Страница:
– Что-то мы в этом году взяли с места в карьер. У меня уже печень на последнем издыхании. Я ее даже чувствую, – с озабоченным видом пожаловался Грей, расправляясь с яичницей и тостом в надежде успокоить желудок. Голова у него раскалывалась. Но «Унтерберг» возымел свое действие. Адам и под пыткой не смог бы впихнуть в себя такой завтрак. А вот Грей регулярно употреблял горькие настойки, и эффект был. И, к счастью, ни один из троих не страдал морской болезнью. – Я старше вас обоих. Если мы не сбавим темп, это меня убьет. Или танцы доконают. Черт, что-то я совсем не в форме.
Грею только что стукнуло пятьдесят, и выглядел он заметно старше своих друзей. Чарли в свои сорок шесть сохранил что-то мальчишеское, отчего казался лет на пять, а то и десять моложе, а Адаму было только сорок один, и он пребывал в отличной форме. В любой точке земного шара и при любом объеме дел он каждый день истово занимался на тренажерах. Он уверял, что только так может справиться со стрессами. Грей же никогда собой не занимался, спал мало, ел еще меньше и, как и Адам, жил работой. Часами стоял у мольберта. Думал, мечтал и дышал одним искусством. Он был ненамного старше друзей, но выглядел на свои годы, главным образом из-за копны вечно торчащих седых волос. Женщины, с которыми он встречался, находили его привлекательным и нежным, по крайней мере вначале, но потом оставляли его.
В отличие от Чарли и Адама, женщины его не волновали, и Грей не предпринимал никаких усилий, чтобы изменить свою холостяцкую жизнь. Он существовал в своем собственном мире, и женщины находили его сами, как почтовые голуби. Он, как магнит, притягивал к себе женщин, которых Адам называл психопатками. С чем, правда, сам Грей никогда не соглашался. Все его подруги либо только что закончили курс лечения, либо были на подходе. И почти каждая имела несчастье связаться с типом, который, выставив женщину на улицу, продолжал ей докучать своими звонками. Грею всегда удавалось их спасти, и независимо от их внешних данных он давал им кров – «хотя бы на две-три недельки, чтобы они встали на ноги». До постели, как правило, доходило много позже. На ноги-то они в конце концов вставали, только не на свои, а на его. Он крутился, как белка в колесе, занимался для них готовкой, уборкой, заботился о них, искал им врачей и психотерапевтов, устраивал в реабилитационные центры либо сам пытался спасти их от пьянства. Подбрасывал им деньжат, а сам едва сводил концы с концами. Они находили у него безопасное пристанище, доброту и утешение, он отдавал им всего себя – но при одном условии: если у них не было детей. С детьми Грей общаться не умел. Они приводили его в ужас, причем так было всегда. Дети служили напоминанием о его непростом детстве, а вспоминать о нем Грею не хотелось. Общение с детьми или с семьями, имеющими детей, лишний раз напоминало ему, насколько ущербной была жизнь его собственных родителей.
Женщины, с которыми Грей знакомился, поначалу не производили впечатление неблагодарных тварей и даже уверяли, что всю жизнь будут ему признательны. Они были классические неумехи, как правило, истерички, и в их жизни царила полная неразбериха. Его романы длились от месяца до года. Грей устраивал своих женщин на работу, приводил в порядок, представлял людям, готовым помочь, и всякий раз они либо оказывались в клинике или психушке, либо уходили от него к кому-то другому. У него никогда не возникало желания жениться, но появлялась привязанность, и, когда спустя некоторое время они уходили, он испытывал разочарование. Правда, ненадолго. Для Грея это не было неожиданностью. Такая уж у него была натура – заботиться о других, и, как всякий нежный отец, он был внутренне готов к тому, что птенцы рано или поздно вылетят из гнезда. Только всякий раз, к его великому недоумению, это обретало какие-то неуклюжие и болезненные формы. Женщины редко уходили из его жизни с тактом и изяществом. Они крали его вещи, закатывали шумные ссоры, так что соседи вызывали полицию, будь у него машина – они бы и шины ему прокалывали; вышвыривали в окно вещи либо учиняли такой скандал, что ему делалось и неловко, и обидно. Он не слышал от них ни слова благодарности – за то, что тратил на них свое время, деньги и душевное тепло. И в конечном итоге очередное расставание вызывало у него облегчение. В отличие от Адама и Чарли, молоденькие девушки его никогда не интересовали. Его больше привлекали женщины за сорок и непременно с серьезными психическими отклонениями. Грей говорил, ему импонирует их беззащитность, он испытывал к ним глубокую жалость. Адам советовал ему предложить свои услуги Красному Кресту или какому-нибудь центру экстренной психологической помощи, где он мог бы до конца реализовать свои душевные наклонности, вместо того чтобы превращать свою жизнь в бесконечное спасение психически неуравновешенных женщин среднего возраста.
– Ничего не могу с собой поделать, – смущенно оправдывался Грей. – Мне всегда кажется, что, кроме меня, им помощи ждать неоткуда.
– Вот-вот. Тебе еще везет, что никто из этих психованных тебя до сих пор не зарезал во сне.
Сказать по правде, одна такая попытка была, но, к счастью, неудачная. Греем владело непреодолимое желание спасать мир, а особенно – страдающих женщин. Кончалось же все тем, что почти все те женщины, с кем он встречался, бросали его ради других мужчин. И стоило очередной пассии уйти, как появлялась следующая, причем тоже в состоянии глубокого отчаяния. Вся его жизнь мгновенно в очередной раз переворачивалась с ног на голову. Это были американские горки, к которым он уже давно привык. По-другому он никогда и не жил.
В отличие от Чарли и Адама, чьи родители вели респектабельный и консервативный образ жизни (у Адама – на Лонг-Айленде, а у Чарли – на Пятой авеню), Грей, когда рос, где только не побывал. Его усыновила при рождении супружеская пара, входившая в состав одной из самых знаменитых на тот момент рок-групп. Он воспитывался – если это так можно назвать – среди величайших рок-музыкантов своего времени, которые уже лет с восьми норовили угостить его то косячком, то пивком. У его родителей была и приемная дочь. Сына они назвали Грей, а дочку – Спэрроу. Вместе получалось что-то вроде Серого Воробышка. Когда Грею было десять, мама с папой «переродились» и ушли с эстрады. Они отправились в Индию, затем в Непал, пожили на Карибах и четыре года провели на Амазонке, где их домом стала обыкновенная пирога. От того времени у Грея остались воспоминания о страшной нищете, свидетелями которой они были, о туземцах, с которыми встречались. Наркотики он тоже помнил. Его сестра потом стала буддистской монахиней, вернулась в Индию и отдала себя служению голодающим в Калькутте. Сам Грей в восемнадцать лет сошел с лодки – в буквальном и фигуральном смысле – и уехал в Нью-Йорк, чтобы посвятить себя искусству. У родителей тогда еще водились деньги, но он решил испытать себя в самостоятельной жизни и провел несколько лет, обучаясь живописи в Париже, после чего вернулся в Нью-Йорк.
К тому времени родители перебрались в Санта-Фе, а когда Грею исполнилось двадцать пять, они усыновили мальчика из племени навахо и назвали его Бой. К Серому Воробышку прибавился Мальчик. Усыновление было сопряжено с определенными трудностями, но в конце концов племя согласилось отдать ребенка. Грею он казался симпатичным мальчишкой, но в силу разницы в возрасте виделись они крайне редко. Когда Бою было восемнадцать, приемных родителей не стало, и он вернулся в племя. С тех пор прошло семь лет, и, хотя Грей знал о местонахождении брата, они никогда не общались. Раз в несколько лет он получал письмо из Индии, от Спэрроу. Они никогда не были особенно близки, их юность прошла в противостоянии причудам и выходкам эксцентричных родителей. Он знал, что Спэрроу много лет искала настоящих отца и мать – наверное, мечтала о нормальной семье. Она нашла их в Кентукки, обнаружила, что у нее с ними ничего общего, и с тех пор с ними больше не виделась. У Грея никогда не возникало желания искать собственных родителей, он не хотел добавлять в свой безумный коктейль новых чудиков. Хватало и тех, с которыми вырос, и женщин, с которыми он встречался. Их неурядицы, которыми он так горячо занимался, были из того же разряда, что злоключения его детства и юности, и он чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде. Но одно Грей знал твердо: он не хочет иметь детей и подвергать их таким же испытаниям. Пусть детей заводят другие, такие, как Адам, которые в состоянии дать им достойное воспитание. Про себя Грей знал, что ему это не под силу, у него не было перед глазами примера хороших родителей, не было настоящей семьи как образца для подражания. Зачем иметь детей, если ничего не можешь им дать? Им владело одно желание – писать картины, и это у него неплохо получалось.
Каковы бы ни были его гены, кто бы ни были его настоящие родители, Грей был наделен от природы недюжинным талантом, и, хотя в деньгах он никогда не купался, его работы были заметным явлением в живописи. Критики единодушно признавали его достоинства. Но из-за того, что в жизни у него вечно все шло кувырком, он так и не смог стать художником успешным и состоятельным. То, что в молодости заработали его родители, они потом спустили на наркотики и странствия. Грей привык обходиться малым, отсутствие денег его не тревожило. Что имел, он всегда отдавал другим, тем, кто, по его мнению, больше нуждался. И ему было все равно, купается ли он в роскоши на яхте у Чарли или мерзнет в своей студии в нью-йоркском районе Митпэкинг. Есть в его жизни в данный момент женщина или нет, его тоже не особенно волновало. Его главным интересом была работа. И друзья.
Грей уже давно убедился, что, хотя женщины временами и обладают определенной привлекательностью и ему даже нравится ощущать рядом теплое тело, способное согреть студеной зимней ночью, все они в той или иной степени сумасшедшие, во всяком случае, те, которые оказывались в его постели. Да и друзьям заведомо было известно: если женщина с Греем, она почти наверняка тронутая. Это был его крест, его всю жизнь неудержимо тянуло к эксцентричным особам, что и неудивительно после того ненормального детства, какое ему выпало. И он был убежден, что единственный способ снять это заклятие или лучше сказать – проклятие, наложенное на него его чокнутыми приемными родителями, это не обрекать на безумный образ жизни еще и своих детей. Грей любил приговаривать, что оказывает человечеству большую услугу тем, что зарекся иметь детей. Этот зарок он никогда не нарушал. И знал, что не нарушит и впредь. Он говорил, у него на детей аллергия, а у них – на него. В отличие от Чарли Грей не искал идеальной женщины, он был бы рад найти когда-нибудь одну нормальную. А пока те, что встречались на его пути, наполняли его жизнь приключениями, а при расставании – и чувством облегчения, которое испытывал не только он, но и его друзья.
– Итак, чем займемся сегодня? – спросил Чарли, когда все трое позавтракали и распластались на палубе.
Солнце стояло высоко, был уже почти полдень, погода – лучше не бывает. Адам сказал, что хочет пройтись по магазинам, купить что-нибудь для детей. Дочь обожала подарки, сын же был неприхотлив. Оба обожали отца, хотя с матерью и отчимом были в прекрасных отношениях. У Рэчел и ее педиатра было двое общих детей, которых Адам предпочитал не замечать, хотя он и знал, что Аманда с Джекобом их очень любят. Адам о них и слышать не желал. Он так и не простил Рэчел ее измену. И никогда не простит! Он давно убедился, что все женщины стервы. Мать вечно пилила отца и отзывалась о нем весьма нелестно. Отец всегда молча сносил попреки. Сестра Адама была похитрее матери и всего добивалась нытьем. Или же выпускала коготки и шипела. Адам был убежден, что идеальных женщин не существует и надо идти своей дорогой. Пока ему удавалось не задерживаться долго возле одной юбки. Но по-настоящему он расслаблялся и притуплял бдительность только на борту этой яхты, в компании Грея и Чарли. Или же со своими детьми.
– В час магазины закроются на обед, – напомнил Чарли. – Можем съездить после перерыва, ближе к вечеру.
Адам припомнил, что в Сен-Тропе магазины открываются после сиесты только в половине четвертого, а то и в четыре.
Они только что позавтракали, хотя Адам, после вчерашних излишеств, осилил только один круассан и кофе. Желудок вообще был слабым местом Адама – несколько лет назад у него нашли язву. Это была обратная сторона нервной работы, но он не роптал. За долгие годы он поднаторел в деле отстаивания интересов спортсменов и звезд, эта работа нравилась ему и приносила удовлетворение. Он вносил за своих клиентов залог, когда они попадали в кутузку, договаривался об условиях их концертных турне, вел бракоразводные дела, следил за выплатой алиментов их бывшим женам и любовницам и подписывал бумаги о содержании их внебрачных детей. Он чувствовал себя востребованным, постоянно был в форме и не желал себе другой работы. И вот теперь он наконец в отпуске. Адам обычно брал отпуск дважды в год – месяц на яхте у Чарли в августе был святым делом, а еще он выкраивал недельку зимой, чтобы отправиться с Чарли на Карибы. Грей в этом путешествии никогда не участвовал, в его память навечно въелись воспоминания о безумной жизни на Карибах с приемными родителями, и он говорил, что ничто не заставит его туда вернуться. Конец августа Адам неизменно посвящал недельному отдыху с детьми и путешествовал с ними по Европе. В этот раз он, как всегда, должен был встретиться с ними в последнюю неделю месяца. Дети сядут в Нью-Йорке на самолет, прилетят за ним в Ниццу, после чего они втроем отправятся на неделю в Лондон.
– А что вы скажете, если мы на время сбавим обороты и бросим якорь? Встанем, к примеру, напротив пляжа и двинем на катере на берег, пообедаем в «Клубе 55», а? – предложил Чарли, и все дружно закивали. Это был их обычный план действий в Сен-Тропе.
На борту яхты у Чарли были все мыслимые развлечения для гостей – водные лыжи, гидроцикл, небольшой парусник, доски для виндсерфинга, оборудование для подводного плавания. Но трое друзей большую часть времени просто наслаждались бездельем. Они проводили время за обедом и ужином, за выпивкой и общением с женщинами, немного плавали. А вот спали, наоборот, очень много. Особенно Адам, который всегда приезжал вымотанный до предела и говорил, что единственное место и время, где ему удается нормально выспаться, – это яхта Чарли в августе месяце. Только тут его наконец отпускали все заботы. Правда, он ежедневно получал факсы из конторы и регулярно проверял электронную почту. Но все секретари, помощники и партнеры знали, что беспокоить его в августе можно только в случае крайней необходимости. Кто осмелится – пусть пеняет на себя. В августе Адам наконец позволял себе забыть о делах и клиентах. Все, кто его знал, понимали, что после трудов праведных он заслужил передышку. Зато потом, в сентябре, с ним было намного проще иметь дело. Заряда положительных эмоций, полученных в компании с друзьями, ему хватало на много недель, а то и месяцев.
Трое друзей познакомились на почве филантропии. Фонд Чарли организовывал сбор средств на приют в Верхнем Вестсайде для женщин и детей, ставших жертвами домашнего насилия. Организатор этого мероприятия искал выход на одного известного рок-музыканта, чтобы привлечь его к участию, и связался с Адамом, как с его представителем. Адам с Чарли встретились за обедом, чтобы обсудить детали, и обнаружили, что у них много общего.
Адаму удалось уговорить своего именитого клиента принять участие в концерте, что давало возможность рассчитывать на значительные пожертвования. На том же мероприятии была выставлена на аукцион одна из работ Грея – тот сам ее отдал на благотворительные нужды, хотя для него это была огромная жертва, ведь он практически лишался полугодового дохода. После мероприятия он вызвался расписать стену в одной солидной фирме, работающей под эгидой фонда. Тогда-то он и познакомился с Чарли, а затем и с Адамом, когда Чарли в благодарность пригласил обоих к себе домой на ужин. Эти трое были очень разными людьми, но, как ни странно, выяснилось, что их многое объединяет. И еще – ни один из них на тот момент не состоял ни в браке, ни в серьезных отношениях с женщинами. Адам только что пережил развод. Чарли совсем недавно расторг очередную помолвку и пригласил своих новых друзей провести с ним месяц на его яхте, составить ему компанию в компенсацию за несостоявшийся медовый месяц. Чарли надеялся, что в мужской компании сможет развеяться. Так все и вышло. Они замечательно провели время. У Грея тоже была своя грустная история. Девушка, за которой он ухаживал, в июне пыталась совершить самоубийство, а в июле ушла к его ученику. Возможность уехать из города Грей воспринял с огромным облегчением и был благодарен Чарли за приглашение. К тому же Грей в тот момент сидел на мели. А у Адама выдалась трудная весна, двое его подопечных спортсменов получили травмы, а всемирно известная рок-группа отменила концертное турне, спровоцировав десяток судебных исков. Совместный отдых на Средиземном море удался на славу. И с тех пор это стало традицией. Нынешний год обещал быть ничем не хуже. Сен-Тропе, немного азарта в Монте-Карло, Портофино, потом – Сардиния, Капри и любые промежуточные пункты по желанию. Сейчас они находились на яхте всего третий день, но уже пребывали в блаженстве. Чарли наслаждался обществом друзей, и это было взаимно.
– Ну, так что, ребята? Обедаем в «Двух пятерках», но сперва поплаваем? – наседал Чарли: ему надо было дать соответствующие указания капитану.
– Почему бы и нет, – отозвался Адам и закатил глаза, так как в этот момент зазвонил его мобильный. Он решил не отвечать, а потом проверить голосовую почту. В Европе у него с собой был только один телефон – серьезный прогресс по сравнению с той обоймой мобильников и бумаг, которые он всегда таскал с собой в Нью-Йорке. – Пусть сами там разбираются. – Он усмехнулся.
– Кто-нибудь хочет «Кровавую Мэри»? – с невинным видом спросил Чарли, а сам жестом дал знать стюарду, что они собрались уходить.
Стоявший рядом красивый молодой новозеландец кивнул и поспешил проинформировать капитана, а заодно и отдать распоряжения насчет обеда. Ничего уточнять не требовалось. Опытный стюард знал, что Чарли отправится на берег в половине третьего. Чаще всего он обедал на яхте, но в Сен-Тропе такие потрясающие виды, что невозможно удержаться от искушения и не сойти лишний раз на берег. А обедали тут все состоятельные люди исключительно в «Клубе 55» – точно так же, как ужинали в «Ложке».
– А можно мне безалкогольный коктейль? – с улыбкой спросил Грей. – По-моему, мне надо на несколько дней вас покинуть и привести себя в чувство в какой-нибудь клинике для алкоголиков.
– А мне чего-нибудь покрепче. А еще лучше – с текилой, – попросил Адам под громкий смех Чарли.
– Мне «Беллини», – заказал Чарли коктейль из шампанского с персиковым соком – приятный способ начать очередной день грехопадения. Хорошее шампанское и кубинские сигары были его слабостью. На яхте имелся солидный запас и того и другого.
Трое друзей продолжали наслаждаться жизнью, а яхта тем временем двинулась от порта, виртуозно уклоняясь от многочисленных судов поменьше и катеров с туристами, ежедневно вывозящих в море любителей красот и фотографирования. В конце пристани сгрудилась неизменная стайка папарацци в ожидании захода в порт какой-нибудь роскошной яхты со знаменитостями на борту. Когда это случалось, репортеры устремлялись за звездами на мотоциклах, преследуя их каждую секунду пребывания на берегу. Сейчас же они сделали по прощальному снимку «Голубой луны», пока та плавно выходила из акватории порта, и резонно рассудили, что к ночи чудо-яхта вернется, чтобы стать на якорь. Обычно, когда Чарли прогуливался по городу, его то и дело фотографировали, но пищи для таблоидов он никогда не давал. Если не считать шикарной и впечатляющей по размерам яхты, Чарли вел весьма замкнутый образ жизни и всеми силами избегал шумихи. Он просто был богатым человеком, путешествующим в компании своих друзей, имена которых читателям бульварной прессы ничего не говорили. Даже Адам, по долгу службы имевший дело со звездами, и то умудрялся оставаться в тени. А Грей Хоук и вовсе был малоизвестным широкой публике художником. Это были трое обычных холостяков, трое закадычных друзей, проводящие отпуск на море.
Перед обедом с полчасика поплавали. Потом Адам решил посжигать калории, оседлал гидроцикл и прокатился вокруг стоящих в виду берега яхт и катеров, а Грей прикорнул на палубе. Чарли же сидел в шезлонге и смаковал гаванскую сигару. Райская жизнь! В половине третьего они сели в катер и поехали обедать в «Две пятерки». Там оказались завсегдатаи заведения – Ален Делон, Жерар Депардье и Катрин Денев, и у троих друзей появился повод детально обсудить достоинства прославленной француженки. Все согласились, что, несмотря на возраст, знаменитая актриса по-прежнему необычайно хороша. Она была вполне во вкусе Чарли, хотя и намного старше тех женщин, за которыми он обычно ухаживал, – те, как правило, были тридцати с небольшим лет, а то и моложе. Со сверстницами он заводил отношения редко. Сорокалетними пускай занимаются шестидесятилетние мужики. Или даже постарше. Что до Адама, тот и вовсе предпочитал молоденьких.
Грей заметил, что Катрин Денев осчастливила бы его в любом возрасте. Он любил, чтобы женщина была с ним одних лет, даже чуть старше. Впрочем, в данном случае мадам Денев не подходила по другому параметру: она слишком заразительно смеялась и вообще прекрасно себя чувствовала в компании своих друзей. А Грею нужна была зареванная, страдающая, с безумными глазами говорящая что-то в мобильный телефон в промежутке между всхлипываниями. У Адама было свое представление о женщинах, с которыми стоит проводить время. Это должна быть девушка лет на десять старше его дочери-школьницы, и он бы купил ей силиконовую грудь и оплатил пластику носа. Что касается Чарли, то златокудрая девушка его мечты представлялась ему в ореоле добродетелей и непременно в хрустальных туфельках. Только она не должна была бросаться наутек с боем часов. Ей следовало остаться на балу, поклясться Чарли в вечной преданности и танцевать в его объятиях до скончания веков. Он не терял надежды, что когда-нибудь ее отыщет.
Глава 2
Грею только что стукнуло пятьдесят, и выглядел он заметно старше своих друзей. Чарли в свои сорок шесть сохранил что-то мальчишеское, отчего казался лет на пять, а то и десять моложе, а Адаму было только сорок один, и он пребывал в отличной форме. В любой точке земного шара и при любом объеме дел он каждый день истово занимался на тренажерах. Он уверял, что только так может справиться со стрессами. Грей же никогда собой не занимался, спал мало, ел еще меньше и, как и Адам, жил работой. Часами стоял у мольберта. Думал, мечтал и дышал одним искусством. Он был ненамного старше друзей, но выглядел на свои годы, главным образом из-за копны вечно торчащих седых волос. Женщины, с которыми он встречался, находили его привлекательным и нежным, по крайней мере вначале, но потом оставляли его.
В отличие от Чарли и Адама, женщины его не волновали, и Грей не предпринимал никаких усилий, чтобы изменить свою холостяцкую жизнь. Он существовал в своем собственном мире, и женщины находили его сами, как почтовые голуби. Он, как магнит, притягивал к себе женщин, которых Адам называл психопатками. С чем, правда, сам Грей никогда не соглашался. Все его подруги либо только что закончили курс лечения, либо были на подходе. И почти каждая имела несчастье связаться с типом, который, выставив женщину на улицу, продолжал ей докучать своими звонками. Грею всегда удавалось их спасти, и независимо от их внешних данных он давал им кров – «хотя бы на две-три недельки, чтобы они встали на ноги». До постели, как правило, доходило много позже. На ноги-то они в конце концов вставали, только не на свои, а на его. Он крутился, как белка в колесе, занимался для них готовкой, уборкой, заботился о них, искал им врачей и психотерапевтов, устраивал в реабилитационные центры либо сам пытался спасти их от пьянства. Подбрасывал им деньжат, а сам едва сводил концы с концами. Они находили у него безопасное пристанище, доброту и утешение, он отдавал им всего себя – но при одном условии: если у них не было детей. С детьми Грей общаться не умел. Они приводили его в ужас, причем так было всегда. Дети служили напоминанием о его непростом детстве, а вспоминать о нем Грею не хотелось. Общение с детьми или с семьями, имеющими детей, лишний раз напоминало ему, насколько ущербной была жизнь его собственных родителей.
Женщины, с которыми Грей знакомился, поначалу не производили впечатление неблагодарных тварей и даже уверяли, что всю жизнь будут ему признательны. Они были классические неумехи, как правило, истерички, и в их жизни царила полная неразбериха. Его романы длились от месяца до года. Грей устраивал своих женщин на работу, приводил в порядок, представлял людям, готовым помочь, и всякий раз они либо оказывались в клинике или психушке, либо уходили от него к кому-то другому. У него никогда не возникало желания жениться, но появлялась привязанность, и, когда спустя некоторое время они уходили, он испытывал разочарование. Правда, ненадолго. Для Грея это не было неожиданностью. Такая уж у него была натура – заботиться о других, и, как всякий нежный отец, он был внутренне готов к тому, что птенцы рано или поздно вылетят из гнезда. Только всякий раз, к его великому недоумению, это обретало какие-то неуклюжие и болезненные формы. Женщины редко уходили из его жизни с тактом и изяществом. Они крали его вещи, закатывали шумные ссоры, так что соседи вызывали полицию, будь у него машина – они бы и шины ему прокалывали; вышвыривали в окно вещи либо учиняли такой скандал, что ему делалось и неловко, и обидно. Он не слышал от них ни слова благодарности – за то, что тратил на них свое время, деньги и душевное тепло. И в конечном итоге очередное расставание вызывало у него облегчение. В отличие от Адама и Чарли, молоденькие девушки его никогда не интересовали. Его больше привлекали женщины за сорок и непременно с серьезными психическими отклонениями. Грей говорил, ему импонирует их беззащитность, он испытывал к ним глубокую жалость. Адам советовал ему предложить свои услуги Красному Кресту или какому-нибудь центру экстренной психологической помощи, где он мог бы до конца реализовать свои душевные наклонности, вместо того чтобы превращать свою жизнь в бесконечное спасение психически неуравновешенных женщин среднего возраста.
– Ничего не могу с собой поделать, – смущенно оправдывался Грей. – Мне всегда кажется, что, кроме меня, им помощи ждать неоткуда.
– Вот-вот. Тебе еще везет, что никто из этих психованных тебя до сих пор не зарезал во сне.
Сказать по правде, одна такая попытка была, но, к счастью, неудачная. Греем владело непреодолимое желание спасать мир, а особенно – страдающих женщин. Кончалось же все тем, что почти все те женщины, с кем он встречался, бросали его ради других мужчин. И стоило очередной пассии уйти, как появлялась следующая, причем тоже в состоянии глубокого отчаяния. Вся его жизнь мгновенно в очередной раз переворачивалась с ног на голову. Это были американские горки, к которым он уже давно привык. По-другому он никогда и не жил.
В отличие от Чарли и Адама, чьи родители вели респектабельный и консервативный образ жизни (у Адама – на Лонг-Айленде, а у Чарли – на Пятой авеню), Грей, когда рос, где только не побывал. Его усыновила при рождении супружеская пара, входившая в состав одной из самых знаменитых на тот момент рок-групп. Он воспитывался – если это так можно назвать – среди величайших рок-музыкантов своего времени, которые уже лет с восьми норовили угостить его то косячком, то пивком. У его родителей была и приемная дочь. Сына они назвали Грей, а дочку – Спэрроу. Вместе получалось что-то вроде Серого Воробышка. Когда Грею было десять, мама с папой «переродились» и ушли с эстрады. Они отправились в Индию, затем в Непал, пожили на Карибах и четыре года провели на Амазонке, где их домом стала обыкновенная пирога. От того времени у Грея остались воспоминания о страшной нищете, свидетелями которой они были, о туземцах, с которыми встречались. Наркотики он тоже помнил. Его сестра потом стала буддистской монахиней, вернулась в Индию и отдала себя служению голодающим в Калькутте. Сам Грей в восемнадцать лет сошел с лодки – в буквальном и фигуральном смысле – и уехал в Нью-Йорк, чтобы посвятить себя искусству. У родителей тогда еще водились деньги, но он решил испытать себя в самостоятельной жизни и провел несколько лет, обучаясь живописи в Париже, после чего вернулся в Нью-Йорк.
К тому времени родители перебрались в Санта-Фе, а когда Грею исполнилось двадцать пять, они усыновили мальчика из племени навахо и назвали его Бой. К Серому Воробышку прибавился Мальчик. Усыновление было сопряжено с определенными трудностями, но в конце концов племя согласилось отдать ребенка. Грею он казался симпатичным мальчишкой, но в силу разницы в возрасте виделись они крайне редко. Когда Бою было восемнадцать, приемных родителей не стало, и он вернулся в племя. С тех пор прошло семь лет, и, хотя Грей знал о местонахождении брата, они никогда не общались. Раз в несколько лет он получал письмо из Индии, от Спэрроу. Они никогда не были особенно близки, их юность прошла в противостоянии причудам и выходкам эксцентричных родителей. Он знал, что Спэрроу много лет искала настоящих отца и мать – наверное, мечтала о нормальной семье. Она нашла их в Кентукки, обнаружила, что у нее с ними ничего общего, и с тех пор с ними больше не виделась. У Грея никогда не возникало желания искать собственных родителей, он не хотел добавлять в свой безумный коктейль новых чудиков. Хватало и тех, с которыми вырос, и женщин, с которыми он встречался. Их неурядицы, которыми он так горячо занимался, были из того же разряда, что злоключения его детства и юности, и он чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде. Но одно Грей знал твердо: он не хочет иметь детей и подвергать их таким же испытаниям. Пусть детей заводят другие, такие, как Адам, которые в состоянии дать им достойное воспитание. Про себя Грей знал, что ему это не под силу, у него не было перед глазами примера хороших родителей, не было настоящей семьи как образца для подражания. Зачем иметь детей, если ничего не можешь им дать? Им владело одно желание – писать картины, и это у него неплохо получалось.
Каковы бы ни были его гены, кто бы ни были его настоящие родители, Грей был наделен от природы недюжинным талантом, и, хотя в деньгах он никогда не купался, его работы были заметным явлением в живописи. Критики единодушно признавали его достоинства. Но из-за того, что в жизни у него вечно все шло кувырком, он так и не смог стать художником успешным и состоятельным. То, что в молодости заработали его родители, они потом спустили на наркотики и странствия. Грей привык обходиться малым, отсутствие денег его не тревожило. Что имел, он всегда отдавал другим, тем, кто, по его мнению, больше нуждался. И ему было все равно, купается ли он в роскоши на яхте у Чарли или мерзнет в своей студии в нью-йоркском районе Митпэкинг. Есть в его жизни в данный момент женщина или нет, его тоже не особенно волновало. Его главным интересом была работа. И друзья.
Грей уже давно убедился, что, хотя женщины временами и обладают определенной привлекательностью и ему даже нравится ощущать рядом теплое тело, способное согреть студеной зимней ночью, все они в той или иной степени сумасшедшие, во всяком случае, те, которые оказывались в его постели. Да и друзьям заведомо было известно: если женщина с Греем, она почти наверняка тронутая. Это был его крест, его всю жизнь неудержимо тянуло к эксцентричным особам, что и неудивительно после того ненормального детства, какое ему выпало. И он был убежден, что единственный способ снять это заклятие или лучше сказать – проклятие, наложенное на него его чокнутыми приемными родителями, это не обрекать на безумный образ жизни еще и своих детей. Грей любил приговаривать, что оказывает человечеству большую услугу тем, что зарекся иметь детей. Этот зарок он никогда не нарушал. И знал, что не нарушит и впредь. Он говорил, у него на детей аллергия, а у них – на него. В отличие от Чарли Грей не искал идеальной женщины, он был бы рад найти когда-нибудь одну нормальную. А пока те, что встречались на его пути, наполняли его жизнь приключениями, а при расставании – и чувством облегчения, которое испытывал не только он, но и его друзья.
– Итак, чем займемся сегодня? – спросил Чарли, когда все трое позавтракали и распластались на палубе.
Солнце стояло высоко, был уже почти полдень, погода – лучше не бывает. Адам сказал, что хочет пройтись по магазинам, купить что-нибудь для детей. Дочь обожала подарки, сын же был неприхотлив. Оба обожали отца, хотя с матерью и отчимом были в прекрасных отношениях. У Рэчел и ее педиатра было двое общих детей, которых Адам предпочитал не замечать, хотя он и знал, что Аманда с Джекобом их очень любят. Адам о них и слышать не желал. Он так и не простил Рэчел ее измену. И никогда не простит! Он давно убедился, что все женщины стервы. Мать вечно пилила отца и отзывалась о нем весьма нелестно. Отец всегда молча сносил попреки. Сестра Адама была похитрее матери и всего добивалась нытьем. Или же выпускала коготки и шипела. Адам был убежден, что идеальных женщин не существует и надо идти своей дорогой. Пока ему удавалось не задерживаться долго возле одной юбки. Но по-настоящему он расслаблялся и притуплял бдительность только на борту этой яхты, в компании Грея и Чарли. Или же со своими детьми.
– В час магазины закроются на обед, – напомнил Чарли. – Можем съездить после перерыва, ближе к вечеру.
Адам припомнил, что в Сен-Тропе магазины открываются после сиесты только в половине четвертого, а то и в четыре.
Они только что позавтракали, хотя Адам, после вчерашних излишеств, осилил только один круассан и кофе. Желудок вообще был слабым местом Адама – несколько лет назад у него нашли язву. Это была обратная сторона нервной работы, но он не роптал. За долгие годы он поднаторел в деле отстаивания интересов спортсменов и звезд, эта работа нравилась ему и приносила удовлетворение. Он вносил за своих клиентов залог, когда они попадали в кутузку, договаривался об условиях их концертных турне, вел бракоразводные дела, следил за выплатой алиментов их бывшим женам и любовницам и подписывал бумаги о содержании их внебрачных детей. Он чувствовал себя востребованным, постоянно был в форме и не желал себе другой работы. И вот теперь он наконец в отпуске. Адам обычно брал отпуск дважды в год – месяц на яхте у Чарли в августе был святым делом, а еще он выкраивал недельку зимой, чтобы отправиться с Чарли на Карибы. Грей в этом путешествии никогда не участвовал, в его память навечно въелись воспоминания о безумной жизни на Карибах с приемными родителями, и он говорил, что ничто не заставит его туда вернуться. Конец августа Адам неизменно посвящал недельному отдыху с детьми и путешествовал с ними по Европе. В этот раз он, как всегда, должен был встретиться с ними в последнюю неделю месяца. Дети сядут в Нью-Йорке на самолет, прилетят за ним в Ниццу, после чего они втроем отправятся на неделю в Лондон.
– А что вы скажете, если мы на время сбавим обороты и бросим якорь? Встанем, к примеру, напротив пляжа и двинем на катере на берег, пообедаем в «Клубе 55», а? – предложил Чарли, и все дружно закивали. Это был их обычный план действий в Сен-Тропе.
На борту яхты у Чарли были все мыслимые развлечения для гостей – водные лыжи, гидроцикл, небольшой парусник, доски для виндсерфинга, оборудование для подводного плавания. Но трое друзей большую часть времени просто наслаждались бездельем. Они проводили время за обедом и ужином, за выпивкой и общением с женщинами, немного плавали. А вот спали, наоборот, очень много. Особенно Адам, который всегда приезжал вымотанный до предела и говорил, что единственное место и время, где ему удается нормально выспаться, – это яхта Чарли в августе месяце. Только тут его наконец отпускали все заботы. Правда, он ежедневно получал факсы из конторы и регулярно проверял электронную почту. Но все секретари, помощники и партнеры знали, что беспокоить его в августе можно только в случае крайней необходимости. Кто осмелится – пусть пеняет на себя. В августе Адам наконец позволял себе забыть о делах и клиентах. Все, кто его знал, понимали, что после трудов праведных он заслужил передышку. Зато потом, в сентябре, с ним было намного проще иметь дело. Заряда положительных эмоций, полученных в компании с друзьями, ему хватало на много недель, а то и месяцев.
Трое друзей познакомились на почве филантропии. Фонд Чарли организовывал сбор средств на приют в Верхнем Вестсайде для женщин и детей, ставших жертвами домашнего насилия. Организатор этого мероприятия искал выход на одного известного рок-музыканта, чтобы привлечь его к участию, и связался с Адамом, как с его представителем. Адам с Чарли встретились за обедом, чтобы обсудить детали, и обнаружили, что у них много общего.
Адаму удалось уговорить своего именитого клиента принять участие в концерте, что давало возможность рассчитывать на значительные пожертвования. На том же мероприятии была выставлена на аукцион одна из работ Грея – тот сам ее отдал на благотворительные нужды, хотя для него это была огромная жертва, ведь он практически лишался полугодового дохода. После мероприятия он вызвался расписать стену в одной солидной фирме, работающей под эгидой фонда. Тогда-то он и познакомился с Чарли, а затем и с Адамом, когда Чарли в благодарность пригласил обоих к себе домой на ужин. Эти трое были очень разными людьми, но, как ни странно, выяснилось, что их многое объединяет. И еще – ни один из них на тот момент не состоял ни в браке, ни в серьезных отношениях с женщинами. Адам только что пережил развод. Чарли совсем недавно расторг очередную помолвку и пригласил своих новых друзей провести с ним месяц на его яхте, составить ему компанию в компенсацию за несостоявшийся медовый месяц. Чарли надеялся, что в мужской компании сможет развеяться. Так все и вышло. Они замечательно провели время. У Грея тоже была своя грустная история. Девушка, за которой он ухаживал, в июне пыталась совершить самоубийство, а в июле ушла к его ученику. Возможность уехать из города Грей воспринял с огромным облегчением и был благодарен Чарли за приглашение. К тому же Грей в тот момент сидел на мели. А у Адама выдалась трудная весна, двое его подопечных спортсменов получили травмы, а всемирно известная рок-группа отменила концертное турне, спровоцировав десяток судебных исков. Совместный отдых на Средиземном море удался на славу. И с тех пор это стало традицией. Нынешний год обещал быть ничем не хуже. Сен-Тропе, немного азарта в Монте-Карло, Портофино, потом – Сардиния, Капри и любые промежуточные пункты по желанию. Сейчас они находились на яхте всего третий день, но уже пребывали в блаженстве. Чарли наслаждался обществом друзей, и это было взаимно.
– Ну, так что, ребята? Обедаем в «Двух пятерках», но сперва поплаваем? – наседал Чарли: ему надо было дать соответствующие указания капитану.
– Почему бы и нет, – отозвался Адам и закатил глаза, так как в этот момент зазвонил его мобильный. Он решил не отвечать, а потом проверить голосовую почту. В Европе у него с собой был только один телефон – серьезный прогресс по сравнению с той обоймой мобильников и бумаг, которые он всегда таскал с собой в Нью-Йорке. – Пусть сами там разбираются. – Он усмехнулся.
– Кто-нибудь хочет «Кровавую Мэри»? – с невинным видом спросил Чарли, а сам жестом дал знать стюарду, что они собрались уходить.
Стоявший рядом красивый молодой новозеландец кивнул и поспешил проинформировать капитана, а заодно и отдать распоряжения насчет обеда. Ничего уточнять не требовалось. Опытный стюард знал, что Чарли отправится на берег в половине третьего. Чаще всего он обедал на яхте, но в Сен-Тропе такие потрясающие виды, что невозможно удержаться от искушения и не сойти лишний раз на берег. А обедали тут все состоятельные люди исключительно в «Клубе 55» – точно так же, как ужинали в «Ложке».
– А можно мне безалкогольный коктейль? – с улыбкой спросил Грей. – По-моему, мне надо на несколько дней вас покинуть и привести себя в чувство в какой-нибудь клинике для алкоголиков.
– А мне чего-нибудь покрепче. А еще лучше – с текилой, – попросил Адам под громкий смех Чарли.
– Мне «Беллини», – заказал Чарли коктейль из шампанского с персиковым соком – приятный способ начать очередной день грехопадения. Хорошее шампанское и кубинские сигары были его слабостью. На яхте имелся солидный запас и того и другого.
Трое друзей продолжали наслаждаться жизнью, а яхта тем временем двинулась от порта, виртуозно уклоняясь от многочисленных судов поменьше и катеров с туристами, ежедневно вывозящих в море любителей красот и фотографирования. В конце пристани сгрудилась неизменная стайка папарацци в ожидании захода в порт какой-нибудь роскошной яхты со знаменитостями на борту. Когда это случалось, репортеры устремлялись за звездами на мотоциклах, преследуя их каждую секунду пребывания на берегу. Сейчас же они сделали по прощальному снимку «Голубой луны», пока та плавно выходила из акватории порта, и резонно рассудили, что к ночи чудо-яхта вернется, чтобы стать на якорь. Обычно, когда Чарли прогуливался по городу, его то и дело фотографировали, но пищи для таблоидов он никогда не давал. Если не считать шикарной и впечатляющей по размерам яхты, Чарли вел весьма замкнутый образ жизни и всеми силами избегал шумихи. Он просто был богатым человеком, путешествующим в компании своих друзей, имена которых читателям бульварной прессы ничего не говорили. Даже Адам, по долгу службы имевший дело со звездами, и то умудрялся оставаться в тени. А Грей Хоук и вовсе был малоизвестным широкой публике художником. Это были трое обычных холостяков, трое закадычных друзей, проводящие отпуск на море.
Перед обедом с полчасика поплавали. Потом Адам решил посжигать калории, оседлал гидроцикл и прокатился вокруг стоящих в виду берега яхт и катеров, а Грей прикорнул на палубе. Чарли же сидел в шезлонге и смаковал гаванскую сигару. Райская жизнь! В половине третьего они сели в катер и поехали обедать в «Две пятерки». Там оказались завсегдатаи заведения – Ален Делон, Жерар Депардье и Катрин Денев, и у троих друзей появился повод детально обсудить достоинства прославленной француженки. Все согласились, что, несмотря на возраст, знаменитая актриса по-прежнему необычайно хороша. Она была вполне во вкусе Чарли, хотя и намного старше тех женщин, за которыми он обычно ухаживал, – те, как правило, были тридцати с небольшим лет, а то и моложе. Со сверстницами он заводил отношения редко. Сорокалетними пускай занимаются шестидесятилетние мужики. Или даже постарше. Что до Адама, тот и вовсе предпочитал молоденьких.
Грей заметил, что Катрин Денев осчастливила бы его в любом возрасте. Он любил, чтобы женщина была с ним одних лет, даже чуть старше. Впрочем, в данном случае мадам Денев не подходила по другому параметру: она слишком заразительно смеялась и вообще прекрасно себя чувствовала в компании своих друзей. А Грею нужна была зареванная, страдающая, с безумными глазами говорящая что-то в мобильный телефон в промежутке между всхлипываниями. У Адама было свое представление о женщинах, с которыми стоит проводить время. Это должна быть девушка лет на десять старше его дочери-школьницы, и он бы купил ей силиконовую грудь и оплатил пластику носа. Что касается Чарли, то златокудрая девушка его мечты представлялась ему в ореоле добродетелей и непременно в хрустальных туфельках. Только она не должна была бросаться наутек с боем часов. Ей следовало остаться на балу, поклясться Чарли в вечной преданности и танцевать в его объятиях до скончания веков. Он не терял надежды, что когда-нибудь ее отыщет.
Глава 2
Капитан пришвартовал «Голубую луну» в конце пристани Сен-Тропе во второй половине дня. И проявил при этом большое искусство, ведь в разгар сезона найти место в Сен-Тропе не так-то просто. Из-за ее размеров яхту пришлось ставить в первом ряду, о чем Чарли тут же пожалел: надо было, как он чаще и делал, отправиться на берег на катере. Вышедших на охоту папарацци мгновенно привлекла красавица яхта. Кругом слышались щелчки фотокамер, пока трое друзей садились в поджидавшую машину. Чарли не обращал на репортеров внимания, как и Адам, а Грей весело помахал им рукой.
– Несчастные люди! – пожалел он. – Трудно им хлеб достается.
Адам хмыкнул неодобрительно. Он на дух не выносил прессу.
– Паразиты! Все, как один, падалью питаются, – высказался он.
Журналисты постоянно создавали проблемы его клиентам. Не далее как сегодня после обеда раздался один неприятный звонок. Его клиента, женатого, засняли в обществе женщины на выходе из отеля. И понеслось дерьмо по трубам! Взбеленившаяся жена уже раз десять звонила в адвокатскую контору, угрожая разводом. С ее мужем это случалось уже не в первый раз, и она требовала либо огромных отступных по разводу, либо пять миллионов долларов – в случае, если останется в браке. Чудненько! Адам уже давно перестал чему-либо удивляться. Правда, сейчас голова у него была занята совсем другим – найти ту бразильянку и снова отплясывать с ней самбу до самого утра. А проблемы будем решать, когда вернемся в Нью-Йорк. Сейчас у него нет желания разбираться с желтой прессой или с супружескими изменами своих клиентов. Они делали это раньше, будут делать и впредь. Сейчас его время принадлежит ему. Это его законный отпуск. До конца августа ни для каких дел его не существует.
Сегодня после обеда они прошлись по магазинам, потом поспали и отправились ужинать в ресторан «Ложка» отеля «Библос», где любовались необычайно красивой русской манекенщицей в белых шелковых брючках и маленьком болеро из белой кожи: курточка была распахнута, а под ней – ничего. Весь ресторан мог созерцать ее бюст во всей красе, и, кажется, никто не возражал. Чарли был в восторге, а Адам только похохатывал.
– Классная грудь! – прокомментировал Грей со знанием дела.
– Да, только ненастоящая, – поставил свой диагноз Адам.
На него это зрелище не произвело большого впечатления, впрочем, он тоже от души забавлялся. Надо было иметь крепкие нервы, чтобы заявиться в дорогой ресторан с выставленной напоказ грудью. Год назад они видели в одном ресторане красивую немочку, на которой была прозрачная блузка в сеточку, знай любуйся. Что они с успехом и делали. Она весь вечер просидела практически голышом, ужинала, разговаривала, смеялась, курила – и, судя по всему, наслаждалась производимым эффектом.
– Откуда ты знаешь, что ненастоящая? – заинтересовался Грей. На вид это была весьма соблазнительная упругая грудь с острыми сосками. Грею захотелось немедленно ее запечатлеть. К тому же он уже был под градусом – прежде чем покинуть яхту, они пропустили по «Маргарите». Еще один вечер грехопадения и распутства начался.
– Несчастные люди! – пожалел он. – Трудно им хлеб достается.
Адам хмыкнул неодобрительно. Он на дух не выносил прессу.
– Паразиты! Все, как один, падалью питаются, – высказался он.
Журналисты постоянно создавали проблемы его клиентам. Не далее как сегодня после обеда раздался один неприятный звонок. Его клиента, женатого, засняли в обществе женщины на выходе из отеля. И понеслось дерьмо по трубам! Взбеленившаяся жена уже раз десять звонила в адвокатскую контору, угрожая разводом. С ее мужем это случалось уже не в первый раз, и она требовала либо огромных отступных по разводу, либо пять миллионов долларов – в случае, если останется в браке. Чудненько! Адам уже давно перестал чему-либо удивляться. Правда, сейчас голова у него была занята совсем другим – найти ту бразильянку и снова отплясывать с ней самбу до самого утра. А проблемы будем решать, когда вернемся в Нью-Йорк. Сейчас у него нет желания разбираться с желтой прессой или с супружескими изменами своих клиентов. Они делали это раньше, будут делать и впредь. Сейчас его время принадлежит ему. Это его законный отпуск. До конца августа ни для каких дел его не существует.
Сегодня после обеда они прошлись по магазинам, потом поспали и отправились ужинать в ресторан «Ложка» отеля «Библос», где любовались необычайно красивой русской манекенщицей в белых шелковых брючках и маленьком болеро из белой кожи: курточка была распахнута, а под ней – ничего. Весь ресторан мог созерцать ее бюст во всей красе, и, кажется, никто не возражал. Чарли был в восторге, а Адам только похохатывал.
– Классная грудь! – прокомментировал Грей со знанием дела.
– Да, только ненастоящая, – поставил свой диагноз Адам.
На него это зрелище не произвело большого впечатления, впрочем, он тоже от души забавлялся. Надо было иметь крепкие нервы, чтобы заявиться в дорогой ресторан с выставленной напоказ грудью. Год назад они видели в одном ресторане красивую немочку, на которой была прозрачная блузка в сеточку, знай любуйся. Что они с успехом и делали. Она весь вечер просидела практически голышом, ужинала, разговаривала, смеялась, курила – и, судя по всему, наслаждалась производимым эффектом.
– Откуда ты знаешь, что ненастоящая? – заинтересовался Грей. На вид это была весьма соблазнительная упругая грудь с острыми сосками. Грею захотелось немедленно ее запечатлеть. К тому же он уже был под градусом – прежде чем покинуть яхту, они пропустили по «Маргарите». Еще один вечер грехопадения и распутства начался.