Стил Даниэла. Жажда странствий

   Чарльза совесть замучила: там люди гибнут, а он пишет об этом, сидя на веранде отеля, каждый вечер ужинает с Одри в ресторане, ходит по ночным клубам. Он достал свою репортерскую сумку.
   — В Тобрук? — Глаза Одри расширились от ужаса, когда он молча кивнул. — Не надо, прошу тебя!
   — Надо, Од. Иначе зачем меня сюда прислали?
   — Но ты уже был там! Осада длится с весны — чего ради опять рисковать жизнью?
   — Как будто не знаешь — чего ради!
   — Ну пусть кто-нибудь другой Съездит. В Каире миллион военных корреспондентов. Это же не разведка, про осаду любой болван напишет.
   — Такого болвана, как я, больше нет. Не волнуйся, радость моя. Не успеешь оглянуться — а я уже вернулся.
   Но она как чувствовала, что не надо ему туда ехать.
   — А если попадешь в плен?
   — Кому я нужен, кроме тебя?
   — Я серьезно.
   Одри пыталась его отговорить, даже плакала, но в глубине души понимала, что ни словами, ни слезами его не остановишь.
   Он уехал ночью, когда она спала, и провел в Тобруке четыре дня. На пятый, нагнувшись над раненым со своей флягой, почувствовал взрыв сзади, опрокинулся наземь, услышал над собой голоса, и в глазах потемнело.
   В полубреду Чарльз ловил обрывки разговоров, не понимая ни слова… То ли он попал к бедуинам, то ли уже в немецком плену… Казалось, прошла вечность, прежде чем кто-то окликнул его по имени. Вроде бы Одри, но он ни в Чем не мог быть уверен, только боль не оставляла сомнений — страшная, струящаяся из позвоночника к ногам.
   — Чарли… милый?
   Он с трудом разлепил тяжелые веки и увидел палату английского госпиталя в Каире, сиделку в накрахмаленном халате, стонущих людей вокруг и склонившуюся над ним Одри.
   — Все в порядке. Ты скоро поправишься.
   Но лишь через несколько дней Чарли пришел в сознание настолько, чтобы расспросить ее обо всем: его зацепило осколком, когда он давал раненому напиться.
   — А ходить-то я буду? — с тревогой спросил он, лежа на животе и заглядывая ей в глаза.
   — Ходить-то будешь, вот сидеть — не знаю…
   Только теперь он понял, откуда идет боль. Его ранило в мягкое место, но, в отличие от других, ему это вовсе не казалось смешным.
   — Спасибо, что не в лицо, — угрюмо бросил он, — На светских раутах можно смокингом прикрыть… Скажи, как они там?
   — Отлично! Мы одержали большую победу. Дали отпор Роммелю. Однако… вчера японцы атаковали Перл-Харбор.
   — Это где? — Взгляд его туманился от боли и снотворного.
   — На Гавайях. — Она заторопилась, видя, что он не постигает всей важности происшедшего. — Рузвельт объявил войну японцам, назвал вчерашний день «Днем нашего позора», и я с ним согласна. — Речь шла о ее родине, и все же Чарли никак не мог сосредоточиться — его клонило в сон.
   — Значит, теперь ты с нами…
   Она сердито взглянула на него.
   — Между прочим, я всегда была с вами.
   — Ты — может быть, но не твои соотечественники. Вспомни речь Линдберга в Де-Мойно: Штаты не должны ввязываться в драку. Да и Рузвельт не торопился вступить в войну, пока ему не грохнули бомбу под дверь. А помощь была бы нам очень кстати.
   — Теперь получите. Не ты, так другие. — Она сказала, что, как только Чарли немного придет в себя, они первым же рейсом полетят домой. Рождество встретят с Ви и Молли. Нигде его раны не затянутся так быстро, как в Англии. Чарли сперва заартачился: ему хотелось остаться в Африке до победного конца. Лишь в самолете он вспомнил Ви, Молли, Джеймса и понял, как соскучился по дому. Он открыл было рот, чтобы сказать об этом Одри, и вдруг заметил, как она осунулась, загар совсем сошел с лица, еще бы — она неделями не отходила от его постели, бедняжка!
   — Неважно же ты у меня выглядишь!
   — Почему? — с невинным видом спросила она. Наконец-то он заметил то, что она уже почти три месяца скрывала.
   — На тебе лица нет. В чем дело?
   Она усмехнулась. Теперь ему можно сказать, не опасаясь, что он отправит ее домой одну.
   — Да ни в чем, если не считать… — Одри нарочно медлила, решив его подразнить.
   — Чего?! — взвился он.
   — Того, что я на третьем месяце.
   Он ошарашенно уставился на нее.
   — И мне ни слова! Тебе же лежать надо!
   Ну конечно, он помнит ее прошлогодний выкидыш. Но Одри проконсультировалась с врачом в Каире, и тот не советовал ей менять образ жизни. Разумная предосторожность, конечно, необходима, но для постельного режима показаний нет.
   — Ах ты, плутовка, все от меня скрываешь! Как же я люблю тебя! — Чарли положил ей руку на живот. — Он уже шевелится?
   — Почему ты думаешь, что это он?
   — Потому что Молли нужен брат.
   Держась за руки, они спустились по трапу. В тот же вечер они сели на поезд и поехали в дом лорда Готорна. Ви встретила их, сияя от радости, закормила сандвичами, приготовила горячий шоколад. Потом они заглянули к спящей Молли. Одри присела на краешек кровати и, почти не касаясь, провела рукой по черным шелковистым волосам девочки. По лицу ее катились слезы.
   Чарли наклонился и поцеловал их обеих. До чего же хорошо дома!..

Глава 41

   До чего же хорошо быть снова с Молли, Ви, детьми! Но едва Чарли научился передвигаться без посторонней помощи, как объявил всем, что едет в Лондон.
   — Зачем это?
   Одри не могла расстаться с ним ни на минуту — особенно теперь. Интересно, что ему понадобилось в Лондоне в канун Рождества?..
   Молли еще не знала про ребенка. Они решили выждать, убедиться, что Одри сможет его доносить.
   — Зачем ты едешь, Чарли?
   — По делу. — Лучше ей ничего не говорить, пока он не повидается с Шарлоттой. — Ви, пригляди тут за ней, ты ведь ее знаешь.
   — Не волнуйся, пригляжу, — решительно ответила Вайолет и погрозила подруге пальцем.
   Один раз она уже прошла через этот ужас и теперь ни за что не допустит нового несчастья. Одри засмеялась в ответ, а у самой на уме было только одно: куда это Чарли собрался?
   В поезде он обдумал, что скажет Шарлотте. Путешествие утомило его, но ради такого дела он готов ступать по раскаленным угольям.
   Поезд подошел к вокзалу без пяти четыре. Чарли на костылях проковылял к выходу и взял такси. С трудом взгромоздился на заднее сиденье и назвал шоферу адрес издательства. За мыслями о предстоящей встрече он забыл о боли. Подъехав, расплатился, присовокупил хорошие чаевые и поспешил в офис. Вошел в знакомую приемную. Он нарочно не стал звонить Шарлотте — хотел застать ее врасплох. Секретарша была новая, спросила, как доложить.
   — Передайте, что пришел ее муж.
   Девица вытаращила на него глаза. Она понятия не имела, что у миссис Паркер-Скотт есть муж, думала, она вдова или разведена. Опомнившись, она бросилась в кабинет обрадовать своего шефа: красавец муж на костылях вернулся с войны. А выскочила вся пунцовая и сообщила, что миссис Паркер-Скотт сейчас занята и принять его не сможет.
   — Благодарю вас, — отозвался Чарльз и, не обращая внимания на протесты секретарши, распахнул дверь кабинета.
   — Куда вы? Нельзя!
   Он плотно закрыл за собой дверь и взглянул на Шарлотту: как всегда, элегантна, с безукоризненной прической.
   — Здравствуй, Чарльз, — холодно произнесла она, покосившись на его костыли. — Ты ранен?
   — Вынужден тебя разочаровать: рана легкая.
   — Я никогда не желала тебе зла.
   — Хотелось бы поверить тебе. — Он приблизился к столу и без приглашения сел, глядя на нее в упор. — Я пришел по делу.
   Она раздраженно передернула плечами:
   — Если ты опять о том же, то очень сожалею. Мог бы и не приходить. А может, ты привез новую книгу?
   — Ты прекрасно знаешь, что эти вопросы я решаю с твоим отцом. С тобой же хочу поговорить о нашем разводе.
   — Бесполезно. Никакого развода не будет.
   — Вот как? — Он недобро усмехнулся. — А подруги не возражают против твоего замужества?
   Шарлотта насторожилась.
   — При чем тут мои подруги?
   — Не догадываешься? Моя версия такова: статус замужней дамы служит прикрытием твоих лесбийских наклонностей.
   Она привстала со стула, побелела, потом вспыхнула и снова уселась.
   — Да как ты смеешь?! Живет столько лет с любовницей, является сюда и еще имеет наглость оскорблять меня!
   — Я не оскорбляю, а констатирую. По-моему, тебе следует быть честной с собой и другими.
   — Вон отсюда! — Она вскочила и указала ему на дверь, но Чарли не двинулся с места.
   — Нет, дорогая, никуда я не уйду, пока мы не договоримся.
   — Ты не докажешь…
   Видя, что она сдает позиции, Чарли поспешил закрепить свой успех ложью под стать ее многолетней лжи.
   — Ошибаешься. Я нанял сыщика. Он весь год следил за тобой и… Ну, словом, ты сама знаешь лучше меня.
   Глаза их встретились; Шарлотта замахнулась через стел, но он легко перехватил ее руку.
   — Свинья!
   Из глаз у нее брызнули слезы, но Чарли нисколько ее не жалел. Она сделала все, чтобы сломать ему жизнь, а теперь он не позволит ей сломать жизнь Одри.
   — Хватит упираться. Мне наш разговор доставляет не больше удовольствия, чем тебе. Я требую развода. Немедленно!
   — Зачем?
   — А вот это тебя уже не касается. Подумай лучше о себе.
   Если не пойдешь мне навстречу, я начну с, того, что покажу отчеты сыщика твоему отцу — представляешь, как он будет счастлив? А потом о твоих нездоровых пристрастиях узнает весь Лондон.
   — Это клевета!
   — — Это правда, иначе ты бы так не дергалась.
   Она вдруг обмякла и бессильно опустилась в кресло. И только глаза с ненавистью сверлили его.
   — Сволочь! Сукин сын!
   Чарли покачал головой.
   — Ты много лет держала меня за болвана, но теперь игры закончены. — Он встал, тяжело опираясь на костыли. — Так что? Я могу поручить своему адвокату связаться с тобой?
   — Я подумаю.
   — Даю тебе срок до утра. Если нет — не обессудь. Завтра же нанесу визит твоему отцу… со всеми документами.
   — Убирайся отсюда!
   Он отвесил шутовской поклон.
   — С превеликим удовольствием.
   Выйдя на улицу, он отправился в свой пустой дом, куда не заглядывал больше года. Позвонил Одри и пообещал быть завтра К, обеду. Ночью его разбудили сирены. В последнее время налеты участились, он слышал, что разрушено много домов и сотни людей погибли. В его доме тоже было выбито несколько стекол. Утром он заколотил их фанерой, принял ванну, оделся и поехал к Шарлотте.
   Лицо у секретарши было какое-то опрокинутое. Любопытно, какие указания дала ей Шарлотта на его счет.
   — Мне назначено! — твердо заявил он и двинулся в кабинет.
   Девушка затрясла головой; в глазах ее отразился ужас.
   — Туда нельзя! Вас не примут!
   — Примут!
   Точно так же, как накануне, он прошел к двери. Девушка бросилась ему наперерез:
   — Стойте! Там мистер Бирдзли…
   — Ну и что? Он мой тесть.
   Одарив секретаршу улыбкой, Чарльз отворил дверь. Тем лучше, в присутствии отца Шарлотта будет более покладиста.
   Для пущей убедительности он прихватил с собой папку — будто бы с обличающими документами.
   Но того, что ожидало его в кабинете, Чарльз никак не мог предвидеть. Шарлотты не было, а Бирдзли сидел за ее столом, обхватив голову руками. Неужели она сама со страху призналась отцу? В глазах его застыло такое отчаяние, что Чарли стало жаль старика.
   — Добрый день.
   Взгляды их встретились, и Чарльз умолк, не зная, что говорить.
   Старик медленно кивнул.
   — Здесь написано, что она назначила вам встречу. — Бирдзли кивнул на календарь Шарлотты. — Я всех велел обзвонить.
   — Она что, заболела? — удивился Чарльз.
   — Вы разве не знаете? — Бирдзли сокрушенно помотал головой. — Она, погибла нынче ночью, во время воздушного .налета.
   Он заплакал. Чарльз положил ему руку на плечо. Какой бы она ни была дрянью, отцу не запретишь любить дочь.
   — Проклятый пес, выбежал из дому, а она за ним. Ну и…
   Ее отвезли в госпиталь, пытались спасти… Утром она умерла.
   — Примите мои соболезнования.
   Бирдзли покивал.
   — А вы зачем здесь? Я думал, вы больше не общаетесь.
   — Это уже не важно. — Чарльз вдруг устыдился своих слов, они показались кощунственно жестокими. Пускай он никогда ее не любил, даже ненавидел, но смерть списывает все грехи, — Я хотел шантажом добиться от вашей дочери развода.
   Простите. Могу ли я чем-нибудь помочь?
   Тесть опять покачал головой.
   — Я так и не понял, почему вы расстались. Поначалу злился на вас, но она сказала, что вы не виноваты. По-моему, это очень благородно с ее стороны.
   — Очень, — согласился Чарльз, не желая добивать старика. — Понимаете, это сугубо личное.
   — Понимаю.
   Бледный как полотно, Чарльз вышел из кабинета и поймал взгляд секретарши.
   — Я пыталась вас Предупредить…
   — Спасибо. — Он оставил ей свой телефон и удалился.
   За окнами уже темнело, когда он вошел в пустую гостиную дома Готорнов. Куда же все подевались?.. В поезде он предавался воспоминаниям о том, как и почему женился на Шарлотте.
   Все зло, вся ненависть ушли, уступив место жалости и желанию, чтобы все поскорее осталось позади.
   — Это ты, Чарльз? — Леди Вайолет в переднике вышла из библиотеки, в ее руках было елочное украшение. — Дети наряжают елку, так красиво… Случилось что-нибудь?
   Она, конечно, тут же подумала о Джеймсе, и Чарли поспешно разуверил ее:
   — Просто устал. Как Одри?
   — Все хорошо. Даже поспала немного после обеда. Пришлось пригрозить ей, что иначе я нажалуюсь тебе. Чаю хочешь?
   Он двинулся за ней на кухню и застал там Одри. Она с одного взгляда почуяла неладное.
   — Ну что?
   — Ничего, а что?
   — У тебя усталый вид.
   — Я и в самом деле устал. — Он уселся и кивнул на костыли. — Походи-ка не на своих ногах!
   Он знал, что на своих ногах ему еще не скоро доведется ходить. Осколком ему повредило седалищный нерв, врачи сказали, что заживет, но нужно время. Одри была этому даже рада: значит, хотя бы до родов он будет с ней. Наливая ему чай, она испытующе поглядела на него.
   — Чарли, ты от меня что-то скрываешь.
   Он засмеялся.
   — Ты моя Мата Хари? — Он помолчал и вдруг решился.
   Ви пошла к детям, и они остались вдвоем на кухне. — Сегодня ночью погибла Шарлотта. — Он видел, как она силится переварить известие.
   — Откуда ты узнал?
   — Я вчера ездил к ней.
   — Зачем?
   — Все за тем же. Пытался ее шантажировать. Соврал, что установил за ней слежку. — Ему было стыдно за себя, но что он мог поделать? Как было иначе освободиться от ненавистного брака?
   — И что она ответила?
   — Как всегда, изворачивалась. Обещала подумать. Утром я пошел к ней снова, но застал ее отца — от него и узнал о случившемся.
   Одри погладила его по руке. Как точно она умеет угадать его состояние! Сразу поняла, что он чувствует себя законченным мерзавцем.
   — Старик так горюет — смотреть больно.
   Она кивнула:
   — Не казнись… Ты только за этим ездил в Лондон?
   — Да. Так даже лучше — без проблем, как ни гнусно это звучит. Я хочу, чтобы мы поженились. Не откладывая.
   — А это прилично?
   — Скажешь тоже! После того как она мне всю жизнь отравила, я буду траур соблюдать?! Так ты выйдешь за меня, Од?
   — Как будто не знаешь!
   — Когда?
   Одри улыбнулась:
   — Сейчас… завтра… на будущей неделе — когда скажешь, Они решили дождаться Джеймса и обвенчались на другой день после Рождества. День выдался морозный и солнечный.
   Церемония прошла на высшем уровне. Прелестное платье Ви было немного великовато Одри, зато оно хорошо скрывало уже округлившийся живот.
   — В ту ночь они впервые занимались любовью на законном основании; потом еще долго глядели на льющийся в окно лунный свет и радовались, что здесь не слышно грохота бомбежек.
   — Ты останешься здесь до родов.
   Что-то ей не понравилось в его тоне, и она резко вскинула голову.
   — А ты?
   — Я пока тоже. Но рано или поздно меня снова пошлют в Каир или еще куда-нибудь.
   — Разве нельзя попросить отсрочки? Хотя бы на полгода.
   — Посмотрим. Ты, главное, не волнуйся. — Чарли подсчитал, что ребенок родится как раз в конце его отпуска по ранению. Но дольше он тянуть не сможет и не будет.
   — Кстати, как мы его назовем?
   — Может быть, Эдвард, в честь моего деда?
   — Неплохая мысль. И Энтони — в честь моего. Эдвард Энтони Паркер-Скотт.
   — Эдвард Энтони Чарльз… — пробормотала она, засыпая.

Глава 42

   Дни тянулись медленно, монотонно, хотя Одри еще никогда так хорошо себя не чувствовала. Чарльз быстро пошел на поправку; раз в неделю он показывался врачам в ближайшем военном госпитале, и те отмечали, что все идет как нельзя лучше.
   Ребенок тоже развивался нормально. Одри «выросла» из всех своих платьев, и Чарли повез ее в Лондон, хотя и поддразнивал, что на такой размер одежду не шьют. Из Лондона они навезли подарков Молли и детям Готорнов. В отличие от Чарльза Молли надеялась, что ей подарят сестричку.
   — Мамочка, а как она появится? Ее принесет фея и положит в саду?
   — Да нет, не совсем… Нам с папой придется ехать в больницу… Знаешь, детка, ведь это может быть мальчик. Ему ты тоже будешь рада, правда?
   — Да-а, — разочарованно протянула Молли. — А папа опять уедет на войну, после того как вы заберете из больницы ребеночка?
   Одри обняла ее и кивнула:
   — Да, радость моя. Как дядя Джеймс.
   — А ты?
   — Нет. Я останусь дома. С тобой и с малышом.
   Молли просияла. Она спокойно переносила их отсутствие, но каждому ребенку хочется быть с родителями. Александра и Джеймс тоже скучают по отцу. Чарли изо всех сил старается заменить им Джеймса, катает на машине, даже дает маленькому Джеймсу подержать руль «шевроле», но ничто не могло сравниться с искрящейся детской радостью, когда Джеймс изредка наезжал домой.
   Его отпустили на Пасху, и Вайолет устроила большую охоту за пасхальными яйцами. Дети как угорелые носились по дому, разыскивая яйца с написанными на них смешными пожеланиями и сюрпризами внутри. Поглядывая па Одри, которая была уже на седьмом месяце, Чарльз шутил, что в этом «яйце» содержится самый большой сюрприз. Он то и дело прикладывал руку или ухо к ее животу — послушать, шевелится ли ребенок.
   — Ты уверена, что там не близнецы?
   — Оставь свои шутки!
   Живот и вправду был огромный. Джеймс несколько раз прошелся по этому поводу: какой скандал, медовый месяц не кончился, а жена уже в таком интересном положении.
   Безоблачное счастье Одри немного омрачило письмо от Аннабел, сообщавшей, что ее муж погиб на Тихом океане. Одри уселась сочинять ей ответ, но две недели спустя поступило новое неожиданное известие: Аннабел опять вышла замуж, за морского офицера из Сан-Диего. Одри не могла опомниться, но Чарли запретил ей нервничать: в конце концов, сестры давно отдалились друг от друга, и пусть Аннабел живет как хочет. Ее новый муж уже ушел в плавание, а она с детьми вернулась в дом на Калифорния-стрит.
   — Надо же, чтобы в одной семье выросли такие разные люди! — сокрушалась Одри, лежа рядом с Чарльзом на траве под раскидистым деревом.
   Он посмотрел на ее вздымающийся горой живот, ласково провел ладонью по медно-рыжим густым волосам. Никогда еще Одри не казалась ему такой восхитительно-прекрасной и женственной.
   Зазвонил телефон. Ви с лордом Готорном отправились по магазинам, дети с гувернанткой готовили наверху уроки, и Чарльз поспешил в дом снять трубку. Одри последовала за ним.
   — Да… Да… Нет, это Чарльз Паркер-Скотт. Что ей передать? — Последовало молчание: он повернулся спиной к жене и понизил голос:
   — Ошибки быть не может?.. И когда?. Понятно… Прошу вас, позвоните сразу же, как только что-нибудь выясните.
   Повесив трубку, он не сразу решился взглянуть жене в глаза. Не хотелось ее огорчать, но разве такое скроешь?
   — Чарли, что?! Джеймс, да?
   — Да. Он пропал без вести после налета на Кельн. То ли убит, то ли взят в плен — они не знают. Обещали сразу же позвонить. Еще не все самолеты вернулись.
   — Может быть, и он…
   — Кто-то видел, как его самолет подбили.
   — О Боже! — Она опустилась в кресло, держась за живот.
   — Од, успокойся.
   Он подал ей стакан воды, она взяла его трясущимися руками, отпила. Оба думали о Вайолет.
   Второй звонок раздался в тот момент, когда Ви появилась на пороге. Она бросилась к телефону, но Чарли опередил ее, схватил трубку и повернулся к ней спиной, точно так же, как недавно к Одри.
   — Паркер-Скотт слушает!
   Одри поспешно отошла к окну, чтобы подруга не видела ее слез. Чарли быстро поговорил и обернулся. Взгляд у него был угрюмый.
   — Сядь.
   Вайолет окаменела.
   — Что, Чарльз? Говори!
   Чарли взял ее за руку и усадил в кресло.
   — Джеймса подбили, когда они возвращались после бомбардировки. Где-то над оккупированной Францией. Никто не знает точно, жив он или нет. Пока ничего установить не удалось. — Он не добавил, что вряд ли и удастся — до конца войны. — Летчики видели, как он снижался, считают, что самолет вполне мог сесть.
   По телу Вайолет пробежала дрожь.
   — Когда это случилось?
   — Сегодня на рассвете.
   — Может, все уже известно?
   — Не думаю, Ви. Из того района сведения доходят не скоро. Нам остается ждать… и молиться.
   Но как сказать детям?.. Ви взяла это на себя. Джеймс принял известие как маленький мужчина, но потом выбежал за дверь и разрыдался. Чарли пошел его утешать. Женщины остались с Александрой и Молли. Усадили обеих девочек на колени и стали говорить о Боге. Он милостив и очень любит папочку. Молли смотрела то на маму, то на тетю Ви широко раскрытыми от страха глазами.
   — Может, дядя Джеймс встретился с моей первой мамой… и с папой тоже? — Молли знала, что родилась в Китае, от других родителей.
   Одри прижала ее к себе и опять не сдержала слез.
   — Может быть, родная. А может, и нет. Может, он к нам еще вернется.
   Уложив детей, Вайолет села у камина в гостиной и неподвижно уставилась на огонь. Самое страшное — неизвестность.
   Одри подсела к ней, обняла, они вместе поплакали.
   — Наверно, это глупо, но я думаю, что Джеймс жив, — тихонько всхлипнула Ви. — Он хорошо говорит по-французски, будем надеяться, «Свободная Франция»^[10] ему поможет.
   Она сказала, что отнесет бренди в кабинет лорду Готорну.
   Старик слишком горд, чтобы плакать вместе с ними, но обе понимали, каково ему сейчас.
   Было уже за полночь, когда они разошлись по спальням.
   Все ждали — вдруг раздастся звонок и им сообщат, что Джеймс жив и здоров, что произошла ошибка. Но телефон молчал.

Глава 43

   Последние дни беременности стали для Одри настоящей мукой. Чарльз, можно считать, поправился и не находил себе места. Несчастье с Джеймсом заставило его еще острее ощутить свою бесполезность. Вайолет все время была в страшном напряжении; лишь изредка на нее находило какое-то умиротворение.
   Джеймс жив, твердила она в такие моменты, и ничто не убедит ее в обратном, пока не объявятся очевидцы его смерти. Чарли и Одри поддерживали в ней эту веру, но сами почти потеряли надежду.
   Дети тоже никак не могли успокоиться. Наверное, для них было бы легче, если б мать сказала, что отец погиб, но надежда теплилась, и это было еще мучительнее.
   Одри устала носить свое необъятное тело. В июне стояла изнурительная жара, ночами ей не хватало воздуха, а днем она казалась себе огромной бочкой на двух ногах. Вдобавок ребенок изводил ее своими плясками.
   — Он мне все внутренности отобьет! — жаловалась она Чарльзу.
   По срокам она перехаживала уже две недели, но врач сказал, что так бывает, советовал много гулять и спать. Ни то, ни другое при нынешней неуклюжести ее не прельщало, но Чарльз и Ви насильно вытаскивали ее на прогулки, да еще потешались над тем, как она смешно, по-утиному, переваливается с боку на бок. Ожидание ребенка хоть немного скрашивало их общее горе.
   — Хватит, больше ни шагу не сделаю, слышите? — взбунтовалась Одри и уселась на большой камень. — Сперва кормят на убой, потом заставляют бегать марафонские дистанции! Или на руках тащите меня домой, или нанимайте грузовик!
   — Да где возьмешь такой большой грузовик? — откликнулся Чарли, за что получил подзатыльник.
   Шутки шутками, а Одри едва доплелась до дома; у нее разламывалась спина. Она сказала Вайолет, что, видимо, подхватила грипп.
   — Грипп? — нахмурилась та. — С чего ты взяла?
   — Тяжесть в желудке, и спина весь день болит.
   — Неужели? — хмыкнула Ви и, когда Одри пошла прилечь, объявила Чарльзу, что теперь его сын не заставит себя ждать.
   — Как? — всполошился он. — У нее уже началось?
   — Да нет. — Ви улыбалась, но не так, как прежде, при Джеймсе, а одними губами. — Но по всем признакам скоро начнется.
   — Пора бы уже! — вздохнул он.
   Этой ночью Одри, вместо того чтобы лечь, принялась делать перестановку в детской. Все ее вдруг перестало устраивать, только в час ночи муж уговорил ее лечь. Сам тут же уснул, а она все ворочалась. Поднялась, походила. К боли в спине добавилось неприятное покалывание по всему телу. Она решила принять ванну, но и это не помогло. Внезапно ее пронзила острая боль — она так и подскочила в ванне. Странно, ведь в книгах пишут, что поначалу схватки не должны быть такими резкими.