– У меня нет выбора, – сказал Микаэль. – У нас нет выбора.
Он налил себе кофе и сел за кухонный стол. Эрика покачала головой и устроилась напротив.
– Кристер, а ты что думаешь? – спросила она.
Кристер Мальм развел руками. Он ждал этого вопроса и опасался мгновения, когда ему придется занять какую-то позицию. Кристер являлся третьим совладельцем, но все трое знали, что «Миллениум» – это Микаэль и Эрика. Они спрашивали у него совета исключительно тогда, когда всерьез расходились во мнениях.
– Честно говоря, – начал Кристер, – вы оба знаете, что мое мнение роли не играет.
Он умолк. Ему нравилось создавать образы и работать с графической формой. Он никогда не считал себя художником, но знал, что является дизайнером от бога. Зато в интригах и решениях принципиальных вопросов он силен никогда не был.
«Это не просто ссора, – подумал Кристер Мальм. – Это развод».
Молчание нарушил Микаэль:
– Хорошо, давайте я в последний раз приведу свои аргументы. – Он не сводил глаз с Эрики. – Это не означает, что я бросаю «Миллениум». Мы слишком много вкалывали, чтобы все бросить.
– Но теперь тебя в редакции больше не будет – воз придется везти нам с Кристером. Ты хоть понимаешь, что по собственной инициативе отправляешься в ссылку?
– Это второй момент. Эрика, мне необходим перерыв. Я выдохся и сейчас просто ни на что не гожусь. Может быть, оплаченный отпуск в Хедестаде – это как раз то, что мне надо.
– Вся эта история – чистое сумасшествие, Микаэль. Ты мог бы с таким же успехом начать работать на уфологов.
– Знаю. Но мне платят чуть ли не два с половиной миллиона, чтобы я год просиживал штаны, и бездействовать я не собираюсь. Это третий момент. Первый раунд против Веннерстрёма окончен – он победил, послав меня в нокаут. Второй раунд уже начался – он будет стараться окончательно потопить «Миллениум», поскольку понимает, что пока существует журнал, существует и редакция, осведомленная о его проделках.
– Я это знаю. Вижу это по ежемесячным изменениям доходов от рекламы в последние полгода.
– Вот именно. Поэтому мне необходимо уйти из редакции. Я для него – красная тряпка. У него насчет меня крыша поехала. Пока я на месте, он свою кампанию не прекратит. Наша задача – подготовиться к третьему раунду. Чтобы иметь хоть малейший шанс в борьбе против Веннерстрёма, мы должны отступить и выработать совершенно новую стратегию. Нам необходимо найти некое орудие борьбы. Это и станет моей задачей на ближайший год.
– Все это я понимаю, – произнесла Эрика. – Возьми отпуск. Поезжай за границу, поваляйся месяц на испанском побережье. Поизучай личную жизнь испанок, отдохни, посиди у себя в Сандхамне и посмотри на волны.
– Но когда я вернусь, ничего не изменится. Веннерстрём добьет «Миллениум», ты же понимаешь. Мы сможем ему помешать только в том случае, если разузнаем о нем что-то полезное для нас.
– И такую информацию ты предполагаешь найти в Хедестаде.
– Я просмотрел газетные статьи. Веннерстрём работал на Вангера с шестьдесят девятого по семьдесят второй год. Он сидел в штабе концерна и отвечал за стратегические капиталовложения. Ушел он очень поспешно. Мы не можем исключить того, что у Хенрика Вангера на него действительно что-то есть.
– Но если он что-то сделал тридцать лет назад, мы едва ли сможем сейчас это доказать.
– Хенрик Вангер обещал дать интервью и рассказать все, что знает. Он одержим мыслями о своей исчезнувшей родственнице – похоже, это единственное, что его вообще интересует, и если ему потребуется сдать Веннерстрёма, вполне вероятно, что он это сделает. Мы в любом случае не можем упускать такой шанс – он первый, кто сказал, что готов публично облить Веннерстрёма грязью.
– Даже если ты вернешься с доказательствами того, что девушку задушил Веннерстрём, мы не сможем их использовать. Прошло слишком много времени. Он уничтожит нас в суде.
– Такая мысль приходила мне в голову, но, увы! – в то время, когда она исчезла, он учился в Стокгольмском институте торговли и не имел никакого отношения к концерну «Вангер». – Микаэль помолчал. – Эрика, я не брошу «Миллениум», но нам важно представить дело так, будто я его бросил. Вы с Кристером должны продолжать выпускать журнал. Если удастся… если вам представится возможность заключить мир с Веннерстрёмом, сделайте это. А это получится, только если меня не будет в редакции.
– Ладно. Положение поганое, но я думаю, что ехать в Хедестад для тебя все равно что хвататься за соломинку.
– А у тебя есть идея получше?
Эрика пожала плечами:
– Нам бы следовало сейчас взяться за поиски источников. Выстраивать материал заново и на этот раз делать все по уму.
– Рикки, об этом материале надо забыть.
Эрика сидела, положив руки на стол, и теперь в отчаянии уткнулась в них головой.
Снова заговорив, она поначалу старалась не встречаться с Микаэлем взглядом:
– Я чертовски зла на тебя. Не за то, что написанный тобой материал оказался ошибочным – тут моя вина не меньше. Не за то, что ты оставляешь должность ответственного редактора – в настоящей ситуации это разумное решение. Я могу принять то, что мы представляем это как разрыв или борьбу за власть между тобой и мной – это логично, если нам надо заставить Веннерстрёма поверить в то, что я безобидная фифочка, а вся угроза исходит от тебя.
Она сделала паузу и решительно посмотрела ему в глаза:
– Но я думаю, что ты ошибаешься. Веннерстрём не поддастся на блеф. Он будет и дальше стараться потопить «Миллениум». Разница заключается лишь в том, что с этого момента сражаться с ним мне придется одной, и ты знаешь, что сейчас ты нужен в редакции больше, чем когда-либо. Хорошо, я готова воевать с Веннерстрёмом, но меня ужасно злит то, что ты с легкостью покидаешь корабль. Ты бросаешь меня в самый трудный момент.
Микаэль протянул руку и погладил ее по волосам:
– Ты не одна. У тебя есть Кристер и остальные.
– Янне Дальмана можешь исключить. Кстати, думаю, мы напрасно взяли его на постоянную работу. Он знающий сотрудник, но от него больше неприятностей, чем пользы. Я ему не доверяю. Всю осень он злорадствовал. Не знаю, надеялся ли он занять твое место или просто у него психологическая несовместимость с остальными сотрудниками.
– Боюсь, что ты права, – сказал Микаэль.
– Что же делать? Выгнать его?
– Эрика, ты главный редактор и основной владелец «Миллениума». Если его надо выгнать, гони.
– Мы еще никого не увольняли, Микке. А теперь ты даже это решение перекладываешь на меня. Мне стало неприятно приходить по утрам в редакцию.
Тут Кристер Мальм неожиданно поднялся с дивана:
– Если ты хочешь успеть на поезд, нам надо шевелиться.
Эрика запротестовала, но он поднял руку:
– Подожди, Эрика, ты спрашивала мое мнение. Я считаю, что ситуация у нас хуже некуда. Но если дело обстоит так, как говорит Микаэль, – что он слишком устал от всего этого, – то ему действительно надо ехать, ради самого себя. И мы должны его отпустить.
Микаэль и Эрика смотрели на Кристера с изумлением, а он смущенно косился на Микаэля.
– Вы оба знаете, что «Миллениум» – это вы. Я совладелец, и вы всегда были со мной честны. Я очень люблю журнал и все с ним связанное, но вы ведь могли бы запросто заменить меня любым другим главным художником. Однако вас интересовало мое мнение. Вы с ним считались. Что же касается Янне Дальмана, то я с вами согласен. Если тебе, Эрика, надо его выгнать, я возьму это на себя. Надо только найти вескую причину.
Сделав паузу, он продолжил:
– Я согласен с тобой: очень неудачно, что Микаэль исчезает именно сейчас. Но думаю, у нас нет выбора. – Он посмотрел на Микаэля. – Я отвезу тебя на вокзал. Мы с Эрикой продержимся, пока ты не вернешься.
Микаэль медленно кивнул.
– Я боюсь того, что Микаэль не вернется, – тихо произнесла Эрика Бергер.
Драган Арманский разбудил Лисбет Саландер, позвонив ей в два часа дня.
– В чем дело? – сонно спросила она.
Во рту у нее ощущался привкус смолы.
– Речь идет о Микаэле Блумквисте. Я только что говорил с нашим заказчиком, адвокатом Фруде.
– И что?
– Он позвонил и сказал, что мы можем бросить дело Веннерстрёма.
– Бросить? Я ведь уже начала этим заниматься.
– Хорошо, но Фруде в этом больше не заинтересован.
– Так просто?
– Ему решать. Не хочет продолжать, значит, не хочет.
– Мы же договорились о вознаграждении.
– Сколько ты потратила времени?
Лисбет Саландер задумалась.
– Около трех праздничных дней.
– Мы договаривались о потолке в сорок тысяч крон. Я выставлю ему счет на десять тысяч; ты получишь половину, этого вполне достаточно за потраченные напрасно три дня. Ему придется заплатить за то, что он все это затеял.
– Что мне делать с собранным материалом?
– Там есть что-нибудь серьезное?
Она снова задумалась.
– Нет.
– Никакого отчета Фруде не просил. Придержи пока материал, на случай, если он одумается. А если нет, то просто выбросишь. На следующей неделе у меня для тебя будет новая работа.
После того как Арманский положил трубку, Лисбет Саландер еще некоторое время посидела с телефоном в руках. Потом она вышла в гостиную, подошла к рабочему углу, посмотрела на записи, прикрепленные булавками к стене, и на кипу бумаг, которая собралась на письменном столе. Пока что ей удалось раздобыть в основном газетные статьи и тексты, скачанные из Интернета. Лисбет взяла бумаги и швырнула их в ящик стола.
Брови ее хмурились. Жалкое поведение Микаэля Блумквиста в суде представляло интересную загадку, а бросать начатое дело Лисбет Саландер не любила.
Тайны у людей есть всегда. Надо только выведать, какие именно.
Часть 2
Глава 08
Он налил себе кофе и сел за кухонный стол. Эрика покачала головой и устроилась напротив.
– Кристер, а ты что думаешь? – спросила она.
Кристер Мальм развел руками. Он ждал этого вопроса и опасался мгновения, когда ему придется занять какую-то позицию. Кристер являлся третьим совладельцем, но все трое знали, что «Миллениум» – это Микаэль и Эрика. Они спрашивали у него совета исключительно тогда, когда всерьез расходились во мнениях.
– Честно говоря, – начал Кристер, – вы оба знаете, что мое мнение роли не играет.
Он умолк. Ему нравилось создавать образы и работать с графической формой. Он никогда не считал себя художником, но знал, что является дизайнером от бога. Зато в интригах и решениях принципиальных вопросов он силен никогда не был.
«Это не просто ссора, – подумал Кристер Мальм. – Это развод».
Молчание нарушил Микаэль:
– Хорошо, давайте я в последний раз приведу свои аргументы. – Он не сводил глаз с Эрики. – Это не означает, что я бросаю «Миллениум». Мы слишком много вкалывали, чтобы все бросить.
– Но теперь тебя в редакции больше не будет – воз придется везти нам с Кристером. Ты хоть понимаешь, что по собственной инициативе отправляешься в ссылку?
– Это второй момент. Эрика, мне необходим перерыв. Я выдохся и сейчас просто ни на что не гожусь. Может быть, оплаченный отпуск в Хедестаде – это как раз то, что мне надо.
– Вся эта история – чистое сумасшествие, Микаэль. Ты мог бы с таким же успехом начать работать на уфологов.
– Знаю. Но мне платят чуть ли не два с половиной миллиона, чтобы я год просиживал штаны, и бездействовать я не собираюсь. Это третий момент. Первый раунд против Веннерстрёма окончен – он победил, послав меня в нокаут. Второй раунд уже начался – он будет стараться окончательно потопить «Миллениум», поскольку понимает, что пока существует журнал, существует и редакция, осведомленная о его проделках.
– Я это знаю. Вижу это по ежемесячным изменениям доходов от рекламы в последние полгода.
– Вот именно. Поэтому мне необходимо уйти из редакции. Я для него – красная тряпка. У него насчет меня крыша поехала. Пока я на месте, он свою кампанию не прекратит. Наша задача – подготовиться к третьему раунду. Чтобы иметь хоть малейший шанс в борьбе против Веннерстрёма, мы должны отступить и выработать совершенно новую стратегию. Нам необходимо найти некое орудие борьбы. Это и станет моей задачей на ближайший год.
– Все это я понимаю, – произнесла Эрика. – Возьми отпуск. Поезжай за границу, поваляйся месяц на испанском побережье. Поизучай личную жизнь испанок, отдохни, посиди у себя в Сандхамне и посмотри на волны.
– Но когда я вернусь, ничего не изменится. Веннерстрём добьет «Миллениум», ты же понимаешь. Мы сможем ему помешать только в том случае, если разузнаем о нем что-то полезное для нас.
– И такую информацию ты предполагаешь найти в Хедестаде.
– Я просмотрел газетные статьи. Веннерстрём работал на Вангера с шестьдесят девятого по семьдесят второй год. Он сидел в штабе концерна и отвечал за стратегические капиталовложения. Ушел он очень поспешно. Мы не можем исключить того, что у Хенрика Вангера на него действительно что-то есть.
– Но если он что-то сделал тридцать лет назад, мы едва ли сможем сейчас это доказать.
– Хенрик Вангер обещал дать интервью и рассказать все, что знает. Он одержим мыслями о своей исчезнувшей родственнице – похоже, это единственное, что его вообще интересует, и если ему потребуется сдать Веннерстрёма, вполне вероятно, что он это сделает. Мы в любом случае не можем упускать такой шанс – он первый, кто сказал, что готов публично облить Веннерстрёма грязью.
– Даже если ты вернешься с доказательствами того, что девушку задушил Веннерстрём, мы не сможем их использовать. Прошло слишком много времени. Он уничтожит нас в суде.
– Такая мысль приходила мне в голову, но, увы! – в то время, когда она исчезла, он учился в Стокгольмском институте торговли и не имел никакого отношения к концерну «Вангер». – Микаэль помолчал. – Эрика, я не брошу «Миллениум», но нам важно представить дело так, будто я его бросил. Вы с Кристером должны продолжать выпускать журнал. Если удастся… если вам представится возможность заключить мир с Веннерстрёмом, сделайте это. А это получится, только если меня не будет в редакции.
– Ладно. Положение поганое, но я думаю, что ехать в Хедестад для тебя все равно что хвататься за соломинку.
– А у тебя есть идея получше?
Эрика пожала плечами:
– Нам бы следовало сейчас взяться за поиски источников. Выстраивать материал заново и на этот раз делать все по уму.
– Рикки, об этом материале надо забыть.
Эрика сидела, положив руки на стол, и теперь в отчаянии уткнулась в них головой.
Снова заговорив, она поначалу старалась не встречаться с Микаэлем взглядом:
– Я чертовски зла на тебя. Не за то, что написанный тобой материал оказался ошибочным – тут моя вина не меньше. Не за то, что ты оставляешь должность ответственного редактора – в настоящей ситуации это разумное решение. Я могу принять то, что мы представляем это как разрыв или борьбу за власть между тобой и мной – это логично, если нам надо заставить Веннерстрёма поверить в то, что я безобидная фифочка, а вся угроза исходит от тебя.
Она сделала паузу и решительно посмотрела ему в глаза:
– Но я думаю, что ты ошибаешься. Веннерстрём не поддастся на блеф. Он будет и дальше стараться потопить «Миллениум». Разница заключается лишь в том, что с этого момента сражаться с ним мне придется одной, и ты знаешь, что сейчас ты нужен в редакции больше, чем когда-либо. Хорошо, я готова воевать с Веннерстрёмом, но меня ужасно злит то, что ты с легкостью покидаешь корабль. Ты бросаешь меня в самый трудный момент.
Микаэль протянул руку и погладил ее по волосам:
– Ты не одна. У тебя есть Кристер и остальные.
– Янне Дальмана можешь исключить. Кстати, думаю, мы напрасно взяли его на постоянную работу. Он знающий сотрудник, но от него больше неприятностей, чем пользы. Я ему не доверяю. Всю осень он злорадствовал. Не знаю, надеялся ли он занять твое место или просто у него психологическая несовместимость с остальными сотрудниками.
– Боюсь, что ты права, – сказал Микаэль.
– Что же делать? Выгнать его?
– Эрика, ты главный редактор и основной владелец «Миллениума». Если его надо выгнать, гони.
– Мы еще никого не увольняли, Микке. А теперь ты даже это решение перекладываешь на меня. Мне стало неприятно приходить по утрам в редакцию.
Тут Кристер Мальм неожиданно поднялся с дивана:
– Если ты хочешь успеть на поезд, нам надо шевелиться.
Эрика запротестовала, но он поднял руку:
– Подожди, Эрика, ты спрашивала мое мнение. Я считаю, что ситуация у нас хуже некуда. Но если дело обстоит так, как говорит Микаэль, – что он слишком устал от всего этого, – то ему действительно надо ехать, ради самого себя. И мы должны его отпустить.
Микаэль и Эрика смотрели на Кристера с изумлением, а он смущенно косился на Микаэля.
– Вы оба знаете, что «Миллениум» – это вы. Я совладелец, и вы всегда были со мной честны. Я очень люблю журнал и все с ним связанное, но вы ведь могли бы запросто заменить меня любым другим главным художником. Однако вас интересовало мое мнение. Вы с ним считались. Что же касается Янне Дальмана, то я с вами согласен. Если тебе, Эрика, надо его выгнать, я возьму это на себя. Надо только найти вескую причину.
Сделав паузу, он продолжил:
– Я согласен с тобой: очень неудачно, что Микаэль исчезает именно сейчас. Но думаю, у нас нет выбора. – Он посмотрел на Микаэля. – Я отвезу тебя на вокзал. Мы с Эрикой продержимся, пока ты не вернешься.
Микаэль медленно кивнул.
– Я боюсь того, что Микаэль не вернется, – тихо произнесла Эрика Бергер.
Драган Арманский разбудил Лисбет Саландер, позвонив ей в два часа дня.
– В чем дело? – сонно спросила она.
Во рту у нее ощущался привкус смолы.
– Речь идет о Микаэле Блумквисте. Я только что говорил с нашим заказчиком, адвокатом Фруде.
– И что?
– Он позвонил и сказал, что мы можем бросить дело Веннерстрёма.
– Бросить? Я ведь уже начала этим заниматься.
– Хорошо, но Фруде в этом больше не заинтересован.
– Так просто?
– Ему решать. Не хочет продолжать, значит, не хочет.
– Мы же договорились о вознаграждении.
– Сколько ты потратила времени?
Лисбет Саландер задумалась.
– Около трех праздничных дней.
– Мы договаривались о потолке в сорок тысяч крон. Я выставлю ему счет на десять тысяч; ты получишь половину, этого вполне достаточно за потраченные напрасно три дня. Ему придется заплатить за то, что он все это затеял.
– Что мне делать с собранным материалом?
– Там есть что-нибудь серьезное?
Она снова задумалась.
– Нет.
– Никакого отчета Фруде не просил. Придержи пока материал, на случай, если он одумается. А если нет, то просто выбросишь. На следующей неделе у меня для тебя будет новая работа.
После того как Арманский положил трубку, Лисбет Саландер еще некоторое время посидела с телефоном в руках. Потом она вышла в гостиную, подошла к рабочему углу, посмотрела на записи, прикрепленные булавками к стене, и на кипу бумаг, которая собралась на письменном столе. Пока что ей удалось раздобыть в основном газетные статьи и тексты, скачанные из Интернета. Лисбет взяла бумаги и швырнула их в ящик стола.
Брови ее хмурились. Жалкое поведение Микаэля Блумквиста в суде представляло интересную загадку, а бросать начатое дело Лисбет Саландер не любила.
Тайны у людей есть всегда. Надо только выведать, какие именно.
Часть 2
Анализы последствий
3 января – 17 марта
48 процентов женщин Швеции подвергались насилию со стороны какого-нибудь мужчины
Глава 08
Пятница 3 января – воскресенье 5 января
Когда Микаэль Блумквист вторично сошел с поезда в Хедестаде, небо было пастельно-голубым, а воздух – леденящим. Термометр на фасаде здания вокзала показывал восемнадцать градусов мороза, а на Микаэле по-прежнему были неподходящие тонкие прогулочные ботинки. В отличие от прошлого раза, адвокат Фруде с теплой машиной его не ждал: Микаэль сообщил лишь, в какой день приедет, но не назвал точное время. Вероятно, в Хедебю ходил какой-нибудь автобус, но у него не было желания таскаться с двумя чемоданами и сумкой на плече в поисках автобусной остановки. Вместо этого он перешел через привокзальную площадь к стоянке такси.
Между Рождеством и Новым годом вдоль всего побережья Норрланда шли сильные снегопады, и, судя по расчищенным краям дорог и собранным горам снега, уборочные работы велись в Хедестаде полным ходом. Шофер такси, которого, как следовало из удостоверения на ветровом стекле, звали Хусейном, только покачал головой, когда Микаэль спросил, суровая ли была погода. На чистейшем норрландском диалекте он рассказал о том, как тут бушевала сильнейшая за несколько десятилетий снежная буря, и горько пожалел, что не уехал на Рождество отдохнуть в Грецию.
Все время указывая дорогу, Микаэль добрался на такси до свежерасчищенного двора Хенрика Вангера и, поставив чемоданы на лестнице, проводил взглядом скрывавшуюся в направлении Хедестада машину. Он сразу почувствовал себя одиноким и растерянным. Возможно, Эрика была права, утверждая, что весь проект – чистейшее сумасшествие.
Услышав, что сзади открывается дверь, он обернулся и увидел основательно утеплившегося Хенрика Вангера – в толстом кожаном пальто, грубых ботинках и шапке с опущенными ушами. Сам Микаэль стоял в джинсах и тонкой кожаной куртке.
– Если собираешься жить в северных краях, надо научиться лучше одеваться в такое время года. – Они пожали друг другу руки. – Ты уверен, что не хочешь жить в большом доме? Точно? Тогда, пожалуй, начнем с того, что устроим тебя на новом месте.
Микаэль кивнул. На переговорах с Хенриком Вангером и Дирком Фруде он выдвинул требование, чтобы его поселили отдельно и он мог сам вести хозяйство и иметь полную свободу передвижения. Хенрик Вангер вывел Микаэля обратно на дорогу, прошел в сторону моста и свернул в калитку, за которой оказался расчищенный двор перед маленьким бревенчатым домиком, стоящим неподалеку от опоры моста. Дверь была незаперта, старик открыл ее и придержал. Они вошли в маленькую прихожую, где Микаэль со вздохом облегчения поставил чемоданы.
– Этот домик мы называем гостевым, у нас тут обычно останавливаются те, кто приезжает на длительное время. Здесь-то вы с родителями и жили в шестьдесят третьем году. Собственно говоря, это одна из самых старых построек в селении, но она модернизирована. Я позаботился о том, чтобы Гуннар Нильссон – он работает у меня в усадьбе дворником – с утра прогрел дом.
Весь дом – общей площадью около пятидесяти квадратных метров – состоял из просторной кухни и двух небольших комнат. Кухня, занимавшая половину дома, была вполне современной, с электрической плитой, маленьким холодильником и водопроводом, а около стены, отделявшей ее от прихожей, имелась также старая железная печка, которую сегодня и протапливали.
– Железную печку придется топить, только если грянут сильные морозы. В тамбуре есть ящик для дров, а за домом – дровяной сарай. Тут с осени никто не жил, и мы с утра протопили, чтобы дом прогрелся. А так обычно хватает электрообогревателей. Только смотри не клади на них одежду, а то может начаться пожар.
Микаэль кивнул и огляделся. Окна выходили в три стороны; от кухонного стола открывался вид на опору моста, расположенную метрах в тридцати. Из мебели на кухне имелись также несколько больших шкафов, стулья, старый диван и полка с журналами. Наверху стопки лежал номер журнала «Се» за 1967 год. В углу, около кухонного стола, стоял приставной столик, который можно было использовать как письменный.
По одну сторону от железной печки находилась входная дверь на кухню, по другую две узкие двери вели в комнаты. Правая, ближайшая к наружной стене комната представляла собой скорее узкую каморку с маленьким письменным столом, стулом и прикрепленным к длинной стене стеллажом; ее использовали в качестве кабинета. Вторая комната, между тамбуром и кабинетом, явно служила маленькой спальней. Ее обстановка состояла из двуспальной кровати, ночного столика и платяного шкафа. На стенах висело несколько пейзажей. Мебель и обои в доме были старыми и выцветшими, но всюду приятно пахло чистотой. Кто-то явно надраил полы, не жалея моющих средств. В спальне имелась еще боковая дверь, ведущая обратно в тамбур, где старый чулан был переоборудован под туалет с маленьким душем.
– Могут возникнуть проблемы с водой, – сказал Хенрик Вангер. – Сегодня утром мы проверили, что водопровод работает, но трубы расположены очень неглубоко, и, если холода продержатся долго, они могут замерзнуть. В тамбуре есть ведро; при необходимости ты сможешь приходить за водой к нам.
– Мне потребуется телефон, – сказал Микаэль.
– Я уже заказал. Послезавтра его установят. Ну, как тебе? Если передумаешь, можешь перебраться в большой дом в любой момент.
– Здесь просто замечательно, – ответил Микаэль.
Однако он был далеко не уверен в том, что поступил разумно, поставив себя в такую ситуацию.
– Отлично. Еще где-то час будет светло. Может, пройдемся, чтобы ты познакомился с окрестностями? Я бы посоветовал тебе надеть сапоги и толстые носки. Они в шкафу, в тамбуре.
Микаэль последовал совету, решив, что завтра же пройдется по магазинам и купит кальсоны и основательную зимнюю обувь.
Старик начал экскурсию с объяснения, что соседом Микаэля через дорогу является Гуннар Нильссон – помощник, которого Хенрик Вангер упорно называл «мой дворник», но который, как вскоре понял Микаэль, обслуживал все дома острова и, кроме того, отвечал еще за несколько зданий в Хедестаде.
– Он сын Магнуса Нильссона, который работал у меня дворником в шестидесятых годах и был одним из тех, кто помогал во время автомобильной аварии на мосту. Магнус еще жив, но он на пенсии и живет в Хедестаде. В этом доме живут Гуннар с женой; ее зовут Хелен. Их дети отсюда уже переехали.
Хенрик Вангер сделал паузу и, немного поразмыслив, снова заговорил:
– Микаэль, мы сказали всем, что ты находишься здесь, чтобы помогать мне писать автобиографию. Это даст тебе повод заглядывать во все темные углы и задавать людям вопросы. Твоя истинная задача останется между тобой, мной и Дирком Фруде. Кроме нас троих, об этом никому не известно.
– Понимаю. И повторю то, что говорил раньше: это пустая трата времени. Я не смогу разгадать эту загадку.
– Мне надо только, чтобы ты предпринял попытку. Но мы должны следить за тем, что говорим, когда поблизости будут люди.
– Хорошо.
– Гуннару сейчас пятьдесят шесть лет и, соответственно, было девятнадцать, когда пропала Харриет. Имеется один вопрос, на который я так и не получил ответа, – Харриет с Гуннаром очень дружили, и я думаю, у них было что-то вроде детского романа, по крайней мере, он проявлял к ней большой интерес. В день ее исчезновения он, однако, находился в Хедестаде и оказался одним из тех, кого отрезало на материковой стороне, когда перекрыли мост. Из-за их отношений его, естественно, допрашивали с особым пристрастием. Ему это было довольно неприятно, но полиция проверила его алиби, и оно подтвердилось. Он весь день провел с друзьями и вернулся сюда только поздно вечером.
– Полагаю, у вас имеется полный перечень находившихся на острове людей с указанием, чем они занимались в течение дня.
– Верно. Пойдем дальше?
Они остановились у перекрестка, на холме перед усадьбой Вангеров, и Хенрик Вангер показал в сторону старой рыбачьей гавани:
– Земля на всем острове принадлежит семье Вангер или, точнее, мне. Исключение составляют хозяйство Эстергорд и несколько отдельных домов в селении. Сараи в рыбачьей гавани находятся в частном владении, но их используют как дачи, а в зимнее время там почти никто не живет. Обитаем только самый дальний дом – видишь, там идет дым из трубы.
Микаэль кивнул. Он уже успел промерзнуть до костей.
– Эта несчастная хибара стоит на самом ветру, но ею пользуются круглый год. Там живет Эушен Норман. Ему семьдесят семь лет, и он вроде как художник. По-моему, его картины напоминают китч, но его считают довольно известным пейзажистом. Он из числа тех чудаков, какие непременно имеются в каждом селении.
Хенрик Вангер повел Микаэля вдоль дороги в сторону мыса, показывая дом за домом. Селение состояло из шести домов к западу от дороги и четырех к востоку. Ближе всего к гостевому домику Микаэля и усадьбе Вангера располагался дом, принадлежавший брату Хенрика Вангера, Харальду. Это было четырехугольное двухэтажное каменное здание, на первый взгляд казавшееся необитаемым; занавески на окнах задернуты, а тропинка к крыльцу не расчищена и покрыта полуметровым слоем снега. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить следы, указывавшие на то, что кто-то ходил по снегу между дорогой и входной дверью.
– Харальд – отшельник. Мы с ним никогда не могли найти общий язык. Помимо ссор по поводу концерна – он ведь совладелец, – мы почти не разговариваем последние лет шестьдесят. Он старше меня, ему девяносто один год, и он единственный из моих пяти братьев, кто еще жив. Подробности я расскажу потом, но он учился на врача и работал в основном в Уппсале. Когда ему исполнилось семьдесят, он переехал обратно в Хедебю.
– Насколько я понимаю, любви между вами нет, хоть вы и соседи.
– Я считаю его отвратительным человеком и предпочел бы, чтобы он оставался в Уппсале, но этот дом принадлежит ему. Я говорю как подлец?
– Вы говорите как человек, который не любит своего брата.
– Первые двадцать пять – тридцать лет своей жизни я извинял и прощал таких, как Харальд, поскольку мы родственники. Потом я обнаружил, что родство еще не гарантирует любви и что у меня крайне мало причин брать Харальда под свою защиту.
Следующий дом принадлежал Изабелле, матери Харриет Вангер.
– Ей в этом году исполняется семьдесят пять, и она по-прежнему элегантна и тщеславна. К тому же она единственная в селении разговаривает с Харальдом и иногда навещает его, но у них не слишком много общего.
– Какие отношения были у нее с Харриет?
– Правильно мыслишь. Женщины тоже должны входить в круг подозреваемых. Я уже рассказывал, что она частенько бросала детей на произвол судьбы. Точно не знаю, но думаю, что у нее были благие намерения при полной неспособности отвечать за что-то. Близки они с Харриет не были, но всерьез никогда не ссорились. Она может быть резкой, и иногда кажется, что у нее не все дома. Когда встретишься с ней, поймешь, что я имею в виду.
Соседкой Изабеллы была некая Сесилия Вангер, дочь Харальда Вангера.
– Раньше она была замужем и жила в Хедестаде, но разъехалась с мужем лет двадцать назад. Дом принадлежит мне, и я предложил ей переехать сюда. Сесилия – учительница и во многих отношениях полная противоположность своему отцу. Пожалуй, следует добавить, что она тоже разговаривает с Харальдом только при необходимости.
– Сколько ей лет?
– Она родилась в сорок шестом году. То есть ей было двадцать, когда исчезла Харриет. Да, еще – она была в числе гостей на острове в тот день.
Он ненадолго призадумался.
– Сесилия может показаться легкомысленной, но на самом деле обладает цепким умом. Ее не следует недооценивать. Если кто и догадается, чем ты занимаешься, так это она. Я могу, пожалуй, сказать, что она принадлежит к тем родственникам, кого я больше всего ценю.
– Означает ли это, что вы ее не подозреваете?
– Я бы так не сказал. Мне хочется, чтобы ты обдумывал все это совершенно непредвзято и независимо от того, что думаю я.
Ближайший к жилищу Сесилии дом принадлежал Хенрику Вангеру, но был сдан пожилой паре, раньше работавшей в руководстве концерна. Они переехали на остров в 80-х годах и, следовательно, не имели никакого отношения к исчезновению Харриет. Следующим стоял дом Биргера Вангера, брата Сесилии Вангер, но пустовал уже несколько лет, с тех пор как хозяин поселился на современной вилле в Хедестаде.
Большинство домов вдоль дороги были основательными каменными зданиями постройки начала прошлого века. Последний же дом сильно от них отличался: это оказалась сооруженная современным архитектором по индивидуальному проекту вилла из белого кирпича и с темными простенками между оконными проемами. Вилла была красиво расположена, и Микаэль отметил, что с верхнего этажа наверняка открывается великолепный вид на море с восточной стороны и на Хедестад с северной.
– Здесь живет Мартин Вангер, брат Харриет и генеральный директор концерна. На этом участке раньше находилась пасторская усадьба, но в семидесятых годах она пострадала при пожаре, и, став в семьдесят восьмом генеральным директором, Мартин построил тут себе виллу.
В последнем доме с восточной стороны дороги жили Герда Вангер, вдова брата Хенрика Грегера, и ее сын Александр Вангер.
– Герда болезненная, страдает ревматизмом. Александру принадлежит небольшая часть акций концерна, но у него имеются и собственные предприятия, в частности рестораны. Он обычно проводит несколько месяцев в году на Барбадосе, в Вест-Индии, где у него кое-какие средства вложены в туризм.
Между домами Герды и Хенрика Вангера имелся участок с двумя небольшими зданиями, которые пустовали и предназначались для приезжающих погостить разных членов семьи. По другую сторону от усадьбы Хенрика располагался дом, купленный еще одним вышедшим на пенсию сотрудником концерна, но сейчас он стоял пустым, так как хозяин с женой всегда проводили зиму в Испании.
Они вернулись обратно к перекрестку, и экскурсия закончилась. Уже начинало смеркаться. Микаэль заговорил первым:
– Хенрик, я могу лишь повторить, что это дело едва ли даст результаты, но я буду выполнять работу, ради которой меня наняли. Буду писать вашу биографию и ради вашего удовлетворения критически и с максимальной тщательностью прочту все материалы о Харриет Вангер. Мне только важно, чтобы вы понимали, что я не какой-нибудь частный детектив, и не возлагали на меня слишком больших надежд.
– Я не питаю никаких надежд. Я хочу лишь предпринять последнюю попытку добраться до правды.
– Хорошо.
– Я человек вечерний, – заявил Хенрик Вангер, – и буду доступен начиная с обеда и дальше. Я приготовлю у себя в доме рабочий кабинет, которым ты сможешь пользоваться в любое время.
Когда Микаэль Блумквист вторично сошел с поезда в Хедестаде, небо было пастельно-голубым, а воздух – леденящим. Термометр на фасаде здания вокзала показывал восемнадцать градусов мороза, а на Микаэле по-прежнему были неподходящие тонкие прогулочные ботинки. В отличие от прошлого раза, адвокат Фруде с теплой машиной его не ждал: Микаэль сообщил лишь, в какой день приедет, но не назвал точное время. Вероятно, в Хедебю ходил какой-нибудь автобус, но у него не было желания таскаться с двумя чемоданами и сумкой на плече в поисках автобусной остановки. Вместо этого он перешел через привокзальную площадь к стоянке такси.
Между Рождеством и Новым годом вдоль всего побережья Норрланда шли сильные снегопады, и, судя по расчищенным краям дорог и собранным горам снега, уборочные работы велись в Хедестаде полным ходом. Шофер такси, которого, как следовало из удостоверения на ветровом стекле, звали Хусейном, только покачал головой, когда Микаэль спросил, суровая ли была погода. На чистейшем норрландском диалекте он рассказал о том, как тут бушевала сильнейшая за несколько десятилетий снежная буря, и горько пожалел, что не уехал на Рождество отдохнуть в Грецию.
Все время указывая дорогу, Микаэль добрался на такси до свежерасчищенного двора Хенрика Вангера и, поставив чемоданы на лестнице, проводил взглядом скрывавшуюся в направлении Хедестада машину. Он сразу почувствовал себя одиноким и растерянным. Возможно, Эрика была права, утверждая, что весь проект – чистейшее сумасшествие.
Услышав, что сзади открывается дверь, он обернулся и увидел основательно утеплившегося Хенрика Вангера – в толстом кожаном пальто, грубых ботинках и шапке с опущенными ушами. Сам Микаэль стоял в джинсах и тонкой кожаной куртке.
– Если собираешься жить в северных краях, надо научиться лучше одеваться в такое время года. – Они пожали друг другу руки. – Ты уверен, что не хочешь жить в большом доме? Точно? Тогда, пожалуй, начнем с того, что устроим тебя на новом месте.
Микаэль кивнул. На переговорах с Хенриком Вангером и Дирком Фруде он выдвинул требование, чтобы его поселили отдельно и он мог сам вести хозяйство и иметь полную свободу передвижения. Хенрик Вангер вывел Микаэля обратно на дорогу, прошел в сторону моста и свернул в калитку, за которой оказался расчищенный двор перед маленьким бревенчатым домиком, стоящим неподалеку от опоры моста. Дверь была незаперта, старик открыл ее и придержал. Они вошли в маленькую прихожую, где Микаэль со вздохом облегчения поставил чемоданы.
– Этот домик мы называем гостевым, у нас тут обычно останавливаются те, кто приезжает на длительное время. Здесь-то вы с родителями и жили в шестьдесят третьем году. Собственно говоря, это одна из самых старых построек в селении, но она модернизирована. Я позаботился о том, чтобы Гуннар Нильссон – он работает у меня в усадьбе дворником – с утра прогрел дом.
Весь дом – общей площадью около пятидесяти квадратных метров – состоял из просторной кухни и двух небольших комнат. Кухня, занимавшая половину дома, была вполне современной, с электрической плитой, маленьким холодильником и водопроводом, а около стены, отделявшей ее от прихожей, имелась также старая железная печка, которую сегодня и протапливали.
– Железную печку придется топить, только если грянут сильные морозы. В тамбуре есть ящик для дров, а за домом – дровяной сарай. Тут с осени никто не жил, и мы с утра протопили, чтобы дом прогрелся. А так обычно хватает электрообогревателей. Только смотри не клади на них одежду, а то может начаться пожар.
Микаэль кивнул и огляделся. Окна выходили в три стороны; от кухонного стола открывался вид на опору моста, расположенную метрах в тридцати. Из мебели на кухне имелись также несколько больших шкафов, стулья, старый диван и полка с журналами. Наверху стопки лежал номер журнала «Се» за 1967 год. В углу, около кухонного стола, стоял приставной столик, который можно было использовать как письменный.
По одну сторону от железной печки находилась входная дверь на кухню, по другую две узкие двери вели в комнаты. Правая, ближайшая к наружной стене комната представляла собой скорее узкую каморку с маленьким письменным столом, стулом и прикрепленным к длинной стене стеллажом; ее использовали в качестве кабинета. Вторая комната, между тамбуром и кабинетом, явно служила маленькой спальней. Ее обстановка состояла из двуспальной кровати, ночного столика и платяного шкафа. На стенах висело несколько пейзажей. Мебель и обои в доме были старыми и выцветшими, но всюду приятно пахло чистотой. Кто-то явно надраил полы, не жалея моющих средств. В спальне имелась еще боковая дверь, ведущая обратно в тамбур, где старый чулан был переоборудован под туалет с маленьким душем.
– Могут возникнуть проблемы с водой, – сказал Хенрик Вангер. – Сегодня утром мы проверили, что водопровод работает, но трубы расположены очень неглубоко, и, если холода продержатся долго, они могут замерзнуть. В тамбуре есть ведро; при необходимости ты сможешь приходить за водой к нам.
– Мне потребуется телефон, – сказал Микаэль.
– Я уже заказал. Послезавтра его установят. Ну, как тебе? Если передумаешь, можешь перебраться в большой дом в любой момент.
– Здесь просто замечательно, – ответил Микаэль.
Однако он был далеко не уверен в том, что поступил разумно, поставив себя в такую ситуацию.
– Отлично. Еще где-то час будет светло. Может, пройдемся, чтобы ты познакомился с окрестностями? Я бы посоветовал тебе надеть сапоги и толстые носки. Они в шкафу, в тамбуре.
Микаэль последовал совету, решив, что завтра же пройдется по магазинам и купит кальсоны и основательную зимнюю обувь.
Старик начал экскурсию с объяснения, что соседом Микаэля через дорогу является Гуннар Нильссон – помощник, которого Хенрик Вангер упорно называл «мой дворник», но который, как вскоре понял Микаэль, обслуживал все дома острова и, кроме того, отвечал еще за несколько зданий в Хедестаде.
– Он сын Магнуса Нильссона, который работал у меня дворником в шестидесятых годах и был одним из тех, кто помогал во время автомобильной аварии на мосту. Магнус еще жив, но он на пенсии и живет в Хедестаде. В этом доме живут Гуннар с женой; ее зовут Хелен. Их дети отсюда уже переехали.
Хенрик Вангер сделал паузу и, немного поразмыслив, снова заговорил:
– Микаэль, мы сказали всем, что ты находишься здесь, чтобы помогать мне писать автобиографию. Это даст тебе повод заглядывать во все темные углы и задавать людям вопросы. Твоя истинная задача останется между тобой, мной и Дирком Фруде. Кроме нас троих, об этом никому не известно.
– Понимаю. И повторю то, что говорил раньше: это пустая трата времени. Я не смогу разгадать эту загадку.
– Мне надо только, чтобы ты предпринял попытку. Но мы должны следить за тем, что говорим, когда поблизости будут люди.
– Хорошо.
– Гуннару сейчас пятьдесят шесть лет и, соответственно, было девятнадцать, когда пропала Харриет. Имеется один вопрос, на который я так и не получил ответа, – Харриет с Гуннаром очень дружили, и я думаю, у них было что-то вроде детского романа, по крайней мере, он проявлял к ней большой интерес. В день ее исчезновения он, однако, находился в Хедестаде и оказался одним из тех, кого отрезало на материковой стороне, когда перекрыли мост. Из-за их отношений его, естественно, допрашивали с особым пристрастием. Ему это было довольно неприятно, но полиция проверила его алиби, и оно подтвердилось. Он весь день провел с друзьями и вернулся сюда только поздно вечером.
– Полагаю, у вас имеется полный перечень находившихся на острове людей с указанием, чем они занимались в течение дня.
– Верно. Пойдем дальше?
Они остановились у перекрестка, на холме перед усадьбой Вангеров, и Хенрик Вангер показал в сторону старой рыбачьей гавани:
– Земля на всем острове принадлежит семье Вангер или, точнее, мне. Исключение составляют хозяйство Эстергорд и несколько отдельных домов в селении. Сараи в рыбачьей гавани находятся в частном владении, но их используют как дачи, а в зимнее время там почти никто не живет. Обитаем только самый дальний дом – видишь, там идет дым из трубы.
Микаэль кивнул. Он уже успел промерзнуть до костей.
– Эта несчастная хибара стоит на самом ветру, но ею пользуются круглый год. Там живет Эушен Норман. Ему семьдесят семь лет, и он вроде как художник. По-моему, его картины напоминают китч, но его считают довольно известным пейзажистом. Он из числа тех чудаков, какие непременно имеются в каждом селении.
– Харальд – отшельник. Мы с ним никогда не могли найти общий язык. Помимо ссор по поводу концерна – он ведь совладелец, – мы почти не разговариваем последние лет шестьдесят. Он старше меня, ему девяносто один год, и он единственный из моих пяти братьев, кто еще жив. Подробности я расскажу потом, но он учился на врача и работал в основном в Уппсале. Когда ему исполнилось семьдесят, он переехал обратно в Хедебю.
– Насколько я понимаю, любви между вами нет, хоть вы и соседи.
– Я считаю его отвратительным человеком и предпочел бы, чтобы он оставался в Уппсале, но этот дом принадлежит ему. Я говорю как подлец?
– Вы говорите как человек, который не любит своего брата.
– Первые двадцать пять – тридцать лет своей жизни я извинял и прощал таких, как Харальд, поскольку мы родственники. Потом я обнаружил, что родство еще не гарантирует любви и что у меня крайне мало причин брать Харальда под свою защиту.
Следующий дом принадлежал Изабелле, матери Харриет Вангер.
– Ей в этом году исполняется семьдесят пять, и она по-прежнему элегантна и тщеславна. К тому же она единственная в селении разговаривает с Харальдом и иногда навещает его, но у них не слишком много общего.
– Какие отношения были у нее с Харриет?
– Правильно мыслишь. Женщины тоже должны входить в круг подозреваемых. Я уже рассказывал, что она частенько бросала детей на произвол судьбы. Точно не знаю, но думаю, что у нее были благие намерения при полной неспособности отвечать за что-то. Близки они с Харриет не были, но всерьез никогда не ссорились. Она может быть резкой, и иногда кажется, что у нее не все дома. Когда встретишься с ней, поймешь, что я имею в виду.
Соседкой Изабеллы была некая Сесилия Вангер, дочь Харальда Вангера.
– Раньше она была замужем и жила в Хедестаде, но разъехалась с мужем лет двадцать назад. Дом принадлежит мне, и я предложил ей переехать сюда. Сесилия – учительница и во многих отношениях полная противоположность своему отцу. Пожалуй, следует добавить, что она тоже разговаривает с Харальдом только при необходимости.
– Сколько ей лет?
– Она родилась в сорок шестом году. То есть ей было двадцать, когда исчезла Харриет. Да, еще – она была в числе гостей на острове в тот день.
Он ненадолго призадумался.
– Сесилия может показаться легкомысленной, но на самом деле обладает цепким умом. Ее не следует недооценивать. Если кто и догадается, чем ты занимаешься, так это она. Я могу, пожалуй, сказать, что она принадлежит к тем родственникам, кого я больше всего ценю.
– Означает ли это, что вы ее не подозреваете?
– Я бы так не сказал. Мне хочется, чтобы ты обдумывал все это совершенно непредвзято и независимо от того, что думаю я.
Ближайший к жилищу Сесилии дом принадлежал Хенрику Вангеру, но был сдан пожилой паре, раньше работавшей в руководстве концерна. Они переехали на остров в 80-х годах и, следовательно, не имели никакого отношения к исчезновению Харриет. Следующим стоял дом Биргера Вангера, брата Сесилии Вангер, но пустовал уже несколько лет, с тех пор как хозяин поселился на современной вилле в Хедестаде.
Большинство домов вдоль дороги были основательными каменными зданиями постройки начала прошлого века. Последний же дом сильно от них отличался: это оказалась сооруженная современным архитектором по индивидуальному проекту вилла из белого кирпича и с темными простенками между оконными проемами. Вилла была красиво расположена, и Микаэль отметил, что с верхнего этажа наверняка открывается великолепный вид на море с восточной стороны и на Хедестад с северной.
– Здесь живет Мартин Вангер, брат Харриет и генеральный директор концерна. На этом участке раньше находилась пасторская усадьба, но в семидесятых годах она пострадала при пожаре, и, став в семьдесят восьмом генеральным директором, Мартин построил тут себе виллу.
В последнем доме с восточной стороны дороги жили Герда Вангер, вдова брата Хенрика Грегера, и ее сын Александр Вангер.
– Герда болезненная, страдает ревматизмом. Александру принадлежит небольшая часть акций концерна, но у него имеются и собственные предприятия, в частности рестораны. Он обычно проводит несколько месяцев в году на Барбадосе, в Вест-Индии, где у него кое-какие средства вложены в туризм.
Между домами Герды и Хенрика Вангера имелся участок с двумя небольшими зданиями, которые пустовали и предназначались для приезжающих погостить разных членов семьи. По другую сторону от усадьбы Хенрика располагался дом, купленный еще одним вышедшим на пенсию сотрудником концерна, но сейчас он стоял пустым, так как хозяин с женой всегда проводили зиму в Испании.
Они вернулись обратно к перекрестку, и экскурсия закончилась. Уже начинало смеркаться. Микаэль заговорил первым:
– Хенрик, я могу лишь повторить, что это дело едва ли даст результаты, но я буду выполнять работу, ради которой меня наняли. Буду писать вашу биографию и ради вашего удовлетворения критически и с максимальной тщательностью прочту все материалы о Харриет Вангер. Мне только важно, чтобы вы понимали, что я не какой-нибудь частный детектив, и не возлагали на меня слишком больших надежд.
– Я не питаю никаких надежд. Я хочу лишь предпринять последнюю попытку добраться до правды.
– Хорошо.
– Я человек вечерний, – заявил Хенрик Вангер, – и буду доступен начиная с обеда и дальше. Я приготовлю у себя в доме рабочий кабинет, которым ты сможешь пользоваться в любое время.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента