Нетрудно было понять, что все это означает. Лисбет Саландер не хотела иметь никакого дела с Микаэлем Блумквистом. Она вычеркнула его из своей жизни так же эффективно, как если бы стерла файл из своего компьютера, не вдаваясь ни в какие объяснения. Она сменила номер своего мобильного телефона и не отвечала на письма по электронной почте.
Микаэль вздохнул, выключил телевизор и, отойдя к окну, стал смотреть на ратушу.
Он спрашивал себя, не совершает ли ошибку, регулярно заглядывая к ней в дом. У него было неизменное правило: если женщина ясно дает понять, что не хочет его знать, остается только уйти с ее дороги. Не принять к сведению такое пожелание означало в его глазах выказать неуважение.
Когда-то Микаэль и Лисбет спали вместе, но это случалось всегда по ее инициативе, и их отношения продлились полгода. Если она решила покончить с этой связью так же внезапно, как ее начала, то Микаэль был готов принять это без возражений. Право решать оставалось за ней. Коли на то пошло, Микаэль без особых переживаний мог примириться с ролью бывшего бойфренда, но то, что Лисбет вела себя так, словно вообще не желала его знать, стало для него неприятной неожиданностью.
Он не был в нее влюблен – они с ней были такими разными, какими только могут быть два человека, – но относился к ней с искренней симпатией и очень скучал по этой чертовски непростой девушке. Он-то думал, что их дружеские чувства обоюдны. Одним словом, он оказался в дурацком положении.
Микаэль долго простоял у окна и наконец принял окончательное решение.
Если он стал так неприятен Лисбет, что при случайной встрече в метро она даже не пожелала ему кивнуть, то, по-видимому, их дружбе пришел конец. Здесь уже ничего не поправишь, и в дальнейшем ему не стоит искать с ней свиданий.
Лисбет Саландер посмотрела на свои наручные часы и отметила про себя, что, даже сидя в тени, вспотела с ног до головы. Было половина одиннадцатого, время шло к полудню. Она мысленно повторила математическую формулу длиною в три строки и захлопнула книгу «Измерения в математике». Затем она забрала со стола ключ от своего номера и пачку сигарет.
Ее номер находился на втором этаже двухэтажной гостиницы. Вернувшись туда, она разделась и отправилась под душ.
Со стены под самым потолком на нее таращилась двадцатисантиметровая зеленая ящерица. Лисбет Саландер тоже поглядела на нее, но не прогнала. Ящерицы водились по всему острову и проникали в помещения через раскрытые окна, сквозь щели в жалюзи, под дверью или через вентиляцию в ванной. Лисбет хорошо уживалась с этой компанией, которая обыкновенно ничем ей не мешала. Вода была прохладной, но не ледяной, так что она простояла под душем пять минут, отдыхая от жары.
Вернувшись в комнату, она раздетая постояла перед зеркалом, с удивлением разглядывая свое тело. При росте в сто пятьдесят сантиметров она по-прежнему весила около сорока килограммов, и с этим, к сожалению, ничего нельзя было поделать. Так же как с тонкими кукольными конечностями и узкими бедрами, не заслуживающими особого внимания.
Зато теперь у нее появилась грудь!
Всю жизнь она была плоскогрудой, как девочка, не достигшая переходного возраста. Фигура была просто курам на смех, поэтому она всегда стеснялась появляться неодетой.
А тут вдруг, откуда ни возьмись, грудь появилась! Не такая, как у секс-бомбы, – такой она бы и не хотела иметь, потому что при ее тощеньком тельце это было бы просто смешно, – но все-таки это была пара крепких округлых грудей средней величины. Тщательно продуманная операция не нарушила пропорций фигуры, однако произвела разительные перемены как во внешности Лисбет, так и в ее внутреннем самоощущении.
Для того чтобы приобрести новую грудь, она выбрала клинику в окрестностях Генуи, где работали лучшие специалисты Европы, и провела там пять недель. Ее лечащий врач, обаятельная и твердая как сталь женщина по имени Алессандра Перрини, согласилась с тем, что грудь у пациентки недоразвита, так что медицинские показания не препятствовали операции по ее увеличению.
Хирургическое вмешательство оказалось небезболезненным, но новый бюст и по виду, и по ощущению был как настоящий, а шрам теперь уже почти сгладился. Лисбет осталась очень довольна и ни на секунду не пожалела о своем решении. Первые полгода после операции она не могла с оголенной грудью спокойно пройти мимо зеркала, чтобы не посмотреть на себя и не порадоваться тому, насколько лучше стала жизнь.
Находясь в генуэзской клинике, она удалила одну из своих девяти татуировок – двухсантиметровую осу, украшавшую ее шею с правой стороны. Лисбет любила все свои татуировки, в особенности большого дракона, занимавшего пространство от плеча до ягодицы, но от осы решила все-таки избавиться: та находилась на видном месте и могла стать отличной особой приметой. Татуировка была удалена с помощью лазера, и, проводя пальцем по шее, Лисбет ощущала маленький шрамик. Загар на этом месте был чуть светлее, однако если не вглядываться, то и не заметишь. Всего пребывание в генуэзской клинике обошлось ей в сто девяносто тысяч крон.
И она могла позволить себе такую трату.
Помечтав, она оторвалась от зеркала и надела трусики и бюстгальтер. Через три дня после выписки из генуэзской клиники она впервые за свою двадцатипятилетнюю жизнь пошла в магазин дамского белья и накупила себе тех вещей, которыми раньше ей никогда не доводилось пользоваться. Теперь она носила бюстгальтер, испытывая от этого чувство удовлетворения.
Она надела джинсы и черную майку с надписью «Consider this as a fair warning»[9], затем обулась в сандалии, прихватила соломенную шляпку и повесила через плечо черную нейлоновую сумку.
Возле стойки администратора собралась кучка постояльцев, занятых разговором. Приближаясь к выходу из отеля, Лисбет прислушалась, потом замедлила шаг и навострила уши.
– Just how dangerous is she?[10] – спрашивала чернокожая женщина с громким голосом и европейским акцентом.
Лисбет узнала в ней пассажирку из группы, прилетевшей чартерным рейсом из Лондона десять дней назад.
Администратор с седыми висками по имени Фредди Мак-Бейн, всегда встречавший Лисбет приветливой улыбкой, сейчас выглядел озабоченным. Он объяснил, что всех постояльцев проинструктируют и им не о чем беспокоиться, главное – точно следовать полученным инструкциям. В ответ на него обрушился целый поток восклицаний.
Лисбет Саландер нахмурилась и направилась к стойке бара, за которой находилась Элла Кармайкл.
– О чем это они? – спросила Лисбет, показывая большим пальцем через плечо на сгрудившихся перед администратором постояльцев.
– Есть угроза, что нас навестит «Матильда».
– Кто такая Матильда?
– Это ураган, образовавшийся недели две назад у берегов Бразилии. Вчера утром он налетел на Парамарибо – столицу Суринама. Пока еще не ясно, в каком направлении он двинется дальше. Предположительно он пойдет на север в сторону США, но если он не сменит направление и продолжит свой путь на запад, то Тринидад и Гренада окажутся как раз на его пути. Так что будет, пожалуй, ветрено.
– Я думала, что сезон ураганов уже прошел.
– Сезон-то прошел. Обычно штормовые предупреждения у нас бывают в сентябре и октябре. Но теперь пошла такая путаница из-за изменения климата и парникового эффекта, что никогда не знаешь, что может случиться.
– О'кей. И когда же ожидается прибытие «Матильды»?
– Скоро.
– Я должна что-нибудь предпринять?
– С ураганом шутки плохи, Лисбет. В семидесятые годы у нас тут прошел ураган, который вызвал в Гренаде большие разрушения. Мне было тогда одиннадцать лет, и я жила в деревне в горах Гранд-Этана неподалеку от Гренвилла. Я никогда не забуду эту ночь.
– Вот как.
– Но ты можешь не волноваться. Просто в субботу не отходи далеко от гостиницы. Сложи в сумку ценные вещи, например этот компьютер, с которым ты все время возишься, и будь готова спрятаться в убежище в подвале, когда придет распоряжение. Вот и все.
– Хорошо.
– Налить тебе чего-нибудь?
– Нет, не надо.
Лисбет Саландер повернулась и ушла не прощаясь. Элла Кармайкл проводила ее усталой улыбкой. Ей потребовалось несколько недель, чтобы привыкнуть к странному поведению приезжей чудачки и понять, что Лисбет Саландер ведет себя так не от зазнайства, а просто потому, что она не такая, как все. Впрочем, она без пререканий платила за выпивку, сильно не напивалась, никогда не устраивала скандалов и лишь держалась особняком.
Транспортные средства на дорогах Гренады были в основном представлены изобретательно украшенными мини-автобусами, которые курсировали по своим маршрутам, не слишком стремясь соблюдать такие формальности, как, например, указанное на табличке расписание. Они сновали туда-сюда на протяжении всего светлого времени суток, а после наступления темноты те, у кого не было собственного автомобиля, оставались без каких-либо средств передвижения.
Лисбет остановилась у дороги, ведущей к центру Сент-Джорджеса, и уже через несколько минут перед ней затормозил один из автобусов. Шофер относился к растаманам, и из кабины гремели звуки включенного на всю мощь магнитофона, исполнявшего «No Woman No Cry». Постаравшись отключиться и этого не слышать, Лисбет заплатила положенный доллар и втиснулась между мощной седовласой женщиной и двумя мальчиками в школьной форме.
Сент-Джорджес располагался по берегам U-образной бухты, где находилась внутренняя гавань под названием Каренаж. Вокруг гавани по уступам крутых склонов были разбросаны жилые дома, старинные колониальные здания, и на самом краю обрывистого утеса высилась крепость.
Городок отличался очень плотной застройкой, дома жались друг к другу, между ними протянулись узкие улочки с множеством тесных переулков. Здания словно карабкались в гору, и во всем городе, пожалуй, нигде нельзя было найти участка с горизонтальной поверхностью. Единственное исключение составляла находившаяся на северной окраине площадка для крикета, совмещенная с беговыми дорожками.
Лисбет миновала гавань и пешком направилась к магазину «Мак-Интайрс электроникс», стоявшему поблизости на вершине небольшого крутого холма. Почти все товары, какие продавались в Гренаде, были импортными, привезенными из США или из Англии, и соответственно стоили вдвое дороже, чем где-либо еще. Зато, на радость посетителям, в магазине были установлены кондиционеры.
В Майами она купила себе портативный палмтоп со складной клавиатурой, чтобы возить его с собой в нейлоновой сумке и читать электронную почту, но это была убогая замена ее компьютеру Apple PowerBook G-4 titanium c семнадцатидюймовым монитором. Однако старые батарейки уже выдохлись, и после получаса работы их приходилось перезаряжать, а это очень мешало, когда ей хотелось посидеть на террасе у бассейна. Кроме того, электроснабжение на Гренаде оставляло желать лучшего, и за то время, что Лисбет здесь прожила, электричество отключали уже дважды, и на довольно продолжительное время. И вот заказанные Лисбет запасные батарейки наконец-то прибыли. Она расплатилась кредиткой, выписанной на фирму «Уосп энтерпрайзис»[11], сложила батарейки в нейлоновую сумку и снова вышла на залитую зноем полуденную улицу. Заглянув по дороге в банк «Барклайз», она сняла триста долларов и пошла на рынок, где купила связку морковки, полдюжины плодов манго и полуторалитровую бутылку минеральной воды. Нейлоновая сумка заметно потяжелела, и, спустившись в гавань, Лисбет почувствовала, что сильно проголодалась и хочет пить. Сперва она намеревалась пойти в «Натмег», но там было не протолкнуться. Тогда она отправилась дальше в гавань в тихий «Черепаший панцирь», устроилась там на веранде и заказала порцию кальмаров с жареной картошкой и бутылку местного пива «Кариб». Подобрав оставленный кем-то номер местной газеты «Гренадиан войс», она просмотрела его за две минуты. Ничего интересного там не нашлось, кроме предостережения об угрожающем приближении «Матильды». Иллюстрировалось оно фотографией разрушенного дома и сопровождалось воспоминаниями о значительных ураганах прошлого.
Лисбет свернула газету, глотнула пива прямо из горлышка, откинулась на спинку стула и тут вдруг увидела знакомого ей постояльца тридцать второго номера, выходящего на веранду из бара. В одной руке он держал неизменный коричневый портфель, в другой – большой бокал с кока-колой. Скользнув по девушке равнодушным взглядом и не узнав, он сел в другом конце веранды лицом к морю и минут семь просидел неподвижно с отсутствующим видом. Потом он вдруг взял бокал, сделал три больших глотка, поставил его снова на стол и снова устремил взгляд в пространство. Через некоторое время Лисбет открыла сумку и достала из нее «Измерения в математике».
Сколько Лисбет себя помнила, она всегда любила ребусы и загадки. Когда ей было девять лет, мама подарила ей кубик Рубика. Это было испытанием для ее логических способностей, и ей потребовалось почти сорок минут, чтобы понять, как он устроен. Зато в дальнейшем ей уже ничего не стоило собрать его. Газетные тесты на уровень интеллекта не представляли для нее сложности; при виде пяти причудливых фигур она всегда легко догадывалась, какой должна быть шестая.
Еще в дошкольном возрасте она сама сообразила, что такое плюс и минус, а понятие об умножении, делении и геометрия пришли как естественное продолжение этого. Она могла проверить сумму счета в ресторане, составить накладную и рассчитать траекторию артиллерийского снаряда, выпущенного с заданной скоростью под тем или иным углом. Все это было для нее чем-то самоочевидным. До того как ей попалась статья в «Попьюлар сайенс», она не только никогда не увлекалась математикой, но даже не задумывалась над тем, что таблица умножения – это часть математики. Таблицу умножения она когда-то запомнила на уроке с одного раза и не понимала, почему учитель возится с ней целый год.
И вот однажды ее озарила догадка, что за доказательствами и формулами, которым учат в школе, стоит какая-то несокрушимая логика. Эта догадка привела ее к стеллажу с пособиями по математике в университетском книжном магазине. Но лишь когда она добралась до «Измерений в математике», перед ней открылся новый мир. Оказалось, что математика – это логическая головоломка с бесчисленными вариантами решений, множество загадок, которые можно разгадать. Арифметические примеры здесь далеко не главное. Пятью пять всегда будет двадцать пять. Вся соль в том, чтобы понять, как построены различные правила, позволяющие решить любую математическую задачу.
Книга «Измерения в математике» не была собственно учебником математики. Этот огромный, в тысячу двести страниц толщиной, кирпич повествовал об истории данной отрасли знания, начиная от древних греков и кончая современными попытками освоить сферическую астрономию. Данный труд был своего рода математической библией, по значению для серьезных математиков равным «Арифметике» Диофанта[12]. Впервые раскрыв на террасе гостиницы с видом на Гранд Анс Бич «Измерения в математике», Лисбет окунулась в волшебный мир чисел, описанный прекрасным педагогом, который умел заинтересовать читателя то занимательным анекдотом, то неожиданной проблемой. По этой книге Лисбет могла проследить развитие математики от трудов Архимеда до достижений современной калифорнийской лаборатории ракетных двигателей «Джет пропалшн». Она поняла методы, какими они решали свои проблемы.
Теорема Пифагора (x2 + y2 = z2), сформулированная примерно за пятьсот лет до начала нашей эры, стала для нее целым открытием. Лисбет вдруг поняла смысл того, что когда-то просто запомнила в старших классах на одном из немногих занятий, на которых присутствовала. В прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Ее восхитило открытое Евклидом примерно в трехсотом году до нашей эры правило, что совершенное число всегда является произведением двух чисел, из которых одно служит какой-либо степенью числа 2, а другое представляет собой разность между следующей степенью числа 2 и единицей. Это было уточнением формулы Пифагора, и она поняла, что тут возможно огромное количество комбинаций.
6 = 21 x (22 – 1)
28 = 22 x (23 – 1)
496 = 24 x (25 – 1)
8128 = 26 x (27 – 1)
Данный ряд Лисбет могла продолжать до бесконечности, не встретив ни одного числа, которое не соответствовало бы приведенному правилу. Эта логика отвечала ее принципам понимания мира. Она бодро проработала Архимеда, Ньютона, Мартина Гарднера и еще дюжину математических классиков.
Затем она добралась до главы о Пьере Ферма. Над его загадкой, теоремой Ферма, она ломала голову целую неделю, что, можно сказать, было не так уж и долго, принимая во внимание то, что теорема Ферма доводила математиков до помешательства на протяжении почти четырехсот лет, пока наконец в 1993 году англичанин Эндрю Уайлс не умудрился ее решить.
Теорема Ферма производила обманчивое впечатление простой задачки.
Пьер де Ферма родился в 1601 году в юго-западной части Франции в Бомон-де-Ломань. Удивительно, что он был даже не математиком, а государственным чиновником, математикой же занимался в свободное время, ради собственного удовольствия. Правда, он считается одним из самых талантливых математиков-самоучек всех времен. Точно так же, как Лисбет Саландер, он обожал решать ребусы и загадки. Особенно ему нравилось подшучивать над другими математиками, предлагая им задачки и намекая, будто бы в них уже скрыто решение. Философ Рене Декарт наделил его весьма уничижительным эпитетом, английский же коллега Джон Уоллис называл его «этот проклятый француз».
В 1630 году вышел перевод «Арифметики» Диофанта, где давался полный свод всех теорий чисел, сформулированных Пифагором, Евклидом и другими античными математиками. Изучая теорему Пифагора, Ферма придумал свою бессмертную, совершенно гениальную задачу. Он создал особый вариант теоремы Пифагора – в формуле (x2 + y2 = г2) он заменил квадрат кубом: (x3 + y3 = г3).
Суть в том, что это уравнение, очевидно, не имело решения в виде целых чисел. Таким образом, Ферма, внеся небольшое изменение академического характера, превратил формулу, имеющую бесконечное множество решений, в тупиковую задачу, не имеющую никакого решения. Тем самым Ферма утверждал, что в бесконечном мире чисел нельзя найти ни одного целого числа, куб которого был бы равен сумме двух кубов, и что это правило справедливо для чисел всех степеней, кроме второй, то есть для всех, за исключением теоремы Пифагора.
Очень скоро все математики согласились с тем, что дело обстоит именно так. Путем проб и ошибок они убедились в том, что невозможно найти ни одного числа, опровергающего утверждение Ферма. Проблему составляло то, что они не смогли бы проверить все существующие числа (ведь их количество бесконечно), продолжай они считать хоть до скончания века, а следовательно, нельзя со стопроцентной уверенностью утверждать, что уже следующее число не опровергнет теорему Ферма. Требовалось найти способ строго доказать это положение и выразить его общезначимой и математически корректной формулой. Математикам нужно было отыскать решение, с которым можно выйти на трибуну и сказать: «Дело обстоит так, потому что…»
По своему обыкновению, Ферма дал коллегам небольшую подсказку. На полях своего экземпляра «Арифметики» этот гений нацарапал условия задачи и приписал в конце несколько строчек, обретших в математике бессмертие: «Cuius rei demonstrationem mirabilem sane detexi hanc marginis exiquitas non caperet»[13].
Если он хотел привести своих коллег в ярость, то не нашел бы ни одного способа сделать это успешнее. Начиная с 1637 года каждый уважающий себя математик посвящал какую-то, иногда весьма значительную, часть своего времени попытке отыскать доказательство теоремы Ферма. Несколько поколений мыслителей потерпели неудачу, пока наконец Эндрю Уайлс не добился успеха, представив в 1993 году доказательство. Он думал над этой загадкой двадцать пять лет, из которых последние десять посвящал ей почти все свое время.
Лисбет Саландер была в полном недоумении.
Ответ как таковой ее, в сущности, не интересовал. Главным для нее был поиск решения. Если ей задали головоломную загадку, она ее решит. У нее ушло много времени на то, чтобы понять логический принцип и разгадать тайну чисел, однако она всегда находила правильный ответ, не подсматривая его в конце учебника.
Поэтому, прочитав теорему Ферма, она взяла лист бумаги и принялась покрывать его рядами цифр. Однако найти доказательство ей не удавалось.
Она не желала видеть готовое решение и потому пролистнула ту часть книги, где приводилось доказательство Эндрю Уайлса. Вместо этого она дочитала «Измерения» до конца и убедилась, что никакие другие проблемы, описанные в этой книге, не представляют для нее непреодолимых трудностей. Тогда она день за днем, все более раздражаясь, посвящала теореме Ферма, размышляя над тем, какое «замечательное доказательство» хитрый француз имел в виду. И раз за разом заходила в тупик.
Постоялец из тридцать второго номера неожиданно встал и направился к выходу. Лисбет подняла взгляд, потом посмотрела на наручные часы и увидела, что просидела тут уже целых два часа и десять минут.
Элла Кармайкл поставила перед Лисбет Саландер рюмку. Она уже знала, что та не признает разных глупостей вроде подкрашенных розовых напитков или декоративных бумажных зонтиков в бокале. Лисбет Саландер заказывала всегда одно и то же – ром с колой, за исключением единственного вечера, когда пришла в каком-то странном настроении и до того напилась, что Элле пришлось звать на помощь кого-то из персонала, чтобы ее отнесли наверх в номер. Обычно она пила кофе с молоком, какой-нибудь простенький коктейль или местное пиво «Кариб». Как всегда, она пристроилась справа в конце стойки и раскрыла книгу с заумными математическими формулами, что, на взгляд Эллы Кармайкл, было очень странно для девушки ее возраста.
Она также заметила, что Лисбет Саландер не выказывает совершенно никакого интереса к заигрывающим с ней кавалерам. Немногочисленные одинокие мужчины, пытавшиеся к ней подъехать, наталкивались на учтивый, но решительный отпор, а с одним она обошлась и вовсе невежливо. С другой стороны, Крис Мак-Ален, которого она отшила, был местный лоботряс и давно напрашивался на хорошую взбучку. Целый вечер он приставал к Лисбет со всякими глупостями, поэтому Элла не особенно заволновалась, когда он вдруг странно зашатался и свалился в бассейн. К чести Мак-Алена, он оказался незлопамятным и на следующий вечер снова пришел в бар уже в трезвом состоянии, чтобы пригласить Лисбет Саландер выпить с ним по бутылке пива. Немного поколебавшись, девушка приняла приглашение, и с тех пор они, встречаясь в баре, обменивались вежливыми приветствиями.
– Все в порядке? – спросила Элла.
Лисбет Саландер кивнула и взяла рюмку.
– Как «Матильда»? Есть новости?
– Продолжает двигаться в нашем направлении. В выходные, может быть, задаст нам жару.
– Когда мы точно узнаем?
– Вообще-то только тогда, когда она оставит нас позади. Она может двигаться прямиком на Гренаду, а потом передумать и свернуть в самый последний момент.
– И часто у вас бывают ураганы?
– Время от времени. Чаще всего проходят мимо, иначе от острова давно бы уже ничего не осталось. Но тебе не о чем беспокоиться.
– Я и не беспокоюсь.
Внезапно поблизости раздался слишком громкий взрыв смеха. Обернувшись, они увидели, что это хохочет женщина из тридцать второго номера. По-видимому, муж рассказал ей что-то забавное.
– Кто они такие?
– Доктор Форбс с женой? Они американцы, из Остина, что в штате Техас.
Слово «американцы» Элла произнесла с некоторым неодобрением.
– Я знаю, что американцы. Что они тут делают? Он кто – врач?
– Нет, не врач. Он приехал сюда по делам фонда Девы Марии.
– Что это за фонд?
– Они оплачивают обучение способных детей. Он порядочный человек. Ведет переговоры с департаментом по народному образованию о постройке нового учебного заведения в Сент-Джорджесе.
– Порядочный человек, который лупит свою жену, – пробормотала Лисбет Саландер.
Элла Кармайкл ничего не ответила, а лишь бросила на Лисбет выразительный взгляд и ушла к другому концу стойки – подавать «Кариб» только что подошедшим клиентам из местных жителей.
Микаэль вздохнул, выключил телевизор и, отойдя к окну, стал смотреть на ратушу.
Он спрашивал себя, не совершает ли ошибку, регулярно заглядывая к ней в дом. У него было неизменное правило: если женщина ясно дает понять, что не хочет его знать, остается только уйти с ее дороги. Не принять к сведению такое пожелание означало в его глазах выказать неуважение.
Когда-то Микаэль и Лисбет спали вместе, но это случалось всегда по ее инициативе, и их отношения продлились полгода. Если она решила покончить с этой связью так же внезапно, как ее начала, то Микаэль был готов принять это без возражений. Право решать оставалось за ней. Коли на то пошло, Микаэль без особых переживаний мог примириться с ролью бывшего бойфренда, но то, что Лисбет вела себя так, словно вообще не желала его знать, стало для него неприятной неожиданностью.
Он не был в нее влюблен – они с ней были такими разными, какими только могут быть два человека, – но относился к ней с искренней симпатией и очень скучал по этой чертовски непростой девушке. Он-то думал, что их дружеские чувства обоюдны. Одним словом, он оказался в дурацком положении.
Микаэль долго простоял у окна и наконец принял окончательное решение.
Если он стал так неприятен Лисбет, что при случайной встрече в метро она даже не пожелала ему кивнуть, то, по-видимому, их дружбе пришел конец. Здесь уже ничего не поправишь, и в дальнейшем ему не стоит искать с ней свиданий.
Лисбет Саландер посмотрела на свои наручные часы и отметила про себя, что, даже сидя в тени, вспотела с ног до головы. Было половина одиннадцатого, время шло к полудню. Она мысленно повторила математическую формулу длиною в три строки и захлопнула книгу «Измерения в математике». Затем она забрала со стола ключ от своего номера и пачку сигарет.
Ее номер находился на втором этаже двухэтажной гостиницы. Вернувшись туда, она разделась и отправилась под душ.
Со стены под самым потолком на нее таращилась двадцатисантиметровая зеленая ящерица. Лисбет Саландер тоже поглядела на нее, но не прогнала. Ящерицы водились по всему острову и проникали в помещения через раскрытые окна, сквозь щели в жалюзи, под дверью или через вентиляцию в ванной. Лисбет хорошо уживалась с этой компанией, которая обыкновенно ничем ей не мешала. Вода была прохладной, но не ледяной, так что она простояла под душем пять минут, отдыхая от жары.
Вернувшись в комнату, она раздетая постояла перед зеркалом, с удивлением разглядывая свое тело. При росте в сто пятьдесят сантиметров она по-прежнему весила около сорока килограммов, и с этим, к сожалению, ничего нельзя было поделать. Так же как с тонкими кукольными конечностями и узкими бедрами, не заслуживающими особого внимания.
Зато теперь у нее появилась грудь!
Всю жизнь она была плоскогрудой, как девочка, не достигшая переходного возраста. Фигура была просто курам на смех, поэтому она всегда стеснялась появляться неодетой.
А тут вдруг, откуда ни возьмись, грудь появилась! Не такая, как у секс-бомбы, – такой она бы и не хотела иметь, потому что при ее тощеньком тельце это было бы просто смешно, – но все-таки это была пара крепких округлых грудей средней величины. Тщательно продуманная операция не нарушила пропорций фигуры, однако произвела разительные перемены как во внешности Лисбет, так и в ее внутреннем самоощущении.
Для того чтобы приобрести новую грудь, она выбрала клинику в окрестностях Генуи, где работали лучшие специалисты Европы, и провела там пять недель. Ее лечащий врач, обаятельная и твердая как сталь женщина по имени Алессандра Перрини, согласилась с тем, что грудь у пациентки недоразвита, так что медицинские показания не препятствовали операции по ее увеличению.
Хирургическое вмешательство оказалось небезболезненным, но новый бюст и по виду, и по ощущению был как настоящий, а шрам теперь уже почти сгладился. Лисбет осталась очень довольна и ни на секунду не пожалела о своем решении. Первые полгода после операции она не могла с оголенной грудью спокойно пройти мимо зеркала, чтобы не посмотреть на себя и не порадоваться тому, насколько лучше стала жизнь.
Находясь в генуэзской клинике, она удалила одну из своих девяти татуировок – двухсантиметровую осу, украшавшую ее шею с правой стороны. Лисбет любила все свои татуировки, в особенности большого дракона, занимавшего пространство от плеча до ягодицы, но от осы решила все-таки избавиться: та находилась на видном месте и могла стать отличной особой приметой. Татуировка была удалена с помощью лазера, и, проводя пальцем по шее, Лисбет ощущала маленький шрамик. Загар на этом месте был чуть светлее, однако если не вглядываться, то и не заметишь. Всего пребывание в генуэзской клинике обошлось ей в сто девяносто тысяч крон.
И она могла позволить себе такую трату.
Помечтав, она оторвалась от зеркала и надела трусики и бюстгальтер. Через три дня после выписки из генуэзской клиники она впервые за свою двадцатипятилетнюю жизнь пошла в магазин дамского белья и накупила себе тех вещей, которыми раньше ей никогда не доводилось пользоваться. Теперь она носила бюстгальтер, испытывая от этого чувство удовлетворения.
Она надела джинсы и черную майку с надписью «Consider this as a fair warning»[9], затем обулась в сандалии, прихватила соломенную шляпку и повесила через плечо черную нейлоновую сумку.
Возле стойки администратора собралась кучка постояльцев, занятых разговором. Приближаясь к выходу из отеля, Лисбет прислушалась, потом замедлила шаг и навострила уши.
– Just how dangerous is she?[10] – спрашивала чернокожая женщина с громким голосом и европейским акцентом.
Лисбет узнала в ней пассажирку из группы, прилетевшей чартерным рейсом из Лондона десять дней назад.
Администратор с седыми висками по имени Фредди Мак-Бейн, всегда встречавший Лисбет приветливой улыбкой, сейчас выглядел озабоченным. Он объяснил, что всех постояльцев проинструктируют и им не о чем беспокоиться, главное – точно следовать полученным инструкциям. В ответ на него обрушился целый поток восклицаний.
Лисбет Саландер нахмурилась и направилась к стойке бара, за которой находилась Элла Кармайкл.
– О чем это они? – спросила Лисбет, показывая большим пальцем через плечо на сгрудившихся перед администратором постояльцев.
– Есть угроза, что нас навестит «Матильда».
– Кто такая Матильда?
– Это ураган, образовавшийся недели две назад у берегов Бразилии. Вчера утром он налетел на Парамарибо – столицу Суринама. Пока еще не ясно, в каком направлении он двинется дальше. Предположительно он пойдет на север в сторону США, но если он не сменит направление и продолжит свой путь на запад, то Тринидад и Гренада окажутся как раз на его пути. Так что будет, пожалуй, ветрено.
– Я думала, что сезон ураганов уже прошел.
– Сезон-то прошел. Обычно штормовые предупреждения у нас бывают в сентябре и октябре. Но теперь пошла такая путаница из-за изменения климата и парникового эффекта, что никогда не знаешь, что может случиться.
– О'кей. И когда же ожидается прибытие «Матильды»?
– Скоро.
– Я должна что-нибудь предпринять?
– С ураганом шутки плохи, Лисбет. В семидесятые годы у нас тут прошел ураган, который вызвал в Гренаде большие разрушения. Мне было тогда одиннадцать лет, и я жила в деревне в горах Гранд-Этана неподалеку от Гренвилла. Я никогда не забуду эту ночь.
– Вот как.
– Но ты можешь не волноваться. Просто в субботу не отходи далеко от гостиницы. Сложи в сумку ценные вещи, например этот компьютер, с которым ты все время возишься, и будь готова спрятаться в убежище в подвале, когда придет распоряжение. Вот и все.
– Хорошо.
– Налить тебе чего-нибудь?
– Нет, не надо.
Лисбет Саландер повернулась и ушла не прощаясь. Элла Кармайкл проводила ее усталой улыбкой. Ей потребовалось несколько недель, чтобы привыкнуть к странному поведению приезжей чудачки и понять, что Лисбет Саландер ведет себя так не от зазнайства, а просто потому, что она не такая, как все. Впрочем, она без пререканий платила за выпивку, сильно не напивалась, никогда не устраивала скандалов и лишь держалась особняком.
Транспортные средства на дорогах Гренады были в основном представлены изобретательно украшенными мини-автобусами, которые курсировали по своим маршрутам, не слишком стремясь соблюдать такие формальности, как, например, указанное на табличке расписание. Они сновали туда-сюда на протяжении всего светлого времени суток, а после наступления темноты те, у кого не было собственного автомобиля, оставались без каких-либо средств передвижения.
Лисбет остановилась у дороги, ведущей к центру Сент-Джорджеса, и уже через несколько минут перед ней затормозил один из автобусов. Шофер относился к растаманам, и из кабины гремели звуки включенного на всю мощь магнитофона, исполнявшего «No Woman No Cry». Постаравшись отключиться и этого не слышать, Лисбет заплатила положенный доллар и втиснулась между мощной седовласой женщиной и двумя мальчиками в школьной форме.
Сент-Джорджес располагался по берегам U-образной бухты, где находилась внутренняя гавань под названием Каренаж. Вокруг гавани по уступам крутых склонов были разбросаны жилые дома, старинные колониальные здания, и на самом краю обрывистого утеса высилась крепость.
Городок отличался очень плотной застройкой, дома жались друг к другу, между ними протянулись узкие улочки с множеством тесных переулков. Здания словно карабкались в гору, и во всем городе, пожалуй, нигде нельзя было найти участка с горизонтальной поверхностью. Единственное исключение составляла находившаяся на северной окраине площадка для крикета, совмещенная с беговыми дорожками.
Лисбет миновала гавань и пешком направилась к магазину «Мак-Интайрс электроникс», стоявшему поблизости на вершине небольшого крутого холма. Почти все товары, какие продавались в Гренаде, были импортными, привезенными из США или из Англии, и соответственно стоили вдвое дороже, чем где-либо еще. Зато, на радость посетителям, в магазине были установлены кондиционеры.
В Майами она купила себе портативный палмтоп со складной клавиатурой, чтобы возить его с собой в нейлоновой сумке и читать электронную почту, но это была убогая замена ее компьютеру Apple PowerBook G-4 titanium c семнадцатидюймовым монитором. Однако старые батарейки уже выдохлись, и после получаса работы их приходилось перезаряжать, а это очень мешало, когда ей хотелось посидеть на террасе у бассейна. Кроме того, электроснабжение на Гренаде оставляло желать лучшего, и за то время, что Лисбет здесь прожила, электричество отключали уже дважды, и на довольно продолжительное время. И вот заказанные Лисбет запасные батарейки наконец-то прибыли. Она расплатилась кредиткой, выписанной на фирму «Уосп энтерпрайзис»[11], сложила батарейки в нейлоновую сумку и снова вышла на залитую зноем полуденную улицу. Заглянув по дороге в банк «Барклайз», она сняла триста долларов и пошла на рынок, где купила связку морковки, полдюжины плодов манго и полуторалитровую бутылку минеральной воды. Нейлоновая сумка заметно потяжелела, и, спустившись в гавань, Лисбет почувствовала, что сильно проголодалась и хочет пить. Сперва она намеревалась пойти в «Натмег», но там было не протолкнуться. Тогда она отправилась дальше в гавань в тихий «Черепаший панцирь», устроилась там на веранде и заказала порцию кальмаров с жареной картошкой и бутылку местного пива «Кариб». Подобрав оставленный кем-то номер местной газеты «Гренадиан войс», она просмотрела его за две минуты. Ничего интересного там не нашлось, кроме предостережения об угрожающем приближении «Матильды». Иллюстрировалось оно фотографией разрушенного дома и сопровождалось воспоминаниями о значительных ураганах прошлого.
Лисбет свернула газету, глотнула пива прямо из горлышка, откинулась на спинку стула и тут вдруг увидела знакомого ей постояльца тридцать второго номера, выходящего на веранду из бара. В одной руке он держал неизменный коричневый портфель, в другой – большой бокал с кока-колой. Скользнув по девушке равнодушным взглядом и не узнав, он сел в другом конце веранды лицом к морю и минут семь просидел неподвижно с отсутствующим видом. Потом он вдруг взял бокал, сделал три больших глотка, поставил его снова на стол и снова устремил взгляд в пространство. Через некоторое время Лисбет открыла сумку и достала из нее «Измерения в математике».
Сколько Лисбет себя помнила, она всегда любила ребусы и загадки. Когда ей было девять лет, мама подарила ей кубик Рубика. Это было испытанием для ее логических способностей, и ей потребовалось почти сорок минут, чтобы понять, как он устроен. Зато в дальнейшем ей уже ничего не стоило собрать его. Газетные тесты на уровень интеллекта не представляли для нее сложности; при виде пяти причудливых фигур она всегда легко догадывалась, какой должна быть шестая.
Еще в дошкольном возрасте она сама сообразила, что такое плюс и минус, а понятие об умножении, делении и геометрия пришли как естественное продолжение этого. Она могла проверить сумму счета в ресторане, составить накладную и рассчитать траекторию артиллерийского снаряда, выпущенного с заданной скоростью под тем или иным углом. Все это было для нее чем-то самоочевидным. До того как ей попалась статья в «Попьюлар сайенс», она не только никогда не увлекалась математикой, но даже не задумывалась над тем, что таблица умножения – это часть математики. Таблицу умножения она когда-то запомнила на уроке с одного раза и не понимала, почему учитель возится с ней целый год.
И вот однажды ее озарила догадка, что за доказательствами и формулами, которым учат в школе, стоит какая-то несокрушимая логика. Эта догадка привела ее к стеллажу с пособиями по математике в университетском книжном магазине. Но лишь когда она добралась до «Измерений в математике», перед ней открылся новый мир. Оказалось, что математика – это логическая головоломка с бесчисленными вариантами решений, множество загадок, которые можно разгадать. Арифметические примеры здесь далеко не главное. Пятью пять всегда будет двадцать пять. Вся соль в том, чтобы понять, как построены различные правила, позволяющие решить любую математическую задачу.
Книга «Измерения в математике» не была собственно учебником математики. Этот огромный, в тысячу двести страниц толщиной, кирпич повествовал об истории данной отрасли знания, начиная от древних греков и кончая современными попытками освоить сферическую астрономию. Данный труд был своего рода математической библией, по значению для серьезных математиков равным «Арифметике» Диофанта[12]. Впервые раскрыв на террасе гостиницы с видом на Гранд Анс Бич «Измерения в математике», Лисбет окунулась в волшебный мир чисел, описанный прекрасным педагогом, который умел заинтересовать читателя то занимательным анекдотом, то неожиданной проблемой. По этой книге Лисбет могла проследить развитие математики от трудов Архимеда до достижений современной калифорнийской лаборатории ракетных двигателей «Джет пропалшн». Она поняла методы, какими они решали свои проблемы.
Теорема Пифагора (x2 + y2 = z2), сформулированная примерно за пятьсот лет до начала нашей эры, стала для нее целым открытием. Лисбет вдруг поняла смысл того, что когда-то просто запомнила в старших классах на одном из немногих занятий, на которых присутствовала. В прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Ее восхитило открытое Евклидом примерно в трехсотом году до нашей эры правило, что совершенное число всегда является произведением двух чисел, из которых одно служит какой-либо степенью числа 2, а другое представляет собой разность между следующей степенью числа 2 и единицей. Это было уточнением формулы Пифагора, и она поняла, что тут возможно огромное количество комбинаций.
6 = 21 x (22 – 1)
28 = 22 x (23 – 1)
496 = 24 x (25 – 1)
8128 = 26 x (27 – 1)
Данный ряд Лисбет могла продолжать до бесконечности, не встретив ни одного числа, которое не соответствовало бы приведенному правилу. Эта логика отвечала ее принципам понимания мира. Она бодро проработала Архимеда, Ньютона, Мартина Гарднера и еще дюжину математических классиков.
Затем она добралась до главы о Пьере Ферма. Над его загадкой, теоремой Ферма, она ломала голову целую неделю, что, можно сказать, было не так уж и долго, принимая во внимание то, что теорема Ферма доводила математиков до помешательства на протяжении почти четырехсот лет, пока наконец в 1993 году англичанин Эндрю Уайлс не умудрился ее решить.
Теорема Ферма производила обманчивое впечатление простой задачки.
Пьер де Ферма родился в 1601 году в юго-западной части Франции в Бомон-де-Ломань. Удивительно, что он был даже не математиком, а государственным чиновником, математикой же занимался в свободное время, ради собственного удовольствия. Правда, он считается одним из самых талантливых математиков-самоучек всех времен. Точно так же, как Лисбет Саландер, он обожал решать ребусы и загадки. Особенно ему нравилось подшучивать над другими математиками, предлагая им задачки и намекая, будто бы в них уже скрыто решение. Философ Рене Декарт наделил его весьма уничижительным эпитетом, английский же коллега Джон Уоллис называл его «этот проклятый француз».
В 1630 году вышел перевод «Арифметики» Диофанта, где давался полный свод всех теорий чисел, сформулированных Пифагором, Евклидом и другими античными математиками. Изучая теорему Пифагора, Ферма придумал свою бессмертную, совершенно гениальную задачу. Он создал особый вариант теоремы Пифагора – в формуле (x2 + y2 = г2) он заменил квадрат кубом: (x3 + y3 = г3).
Суть в том, что это уравнение, очевидно, не имело решения в виде целых чисел. Таким образом, Ферма, внеся небольшое изменение академического характера, превратил формулу, имеющую бесконечное множество решений, в тупиковую задачу, не имеющую никакого решения. Тем самым Ферма утверждал, что в бесконечном мире чисел нельзя найти ни одного целого числа, куб которого был бы равен сумме двух кубов, и что это правило справедливо для чисел всех степеней, кроме второй, то есть для всех, за исключением теоремы Пифагора.
Очень скоро все математики согласились с тем, что дело обстоит именно так. Путем проб и ошибок они убедились в том, что невозможно найти ни одного числа, опровергающего утверждение Ферма. Проблему составляло то, что они не смогли бы проверить все существующие числа (ведь их количество бесконечно), продолжай они считать хоть до скончания века, а следовательно, нельзя со стопроцентной уверенностью утверждать, что уже следующее число не опровергнет теорему Ферма. Требовалось найти способ строго доказать это положение и выразить его общезначимой и математически корректной формулой. Математикам нужно было отыскать решение, с которым можно выйти на трибуну и сказать: «Дело обстоит так, потому что…»
По своему обыкновению, Ферма дал коллегам небольшую подсказку. На полях своего экземпляра «Арифметики» этот гений нацарапал условия задачи и приписал в конце несколько строчек, обретших в математике бессмертие: «Cuius rei demonstrationem mirabilem sane detexi hanc marginis exiquitas non caperet»[13].
Если он хотел привести своих коллег в ярость, то не нашел бы ни одного способа сделать это успешнее. Начиная с 1637 года каждый уважающий себя математик посвящал какую-то, иногда весьма значительную, часть своего времени попытке отыскать доказательство теоремы Ферма. Несколько поколений мыслителей потерпели неудачу, пока наконец Эндрю Уайлс не добился успеха, представив в 1993 году доказательство. Он думал над этой загадкой двадцать пять лет, из которых последние десять посвящал ей почти все свое время.
Лисбет Саландер была в полном недоумении.
Ответ как таковой ее, в сущности, не интересовал. Главным для нее был поиск решения. Если ей задали головоломную загадку, она ее решит. У нее ушло много времени на то, чтобы понять логический принцип и разгадать тайну чисел, однако она всегда находила правильный ответ, не подсматривая его в конце учебника.
Поэтому, прочитав теорему Ферма, она взяла лист бумаги и принялась покрывать его рядами цифр. Однако найти доказательство ей не удавалось.
Она не желала видеть готовое решение и потому пролистнула ту часть книги, где приводилось доказательство Эндрю Уайлса. Вместо этого она дочитала «Измерения» до конца и убедилась, что никакие другие проблемы, описанные в этой книге, не представляют для нее непреодолимых трудностей. Тогда она день за днем, все более раздражаясь, посвящала теореме Ферма, размышляя над тем, какое «замечательное доказательство» хитрый француз имел в виду. И раз за разом заходила в тупик.
Постоялец из тридцать второго номера неожиданно встал и направился к выходу. Лисбет подняла взгляд, потом посмотрела на наручные часы и увидела, что просидела тут уже целых два часа и десять минут.
Элла Кармайкл поставила перед Лисбет Саландер рюмку. Она уже знала, что та не признает разных глупостей вроде подкрашенных розовых напитков или декоративных бумажных зонтиков в бокале. Лисбет Саландер заказывала всегда одно и то же – ром с колой, за исключением единственного вечера, когда пришла в каком-то странном настроении и до того напилась, что Элле пришлось звать на помощь кого-то из персонала, чтобы ее отнесли наверх в номер. Обычно она пила кофе с молоком, какой-нибудь простенький коктейль или местное пиво «Кариб». Как всегда, она пристроилась справа в конце стойки и раскрыла книгу с заумными математическими формулами, что, на взгляд Эллы Кармайкл, было очень странно для девушки ее возраста.
Она также заметила, что Лисбет Саландер не выказывает совершенно никакого интереса к заигрывающим с ней кавалерам. Немногочисленные одинокие мужчины, пытавшиеся к ней подъехать, наталкивались на учтивый, но решительный отпор, а с одним она обошлась и вовсе невежливо. С другой стороны, Крис Мак-Ален, которого она отшила, был местный лоботряс и давно напрашивался на хорошую взбучку. Целый вечер он приставал к Лисбет со всякими глупостями, поэтому Элла не особенно заволновалась, когда он вдруг странно зашатался и свалился в бассейн. К чести Мак-Алена, он оказался незлопамятным и на следующий вечер снова пришел в бар уже в трезвом состоянии, чтобы пригласить Лисбет Саландер выпить с ним по бутылке пива. Немного поколебавшись, девушка приняла приглашение, и с тех пор они, встречаясь в баре, обменивались вежливыми приветствиями.
– Все в порядке? – спросила Элла.
Лисбет Саландер кивнула и взяла рюмку.
– Как «Матильда»? Есть новости?
– Продолжает двигаться в нашем направлении. В выходные, может быть, задаст нам жару.
– Когда мы точно узнаем?
– Вообще-то только тогда, когда она оставит нас позади. Она может двигаться прямиком на Гренаду, а потом передумать и свернуть в самый последний момент.
– И часто у вас бывают ураганы?
– Время от времени. Чаще всего проходят мимо, иначе от острова давно бы уже ничего не осталось. Но тебе не о чем беспокоиться.
– Я и не беспокоюсь.
Внезапно поблизости раздался слишком громкий взрыв смеха. Обернувшись, они увидели, что это хохочет женщина из тридцать второго номера. По-видимому, муж рассказал ей что-то забавное.
– Кто они такие?
– Доктор Форбс с женой? Они американцы, из Остина, что в штате Техас.
Слово «американцы» Элла произнесла с некоторым неодобрением.
– Я знаю, что американцы. Что они тут делают? Он кто – врач?
– Нет, не врач. Он приехал сюда по делам фонда Девы Марии.
– Что это за фонд?
– Они оплачивают обучение способных детей. Он порядочный человек. Ведет переговоры с департаментом по народному образованию о постройке нового учебного заведения в Сент-Джорджесе.
– Порядочный человек, который лупит свою жену, – пробормотала Лисбет Саландер.
Элла Кармайкл ничего не ответила, а лишь бросила на Лисбет выразительный взгляд и ушла к другому концу стойки – подавать «Кариб» только что подошедшим клиентам из местных жителей.