится, Лайл.
– Ладно, мам, увидимся вечером.
Лайл собрал свежевыкрашенный велосипед, переключил подъемное устройство на дистанционное управление и покинул мастерскую. Сев на велосипед, он нажал кнопку.
Мастерская послушно взмыла в воздух и, слегка покачиваясь, повисла под черным от пожара потолком.
Лайл покатил к лифтам – туда, где прошло его детство.
Сначала он вернул велосипед счастливому идиоту-заказчику, а потом, спрятав заработанную наличность в ботинок, отправился к матери. Там он принял душ, побрился. Они полакомились свиными отбивными и выпили. Мать жаловалась на конфликт с третьим мужем и плакала навзрыд, хоть и не так долго, как обычно, когда всплывала эта тема. У Лайла создалось впечатление, что она скоро совсем остынет, а там и подберет себе четвертого муженька.
В районе полуночи Лайл отклонил ритуальное материнское предложение пополнить его гардероб и устремился обратно в Зону. После матушкиного хереса у него плыло перед глазами, и он провел некоторое время у разбитой стеклянной стены атриума, глядя на тусклые звезды в подсвеченном городскими огнями небе. Ночью пещерная темнота Зоны привлекала его, как ничто другое. Тошнотворное круглосуточное освещение, которым был залит весь остальной «Архиплат», здесь, в Зоне, так и не было восстановлено.
По ночам в Зоне кипела жизнь: все нормальные люди принимались обходить здешние подпольные пивнушки и ночные заведения; о том, что там происходило, можно было только догадываться – все двери были предусмотрительно затворены. Редкие красные и синие сполохи только добавляли загадочности.
Лайл вынул прибор дистанционного управления и опустил мастерскую. Дверь оказалась взломанной. Его последняя клиентка лежала без сознания на полу. На ней был черный комбинезон военного образца, вязаная шапочка, специальные очки и альпинистское снаряжение.
Первое, что она сделала, вломившись в заведение Лайла, – это вытащила из чехла висевшую у двери электрическую дубинку. За что и поплатилась разрядом в пятнадцать тысяч вольт и смесью краски и разрешенных к применению нервно-паралитических химикатов, ударившей ей в лицо.
Лайл обезвредил со своего дистанционного пульта сделавшую свое дело дубинку и аккуратно вернул ее в чехол.
Незваная гостья еще дышала, но иных признаков жизни не подавала. Лайл попробовал вытереть ей платком нос и рот.
Парни, продавшие ему чудо-дубинку, не зря хихикали, говоря о «несмываемости™». Лицо и гордо женщины были теперь зелеными, а на груди красовалось пятно, отливавшее всеми цветами радуги. Половину лица закрывали ее диковинные очки. Подбирая для нее подходящее сравнение, Лайл остановился на еноте, повалявшемся на мольберте пейзажиста.
Попытка снять с нее испорченную одежду традиционным способом к успеху не привела, и он сходил за ножницами по металлу. С их помощью он избавил женщину от толстых перчаток и перерубил шнурки ее пневмореактивных башмаков. У черной водолазки оказалась абразивная поверхность, а грудь и спину незваной гостьи закрывала кираса, которую вряд ли удалось бы пробить даже из пушки.
В ее брюках он насчитал девятнадцать карманов, набитых всякой всячиной. Там было электро-паралитическое оружие, аналогичное по действию его дубинке, фонарик, пакетики с пыльцой для снятия отпечатков, нож с несколькими десятками лезвий, какие-то лекарства, пластмассовые наручники, а также мелкие деньги, четки, расческа и косметичка.
В ушах у женщины Лайл обнаружил крохотные микрофонные усилители, их удалось извлечь с помощью пинцета. После этого он сковал ей руки и ноги цепочкой для парковки велосипедов. Он боялся, как бы она, очнувшись, не принялась бесчинствовать.
Часа в четыре утра она разразилась кашлем и сильно задрожала. Летними ночами в мастерской действительно бывало зябко. Лайл придумал, как решить проблему, принес из незанятой комнаты теплосберегающее одеяло. В середине одеяла, он, как в пончо, проделал дыру для головы и надел на свою гостью. Потом, сняв с нее велосипедные кандалы (они бы ее все равно не остановили), он наглухо зашил все одеяло снаружи прочнейшей седельной нитью.
Прикрепив края пончо к ремню, он надел ремень ей на шею, застегнул и для верности повесил на пряжку замок.
Тело оказалось в мешке, из которого торчала одна голова, хрипевшая и пускавшая слюни.
Не пожалев суперклея, он намертво приклеил мешок с женщиной к полу. Одеяло было достаточно прочным; если она все равно сумеет освободиться, пустив в ход ногти, – значит, она даст фору самому Гудини, и Лайлу здесь делать нечего. Он смертельно устал и вполне протрезвел. Лайл выпил глюкозы, заглотнул три таблетки аспирина, сжевал шоколадку и завалился в гамак.
Проснулся Лайл в десять утра. Пленница сидела в мешке с бесстрастным зеленым лицом, красными глазами и слипшимися от краски волосами. Лайл встал, оделся, позавтракал и починил сломанный дверной замок.
Он помалкивал – отчасти потому, что надеялся на молчание как на способ привести ее в чувство, отчасти потому, что опять забыл ее имя. К тому же он сомневался, что она назвалась настоящим именем.
Починив дверь, он повыше подтянул колотушку – чтобы их не беспокоили. Сейчас им надо побыть наедине.
Наконец Лайл включил настенный экран и антикварный телеприемник. При появлении дурацких титров женщина заерзала.
– Кто ты такой? – выдавила она.
– Я ремонтирую велосипеды, мэм.
Она фыркнула.
– Полагаю, ваше имя мне ни к чему, – сказал Лайл. – Важнее узнать, кто вас послал и зачем, а также что я сам смогу извлечь из этой ситуации.
– Ничего не выйдет.
– Возможно, – согласился он. – Но вы-то полностью провалились. Я всего-навсего механик двадцати четырех лет из Теннеси, чиню велосипеды и никого не трогаю. Зато на вас столько всяких штучек, что их хватило бы на пять таких мастерских, как моя.
Он открыл зеркальце из ее косметички и показал ей, как она выглядит. Зеленое лицо напряглось еще больше.
– Лучше расскажите, что вы замышляли.
– И не мечтай! – огрызнулась она.
– Если вы надеетесь на подмогу, то вынужден вас разочаровать – надежды тщетны. Я вас хорошенько обыскал, нашел все приспособления, которые на вас были, и повынимал из них батарейки. Некоторые я вижу впервые и понятия не имею, зачем они и как работают, но батарейка – она батарейка и есть. Прошло уже несколько часов, а ваши коллеги все не торопятся. Вряд ли они знают, где вас искать.
На это она ничего не ответила.
– В общем, – подытожил он, – вы провалили операцию. Вас поймал полный профан, и вы попали в положение заложницы, которое может длиться сколь угодно долго. Моих запасов воды, лапши и сардин хватит на несколько недель. Если в вашу берцовую кость вмонтировано какое-нибудь тайное устройство, вы можете связаться хоть с самим Президентом, но мне все же кажется, что у вас возникли серьезные проблемы.
Она еще немного повозилась в своем мешке и отвернулась.
– Наверное, дело в этом антенном приемнике?
Она промолчала.
– Вряд ли он имеет какое-то отношение ко мне или к Эдди Дертузасу. Прислали-то его, видать, для Эдди, но он вряд ли об этом просил. Просто кому-то – может, его психованным дружкам в Европе – захотелось, чтобы у него был этот ящик. Раньше Эдди принадлежал к политической группе КАПКЛАГ – слыхали о такой?
Не приходилось сомневаться, что она слышала это название не в первый раз.
– Лично мне эти типы всегда были не по душе, – продолжал Лайл. – Сначала я клюнул на их разглагольствования про свободу и гражданские права, но достаточно разок побывать на их собрании на верхних этажах в пентхаусах и послушать, как они изрекают: «Мы должны подчиняться технологическим императивам или окажемся на свалке истории» – и сразу становится ясно, что это просто никчемные богатенькие зазнайки, не умеющие завязать собственные шнурки.
– Это опасные радикалы, подрывающие национальную безопасность.
Лайл прищурился:
– Чью национальную безопасность, если не секрет?
– Вашу и мою, мистер Швейк. Я из НАФТА. Я федеральный агент.
– Почему же тогда вы вламываетесь в чужой дом? Разве это не запрещено Четвертой поправкой?
– Если вы имеете в виду Четвертую поправку к Конституции Соединенных Штатов Америки, то этот документ отменен много лет назад.
– Ну да? Что ж, вам виднее... Я не очень-то внимательно слушал учителей. Простите, вы называли свое имя, но я...
– Я говорила, что меня зовут Китти Кеседи.
– Ладно, Китти, мы сидим тут с тобой нос к носу и решаем нашу личную проблему. Как ты думаешь, что я должен сделать в этой ситуации? Чисто практически.
Китти раздумывала недолго.
– Немедленно меня освободить, вернуть все, что забрал, отдать мне приемник и то, что к нему относится – записи, дискеты. Потом ты должен тайком провести меня через «Архиплат», чтобы из-за краски на лице меня не остановила полиция. Еще мне бы очень пригодилась сменная одежда.
– Ты считаешь?
– Такое поведение было бы наиболее разумным. – Она прищурилась. – Ничего не могу обещать, но это самым благоприятным образом сказалось бы на твоем будущем.
– А ты не скажешь, кто ты, откуда явилась, кто тебя послал, что все это значит?
– Не скажу. Мне запрещено раскрываться при любых обстоятельствах. Да тебе и не нужно ничего знать. Если ты действительно тот, за кого себя выдаешь, зачем тебе все это?
– Не хочу всю жизнь оглядываться, опасаясь, что ты выскочишь из темного угла.
– Если бы я хотела причинить тебе вред, то сделала бы это при первой же встрече. Кроме нас с тобой, здесь никого не было, и я могла бы запросто тебя нейтрализовать и забрать все, что мне требовалось. Так что лучше отдай мне приемник с дискетами и прекрати нелепый допрос.
– Представь, что я вломился в твой дом, Китти. Что бы ты со мной сделала? – Молчание. – Так у нас не получится. Если ты не скажешь, что здесь происходит, мне придется прибегнуть к крутым мерам.
Она презрительно скривила губы.
– Что ж, сама напросилась. – Лайл взял медиатор и сделал голосовой вызов. – Пит?
– Видеоробот Пита слушает, – ответил голос в телефоне. – Чем могу вам помочь?
– Передай Питу, что у Лайла Швейка крупные неприятности и я жду его у себя в мастерской. Пускай приведет с собой ребят покрепче из «пауков».
– Что за неприятности, Лайл?
– С властями. Крупные. Больше ничего не могу сказать. Боюсь прослушивания.
– Будь спок. Дело на мази. Бывай, братан.
Лайл сердито сбросил с верстака велосипед Китти.
– Знаешь, что меня больше всего злит? – сказал он. – Что ты не пожелала обойтись со мной по-человечески. Поселилась бы здесь честь по чести – и могла бы утащить свой дурацкий ящик и что угодно в придачу! Но у тебя не хватило порядочности. Кстати, тебе даже не пришлось бы ничего красть, Китти! Достаточно улыбнуться, вежливо попросить – и я сам вручил бы тебе приемник и любые другие игрушки. Я все равно ничего не смотрю. Терпеть не могу эту дребедень.
– Это был экстренный случай. Времени на дополнительное обследование и внедрение не было. Так что перезвони своим гангстерам и скажи, что произошла ошибка. Пусть лучше не приходят.
– Ты готова к серьезной беседе?
– Никаких бесед!
– Что ж, посмотрим.
Через двадцать минут у Лайла зазвонил телефон. Прежде чем ответить, он выключил экран. Звонил Пит, один из «городских пауков».
– Эй, где твоя колотушка?
– Прости, я втянул ее в мастерскую, чтобы не беспокоили. Сейчас спущу мастерскую.
Пит был высок ростом и худ, как и положено верхолазу. У него были загорелые руки и колени и огромные башмаки-прыгуны с крючками на носках. На кожаном комбинезоне без рукавов было полно зажимов и карабинов, за плечами болталась здоровенная матерчатая сума. На левой щеке, заросшей щетиной, красовалось целых шесть татуировок.
Пит глянул на Китти, приподнял заскорузлыми пальцами очки и внимательно изучил пленницу.
– Ну и ну, Лайл! Никогда бы не подумал, что ты так влипнешь.
– Да, дело серьезное. Пит.
Пит повернулся к двери и втащил в мастерскую женщину в костюме с кондиционером, в длинных брюках, ботинках на молнии и очках в металлической оправе.
– Меня зовут Мейбл.
– А меня Лайл. Там, в мешке – Китти.
– Ты говорил, что тебе нужна тяжелая артиллерия, вот я и захватил с собой Мейбл, – объяснил Пит. – Она социальный работник.
– Как я погляжу, ты держишь ситуацию под контролем, – сказала Мейбл, почесывая в затылке и озираясь. – Что случилось? Она проникла в мастерскую?
Лайл утвердительно кивнул.
– И первым делом схватилась за твою электрическую дубинку, – догадался Пит. – Я же предупреждал, воры сразу тянутся к оружию. – Пит довольно поскреб у себя под мышкой. – Главное, оставить его на виду. Вор никогда не избежит такого соблазна. – Он осклабился. – Срабатывает, как часы.
– Пит из «городских пауков», – объяснил Лайл Китти. – Эта мастерская построена его ребятами. Как-то темной ночью они подняли мой дом на высоту тридцать четвертого этажа посреди «Архиплата» – и никто даже слова не сказал, никто ничего не видел, они бесшумно проделали в стене дыру и втащили через нее мой домик. Потом загнали в стену арматуру и подвесили мастерскую. «Пауки» – фанатики верхолазания, как я фанатик велосипедов, только они относятся к своему занятию еще серьезнее, чем я, и их очень много. Они были среди первых скваттеров Зоны. Это мои друзья.
Пит встал на одно колено и заглянул Китти в глаза.
– Я люблю вламываться в разные места, а ты? Самое разлюбезное дело – взять и куда-нибудь вломиться. – Он порылся в своей суме и вытащил фотоаппарат. – Только воровать – это неспортивно. Разве что прихватить трофеи как доказательство, что вы где-то побывали. – Он сделал несколько снимков. – Но вы, мэм, не устояли перед алчностью, внесли дух собственничества и присвоения в наше прекрасное дело и тем его предали. Вы поставили пятно на наш спорт. – Он выпрямился. – Мы, «городские пауки», не любим заурядных грабителей, особенно тех, кто проникает с корыстными целями в жилища наших клиентов, вроде Лайла. А больше всего – безмозглых воров, застигнутых на месте преступления, как вы.
Пит нахмурил кустистые брови:
– Знаешь, как бы я предложил поступить, старина Лайл? Давай обмотаем твою приятельницу кабелем с ног до головы, вынесем на людное место и повесим вниз головой под куполом!
– Не очень-то человеколюбиво! – серьезно заметила Мейбл.
Пит оскорбленно засопел.
– Учти, я не собираюсь брать с него плату! Представь, как изящно она будет вращаться при свете сотен фонарей, отражаясь в бесчисленных зеркалах!
Мейбл опустилась на колени и заглянула Китти в лицо.
– Она пила воду после того, как лишилась чувств?
– Нет.
– Ради Бога, Лайл, напои бедную женщину водой!
Лайл подал Мейбл пластмассовую бутылку.
– Кажется, вы оба так и не врубились, – сказал он. – Полюбуйтесь, чего я с нее понаснимал! – Он показал им очки, ботинки, оружие, перчатки, альпинистское снаряжение и все прочее.
– Ух ты! – Пит нажимал на своих очках кнопки, чтобы рассмотреть инвентарь в мельчайших подробностях. – Это не простая грабительница, а прямо уличный самурай из «Пташек войны» или того почище!
– Она называет себя федеральным агентом.
Мейбл резко выпрямилась и отняла у Китти бутылку.
– Шутишь?
– Спроси у нее сама.
– Я социальный работник пятой категории из управления городского развития. – Она показала Китти удостоверение. – А вы кто?
– Я не готова к немедленному разглашению подобной информации.
– Прямо не верится! – Мейбл убрала потрепанное голографическое удостоверение обратно в фуражку. – Как я погляжу, ты поймал члена правореакционного секретного формирования! – Она покачала головой. – У нас в управлении только и слышишь о правых военизированных группах. Но я никогда не видела их боевиков живьем.
– Внешний мир полон опасностей, мисс социальный работник.
– Она еще будет мне рассказывать! – возмутилась Мейбл. – Я работала на «горячей линии», уговаривала самоубийц не расставаться с жизнью, а террористов – не казнить заложников. Я профессиональный социальный работник! Я видела столько ужаса и страдания, сколько тебе и не снилось. Пока ты отжималась в своем тренировочном лагере, я имела дело с реальным миром. – Мейбл машинально глотнула из бутылки. – Что тебе понадобилось в скромной велосипедной мастерской?
Китти не соизволила ответить.
– Кажется, дело в этом телеприемнике, – подсказал Лайл. – Его доставили сюда вчера. Через несколько часов явилась она и давай со мной заигрывать, намекать, что хочет здесь пожить. У меня сразу возникли подозрения.
– Естественно, – откликнулся Пит. – Промашка, Китти. Лайл сидит на антилибидантах.
Китти презрительно покосилась на Лайла.
– Теперь понятно! – выдавила она. – Вот, значит, во что превращается мужичок, перестав интересоваться сексом: в бесполое существо, ковыряющееся в гараже!
Мейбл вспыхнула.
– Слыхали? – Она пнула мешок с Китти ногой. – Какое ты имеешь право издеваться над чужими особенностями и интересами? Особенно после попытки превратить человека в объект сексуальной манипуляции в своих противозаконных целях? Совсем совесть потеряла? Да ты... Тебя надо судить!
– Попробуй.
– И попробую!
– Вот и давай подвесим ее за ушко на солнышке! – подхватил Пит. – И созовем прессу! Нам, «паукам», очень пригодится ее инвентарь: все эти уши-телескопы, порошок для снятия отпечатков с пальцев ног, подслушивающие устройства, присоски для лазания, специальный трос – все вместе! Только не ее военная обувка.
– Все это мое, – серьезно предостерег Лайл. – Я первым это увидел.
– Давай так, Лайл: ты уступаешь нам ее барахло, а мы прощаем тебе должок по монтажу мастерской.
– Держи карман шире! Одни ее боевые очки стоят всей этой мастерской.
– А меня интересует этот телеприемник, – алчно заявила Мейбл. – Кажется, это не слишком сложное устройство? Оттащим-ка его парням из «Синего попугая» и попросим разобрать на части. Запустим схему в Сеть и подождем, что выпадет из киберпространства.
– За ужасные последствия столь глупого и безответственного поступка будешь отвечать сама, – прошипела Китти.