Страница:
У Хэри пересохло во рту. Он был не в состоянии издать хотя бы звук, он мог лишь смотреть на нежный изгиб шеи, изящный овал лица, густые короткие кудри. При воспоминании о ее мягких волосах пальцы его дрогнули. Если б он закрыл глаза, то представил бы ее всю, до последней складочки кожи.
«Я изменюсь», — мысленно пообещал он изображению, однако не произнес ни слова, зная, что это бесполезно. Возможно, она подыграет ему хотя бы несколько дней, чтобы обмануть Вило. Возможно, она еще не настолько отдалилась от него, чтобы не помочь ему, но Хэри не мог просить об этом.
Отказ ранил бы его слишком больно — больнее могло ранить только ее согласие.
Шенна не раз говорила, что ей было горько расставаться с ним. Хэри не знал, правда ли это, не ведал, страдает ли она так же сильно, как он. Наверняка нет.
Руки его дрожали, в голове был полный сумбур. Он понял, чего ему так долго не хватало — он ждал повода поговорить. Благодаря настойчивым требованиям Вило ему было о чем поговорить с Шенной, не упоминая о том, что он не мог жить без нее, как бы ни притворялся. Он только не знал, как рассказать о случившемся помягче, дабы это не прозвучало как «наши покровители решили, что мы должны быть вместе».
Надо было что-то сказать. Он откашлялся и произнес:
— Шенна, привет. Это Хэри. Я…
— Минутку, — прервало его изображение, теперь уже в роскошном серо-голубом костюме, который Шенна носила в Поднебесье, будучи Пэллес Рид. — Поздравляю вас! Вы вошли в список моих друзей.
«Друзей? — подумал про себя Хэри. — Это мы друзья?»
— Как своему другу я могу сказать вам, что сейчас нахожусь в Приключении и вернусь вечером восемнадцатого ноября. До тех пор не ожидайте ответного звонка, и я постараюсь не разочаровать вас.
Хэри понуро ссутулился. Из-за всех треволнений он позабыл, что Шенна еще неделю назад отправилась на съемку очередного эпизода в своем Приключении. Хэри небрежно шлепнул ладонью по кнопке, разрывая связь. Шенны не было на Земле. Ее не было даже в этой Вселенной.
«Моя жизнь — короткий нырок в глубокое дерьмо», — устало заключил Хэри.
«Который час? Полдень, что ли?»
— Эбби, — хрипло произнес Хэри, — затемни окна. Сумерки.
— Просьба повторить команду, Хэри. Он откашлялся и сплюнул в стоявшую у тумбочки плевательницу.
— Эбби, затемни окна. Сумерки. Комната постепенно темнела. Хэри повысил голос, пытаясь услышать самого себя сквозь визг экрана:
— Эбби, запрос: что это за чертов шум?
— Просьба повто…
— Да, да. Эбби, стереть слово «чертов». Повтор.
— Это сигнал чрезвычайно важного сообщения под кодом «крайне срочно».
— Эбби, вопрос: какой код?
— Оно помечено как «эта чертова распроклятая Студия», Хэри.
— Черт! — Хэри затряс головой в надежде привести ее в нормальное состояние.
Пометка «эта чертова распроклятая Студия» стояла на коде, который он дал Гейлу Келлеру, личному секретарю Артуро Коллберга, председателя сан-францисской Студии. Видимо, у Гейла были плохие новости.
— Эбби, только звук. Ответить. Внезапно визг сменился молчанием.
— Слушаю, Гейл. Это Хэри.
— Профессионал Майклсон? — Голос секретаря звучал неуверенно: подобно большинству людей, он испытывал дискомфорт, разговаривая с невидимым собеседником. — Э-э… администратор Коллберг хотел бы встретиться с вами в своем офисе, профессионал.
— В своем офисе? — машинально повторил Хэри. Коллберг никогда не принимал посетителей в собственном офисе. Хэри не был там вот уже десять лет. — В чем дело? Мое следующее Приключение запланировано только на начало будущего года.
— Э-э… видите ли, профессионал, я не знаю, что произошло. Администратор не сказал мне. Он только просил передать, что это касается вашей жены.
— Моей жены?
«А разве что-нибудь может не касаться моей жены», — с горечью подумал Хэри, а вслух произнес:
— В чем дело? С ней что-то случилось? — Сердце сильно стукнуло, а потом учащенно забилось. — С ней все в порядке? Что происходит?
— Я не знаю, профессионал Майклсон. Мне сказали только, что…
— Понял, понял, — перебил его Хэри.
Он свесил ноги с кровати, встал и внезапно обнаружил, что не чувствует похмелья. Сколько времени ему понадобится, чтобы принять душ и одеться? Нет, к черту душ — у него слишком мало времени. Почистить зубы? Или дыхнуть на председателя перегаром скотча? А пошло оно все к черту!
— Я выезжаю. Скажите ему, что я буду через полчаса. Скажите… скажите, что я уже еду.
День первый
Хэри стоял неподвижно перед массивным столом председателя. Он мысленно проворчал: «Конечно, псевдоним, идиот». А вслух заметил:
— На языке пакили «элКот» значит «огромный», «безграничный». Приставка «Ма» означает первое лицо глагола «быть». Это не имя, это хвастовство. — «И не будь ты таким идиотом, ты знал бы об этом».
Эти безмолвные комментарии никак не отразились на его лице — оно оставалось невозмутимым благодаря годам практики.
Широкий прямоугольный экран транслятора «Сони» позади стола показывал вид, вряд ли имевший какое-либо отношение к реальному миру за стенами здания. На экране в озеро опускалось осеннее солнце, в то время как сам офис находился на подземных этажах комплекса.
Внутренний офис был святилищем, куда мало кого допускали. За те одиннадцать лет, что Коллберг был председателем, даже Хэри — сан-францисская звезда первой величины, постоянный член списка самых высокооплачиваемых актеров мира — был здесь всего однажды. Офис был небольшой и округлый, без единого острого угла. Генератор климата поддерживал в комнате прохладу, поэтому Коллберг здесь не потел — почти никогда не потел.
Председатель сан-францисского отделения Студии был рыхлым коротышкой, не столько толстым, сколько шарообразным и упитанным. Светло-серые пряди волос едва прикрывали голову, обезображенную шрамами неудачных пластических операций, а глаза были окружены жировиками, цветом и консистенцией напоминавшими прокисшее тесто.
Хэри видел такое лишь однажды за всю свою жизнь, когда Кейн освободил нескольких рабов племени огрилло в Зубах Божьих. Огрилло выращивали их в вонючих подземных пещерах подобно скоту — Кейну попадались подростки, никогда не видевшие солнца — и кастрировали, чтобы сохранить мясо сочным и сладким. Кожа этих рабов была очень похожа на кожный покров Коллберга.
Впрочем, одернул себя Хэри, об этом не стоит думать слишком долго, не то можно содрогнуться.
Коллберг поднимался по служебной лестнице одновременно с Кейном. Он был рядом с Хэри, когда тот снял Приключение, позже названное «Последний оплот Серено». Запись имела шумный успех, Кейн попал в первую десятку, а Коллберг стал председателем Студии и помог ему в этом. С того самого момента благодаря безошибочному чутью Коллберга, способного мгновенно улавливать предпочтения публики, Студия Сан-Франциско начала свое восхождение к вершинам известности. Считалось, что Коллберг стал наследником бизнесмена Вестфилда Тернера, президента и исполнительного директора Студии. Коллберг был единственным — если не считать самого Хэри, — кто сделал Кейна знаменитым.
Хэри презирал его, вернее, испытывал к нему отвращение человека, обнаружившего в своей тарелке таракана.
Коллберг продолжал разглагольствовать о Ма'элКоте, провозгласившем себя императором Анханы.
— Вы должны обратить на это внимание, Майклсон, — заявил председатель. — Ведь именно вы посадили его на трон.
В этом был весь Коллберг — он мог потратить час, чтобы добраться до причины, по которой вызвал к себе Хэри. По дороге к нему Хэри прибег к обычному беспроволочному телеграфу, расспросив швейцаров, охрану, секретарей и даже этого задаваку Гейла Келлера. Никто ничего не знал о Шенне; что бы ни случилось, слухи еще не успели просочиться.
Коллберг даже не произнес ее имени. Хэри инстинктивно сжал кулаки, борясь с желанием выбить из председателя все, что тот знает.
— Во-первых, — безапелляционно заявил он, — я не возводил Ма'элКота на трон. Он сам туда забрался.
— После того как вы убили его предшественника. Хэри пожал плечами — за прошедшую неделю он довольно часто слышал упоминания об этом.
— Во-вторых, — добавил он, — я больше не стану убивать. Коллберг моргнул.
— Что вы сказали?
— Я. Больше. Не буду. Убивать, — медленно, с расстановкой произнес Хэри, невольно скатываясь на оскорбительный тон. — Я буду сниматься только в обычных приключениях вроде «Отступления из Бодекена».
Председатель сомкнул толстые губы.
— Вы сниметесь в этом эпизоде.
— Вы уверены, администратор?
Смешок Коллберга был таким же водянистым, как его глаза.
— А этот Ма'элКот впечатляет — он военный волшебник, неплохой генерал. Вот, взгляните-ка.
Транслятор мигнул и продемонстрировал обработанную на компьютере картину, которую увидел какой-то актер. Хэри узнал место: отделанная известняком платформа, возвышающаяся над изогнутой стеной Храма Проритуна, сияющего в ярком солнечном свете Анханы. Актер, через которого передавалась картина, стоял спиной к фонтану. Судя по всему, толпа прижала его к статуе Тоа-Фелатона — тысячи людей всех возрастов и профессий толпились вокруг.
Человек, стоявший на крыше перед толпой, казался великаном рядом с окружавшими его Рыцарями двора; ростом он был с их кроваво-красные алебарды. Он яростно потрясал кулаком величиной с человеческую голову.
Кольчуга Ма'элКота излучала обсидиановое мерцание. Ее покрывал блестящий белый плащ, разлетавшийся за спиной генерала подобно орлиным крыльям. Его огненные волосы рассыпались по плечам и чуть колебались под едва ощутимым ветерком. Торчавшая между прутьями забрала борода обрамляла широкобровое лицо с чистыми глазами, явно принадлежавшее человеку безупречно честному и благородному.
Звукового сопровождения не было, но Хэри все равно не мог оторвать от экрана глаз. Когда Ма'элКот сурово нахмурился, казалось, даже небо потемнело. Однако стоило предводителю с любовью посмотреть на народ, как его просветлевшее лицо создало эффект разливающейся по небу весенней зари.
Хэри понял — кто-то управляет солнечным светом. Несмотря на размеры охваченной территории, с такой задачей мог бы справиться хороший иллюзионист. Но выглядело все так натурально…
Майклсон невольно хмыкнул.
— Неплохо у него получается.
— О да, — согласился председатель, — неплохо. Кроме того, он пугающе умен.
— Да ну?
— Э-э… видите ли… — откашлялся Коллберг, — такое впечатление, что он самостоятельно изобрел модель полицейского государства.
— Умен, — пробормотал Хэри, глядя на экран. Несколько раз ему уже приходилось мельком видеть Ма'элКота, в основном на парадах в честь великой победы в Равнинной войне, однако он впервые видел этого человека в деле. В его движениях и жестах проглядывало что-то знакомое. Хэри знал, эта загадка будет мучить его до тех пор, пока тайна не раскроется.
Где же он встречал такую манеру поведения?
— …вечный враг, — говорил тем временем Коллберг. — У нацистов это были евреи, коммунисты боролись с контрреволюционерами, у нас есть вирус HRVR. Ма'элКот изобрел нового вечного врага. Когда ему нужно уничтожить политических недругов, он объявляет их «актири».
«Актири», бранное слово из Западного наречия, имело множество значений: еретик, злодей, убийца, каннибал и прочее в том же духе. Этим словом назывались злобные демоны: принимая вид обычных людей, они обманывали их, заставляли красть, убивать и насиловать. Будучи убитыми, сии демоны исчезали с ослепительной вспышкой.
Слово пришло в Поднебесье из английского языка. Первые появившиеся в этом мире тридцать лет назад актеры были подготовлены гораздо хуже, а потому произвели на местных жителей незабываемое впечатление.
— Охота на ведьм, — произнес Хэри.
— Актир-токар, — поправил Коллберг. — Охота на актеров.
— Неплохо, — заметил Хэри, прикоснувшись к своей голове над левым ухом, где располагался речевой центр мозга. — Вы можете доказать свою невиновность, только позволив просканировать ваш мозг в поисках ментопередатчика. К этому времени вы будете мертвы, но если ваше тело еще уцелеет, вам принесут извинения. — Он пожал плечами. — Ничего нового. Студия уже открыла свободный доступ к свежим сообщениям о происходящем в Анхане. Я не стану убивать этого человека для вас.
— Майклсон… Хэри, постарайтесь понять. Этот тип не только поймал нескольких актеров — спасибо хоть не звезд, — но еще и затеял жестокий актир-токар, чтобы уничтожить политическую оппозицию, хотя о невиновности этих людей он прекрасно осведомлен.
— Вы говорите не с тем Майклсоном, — ответил Хэри. — Вам нужна моя жена.
Коллберг прижал к губам пухлый палец.
— Ах да, ваша жена… Видите ли, как Пэллес Рил, она уже заинтересовалась происходящим.
Один только звук ее имени, исторгнутый из уст Коллберга, словно иглой пронзил Хэри.
— Да, я слышал об этом, — негромко произнес он сквозь зубы. — «Алый бедренец», она там играет.
— Думаю, я должен рассказать вам об истинном положении вещей, Хэри. Мы, представители Студии, должны строить планы с дальним прицелом. Акир-токар вскоре прекратится, и актеров снова можно будет отправлять в Анхану. Там будет безопасно — абсолютно безопасно, понимаете? Если в Империи найдется настоящий правитель, он уничтожит огрилло и разбойников, перебьет драконов, троллей и грифонов, разделается с эльфами и гномами — да, со всеми существами, которые нужны нам для Приключений. Понимаете? Как только Ма'элКот войдет в роль настоящего правителя, Империя перестанет быть подходящим для Приключений местом. Уже сейчас Анхана не намного экзотичнее, чем, например, Нью-Йорк. Нельзя допустить, чтобы это продолжалось дальше. Система Студий, и наша Студия в частности, слишком много вложила в Империю Анханы. К счастью, Ма'элКот сосредоточил в своих руках почти всю полноту власти; получается нечто вроде классического культа личности. Если же он будет уничтожен, Империя останется вполне пригодной для наших целей.
— Шенне понравится эта мысль. Почему бы вам не обратиться к ней?
— Да бросьте, — пробормотал Коллберг. — Она ведь божий одуванчик, вы сами говорили. Вы не хуже меня знаете, что Пэллес Рил не убивает по заказу.
— Кейн тоже — с нынешнего дня.
— Майклсон…
— Если у вас возникнут какие-то проблемы, обсудите их с бизнесменом Вило, — угрюмо сказал Хэри.
При упоминании могущественного покровителя Хэри Коллберг даже глазом не моргнул. Более того, на его губах появилась слабая улыбка.
— Думаю, мы обойдемся без этого.
— Думайте что хотите, администратор. Кстати, вы еще не объяснили мне, каким образом все это связано с моей женой.
— Разве? — Коллберг встал и, потирая руки, изобразил притворное сожаление. — Пойдемте-ка со мной.
Виртуальное кресло администратора было отделано орехом и лайкой, подушки содержали податливый гель, а все вместе создавало впечатление материнского объятия. Многочисленные манипуляторы держали наготове огромный набор различных продуктов — от тостов с ломтиками белухи до «Родерской Кристальной» — на тот случай, если Приключение будет демонстрироваться через экран, а не через шлем, висевший на спинке стула, придавая последнему сходство с электрическим.
Коллберг деликатно подтолкнул Хэри к креслу и промолвил:
— Не возитесь с ремнями, запись продлится всего двенадцать минут. Обойдемся без гипноза… Думаю, вы способны войти в Приключение без помощи химических препаратов.
— Приходилось, — пожал плечами Хэри.
— Вот и прекрасно. Садитесь.
— Не могли бы вы рассказать, о чем эта запись?
— Ну, эта запись сама все объяснит, — сказал Коллберг. Уголок его рта подрагивал, словно скрывал усмешку. — Прошу вас, — добавил он тоном, ничем не напоминающим просьбу.
Хэри опустился в кресло, в обволакивающее чувство нереальности. Ему никогда не приходилось видеть личную кабину Коллберга — и вдруг он сидит в его собственном виртуальном кресле, словно одолжил у него белье — поносить.
Хэри протянул руку за голову, чтобы взять шлем, но обнаружил, что тот уже находится у самой его головы. Щитки закрыли глаза, и Хэри закрепил регуляторы у носа и рта, глубоко вдыхая безвкусный очищенный воздух.
Он провел ладонями по подлокотникам в поисках регуляторов, но механизмы начали настраиваться самостоятельно. В его закрытые глаза хлынул поток света — шлем воздействовал на зрительный центр мозга; затем в потоке появились бесформенные пятна, постепенно превращавшиеся в геометрические фигуры — прямоугольники, квадраты, круги, — которые обретали объем и фактуру по мере того, как вмонтированные в шлем системы обратной связи считывали биотоки мозга и настраивали индукторы на его индивидуальные особенности.
То же самое было проделано и со слухом. Простой, еле слышный звон колокольчика распался на звенящие мелодии, в конце концов превратившиеся в баховскую «Иисусе, радость человечья». Потом стал слышен дрожащий звук струн, к которому присоединились инструменты и голоса, слившиеся в хорал из Девятой симфонии Бетховена. В тот же миг Хэри почувствовал, что стоит на вершине Медной горы и смотрит на летний пейзаж. По коже скользнул легкий ветерок, плечо ощутило скрученную в кольцо веревку, а ноги — тесные башмаки. Он вдохнул аромат крошечных желтых и белых диких цветов, учуял легкий запах живших в горах сурков.
И все же он знал, что сидит в виртуальном кресле Коллберга. Обычное кресло воспользовалось бы тестированием, чтобы впрыснуть ему в кровь химические подавители, препараты, которые заставили бы его забыть себя и сориентировать мозг на чистое восприятие, не пропущенное через сознание. Однако в кресле Коллберга не было необходимой для этого аппаратуры — администратор не мог позволить себе превратиться в другого человека и забыть о своих обязанностях.
Горы медленно исчезали, вскоре их место занял другой пейзаж.
Вначале подключилось зрение — Хэри увидел комнату, залитую солнцем, гораздо ярче и теплее земного. На тюфяках с торчащей из них соломой валялись грубые шерстяные одеяла. На них сидели обнявшись мужчина и женщина, рядом пристроились две девочки. Все четверо были одеты в нечто металлическое, напоминающее защитную сетку пчеловода.
Запахи и звуки нахлынули через секунду — Хэри почуял специфический аромат сохнущего на солнце конского навоза и тяжелый дух вспотевших под кольчугами тел, услышал крики погонщиков в уличной суматохе, плеск воды неподалеку, голоса…
— …почему? Не могу понять, ведь я же всегда был верен, — говорил мужчина на Западном наречии, основном языке Империи. — Поймите же, мы очень испуганы.
Виртуальное кресло было подключено к главному компьютеру Студии, поддерживавшему переводной протокол искусственного интеллекта. Однако в такой услуге, как перевод на английский, Хэри не нуждался. Он свободно говорил на Западном наречии, пакили и липканском и мог объясняться на нескольких других языках; перевод же был не слишком точен и только отвлекал его.
Хэри заскрипел зубами и сконцентрировался на актере — он вошел в его сознание.
Подтянутый, не мускулистый, но гибкий. Жилет из тонкой, хорошо выделанной кожи, плащ, наручни, башмаки. Первоклассный контроль над телом, характерный для танцора или акробата. Штаны без гульфика, да он и не нужен — совершенно не чувствовалось привычного для мужчины ощущения вынесенных наружу гениталий.
«Это женщина», — подумал Хэри, ощутив, что жилет немного жмет в груди.
Затем он стал выстраивать зрительный образ: уловил прелестный изгиб от груди к бедру, изящный наклон головы, чтобы откинуть с глаз прядь волос, легкое, но очень характерное пожимание плечами. Еще до того, как актриса заговорила, до того, как Хэри услышал ее голос ее же ушами, он понял все.
— Все мы боимся. Но клянусь, мы сумеем спасти вас, если вы поможете нам.
Это была Шенна.
Его жена вздрагивает. Дочери ведут себя спокойнее — наверное, они еще слишком малы, чтобы понимать, о чем идет речь.
— Ну что вы, — отвечаю я, одарив его улыбкой из глубины сердца, и мужчина смягчается. — Коннос, не объясняйте ничего, если не желаете. Я не понимаю одного: как вам удалось забраться так далеко? Обвинение было выдвинуто четыре дня назад — почему же вас еще не схватили? Ваш рассказ может помочь мне спасти остальных, понимаете?
Я поджимаю ноги и усаживаюсь на занозистый пол. Кон-нос настороженно взирает на других людей в комнате, а я слежу за его взглядом.
— Вы доверяете мне — по крайней мере доверяли настолько, чтобы послать за мной. А я доверяю этим людям. Близнецы (пара дюжих золотоволосых парней с молодыми лицами и старыми глазами флегматично точат лезвия одинаковых палашей) сбежали из школы гладиаторов; вы можете догадаться, что они не испытывают особой любви к Империи. Таланн (женщина, сидящая на полу в позе лотоса, мускулы видны даже под широкой полотняной курткой и штанами, сиреневые глаза словно светятся в обрамлении буйной гривы платиновых волос) — желанная добыча для охотников за имперской наградой. А о Ламораке (вон он, у окна) вы наверняка слышали.
«Ламорак? — в удивлении думает Хэри. Ламорак был актером. — Сукин сын! Я знал, что Карл и Шенна друзья, но… как далеко это зашло?»
Ламорак бормочет что-то себе под нос, и я чувствую, как на его ладони концентрируется магическая сила. Вспыхивает язычок пламени, он подносит огонь к зажатой в губах сигарете из ритовых листьев, и вскоре в окно начинает просачиваться запах горящей травы.
«Выпендривается, — говорит про себя Шенна. — Не может обойтись без магии, даже такой ничтожной, что ее не почувствуешь за пределами комнаты».
Мысленный монолог, в который автоматический переводчик превращал легкие подрагивания языка и гортани, обычно не был слышен за гипнотической стеной, опускавшейся на человека, заставляя верить в реальность происходящего. Однако без гипноза этот монолог отвлекал точно так же, как плохой перевод с Западного наречия. Голос Пэллес — Шенны постоянно проникал в уши. Хэри сжался в кресле, заскрежетал зубами и напомнил себе, что запись продлится всего двенадцать минут. Уж столько он как-нибудь вытерпит.
Ламорак подмигивает им и отворачивается, чтобы следить за улицей. Его рука лежит на обернутой кожей рукояти меча в полторы ладони длиной. Его меч называется Косалл. Точеный профиль актера окружен солнечным светом, и я привычно восхищаюсь им. Мне с трудом удается переключить внимание на Конноса.
— Я не политик. — Конное отвел с лица сетку и вытер рот тыльной стороной ладони. — И никогда не был политиком. Я всего лишь ученый. Я провел жизнь в исследовании основ и природы магии — природы реальности, понимаете, это ведь одно и то же. Видите эту сеть? Она из серебра. Серебро прекрасно проводит магическую силу — лучше может быть только золото, но где мне, бедному исследователю, взять золото? Все, что у меня имелось, уходило на то, чтобы прокормить семью. Поймите, почти все заряженные амулеты, плавучие стрелки, маятниковые индикаторы — в общем, всевозможные поисковые инструменты — засекают характерную ауру, исходящую от объекта, который они ищут. Это та самая Оболочка, о которой вы, адепты, так любите поговорить. Для подзарядки инструменты вносят в наши дома или прикасаются ими к личным вещам, еще хранящим нашу ауру. А серебряная сеть удерживает нашу ауру при нас, поэтому мы становимся невидимы для этих инструментов. Кроме того, сеть надежно защищает нас от внушения. Вообще-то если соединить саму сеть с источником Силы, например с грифоновым камнем..
Он все бормочет и бормочет, но я так восхищена изяществом его идеи, что не слышу остального.
«Он изобрел некую разновидность клетки Фарадея. Это значит, что он проводил примитивные научные исследования. Надо же, ведь считается, что жители Поднебесья не могут заглянуть дальше непосредственного магического эффекта. Наши социологи уже не первый год твердят, что использование магии притупляет склонность к науке. Из их теории следует, что местные могут блокировать заклинание только с помощью контрзаклинания, вместо того чтобы использовать принцип, лежащий в основе этой отрасли магии. Это впечатляет! Обязательно добуду себе несколько таких сеток».
«Я изменюсь», — мысленно пообещал он изображению, однако не произнес ни слова, зная, что это бесполезно. Возможно, она подыграет ему хотя бы несколько дней, чтобы обмануть Вило. Возможно, она еще не настолько отдалилась от него, чтобы не помочь ему, но Хэри не мог просить об этом.
Отказ ранил бы его слишком больно — больнее могло ранить только ее согласие.
Шенна не раз говорила, что ей было горько расставаться с ним. Хэри не знал, правда ли это, не ведал, страдает ли она так же сильно, как он. Наверняка нет.
Руки его дрожали, в голове был полный сумбур. Он понял, чего ему так долго не хватало — он ждал повода поговорить. Благодаря настойчивым требованиям Вило ему было о чем поговорить с Шенной, не упоминая о том, что он не мог жить без нее, как бы ни притворялся. Он только не знал, как рассказать о случившемся помягче, дабы это не прозвучало как «наши покровители решили, что мы должны быть вместе».
Надо было что-то сказать. Он откашлялся и произнес:
— Шенна, привет. Это Хэри. Я…
— Минутку, — прервало его изображение, теперь уже в роскошном серо-голубом костюме, который Шенна носила в Поднебесье, будучи Пэллес Рид. — Поздравляю вас! Вы вошли в список моих друзей.
«Друзей? — подумал про себя Хэри. — Это мы друзья?»
— Как своему другу я могу сказать вам, что сейчас нахожусь в Приключении и вернусь вечером восемнадцатого ноября. До тех пор не ожидайте ответного звонка, и я постараюсь не разочаровать вас.
Хэри понуро ссутулился. Из-за всех треволнений он позабыл, что Шенна еще неделю назад отправилась на съемку очередного эпизода в своем Приключении. Хэри небрежно шлепнул ладонью по кнопке, разрывая связь. Шенны не было на Земле. Ее не было даже в этой Вселенной.
«Моя жизнь — короткий нырок в глубокое дерьмо», — устало заключил Хэри.
6
Пронзительный визг экрана резанул уши. Хэри вздрогнул и завертел головой. Было позднее утро, когда он начал пить: сейчас он сидел, закрыв глаза и силясь понять причину шума. Он тер глаза до тех пор, пока не разомкнулись наконец веки, а во рту снова появился привкус крови. Вспышка лившегося в окно спальни солнечного света словно взорвалась в мозгу.«Который час? Полдень, что ли?»
— Эбби, — хрипло произнес Хэри, — затемни окна. Сумерки.
— Просьба повторить команду, Хэри. Он откашлялся и сплюнул в стоявшую у тумбочки плевательницу.
— Эбби, затемни окна. Сумерки. Комната постепенно темнела. Хэри повысил голос, пытаясь услышать самого себя сквозь визг экрана:
— Эбби, запрос: что это за чертов шум?
— Просьба повто…
— Да, да. Эбби, стереть слово «чертов». Повтор.
— Это сигнал чрезвычайно важного сообщения под кодом «крайне срочно».
— Эбби, вопрос: какой код?
— Оно помечено как «эта чертова распроклятая Студия», Хэри.
— Черт! — Хэри затряс головой в надежде привести ее в нормальное состояние.
Пометка «эта чертова распроклятая Студия» стояла на коде, который он дал Гейлу Келлеру, личному секретарю Артуро Коллберга, председателя сан-францисской Студии. Видимо, у Гейла были плохие новости.
— Эбби, только звук. Ответить. Внезапно визг сменился молчанием.
— Слушаю, Гейл. Это Хэри.
— Профессионал Майклсон? — Голос секретаря звучал неуверенно: подобно большинству людей, он испытывал дискомфорт, разговаривая с невидимым собеседником. — Э-э… администратор Коллберг хотел бы встретиться с вами в своем офисе, профессионал.
— В своем офисе? — машинально повторил Хэри. Коллберг никогда не принимал посетителей в собственном офисе. Хэри не был там вот уже десять лет. — В чем дело? Мое следующее Приключение запланировано только на начало будущего года.
— Э-э… видите ли, профессионал, я не знаю, что произошло. Администратор не сказал мне. Он только просил передать, что это касается вашей жены.
— Моей жены?
«А разве что-нибудь может не касаться моей жены», — с горечью подумал Хэри, а вслух произнес:
— В чем дело? С ней что-то случилось? — Сердце сильно стукнуло, а потом учащенно забилось. — С ней все в порядке? Что происходит?
— Я не знаю, профессионал Майклсон. Мне сказали только, что…
— Понял, понял, — перебил его Хэри.
Он свесил ноги с кровати, встал и внезапно обнаружил, что не чувствует похмелья. Сколько времени ему понадобится, чтобы принять душ и одеться? Нет, к черту душ — у него слишком мало времени. Почистить зубы? Или дыхнуть на председателя перегаром скотча? А пошло оно все к черту!
— Я выезжаю. Скажите ему, что я буду через полчаса. Скажите… скажите, что я уже еду.
День первый
— Я не единственный убийца.
— Никто и не говорит, что единственный. Не в этом дело, Хэри.
— Я тебе скажу, в чем дело. В том, как я стал звездой. В том, как я плачу за этот дом, за машины, за наш столик в «Por L'Oei». В том, как я плачу за все!
— За все платишь не ты, Хэри, а Тоа-Фелатон. Его жена. Его дочери. Тысячи жен, мужей, родителей детей. Вот кто платит за все это.
1
— Его зовут… э-э… Ма'элКот. — Администратор Коллберг облизнул толстые бесцветные губы и продолжил: — Мы считаем, что это псевдоним.Хэри стоял неподвижно перед массивным столом председателя. Он мысленно проворчал: «Конечно, псевдоним, идиот». А вслух заметил:
— На языке пакили «элКот» значит «огромный», «безграничный». Приставка «Ма» означает первое лицо глагола «быть». Это не имя, это хвастовство. — «И не будь ты таким идиотом, ты знал бы об этом».
Эти безмолвные комментарии никак не отразились на его лице — оно оставалось невозмутимым благодаря годам практики.
Широкий прямоугольный экран транслятора «Сони» позади стола показывал вид, вряд ли имевший какое-либо отношение к реальному миру за стенами здания. На экране в озеро опускалось осеннее солнце, в то время как сам офис находился на подземных этажах комплекса.
Внутренний офис был святилищем, куда мало кого допускали. За те одиннадцать лет, что Коллберг был председателем, даже Хэри — сан-францисская звезда первой величины, постоянный член списка самых высокооплачиваемых актеров мира — был здесь всего однажды. Офис был небольшой и округлый, без единого острого угла. Генератор климата поддерживал в комнате прохладу, поэтому Коллберг здесь не потел — почти никогда не потел.
Председатель сан-францисского отделения Студии был рыхлым коротышкой, не столько толстым, сколько шарообразным и упитанным. Светло-серые пряди волос едва прикрывали голову, обезображенную шрамами неудачных пластических операций, а глаза были окружены жировиками, цветом и консистенцией напоминавшими прокисшее тесто.
Хэри видел такое лишь однажды за всю свою жизнь, когда Кейн освободил нескольких рабов племени огрилло в Зубах Божьих. Огрилло выращивали их в вонючих подземных пещерах подобно скоту — Кейну попадались подростки, никогда не видевшие солнца — и кастрировали, чтобы сохранить мясо сочным и сладким. Кожа этих рабов была очень похожа на кожный покров Коллберга.
Впрочем, одернул себя Хэри, об этом не стоит думать слишком долго, не то можно содрогнуться.
Коллберг поднимался по служебной лестнице одновременно с Кейном. Он был рядом с Хэри, когда тот снял Приключение, позже названное «Последний оплот Серено». Запись имела шумный успех, Кейн попал в первую десятку, а Коллберг стал председателем Студии и помог ему в этом. С того самого момента благодаря безошибочному чутью Коллберга, способного мгновенно улавливать предпочтения публики, Студия Сан-Франциско начала свое восхождение к вершинам известности. Считалось, что Коллберг стал наследником бизнесмена Вестфилда Тернера, президента и исполнительного директора Студии. Коллберг был единственным — если не считать самого Хэри, — кто сделал Кейна знаменитым.
Хэри презирал его, вернее, испытывал к нему отвращение человека, обнаружившего в своей тарелке таракана.
Коллберг продолжал разглагольствовать о Ма'элКоте, провозгласившем себя императором Анханы.
— Вы должны обратить на это внимание, Майклсон, — заявил председатель. — Ведь именно вы посадили его на трон.
В этом был весь Коллберг — он мог потратить час, чтобы добраться до причины, по которой вызвал к себе Хэри. По дороге к нему Хэри прибег к обычному беспроволочному телеграфу, расспросив швейцаров, охрану, секретарей и даже этого задаваку Гейла Келлера. Никто ничего не знал о Шенне; что бы ни случилось, слухи еще не успели просочиться.
Коллберг даже не произнес ее имени. Хэри инстинктивно сжал кулаки, борясь с желанием выбить из председателя все, что тот знает.
— Во-первых, — безапелляционно заявил он, — я не возводил Ма'элКота на трон. Он сам туда забрался.
— После того как вы убили его предшественника. Хэри пожал плечами — за прошедшую неделю он довольно часто слышал упоминания об этом.
— Во-вторых, — добавил он, — я больше не стану убивать. Коллберг моргнул.
— Что вы сказали?
— Я. Больше. Не буду. Убивать, — медленно, с расстановкой произнес Хэри, невольно скатываясь на оскорбительный тон. — Я буду сниматься только в обычных приключениях вроде «Отступления из Бодекена».
Председатель сомкнул толстые губы.
— Вы сниметесь в этом эпизоде.
— Вы уверены, администратор?
Смешок Коллберга был таким же водянистым, как его глаза.
— А этот Ма'элКот впечатляет — он военный волшебник, неплохой генерал. Вот, взгляните-ка.
Транслятор мигнул и продемонстрировал обработанную на компьютере картину, которую увидел какой-то актер. Хэри узнал место: отделанная известняком платформа, возвышающаяся над изогнутой стеной Храма Проритуна, сияющего в ярком солнечном свете Анханы. Актер, через которого передавалась картина, стоял спиной к фонтану. Судя по всему, толпа прижала его к статуе Тоа-Фелатона — тысячи людей всех возрастов и профессий толпились вокруг.
Человек, стоявший на крыше перед толпой, казался великаном рядом с окружавшими его Рыцарями двора; ростом он был с их кроваво-красные алебарды. Он яростно потрясал кулаком величиной с человеческую голову.
Кольчуга Ма'элКота излучала обсидиановое мерцание. Ее покрывал блестящий белый плащ, разлетавшийся за спиной генерала подобно орлиным крыльям. Его огненные волосы рассыпались по плечам и чуть колебались под едва ощутимым ветерком. Торчавшая между прутьями забрала борода обрамляла широкобровое лицо с чистыми глазами, явно принадлежавшее человеку безупречно честному и благородному.
Звукового сопровождения не было, но Хэри все равно не мог оторвать от экрана глаз. Когда Ма'элКот сурово нахмурился, казалось, даже небо потемнело. Однако стоило предводителю с любовью посмотреть на народ, как его просветлевшее лицо создало эффект разливающейся по небу весенней зари.
Хэри понял — кто-то управляет солнечным светом. Несмотря на размеры охваченной территории, с такой задачей мог бы справиться хороший иллюзионист. Но выглядело все так натурально…
Майклсон невольно хмыкнул.
— Неплохо у него получается.
— О да, — согласился председатель, — неплохо. Кроме того, он пугающе умен.
— Да ну?
— Э-э… видите ли… — откашлялся Коллберг, — такое впечатление, что он самостоятельно изобрел модель полицейского государства.
— Умен, — пробормотал Хэри, глядя на экран. Несколько раз ему уже приходилось мельком видеть Ма'элКота, в основном на парадах в честь великой победы в Равнинной войне, однако он впервые видел этого человека в деле. В его движениях и жестах проглядывало что-то знакомое. Хэри знал, эта загадка будет мучить его до тех пор, пока тайна не раскроется.
Где же он встречал такую манеру поведения?
— …вечный враг, — говорил тем временем Коллберг. — У нацистов это были евреи, коммунисты боролись с контрреволюционерами, у нас есть вирус HRVR. Ма'элКот изобрел нового вечного врага. Когда ему нужно уничтожить политических недругов, он объявляет их «актири».
«Актири», бранное слово из Западного наречия, имело множество значений: еретик, злодей, убийца, каннибал и прочее в том же духе. Этим словом назывались злобные демоны: принимая вид обычных людей, они обманывали их, заставляли красть, убивать и насиловать. Будучи убитыми, сии демоны исчезали с ослепительной вспышкой.
Слово пришло в Поднебесье из английского языка. Первые появившиеся в этом мире тридцать лет назад актеры были подготовлены гораздо хуже, а потому произвели на местных жителей незабываемое впечатление.
— Охота на ведьм, — произнес Хэри.
— Актир-токар, — поправил Коллберг. — Охота на актеров.
— Неплохо, — заметил Хэри, прикоснувшись к своей голове над левым ухом, где располагался речевой центр мозга. — Вы можете доказать свою невиновность, только позволив просканировать ваш мозг в поисках ментопередатчика. К этому времени вы будете мертвы, но если ваше тело еще уцелеет, вам принесут извинения. — Он пожал плечами. — Ничего нового. Студия уже открыла свободный доступ к свежим сообщениям о происходящем в Анхане. Я не стану убивать этого человека для вас.
— Майклсон… Хэри, постарайтесь понять. Этот тип не только поймал нескольких актеров — спасибо хоть не звезд, — но еще и затеял жестокий актир-токар, чтобы уничтожить политическую оппозицию, хотя о невиновности этих людей он прекрасно осведомлен.
— Вы говорите не с тем Майклсоном, — ответил Хэри. — Вам нужна моя жена.
Коллберг прижал к губам пухлый палец.
— Ах да, ваша жена… Видите ли, как Пэллес Рил, она уже заинтересовалась происходящим.
Один только звук ее имени, исторгнутый из уст Коллберга, словно иглой пронзил Хэри.
— Да, я слышал об этом, — негромко произнес он сквозь зубы. — «Алый бедренец», она там играет.
— Думаю, я должен рассказать вам об истинном положении вещей, Хэри. Мы, представители Студии, должны строить планы с дальним прицелом. Акир-токар вскоре прекратится, и актеров снова можно будет отправлять в Анхану. Там будет безопасно — абсолютно безопасно, понимаете? Если в Империи найдется настоящий правитель, он уничтожит огрилло и разбойников, перебьет драконов, троллей и грифонов, разделается с эльфами и гномами — да, со всеми существами, которые нужны нам для Приключений. Понимаете? Как только Ма'элКот войдет в роль настоящего правителя, Империя перестанет быть подходящим для Приключений местом. Уже сейчас Анхана не намного экзотичнее, чем, например, Нью-Йорк. Нельзя допустить, чтобы это продолжалось дальше. Система Студий, и наша Студия в частности, слишком много вложила в Империю Анханы. К счастью, Ма'элКот сосредоточил в своих руках почти всю полноту власти; получается нечто вроде классического культа личности. Если же он будет уничтожен, Империя останется вполне пригодной для наших целей.
— Шенне понравится эта мысль. Почему бы вам не обратиться к ней?
— Да бросьте, — пробормотал Коллберг. — Она ведь божий одуванчик, вы сами говорили. Вы не хуже меня знаете, что Пэллес Рил не убивает по заказу.
— Кейн тоже — с нынешнего дня.
— Майклсон…
— Если у вас возникнут какие-то проблемы, обсудите их с бизнесменом Вило, — угрюмо сказал Хэри.
При упоминании могущественного покровителя Хэри Коллберг даже глазом не моргнул. Более того, на его губах появилась слабая улыбка.
— Думаю, мы обойдемся без этого.
— Думайте что хотите, администратор. Кстати, вы еще не объяснили мне, каким образом все это связано с моей женой.
— Разве? — Коллберг встал и, потирая руки, изобразил притворное сожаление. — Пойдемте-ка со мной.
2
Огромный, от пола до потолка двухсотсемидесятидюймовый экран, вмонтированный перед виртуальным креслом в личной кабине председателя, не светился, когда Коллберг впустил Майклсона. Опять что-то новенькое, подумал Хэри, шаркая сандалиями по толстому бордовому ковру из кашемира.Виртуальное кресло администратора было отделано орехом и лайкой, подушки содержали податливый гель, а все вместе создавало впечатление материнского объятия. Многочисленные манипуляторы держали наготове огромный набор различных продуктов — от тостов с ломтиками белухи до «Родерской Кристальной» — на тот случай, если Приключение будет демонстрироваться через экран, а не через шлем, висевший на спинке стула, придавая последнему сходство с электрическим.
Коллберг деликатно подтолкнул Хэри к креслу и промолвил:
— Не возитесь с ремнями, запись продлится всего двенадцать минут. Обойдемся без гипноза… Думаю, вы способны войти в Приключение без помощи химических препаратов.
— Приходилось, — пожал плечами Хэри.
— Вот и прекрасно. Садитесь.
— Не могли бы вы рассказать, о чем эта запись?
— Ну, эта запись сама все объяснит, — сказал Коллберг. Уголок его рта подрагивал, словно скрывал усмешку. — Прошу вас, — добавил он тоном, ничем не напоминающим просьбу.
Хэри опустился в кресло, в обволакивающее чувство нереальности. Ему никогда не приходилось видеть личную кабину Коллберга — и вдруг он сидит в его собственном виртуальном кресле, словно одолжил у него белье — поносить.
Хэри протянул руку за голову, чтобы взять шлем, но обнаружил, что тот уже находится у самой его головы. Щитки закрыли глаза, и Хэри закрепил регуляторы у носа и рта, глубоко вдыхая безвкусный очищенный воздух.
Он провел ладонями по подлокотникам в поисках регуляторов, но механизмы начали настраиваться самостоятельно. В его закрытые глаза хлынул поток света — шлем воздействовал на зрительный центр мозга; затем в потоке появились бесформенные пятна, постепенно превращавшиеся в геометрические фигуры — прямоугольники, квадраты, круги, — которые обретали объем и фактуру по мере того, как вмонтированные в шлем системы обратной связи считывали биотоки мозга и настраивали индукторы на его индивидуальные особенности.
То же самое было проделано и со слухом. Простой, еле слышный звон колокольчика распался на звенящие мелодии, в конце концов превратившиеся в баховскую «Иисусе, радость человечья». Потом стал слышен дрожащий звук струн, к которому присоединились инструменты и голоса, слившиеся в хорал из Девятой симфонии Бетховена. В тот же миг Хэри почувствовал, что стоит на вершине Медной горы и смотрит на летний пейзаж. По коже скользнул легкий ветерок, плечо ощутило скрученную в кольцо веревку, а ноги — тесные башмаки. Он вдохнул аромат крошечных желтых и белых диких цветов, учуял легкий запах живших в горах сурков.
И все же он знал, что сидит в виртуальном кресле Коллберга. Обычное кресло воспользовалось бы тестированием, чтобы впрыснуть ему в кровь химические подавители, препараты, которые заставили бы его забыть себя и сориентировать мозг на чистое восприятие, не пропущенное через сознание. Однако в кресле Коллберга не было необходимой для этого аппаратуры — администратор не мог позволить себе превратиться в другого человека и забыть о своих обязанностях.
Горы медленно исчезали, вскоре их место занял другой пейзаж.
Вначале подключилось зрение — Хэри увидел комнату, залитую солнцем, гораздо ярче и теплее земного. На тюфяках с торчащей из них соломой валялись грубые шерстяные одеяла. На них сидели обнявшись мужчина и женщина, рядом пристроились две девочки. Все четверо были одеты в нечто металлическое, напоминающее защитную сетку пчеловода.
Запахи и звуки нахлынули через секунду — Хэри почуял специфический аромат сохнущего на солнце конского навоза и тяжелый дух вспотевших под кольчугами тел, услышал крики погонщиков в уличной суматохе, плеск воды неподалеку, голоса…
— …почему? Не могу понять, ведь я же всегда был верен, — говорил мужчина на Западном наречии, основном языке Империи. — Поймите же, мы очень испуганы.
Виртуальное кресло было подключено к главному компьютеру Студии, поддерживавшему переводной протокол искусственного интеллекта. Однако в такой услуге, как перевод на английский, Хэри не нуждался. Он свободно говорил на Западном наречии, пакили и липканском и мог объясняться на нескольких других языках; перевод же был не слишком точен и только отвлекал его.
Хэри заскрипел зубами и сконцентрировался на актере — он вошел в его сознание.
Подтянутый, не мускулистый, но гибкий. Жилет из тонкой, хорошо выделанной кожи, плащ, наручни, башмаки. Первоклассный контроль над телом, характерный для танцора или акробата. Штаны без гульфика, да он и не нужен — совершенно не чувствовалось привычного для мужчины ощущения вынесенных наружу гениталий.
«Это женщина», — подумал Хэри, ощутив, что жилет немного жмет в груди.
Затем он стал выстраивать зрительный образ: уловил прелестный изгиб от груди к бедру, изящный наклон головы, чтобы откинуть с глаз прядь волос, легкое, но очень характерное пожимание плечами. Еще до того, как актриса заговорила, до того, как Хэри услышал ее голос ее же ушами, он понял все.
— Все мы боимся. Но клянусь, мы сумеем спасти вас, если вы поможете нам.
Это была Шенна.
3
— Конечно, помогу, — резко отвечает мужчина. — Думаете, я хочу, чтобы моя жена и дочери достались Котам?Его жена вздрагивает. Дочери ведут себя спокойнее — наверное, они еще слишком малы, чтобы понимать, о чем идет речь.
— Ну что вы, — отвечаю я, одарив его улыбкой из глубины сердца, и мужчина смягчается. — Коннос, не объясняйте ничего, если не желаете. Я не понимаю одного: как вам удалось забраться так далеко? Обвинение было выдвинуто четыре дня назад — почему же вас еще не схватили? Ваш рассказ может помочь мне спасти остальных, понимаете?
Я поджимаю ноги и усаживаюсь на занозистый пол. Кон-нос настороженно взирает на других людей в комнате, а я слежу за его взглядом.
— Вы доверяете мне — по крайней мере доверяли настолько, чтобы послать за мной. А я доверяю этим людям. Близнецы (пара дюжих золотоволосых парней с молодыми лицами и старыми глазами флегматично точат лезвия одинаковых палашей) сбежали из школы гладиаторов; вы можете догадаться, что они не испытывают особой любви к Империи. Таланн (женщина, сидящая на полу в позе лотоса, мускулы видны даже под широкой полотняной курткой и штанами, сиреневые глаза словно светятся в обрамлении буйной гривы платиновых волос) — желанная добыча для охотников за имперской наградой. А о Ламораке (вон он, у окна) вы наверняка слышали.
«Ламорак? — в удивлении думает Хэри. Ламорак был актером. — Сукин сын! Я знал, что Карл и Шенна друзья, но… как далеко это зашло?»
Ламорак бормочет что-то себе под нос, и я чувствую, как на его ладони концентрируется магическая сила. Вспыхивает язычок пламени, он подносит огонь к зажатой в губах сигарете из ритовых листьев, и вскоре в окно начинает просачиваться запах горящей травы.
«Выпендривается, — говорит про себя Шенна. — Не может обойтись без магии, даже такой ничтожной, что ее не почувствуешь за пределами комнаты».
Мысленный монолог, в который автоматический переводчик превращал легкие подрагивания языка и гортани, обычно не был слышен за гипнотической стеной, опускавшейся на человека, заставляя верить в реальность происходящего. Однако без гипноза этот монолог отвлекал точно так же, как плохой перевод с Западного наречия. Голос Пэллес — Шенны постоянно проникал в уши. Хэри сжался в кресле, заскрежетал зубами и напомнил себе, что запись продлится всего двенадцать минут. Уж столько он как-нибудь вытерпит.
Ламорак подмигивает им и отворачивается, чтобы следить за улицей. Его рука лежит на обернутой кожей рукояти меча в полторы ладони длиной. Его меч называется Косалл. Точеный профиль актера окружен солнечным светом, и я привычно восхищаюсь им. Мне с трудом удается переключить внимание на Конноса.
— Я не политик. — Конное отвел с лица сетку и вытер рот тыльной стороной ладони. — И никогда не был политиком. Я всего лишь ученый. Я провел жизнь в исследовании основ и природы магии — природы реальности, понимаете, это ведь одно и то же. Видите эту сеть? Она из серебра. Серебро прекрасно проводит магическую силу — лучше может быть только золото, но где мне, бедному исследователю, взять золото? Все, что у меня имелось, уходило на то, чтобы прокормить семью. Поймите, почти все заряженные амулеты, плавучие стрелки, маятниковые индикаторы — в общем, всевозможные поисковые инструменты — засекают характерную ауру, исходящую от объекта, который они ищут. Это та самая Оболочка, о которой вы, адепты, так любите поговорить. Для подзарядки инструменты вносят в наши дома или прикасаются ими к личным вещам, еще хранящим нашу ауру. А серебряная сеть удерживает нашу ауру при нас, поэтому мы становимся невидимы для этих инструментов. Кроме того, сеть надежно защищает нас от внушения. Вообще-то если соединить саму сеть с источником Силы, например с грифоновым камнем..
Он все бормочет и бормочет, но я так восхищена изяществом его идеи, что не слышу остального.
«Он изобрел некую разновидность клетки Фарадея. Это значит, что он проводил примитивные научные исследования. Надо же, ведь считается, что жители Поднебесья не могут заглянуть дальше непосредственного магического эффекта. Наши социологи уже не первый год твердят, что использование магии притупляет склонность к науке. Из их теории следует, что местные могут блокировать заклинание только с помощью контрзаклинания, вместо того чтобы использовать принцип, лежащий в основе этой отрасли магии. Это впечатляет! Обязательно добуду себе несколько таких сеток».