— Что ж, Скарлетт, это уже похоже на ужин, — проговорил Пол, подражая Рету Баттлеру, и высыпал пшеничные хлопья в миску со сгущенным молоком, которое предварительно разбавил водой. Потом он разрезал пополам несколько грейпфрутов, которые показались ему спелее остальных, и размешал в двух чашках мусс «Джелло». Разумеется, все это не шло ни в какое сравнение с супом из омаров, цыпленком и бифштексами, которые они ели в «Дэниэле», но Глэдис была настолько голодна, что даже не подумала об этом. Единственное, о чем она жалела, — это о том, что у них нет ничего горячего.
— Что желаете, мэм, черствые бисквиты или мокрое печенье? — спросил Пол самым светским тоном, и Глэдис фыркнула.
— Право, они так хороши, что я не в силах остановиться на чем-нибудь одном. Подайте мне и то, и другое, сэр, — ответила она ему в тон, и Пол поставил перед ней обе коробки.
Они слегка перекусили и вскоре разговорились, впервые за все время чувствуя себя друг с другом свободно и непринужденно. Пол даже рассказал Глэдис о своем разговоре с Шоном, происшедшем два месяца назад; при этом он позволил себе отнестись к нему с юмором, чего прежде еще не делал.
— Шон открытым текстом заявил, что в моем возрасте встречаться с женщинами уже как бы и ни к чему, — со смехом объяснял Пол. — И он не видит причин, почему бы мне не прожить остаток моих дней в воздержании. Кстати, остаток оказался довольно большим: Шон сказал, что я — «мужчина среднего возраста», а значит, я доживу как минимум до ста. У детей бывают порой самые странные представления о родителях, не правда ли?
Но Глэдис не улыбнулась. Не менее странные идеи посещали самого Пола. Например, он решил остаться верным памяти жены, хотя сама Седина наверняка сочла бы это глупостью. Но заводить об этом речь Глэдис не стала. Все уже было сказано, и ей не хотелось снова обострять отношения с Полом. Ей нужно было только спокойно дожить оставшееся время, чтобы вернуться домой и больше никогда его не видеть.
— А что ты думаешь по этому поводу? — неожиданно спросил Пол, разрезая еще один грейпфрут для нее и для себя. Глэдис, правда, уже чувствовала, что наелась, но Пол, очевидно, был все еще голоден. — Ты… у тебя кто-нибудь был? Ну, после того вечера?
Он давно хотел задать ей этот вопрос, но не решался. Сейчас ему, однако, казалось, что настал самый подходящий момент.
— Нет, — честно ответила Глэдис. — Я была слишком занята. Я зализывала раны.
— А сейчас?
— А сейчас мне просто не хочется.
— Но это же глупо! — без обиняков заявил Пол. — Глупо, Глэдис!..
— В самом деле? — Глэдис немедленно ощетинилась. — Кто бы говорил! Я что-то не слышала, чтобы ты встречался налево и направо с красотками из нью-йоркского высшего света и фотомоделями. Вместо этого ты полгода прожил на своей яхте, а теперь торчишь в Руанде — возишь лекарства, продукты и одеяла… Это, значит, не глупо?
Тут Глэдис почувствовала, что, пожалуй, хватила через край, но она надеялась, что Пол не обидится. Все-таки они договорились быть друзьями, и это давало ей право говорить откровенно.
— Да, ты, наверное, права… — Пол грустно улыбнулся. — Я действительно ни с кем не встречался с… довольно долгое время. И не собираюсь. Я хочу остаться верным Седине.
— А как твои кошмары, Пол? — поинтересовалась она и осеклась. Об этом, наверное, не стоило, но сказанного не вернешь.
— Лучше, — ответил Пол спокойно. — Намного лучше… Должно быть, дело в физической усталости. Здесь я выкладываюсь на полную катушку, а потом сплю как убитый. Но если я, так сказать, вернусь к цивилизации, проблемы, вероятно, начнутся снова.
— Да, — вздохнула Глэдис, — наверное. Когда в последний раз Пол возвращался к цивилизации, он продержался всего неделю. Потом он сбежал, а она получила перелом и сотрясение мозга. И, в придачу разбитое сердце, которое не мог вылечить ни один врач.
— Так почему же все-таки ты не хочешь ни с кем встречаться? — снова спросил Пол. — Почему?
Глэдис вздохнула. Такая странная настойчивость была совершенно неуместна, ну да лад но.
— По-моему, это очевидно. Мне нужно было время, чтобы оправиться после… после нас. И после Дуга тоже. Одна катастрофа, другая… Не каждый это выдержит.
На самом деле Глэдис не считала потерю Дуга такой уж большой бедой. Но, расставшись с Полом, она потеряла все, во что верила и на что надеялась.
— Но, быть может, — добавила она, специально для него стараясь говорить бодрее, — в конечном итоге это принесет мне пользу. Я стала мудрее и сильнее. Правда, пока я еще не готова начать все сначала, но кто знает?
— Тебе еще не так много лет, чтобы ставить на себе крест, — кивнул Пол и нахмурился. Почему-то ему казалось, что Глэдис говорит не то, что думает. Или — не совсем то. Но в голосе ее звучала какая-то сила, которой раньше не было. Похоже, со времени их последней встречи или, вернее, расставания она действительно выросла, стала независимее и сильней. Он понял это по ее разговору с Дугом. Пол мог только догадываться, каких гадостей наговорил Глэдис ее бывший супруг, но зато он очень хорошо понял, что она больше не позволит ему топтать себя ногами. Ни ему и никому другому. Она очертила для себя какие-то границы, переступать которые не разрешалось ни одному человеку, и перестала бояться терять тех, кого когда-то любила. Кроме детей, у Глэдис не осталось никого в целом свете, и это сделало ее храбрее.
— Наверное, я пока не встретила человека, который бы мне понравился, — сказала Глэдис.
— А какой человек может тебе понравиться? — полюбопытствовал Пол, и Глэдис надолго задумалась.
— Как он будет выглядеть, мне, пожалуй, все равно, — сказала она наконец. — Конечно, я не имею ничего против красоты и мужественности, но пусть он лучше будет милым, добрым, умным, сострадательным и… — Она посмотрела ему прямо в глаза и решила быть честной до конца. — И еще этот человек должен быть без ума от меня. Он должен обожать меня и считать меня своей удачей. Для него в мире должна существовать только я, иначе не стоит и стараться… Всю жизнь я любила кого-то, отдавала всю себя, шла на уступки и даже на жертвы. И теперь мне кажется, что было бы только справедливо, если бы кто-то любил меня.
Совсем недавно Глэдис до безумия любила Пола и готова была отдать ему все, что у нее было, включая детей, но он выбрал Селину. И ей было больно сознавать, что она вынуждена уступить его женщине, которая ушла и никогда больше не вернется. Пол предпочел любить мертвую и оттолкнул Глэдис, вместо того чтобы протянуть руки и любить ее.
— Быть может, это покажется тебе наивным и глупым, — добавила Глэдис после небольшой паузы, во время которой она решала, есть ли у нее право говорить ему что-либо подобное тому, что она собиралась сказать, — но все это означает, что мне нужен человек, который готов ради меня пройти сквозь бури и штормы. Любые бури и штормы. Пол. Меня больше не устраивают люди, которые любят в полсердца. Мне не нужны люди, которым я заменяю кого-то, кого они потеряли. Лучше быть одной, чем с кем попало. Я не хочу быть запасной лошадью, на которую пересаживаются, когда фаворитка вдруг захромает. Я не хочу больше ни перед кем извиняться или вымаливать для себя хоть немножко любви… С меня хватит, Пол!
И он неожиданно понял, что Глэдис имеет в виду не только Дуга, но и его тоже. Ведь это он сказал, что не может любить ее, потому что любил и будет любить Селину. Это он оттолкнул ее, когда ему стало трудно. Он до сих пор считал, что по-другому поступить не мог, но вспоминать об этом ему было неприятно. Хорошо, что она не потеряла способности надеяться, подумал он. Другое дело, сумеет ли Глэдис найти свою мечту. Но она, по крайней мере, знала, чего хочет, и в этом смысле ей, конечно, было гораздо легче, чем ему.
— А ты? — внезапно спросила Глэдис. — Какая женщина нужна тебе? Расскажи мне, каков он, тот идеал, который ты ищешь?
Пол не ожидал этого вопроса, но не колебался ни секунды, прежде чем ответить.
— Я его уже нашел, Глэдис, — ответил он серьезно. — Седина — мой идеал.
Полу очень хотелось бы сказать, что женщина, которую он считает воплощением своей мечты, должна быть похожа на нее, на Глэдис, но он не смог. Ему многое в ней нравилось, но у Седины было перед Глэдис одно преимущество: она была мертва и, следовательно, не имела недостатков.
— Седина?! — ахнула Глэдис и надолго замолчала. Это слово ударило ее, словно кулак, оглушило, смяло и заставило снова отступить в глубь себя. И дело было не в том, что Пол это сказал, а в том, что он сказал это так определенно. Значит, подумала она в панике, это действительно… конец?
— Да, Седина, — подтвердил Пол. Он принял ее крик боли за вопрос и теперь добивал Глэдис безжалостно и методично. — Теперь, когда я оглядываюсь назад, — сказал он, — я начинаю понимать, что для меня она была самым подходящим человеком. Я был от нее действительно без ума, а когда обожаешь кого-то, то недостатков просто не замечаешь, не говоря уже о том" чтобы пытаться их исправлять.
— Возможно, но ведь это… — Глэдис не договорила.
«Я должна сказать ему! — решила она. — Пусть он знает, что я думаю. Быть может, это и есть то, что ему сейчас нужно!»
— Я всегда знала, — начала она, — что мне никогда не удастся сравняться с Сединой в твоих глазах, что я всегда останусь для тебя второй и что ты будешь постоянно сравнивать меня и ее, не в мою пользу, разумеется. Но была одна неделя — всего неделя, Пол! — когда я была совершенно уверена, что ты любишь не ее, а меня, любишь по-настоящему! Почему ты отступил?
Она-то знала ответ: когда Пол сказал, что не любит ее, это говорил не он, а его страх. Но Пол должен был понять это сам. Никакой логикой невозможно было переубедить его. Только сам.
— Я действительно любил тебя, — ответил Пол. — По крайней мере я думал… мне казалось, что я люблю тебя. Но меня хватило только на неделю. Потом я испугался… испугался того, что сказал Шон, испугался тебя, твоих детей, своих кошмаров и своих воспоминаний о Седине. Это трудно объяснить, Глэдис, но я думаю, ты поймешь. Я… так много перечувствовал за эту неделю, что в конце концов во мне снова проснулось ощущение огромной вины перед… перед ней. И с этим я уже ничего не смог поделать.
— Ну, с кошмарами, я думаю, ты бы справился, — спокойно заметила Глэдис. — Большинству людей это удается.
Но Пол отрицательно покачал головой. Неожиданно он вспомнил, почему он полюбил Глэдис. Она была такой нежной, такой внимательной, ласковой и такой очаровательной, что он просто не сумел устоять.
— Я никогда бы не смог справиться с воспоминаниями о Седине. Я знаю это.
— Ты просто не хочешь! — Это были жестокие и резкие слова, но Глэдис произнесла их очень мягко и с сочувствием.
— Возможно. — Пол отвел глаза, и Глэдис снова подумала о том, что, пока Седина была жива, она не казалась Полу такой уж идеальной. Только теперь, в воспоминаниях, она представала ему с ангельскими крылышками и подобием нимба вокруг головы. Реальная же Седина — Седина, с которой ему порой бывало тяжело, — отступила и практически исчезла в глубинах его памяти.
— Кстати, — заметила Глэдис, произвольно меняя тему, — я бы на твоем месте не позволяла Шону вмешиваться в твою жизнь. Извини, что я это тебе говорю, но… у него нет на это никакого права. В конце концов, у тебя своя жизнь, а у него — своя. Я его совсем не знаю, но мне почему-то кажется, что он вряд ли будет заботиться о тебе, утешать, успокаивать и держать тебя за руку, когда тебе будут сниться кошмары. Если судить по тому, что ты мне рассказал, он тебя просто ревнует. Будь его воля, он посадил бы тебя под замок и держал взаперти, чтобы ты не достался никому, кроме него. Ради бога. Пол, не позволяй ему поступать с тобой так.
— Я и сам об этом думал, — признался Пол. — Дети есть дети, они остаются эгоистами в любом возрасте. От родителей они ждут только одного: чтобы те давали им снова и снова, и так — без конца. Они требуют, чтобы родители всегда были рядом, и очень редко задумываются о том, насколько это удобно отцу или матери. Возможно, это их право, но, когда приходишь к ним за советом или хотя бы за… пониманием, они просто отказываются тебя выслушать. И это еще в лучшем случае. В худшем ты получаешь изрядную нахлобучку за то, что пытаешься поступать так, как тебе хочется. Взять, к примеру, Шона — когда он заявил мне, что я должен оставаться один до конца моих дней, он ни на секунду не усомнился в своей правоте. Но если — не дай бог, конечно, — его жена вдруг умрет, и я скажу Шону, что он должен хранить ей верность до конца его жизни, он решит, что я спятил, и, чего доброго, действительно упрячет меня в «желтый дом»!
В его словах было много правды, и они оба это понимали. Дети в любом возрасте редко бывали снисходительны и добры к тем, кто произвел их на свет и воспитал. И Шон явно не был исключением из этого достаточно всеобщего правила.
— Мне всегда казалось, что твой сын будет не в восторге, когда узнает о… о нас, — сказала Глэдис негромко. — И мне было интересно, как ты справишься с этой проблемой.
— Вот ты и узнала — как… Очень плохо, а вернее — никак. Впрочем, и с остальными проблемами я справился не лучше. У меня такое ощущение, что из всех возможных путей я всегда выбирал те, которые вели в никуда.
— Наверное, ты просто был еще не готов, — сочувственно сказала Глэдис. — Ведь прошло всего шесть месяцев с…
«…С тех пор как погибла Седина», — хотела она сказать. Это действительно был не очень большой срок, но Пол покачал головой.
— И никогда не буду. — Он посмотрел на нее с грустной, усталой улыбкой. Они оба прошли через многое, потратили массу сил и все равно проиграли. Во всяком случае, Пол чувствовал себя именно так. — Надеюсь, — добавил он, — что ты в конце концов найдешь мужчину, который будет готов пройти ради тебя через бури и ураганы. Ты заслуживаешь этого больше, чем все, кого я знаю. Я желаю тебе найти его, Глэдис…
Пол говорил это совершенно искренне. Только новая любовь способна была избавить Глэдис от боли, которую он ей причинил.
— Спасибо. Я тоже надеюсь, но…
— Ты сразу узнаешь его, как только увидишь, — сказал Пол. — Только ты должна ждать его… Если ты спрячешься под кровать, зажмуришь глаза или накроешься с головой одеялом, ты его просто не заметишь.
— Нет, — сказала Глэдис упрямо. — Я знаю, он сам меня найдет, где бы я ни была.
— На твоем месте я бы на это не рассчитывал. Ты тоже должна что-то делать, а не ждать, пока счастье само свалится с неба. Выйди хотя бы на берег и помаши ему платком — ведь пробиваться сквозь штормы и ураганы ой как непросто. И если ты действительно хочешь встретить его — маши как сумасшедшая!
Глэдис улыбнулась его словам.
— Хорошо, — сказала она. — Я попробую. Было уже далеко за полночь, когда Пол наконец поднялся и принялся убирать обратно в буфет остатки еды. Он чувствовал себя смертельно усталым и в то же время был рад, что они с Глэдис поговорили откровенно.
— Слава богу, с Сэмом ничего серьезного, — сказал Пол, сметая со стола крошки в подставленную ладонь. Потом он вдруг усмехнулся:
— Кстати, когда увидишь на горизонте парня, который плывет к тебе сквозь бурю, спрячь куда-нибудь своих детей, иначе он развернется и двинется обратно со всей возможной скоростью. Женщина с четырьмя детьми способна напугать кого угодно, как бы красива она ни была!
Но Глэдис не поверила ему. Возможно, ее дети действительно испугали Пола, но это вовсе не означало, что точно так же будут вести себя и другие мужчины на его месте.
— У меня отличные дети, Пол! — сказала она, собирая со стола миски и кожуру от грейпфрутов. — И нормального человека они не испугают. Мужчина, который полюбит меня, должен полюбить и моих детей, иначе он мне просто не нужен.
Она посмотрела на него, и Пол отвел глаза. Когда он прогнал ее, Глэдис чувствовала себя чем-то вроде подержанной вещи, которой пренебрегли. Возможно, Пол не хотел оскорбить ее сознательно, однако вышло так, словно она была недостаточно хороша для него. У нее было слишком много детей, к тому же его идеалом была Селина, превзойти которую было невозможно. На самом-то деле судить, кто из них хуже, а кто лучше, мог человек либо очень самонадеянный, либо ослепленный каким-либо сильным чувством.
Например, горем.
Но Пол ничего ей не ответил. В молчании он убрал в буфет последнюю пачку печенья и пошел проводить Глэдис до палатки. У полога Пол остановился и долго смотрел на нее. Они провели вместе длинный, трудный, но очень хороший день, который стал для них чем-то вроде последнего поворота в долгом пути. Они навсегда попрощались с тем, что оставалось в прошлом.
— До завтра, Глэдис. Постарайся выспаться как следует… — сказал Пол негромко и добавил со смущенной улыбкой:
— Я рад, что ты приехала сюда и мы встретились…
Глэдис кивнула. За время, что они провели в лагере, они многое узнали друг о друге, сумели победить все плохое, что между ними было, и положили начало новой дружбе, которая, как надеялась Глэдис, будет более долговечной, чем их короткая любовь.
— Я тоже, — шепнула она и, махнув ему на прощание рукой, скрылась в палатке.
Пол еще немного постоял у входа, потом повернулся и медленно пошел прочь.
Глава 11
Глава 12
— Что желаете, мэм, черствые бисквиты или мокрое печенье? — спросил Пол самым светским тоном, и Глэдис фыркнула.
— Право, они так хороши, что я не в силах остановиться на чем-нибудь одном. Подайте мне и то, и другое, сэр, — ответила она ему в тон, и Пол поставил перед ней обе коробки.
Они слегка перекусили и вскоре разговорились, впервые за все время чувствуя себя друг с другом свободно и непринужденно. Пол даже рассказал Глэдис о своем разговоре с Шоном, происшедшем два месяца назад; при этом он позволил себе отнестись к нему с юмором, чего прежде еще не делал.
— Шон открытым текстом заявил, что в моем возрасте встречаться с женщинами уже как бы и ни к чему, — со смехом объяснял Пол. — И он не видит причин, почему бы мне не прожить остаток моих дней в воздержании. Кстати, остаток оказался довольно большим: Шон сказал, что я — «мужчина среднего возраста», а значит, я доживу как минимум до ста. У детей бывают порой самые странные представления о родителях, не правда ли?
Но Глэдис не улыбнулась. Не менее странные идеи посещали самого Пола. Например, он решил остаться верным памяти жены, хотя сама Седина наверняка сочла бы это глупостью. Но заводить об этом речь Глэдис не стала. Все уже было сказано, и ей не хотелось снова обострять отношения с Полом. Ей нужно было только спокойно дожить оставшееся время, чтобы вернуться домой и больше никогда его не видеть.
— А что ты думаешь по этому поводу? — неожиданно спросил Пол, разрезая еще один грейпфрут для нее и для себя. Глэдис, правда, уже чувствовала, что наелась, но Пол, очевидно, был все еще голоден. — Ты… у тебя кто-нибудь был? Ну, после того вечера?
Он давно хотел задать ей этот вопрос, но не решался. Сейчас ему, однако, казалось, что настал самый подходящий момент.
— Нет, — честно ответила Глэдис. — Я была слишком занята. Я зализывала раны.
— А сейчас?
— А сейчас мне просто не хочется.
— Но это же глупо! — без обиняков заявил Пол. — Глупо, Глэдис!..
— В самом деле? — Глэдис немедленно ощетинилась. — Кто бы говорил! Я что-то не слышала, чтобы ты встречался налево и направо с красотками из нью-йоркского высшего света и фотомоделями. Вместо этого ты полгода прожил на своей яхте, а теперь торчишь в Руанде — возишь лекарства, продукты и одеяла… Это, значит, не глупо?
Тут Глэдис почувствовала, что, пожалуй, хватила через край, но она надеялась, что Пол не обидится. Все-таки они договорились быть друзьями, и это давало ей право говорить откровенно.
— Да, ты, наверное, права… — Пол грустно улыбнулся. — Я действительно ни с кем не встречался с… довольно долгое время. И не собираюсь. Я хочу остаться верным Седине.
— А как твои кошмары, Пол? — поинтересовалась она и осеклась. Об этом, наверное, не стоило, но сказанного не вернешь.
— Лучше, — ответил Пол спокойно. — Намного лучше… Должно быть, дело в физической усталости. Здесь я выкладываюсь на полную катушку, а потом сплю как убитый. Но если я, так сказать, вернусь к цивилизации, проблемы, вероятно, начнутся снова.
— Да, — вздохнула Глэдис, — наверное. Когда в последний раз Пол возвращался к цивилизации, он продержался всего неделю. Потом он сбежал, а она получила перелом и сотрясение мозга. И, в придачу разбитое сердце, которое не мог вылечить ни один врач.
— Так почему же все-таки ты не хочешь ни с кем встречаться? — снова спросил Пол. — Почему?
Глэдис вздохнула. Такая странная настойчивость была совершенно неуместна, ну да лад но.
— По-моему, это очевидно. Мне нужно было время, чтобы оправиться после… после нас. И после Дуга тоже. Одна катастрофа, другая… Не каждый это выдержит.
На самом деле Глэдис не считала потерю Дуга такой уж большой бедой. Но, расставшись с Полом, она потеряла все, во что верила и на что надеялась.
— Но, быть может, — добавила она, специально для него стараясь говорить бодрее, — в конечном итоге это принесет мне пользу. Я стала мудрее и сильнее. Правда, пока я еще не готова начать все сначала, но кто знает?
— Тебе еще не так много лет, чтобы ставить на себе крест, — кивнул Пол и нахмурился. Почему-то ему казалось, что Глэдис говорит не то, что думает. Или — не совсем то. Но в голосе ее звучала какая-то сила, которой раньше не было. Похоже, со времени их последней встречи или, вернее, расставания она действительно выросла, стала независимее и сильней. Он понял это по ее разговору с Дугом. Пол мог только догадываться, каких гадостей наговорил Глэдис ее бывший супруг, но зато он очень хорошо понял, что она больше не позволит ему топтать себя ногами. Ни ему и никому другому. Она очертила для себя какие-то границы, переступать которые не разрешалось ни одному человеку, и перестала бояться терять тех, кого когда-то любила. Кроме детей, у Глэдис не осталось никого в целом свете, и это сделало ее храбрее.
— Наверное, я пока не встретила человека, который бы мне понравился, — сказала Глэдис.
— А какой человек может тебе понравиться? — полюбопытствовал Пол, и Глэдис надолго задумалась.
— Как он будет выглядеть, мне, пожалуй, все равно, — сказала она наконец. — Конечно, я не имею ничего против красоты и мужественности, но пусть он лучше будет милым, добрым, умным, сострадательным и… — Она посмотрела ему прямо в глаза и решила быть честной до конца. — И еще этот человек должен быть без ума от меня. Он должен обожать меня и считать меня своей удачей. Для него в мире должна существовать только я, иначе не стоит и стараться… Всю жизнь я любила кого-то, отдавала всю себя, шла на уступки и даже на жертвы. И теперь мне кажется, что было бы только справедливо, если бы кто-то любил меня.
Совсем недавно Глэдис до безумия любила Пола и готова была отдать ему все, что у нее было, включая детей, но он выбрал Селину. И ей было больно сознавать, что она вынуждена уступить его женщине, которая ушла и никогда больше не вернется. Пол предпочел любить мертвую и оттолкнул Глэдис, вместо того чтобы протянуть руки и любить ее.
— Быть может, это покажется тебе наивным и глупым, — добавила Глэдис после небольшой паузы, во время которой она решала, есть ли у нее право говорить ему что-либо подобное тому, что она собиралась сказать, — но все это означает, что мне нужен человек, который готов ради меня пройти сквозь бури и штормы. Любые бури и штормы. Пол. Меня больше не устраивают люди, которые любят в полсердца. Мне не нужны люди, которым я заменяю кого-то, кого они потеряли. Лучше быть одной, чем с кем попало. Я не хочу быть запасной лошадью, на которую пересаживаются, когда фаворитка вдруг захромает. Я не хочу больше ни перед кем извиняться или вымаливать для себя хоть немножко любви… С меня хватит, Пол!
И он неожиданно понял, что Глэдис имеет в виду не только Дуга, но и его тоже. Ведь это он сказал, что не может любить ее, потому что любил и будет любить Селину. Это он оттолкнул ее, когда ему стало трудно. Он до сих пор считал, что по-другому поступить не мог, но вспоминать об этом ему было неприятно. Хорошо, что она не потеряла способности надеяться, подумал он. Другое дело, сумеет ли Глэдис найти свою мечту. Но она, по крайней мере, знала, чего хочет, и в этом смысле ей, конечно, было гораздо легче, чем ему.
— А ты? — внезапно спросила Глэдис. — Какая женщина нужна тебе? Расскажи мне, каков он, тот идеал, который ты ищешь?
Пол не ожидал этого вопроса, но не колебался ни секунды, прежде чем ответить.
— Я его уже нашел, Глэдис, — ответил он серьезно. — Седина — мой идеал.
Полу очень хотелось бы сказать, что женщина, которую он считает воплощением своей мечты, должна быть похожа на нее, на Глэдис, но он не смог. Ему многое в ней нравилось, но у Седины было перед Глэдис одно преимущество: она была мертва и, следовательно, не имела недостатков.
— Седина?! — ахнула Глэдис и надолго замолчала. Это слово ударило ее, словно кулак, оглушило, смяло и заставило снова отступить в глубь себя. И дело было не в том, что Пол это сказал, а в том, что он сказал это так определенно. Значит, подумала она в панике, это действительно… конец?
— Да, Седина, — подтвердил Пол. Он принял ее крик боли за вопрос и теперь добивал Глэдис безжалостно и методично. — Теперь, когда я оглядываюсь назад, — сказал он, — я начинаю понимать, что для меня она была самым подходящим человеком. Я был от нее действительно без ума, а когда обожаешь кого-то, то недостатков просто не замечаешь, не говоря уже о том" чтобы пытаться их исправлять.
— Возможно, но ведь это… — Глэдис не договорила.
«Я должна сказать ему! — решила она. — Пусть он знает, что я думаю. Быть может, это и есть то, что ему сейчас нужно!»
— Я всегда знала, — начала она, — что мне никогда не удастся сравняться с Сединой в твоих глазах, что я всегда останусь для тебя второй и что ты будешь постоянно сравнивать меня и ее, не в мою пользу, разумеется. Но была одна неделя — всего неделя, Пол! — когда я была совершенно уверена, что ты любишь не ее, а меня, любишь по-настоящему! Почему ты отступил?
Она-то знала ответ: когда Пол сказал, что не любит ее, это говорил не он, а его страх. Но Пол должен был понять это сам. Никакой логикой невозможно было переубедить его. Только сам.
— Я действительно любил тебя, — ответил Пол. — По крайней мере я думал… мне казалось, что я люблю тебя. Но меня хватило только на неделю. Потом я испугался… испугался того, что сказал Шон, испугался тебя, твоих детей, своих кошмаров и своих воспоминаний о Седине. Это трудно объяснить, Глэдис, но я думаю, ты поймешь. Я… так много перечувствовал за эту неделю, что в конце концов во мне снова проснулось ощущение огромной вины перед… перед ней. И с этим я уже ничего не смог поделать.
— Ну, с кошмарами, я думаю, ты бы справился, — спокойно заметила Глэдис. — Большинству людей это удается.
Но Пол отрицательно покачал головой. Неожиданно он вспомнил, почему он полюбил Глэдис. Она была такой нежной, такой внимательной, ласковой и такой очаровательной, что он просто не сумел устоять.
— Я никогда бы не смог справиться с воспоминаниями о Седине. Я знаю это.
— Ты просто не хочешь! — Это были жестокие и резкие слова, но Глэдис произнесла их очень мягко и с сочувствием.
— Возможно. — Пол отвел глаза, и Глэдис снова подумала о том, что, пока Седина была жива, она не казалась Полу такой уж идеальной. Только теперь, в воспоминаниях, она представала ему с ангельскими крылышками и подобием нимба вокруг головы. Реальная же Седина — Седина, с которой ему порой бывало тяжело, — отступила и практически исчезла в глубинах его памяти.
— Кстати, — заметила Глэдис, произвольно меняя тему, — я бы на твоем месте не позволяла Шону вмешиваться в твою жизнь. Извини, что я это тебе говорю, но… у него нет на это никакого права. В конце концов, у тебя своя жизнь, а у него — своя. Я его совсем не знаю, но мне почему-то кажется, что он вряд ли будет заботиться о тебе, утешать, успокаивать и держать тебя за руку, когда тебе будут сниться кошмары. Если судить по тому, что ты мне рассказал, он тебя просто ревнует. Будь его воля, он посадил бы тебя под замок и держал взаперти, чтобы ты не достался никому, кроме него. Ради бога. Пол, не позволяй ему поступать с тобой так.
— Я и сам об этом думал, — признался Пол. — Дети есть дети, они остаются эгоистами в любом возрасте. От родителей они ждут только одного: чтобы те давали им снова и снова, и так — без конца. Они требуют, чтобы родители всегда были рядом, и очень редко задумываются о том, насколько это удобно отцу или матери. Возможно, это их право, но, когда приходишь к ним за советом или хотя бы за… пониманием, они просто отказываются тебя выслушать. И это еще в лучшем случае. В худшем ты получаешь изрядную нахлобучку за то, что пытаешься поступать так, как тебе хочется. Взять, к примеру, Шона — когда он заявил мне, что я должен оставаться один до конца моих дней, он ни на секунду не усомнился в своей правоте. Но если — не дай бог, конечно, — его жена вдруг умрет, и я скажу Шону, что он должен хранить ей верность до конца его жизни, он решит, что я спятил, и, чего доброго, действительно упрячет меня в «желтый дом»!
В его словах было много правды, и они оба это понимали. Дети в любом возрасте редко бывали снисходительны и добры к тем, кто произвел их на свет и воспитал. И Шон явно не был исключением из этого достаточно всеобщего правила.
— Мне всегда казалось, что твой сын будет не в восторге, когда узнает о… о нас, — сказала Глэдис негромко. — И мне было интересно, как ты справишься с этой проблемой.
— Вот ты и узнала — как… Очень плохо, а вернее — никак. Впрочем, и с остальными проблемами я справился не лучше. У меня такое ощущение, что из всех возможных путей я всегда выбирал те, которые вели в никуда.
— Наверное, ты просто был еще не готов, — сочувственно сказала Глэдис. — Ведь прошло всего шесть месяцев с…
«…С тех пор как погибла Седина», — хотела она сказать. Это действительно был не очень большой срок, но Пол покачал головой.
— И никогда не буду. — Он посмотрел на нее с грустной, усталой улыбкой. Они оба прошли через многое, потратили массу сил и все равно проиграли. Во всяком случае, Пол чувствовал себя именно так. — Надеюсь, — добавил он, — что ты в конце концов найдешь мужчину, который будет готов пройти ради тебя через бури и ураганы. Ты заслуживаешь этого больше, чем все, кого я знаю. Я желаю тебе найти его, Глэдис…
Пол говорил это совершенно искренне. Только новая любовь способна была избавить Глэдис от боли, которую он ей причинил.
— Спасибо. Я тоже надеюсь, но…
— Ты сразу узнаешь его, как только увидишь, — сказал Пол. — Только ты должна ждать его… Если ты спрячешься под кровать, зажмуришь глаза или накроешься с головой одеялом, ты его просто не заметишь.
— Нет, — сказала Глэдис упрямо. — Я знаю, он сам меня найдет, где бы я ни была.
— На твоем месте я бы на это не рассчитывал. Ты тоже должна что-то делать, а не ждать, пока счастье само свалится с неба. Выйди хотя бы на берег и помаши ему платком — ведь пробиваться сквозь штормы и ураганы ой как непросто. И если ты действительно хочешь встретить его — маши как сумасшедшая!
Глэдис улыбнулась его словам.
— Хорошо, — сказала она. — Я попробую. Было уже далеко за полночь, когда Пол наконец поднялся и принялся убирать обратно в буфет остатки еды. Он чувствовал себя смертельно усталым и в то же время был рад, что они с Глэдис поговорили откровенно.
— Слава богу, с Сэмом ничего серьезного, — сказал Пол, сметая со стола крошки в подставленную ладонь. Потом он вдруг усмехнулся:
— Кстати, когда увидишь на горизонте парня, который плывет к тебе сквозь бурю, спрячь куда-нибудь своих детей, иначе он развернется и двинется обратно со всей возможной скоростью. Женщина с четырьмя детьми способна напугать кого угодно, как бы красива она ни была!
Но Глэдис не поверила ему. Возможно, ее дети действительно испугали Пола, но это вовсе не означало, что точно так же будут вести себя и другие мужчины на его месте.
— У меня отличные дети, Пол! — сказала она, собирая со стола миски и кожуру от грейпфрутов. — И нормального человека они не испугают. Мужчина, который полюбит меня, должен полюбить и моих детей, иначе он мне просто не нужен.
Она посмотрела на него, и Пол отвел глаза. Когда он прогнал ее, Глэдис чувствовала себя чем-то вроде подержанной вещи, которой пренебрегли. Возможно, Пол не хотел оскорбить ее сознательно, однако вышло так, словно она была недостаточно хороша для него. У нее было слишком много детей, к тому же его идеалом была Селина, превзойти которую было невозможно. На самом-то деле судить, кто из них хуже, а кто лучше, мог человек либо очень самонадеянный, либо ослепленный каким-либо сильным чувством.
Например, горем.
Но Пол ничего ей не ответил. В молчании он убрал в буфет последнюю пачку печенья и пошел проводить Глэдис до палатки. У полога Пол остановился и долго смотрел на нее. Они провели вместе длинный, трудный, но очень хороший день, который стал для них чем-то вроде последнего поворота в долгом пути. Они навсегда попрощались с тем, что оставалось в прошлом.
— До завтра, Глэдис. Постарайся выспаться как следует… — сказал Пол негромко и добавил со смущенной улыбкой:
— Я рад, что ты приехала сюда и мы встретились…
Глэдис кивнула. За время, что они провели в лагере, они многое узнали друг о друге, сумели победить все плохое, что между ними было, и положили начало новой дружбе, которая, как надеялась Глэдис, будет более долговечной, чем их короткая любовь.
— Я тоже, — шепнула она и, махнув ему на прощание рукой, скрылась в палатке.
Пол еще немного постоял у входа, потом повернулся и медленно пошел прочь.
Глава 11
Оставшиеся две недели пролетели совершенно незаметно. Глэдис по-прежнему много фотографировала, помогала медсестрам убирать в госпитале, летала с Полом в Бужумбуру и Могадишо, совершала дальние путешествия в джипе с Тони и Рэнди. Она сделала множество замечательных кадров, взяла десятки интервью, и была уверена, что репортаж получится первоклассным.
Несколько вечеров она провела с Полом. Примирившись с прошлым, они больше не чувствовали себя напряженно и прекрасно проводили время. Глэдис эти вечерние беседы очень напоминали то старое доброе время, когда они общались только по телефону: Пол был все так же остроумен, все так же весело шутил, и Глэдис неожиданно обнаружила, что они все еще очень дороги друг другу.
Последний вечер они тоже провели вместе. Впервые за все время Пол поделился с Глэдис своими планами. В июне он собирался перебраться в Кению, чтобы возить туда поступающее по линии ООН продовольствие. По поводу «возвращения к цивилизации» Пол по-прежнему не мог сказать ничего определенного. Единственное, о чем он упомянул, — это о том, что постарается выкроить недельку или две, чтобы провести их на своей любимой «Морской звезде».
— Если вдруг будешь в Нью-Йорке, позвони мне, — попросила Глэдис. Как всегда в июле, она собиралась ехать с детьми на мыс Код. Там она планировала пробыть до первой декады августа, после чего ее должны были сменить Дуг и Таня.
— Значит, в августе ты будешь свободна, — подвел итог Пол. — Что ты собираешься делать?
— Пока не знаю. Хорошо бы, Рауль нашел для меня что-нибудь интересное.
Своей поездкой в Руанду Глэдис была очень довольна. Репортаж несомненно удался. Кроме того, она встретила здесь Пола. Она поняла, что продолжает любить его, однако совершенно неожиданно обнаружила в себе достаточно сил, чтобы перестать цепляться за это чувство и отпустить Пола на все четыре стороны.
На следующий день Пол сам отвез ее на самолете в Кигали, откуда ей предстояло лететь до Кампалы. Пока они ожидали самолета местной авиакомпании, Пол попросил Глэдис передать привет Сэму и остальным, и она с улыбкой сказала:
— Если только они не в тюрьме… Глэдис шутила, с удовольствием чувствуя, что теперь, когда она ничего от него не ждет и между ними не стоят больше его прежние страхи, они могут говорить совершенно свободно. И хотя то, что они оба потеряли, было ей бесконечно дорого, здесь, в Африке, Глэдис неожиданно обрела достойную замену всему, что она так долго оплакивала.
Вскоре объявили посадку, и Глэдис, с нежностью посмотрев на Пола, крепко обняла его за плечи.
— Будь осторожен. Пол. Береги себя и… не будь к себе слишком суров. Ты этого не заслуживаешь.
— И ты тоже береги себя. — Он улыбнулся печально. — А я, если встречу парня в штормовке, сразу пошлю его к тебе.
— Не трудись. Он сам должен найти меня! — Она знала, что, хотя между ними не было ничего, кроме дружбы, ей будет очень его не хватать.
— Если мне случится вернуться в цивилизованный мир, я непременно тебе позвоню, — пообещал Пол, но Глэдис поняла, что это вряд ли произойдет.
— Я буду очень рада, — все же сказала она, подхватывая на плечо драгоценный кофр, в котором лежали отснятые пленки.
И вдруг он обнял ее и на несколько секунд крепко прижал к себе. Полу хотелось сказать ей еще очень многое, но он не знал как. Он хотел поблагодарить ее, но не знал — за что. Быть может, за то, что она хорошо знала его и принимала его таким, как есть. И сам Пол тоже принимал ее безоговорочно и полностью, и это, наверное, было самым ценным в их новых отношениях.
Когда Глэдис поднималась по трапу на борт небольшого двухвинтового самолетика, в глазах ее дрожали слезы. Пол смотрел на нее и махал рукой, и Глэдис тоже помахала в ответ. Потом самолет взлетел и, сделав круг над аэродромом, взял курс на северо-запад. Пол долго провожал его взглядом, потом вернулся к своей машине и вскарабкался в пилотскую кабину.
Летя обратно в Сингугу, он снова вспомнил о Глэдис и почувствовал, как в его душе воцаряется мир. Он больше не боялся ее и не чувствовал себя виноватым перед ней, потому что Глэдис простила его. Теперь Пол любил ее как друга, как сестру, как мать и знал, что ему будет очень не хватать ее смеха, ее озорных глаз и задорных ямочек на щеках, которые появлялись каждый раз, когда она улыбалась. Раньше он почему-то не замечал их, но теперь они были ему особенно дороги. Ему уже не хватало ее, не хватало даже разочарования и досады, которые появлялись в ее взгляде каждый раз, когда ему доводилось ляпнуть какую-нибудь глупость.
Вечером того же дня Пол случайно оказался возле палатки Глэдис и испытал почти физическую боль при мысли о том, что не увидит ее ни сегодня, ни завтра. И, несмотря на то, что Пол совершенно искренне считал себя независимым и самостоятельным человеком, ему вдруг стало бесконечно одиноко.
А ночью ему снова приснился кошмарный сон, хотя вот уже несколько недель он спал вообще без сновидений. Ему снилось, что он стоит на взлетной полосе аэродрома и провожает взглядом самолет, увозящий Глэдис в Кампалу. И вдруг, прямо на его глазах, древняя двухмоторная машина взорвалась в воздухе, и объятые пламенем обломки рассыпались по взлетному полю. Пол бросился бежать, ибо ему показалось, что Глэдис зовет его из-за плотной стены дыма и огня, но его ноги проваливались в расплавленный гудрон, и он не мог сделать ни шага. Наконец он каким-то образом вырвался и долго бродил среди дымящихся обломков, но так и не нашел тела Глэдис. И тогда он заплакал, заплакал во сне и продолжал плакать даже после того, как проснулся.
Несколько вечеров она провела с Полом. Примирившись с прошлым, они больше не чувствовали себя напряженно и прекрасно проводили время. Глэдис эти вечерние беседы очень напоминали то старое доброе время, когда они общались только по телефону: Пол был все так же остроумен, все так же весело шутил, и Глэдис неожиданно обнаружила, что они все еще очень дороги друг другу.
Последний вечер они тоже провели вместе. Впервые за все время Пол поделился с Глэдис своими планами. В июне он собирался перебраться в Кению, чтобы возить туда поступающее по линии ООН продовольствие. По поводу «возвращения к цивилизации» Пол по-прежнему не мог сказать ничего определенного. Единственное, о чем он упомянул, — это о том, что постарается выкроить недельку или две, чтобы провести их на своей любимой «Морской звезде».
— Если вдруг будешь в Нью-Йорке, позвони мне, — попросила Глэдис. Как всегда в июле, она собиралась ехать с детьми на мыс Код. Там она планировала пробыть до первой декады августа, после чего ее должны были сменить Дуг и Таня.
— Значит, в августе ты будешь свободна, — подвел итог Пол. — Что ты собираешься делать?
— Пока не знаю. Хорошо бы, Рауль нашел для меня что-нибудь интересное.
Своей поездкой в Руанду Глэдис была очень довольна. Репортаж несомненно удался. Кроме того, она встретила здесь Пола. Она поняла, что продолжает любить его, однако совершенно неожиданно обнаружила в себе достаточно сил, чтобы перестать цепляться за это чувство и отпустить Пола на все четыре стороны.
На следующий день Пол сам отвез ее на самолете в Кигали, откуда ей предстояло лететь до Кампалы. Пока они ожидали самолета местной авиакомпании, Пол попросил Глэдис передать привет Сэму и остальным, и она с улыбкой сказала:
— Если только они не в тюрьме… Глэдис шутила, с удовольствием чувствуя, что теперь, когда она ничего от него не ждет и между ними не стоят больше его прежние страхи, они могут говорить совершенно свободно. И хотя то, что они оба потеряли, было ей бесконечно дорого, здесь, в Африке, Глэдис неожиданно обрела достойную замену всему, что она так долго оплакивала.
Вскоре объявили посадку, и Глэдис, с нежностью посмотрев на Пола, крепко обняла его за плечи.
— Будь осторожен. Пол. Береги себя и… не будь к себе слишком суров. Ты этого не заслуживаешь.
— И ты тоже береги себя. — Он улыбнулся печально. — А я, если встречу парня в штормовке, сразу пошлю его к тебе.
— Не трудись. Он сам должен найти меня! — Она знала, что, хотя между ними не было ничего, кроме дружбы, ей будет очень его не хватать.
— Если мне случится вернуться в цивилизованный мир, я непременно тебе позвоню, — пообещал Пол, но Глэдис поняла, что это вряд ли произойдет.
— Я буду очень рада, — все же сказала она, подхватывая на плечо драгоценный кофр, в котором лежали отснятые пленки.
И вдруг он обнял ее и на несколько секунд крепко прижал к себе. Полу хотелось сказать ей еще очень многое, но он не знал как. Он хотел поблагодарить ее, но не знал — за что. Быть может, за то, что она хорошо знала его и принимала его таким, как есть. И сам Пол тоже принимал ее безоговорочно и полностью, и это, наверное, было самым ценным в их новых отношениях.
Когда Глэдис поднималась по трапу на борт небольшого двухвинтового самолетика, в глазах ее дрожали слезы. Пол смотрел на нее и махал рукой, и Глэдис тоже помахала в ответ. Потом самолет взлетел и, сделав круг над аэродромом, взял курс на северо-запад. Пол долго провожал его взглядом, потом вернулся к своей машине и вскарабкался в пилотскую кабину.
Летя обратно в Сингугу, он снова вспомнил о Глэдис и почувствовал, как в его душе воцаряется мир. Он больше не боялся ее и не чувствовал себя виноватым перед ней, потому что Глэдис простила его. Теперь Пол любил ее как друга, как сестру, как мать и знал, что ему будет очень не хватать ее смеха, ее озорных глаз и задорных ямочек на щеках, которые появлялись каждый раз, когда она улыбалась. Раньше он почему-то не замечал их, но теперь они были ему особенно дороги. Ему уже не хватало ее, не хватало даже разочарования и досады, которые появлялись в ее взгляде каждый раз, когда ему доводилось ляпнуть какую-нибудь глупость.
Вечером того же дня Пол случайно оказался возле палатки Глэдис и испытал почти физическую боль при мысли о том, что не увидит ее ни сегодня, ни завтра. И, несмотря на то, что Пол совершенно искренне считал себя независимым и самостоятельным человеком, ему вдруг стало бесконечно одиноко.
А ночью ему снова приснился кошмарный сон, хотя вот уже несколько недель он спал вообще без сновидений. Ему снилось, что он стоит на взлетной полосе аэродрома и провожает взглядом самолет, увозящий Глэдис в Кампалу. И вдруг, прямо на его глазах, древняя двухмоторная машина взорвалась в воздухе, и объятые пламенем обломки рассыпались по взлетному полю. Пол бросился бежать, ибо ему показалось, что Глэдис зовет его из-за плотной стены дыма и огня, но его ноги проваливались в расплавленный гудрон, и он не мог сделать ни шага. Наконец он каким-то образом вырвался и долго бродил среди дымящихся обломков, но так и не нашел тела Глэдис. И тогда он заплакал, заплакал во сне и продолжал плакать даже после того, как проснулся.
Глава 12
Когда Глэдис вошла в двери своего дома в Уэстпорте, он показался ей очень маленьким, словно за время ее отсутствия он каким-то чудесным образом уменьшился и теперь производил впечатление почти убогое. Впрочем, впечатление это было мимолетным и прошло, как только Глэдис огляделась. В прихожей было чисто, вымытый пол сверкал, и даже детские вещи аккуратно висели на вешалках, а не были разбросаны где попало.
Дети под надзором приходящей няни как раз ужинали, но, заслышав шаги матери, выскочили из-за стола и с радостными воплями бросились ей навстречу. Все говорили разом, а Сэм вовсю размахивал своей рукой в лубке, чтобы Глэдис могла на нее полюбоваться. Прошедшие четыре недели были очень долгими не только для Глэдис, но и для них тоже.
Все в доме было в полнейшем порядке, жизнь детей была организована и налажена. Вечером Глэдис позвонила в Нью-Йорк и от души поблагодарила Таню за хлопоты. В том, что все это именно Танина заслуга, Глэдис не сомневалась — Дуг приходил домой слишком поздно, и единственное, что он мог сделать для детей, — это сводить их в воскресенье в кино. Дети нехотя признались ей в том, что Таня им, «в общем, понравилась». Глэдис было не очень приятно думать, что посторонняя женщина может с такой легкостью ее заменить — в том числе и в глазах Дуга, который, похоже, в Тане души не чаял.
Впрочем, от этих мыслей Глэдис избавилась довольно скоро. Она больше не хотела быть женой Дуга.
И все же в душе у нее что-то дрогнуло, когда Дуг, взяв трубку после Тани, сообщил, что их развод будет окончательно оформлен в декабре и после этого они с Таней поженятся. Глэдис молчала, должно быть, целую минуту и только потом сумела кое-как поздравить его и пожелать всего наилучшего.
Опуская трубку на рычаги, она дважды промахнулась — так сильно у нее тряслись руки.
— Что случилось, ма? — спросила Джессика, которая как раз в этот момент заглянула в кухню, чтобы попросить у Глэдис на вечер ее джемпер.
— Ничего, просто я… Скажи, ты знала, что ваш отец и Таня скоро поженятся?
Конечно, не самый лучший способ сообщать детям подобную новость, но об этом Глэдис как-то не думала. А Джессику ее вопрос нисколько не удивил.
— Да, разумеется. Ее дети часто говорили об этом.
— И как ты на это смотришь? — Глэдис разговаривала с дочерью как со взрослой, да она и была взрослой. Просто Глэдис не заметила, как Джессика выросла.
— А что, у меня есть выбор? — Джесс рассмеялась и пожала плечами.
Дети под надзором приходящей няни как раз ужинали, но, заслышав шаги матери, выскочили из-за стола и с радостными воплями бросились ей навстречу. Все говорили разом, а Сэм вовсю размахивал своей рукой в лубке, чтобы Глэдис могла на нее полюбоваться. Прошедшие четыре недели были очень долгими не только для Глэдис, но и для них тоже.
Все в доме было в полнейшем порядке, жизнь детей была организована и налажена. Вечером Глэдис позвонила в Нью-Йорк и от души поблагодарила Таню за хлопоты. В том, что все это именно Танина заслуга, Глэдис не сомневалась — Дуг приходил домой слишком поздно, и единственное, что он мог сделать для детей, — это сводить их в воскресенье в кино. Дети нехотя признались ей в том, что Таня им, «в общем, понравилась». Глэдис было не очень приятно думать, что посторонняя женщина может с такой легкостью ее заменить — в том числе и в глазах Дуга, который, похоже, в Тане души не чаял.
Впрочем, от этих мыслей Глэдис избавилась довольно скоро. Она больше не хотела быть женой Дуга.
И все же в душе у нее что-то дрогнуло, когда Дуг, взяв трубку после Тани, сообщил, что их развод будет окончательно оформлен в декабре и после этого они с Таней поженятся. Глэдис молчала, должно быть, целую минуту и только потом сумела кое-как поздравить его и пожелать всего наилучшего.
Опуская трубку на рычаги, она дважды промахнулась — так сильно у нее тряслись руки.
— Что случилось, ма? — спросила Джессика, которая как раз в этот момент заглянула в кухню, чтобы попросить у Глэдис на вечер ее джемпер.
— Ничего, просто я… Скажи, ты знала, что ваш отец и Таня скоро поженятся?
Конечно, не самый лучший способ сообщать детям подобную новость, но об этом Глэдис как-то не думала. А Джессику ее вопрос нисколько не удивил.
— Да, разумеется. Ее дети часто говорили об этом.
— И как ты на это смотришь? — Глэдис разговаривала с дочерью как со взрослой, да она и была взрослой. Просто Глэдис не заметила, как Джессика выросла.
— А что, у меня есть выбор? — Джесс рассмеялась и пожала плечами.