Страница:
— … конечно, без грифонова камня они вряд ли смогут защитить от могущественного мага, — продолжает Коннос, — но на этот случай у меня кое-что припасено. Вот. — С этими словами он достает из висящей на поясе сумки костяной футляр для свитков. — Я сам написал это заклинание, которое называю «Вечным Забвением». Это самое могущественное из всех известных защитных заклятий, но использовать его можно только в крайнем случае.
— Будем надеяться, оно вам не понадобится, — обрываю его я, так как на еще одно долгое объяснение может не хватить времени — А теперь я попрошу вас снять сетки. Ненадолго, — торопливо добавляю я, заметив, что Коннос задохнулся от возмущения — Иногда Королевские Глаза подсылают к нам шпионов.
— Я не шпион! Разве шпион взял бы с собой на задание жену и дочерей?
— Нет-нет, вы не поняли. Я прекрасно знаю, что вы хороший, честный человек, — вдохновенно лгу я. — Дело не в этом. Однако на человека можно наложить заклятия, которые подтолкнут его к предательству помимо его воли, или связаться с ищущими его и рассекретить свое укрытие. Я должна осмотреть вас, чтобы проверить, не наложены ли на вас, разумеется, без вашего ведома, подобные заклятия. Все остальные, за кем идет охота, уже ждут там, куда я отвезу вас; это место защищено от любых видов поисковой магии. Проверяя вас, я лишь стараюсь защитить их и себя.
Коннос озирается на свою жену, та отвечает ему испуганным взглядом. Прежде чем они успевают сказать хоть слово, стоящий у окна Ламорак произносит:
— Опасность.
Я моментально оказываюсь рядом с ним. За спиной слышен шорох — Таланн и близнецы встают с пола и готовятся к схватке.
Залитые солнцем улицы выглядят совершенно обыденно — обветшалые дома на закраинах и липкая грязь, оставленная дождями, в центре. Немногочисленные горожане идут пешком. Люди, ищущие работу, направляются по дощатым тротуарам в сторону Рабочего парка, пересекая улицу Мошенников.
Я хмурюсь, не понимая, что в этой картине настораживает. Я уже хочу спросить Ламорака, что он такого увидел, как вдруг осознаю, что его взволновало то, чего он не увидел: нигде нет наших помощников.
В начале переулка, где частенько находят укрытие объятые сном пьяницы, пустота; на уклоне, у которого обычно сидит оборванный прокаженный, виднеется кровавое пятно.
Мое сердце сбивается с ритма. Дело плохо.
— Как? — медленно вопрошаю я. — Как такое могло случиться? Как они сумели подобраться столь близко?
Нет нужды объяснять, кого я имею в виду; мы оба знаем, что это — Серые Коты.
Ламорак мотает головой и тихо отвечает:
— Не знаю, наверное, заклинание какое-нибудь. Я вообще ничего не видел.
— Но я должна была почувствовать изменения в Силе…
— Мы знали, что когда-нибудь это случится, — говорит Ламорак. Он берет меня за плечи и поворачивает к себе лицом. Он смотрит в мои глаза, криво усмехаясь. — Берясь за это дело, мы знали, что не сможем всегда быть в выигрыше. Может быть, я смогу отвлечь их, чтобы вы успели вывести Конноса с семьей.
— Ламорак…
— Не пререкайся! — говорит он, закрывая мой рот своими губами.
Хэри показалось, будто его ударили ножом, и не потому, что Пэллес позволила целовать себя, не потому даже, что ей это нравилось. Она совсем не была удивлена, она привыкла к этому, нынешний поцелуй был далеко не первым.
С какой-то спокойной опустошенностью Хэри подумал: «Ламорак спит с моей женой».
Об этом узнают все поклонники Шенны — все, кто будет переживать Приключение в ее теле, все, кто будет просто смотреть запись, — все они смогут пережить то же самое.
Хэри почувствовал невыносимое жжение в груди.
Я легонько отстраняю его. Его безрассудный героизм трогает меня, несмотря на то что это несерьезно, — я не стану жертвовать Ламораком без надобности. Оставим героизм на крайний случай. Я поворачиваюсь к остальным.
— Это Коты, — коротко бросаю я. Конное с женой хватаются друг за друга, а одна из девочек начинает плакать. Она видит, как испуганы родители, и этого ей вполне достаточно. — Они схватили наших помощников. Это значит, что мы уже окружены и нас собираются убить. У кого-нибудь есть рациональные идеи?
Близнецы обмениваются одинаково угрюмыми взглядами. Потом пожимают плечами, и один, кажется, Дак — обычно за обоих говорит он, — отвечает:
— Мы можем удерживать комнату и драться до тех пор, пока на помощь не придут кантийцы. Я качаю головой.
— Кантийцы еще не готовы выступить в открытую. К тому же без наших помощников они не смогут даже найти нас. Таланн?
Она по-кошачьи потягивается и хрустит пальцами обеих рук. Ее глаза горят странно знакомым огнем.
— Что сделал бы Кейн? Я вздрагиваю.
— Не стал бы задавать глупых вопросов!
Таланн настоящая фанатка. Ее привязанность ко мне в значительной степени объясняется ее надеждой встретить Кейна. Его тень все еще омрачает мою жизнь. Теперь я понимаю, откуда мне знаком этот ее прищур, — точно так же Кейн глядел вокруг, когда его загоняли в угол, когда наши жизни висели на волоске. В такие моменты он бывал почти счастлив.
С другой стороны, я знаю, что сделал бы Кейн: он пошел бы в атаку. Пробил их оцепление в каком-нибудь тесном уголке, где они не смогли бы использовать арбалеты, прорвался и убежал. Но для этого пришлось бы бросить на произвол судьбы Конноса с семьей — в противном случае их зашита будет мешать нам защитить самих себя. Я оглядываюсь на Ламорака, вижу его решительное лицо. Он ждет моего ответа. Я на все сто уверена, что Кейн не стал бы жертвовать собой, как предложил Ламорак, но Кейн не стал бы дожидаться моего разрешения действовать.
Все смотрят на меня. На какую-то долю секунды я замираю в неуверенности; мне хочется, чтобы решение принял кто-то другой.
— Ладно, — мрачно произношу я. — Близнецы вместе со мной смогут удержать эту комнату. Ламорак, отправляйся на восток!
— По крышам? Я качаю головой.
— Из дома в дом. Косалл вполне может пробить стену. Таланн, иди на юг, к реке. Если выберетесь, отправляйтесь на Медный Стадион и скажите…
— Черт! — выдыхает Ламорак, глядя в окно. — Это же Берн!
— Граф Берн? — переспрашивает Таланн с горящими глазами. — Сам граф?
Я прижимаюсь к Ламораку и смотрю так же, как и он, на человека, который стоит в надменной позе, опираясь на стену и раскуривая самокрутку.
Хэри передалась дрожь, пробежавшая по спине Пэллес, но она тотчас исчезла в нахлынувшей на него ярости. «Берн! — Хэри инстинктивно сжал кулаки и больно ударился кистью об один из манипуляторов. — Берн, ублюдок недоделанный, будь я там… Боги, боги, почему я не там?»
Да, это Берн, я сразу же узнаю его. Он одет не по-графски, не в роскошной бархатной куртке и гетрах, которые сам же и ввел в моду. Вместо этого на нем потрепанный и выцветший саржевый костюм, который когда-то был алым, а теперь усеян бледными пятнами плохо отстиранной крови, С кожаного пояса шириной в руку свисают ножны небольшого, слегка изогнутого меча. Черты его лица так остры, что, кажется, должны блестеть на солнце, но сейчас они смягчены белозубой улыбкой.
Мое сердце падает: я знаю Берна, и — что еще хуже — он знает меня.
Это неправильно, я не должна поддаваться подобным чувствам… но сейчас мне очень хочется, чтобы Кейн был рядом.
— Меняем план, — быстро говорю я, поворачиваясь к друзьям, к людям, за чьи жизни я отвечаю. — Ламорак, вы с Таланн возьмете семью Конноса. — Я показываю на южную стену комнатки. — Идите туда и вниз. Избегайте лестниц и коридоров. Мы с близнецами прикроем отступление.
Ламорак застывает на месте. — Пэллес…
— Исполняйте!
Какое-то мгновение он все же колеблется, а его глаза ведут безмолвный диалог с моими.
Потом он вытягивает Косалл из ножен, держа меч за поперечину, перехватывает его за рукоять — и магия меча оживает. От тонкого, высокого звука у меня начинает ломить зубы. Острие дрожит, как воздух над разогретой солнцем дорогой, и я чувствую, как меч собирает в себя Силу.
Ламорак становится у южной стены и направляет на нее Косалл, держа его на уровне своей головы. Потом налегает на рукоять, и Косалл легко проходит сквозь дерево; при этом издаваемый им звук становится глуше. Ламорак ведет клинком по стене, очерчивая им арку; он не пытается пилить дерево, он просто режет его, как мягкий сыр. Этим мечом он может при необходимости резать стены домов на всем пути к реке. Да что там дерево! Дай Косаллу время, и он прорежет даже камень или сталь.
А время должна дать им я.
Внизу, на улице, Берн делает какой-то жест. Люди в серых кожаных куртках Котов выходят из переулков и бегут к нашему дому.
Я глубоко вдыхаю, выдыхаю, снова вдыхаю. Мои руки непроизвольно скользят по одежде, от кармана к мешочку на поясе, от ножен меча к ножнам кинжала, проверяют, на месте ли резные камни и причудливые слитки драгоценных металлов, жезлы и проволочки, кусочки стекла, пакетики с порошками. В это время дыхательные упражнения включают мое мысленное зрение.
Благодаря ему я вижу, что Оболочка Берна — мерцающая аура жизненной силы — такая же большая и яркая, как Оболочка любого архимага. Я успеваю подавить панику, пока она не лишила меня мысленного зрения.
Это просто невозможно: Берн воин, а не адепт, воинскому делу его учили монахи — нет у него магии и никогда не было! Но теперь…
Теперь, через переплетенные разноцветные нити — так выглядит в мысленном зрении Сила — я вижу еще одну нить, сгусток Силы толщиной больше двух моих кулаков. Она не извивается и не скручивается, как остальные. Она ярко-алого цвета — такой бывает, если раскалить в горне сталь. Она обтекает Оболочку Берна и словно копье летит на юго-восток. Она исчезает в одном из домов, но дерево и кирпич не могут противостоять Силе, и я понимаю, что находится в том направлении. Сгусток Силы устремлен на Старый Город, на остров Великого Шамбайгена — сердце Анханы.
Эта Сила идет из дворца Колхари.
Этот сукин сын получает Силу. Это невозможно, но факт — он получает ее от проклятого Ма'элКота! Вот почему он воспользовался магическим покровом, чтобы незаметно убрать наших помощников, а я ничего и не почувствовала. Его Сила исходит из места, расположенного за милю отсюда, и не влияет на здешний поток Силы.
Поглощенная этими размышлениями, я до последней минуты не замечаю, что Берн протягивает руку к моему окну.
Я отшатываюсь от окна. Взрыв и ревущее пламя. Я падаю на пол и закрываю глаза одной рукой, другой нащупываю миниатюрный щит из отшлифованного кварца, хранящийся в моем нагрудном кармане. Ощутив его заряд, моя рука начинает дрожать; мысленным зрением я вижу переплетение светящихся линий на поверхности щита. Я заставляю этот образ войти в мое сознание и вижу, как линии заполняют зияющее отверстие в стене.
В него струится солнечный свет; рваные края лижет пламя; лишенный опоры потолок начинает прогибаться. На крыше напротив нашего дома десяток Котов становятся на край, поднимают арбалеты и стреляют в меня.
Стрелы со свистом летят через улицу и застывают там, где раньше была стена, подрагивая так, словно они застряли в дереве, На самом деле их удерживает только что созданный моим воображением щит. Четверо Котов соскальзывают с крыши на веревках — маневр проделан великолепно и, несомненно, позволил бы им проникнуть в отверстие, но они ударяются о мой щит и отлетают. Однако отдача столь чувствительна, что я издаю стон, — такое ощущение, будто меня ударили в живот.
В мысленном зрении щит выглядит как кусок золотистой Силы толщиной сантиметров десять, но для остальных это нечто вроде стеклянной стены, на ощупь напоминающей вулканизированную резину. Из кусочка кварца струится Сила с огромным запасом устойчивости, так что я могу удерживать щит до тех пор, пока меня не покинет мысленное зрение. Висящие на веревках Коты ударяют в щит, пытаясь пробить его. Мне больно.
Что ж, зато теперь Берн не сможет использовать огненные шары без риска поджарить своих людей. Пользуясь передышкой, я встаю на ноги, продолжая концентрироваться на образе щита.
За моей спиной видна прорезанная Ламораком арка. Находящаяся в ней Таланн опускает в такое же отверстие в полу младшую дочь Конноса. Потом Таланн поднимает кулак, сигнализируя, что все в порядке, зовет нас за собой и легко прыгает в отверстие.
Близнецы использовали вырезанные Ламораком из стены доски, чтобы крепче запереть дверь в коридор. Снизу самодельные запоры удерживает воткнутый в пол кинжал, а их верхушки упираются в дверную ручку. Это задержит Котов, однако всего на несколько секунд.
— Быстрее, ставьте, ставьте же! — кричу я.
Я хочу поскорее покинуть комнату, сигануть в отверстие и переместить щит таким образом, чтобы он протянулся от поверженной стены до прорезанной Ламораком арки. Одновременно удерживать два щита мне не под силу.
Едва близнецы успевают вбить последнюю доску, как дверь и стена взрываются, разбрасывая щепки, и отшвыривают братьев. Комната наполняется удушающим серным дымом, а в отверстие прыгают собравшиеся в коридоре Коты.
Они сразу же вступают в бой. На их куртки прикреплены полоски металла, однако это их единственная защита, если не считать акробатической ловкости и невероятной стремительности движений. Лучше всего они умеют сражаться маленькими группками в открытом поле; именно поэтому для схватки я выбрала самую тесную комнату. Однако этого недостаточно.
Из наружного коридора слышится хорошо поставленный голос Берна:
— Схватите мага! Он нужен мне живым!
Оба близнеца силятся подняться, истекая кровью. Первый из Котов наклоняется к ним и мгновенно расплачивается за это — Жак успевает достать палаш и ткнуть противника в горло. Под тяжестью Кота Жак снова падает, и вставший на одно колено Дак прикрывает его. Больше я не смотрю на них — у меня возникают собственные проблемы.
Ко мне бросается пара Котов. Я перестаю возиться со щитом — четырьмя Котами больше или меньше, какая разница? — и достаю из ножен на левом запястье громовой жезл. Коты уже совсем рядом, и я едва успеваю активировать жезл прикосновением собственной Оболочки. Наконец из него вырывается луч света и ударяет прыгнувшего Кота в колено. Тот падает на пол, но его сообщник с разгона ударяет меня и швыряет к стене.
Плоской стороной клинка Кот выбивает из моей руки металлический жезл и бьет меня рукоятью по голове. Я уворачиваюсь, череп остается цел, но из глаз сыплются искры. Кот плечом прижимает меня к стене, приставляет клинок к моему горлу и шипит:
— Ну, предательница паршивая, что теперь будешь делать?
Его самоуверенность вполне оправданна: большинство магов беспомощны в близкой схватке, а ожидать физического сопротивления от такой маленькой хрупкой женщины, как я, по меньшей мере глупо. С другой стороны, несколько лет замужества за человеком, известным как мастер ближнего боя, даром не проходят.
Я кусаю язык, и рот наполняется слюной. Я делаю глубокий вдох и плюю в глаза Коту.
Он моргает, но этого вполне достаточно. За то мгновение, что глаза остаются закрытыми, я наношу ему жестокий удар ботинком по коленной чашечке. Она резко смещается, и связки рвутся, причиняя Коту ужасную боль. Пока он решает, что предпочтительнее — закричать или ударить меня, я выворачиваюсь из-под его плеча и бросаюсь прочь. Ему меня не догнать.
Близнецы уже на ногах и сражаются спина к спине; они тяжело дышат, их раны кровоточат, но вокруг валяются пять истекающих кровью Котов. Дак и Жак выросли в школе гладиаторов, с шести лет сражались рука об руку, в ближнем бою они практически непобедимы.
Но сейчас Коты стараются отойти подальше от дыры в стене, подставив братьев под огонь арбалетчиков на другой стороне улицы, и только тут замечают, что я свободна.
Я мигом возвращаюсь в состояние мысленного зрения; Оболочки Котов начинают мерцать, и комнату заполняет Сила. Мои пальцы нащупывают в сумке вертушку размером не больше медяка, но покрытую платиной и золотом. Наложенные мною знаки светятся яркой зеленью. Этот образ заполняет мое сознание, я подношу вертушку к губам и дую.
Образ вертушки, появившийся перед моим внутренним взором, ложится на Оболочку, потом достигает разбитых осколков досок, проникает в них и заставляет их Оболочки отразить некогда протекавшую в них жизнь. Мне хватает секунды, чтобы связать образ вертушки с ослабевшими Оболочками досок и установить симпатическое единство между ними и крыльями вертушки. Доски поднимаются в воздух и, когда я вновь дую на вертушку, начинают вращаться.
Они вращаются подобно пропеллерам или циркулярным пилам. Я машу вертушкой, заставляя ее вращаться все быстрее и быстрее, и вместе с ней вращаются доски. Созданная мною связь с вертушкой обеспечит их непрерывное движение. Теперь я могу использовать собственную Оболочку, чтобы контролировать их полет.
Я посылаю вращающиеся доски в Котов. Рев вертящихся кусков дерева смешивается с криками боли и страха; самые большие куски бьют врагов с неистовой силой, и даже самые маленькие кусочки дерева ранят до крови.
— Отступайте, идиоты! Назад! — отрывисто кричит укрывшийся в коридоре Берн.
Коты бросаются к тому месту, где прежде была дверь, и я посылаю на них половину досок. Вторая половина по моему приказу начинает вращаться перед близнецами, прикрывая их, отход из-под огня арбалетчиков. На мгновение меня переполняет дикая, непреодолимая вера в нашу удачу; мы выберемся.
За ревом дерева удары арбалетных стрел почти не слышны. Всего две стрелы пролетают между вращающимися досками, но одна попадает Даку в голень. Наконечник стрелы — это около двухсот пятидесяти граммов кованой стали, и бьет он с силой кузнечного молота. У Дака подламываются ноги, и он с криком начинает падать, цепляясь за плечи брата. Жак поворачивается, чтобы взять брата на руки и понести его, но в этот миг в комнату молнией влетает Берн.
Прыгнув, он ловко катится по полу, а затем вскакивает на ноги уже с мечом в руках. Я лихорадочно меняю направление полета вертящегося дерева, но поздно… Берн поворачивается, на месте, и его меч перебивает Даку шею еще прежде, чем раненый успевает понять, что в комнате появился новый нападающий. Голова Дака падает вперед, заливая кровью лицо брата; Жак, глухо вскрикнув, пытается освободиться от тела брата и достать меч. Однако Берн ухитряется перевернуть меч и провести удар через локоть. Острие вонзается в открытый рот Дака и выходит из затылка.
За какую-то секунду Берн убивает двух лучших бойцов Империи и произносит:
— Щит. Мне.
Когда мои вертящиеся доски наконец приближаются к нему, его уже укрывает шар полуреального стекла. Дерево бессильно ударяется о него.
— Тебе придется потрудиться, — говорит Берн. Оставаясь внутри шара, он взмахивает мечом, разбрызгивающим кровь, и ухмыляется.
Вместо ответа я посылаю вращающиеся доски в коридор, к Котам, а потом разбиваю вертушку о стену. Надеюсь, после этого доски превратятся в мелкие обломки и окутают Котов облаком пыли. Те отзываются на взрыв нестройным хором вопящих голосов.
Берн смотрит на меня нахмурясь, но внезапно его лицо светлеет.
— Пэллес! — изрекает он с печальной улыбкой: узнал. — Это ты! Пэллес Рил, черт меня подери! Значит, Кейн тоже с тобой? А, да что я спрашиваю! Будь он здесь, он сидел бы у твоих ног подобно щенку.
Я пячусь через пролом в соседнюю комнату, а Берн наступает на меня.
— То есть ты одна? Это… это ты? Ты — Саймон Клоунс? Загадочный Саймон Клоунс, неуловимый шип в лапе Льва Анханы — это ты, черт тебя побери, Пэллес Рил!
Он облизывает губы.
— Я мечтал, — произносит он густым задумчивым голосом, — мечтал встретить тебя снова. У меня были планы насчет тебя, Пэллес. Кто знает, может, тебе даже понравится. Если же тебе понравится, ты, пожалуй, переживешь их.
Я молчу и медленно отступаю — чем дольше Берн будет рассусоливать, тем дальше уйдут Ламорак, Таланн и семья Конноса.
Ухмылка Берна становится шире.
— А забавно будет оставить тебя в живых. Тогда ты могла бы рассказать Кейну, что я с тобой сделаю. Я качаю головой.
— Ничего не выйдет, Берн. Мы с Кейном разошлись. Ему нет дела до того, что случится со мной. Он согласно кивает.
— Хорошо, тогда я просто доставлю себе удовольствие.
— Сперва поймай!
Я снова принимаюсь за дыхательные упражнения и вхожу в состояние мысленного зрения. Мои пальцы начинают распутывать завязки висящего на поясе мешочка.
— Уже поймал! — фыркает Берн.
Блестящий каштан в моей в руке начинает дымиться и высвобождает вихрь Силы, когда я концентрируюсь и активирую заклинание.
Увидев дым, Берн с сожалением смотрит на меня.
— Для того чтобы быть неплохим магом, большого ума не надо. Но я никогда не поверю, что ты так глупа, если надеешься причинить мне вред. Мой щит получает Силу от Ма'элКота, сука! Тебе его ничем не пробить.
Я без слов бросаю к его ногам каштан — так кидают шарики в детской игре. Не могу отказаться от позерства, это все дурное влияние Кейна, да еще высокий уровень адреналина в крови и неверие в то, что я умру на этом месте.
— До встречи, — роняю я и прыгаю в отверстие. За моей спиной каштан взрывается — сила взрыва сотрясает пол и вышвыривает Берна вместе со щитом через дыру в стене.
Комната, где произошло сражение, находится на третьем этаже — падение не убьет Берна, но, возможно, сломает ему пару костей или отключит сознание. А отверстие в полу немного замедлит продвижение Котов. По крайней мере я на это надеюсь.
Я приземляюсь в комнате этажом ниже и замираю: слышится жалобное хныканье из-под кровати. Какой-то несчастный, доселе мирно спавший, разбужен взрывами, огнем и людьми, явившимися с потолка. Я пожимаю плечами — под кроватью ничуть не менее безопасно, чем в любом уголке здания.
Мне хватает нескольких секунд, чтобы пройти еще через три дыры в стенах и присоединиться к остальным. Ламорак пробивает стену в следующую комнату с южной стороны, но работа дается нелегко — по его стянутым в хвост волосам струится пот. Прикрывающая тыл Таланн кивает мне.
— Где близнецы?
— Убиты.
Я поворачиваюсь к дыре, сквозь которую вошла, и достаю из кармана еще один кварцевый щит.
— Мертвы? — ошеломленно переспрашивает Таланн, — Оба?
Я отвечаю до тех пор, пока новый щит не закрывает пролом. Но в этот миг в самой дальней комнате из отверстия в потолке начинают сыпаться Коты, Они обнажают мечи и бросаются на нас.
— Да, — наконец отвечаю я, — они подарили нам время. Давайте не будем тратить его впустую.
Обе дочери Конноса прижимаются к матери, их всхлипывания становятся глуше. Конное подавленно качает головой.
— Я должен был сдаться, должен был выйти к ним сам. А теперь из-за меня вы все…
— Заткнись, — обрываю я его. — Мы все еще живы и надеемся вытащить вас отсюда. Всех вас. Ламорак, тебе еще долго?
Ламорак работает мечом; на его шее вздуваются жилы — почти закончена одна сторона арки.
— Тридцать секунд, — хрипло, с натугой отвечает он.
— Постарайся управиться за пятнадцать. У меня больше нет щитов, неизвестно, сколько еще я смогу удерживать Берна.
Коты бьют по моему щиту ногами и мечами. Отдача вызывает у меня головокружение. Из дальней комнаты доносится звук ломающегося дерева: Коты обнаружили входную дверь.
Таланн обнажает пару длинных ножей и с угрюмой улыбкой салютует мне.
— Кажется, они меня зовут.
— Таланн… — говорю я, но она уже исчезает в соседней комнате.
Не зря она так почитает Кейна — в бою она становится настоящим дьяволом, машиной смерти, скомплектованной из ног, кулаков и клинков. Крики страха и боли, доносящиеся из соседней комнаты, подтверждают, что Коты не были готовы к ее появлению. Я вдруг обнаруживаю, что молюсь: пусть она убьет побольше врагов до того, как они покончат с ней.
Ламорак вытягивает Косалл из стены и пинает выпиленный кусок. Тот падает и исчезает в облаке пыли, а Ламорак уже помогает семье Конноса выбраться через дыру. Потом он берет меня за руку и привлекает к себе..
— Больше ничего резать не надо. Бегите прямо по коридору и в переулок, он выходит к реке. Беги!
— Ламорак, они убьют тебя… Он пожимает плечами.
— Либо я, либо ты. Ты можешь вывести Конноса с семьей без нашей помощи, а вот я — вряд ли. — Он касается мечом кирпичной стены. — А эту дыру я смогу удерживать еще очень долгое время. Если доберетесь до кантийцев, пришлите подмогу.
Я начинаю протестовать, но в мой щит ударяет волна пламени, и в глазах у меня темнеет от боли.
Это Берн. Он идет сюда.
Колени у меня подламываются, и Ламорак выталкивает меня в дыру со словами:
— Поверь, я не хотел этого. Извини, Пэллес. Приходится мне платить…
— Платить? Ламорак…
Но он уже повернулся ко мне спиной и встал, закрывая плечами проход. Я слышу пение Косалла, пронзающего сталь и кость.
— Идите!
Коннос и его жена — оказывается, я не знаю ее имени — ждут, чтобы я повела их.
— Берите девочек на руки и бежим! — приказываю я. Они хватают на руки дочерей и следуют за мной. А я бегу через комнаты и через пустой, к счастью, холл — длинный, с множеством дверей. Окно на противоположном конце сияет в солнечном свете, как бы обещая спасение. Мы мчимся изо всех сил.
Добежав до окна, я выглядываю в переулок.
Он полон Котов.
— Будем надеяться, оно вам не понадобится, — обрываю его я, так как на еще одно долгое объяснение может не хватить времени — А теперь я попрошу вас снять сетки. Ненадолго, — торопливо добавляю я, заметив, что Коннос задохнулся от возмущения — Иногда Королевские Глаза подсылают к нам шпионов.
— Я не шпион! Разве шпион взял бы с собой на задание жену и дочерей?
— Нет-нет, вы не поняли. Я прекрасно знаю, что вы хороший, честный человек, — вдохновенно лгу я. — Дело не в этом. Однако на человека можно наложить заклятия, которые подтолкнут его к предательству помимо его воли, или связаться с ищущими его и рассекретить свое укрытие. Я должна осмотреть вас, чтобы проверить, не наложены ли на вас, разумеется, без вашего ведома, подобные заклятия. Все остальные, за кем идет охота, уже ждут там, куда я отвезу вас; это место защищено от любых видов поисковой магии. Проверяя вас, я лишь стараюсь защитить их и себя.
Коннос озирается на свою жену, та отвечает ему испуганным взглядом. Прежде чем они успевают сказать хоть слово, стоящий у окна Ламорак произносит:
— Опасность.
Я моментально оказываюсь рядом с ним. За спиной слышен шорох — Таланн и близнецы встают с пола и готовятся к схватке.
Залитые солнцем улицы выглядят совершенно обыденно — обветшалые дома на закраинах и липкая грязь, оставленная дождями, в центре. Немногочисленные горожане идут пешком. Люди, ищущие работу, направляются по дощатым тротуарам в сторону Рабочего парка, пересекая улицу Мошенников.
Я хмурюсь, не понимая, что в этой картине настораживает. Я уже хочу спросить Ламорака, что он такого увидел, как вдруг осознаю, что его взволновало то, чего он не увидел: нигде нет наших помощников.
В начале переулка, где частенько находят укрытие объятые сном пьяницы, пустота; на уклоне, у которого обычно сидит оборванный прокаженный, виднеется кровавое пятно.
Мое сердце сбивается с ритма. Дело плохо.
— Как? — медленно вопрошаю я. — Как такое могло случиться? Как они сумели подобраться столь близко?
Нет нужды объяснять, кого я имею в виду; мы оба знаем, что это — Серые Коты.
Ламорак мотает головой и тихо отвечает:
— Не знаю, наверное, заклинание какое-нибудь. Я вообще ничего не видел.
— Но я должна была почувствовать изменения в Силе…
— Мы знали, что когда-нибудь это случится, — говорит Ламорак. Он берет меня за плечи и поворачивает к себе лицом. Он смотрит в мои глаза, криво усмехаясь. — Берясь за это дело, мы знали, что не сможем всегда быть в выигрыше. Может быть, я смогу отвлечь их, чтобы вы успели вывести Конноса с семьей.
— Ламорак…
— Не пререкайся! — говорит он, закрывая мой рот своими губами.
Хэри показалось, будто его ударили ножом, и не потому, что Пэллес позволила целовать себя, не потому даже, что ей это нравилось. Она совсем не была удивлена, она привыкла к этому, нынешний поцелуй был далеко не первым.
С какой-то спокойной опустошенностью Хэри подумал: «Ламорак спит с моей женой».
Об этом узнают все поклонники Шенны — все, кто будет переживать Приключение в ее теле, все, кто будет просто смотреть запись, — все они смогут пережить то же самое.
Хэри почувствовал невыносимое жжение в груди.
Я легонько отстраняю его. Его безрассудный героизм трогает меня, несмотря на то что это несерьезно, — я не стану жертвовать Ламораком без надобности. Оставим героизм на крайний случай. Я поворачиваюсь к остальным.
— Это Коты, — коротко бросаю я. Конное с женой хватаются друг за друга, а одна из девочек начинает плакать. Она видит, как испуганы родители, и этого ей вполне достаточно. — Они схватили наших помощников. Это значит, что мы уже окружены и нас собираются убить. У кого-нибудь есть рациональные идеи?
Близнецы обмениваются одинаково угрюмыми взглядами. Потом пожимают плечами, и один, кажется, Дак — обычно за обоих говорит он, — отвечает:
— Мы можем удерживать комнату и драться до тех пор, пока на помощь не придут кантийцы. Я качаю головой.
— Кантийцы еще не готовы выступить в открытую. К тому же без наших помощников они не смогут даже найти нас. Таланн?
Она по-кошачьи потягивается и хрустит пальцами обеих рук. Ее глаза горят странно знакомым огнем.
— Что сделал бы Кейн? Я вздрагиваю.
— Не стал бы задавать глупых вопросов!
Таланн настоящая фанатка. Ее привязанность ко мне в значительной степени объясняется ее надеждой встретить Кейна. Его тень все еще омрачает мою жизнь. Теперь я понимаю, откуда мне знаком этот ее прищур, — точно так же Кейн глядел вокруг, когда его загоняли в угол, когда наши жизни висели на волоске. В такие моменты он бывал почти счастлив.
С другой стороны, я знаю, что сделал бы Кейн: он пошел бы в атаку. Пробил их оцепление в каком-нибудь тесном уголке, где они не смогли бы использовать арбалеты, прорвался и убежал. Но для этого пришлось бы бросить на произвол судьбы Конноса с семьей — в противном случае их зашита будет мешать нам защитить самих себя. Я оглядываюсь на Ламорака, вижу его решительное лицо. Он ждет моего ответа. Я на все сто уверена, что Кейн не стал бы жертвовать собой, как предложил Ламорак, но Кейн не стал бы дожидаться моего разрешения действовать.
Все смотрят на меня. На какую-то долю секунды я замираю в неуверенности; мне хочется, чтобы решение принял кто-то другой.
— Ладно, — мрачно произношу я. — Близнецы вместе со мной смогут удержать эту комнату. Ламорак, отправляйся на восток!
— По крышам? Я качаю головой.
— Из дома в дом. Косалл вполне может пробить стену. Таланн, иди на юг, к реке. Если выберетесь, отправляйтесь на Медный Стадион и скажите…
— Черт! — выдыхает Ламорак, глядя в окно. — Это же Берн!
— Граф Берн? — переспрашивает Таланн с горящими глазами. — Сам граф?
Я прижимаюсь к Ламораку и смотрю так же, как и он, на человека, который стоит в надменной позе, опираясь на стену и раскуривая самокрутку.
Хэри передалась дрожь, пробежавшая по спине Пэллес, но она тотчас исчезла в нахлынувшей на него ярости. «Берн! — Хэри инстинктивно сжал кулаки и больно ударился кистью об один из манипуляторов. — Берн, ублюдок недоделанный, будь я там… Боги, боги, почему я не там?»
Да, это Берн, я сразу же узнаю его. Он одет не по-графски, не в роскошной бархатной куртке и гетрах, которые сам же и ввел в моду. Вместо этого на нем потрепанный и выцветший саржевый костюм, который когда-то был алым, а теперь усеян бледными пятнами плохо отстиранной крови, С кожаного пояса шириной в руку свисают ножны небольшого, слегка изогнутого меча. Черты его лица так остры, что, кажется, должны блестеть на солнце, но сейчас они смягчены белозубой улыбкой.
Мое сердце падает: я знаю Берна, и — что еще хуже — он знает меня.
Это неправильно, я не должна поддаваться подобным чувствам… но сейчас мне очень хочется, чтобы Кейн был рядом.
— Меняем план, — быстро говорю я, поворачиваясь к друзьям, к людям, за чьи жизни я отвечаю. — Ламорак, вы с Таланн возьмете семью Конноса. — Я показываю на южную стену комнатки. — Идите туда и вниз. Избегайте лестниц и коридоров. Мы с близнецами прикроем отступление.
Ламорак застывает на месте. — Пэллес…
— Исполняйте!
Какое-то мгновение он все же колеблется, а его глаза ведут безмолвный диалог с моими.
Потом он вытягивает Косалл из ножен, держа меч за поперечину, перехватывает его за рукоять — и магия меча оживает. От тонкого, высокого звука у меня начинает ломить зубы. Острие дрожит, как воздух над разогретой солнцем дорогой, и я чувствую, как меч собирает в себя Силу.
Ламорак становится у южной стены и направляет на нее Косалл, держа его на уровне своей головы. Потом налегает на рукоять, и Косалл легко проходит сквозь дерево; при этом издаваемый им звук становится глуше. Ламорак ведет клинком по стене, очерчивая им арку; он не пытается пилить дерево, он просто режет его, как мягкий сыр. Этим мечом он может при необходимости резать стены домов на всем пути к реке. Да что там дерево! Дай Косаллу время, и он прорежет даже камень или сталь.
А время должна дать им я.
Внизу, на улице, Берн делает какой-то жест. Люди в серых кожаных куртках Котов выходят из переулков и бегут к нашему дому.
Я глубоко вдыхаю, выдыхаю, снова вдыхаю. Мои руки непроизвольно скользят по одежде, от кармана к мешочку на поясе, от ножен меча к ножнам кинжала, проверяют, на месте ли резные камни и причудливые слитки драгоценных металлов, жезлы и проволочки, кусочки стекла, пакетики с порошками. В это время дыхательные упражнения включают мое мысленное зрение.
Благодаря ему я вижу, что Оболочка Берна — мерцающая аура жизненной силы — такая же большая и яркая, как Оболочка любого архимага. Я успеваю подавить панику, пока она не лишила меня мысленного зрения.
Это просто невозможно: Берн воин, а не адепт, воинскому делу его учили монахи — нет у него магии и никогда не было! Но теперь…
Теперь, через переплетенные разноцветные нити — так выглядит в мысленном зрении Сила — я вижу еще одну нить, сгусток Силы толщиной больше двух моих кулаков. Она не извивается и не скручивается, как остальные. Она ярко-алого цвета — такой бывает, если раскалить в горне сталь. Она обтекает Оболочку Берна и словно копье летит на юго-восток. Она исчезает в одном из домов, но дерево и кирпич не могут противостоять Силе, и я понимаю, что находится в том направлении. Сгусток Силы устремлен на Старый Город, на остров Великого Шамбайгена — сердце Анханы.
Эта Сила идет из дворца Колхари.
Этот сукин сын получает Силу. Это невозможно, но факт — он получает ее от проклятого Ма'элКота! Вот почему он воспользовался магическим покровом, чтобы незаметно убрать наших помощников, а я ничего и не почувствовала. Его Сила исходит из места, расположенного за милю отсюда, и не влияет на здешний поток Силы.
Поглощенная этими размышлениями, я до последней минуты не замечаю, что Берн протягивает руку к моему окну.
Я отшатываюсь от окна. Взрыв и ревущее пламя. Я падаю на пол и закрываю глаза одной рукой, другой нащупываю миниатюрный щит из отшлифованного кварца, хранящийся в моем нагрудном кармане. Ощутив его заряд, моя рука начинает дрожать; мысленным зрением я вижу переплетение светящихся линий на поверхности щита. Я заставляю этот образ войти в мое сознание и вижу, как линии заполняют зияющее отверстие в стене.
В него струится солнечный свет; рваные края лижет пламя; лишенный опоры потолок начинает прогибаться. На крыше напротив нашего дома десяток Котов становятся на край, поднимают арбалеты и стреляют в меня.
Стрелы со свистом летят через улицу и застывают там, где раньше была стена, подрагивая так, словно они застряли в дереве, На самом деле их удерживает только что созданный моим воображением щит. Четверо Котов соскальзывают с крыши на веревках — маневр проделан великолепно и, несомненно, позволил бы им проникнуть в отверстие, но они ударяются о мой щит и отлетают. Однако отдача столь чувствительна, что я издаю стон, — такое ощущение, будто меня ударили в живот.
В мысленном зрении щит выглядит как кусок золотистой Силы толщиной сантиметров десять, но для остальных это нечто вроде стеклянной стены, на ощупь напоминающей вулканизированную резину. Из кусочка кварца струится Сила с огромным запасом устойчивости, так что я могу удерживать щит до тех пор, пока меня не покинет мысленное зрение. Висящие на веревках Коты ударяют в щит, пытаясь пробить его. Мне больно.
Что ж, зато теперь Берн не сможет использовать огненные шары без риска поджарить своих людей. Пользуясь передышкой, я встаю на ноги, продолжая концентрироваться на образе щита.
За моей спиной видна прорезанная Ламораком арка. Находящаяся в ней Таланн опускает в такое же отверстие в полу младшую дочь Конноса. Потом Таланн поднимает кулак, сигнализируя, что все в порядке, зовет нас за собой и легко прыгает в отверстие.
Близнецы использовали вырезанные Ламораком из стены доски, чтобы крепче запереть дверь в коридор. Снизу самодельные запоры удерживает воткнутый в пол кинжал, а их верхушки упираются в дверную ручку. Это задержит Котов, однако всего на несколько секунд.
— Быстрее, ставьте, ставьте же! — кричу я.
Я хочу поскорее покинуть комнату, сигануть в отверстие и переместить щит таким образом, чтобы он протянулся от поверженной стены до прорезанной Ламораком арки. Одновременно удерживать два щита мне не под силу.
Едва близнецы успевают вбить последнюю доску, как дверь и стена взрываются, разбрасывая щепки, и отшвыривают братьев. Комната наполняется удушающим серным дымом, а в отверстие прыгают собравшиеся в коридоре Коты.
Они сразу же вступают в бой. На их куртки прикреплены полоски металла, однако это их единственная защита, если не считать акробатической ловкости и невероятной стремительности движений. Лучше всего они умеют сражаться маленькими группками в открытом поле; именно поэтому для схватки я выбрала самую тесную комнату. Однако этого недостаточно.
Из наружного коридора слышится хорошо поставленный голос Берна:
— Схватите мага! Он нужен мне живым!
Оба близнеца силятся подняться, истекая кровью. Первый из Котов наклоняется к ним и мгновенно расплачивается за это — Жак успевает достать палаш и ткнуть противника в горло. Под тяжестью Кота Жак снова падает, и вставший на одно колено Дак прикрывает его. Больше я не смотрю на них — у меня возникают собственные проблемы.
Ко мне бросается пара Котов. Я перестаю возиться со щитом — четырьмя Котами больше или меньше, какая разница? — и достаю из ножен на левом запястье громовой жезл. Коты уже совсем рядом, и я едва успеваю активировать жезл прикосновением собственной Оболочки. Наконец из него вырывается луч света и ударяет прыгнувшего Кота в колено. Тот падает на пол, но его сообщник с разгона ударяет меня и швыряет к стене.
Плоской стороной клинка Кот выбивает из моей руки металлический жезл и бьет меня рукоятью по голове. Я уворачиваюсь, череп остается цел, но из глаз сыплются искры. Кот плечом прижимает меня к стене, приставляет клинок к моему горлу и шипит:
— Ну, предательница паршивая, что теперь будешь делать?
Его самоуверенность вполне оправданна: большинство магов беспомощны в близкой схватке, а ожидать физического сопротивления от такой маленькой хрупкой женщины, как я, по меньшей мере глупо. С другой стороны, несколько лет замужества за человеком, известным как мастер ближнего боя, даром не проходят.
Я кусаю язык, и рот наполняется слюной. Я делаю глубокий вдох и плюю в глаза Коту.
Он моргает, но этого вполне достаточно. За то мгновение, что глаза остаются закрытыми, я наношу ему жестокий удар ботинком по коленной чашечке. Она резко смещается, и связки рвутся, причиняя Коту ужасную боль. Пока он решает, что предпочтительнее — закричать или ударить меня, я выворачиваюсь из-под его плеча и бросаюсь прочь. Ему меня не догнать.
Близнецы уже на ногах и сражаются спина к спине; они тяжело дышат, их раны кровоточат, но вокруг валяются пять истекающих кровью Котов. Дак и Жак выросли в школе гладиаторов, с шести лет сражались рука об руку, в ближнем бою они практически непобедимы.
Но сейчас Коты стараются отойти подальше от дыры в стене, подставив братьев под огонь арбалетчиков на другой стороне улицы, и только тут замечают, что я свободна.
Я мигом возвращаюсь в состояние мысленного зрения; Оболочки Котов начинают мерцать, и комнату заполняет Сила. Мои пальцы нащупывают в сумке вертушку размером не больше медяка, но покрытую платиной и золотом. Наложенные мною знаки светятся яркой зеленью. Этот образ заполняет мое сознание, я подношу вертушку к губам и дую.
Образ вертушки, появившийся перед моим внутренним взором, ложится на Оболочку, потом достигает разбитых осколков досок, проникает в них и заставляет их Оболочки отразить некогда протекавшую в них жизнь. Мне хватает секунды, чтобы связать образ вертушки с ослабевшими Оболочками досок и установить симпатическое единство между ними и крыльями вертушки. Доски поднимаются в воздух и, когда я вновь дую на вертушку, начинают вращаться.
Они вращаются подобно пропеллерам или циркулярным пилам. Я машу вертушкой, заставляя ее вращаться все быстрее и быстрее, и вместе с ней вращаются доски. Созданная мною связь с вертушкой обеспечит их непрерывное движение. Теперь я могу использовать собственную Оболочку, чтобы контролировать их полет.
Я посылаю вращающиеся доски в Котов. Рев вертящихся кусков дерева смешивается с криками боли и страха; самые большие куски бьют врагов с неистовой силой, и даже самые маленькие кусочки дерева ранят до крови.
— Отступайте, идиоты! Назад! — отрывисто кричит укрывшийся в коридоре Берн.
Коты бросаются к тому месту, где прежде была дверь, и я посылаю на них половину досок. Вторая половина по моему приказу начинает вращаться перед близнецами, прикрывая их, отход из-под огня арбалетчиков. На мгновение меня переполняет дикая, непреодолимая вера в нашу удачу; мы выберемся.
За ревом дерева удары арбалетных стрел почти не слышны. Всего две стрелы пролетают между вращающимися досками, но одна попадает Даку в голень. Наконечник стрелы — это около двухсот пятидесяти граммов кованой стали, и бьет он с силой кузнечного молота. У Дака подламываются ноги, и он с криком начинает падать, цепляясь за плечи брата. Жак поворачивается, чтобы взять брата на руки и понести его, но в этот миг в комнату молнией влетает Берн.
Прыгнув, он ловко катится по полу, а затем вскакивает на ноги уже с мечом в руках. Я лихорадочно меняю направление полета вертящегося дерева, но поздно… Берн поворачивается, на месте, и его меч перебивает Даку шею еще прежде, чем раненый успевает понять, что в комнате появился новый нападающий. Голова Дака падает вперед, заливая кровью лицо брата; Жак, глухо вскрикнув, пытается освободиться от тела брата и достать меч. Однако Берн ухитряется перевернуть меч и провести удар через локоть. Острие вонзается в открытый рот Дака и выходит из затылка.
За какую-то секунду Берн убивает двух лучших бойцов Империи и произносит:
— Щит. Мне.
Когда мои вертящиеся доски наконец приближаются к нему, его уже укрывает шар полуреального стекла. Дерево бессильно ударяется о него.
— Тебе придется потрудиться, — говорит Берн. Оставаясь внутри шара, он взмахивает мечом, разбрызгивающим кровь, и ухмыляется.
Вместо ответа я посылаю вращающиеся доски в коридор, к Котам, а потом разбиваю вертушку о стену. Надеюсь, после этого доски превратятся в мелкие обломки и окутают Котов облаком пыли. Те отзываются на взрыв нестройным хором вопящих голосов.
Берн смотрит на меня нахмурясь, но внезапно его лицо светлеет.
— Пэллес! — изрекает он с печальной улыбкой: узнал. — Это ты! Пэллес Рил, черт меня подери! Значит, Кейн тоже с тобой? А, да что я спрашиваю! Будь он здесь, он сидел бы у твоих ног подобно щенку.
Я пячусь через пролом в соседнюю комнату, а Берн наступает на меня.
— То есть ты одна? Это… это ты? Ты — Саймон Клоунс? Загадочный Саймон Клоунс, неуловимый шип в лапе Льва Анханы — это ты, черт тебя побери, Пэллес Рил!
Он облизывает губы.
— Я мечтал, — произносит он густым задумчивым голосом, — мечтал встретить тебя снова. У меня были планы насчет тебя, Пэллес. Кто знает, может, тебе даже понравится. Если же тебе понравится, ты, пожалуй, переживешь их.
Я молчу и медленно отступаю — чем дольше Берн будет рассусоливать, тем дальше уйдут Ламорак, Таланн и семья Конноса.
Ухмылка Берна становится шире.
— А забавно будет оставить тебя в живых. Тогда ты могла бы рассказать Кейну, что я с тобой сделаю. Я качаю головой.
— Ничего не выйдет, Берн. Мы с Кейном разошлись. Ему нет дела до того, что случится со мной. Он согласно кивает.
— Хорошо, тогда я просто доставлю себе удовольствие.
— Сперва поймай!
Я снова принимаюсь за дыхательные упражнения и вхожу в состояние мысленного зрения. Мои пальцы начинают распутывать завязки висящего на поясе мешочка.
— Уже поймал! — фыркает Берн.
Блестящий каштан в моей в руке начинает дымиться и высвобождает вихрь Силы, когда я концентрируюсь и активирую заклинание.
Увидев дым, Берн с сожалением смотрит на меня.
— Для того чтобы быть неплохим магом, большого ума не надо. Но я никогда не поверю, что ты так глупа, если надеешься причинить мне вред. Мой щит получает Силу от Ма'элКота, сука! Тебе его ничем не пробить.
Я без слов бросаю к его ногам каштан — так кидают шарики в детской игре. Не могу отказаться от позерства, это все дурное влияние Кейна, да еще высокий уровень адреналина в крови и неверие в то, что я умру на этом месте.
— До встречи, — роняю я и прыгаю в отверстие. За моей спиной каштан взрывается — сила взрыва сотрясает пол и вышвыривает Берна вместе со щитом через дыру в стене.
Комната, где произошло сражение, находится на третьем этаже — падение не убьет Берна, но, возможно, сломает ему пару костей или отключит сознание. А отверстие в полу немного замедлит продвижение Котов. По крайней мере я на это надеюсь.
Я приземляюсь в комнате этажом ниже и замираю: слышится жалобное хныканье из-под кровати. Какой-то несчастный, доселе мирно спавший, разбужен взрывами, огнем и людьми, явившимися с потолка. Я пожимаю плечами — под кроватью ничуть не менее безопасно, чем в любом уголке здания.
Мне хватает нескольких секунд, чтобы пройти еще через три дыры в стенах и присоединиться к остальным. Ламорак пробивает стену в следующую комнату с южной стороны, но работа дается нелегко — по его стянутым в хвост волосам струится пот. Прикрывающая тыл Таланн кивает мне.
— Где близнецы?
— Убиты.
Я поворачиваюсь к дыре, сквозь которую вошла, и достаю из кармана еще один кварцевый щит.
— Мертвы? — ошеломленно переспрашивает Таланн, — Оба?
Я отвечаю до тех пор, пока новый щит не закрывает пролом. Но в этот миг в самой дальней комнате из отверстия в потолке начинают сыпаться Коты, Они обнажают мечи и бросаются на нас.
— Да, — наконец отвечаю я, — они подарили нам время. Давайте не будем тратить его впустую.
Обе дочери Конноса прижимаются к матери, их всхлипывания становятся глуше. Конное подавленно качает головой.
— Я должен был сдаться, должен был выйти к ним сам. А теперь из-за меня вы все…
— Заткнись, — обрываю я его. — Мы все еще живы и надеемся вытащить вас отсюда. Всех вас. Ламорак, тебе еще долго?
Ламорак работает мечом; на его шее вздуваются жилы — почти закончена одна сторона арки.
— Тридцать секунд, — хрипло, с натугой отвечает он.
— Постарайся управиться за пятнадцать. У меня больше нет щитов, неизвестно, сколько еще я смогу удерживать Берна.
Коты бьют по моему щиту ногами и мечами. Отдача вызывает у меня головокружение. Из дальней комнаты доносится звук ломающегося дерева: Коты обнаружили входную дверь.
Таланн обнажает пару длинных ножей и с угрюмой улыбкой салютует мне.
— Кажется, они меня зовут.
— Таланн… — говорю я, но она уже исчезает в соседней комнате.
Не зря она так почитает Кейна — в бою она становится настоящим дьяволом, машиной смерти, скомплектованной из ног, кулаков и клинков. Крики страха и боли, доносящиеся из соседней комнаты, подтверждают, что Коты не были готовы к ее появлению. Я вдруг обнаруживаю, что молюсь: пусть она убьет побольше врагов до того, как они покончат с ней.
Ламорак вытягивает Косалл из стены и пинает выпиленный кусок. Тот падает и исчезает в облаке пыли, а Ламорак уже помогает семье Конноса выбраться через дыру. Потом он берет меня за руку и привлекает к себе..
— Больше ничего резать не надо. Бегите прямо по коридору и в переулок, он выходит к реке. Беги!
— Ламорак, они убьют тебя… Он пожимает плечами.
— Либо я, либо ты. Ты можешь вывести Конноса с семьей без нашей помощи, а вот я — вряд ли. — Он касается мечом кирпичной стены. — А эту дыру я смогу удерживать еще очень долгое время. Если доберетесь до кантийцев, пришлите подмогу.
Я начинаю протестовать, но в мой щит ударяет волна пламени, и в глазах у меня темнеет от боли.
Это Берн. Он идет сюда.
Колени у меня подламываются, и Ламорак выталкивает меня в дыру со словами:
— Поверь, я не хотел этого. Извини, Пэллес. Приходится мне платить…
— Платить? Ламорак…
Но он уже повернулся ко мне спиной и встал, закрывая плечами проход. Я слышу пение Косалла, пронзающего сталь и кость.
— Идите!
Коннос и его жена — оказывается, я не знаю ее имени — ждут, чтобы я повела их.
— Берите девочек на руки и бежим! — приказываю я. Они хватают на руки дочерей и следуют за мной. А я бегу через комнаты и через пустой, к счастью, холл — длинный, с множеством дверей. Окно на противоположном конце сияет в солнечном свете, как бы обещая спасение. Мы мчимся изо всех сил.
Добежав до окна, я выглядываю в переулок.
Он полон Котов.