Стерлинг Брюс. Велосипедный Мастер

   – Ничего, я рисковая, – беззаботно ответила Мейбл, заламывая фуражку. – Пусть моя либеральная головка от этого немного пострадает, зато твоя фашистская башка треснет, как гнилой орех.
   Китти отчаянно завозилась в мешке. Все трое с интересом наблюдали, как она пускает в ход зубы и ногти, как молотит ногами. Результат был нулевым.
   – Ладно, – прохрипела она, отдуваясь. – Я сотрудница сенатора Крейтона.
   – Кого-кого? – спросил Лайл.
   – Джеймса П. Крейтона – он сенатор от вашего Теннесси на протяжении последних тридцати лет.
   – А я и не знал, – признался Лайл.
   – Мы анархисты, – объяснил Пит.
   – Я, конечно, слыхала об этом старом маразматике, – сказала Мейбл, – но сама я из Британской Колумбии, а мы там меняем сенаторов, как вы – носки. Если вы тут, конечно, меняете носки.
   – Сенатор Крейтон чрезвычайно влиятелен! Он был сенатором США еще до избрания первого сената НАФТА. У него огромный штат из двадцати тысяч опытнейших и преданных делу сотрудников. К нему прислушиваются в комитетах по сельскому хозяйству, банковскому делу, телекоммуникациям.
   – Ну и что?
   – А то, что нас, повторяю, целых двадцать тысяч, – голосу Китти недоставало бодрости. – Мы работаем не одно десятилетие и добились хороших результатов. Сотрудники сенатора Крейтона заправляют важными делами в правительственных структурах НАФТА. Если сенатор отойдет от дел, это приведет к нежелательным политическим потрясениям. Возможно, вам странно слышать, что сотрудники сенатора могут быть так влиятельны, но если бы вы потрудились разобраться, как функционирует власть, то поняли, что я нисколько не преувеличиваю.
   – Ты хочешь сказать, что даже у какого-то паршивого сенатора есть собственная карманная армия? – спросила Мейбл, почесывая в затылке. Китти оскорбленно вскинула голову.
   – Он прекрасный сенатор! Когда у тебя двадцать тысяч сотрудников, вопрос о безопасности стоит очень остро. В конце концов, у исполнительной власти всегда были свои силовые формирования. А как же баланс властей?
   – Кстати, твоему старикашке уже лет сто двадцать или около того, – напомнила Мейбл.
   – Сто семнадцать.
   – Как бы о нем ни заботились лучшие медики, ему осталось совсем чуть-чуть.
   – Вообще-то его уже, можно сказать, нет... – призналась Китти. – Лобные доли отказали. Он еще способен сидеть и повторять то, что ему нашептывают, если подпитывать его стимулирующими препаратами. У него два вживленных слуховых аппарата, и вообще... им управляет его видеоробот.
   – Видеоробот? – задумчиво переспросил Пит.
   – Очень хороший видеоробот, – сказала Китти. – Он тоже стар, но его надежно обслуживают. У него твердые моральные устои и отличный политический нюх. Робот почти ничем не отличается от самого сенатора в расцвете сил. Но старость есть старость: он по-прежнему предпочитает старомодные информационные каналы, все время смотрит официальную трансляцию, а в последнее время совсем свихнулся и начал транслировать собственные комментарии.
   – Всегда говорю: видеороботам доверия нет, – вставил Лайл. – Ненавижу!
   – И я, – подхватил Пит. – Но даже роботы бывают приличнее политиков.
   – Не пойму, в чем, собственно, проблема, – озадаченно произнесла Мейбл. – Сенатор Хиршхеймер давно уже находится на прямой нейронной связи со своим видеороботом, и у него самый обнадеживающий избирательный рейтинг. То же самое – у сенатора Мармалехо из Тамаулипаса: она, конечно, немного рассеянная, все знают, что она подсоединена к медицинской аппаратуре, зато она активный борец за права женщин.
   – По-вашему, такого не может быть? – спросила Китти.
   Мейбл покачала головой.
   – Не собираюсь судить об отношениях индивидуума и его цифрового воплощения. Насколько я понимаю, это один из важнейших элементов неприкосновенности личности.
   – Я слыхала, что в свое время это вызывало страшные скандалы. Возникала паника, когда становилось известно, что крупный правительственный чин – не более чем ширма для искусственного интеллекта.
   Мейбл, Пит и Лайл переглянулись.
   – Вас удивляет это известие? – спросила Мейбл.
   – Нисколько, – ответил Пит.
   – Велика важность! – поддакнул Лайл.
   Китти, устав сопротивляться, уронила голову на грудь.
   – Эмигранты в Европе распространяют приемники, способные дешифровать комментарии сенатора – то есть его видеоробота. Робот говорит так, как когда-то говорил сам сенатор – не на людях, конечно, и не под запись. В стиле его дневниковых заметок. Насколько известно, робот исполнял роль дневника... Раньше это был его портативный персональный компьютер. Он просто переводил файлы, совершенствовал программы, обучал его новым штукам вроде узнавания голоса и письма, потом оформил ему кучу доверенностей... В один прекрасный день робот вырвался на свободу. Мы считаем, что робот принимает себя за сенатора.
   – Так велите ему заткнуться, и дело с концом!
   – Невозможно. Мы даже не знаем наверняка, где он физически находится и как вставляет свои саркастические комментарии в видеорепортажи. В былые времена у сенатора было полно друзей в видеоиндустрии. Робот может вещать из множества разных мест.
   – И это все? – расстроился Лайл. – Весь твой секрет? Почему ты сразу не рассказала нам про приемник? Зачем понадобилось вооружаться до зубов и высаживать мою дверь? Твой рассказ меня убеждает. Я бы с радостью отдал тебе ящик.
   – Не могла, мистер Швейк.
   – Почему?
   – Потому, – ответил за нее Пит, – что она представляет надутое чиновничество, а ты нищий механик из трущоб.
   – Мне твердили, что здесь очень опасно, – сказала Китти.
   – Вовсе не опасно! – возразила Мейбл. – Нисколечко. Для того чтобы представлять опасность, у них нет сил.
   Здесь просто общественная отдушина. Городская инфраструктура Чаттануги перегружена. Сюда долго вкладывали слишком большие деньги. Городская жизнь полностью утратила свою непосредственность. Моральная атмосфера стала удушливой. Поэтому все втайне радовались, когда бунтовщики устроили пожар на трех этажах.
   Убытки были возмещены по страховке. Первыми сюда пришли мародеры, потом здесь стали прятаться дети, жулики, нелегалы. Наконец настал черед постоянного самозахвата. Дальше стали появляться мастерские художников, полулегальные мастерские, заведения под красным фонарем, кафе, пекарни. Скоро здесь станут открывать свои офисы и кабинеты адвокаты, консультанты, врачи, благодаря этому будет починен водопровод, восстановлено центральное энергоснабжение. Цены на недвижимость подскочат, и вся Зона превратится в пригодный для жизни, благоустроенный город. Такое происходит сплошь и рядом.
   Мейбл ткнула пальцем в дверь.
   – Если вы хоть что-нибудь смыслите в современной городской географии, то понимаете, что подобное спонтанное возрождение городской среды – обычнейшее явление. Пока хватает энергичной наивной молодежи, которая обитает в таких трущобах, с иллюзией, будто она свободна от остального мира, это будет происходить и дальше.
   – О!..
   – Представьте себе! Такие зоны удобны всем. Некоторое время люди могут баловаться нестандартными мыслями и позволять себе экстравагантное поведение. Поднимают голову разные чудаки и безумцы; если им удается зашибить деньгу, они обретают законность, если нет – они падают замертво в спокойном местечке, где считается, что каждый отвечает за себя сам. Ничего опасного в этом нет. – Мейбл засмеялась, потом посерьезнела. – Ну-ка, Лайл, выпусти эту дурочку из мешка.
   – Она там абсолютно голая.
   – Значит, прорежь в мешке дыру и накидай ей туда одежды. Живее, Лайл!
   Лайл сунул в мешок велосипедные шорты и фуфайку.
   – А как же мой инвентарь? – спросила Китти, одеваясь на ощупь.
   – Значит так, – постановила Мейбл. – Пит вернет тебе его через неделю, когда его приятели все перефотографируют. Пока что пусть инвентарь остается у него. Считай, что так ты расплачиваешься с нами за наше молчание. А то возьмем и расскажем, кто ты и чем здесь занимаешься.
   – Отличная мысль! – одобрил Пит. – Разумное, прагматичное решение. – Он стал сгребать имущество Китти в свою сумку. – Видал, Лайл? Всего один звонок старому «пауку» Питу – и все твои проблемы решены. Мы с Мейбл умеем устранять кризисные ситуации, как никто другой! Вот и еще одна конфронтация, чреватая жертвами, разрешена без кровопролития. – Пит застегнул сумку. – Все, братцы! Проблема решена. Лайл, дружище, если потребуется подсобить, только свистни! Держи хвост пистолетом. – Пит вылетел в дверь и понесся прочь со всей скоростью, какую ему помогали развить реактивные башмаки.
   – Большое спасибо за передачу моего снаряжения в руки общественно опасных преступников, – сказала Китти. Потом, высунувшись из дыры и схватив с верстака резак, она стала вспарывать мешок.
   – Это побудит вялых, коррумпированных, плохо финансируемых полицейских Чаттануги более серьезно относиться к действительности, – сказала Мейбл, сверкая глазами. – К тому же глубоко недемократично делать специальные технические сведения достоянием тайной военной элиты.
   Китти попробовала пальцем керамическое лезвие резака, выпрямилась и прищурила глаза.
   – Мне стыдно работать на то же правительство, что и ты.
   – Ваша традиция, именуемая глубокой правительственной паранойей, безнадежно устарела. Раскрой глаза! Нами управляет правительство из людей с острым шизофреническим раздвоением личности.
   – Какая низость! Я презираю тебя больше, чем могу выразить. – Она указала на Лайла. – Даже этот спятивший евнух-анархист в сравнении с тобой выигрывает. По крайней мере он ни у кого ничего не просит и ориентируется на рынок.
   – Мне он тоже сразу понравился, – беззаботно откликнулась Мейбл. – Хорош собой, в отличной форме, не пристает. К тому же умеет чинить мелкие приборы и имеет свободную квартиру. Переезжай к нему, детка.
   – Ты это к чему? Считаешь, что я не смогу устроиться в Зоне так удачно, как ты? Думаешь, что у тебя авторское право на жизнь не по закону?
   – Нет, просто тебе лучше засесть с дружком за запертыми дверями и не высовываться, пока не сойдет с лица краска. У тебя вид отравившегося енота. – Мейбл развернулась на каблуках. – Займись собой, а обо мне забудь. – Она спрыгнула вниз, села на свой велосипед и укатила.
   Китти вытерла губы и сплюнула ей вслед.
   – Ты когда-нибудь проветриваешь помещение? – окрысилась она на Лайла. – Смотри, не доживешь даже до тридцати, так и подохнешь здесь от запаха краски.
   – У меня нет времени на уборку и проветривание. Я слишком занят.
   – Значит, уборкой займусь я. Приберусь тут и проветрю. Все равно мне придется здесь побыть, понял? Может, довольно долго.
   – Как долго? – осведомился Лайл. Китти уставилась на него.
   – Кажется, ты не принимаешь меня всерьез. Учти, мне не нравится, когда меня не принимают всерьез.
   – Ничего подобного! – поспешно заверил ее Лайл. – Ты серьезная, даже очень.
   – Слыхал что-нибудь о поддержке мелкого бизнеса, дружок? О стартовом капитале, например? О федеральных субсидиях на исследования и развитие? – Китти пристально смотрела на него, взвешивая слова. – Обязательно слыхал, мистер Спятивший Технарь. Считаешь, что федеральной поддержкой пользуется кто угодно, только не ты? Учти, Лайл, дружба с сенатором переводит тебя совсем в другую категорию. Улавливаешь, куда я клоню?
   – Кажется, да, – медленно ответил Лайл.
   – Мы еще об этом побеседуем, Лайл. Надеюсь, ты не будешь возражать?
   – Какие могут быть возражения!
   – Здесь, в Зоне, творится много такого, чего я сперва не понимала. Это очень важно. – Китти смолкла и стряхнула с волос каскад зеленых хлопьев высохшей краски. – Сколько ты заплатил этим гангстерам-«паукам» за подвешивание твоей мастерской?
   – Это была бартерная сделка, – ответил Лайл.
   – Как ты думаешь, они сделают то же самое для меня, если я заплачу наличными? Сделают? Мне тоже так кажется. – Она задумчиво кивнула. – Эти «пауки» вроде бы неплохо оснащены. Ничего, я избавлю их от этой ведьмы-левачки, прежде чем она превратит их в революционеров. – Китти вытерла рукавом рот. – Ведь мы находимся на территории, подопечной моему сенатору! Мы совершили глупость, отказавшись от идеологической борьбы только из-за того, что здесь живут отбросы общества, не посещающие избирательные участки. Именно поэтому здесь важнейшее поле битвы!
   Эта территория может сыграть ключевую роль в культурной войне. Сейчас же позвоню в офис и все обговорю. Мы не можем оставить этот участок в лапах самозваной королевы мира и справедливости.
   Она фыркнула и вытащила из спины занозу.
   – Немного самоконтроля и дисциплины – и я спасу этих «пауков» от них самих и превращу их в поборников законности и порядка. За дело!

* * *

   Две недели спустя на связь с Лайлом вышел Эдди. Он звонил из пляжного домика где-то в Каталонии, на нем была шелковая цветастая рубашка и новенькие, с виду чрезвычайно дорогие очки.
   – Как дела, Лайл?
   – Порядок, Эдди.
   – Жалоб нет? – У Эдди на щеке появились две новые татуировки.
   – Никаких. У меня новая напарница. Специалистка по боевым искусствам.
   – На этот раз ты с ней ладишь?
   – Да. Она не сует нос в мою работу с велосипедами. В последнее время велосипедный бизнес набирает обороты. Возможно, я получу официальную линию электроснабжения, дополнительную площадь, стану опять принимать заказы по почте. У моей новой напарницы уйма полезных связей.
   – Поздравляю, Лайл. Дамочкам ты по вкусу. Ты ведь никогда им не противоречишь. Им только этого и надо. – Эдди наклонился вперед, отодвинув пепельницу, полную окурков с золотыми фильтрами. – Ты получаешь посылки?
   – Регулярно.
   – Хорошо, – поспешно сказал Эдди. – Теперь можешь от всего этого избавиться. Мне эти копии уже ни к чему. Сотри данные, а диски уничтожь или продай. У меня тут наклевываются новые делишки, и старый мусор мне без надобности. Все равно это детские игрушки.
   – Ладно, как скажешь.
   – Ты не получал одну посылочку?.. Аппаратик, вроде как телеприемник?
   – Как же, получил!
   – Отлично, Лайл. Вскрой его и все внутри закороти.
   – Прямо так?
   – Да. Закороти, разбей на куски и повыкидывай в разные места. Это опасная вещь, Лайл, ты понял? Я больше не хочу головной боли.
   – Считай, что ты уже от нее излечился.
   – Вот спасибо! Больше тебя не будут беспокоить посылками. – Он помолчал. – Но это не значит, что я не ценю твои прежние усилия и добрую волю.
   – Лучше расскажи, как твоя личная жизнь, Эдди, – скромно предложил Лайл. Эдди вздохнул.
   – В разгаре. Сначала это была Фредерика. Раньше мы ладили, а потом... Не знаю, с чего я взял, что частные детективы – сексуальная порода. Видать, совсем спятил. В общем, теперь у меня новая подружка. Политик! Радикальный член испанских кортессов. Можешь себе представить? Я сплю с депутатом одного из местных европейских парламентов! – Он засмеялся. – Политики – вот где таится секс! Знал бы ты, Лайл, какие это горячие штучки! У них и харизма, и стиль, и влияние. Деловой народец! Знают обходные дорожки, умеют подлезть с изнанки. С Виолеттой мне так весело, как еще ни с кем не бывало.
   – Рад слышать, дружище.
   – Это еще приятнее, чем ты можешь подумать.
   – Ничего, – снисходительно ответил Лайл, – у каждого ведь своя жизнь, Эдди.
   – Истинная правда!
   Лайл кивнул.
   – У меня дела, Эдди.
   – Все совершенствуешь свои инерционные... как их там?
   – Тормоза. В общем, да. Здесь нет ничего невозможного. Я много над этим работаю и уже близок к решению.
   Принцип ясен, а это самое главное. До всего остального можно додуматься.
   – Слушай, Лайл... – Эдди отхлебнул из бокала. – Ты, часом, не подсоединял этот ящик к антенне и не смотрел его?
   – Ты меня знаешь, Эдди, – ответил Лайл. – Кто я такой? Простой парнишка с гаечным ключом.