Столяров Кирилл. Казус

Столяров Кирилл
Казус

   КИРИЛЛ СТОЛЯРОВ
   КАЗУС. СКАЗОЧКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ.
   Когда Василису Тихоновну Жибоедову поперли с должности заведующей райпотребсоюзовским мясорыбным складом, у старшей кладовщицы рыбной группы Фроси Парахнюк мигом опустились руки. И так ее жизнь, право слово, шла с кочки на кочку, вкривь и вкось, а что же теперь будет? Что греха таить, Василиса Тихоновна тоже была не сахарная, однако держала себя со старшими кладовщицами по-свойски и к каждому празднику подкидывала им по полета рублей. Понятно, не за красивые глаза, а за дело, но то дело было не ахти каким страшным и уже привычным. Взять, к примеру, Фросину рыбную группу. Ну что из того сделается, если Фрося по приказу начальницы отпустит в магазины тресковое филе по весу, а не как положено - по трафарету, или маленько занизит вес тары? Раз Жибоедова хозяйка, ей, должно, видней, а наше дело исполнять да помалкивать. Зато Василиса Тихоновна была к Фросе не придирчивая, когда мясца кусочек подбросит, когда ножек говяжьих, а о рыбе и говорить нечего. Фрося сама без спросу крошки чужой отродясь не брала, а когда дают - кто ж не возьмет? Так и жить можно, а иначе, право слово, хоть ложись да помирай. Ведь ее зарплата - восемьдесят пять рублей, а пять ртов насытить, одеть, обуть и обиходить - разве это просто? В девках будучи и замуж за Кешку Парахнюка' собираючись, Фрося и в голову не брала, что ее судьба эдакие коленца выкинет, однако с наступлением черной полосы на людях слезами не заливалась и несла свой крест достойно. Разве против судьбы пойдешь? Раз тебе на роду написано за мужика выкладываться - не ропщи и запрягайся . . .
   Фросин муж Кеша до некоторых пор был человек человеком, преподавал географию в десятилетке, исправно работал на ихнем огороде, выпивал только по выходным и в меру, словом, считался ничуть не хуже людей, а пять лет назад мужика точно подменили. Началось все с того, что Кеша как-то не так прочитал книжку "Семнадцать мгновений весны". Раз прочитал, другой, третий и стал вдруг задумываться. За целый вечер ни Фросе, ни детям словечка не вымолвит, а все молчком - думает и думает. По улице идет - ни с кем не здоровается, в мясокомбинатовском клубе на киносеансе - на экран не глядит, и вообще не в себе. Кто мужиков поймет? - думалось Фросе. Кеше как-никак сорок второй пошел, может и у них в таком возрасте что-то в организме переиначивается? Словом, понадеялась она на авось и нарвалась на беду.
   Поехал Кеша на слет краеведов в область и ненароком угодил там под грузовик. Поломало ему три ребра, ключицу и, главное дело, так ушибло голову, что дали ему инвалида второй группы. Фрося тогда с ума сходила, каждое воскресенье моталась за девяносто километров в областную больницу, но, к счастью, выходили доктора Кешу, и выписался он домой в нормальном виде. Стоял в ту пору май месяц, Кешу до осени от школы освободили - отдыхай себе и поправляй здоровьечко, а он нет - накупил бумаги, карандашей с резинками и приноровился писать. Целыми днями пишет, курит, курит и пишет. И все по-старому - молчком. Фрося терпела, терпела, а потом не выдержала и спросила:
   - Кеш, кому это ты все пишешь?
   - Человечеству! - Кеша хитровато улыбнулся. - Я роман пишу.
   - Какой роман? - у Фроси подкосились ноги. - Мне, милая моя, самому пока еще не все ясно, - вдумчиво ответил Кеша. - Получается что-то похожее на политический детектив.
   - Зачем же ты, Кеш? - потерянным голосом спросила Фрося. - Как зачем? Понимаешь, Фросенька, во мне что-то такое пробудилось, и я внезапно осознал, что раньше жил не своей жизнью. В общем, шел не в ту сторону.
   - Куда же ты теперь намереваешься идти? - Буду писателем, другой судьбы я себе не мыслю. - А как же мы?
   - Я тебя не понимаю! - Кеша с досадой скривил губы. - Ты мне жена, я тебя люблю, все у нас останется по-прежнему.
   - Долго ты будешь писать? - спросила потрясенная Фрося.
   - Всю жизнь! - Кеша разом оживился. - Сколько мне суждено прожить на белом свете, столько я буду писать прозу.
   - Прозу? . . Раньше ты говорил - роман. . .
   - Это, милая моя, одно и то же, - с лаской в голосе пояснил Кеша. - Проза представляет собой разновидность писательского труда, а роман - один из ее жанров . . . Так вот, за лето я рассчитываю завершить первый роман, а с осени примусь за следующий.
   - А как же работа?
   - Какая работа? В школе? В школу я больше ни ногой! - Кеша вскочил со стула и забегал из угла в угол. - Хватит! Я отдал нелюбимому делу девятнадцать лет, поэтому сейчас дорога каждая минута. Писатель - это. . . Разве ты в состоянии оценить творческий порыв?
   - Кеш, ты, пожалуйста, не волнуйся. Доктор говорил, что тебе никак нельзя волноваться . . . Я не дура и все понимаю. Только ты скажи: на что мы будем жить? У нас ведь трое детей!
   - Прости, милая моя, ты меня поражаешь! - возмутился Кеша. - Говоришь, что не дура, а у самой вместо мозгов - опилки! . . Да знаешь ли ты, как оплачивается писательский труд?
   - Откуда мне про это знать?
   - Так вот, я, к твоему сведению, написал куда следует и получил исчерпывающий ответ. Слушай внимательно и считай в уме. За роман я получу шесть тысяч рублей, а напишу его за три с половиной месяца. По самому скромному счету ежемесячно выходит по полторы тысчонки чистоганом. . . Ну? Стоит ли после этого возвращаться в школу?
   - Кеш, а когда вышлют деньги?
   - Вот это деловой разговор! - радостно откликнулся Кеша. - Вот теперь я вижу, что мы - единомышленники! . . Через месяц закончу роман, неделю кладу на пересылку в журнал, еще неделю на ихний бюрократизм, а две недели - на бухгалтерские дела и на перевод денег. Стало быть, через два месяца вместе двинем на почту! Согласна?
   Фросю взяло сомнение.
   - Что же тебе не ясно? - нетерпеливо спросил Кеша. - Ну? - Ты только не сердись, Кеш, - смущенно попросила Фрося. - Вот что поясни.. . Если так много денег платят, почему весь народ романы не пишет?
   - Тут, милая моя, имеются минимум две серьезных причины. - Кеша на ходу задымил сигаретой. - Перво-наперво голову надо иметь на плечах не любую, а на то способную. Но, заметь себе на будущее, этого еще мало. . . Из ста талантливых людей писателями становятся от силы два-три человека. Желаешь узнать - почему? Из-за лени. . . Художественное творчество допускает к себе лишь тех, у кого налицо сплав таланта и упорства, усидчивости и трудолюбия. А это, к нашей с тобой удаче, чрезвычайная редкость. Вот оттого нам так здорово платят! Теперь поняла?
   - Ага! - кивнула взбодрившаяся Фрося. - Я знал, что ты понятливая... А сейчас, милая моя, бери ноги в руки и слетай-ка в смешторг за бутылкой. Обмоем мою новую профессию. . . К тому же, замечаю, что когда пропущу стаканчик, то воображение так разыгрывается, что едва поспеваю класть мысли на бумагу. А для писателей воображение - первый козырь. Да что говорить, не у меня одного от водки мозги распирает!
   Они весело распили бутылку, Кеша снова сел за роман, а Фрося накормила детей и строго-настрого наказала им вести себя тише воды, ниже травы, дабы ни в чем не мешать отцовым занятиям. Раз такие бешеные деньги платят за романы, по пустякам отвлекать от дела ни в коем случае нельзя!
   Кеша закончил роман в августе, и первым его читателем стала Фрося. В романе было пятьсот семь страниц, и дался он, право слово, не так-то легко. Там описывались события в Чили, где против фашиствующей клики Пиночета отважно выступил наш разведчик Максим Максимович Исаев (он же Штирлиц), замаскированный под бразильского футбольного тренера Жоана Батиста дос Сантос де Перейра. С помощью серии Ловких трюков Максим Максимович начисто перехитрил кровожадного и придурковатого Пиночета, устроил революцию и установил в Чили диктатуру пролетариата, действующего рука об руку с беднейшим крестьянством. Фросе особенно понравилась последняя глава, в которой струсивший Пиночет тайком пытался удрать на частном самолете к своему корешку - злобному диктатору Никарагуа по фамилии Самоса, а Максим Максимович догнал его и привез на суд. Дальше Пиночета, понятно, повели на виселицу, а наш Исаев сложил чемоданчик и собрался домой. Тут в его гостиницу пришел народ и попросил стать ихним пожизненным президентом. Исаев отказался, а они как с ножом к горлу пристали - душно хотят. чтобы он остался у них навсегда, а то, не ровен час, опять что-то не так пойдет. И в этом самом месте Кешин сплав таланта с трудолюбием, по Фросиному разумению оказался на высоте. "Нет, друзья мои, сказал Максим Максимович представителям трудящихся масс, - не уговаривайте меня, все одно откажусь. Во-первых, быть вашим президентом мне просто-таки недосуг, своих забот подзавязку, а во-вторых, это внутреннее дело вашего свободолюбивого народа". И отбыл к себе в Москву, чтобы писать ученые труды по истории.
   Роман послали в толстый журнал ценной бандеролью, прошел месяц, два, три, а оттуда ни ответа, ни привета. Кеша, однако, не отчаялся и к ноябрьским дням написал другой роман, на этот раз про Мартина Бормана, который коренным образом изменил свою внешность и скрывался от возмездия в диких джунглях на границе между Аргентиной, Парагваем и Боливией. Живет себе в Аргентине, а чуть что не так - живо сиганет в Боливию или в Парагвай. Словом, задачка перед Максимом Максимовичем стояла прямо-таки головоломная, но он, умничка, решил ее на пять с плюсом. Зная Бормана по Берлину, Исаев-Штирлиц, понятно, глядел не на внешность, а глубже, и узнал элодея по голосу, когда они вместе мылись в бане. Борман рожу-то изменил, а с голосом опростоволосился! Трижды едва-едва избежав смертельной опасности, Максим Максимович выкрал-таки старого шакала из осиного гнезда, привез в Москву, получил за это звание генерал-лейтенанта и снова занялся историческими науками.
   За три года Кеша написал одиннадцать больших романов, посылая неутомимого Максима Максимовича во все горячие точки нашей многострадальной планеты. В Африке Исаев отыскал убийц Патриса Лумумбы и отомстил за него, в Греции подобрал ключи к насквозь прогнившему режиму черных полковников, в ФРГ мимоходом выловил террористическую банду Баадер-Майнхоф, в Португалии покончил с Салазаром и обеспечил демократическое преобразование страны, а во время войны во Вьетнаме под видом буддийского монаха в самый критический момент возглавил сайгонское революционное подполье. Фрося до такой степени зачитывалась романами мужа, что потеряла интерес к кино. Несмотря на это, все толстые журналы будто сговорились между собой и почему-то не хотели печатать художественное творчество писателя И. К. Парахнюка.
   Однако свет не без добрых людей, и Кешиной прозой заинтересовалось районное начальство. Еще со школьных лет Кеша сдружился с Афанасием Парамонычевым, который давным-давно вышел в большие люди и заправлял районной сельхозтехникой. Он-то в поездке по колхозам как бы между прочим подсказал председателю райисполкома, что бывший учитель Парахнюк пишет увлекательные романы. "Нельзя ли что-нибудь почитать на досуге?" - живо отреагировал председатель. Афанасий Парамонычев без проволочек примчался к Парахнюкам и на свой вкус взял два романа - про Бормана и про Салазара, после чего все они десять дней пребывали в состоянии томительного ожидания.
   Ни Фрося, ни Кеша, ни даже близкий к верхам Афоня Парамонычев не знали и не могли знать мыслей председателя райисполкома. А между тем. тот в последнее время много думал о литературе. И отнюдь не случайно. За год до знакомства с творчеством Парахнюка он присутствовал при одном серьезном разговоре о дальнейшем развитии культуры и услышал острую критику в адрес руководителей области, а зимой съездил в Исландию и окончательно решил, что нужно срочно принимать меры. Надо же, Исландия - маленькая страна с населением двести тысяч человек, а писателей ровно две тысячи. У него же в районе почти сто тридцать тысяч душ и ни одного писателя. Вывод напрашивается сам собой: нам крыть нечем! Если начнут всерьез проверять, то справедливо снимут стружку. Собственно говоря, дело даже не в стружке. Обидно, что по всем статьям район передовой, а в этом отношении плетется в хвосте.
   Прочитав оба романа, председатель пригласил Парахнюка к себе.
   - Рад, рад с вами познакомиться, Иннокентий Кузьмич, - приветливо произнес он, усаживая Парахнюка в кресло. - В целом ваши романы мне понравились. Понакручено-понаверчено черт-те что, но, признаться, местами здорово забирает, не оторвешься . . . Вы как, на критику не слишком обижаетесь?
   - Не обижаюсь, - ответил польщенный автор.
   - По образованию я ветеринар, но, знаете, люблю читать, так что есть кое-какая база для сравнения. Поэтому мне бросились в глаза отдельные несуразности. У вас все американские и западноевропейские политические деятели изъясняются языком героев Шукшина . . . И еще, пока не забыл, два слива о женщинах. Маловато у вас женских образов, а те, что есть, - все на одно лицо. Отрицательные - обязательно голубоглазые блондинки с длинными ногами, а положительные - среднего роста, застенчивые, с грустными карими глазами.
   Парахнюк сконфузился и покраснел.
   - Да вы не обижайтесь, я критик доброжелательный, - продолжал председатель райисполкома. - Советую вам, Иннокентий Кузьмич, углубленно работать над собой и совершенствовать писательское мастерство... Кстати, почему вы все заграницу описываете и не работаете на местном материале? У нас в районе всякие люди есть, и подлинные герои нашего времени, и подлецы первостатейные. Может быть, попробуете описать районную действительность?
   - Попробовать, конечно, можно, но я специализируюсь на детективной тематике, - робко заметил Парахнюк.
   - Ну и на здоровье. Я дам указание прокурору и начальнику милиции, чтобы они познакомили вас со своей работой. Уверен, что у них найдется много интересного. Повторяю, работайте над собой и пишите каждую свободную минуту . . . Как вы устроены в материальном отношении? - Живу на пенсию по инвалидности.
   - М-да, на вашу пенсию с такой семьей прожить сложно, - сочувственно сказал председатель райисполкома. - Мы тут посоветовались с товарищами и решили вас поддержать. Зайдите к директору мясокомбината и переговорите с ним. . . А на прощанье у меня к вам просьба: дайте еще что-нибудь почитать. Сплю я неважно, переутомился, и перед сном мне во что бы то ни стало нужно переключаться . . .
   На мясокомбинате Парахнюка нежданно-негаданно оформили заведующим постановочной частью клуба с окладом сто двадцать рублей, без обиняков поставив в известность, что все его служебные обязанности ограничатся получением заработной платы, которая выдается шестого и двадцать первого числа каждого месяца.
   Сперва Фрося обрадовалась тому, что в доходную часть семейного бюджета вольется новая живительная струйка, но Кеша решил по-своему, направил зарплату на цели беспрестанного возбуждения писательского воображения и с той поры писал романы еще сноровистее. Мужчина он был крепкий, и водка по-настоящему его ни разу не забирала. И то хлеб, утешилась здравомыслящая Фрося, другой бы спился с круга, а мой проглотит стопочку и тут же берется за роман. У детей перед глазами пример трудолюбия, и семья не рушится. А что питаются скромно и обходятся без обновок, так это в жизни не главное. Поскольку к этому времени Фрося изрядно запуталась в долгах, ей пришлось уйти с делопроизводителей военкомата и устроиться на мясорыбный склад, где ее соседка и ближайшая подруга Броня Новак работала старшей кладовщицей мясной группы. Жить стало чуточку легче, и Фрося окончательно успокоилась. А тут вдруг прогнали Жибоедову. Вроде бы все одно Фросе, кто над ней в складе начальником, но Броня ее так напугала, что аж поджилки затряслись. "Попадется, бывает, паразит, станет деньги с нас требовать на пьянки и гулянки, что тогда делать, подруженька? - в панике причитала Броня. - Начнем мухлевать - ей-ей угодим на скамью подсудимых. .:. Не захотим мухлевать - выгонят в шею. На что жить станем?"
   Чем плохо Фросе - не с кем посоветоваться. Кеша ничем, кроме романов о Максиме Максимовиче, не озабоченный, Фросины заботы ему до лампочки, вот и приходится решать все самой. В старину говорили: у нас не в Польше, муж жены больше. А нынче, как женщин в правax уравняли, так все пошло в обратную сторону. Поди пойми, лучше бабам стало или хуже прежнего? Тут Фрося пригорюнилась, всхлипнула и ладошкой вытерла выступившие слезы.
   Два месяца во главе мясорыбного склада стояла Жибоедовская замша Полина Герасимовна, а затем назначили к ним заведующим отставного военнослужащего. Новое начальство оказалось малюсенького росточка, с седым хохолком и рыхловатым, красного цвета носом. "Майор Рукосуев, Степан Егорович!" представился он своим подчиненным и пожал руку каждой в отдельности. Фросе майор понравился, а вот Броне Новак - наоборот.
   - Фроська, мы пропали! - жарко зашептала Броня, в обед забежав к подруге. - Видала, какой у него нос? - Ну и что с того? Может, отморозил. . .
   - Ты в своем уме? - Броня выпучила глаза. - Он же ярко выраженный алкаш и проходимец! Одна его фамилия чего стоит! - Тебе и фамилия не по сердцу?
   - А ты как думала! Рукосуев. . . Сует, значит, руки повсюду. - Знаешь, Бронь, обожди прежде времени вывод делать, - успокоила ее Фрося. - Я сама боялась, а этими днями пригляделась, и пропала моя тревога.
   - Нет, Фросенька, надо что-то придумать, а не ждать у моря погоды, заспорила Броня. - Я тут напору с Василисой Тихоновной кое-что надумала.
   - Расскажи, - бесхитростно попросила Фрося. - На химзаводе при отделе рабочего снабжения тоже склад есть. Только он не чисто продуктовый, а смешанный, и ведает им старик Блинов, который сейчас в больнице от рака загибается. Люди говорят, что ему жить считанные дни. Поняла? - При чем тут химзавод и старик Блинов? - Эх, ты, горе луковое! Если Жибоедиху возьмут туда главной, она нас с тобой запросто к себе перетянет! - Хорошо бы . . . А она на то согласна?
   - Василиса Тихоновна берет нас хоть сегодня, только в другом заминка: ее самое туда не берут. - Почем ты знаешь?
   - Она мне вчера призналась. Была. говорит, у замдиректора химзавода, а тот рожу скривил и даже Василисину трудовую книжку смотреть отказался. О вас, Жибоедова. отзываются, мол. не лучшим образом, поэтому толковать не о чем.
   - Жаль . . . - Фрося вздохнула. - Сердечная она женщина. а потом, привыкли мы к ней.
   - На твое жаль сала не накупишь, - философски заметила Броня. - Не ахать надо и не сочувствие выказывать, а помочь Василисе Тихоновне . . . Она из тех, кто доброе долго помнит. - Я бы рада, Бронечка, да что я в силах? - Ты. Фросенька, мужа своего попроси, - подсказала Броня. - Твой Иннокентий Кузьмин друг-приятель с Парамонычевым, а тот, сама знаешь, через стенку живет с директором химзавода. Если Парамонычев в удачную минутку замолвит словечко за Жибоедиху, то дело в шляпе.
   - Как же Афоня может ее рекомендовать? - удивилась Фрося? - Он ведь Василису Тихоновну не знает.
   - А зачем ему знать Жибоедиху? Твой Парахнюк его по-дружески попросит, а он скажет директору химзавода, что, мол, так и так, есть на примете добросовестный человек с опытом руководящей работы.
   - Я подумаю, - помолчав, обещала Фрося. - А чего тут думать? Надо действовать, и чем быстрей - тем лучше. А то Жибоедиха на тебя обидится . . .
   Фросе, право слово, не хотелось о чем-либо просить мужа, потому что между ними только что пробежала кошка. Городок у них маленький, все люди на виду, и когда Кеша спутался с Кланькой Филимоновой, так Фрося услыхала про то сей же миг. Кланька была известная в районе потаскуха и работала в парикмахерской при бане мужским мастером. Так ее и прозвали все городские кумушки, сильно не одобрявшие Кланькиного непотребства.
   - Фрось, а Фрось! - окликнула ее на улице Женька Парамонычева, Афонина жена, - твой Кеша с "мужским мастером" на вокзале пивцо распивает! Мало ей, паскуде, молодых парней из военного городка, так она за женатых принялась, прорва ненасытная! . . Я бы на твоем месте сбегала на вокзал и расцарапала бы ей нахальную рожу!
   Фрося, однако, не воспользовалась советом Парамонычевой и занялась стиркой, а поздно вечером, когда подвыпивший Парахнюк явился домой, встретила его колючим холодом и в упор спросила:
   - Где это ты шлялся до ночи, супостат?
   - Ты чего будто с цепи сорвалась? - притворно возмутился Парахнюк, снимавший у двери валенки с галошами. - Ходил в клуб поиграть в шашки, а после выпил пивка на вокзале.
   - С кем же ты пивко попивал, Кешенька? - сузив глаза, осведомилась Фрося. - А?
   - Там ребята с мясокомбината гуляли, вот я к ним и подсел. А что, нельзя?
   - За что ты измываешься надо мной, ирод? - Фрося не выдержала и безудержно разрыдалась. - Я всю жизнь на тебя и на ребятишек положила, а он в отместку спутался с Кланькой!. . Господи, за что? У других мужья как мужья, а мой изверг безо всякого стыда и совести! Мамочка, что же мне делать, бедной и несчастной?
   - Фросенька, ей-богу, напрасно ты убиваешься, - виноватым голосом произнес Парахнюк и положил руку на Фросино вздрагивающее плечо. - У меня с Кланькой ничего такого не было, даю тебе честное слово. . .
   - Так я тебе и поверила! - Фрося с негодованием сбросила его руку. Отойди от меня, сатана!
   - Милая моя, тут совсем иная ситуация, - продолжал Парахнюк. - Успокойся и выслушай меня.
   - Иная ситуация! - передразнила его плачущая Фрося. - Знаем мы эти ситуации! . . Опозорил меня на весь город, гад ползучий, и еще просит успокоиться!.. Не верю ни единому твоему слову, изверг!
   - Заткнись, дура! - Парахнюк что было силы саданул кулаком по столу. Если я сказал, что у нас с Филимонихой ничего не было, стало быть, так оно и есть! . . Она прямо с вокзала пошла в больницу зуб вырывать, а я остался пить пиво. Спроси у кого хочешь..
   - А зачем ты с этой тварью за один стол сел? - сквозь слезы вымолвила Фрося.
   - Для дела, в чисто литературных видах, - уверенно ответил Парахнюк. Понимаешь, Фросенька, в моем новом романе есть образ пожилой персидской проститутки. Чтобы создать полноценную картину разврата мелкобуржуазной среды на Ближнем Востоке, мне требовался подходящий прототип . . . В писательском ремесле крайне важно обеспечить безусловную верность житейскому ...
   Фрося мало-помалу успокоилась, но постелила себе отдельно и сразу не простила обиды, решив с этим особо не спешить. Мужика только разбалуй, так он живо на голову тебе усядется.
   - Фросенька, милая моя, ну что я должен сделать, чтобы вымолить твое прощение? - спросил притихший Парахнюк, когда она вечером вернулась с работы. - Назначай условия, я заранее согласен.
   Фрося пересказала ему разговор с Броней Новак, Кеша пообещал подключить Афоню Парамонычева, и они помирились. Спустя десяток дней Броня забежала к Фросе.
   - Что слышно насчет Жибоедихи? - Кеша взялся поговорить с Афоней.
   - Блинов, слушок есть, совсем доходит. Как бы нас кто шустрый не опередил? - встревоженно сказала Броня. - Место ведь завидное. Как бы половчее ускорить?
   Фрося заверила, что сделает все возможное, и в тот же день навела справки у мужа.
   - Кеша, ты сговорился с Афоней насчет Василисы Тихоновны? - Вроде, - вяло ответил Парахнюк, думавший о чем-то своем. - Я попросил, а он пообещал.
   - Определенно пообещал или как вилами по воде писано? - Вену он не протыкал и расписку кровью мне не давал, - ворчливо произнес Парахнюк.
   Про кровь из вены, как помнилось Фросе, речь шла в предпоследнем Кешином романе, где завлекательно описывалась итальянская спецкомандировка Максима Максимовича, по просьбе папы римского направленного туда для отыскания шайки "красных бригад". Исаев скоренько разобрался в обстановке, напал на следы и сообщил координаты шайки полицейскому начальству, но те развели волокиту, и Альду Мору успели уморить.
   - Кеш, отчего ты такой сердитый? - обиженно спросила Фрося.
   - Не люблю, милая моя, пустопорожних разговоров! - Парахнюк нервно дернул головой.
   - Лучше бы твоей Жибоедовой от моего имени обратиться прямо к Афоне. Неловко ей, Кеш.
   - Естественно, - согласился Парахнюк. - Поэтому умные люди у нас и за рубежом ведут подобные разговоры не в служебных кабинетах, а на нейтральной почве - за широко накрытым столом.
   - Как бы нам сорганизовать сабантуй? - сообразила Фрося. - А уж об этом пусть сама Жибоедова проявит заботу. - Кеш, ты бы чего присоветовал, заискивающе попросила Фрося. - Бабий ум одно, а мужчинский - это совсем другое.
   - Пусть, например, устроит день рождения и пригласит нас с Афоней, - без промедления откликнулся Парахнюк.
   - У Василисы Тихоновны день рождения в апреле, а сейчас февраль на дворе..
   - Ну и что из того? Афоня к ней в паспорт не полезет. .. А если твоя Жибоедова не хочет досрочно отметить день рождения, так пусть устроит именины. И не жмотничает, а как следует потратится. Ты же знаешь нашего Афоню?
   Фрося рассказала обо всем Броне, а после работы они заглянули к Жибоедовой. Василиса Тихоновна внимательно выслушала Фросю и сразу заявила, что организовать сабантуй дома она никак не сможет. Из-за мужа. Ее муж, прапорщик Жибоедов, - мужик насквозь военный и в тонкостях человеческих отношений ни хрена не секущий. Сути он нипочем не ухватит, заподозрит измену и непременно полезет в драку. Как же быть? - напряженно раздумывали они. Ресторанов в городе только два: один - на вокзале, а второй потребсоюзовский. В железнодорожном кормежка получше будет, зато хамства невпроворот, а в потребсоюзовском - как эстрадный ансамбль заиграет - так хоть уши пробками затыкай, все равно оглохнешь. Да и как с Парамонычевым показаться в ресторане? Кто похитрее - одно с другим ниточкой свяжет... Судили они. рядили и в конце концов решились остановить выбор на потребсоюзовском ресторане. Василисы Тихоновны сват трудился там шеф-поваром и, если его задобрить, мог накрыть стол не в общем зале, а в директорском кабинетике. На том и разошлись, условившись назначить дату сабантуя в зависимости от того, что скажет Фросин Кеша.