Не переставая рыдать, он повалился в кресло. Постепенно рыдания стихли, а еще через несколько минут Диедо отнял от лица руки и оглядел сваленные на полу тома.
— Мне очень жаль, — проговорил он срывающимся голосом. — Простите мне мою вспышку. Я… я вовсе не думаю того, что сейчас говорил… Вы — мои друзья, мои единственные друзья в целом мире!
Диедо поднял меня с пола и положил на столик рядом.
— Так продолжаться не может, — сказал он. — Я… Мне нужно подумать.
И, не прибавив больше ни слова, Диедо поднялся и вышел из библиотеки. Я, однако, по-прежнему не знал, почему он меня пощадил. Быть может, ему не хотелось стать убийцей, хотя не исключено, что Диедо претила сама мысль о том, чтобы своими руками уничтожить ценный экземпляр.
Диедо ушел, но в библиотеке на затихали разговоры. Все книги сходились во мнении, что еще никогда волшебник не действовал столь импульсивно и непоследовательно. Кто-то даже полагал, что Диедо сошел с ума. Я же размышлял о том, как часто на протяжении столетий вспыхивали подобные дискуссии и сколько раз пленники пытались постичь логику поступков своего тюремщика — совсем как дети пьяницы, которые тщатся отыскать рациональное зерно в странном поведении родителя.
На следующий день Диедо появился в библиотеке ранним утром. Глаза его запали, губы были решительно сжаты. Не говоря ни слова, он принялся расставлять книги по местам. На эту работу у него ушло почти полдня, ибо он стремился восстановить в библиотеке прежний порядок. Только меня он оставил лежать на столе, и я невольно подумал, уж не собирается ли Диедо устроить что-то вроде показательного аутодафе.
Наконец книги вернулись на свои места, и волшебник, встав в центре комнаты, обратился к нам с такими словами:
— Я хочу только одного — чтобы книги в моей библиотеке были счастливы, — устало сказал он. — Бунты, мятежи, восстания — все это должно прекратиться раз и навсегда. Я мог бы принять решительные меры… — тут он покосился в сторону камина, и я мысленно содрогнулся, — но это не в обычае Йона Диедо. Я люблю книги, а вы — лучшее собрание книг в мире. На вашем месте я бы гордился своим положением и почитал за честь находиться в библиотеке, где каждый экземпляр отобран с великим тщанием и любовью. Чтобы отыскать некоторых из вас, мне пришлось преодолеть сотни миль, другие попали мне в руки случайно, но все вы одинаково дороги. Многие из вас давно пережили своих современников, ваши мысли и чувства обрели бессмертие, которое продолжается, покуда вы стоите здесь, на этих полках. Готовы ли вы покинуть мою библиотеку, чтобы в течение пары жалких десятилетий обратиться в прах, в пепел?
В ответ на эти слова несколько наиболее старых томов что-то пробормотали.
— И разве здесь, у меня, вам плохо?! — продолжал Йон Диедо, слегка повысив голос. — О вас заботятся, вас холят и лелеют, стирают с вас пыль, ремонтируют, переставляют с места на место, чтобы вы могли насладиться самым изысканным обществом. Ничья рука, кроме моей, не смеет к вам прикасаться. Вы даже можете читать друг друга, приобретая новый, бесценный опыт. В вашем распоряжении — вечность, которую можно потратить на созерцание и размышления. Что такого ужасного в подобной судьбе?
— Ничего, милорд Диедо, — отозвался с верхней полки Капитан Конь. — И большинство из нас вполне довольны своей судьбой. Взять хотя бы меня: мое время ушло, и все, кого я когда-то знал, давным-давно мертвы. Я и к вам-то попал в глубокой старости, когда моя жизнь почти закончилась и я не ждал от будущего ничего, кроме могилы. Но сейчас кое-что произошло. Любовь этих двоих тронула наши сердца. Они еще молоды и должны вернуться в мир живых, чтобы быть вместе. Отпустите их, милорд, это будет по-честному.
Диедо отступил на шаг назад и, опустившись в кресло, положил пальцы на мой переплет.
— Вы… вы действительно этого хотите?
— Мы надеемся, милорд, — ответил Капитан Конь. — Потому что книги пишутся с надеждойна лучший конец.
Йон Диедо в задумчивости побарабанил ногтями по моей обложке. Он то и дело хмурился, словно в душе его шла какая-то внутренняя борьба. Наконец он сказал:
— Как я уже говорил вчера, вы были моими единственными друзьями на протяжении столетий. А настоящие друзья не имеют секретов друг от друга, поэтому я расскажу вам все. Когда я был молод и еще только постигал секреты магического искусства, мне в руки попала Серая Книга. Должен сказать, что у нее есть другое, тайное имя, которое я не вправе произносить вслух. Меня предупреждали, что я не должен читать ее, но я пренебрег советами тех, кто желал мне добра. В конце концов, говорил я себе, как может чтение повредить кому-либо?..
Тут Йон Диедо ненадолго замолчал, погрузившись в задумчивость.
— В этой Серой Книге, — сказал он наконец, — я нашел заклинание, с помощью которого каждого человека можно было превратить в книгу, и сразу решил, что это, наверное, на редкость интересно и увлекательно. Овладев этим заклинанием, я мог бы узнать о человеке все — понять его желания, прочесть его тайные мысли… И не просто прочесть, а увидеть их напечатанными на страницах прекрасной книги. Словом, это было не заклинание, а настоящая мечта библиофила! К сожалению, по законам магии действие заклинания всегда ограничивается особыми условиями, каковых в данном случае было три. Во-первых, в момент превращения Серая Книга обязательно должна была находиться поблизости от преобразуемого объекта или, вернее, субъекта. Во-вторых, в качестве побочного действия заклинания Серая Книга одухотворялась, то есть становилась живой. И третье, самое страшное условие, о котором я не знал, пока не стало слишком поздно, заключалось в том, что воспользовавшийся заклинанием маг превращался в одержимого и уже не мог жить без своей драгоценной библиотеки…
Йон Диедо опустил голову.
— Да, я знаю, о чем вы сейчас думаете, и вы совершенно правы. Я готов признаться перед вами в своей слабости. Я постоянно думаю о вас. По ночам я вижу вас во сне. Ваши обложки то и дело встают перед моим мысленным взором. Вот уже много лет я не покидаю своего дома из боязни, что, пока я отсутствую, с вами может что-нибудь случиться. Вы спросите: неужели нет способа развеять чары? Да, такой способ есть. Если бы я… если бы я только пожелал отказаться от моих книг, заклинание утратило бы силу, и я снова стал бы свободен. Но как я могу лишиться вас?!..
Он с мольбой воздел руки.
— Вы видите — не могу!.. Без меня библиотека погибнет, а я не могу допустить и мысли об этом. И Йон Диедо тяжело вздохнул.
— Этот ваш вчерашний протест… Так продолжаться тоже не может. Вы взволнованы, я бы даже сказал — взбудоражены этой глупой любовью между Джейкобом и Жанин Ларок… — Он криво усмехнулся. — На самом деле, ничто не может сравниться с любовью человека к книгам, но это я так, к слову… — Диедо снова помолчал. — Вчера я долго думал и решил: раз уж в моей библиотеке произошло… то, что произошло, я, пожалуй, мог бы попробовать отпустить вас двоих… и, вероятно, еще несколько томов, которые пожелали бы того же.
В ответ на эти слова с полок донеслись радостные возгласы.
— Нет-нет!.. — торопливо проговорил Диедо и поднял руку, призывая нас к тишине. — Не всех сразу! Постепенно, по одному… И не вздумайте меня торопить — а то передумаю. К тому же, прежде чем принять окончательное решение, я хотел бы прочесть последние страницы Джейкоба и Жанин.
С этими словами он поднял меня со столика и перелистал мои страницы, начиная с той самой главы, в которой рассказывалось о моем появлении в библиотеке. Особенно его заинтересовала история моих отношений с графиней. Наконец Диедо отложил меня в сторону и криво усмехнулся.
— Как я и подозревал, любовь нашего мистера Мамлока не так чиста и возвышенна, какой она кажется на первый взгляд. Поэтому я освобожу Джейкоба и еще одну книгу, а какую — он должен выбрать сам. На три дня я помещу его на полку между Жанин Л арок и графиней дю Морье. Посмотрим, как он поступит…
Услышав эти слова, я застонал. Йон Диедо собрался меня отпустить, но он был не столь великодушен, чтобы не наказать меня за причиненные неприятности.
Оказавшись между Жанин и графиней, я чувствовал себя на редкость неловко и не знал, что мне сказать каждой из них. К счастью, у книг — существ из бумаги, ниток и казеина — есть одно преимущество: они могут вести доверительные разговоры одновременно с двумя своими собратьями, с которыми соприкасаются. Еще важнее следующее: одна книга не знает, что было сказано другой, и наоборот.
Графиня заговорила со мной, едва лишь Диедо вышел из библиотеки.
— Как тебе повезло, Джейкоб! У тебя появилась уникальная возможность вырваться отсюда, и я тебя от души поздравляю. Ты рискнул и выиграл. Скоро ты будешь свободен!
— Похоже на то, — согласился я. — Если только Диедо не передумает.
— О нет, он не передумает. Он превратит тебя обратно в человека, и… Знаешь, что бы я сделала, окажись на твоем месте? Первым делом я наняла бы экипаж и отправилась на побережье. Там, на берегу, над самым океаном, стоит мое очаровательное маленькое шале, в котором можно приятно отдохнуть и прийти в себя.
— К сожалению, — перебил я, — у меня нет шале на побережье, так что…
— И все равно, ты обязательно должен проделать что-то подобное, — убежденно сказала графиня.
На протяжении последующих двух дней она довольно часто рассказывала мне о вещах, которые сделала бы, если бы оказалась на моем месте — о морских круизах, приемах, балах и завтраках с членами королевской семьи. Графиня упоминала и о своем отце — о том, как счастлив и благодарен он был бы, если бы кто-то спас его дочь из этого ужасного плена в библиотеке. В целом, смысл всех ее речей сводился к одному: она достаточно богата, хороша собой и влиятельна, чтобы по-царски отблагодарить своего друга и благодетеля. И я должен признаться, что ее намеки и обещания не пропали втуне. Как я уже упоминал, графиня была не глупа и в совершенстве владела искусством интриги.
Совсем другими были мои разговоры с Жанин; то были беседы двух близких друзей, мнения которых совпадают по многим пунктам. О том, какое решение мне предстояло принять, она вообще не заговаривала, пока я сам не спросил ее об этом.
— Ты не должен выбирать меня, Джейкоб, — сказала Жанин серьезно.
— Но почему?! — изумился я.
— Потому что среди нас есть те, кто достоин этого в гораздо большей степени. Например, мальчик-шахматист… Он — веселый, открытый, искренний мальчуган, к тому же, когда он вырастет, его искусство сделает мир чуточку светлее и радостнее. Наконец, он еще слишком молод и заслуживает того, чтобы прожить свою жизнь по-настоящему, а не в виде книги. Освободив его, ты сделаешь доброе дело, которое зачтется тебе на Небесах!
— Йон Диедо сказал: я могу выбирать только между тобой и графиней. Если я потребую, чтобы Диедо отпустил со мной парня, он может разозлиться и не освободить вообще никого. А ты… ты была мне прекрасным другом, и даже больше чем другом.
— Не говори так, Джейкоб. Здесь, среди книг, я действительно могу показаться красивой, но в мире людей… Там ты заслуживаешь большего. Начать с того, что я совсем не красива…
— Не скромничай. Я знаю: многие женщины считают себя менее красивыми, чем они есть на самом деле. Вернее, так они говорят, но…
— Я вовсе не скромничаю, Джейкоб, просто я стараюсь быть объективной. Во мне нет ничего особенного. В мире людей у меня есть две сестры, которые действительно очень красивы, а я… Про меня нельзя даже сказать, что я мила. У меня совсем простое, вытянутое лицо и бесцветные волосы… про такие еще говорят — как у мыши. Нет, если ты должен выбирать из нас двоих, выбери графиню. Я знаю, ты ее… в общем, она тебе нравится. Графиня сможет дать тебе гораздо больше, чем я.
— В таком случае, я буду звать тебя «моей маленькой мышкой», — сказал я, стараясь подбодрить Жанин, но она внезапно расплакалась.
— Я ничего не могу дать тебе, Джейкоб! У меня нет ни денег, ни красоты. Только среди книг я выгляжу достаточно пристойно, но если снова стану человеком… Ты — единственный, кому я показалась красивой; так оставь меня здесь — по крайней мере ты всегда будешь вспоминать меня такой!..
Я отнюдь не чужд тщеславия, и мысль о графине приятно волновала меня. Еще бы — такая роскошная женщина, да еще куча денег в придачу! Мужчины часто оценивают друг друга по степени миловидности жен. Кроме того, в последнее время мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы поддержать свое предприятие на плаву, но когда в моем распоряжении будет капитал графини, я сумею одним рывком опередить конкурентов. Но как я мог оставить Жанин — моего лучшего друга — в плену? Нет, что ни говори, а Диедо задал мне трудную задачу.
Представьте, что вы попали в тюрьму и что у вас появилась возможность отпустить на свободу одного человека. Как, по-вашему, будут относиться к вам остальные узники? Именно в таком положении я оказался сейчас. Мое имя повторяли многие, в том числе и те, с кем я был едва знаком; с большинством же мы были настоящими друзьями. Как забыть наши долгие разговоры, дружеское участие, которое я чувствовал, даже когда оно не было облечено в слова?
Поглощенный стоявшей передо мной задачей, я едва обращал внимание на остальных, но они о себе напомнили. Специальный комитет из книг, стоявших полкой выше, потребовал, чтобы сразу же после своего освобождения я привел в усадьбу Диедо вооруженную стражу, которая спасла бы из плена тех, кто хотел бы снова стать человеком. Я обещал сделать все, что будет в моих силах, хотя и сомне-ьался, что стражники сумеют расколдовать книги. Для этого необходима добрая воля самого Диедо.
Ночью накануне того дня, когда я должен был объявить о своем решении, меня разбудила графиня. Точнее, она вырвала меня из глубокой задумчивости, так как в последние дни я почти не спал и только позволял себе время от времени подремать.
— Послушай, Джейкоб, — начала она, — я не знаю, что ты решишь, но давай почитаем друг друга сегодня в последний раз.
— Но я…
— Пожалуйста, Джейкоб! Сделай это для меня. Ведь мы с тобой были друзьями, правда?
Она продолжала упрашивать, и в конце концов я уступил, хотя чувствовал себя довольно неловко, ибо с самого начала поклялся себе не читать ни графиню, ни Жанин до тех пор, пока не приму решение. Столь интимное действо в сложной нравственной ситуации казалось мне, как минимум, неподобающим.
— Я покажу тебе страницы, которыми ни с кем не делилась, — пообещала графиня.
И действительно, история ее детства показала мне графиню с той стороны, с какой я ее еще не знал. Оказывается, она родилась вовсе не в богатой семье, как я ошибочно предполагал. Ее отец был горьким пьяницей, регулярно бил жену и детей, и жизнь графини могла быть совершенно иной, если бы не школьная учительница из муниципальной школы в Дюмоне, которая сжалилась над девочкой, научила ее читать и писать и рассказала ей все, что она сама знала о жизни в высшем обществе.
В возрасте двенадцати лет, пытаясь вырваться из нищеты, графиня подружилась с помощником кучера — мальчишкой, который был ненамного старше нее. Парнишка служил в богатом доме, и, навещая своего друга, графиня привлекла к себе внимание стареющего аристократа — владельца обширного поместья. Несомненно, даже в раннем детстве она была прелестна. Когда она солгала, что ее родители умерли, аристократ и его жена решили удочерить бедняжку.
Я читал о том, как упорно графиня боролась с обстоятельствами жизни, и сочувствовал ей всей душой.
— Ты проявила настоящее мужество, — сказал я ей.
— Мне пришлось, иначе я бы не выдержала.
— А что сталось со школьной учительницей и с твоими родителями? И с этим пареньком — помощником кучера? — спросил я.
Она сделала неопределенный жест, свернув и развернув уголок страницы.
— Понятия не имею. С самого начала я взяла за правило не оглядываться назад.
После этого я долго не мог успокоиться, зная, что утром мне придется решать судьбу двух женщин, каждой из которых пришлось сражаться с судьбой, полагаясь только на собственные силы. В конце концов я все же заснул, так и не сумев принять окончательного решения.
Но когда утром я проснулся, недвусмысленное и окончательное решение само пришло ко мне.
Йон Диедо, подхлестываемый любопытством, явился в библиотеку довольно рано. Я полагал, что он превратит меня в человека и только потом потребует ответа, но ошибся. Подобный поступок был не в его характере. Вместо этого волшебник снял меня с полки и заглянул на последнюю страницу. Прочтя появившиеся там строки, Диедо кивнул, хотя я и не мог сказать, доволен он моим выбором или нет. Потом он слегка взмахнул рукой. В то же мгновение мое зрение как бы распахнулось, вновь обретя перспективу и глубину. Я снова смотрел на мир двумя глазами, а опустив взгляд, увидел вполне человеческое тело, одетое в прежний костюм.
Краем глаза я уловил справа от себя какое-то движение. Повернувшись в ту сторону, я увидел молодую женщину, одетую в красное бархатное платье с золотой вышивкой на лифе.
— Как видишь, — сказала Жанин, глядя в пол, — я тебе не солгала.
Красотой она действительно не отличалась. У нее не было высоких скул, длинных ресниц и огромных глаз. Ее вытянутое, узкое лицо тоже трудно было назвать привлекательным, а прямые тонкие волосы и вправду напоминали мышиную шерсть, но когда она заговорила, я узнал голос своей возлюбленной.
Опустившись на одно колено, я взял ее руку в свою и поцеловал.
— Я заглянул под твою обложку и увидел красоту твоей души, — сказал я.
Со стеллажей донесся чуть слышный гул множества голосов, который, как мне показалось, звучал одобрительно. Я поднялся с колен, и мы с Жанин повернулись к нашим товарищам-пленникам.
Понемногу восторженный ропот книг стих, и я услышал резкий, скрипучий голос, звучавший контрапунктом к голосам остальных. Это была графиня, но ее слов я расслышать не мог.
К вящему моему удивлению, книги под названием Джейкоб Мамлок и Жанин Ларок по-прежнему стояли на прежних местах, и я вопросительно поглядел на Диедо.
Волшебник слегка повел плечами.
— Это не живые книги. Но если человек не может обладать первым изданием, ему приходится довольствоваться вторым.
Я поморщился. Мне было не очень-то приятно думать о том, что Йон Диедо будет и дальше читать сокровенные подробности моей жизни. Что ж, подумал я, по крайней мере, меня здесь не окажется, так что я не буду испытывать ни унижения, ни стыда.
— Мне очень жаль, — начал я, обращаясь к графине, но она не дала мне закончить. На этот раз я расслышал ее очень хорошо.
— Идиот! Кретин! Ничтожество! — кричала она. — Я могла дать тебе все, а ты променял меня на какую-то девку! Ты болван, Мамлок!..
— Вам пора, — негромко сказал Диедо. — Здесь вам больше нечего делать.
Мы вышли из библиотеки, чувствуя себя совершенно беспомощными оттого, что ничем не могли помочь нашим товарищам.
— Ты сделал правильный выбор, — сказал Йон Диедо, провожавший нас до дверей. — Я прочел обеих женщин от корки до корки и знаю… — Он покачал головой, предупреждая мои возражения. — Возможно, ты никогда не будешь богат, Джейкоб Мамлок, зато будешь очень, очень счастлив.
И он был прав. Я знал это совершенно точно. История графини, которую я прочел в последнюю ночь, подействовала на меня совершенно не так, как она, без сомнения, рассчитывала. Действительно, в детстве ей пришлось преодолеть много настоящих трудностей, но потом она никогда не интересовалась, как сложились судьбы ее родителей, школьной учительницы и. мальчика-грума, которые помогли ей добиться успеха на пути к богатству и благополучию. Я был уверен, что рано или поздно (скорее рано, чем поздно) графиня точно так же бросит и меня, ибо я не был ни богат, ни знатен. Как пишут в книгах, золото фей в конце концов всегда превращается в головешки. И еще: человек становится добрее или злее не сразу, а постепенно.
— Не пытайтесь найти этот дом, — сказал нам на прощание Йон Диедо. — Или пытайтесь, если считаете, что таков ваш долг перед остальными — все равно не отыщете.
— Вы освободите наших друзей, как обещали? — спросила Жанин. Диедо заколебался.
— Я… постараюсь, — промолвил он наконец. — Сегодня я сделал первый шаг, и не воображайте, будто он дался мне легко. Посмотрим, смогу ли я двинуться дальше.
На пороге мы с Жанин смущенно переглянулись, и я взял ее за руку. После этого мы зашагали прочь.
— Жанин! Джейкоб! — окликнул нас волшебник. Мы обернулись. Он стоял в дверях. Его лицо кривилось, как от сильной боли, рука была приподнята в прощальном жесте.
— Мне будет не хватать вас, друзья!..
Не ответив, мы быстро пошли прочь от этого странного дома.
С тех пор прошло сорок лет, но мы с Жанин по-прежнему вместе.
Разумеется, мы искали усадьбу Йона Диедо, но, как он и обещал, ничего не нашли. Однако лет пять назад, проходя по одной из столичных улиц, куда я приехал по делам, я вдруг почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав. Обернувшись, я увидел графиню. С годами ее красота поблекла; кроме того, она заметно пополнела, а одежда висела лохмотьями, и я не сразу ее узнал.
— Ты Джейкоб Мамлок? — сказала она надтреснутым, старческим голосом.
— Графиня! Значит, Диедо освободил и вас?! Она поморщилась.
— Только не благодаря тебе. В конце концов он отпустил всех, за исключением нескольких самых старых томов, которые предпочли остаться. К несчастью, этому болвану Диедо понадобилось несколько лет, чтобы избавиться от своей страсти к собиранию книг, поэтому, когда я снова стала человеком, мое имущество, состояние, связи — все исчезло!
— Мне очень жаль, графиня. Я…
— Я только хотела убедиться, что это действительно ты! С этими словами она дважды ударила меня по щеке и, повернувшись на каблуках, заковыляла прочь, бормоча себе под нос:
— Не мужчина, а дешевый десятипенсовый романчик без картинок!..
Что касается нас с Жанин, то мы жили очень счастливо, хотя, как и предсказывал Йон Диедо, так и не разбогатели. Это, однако, не помешало нам вырастить и воспитать заботливых и внимательных детей, а сейчас мы нянчимся с внуками. Частенько я жалею, что так и не прочел историю Жанин до конца, пока мы были книгами, поэтому даже сейчас она во многих отношениях остается для меня загадкой. Зато она по-прежнему прекрасна, хотя никто, кто видит Жанин в первый раз, не назовет ее красавицей.
По вечерам, уложив внуков в кроватки, мы садимся у огня в нашей маленькой библиотеке и читаем друг другу вслух. И должен сказать, что мы относимся к книгам очень бережно, хотя в нашем собрании нет ни одного первого издания.
— Мне очень жаль, — проговорил он срывающимся голосом. — Простите мне мою вспышку. Я… я вовсе не думаю того, что сейчас говорил… Вы — мои друзья, мои единственные друзья в целом мире!
Диедо поднял меня с пола и положил на столик рядом.
— Так продолжаться не может, — сказал он. — Я… Мне нужно подумать.
И, не прибавив больше ни слова, Диедо поднялся и вышел из библиотеки. Я, однако, по-прежнему не знал, почему он меня пощадил. Быть может, ему не хотелось стать убийцей, хотя не исключено, что Диедо претила сама мысль о том, чтобы своими руками уничтожить ценный экземпляр.
Диедо ушел, но в библиотеке на затихали разговоры. Все книги сходились во мнении, что еще никогда волшебник не действовал столь импульсивно и непоследовательно. Кто-то даже полагал, что Диедо сошел с ума. Я же размышлял о том, как часто на протяжении столетий вспыхивали подобные дискуссии и сколько раз пленники пытались постичь логику поступков своего тюремщика — совсем как дети пьяницы, которые тщатся отыскать рациональное зерно в странном поведении родителя.
На следующий день Диедо появился в библиотеке ранним утром. Глаза его запали, губы были решительно сжаты. Не говоря ни слова, он принялся расставлять книги по местам. На эту работу у него ушло почти полдня, ибо он стремился восстановить в библиотеке прежний порядок. Только меня он оставил лежать на столе, и я невольно подумал, уж не собирается ли Диедо устроить что-то вроде показательного аутодафе.
Наконец книги вернулись на свои места, и волшебник, встав в центре комнаты, обратился к нам с такими словами:
— Я хочу только одного — чтобы книги в моей библиотеке были счастливы, — устало сказал он. — Бунты, мятежи, восстания — все это должно прекратиться раз и навсегда. Я мог бы принять решительные меры… — тут он покосился в сторону камина, и я мысленно содрогнулся, — но это не в обычае Йона Диедо. Я люблю книги, а вы — лучшее собрание книг в мире. На вашем месте я бы гордился своим положением и почитал за честь находиться в библиотеке, где каждый экземпляр отобран с великим тщанием и любовью. Чтобы отыскать некоторых из вас, мне пришлось преодолеть сотни миль, другие попали мне в руки случайно, но все вы одинаково дороги. Многие из вас давно пережили своих современников, ваши мысли и чувства обрели бессмертие, которое продолжается, покуда вы стоите здесь, на этих полках. Готовы ли вы покинуть мою библиотеку, чтобы в течение пары жалких десятилетий обратиться в прах, в пепел?
В ответ на эти слова несколько наиболее старых томов что-то пробормотали.
— И разве здесь, у меня, вам плохо?! — продолжал Йон Диедо, слегка повысив голос. — О вас заботятся, вас холят и лелеют, стирают с вас пыль, ремонтируют, переставляют с места на место, чтобы вы могли насладиться самым изысканным обществом. Ничья рука, кроме моей, не смеет к вам прикасаться. Вы даже можете читать друг друга, приобретая новый, бесценный опыт. В вашем распоряжении — вечность, которую можно потратить на созерцание и размышления. Что такого ужасного в подобной судьбе?
— Ничего, милорд Диедо, — отозвался с верхней полки Капитан Конь. — И большинство из нас вполне довольны своей судьбой. Взять хотя бы меня: мое время ушло, и все, кого я когда-то знал, давным-давно мертвы. Я и к вам-то попал в глубокой старости, когда моя жизнь почти закончилась и я не ждал от будущего ничего, кроме могилы. Но сейчас кое-что произошло. Любовь этих двоих тронула наши сердца. Они еще молоды и должны вернуться в мир живых, чтобы быть вместе. Отпустите их, милорд, это будет по-честному.
Диедо отступил на шаг назад и, опустившись в кресло, положил пальцы на мой переплет.
— Вы… вы действительно этого хотите?
— Мы надеемся, милорд, — ответил Капитан Конь. — Потому что книги пишутся с надеждойна лучший конец.
Йон Диедо в задумчивости побарабанил ногтями по моей обложке. Он то и дело хмурился, словно в душе его шла какая-то внутренняя борьба. Наконец он сказал:
— Как я уже говорил вчера, вы были моими единственными друзьями на протяжении столетий. А настоящие друзья не имеют секретов друг от друга, поэтому я расскажу вам все. Когда я был молод и еще только постигал секреты магического искусства, мне в руки попала Серая Книга. Должен сказать, что у нее есть другое, тайное имя, которое я не вправе произносить вслух. Меня предупреждали, что я не должен читать ее, но я пренебрег советами тех, кто желал мне добра. В конце концов, говорил я себе, как может чтение повредить кому-либо?..
Тут Йон Диедо ненадолго замолчал, погрузившись в задумчивость.
— В этой Серой Книге, — сказал он наконец, — я нашел заклинание, с помощью которого каждого человека можно было превратить в книгу, и сразу решил, что это, наверное, на редкость интересно и увлекательно. Овладев этим заклинанием, я мог бы узнать о человеке все — понять его желания, прочесть его тайные мысли… И не просто прочесть, а увидеть их напечатанными на страницах прекрасной книги. Словом, это было не заклинание, а настоящая мечта библиофила! К сожалению, по законам магии действие заклинания всегда ограничивается особыми условиями, каковых в данном случае было три. Во-первых, в момент превращения Серая Книга обязательно должна была находиться поблизости от преобразуемого объекта или, вернее, субъекта. Во-вторых, в качестве побочного действия заклинания Серая Книга одухотворялась, то есть становилась живой. И третье, самое страшное условие, о котором я не знал, пока не стало слишком поздно, заключалось в том, что воспользовавшийся заклинанием маг превращался в одержимого и уже не мог жить без своей драгоценной библиотеки…
Йон Диедо опустил голову.
— Да, я знаю, о чем вы сейчас думаете, и вы совершенно правы. Я готов признаться перед вами в своей слабости. Я постоянно думаю о вас. По ночам я вижу вас во сне. Ваши обложки то и дело встают перед моим мысленным взором. Вот уже много лет я не покидаю своего дома из боязни, что, пока я отсутствую, с вами может что-нибудь случиться. Вы спросите: неужели нет способа развеять чары? Да, такой способ есть. Если бы я… если бы я только пожелал отказаться от моих книг, заклинание утратило бы силу, и я снова стал бы свободен. Но как я могу лишиться вас?!..
Он с мольбой воздел руки.
— Вы видите — не могу!.. Без меня библиотека погибнет, а я не могу допустить и мысли об этом. И Йон Диедо тяжело вздохнул.
— Этот ваш вчерашний протест… Так продолжаться тоже не может. Вы взволнованы, я бы даже сказал — взбудоражены этой глупой любовью между Джейкобом и Жанин Ларок… — Он криво усмехнулся. — На самом деле, ничто не может сравниться с любовью человека к книгам, но это я так, к слову… — Диедо снова помолчал. — Вчера я долго думал и решил: раз уж в моей библиотеке произошло… то, что произошло, я, пожалуй, мог бы попробовать отпустить вас двоих… и, вероятно, еще несколько томов, которые пожелали бы того же.
В ответ на эти слова с полок донеслись радостные возгласы.
— Нет-нет!.. — торопливо проговорил Диедо и поднял руку, призывая нас к тишине. — Не всех сразу! Постепенно, по одному… И не вздумайте меня торопить — а то передумаю. К тому же, прежде чем принять окончательное решение, я хотел бы прочесть последние страницы Джейкоба и Жанин.
С этими словами он поднял меня со столика и перелистал мои страницы, начиная с той самой главы, в которой рассказывалось о моем появлении в библиотеке. Особенно его заинтересовала история моих отношений с графиней. Наконец Диедо отложил меня в сторону и криво усмехнулся.
— Как я и подозревал, любовь нашего мистера Мамлока не так чиста и возвышенна, какой она кажется на первый взгляд. Поэтому я освобожу Джейкоба и еще одну книгу, а какую — он должен выбрать сам. На три дня я помещу его на полку между Жанин Л арок и графиней дю Морье. Посмотрим, как он поступит…
Услышав эти слова, я застонал. Йон Диедо собрался меня отпустить, но он был не столь великодушен, чтобы не наказать меня за причиненные неприятности.
Оказавшись между Жанин и графиней, я чувствовал себя на редкость неловко и не знал, что мне сказать каждой из них. К счастью, у книг — существ из бумаги, ниток и казеина — есть одно преимущество: они могут вести доверительные разговоры одновременно с двумя своими собратьями, с которыми соприкасаются. Еще важнее следующее: одна книга не знает, что было сказано другой, и наоборот.
Графиня заговорила со мной, едва лишь Диедо вышел из библиотеки.
— Как тебе повезло, Джейкоб! У тебя появилась уникальная возможность вырваться отсюда, и я тебя от души поздравляю. Ты рискнул и выиграл. Скоро ты будешь свободен!
— Похоже на то, — согласился я. — Если только Диедо не передумает.
— О нет, он не передумает. Он превратит тебя обратно в человека, и… Знаешь, что бы я сделала, окажись на твоем месте? Первым делом я наняла бы экипаж и отправилась на побережье. Там, на берегу, над самым океаном, стоит мое очаровательное маленькое шале, в котором можно приятно отдохнуть и прийти в себя.
— К сожалению, — перебил я, — у меня нет шале на побережье, так что…
— И все равно, ты обязательно должен проделать что-то подобное, — убежденно сказала графиня.
На протяжении последующих двух дней она довольно часто рассказывала мне о вещах, которые сделала бы, если бы оказалась на моем месте — о морских круизах, приемах, балах и завтраках с членами королевской семьи. Графиня упоминала и о своем отце — о том, как счастлив и благодарен он был бы, если бы кто-то спас его дочь из этого ужасного плена в библиотеке. В целом, смысл всех ее речей сводился к одному: она достаточно богата, хороша собой и влиятельна, чтобы по-царски отблагодарить своего друга и благодетеля. И я должен признаться, что ее намеки и обещания не пропали втуне. Как я уже упоминал, графиня была не глупа и в совершенстве владела искусством интриги.
Совсем другими были мои разговоры с Жанин; то были беседы двух близких друзей, мнения которых совпадают по многим пунктам. О том, какое решение мне предстояло принять, она вообще не заговаривала, пока я сам не спросил ее об этом.
— Ты не должен выбирать меня, Джейкоб, — сказала Жанин серьезно.
— Но почему?! — изумился я.
— Потому что среди нас есть те, кто достоин этого в гораздо большей степени. Например, мальчик-шахматист… Он — веселый, открытый, искренний мальчуган, к тому же, когда он вырастет, его искусство сделает мир чуточку светлее и радостнее. Наконец, он еще слишком молод и заслуживает того, чтобы прожить свою жизнь по-настоящему, а не в виде книги. Освободив его, ты сделаешь доброе дело, которое зачтется тебе на Небесах!
— Йон Диедо сказал: я могу выбирать только между тобой и графиней. Если я потребую, чтобы Диедо отпустил со мной парня, он может разозлиться и не освободить вообще никого. А ты… ты была мне прекрасным другом, и даже больше чем другом.
— Не говори так, Джейкоб. Здесь, среди книг, я действительно могу показаться красивой, но в мире людей… Там ты заслуживаешь большего. Начать с того, что я совсем не красива…
— Не скромничай. Я знаю: многие женщины считают себя менее красивыми, чем они есть на самом деле. Вернее, так они говорят, но…
— Я вовсе не скромничаю, Джейкоб, просто я стараюсь быть объективной. Во мне нет ничего особенного. В мире людей у меня есть две сестры, которые действительно очень красивы, а я… Про меня нельзя даже сказать, что я мила. У меня совсем простое, вытянутое лицо и бесцветные волосы… про такие еще говорят — как у мыши. Нет, если ты должен выбирать из нас двоих, выбери графиню. Я знаю, ты ее… в общем, она тебе нравится. Графиня сможет дать тебе гораздо больше, чем я.
— В таком случае, я буду звать тебя «моей маленькой мышкой», — сказал я, стараясь подбодрить Жанин, но она внезапно расплакалась.
— Я ничего не могу дать тебе, Джейкоб! У меня нет ни денег, ни красоты. Только среди книг я выгляжу достаточно пристойно, но если снова стану человеком… Ты — единственный, кому я показалась красивой; так оставь меня здесь — по крайней мере ты всегда будешь вспоминать меня такой!..
Я отнюдь не чужд тщеславия, и мысль о графине приятно волновала меня. Еще бы — такая роскошная женщина, да еще куча денег в придачу! Мужчины часто оценивают друг друга по степени миловидности жен. Кроме того, в последнее время мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы поддержать свое предприятие на плаву, но когда в моем распоряжении будет капитал графини, я сумею одним рывком опередить конкурентов. Но как я мог оставить Жанин — моего лучшего друга — в плену? Нет, что ни говори, а Диедо задал мне трудную задачу.
Представьте, что вы попали в тюрьму и что у вас появилась возможность отпустить на свободу одного человека. Как, по-вашему, будут относиться к вам остальные узники? Именно в таком положении я оказался сейчас. Мое имя повторяли многие, в том числе и те, с кем я был едва знаком; с большинством же мы были настоящими друзьями. Как забыть наши долгие разговоры, дружеское участие, которое я чувствовал, даже когда оно не было облечено в слова?
Поглощенный стоявшей передо мной задачей, я едва обращал внимание на остальных, но они о себе напомнили. Специальный комитет из книг, стоявших полкой выше, потребовал, чтобы сразу же после своего освобождения я привел в усадьбу Диедо вооруженную стражу, которая спасла бы из плена тех, кто хотел бы снова стать человеком. Я обещал сделать все, что будет в моих силах, хотя и сомне-ьался, что стражники сумеют расколдовать книги. Для этого необходима добрая воля самого Диедо.
Ночью накануне того дня, когда я должен был объявить о своем решении, меня разбудила графиня. Точнее, она вырвала меня из глубокой задумчивости, так как в последние дни я почти не спал и только позволял себе время от времени подремать.
— Послушай, Джейкоб, — начала она, — я не знаю, что ты решишь, но давай почитаем друг друга сегодня в последний раз.
— Но я…
— Пожалуйста, Джейкоб! Сделай это для меня. Ведь мы с тобой были друзьями, правда?
Она продолжала упрашивать, и в конце концов я уступил, хотя чувствовал себя довольно неловко, ибо с самого начала поклялся себе не читать ни графиню, ни Жанин до тех пор, пока не приму решение. Столь интимное действо в сложной нравственной ситуации казалось мне, как минимум, неподобающим.
— Я покажу тебе страницы, которыми ни с кем не делилась, — пообещала графиня.
И действительно, история ее детства показала мне графиню с той стороны, с какой я ее еще не знал. Оказывается, она родилась вовсе не в богатой семье, как я ошибочно предполагал. Ее отец был горьким пьяницей, регулярно бил жену и детей, и жизнь графини могла быть совершенно иной, если бы не школьная учительница из муниципальной школы в Дюмоне, которая сжалилась над девочкой, научила ее читать и писать и рассказала ей все, что она сама знала о жизни в высшем обществе.
В возрасте двенадцати лет, пытаясь вырваться из нищеты, графиня подружилась с помощником кучера — мальчишкой, который был ненамного старше нее. Парнишка служил в богатом доме, и, навещая своего друга, графиня привлекла к себе внимание стареющего аристократа — владельца обширного поместья. Несомненно, даже в раннем детстве она была прелестна. Когда она солгала, что ее родители умерли, аристократ и его жена решили удочерить бедняжку.
Я читал о том, как упорно графиня боролась с обстоятельствами жизни, и сочувствовал ей всей душой.
— Ты проявила настоящее мужество, — сказал я ей.
— Мне пришлось, иначе я бы не выдержала.
— А что сталось со школьной учительницей и с твоими родителями? И с этим пареньком — помощником кучера? — спросил я.
Она сделала неопределенный жест, свернув и развернув уголок страницы.
— Понятия не имею. С самого начала я взяла за правило не оглядываться назад.
После этого я долго не мог успокоиться, зная, что утром мне придется решать судьбу двух женщин, каждой из которых пришлось сражаться с судьбой, полагаясь только на собственные силы. В конце концов я все же заснул, так и не сумев принять окончательного решения.
Но когда утром я проснулся, недвусмысленное и окончательное решение само пришло ко мне.
Йон Диедо, подхлестываемый любопытством, явился в библиотеку довольно рано. Я полагал, что он превратит меня в человека и только потом потребует ответа, но ошибся. Подобный поступок был не в его характере. Вместо этого волшебник снял меня с полки и заглянул на последнюю страницу. Прочтя появившиеся там строки, Диедо кивнул, хотя я и не мог сказать, доволен он моим выбором или нет. Потом он слегка взмахнул рукой. В то же мгновение мое зрение как бы распахнулось, вновь обретя перспективу и глубину. Я снова смотрел на мир двумя глазами, а опустив взгляд, увидел вполне человеческое тело, одетое в прежний костюм.
Краем глаза я уловил справа от себя какое-то движение. Повернувшись в ту сторону, я увидел молодую женщину, одетую в красное бархатное платье с золотой вышивкой на лифе.
— Как видишь, — сказала Жанин, глядя в пол, — я тебе не солгала.
Красотой она действительно не отличалась. У нее не было высоких скул, длинных ресниц и огромных глаз. Ее вытянутое, узкое лицо тоже трудно было назвать привлекательным, а прямые тонкие волосы и вправду напоминали мышиную шерсть, но когда она заговорила, я узнал голос своей возлюбленной.
Опустившись на одно колено, я взял ее руку в свою и поцеловал.
— Я заглянул под твою обложку и увидел красоту твоей души, — сказал я.
Со стеллажей донесся чуть слышный гул множества голосов, который, как мне показалось, звучал одобрительно. Я поднялся с колен, и мы с Жанин повернулись к нашим товарищам-пленникам.
Понемногу восторженный ропот книг стих, и я услышал резкий, скрипучий голос, звучавший контрапунктом к голосам остальных. Это была графиня, но ее слов я расслышать не мог.
К вящему моему удивлению, книги под названием Джейкоб Мамлок и Жанин Ларок по-прежнему стояли на прежних местах, и я вопросительно поглядел на Диедо.
Волшебник слегка повел плечами.
— Это не живые книги. Но если человек не может обладать первым изданием, ему приходится довольствоваться вторым.
Я поморщился. Мне было не очень-то приятно думать о том, что Йон Диедо будет и дальше читать сокровенные подробности моей жизни. Что ж, подумал я, по крайней мере, меня здесь не окажется, так что я не буду испытывать ни унижения, ни стыда.
— Мне очень жаль, — начал я, обращаясь к графине, но она не дала мне закончить. На этот раз я расслышал ее очень хорошо.
— Идиот! Кретин! Ничтожество! — кричала она. — Я могла дать тебе все, а ты променял меня на какую-то девку! Ты болван, Мамлок!..
— Вам пора, — негромко сказал Диедо. — Здесь вам больше нечего делать.
Мы вышли из библиотеки, чувствуя себя совершенно беспомощными оттого, что ничем не могли помочь нашим товарищам.
— Ты сделал правильный выбор, — сказал Йон Диедо, провожавший нас до дверей. — Я прочел обеих женщин от корки до корки и знаю… — Он покачал головой, предупреждая мои возражения. — Возможно, ты никогда не будешь богат, Джейкоб Мамлок, зато будешь очень, очень счастлив.
И он был прав. Я знал это совершенно точно. История графини, которую я прочел в последнюю ночь, подействовала на меня совершенно не так, как она, без сомнения, рассчитывала. Действительно, в детстве ей пришлось преодолеть много настоящих трудностей, но потом она никогда не интересовалась, как сложились судьбы ее родителей, школьной учительницы и. мальчика-грума, которые помогли ей добиться успеха на пути к богатству и благополучию. Я был уверен, что рано или поздно (скорее рано, чем поздно) графиня точно так же бросит и меня, ибо я не был ни богат, ни знатен. Как пишут в книгах, золото фей в конце концов всегда превращается в головешки. И еще: человек становится добрее или злее не сразу, а постепенно.
— Не пытайтесь найти этот дом, — сказал нам на прощание Йон Диедо. — Или пытайтесь, если считаете, что таков ваш долг перед остальными — все равно не отыщете.
— Вы освободите наших друзей, как обещали? — спросила Жанин. Диедо заколебался.
— Я… постараюсь, — промолвил он наконец. — Сегодня я сделал первый шаг, и не воображайте, будто он дался мне легко. Посмотрим, смогу ли я двинуться дальше.
На пороге мы с Жанин смущенно переглянулись, и я взял ее за руку. После этого мы зашагали прочь.
— Жанин! Джейкоб! — окликнул нас волшебник. Мы обернулись. Он стоял в дверях. Его лицо кривилось, как от сильной боли, рука была приподнята в прощальном жесте.
— Мне будет не хватать вас, друзья!..
Не ответив, мы быстро пошли прочь от этого странного дома.
С тех пор прошло сорок лет, но мы с Жанин по-прежнему вместе.
Разумеется, мы искали усадьбу Йона Диедо, но, как он и обещал, ничего не нашли. Однако лет пять назад, проходя по одной из столичных улиц, куда я приехал по делам, я вдруг почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав. Обернувшись, я увидел графиню. С годами ее красота поблекла; кроме того, она заметно пополнела, а одежда висела лохмотьями, и я не сразу ее узнал.
— Ты Джейкоб Мамлок? — сказала она надтреснутым, старческим голосом.
— Графиня! Значит, Диедо освободил и вас?! Она поморщилась.
— Только не благодаря тебе. В конце концов он отпустил всех, за исключением нескольких самых старых томов, которые предпочли остаться. К несчастью, этому болвану Диедо понадобилось несколько лет, чтобы избавиться от своей страсти к собиранию книг, поэтому, когда я снова стала человеком, мое имущество, состояние, связи — все исчезло!
— Мне очень жаль, графиня. Я…
— Я только хотела убедиться, что это действительно ты! С этими словами она дважды ударила меня по щеке и, повернувшись на каблуках, заковыляла прочь, бормоча себе под нос:
— Не мужчина, а дешевый десятипенсовый романчик без картинок!..
Что касается нас с Жанин, то мы жили очень счастливо, хотя, как и предсказывал Йон Диедо, так и не разбогатели. Это, однако, не помешало нам вырастить и воспитать заботливых и внимательных детей, а сейчас мы нянчимся с внуками. Частенько я жалею, что так и не прочел историю Жанин до конца, пока мы были книгами, поэтому даже сейчас она во многих отношениях остается для меня загадкой. Зато она по-прежнему прекрасна, хотя никто, кто видит Жанин в первый раз, не назовет ее красавицей.
По вечерам, уложив внуков в кроватки, мы садимся у огня в нашей маленькой библиотеке и читаем друг другу вслух. И должен сказать, что мы относимся к книгам очень бережно, хотя в нашем собрании нет ни одного первого издания.