Стругацкий Борис. Понедельник начинается в субботу (сценарий)

   - Ничего, ничего, - отвечает Выбегалло. - Это вам не Португалия. Критики не любите...
   - А ведь вы попыток, Выбегалло, - неожиданно спокойным голосом объявляет Федор Симеонович. - Вас, оказывается, гнать надо.
   - Критики, критики не любите, - отдуваясь, твердит Выбегалло. Самокритики не любите...
   - Значит, так, - вмешивается Модест Матвеевич. - Как представитель администрации и хозяйственных отделов, я в науке разбираться не обязан. Поскольку товарищ директор находится в отъезде, я могу сказать только одно: обшивка должна остаться целой, и пружины в порядке. В таком вот аксепте. Доступно, товарищи ученые?
   С этими словами, переложив папку под другую мышку, он торопливо удаляется.
   - Критики не любите! - в последний раз торжествующе восклицает Выбегалло и тоже удаляется.
   Хунта а Киврин безнадежно глядят друг на друга.
   - А что, если я превращу его в мокрицу? - кровожадно говорит Хунта.
   - Лучше уж в стул, - говорит Федор Симеонович.
   - Можно и в стул, - говорит Хунта. - Я охотно буду на нем сидеть.
   Федор Симеонович спохватывается.
   - Г-голубчик, о чем это мы с тобой говорим? Это же негуманно... Взгляд его падает на Хому. - Минуточку, дружок! Подите-ка сюда, подите!
   Хома, сдернув кепочку, неуверенно приближается, искательно улыбаясь.
   - Скажите-ка, дружок, - спрашивает Федор Симеонович. - Какие там у вас с Выбегаллой задействованы мощности?
   Хома пытается уменьшиться в размере, но Хунта ловко хватает его за ухо и распрямляет.
   - Отвечайте, Брут! - гремит он.
   - Да я-то что? - ноющим голосом говорит Хома. - Как мне приказали, так я и сделал. Мне говорят, на десять тысяч сил, я и дал десять тысяч!
   - Каких сил?! - восклицает Федор Симеонович, раздувая бороду.
   - Ма... магических, - мямлит Хома.
   - Десять тысяч магических сил?! - Ошеломленный Хунта отпускает Хому, и тот мгновенно улетучивается. - Теодор, я принимаю решительные меры.
   Он взмахивает умклайдетом, длинным и блестящим, как шпага.
   И сейчас же в отверстые ворота ангара с ревом вкатываются гигантские МАЗы, груженные мешками с песком, козлами с колючей проволокой, пирамидальными надолбами, бетонными цилиндрами дотов. Целая армия мохнатых домовых облепляет грузовики, со страшной быстротой разгружает их и начинает возводить вокруг помоста с яйцом кольцо долговременных укреплений.
   - Десять тысяч магосил! - бормочет Федор Симеонович, ошеломленно качая головой. - Однако ж, друзья мои! Это же нельзя просто так... Это ж рассчитать надо было!.. Это же в уме не сосчитаешь!..
   Оба они поворачиваются и смотрят на Сашу. У Саши несчастное лицо, но он еще ничего не понимает и пытается хорохориться.
   - А в чем, собственно, дело? - бормочет он, озираясь в поисках поддержки. - Ну, рассчитал я ему... заявка была... модель идеального человека... Почему я должен был отказывать?
   - А потому, голубчик, - внушительно говорит ему Федор Симеонович, что вы спрограммировали суперэгоцентриста. Если нам не удастся остановить его, этот ваш идеальный человек сотрет и загребет все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернет пространство и остановит время. Это же гений-потребитель, понимаете? По-тре-би-тель!
   - Выбегалло - демагог, - добавляет Хунта. - Бездарь. Сам он ничего не умеет. И выезжает он на таких безответственных дурачках, как вы и этот алкоголик - золотые руки.
   Под сводами ангара вспыхивают яркие лампы. Хома Брут с переносной кафедрой на спине поднимается на помост и устанавливает ее рядом с диваном. На кафедру взгромождается профессор Выбегалло.
   Корреспонденты бешено строчат в записных книжках, щелкают фотоаппаратами, жужжат кинокамерами. Ассистенты Выбегаллы в белых халатах устанавливают вокруг дивана мешки с хлебом и ведра с молоком. Один из них приносит магнитофон.
   Выбегалло залпом выпивает стакан воды и начинает.
   - Главное - что? Главное, чтобы человек был счастлив. А что есть человек, философски говоря? Человек, товарищи, есть хомо сапиенс, который может и хочет. Может, ета, что хочет, а хочет, соответственно, все, что может. В моих трудах так и написано. (Корреспондентам.) Вы, товарищи, все пока пишите, а потом я сам посмотрю, какие надо цитаты вставлю, кавычки, то-се... Продолжаю. Ежели он, то есть человек, мажет все, что хочет, а хочет все, что может, то он и есть, как говорится, счастлив. Так мы его и определим. Что мы здесь, товарищи, перед собою имеем?..
   Пока Выбегалло говорит, с гигантским яйцом происходят изменения. Оно покрывается трещинами, сквозь которые пробиваются струйки пара.
   - Мы имеем модель. То есть мы пока имеем яйцо, а модель у его внутре. Имеется метафизический переход от несчастья к счастью, и это нас не может не удивлять, потому что счастливыми не рождаются, а счастливыми, ета, становятся в дальнейшем. Вот сейчас оно рождается или, говоря по-научному, вылупляется...
   Яйцо разваливается. Среди обломков скорлупы на диване садится удивительно похожий на Выбегаллу человек в полосатой пижаме. Поперек груди белая надпись: "Выбегалло Второй Счастливый". Человек, ни на кого не глядя, хватает ближайшую буханку хлеба и принимается с урчанием пожирать ее.
   - Видали? Видали? - радостно кричит Выбегалло. - Оно хочет, и потому оно пока несчастно. Но оно у нас может, и через это "может" совершается диалектический скачок. Во! Во! Смотрите! Видали, как оно может? Ух ты, мой милый, ух ты, мой радостный... Во! Вот как оно может!.. Вы там, товарищи в прессе, свои фотоаппаратики отложите, а возьмите вы киноаппаратики, потому как мы здесь имеем процесс... здесь у нас все в движении! Покой у нас, как и полагается быть, относителен, движение у нас абсолютно. Но это еще не все. Потребности у нас пойдут как вширь, так, соответственно, и вглубь. Тут говорят, что товарищ профессор Выбегалло, мол, против духовного мира. Это, товарищи, клеветнический ярлык! Нам, товарищи, давно пора забыть такие манеры в научной дискуссии! Все мы знаем, что материальное идеть впереди, а духовное идеть позади, или, как говорится, голодной куме все хлеб на уме...
   Модель жрет. Мешки с хлебом пустеют один за другим. В широкую пасть опрокидывается ведро молока. Модель заметно раздуло, полосатая пижама ей уже тесна.
   - Но не будем отвлекаться от главного, от практики. Пока оно удовлетворяет свои матпотребности, переходим к следующей ступени эксперимента. Поясняю для прессы. Когда временное удовлетворение матпотребностей произошло, можно переходить к удовлетворению духпотребностей. То есть: посмотреть кино, телевизор, послушать народную музыку или попеть самому, и даже почитать какую-нибудь книгу, скажем, "Крокодил" или там газету, не говоря уже об том, чтобы решить кроссворд. Мы, товарищи, не забываем, что удовлетворение матпотребностей особенных талантов не требует, они всегда есть. А вот духовные способности надобно воспитать, и мы их сейчас у него воспитаем.
   Профессор Выбегалло дает сигнал ассистентам.
   Угрюмые ассистенты разворачивают на помосте магнитофон, радиоприемник, кинопроектор и небольшую переносную библиотеку.
   - Принудительное внушение культурных навыков! - провозглашает Выбегалло.
   Магнитофон сладко поет: "Мы с милым расставалися, клялись в любви своей..." Радиоприемник свистит и улюлюкает. Кинопроектор показывает на стене ангара мультфильм "Волк и семеро козлят".
   Два ассистента с журналами в руках становятся перед моделью и наперебой читают вслух, а Хома Брут, примостившись тут же, бьет по струнам гитары и с чувством исполняет что-то залихватское.
   Модель никак не реагирует. Проглотив последнюю буханку и опрокинув последнее ведро, она сидит на диване и шарит в неопрятной бороде. Извлекает из бороды длинную щепку, запускает ее между зубов, отрыгивает.
   Затем выплевывает щепку и оценивающим взглядом обводит толпу.
   Толпа пятится.
   Саша мужественно заслоняет собой Стеллочку.
   Пятятся чтецы с журналами, Хома Брут соскакивает с помоста и приседает на корточки.
   Шум стихает. В наступившей тишине Выбегалло заканчивает свою речь:
   - И вот он, товарищи, перед нами! Образец потребления материальных и духовных ценностей, счастливый рыцарь без страха и упрека.
   Упырь внимательно смотрит на него. Он уже огромен, пижамная пара свисает с него клочьями.
   Встретив внимательный взгляд, Выбегалло нервно поправляет галстук и произносит:
   - Собственно, я закончил. Может быть, есть какие-нибудь вопросы?
   Ему отвечает спокойный голос Хунты:
   - Спасайтесь, старый дурак.
   Но Выбегалло еще не понимает.
   - Есть предложение, - начинает он, - эту реплику из зала решительно отмести...
   Упырь не дает ему закончить. Он вытягивает неимоверно длинную руку и хватает Выбегаллу за тулуп. Выбегалло замолкает и покорно вылезает из тулупа. Упырь хозяйски встряхивает тулуп, оглядывает его и кладет рядом с собой у дивана.
   Выбегалло, ссыпавшись с помоста, ныряет в толпу. Толпа продолжает пятиться, а упырь тем временем неторопливо подтягивает к себе поближе радиоприемник, магнитофон, кинопроектор.
   - Это, значить, все будет мне, - рокочущим голосом объявляет он. Он снова оглядывает толпу. Взгляд у него нехороший, оценивающий какой-то. При этом он непрерывно облизывается.
   С головы Саши вдруг срывается финская кепочка и улетает на помост. Упырь напяливает ее себе на плешь.
   Стеллочка взвизгивает: с ее руки срываются часики. Упырь ловит их на лету.
   - Всем в укрытие! - гремит усиленный мегафоном голос Хунты.
   Все бросаются в проходы между проволочными заграждениями, а по очистившемуся пространству ангара ползут, скачут, по-лягушачьи летят птичками полушубки, манто, дубленки, часы, портсигары, кошельки, брюки, валенки, ботинки - и все на помост, все на помост.
   Упырь мечется по помосту, подхватывает, жадно оглядывает, примеряет, запихивает в мешки из-под хлеба, злобно озирается, скалит клыки и взрыкивает.
   - Мне! - хрипит он. - И ето мне! И ето! Мое!
   За валом из мешков паника. Мечутся полуодетые, возмущенные и испуганные люди.
   Толпа ограбленных терзает Выбегаллу. Особенно неистовствует Хома Брут в одной длинной рубахе до колеи. Выбегалло отдувается и кричит фальцетом:
   - Критики! Критики не любите!
   Начальник группы телевизионщиков в подтяжках и трусах надрывается в телефонную трубку:
   - Милиция! Милиция? Немедленно выезжайте! Массовое ограбление! Банда гангстеров! Главарь шайки - некий Выбегалло из НИИЧАВО!
   Тем временем упырь на помосте подтащил к себе телевизионную камеру, груду фото- и киноаппаратов и жадно озирается, ища, чем бы еще завладеть. Его со всех сторон окружает кольцо проволочных заграждений и глухой вал из мешков. Мрачно смотрят амбразуры дотов.
   - Машину! - капризно басит упырь. - Машину желаю!
   И стена из мешков напротив вдруг разваливается, в пролом задом вкатывает огромный МАЗ, подкатывает к помосту и останавливается.
   Упырь прыгает в ковш, жадно ощупывает кабину, ревет:
   - Еще!
   В пролом один за другим катят: автобус, на котором приехали корреспонденты, какой-то газик - из него на ходу выскакивает испуганный шофер, запутывается в проволоке, орет ужасным голосом; два "Москвича", "Жигули", старая "Волга", новая "Волга", "кадиллак"...
   - По-моему, пора, - говорит Федор Симеонович Хунте, который не отрываясь наблюдает за упырем в стереотрубу.
   - Начнем со снотворного, - говорит Хунта. - Давайте! - командует он кому-то через плечо.
   Из-за вала высовываются несколько сотрудников и направляют на упыря брандспойт, присоединенный к серебристой цистерне с надписью "Пиво". Пенная струя ударяет прямо в распахнутую клыкастую пасть.
   Упырь приходит в дикий восторг. Сначала он жадно глотает, посылая струю сверху солью из солонки, потом прыгает под струей, как под душам Шарко, гогоча и шлепая себя под мышками, потом принимается торопливо наполнять ведра из-под молока - терпения у него не хватает, он протягивает руку на все двадцать метров, хватает брандспойт (сотрудники - врассыпную), тянет к себе, за брандспойтом тянется кишка, а за кишкой, разворотив мешочную стену, во владения упыря втягивается цистерна.
   - Ну, с меня хватит! - объявляет Федор Симеонович.
   Он засучивает рукава и порывается в пролом, но тут на нем повисают все, кто находится поблизости. Федор Симеонович в небывалом гневе. Из глаз его скачут шаровые молнии, он кричит:
   - Дайте его мне! Сколько же можно терпеть!
   - Пускайте Голема! - громовым голосом командует Хунта.
   Слышится могучее шипение и свист.
   Все приседают и втягивают головы в плечи.
   Перемахнув через вал, на середину ангара ловко выскакивает Голем - не глиняный Голом из сказок, а современный робот из фантастических романов, весь из металла и пластика, гибкий, шестирукий, жутко светятся четыре пары глаз, из головы выдвигаются и прячутся телескопические рога антенн.
   Упырь поворачивается к противнику, садится на ближайший мешок и длиннющими руками старается прикрыть свое богатство, как хохлушка цыплят.
   - Не дам! - рычит он. - Катись отседова!
   Робот с пневматическим шипением и свистом приближается.
   Тогда упырь вскакивает, выламывает доску из помоста и кидается на врага.
   - И-и-эх-х!
   Робот легко уклоняется от молодецкого удара и средней правой наносит упырю короткий удар в лоб.
   Упырь спиной вперед, размахивая руками, летит и врезается в помост. Над валом ликование. Свист, аплодисменты.
   Упырь вскакивает, выворачивает из бетонного пола железный швеллер, летит на робота, вращаясь вокруг собственной оси, как метатель молота.
   И снова робот легко уклоняется и встречает упыря могучей оплеухой.
   Новый взрыв ликования на валу.
   Упырь лежит под грузовиком. На физиономии у него набухают два здоровенных фингала.
   Робот, деловито наматывая на четыре руки толстый трос, приближается к нему.
   На морде упыря ужас вдруг сменяется вожделением.
   - Хочу! - хрипит он. - Желаю!!
   Робот приостанавливается. Упырь выбирается из-под грузовика и, непрерывно облизываясь, бормочет:
   - Это будет мое! Это мне! Ух ты, мой милый! Ух ты, мой радостный!..
   Руки робота разом опускаются, трос падает на пол, глаза меркнут.
   - Давай, давай, - говорит ему упырь и толкает в сторону помоста. Давай, дело делай. Нечего тебе тут стоять...
   И робот покорно принимается всеми шестью своими руками укладывать и упаковывать награбленное барахло.
   Упырь радостно хохочет, разевая пасть на весь ангар.
   - Ну, все, ребята, - говорит за валом Витька Корнеев. - Теперь наша очередь.
   Саша с Эдиком Почкиным подтаскивают плетеную корзину, набитую стружками, из которых торчит горло четвертной бутылки, залитое сургучом. Торопливо горстями выбрасывают стружки.
   Корнеев легко, одной рукой извлекает бутылку, читает ярлык:
   "Джинн Злойдух ибн Джафар. Выдержка с 1015 года до нашей эры. Опасно! Не взбалтывать!"
   Виктор старательно трясет бутыль, поворачивает ее горлышком вниз и снова трясет. За стеклом возникает на мгновение, расплывается и снова исчезает жуткое искаженное рыло с кривым клыком и черной повязкой через глаз.
   Вой милицейской сирены. К воротам ангара подкатывает милицейская "Волга" со световой вертушкой на крыше, из нее высыпаются оперативные работники. Все они кидаются рассматривать в лупу и фотографировать следы на снегу, а юный сержант милиции, подтягивая на ходу перчатки, устремляется в ангар.
   Все замирает.
   Сержант проходит через пролом в стене и, звеня подковками по бетонному полу, печатая шаг, направляется к упырю.
   Упырь озадаченно смотрит на него. Потом облизывается, приседает, свесив длинные руки, и мелкими шажками движется навстречу.
   Сержант, не останавливаясь, достает свисток, и длиннейшая трель оглашает ангар.
   Робот за спиной упыря поднимает все шесть рук и опускает голову.
   Упырь распахивает гигантскую клыкастую пасть, и в этот момент...
   - Ложи-и-ись! - орет Корнеев на весь ангар.
   Падает ничком сержант.
   Падают ничком все за стеной.
   Корнеев, занося назад правую руку с бутылью, разбегается и, как гранату, швыряет бутыль прямо в разверстую пасть.
   Раздается звон битого стекла. Дикий хохочущий вой.
   В воздухе появляется давешняя клыкастая морда с повязкой через глаз, затем все заволакивается клубами огненного дыма, словно вспыхнула бочка с нефтью.
   Громовые удары, рычание, хохот... Отчаянный вопль: "Не отдам, не отдам, милиция!.."
   Дым и огонь скатываются в клубок, и клубок этот катится по ангару.
   Рушатся мешки с песком. Рвется в клочья колючая проволока. Валятся столбы генератора Ван-Граафа, летят в воздух доски постамента, огромные подбитые кожей валенки, колеса автомашин, крутится, переворачиваясь в воздухе, цистерна с надписью "Пиво"...
   Сержант милиции с трудом поднимается на ноги, заслоняясь рукой, пытается приблизиться к огненному клубку и пронзительно свистит.
   В то же мгновение клубок с грохотом и треском лопается, выбросив в разные стороны струи огня.
   Тишина. Там, где был постамент и горой высилось награбленное, ничего нет. Только неглубокая воронка, из которой под своды ангара нехотя поднимается жиденькая струйка дыма.
   Закопченный и основательно ободранный сержант приближается к воронке, заглядывает, наклоняется, поднимает огромную вставную челюсть и довольно долго рассматривает ее со всех сторон.
   По всему ангару зашевелились, поднимаясь, люди. Тоже закопченные и оборванные, словно побывали под бомбежкой.
   Сержант берет челюсть под мышку, извлекает из планшета блокнот и провозглашает:
   - Потерпевших и свидетелей прошу записываться.
   В лаборатории Витьки Корнеева ребята умываются и приводят себя в порядок. У Корнеева забинтована голова, Эдик пришивает пуговицу к куртке, Саша стоит столбом, а Стеллочка старательно чистит его щеткой. В углу, пригорюнившись, видит Хома Врут в больших, не по росту, штанах.
   - Выбегаллу-то в милицию забрали, - говорит, похохатывая, Корнеев. Массовое ограбление под видом научного эксперимента... Модест помчался выручать. Потеха!
   - Этому гаду голову оторвать мало, - плачущим голосом говорит Хома. Такую гитару мне загубил...
   - Гитара - бог с ней, - замечает Эдик. - Диван погиб.
   - Ничего, ребята! - говорит Корнеев, подмигивая. - Без гитары мы проживем, а что касается дивана - как-нибудь с диваном уладится.
   - Самим нам такой транслятор не смастерить, - говорит Эдик грустно.
   Корнеев театральным жестом распахивает дверь в соседнее помещение, и все видят на центральном стенде знаменитый диван во всей его красе, правда, слегка подзакопченный.
   Всеобщее изумление.
   - Главное что? - объявляет Корнеев. - Главное - вовремя схватить и рвануть когти.
   - Ну, братва, - восхищенно восклицает Хома, - по этому поводу надо выпить. Я сбегаю, а?
   - Сядь, Хомилло! - властно гремит Корнеев, и Хома покорно опускается на стул. - Мы здесь посоветовались с народом, и есть мнение, что пора и можно уже теперь сделать из тебя настоящего человека.
   И снова полетели дни и ночи.
   После долгих усилий из Хомы сделали настоящего человека. Вот решающая стадия эксперимента. Хома Брут, побритый и в приличном костюме, с нормальным цветом носа, поставлен перед полкой, на которой выстроены несколько бутылок с водкой. Эдик вручает ему мелкокалиберный пистолет. Корнеев настраивает сложную аппаратуру из витых стеклянных трубок.
   - Давай! - командует Эдик.
   Хома силится поднять пистолет - не может, лицо его искажается, по лбу струится холодный пот. Эдик кивает Корнееву. Тот поворачивает какой-то верньер.
   - Давай, давай, Хома! - приказывает Эдик. - Это враг! Это лично профессор Выбегалло! Гитару свою вспомни!
   Хома, закрыв глаза левой рукой, вытягивает правую с пистолетом. Корнеев наводит стеклянный агрегат прямо Хоме в затылок.
   - Глядеть! - командует Эдик.
   Хома гордо вскидывает голову и закладывает левую руку за спину. Гремят выстрелы. Бутылки одна за другой разлетаются вдребезги. Гремит туш.
   Саша и Стеллочка подносят Хоме новую гитару. На глазах у Хомы слезы, он судорожно принюхивается и вдруг чихает и мотает головой.
   Федор Симеонович проводит серию экспериментов по омоложению. К "Алдану-12" с помощью множества проводов и датчиков присоединена Наина Киевна. Она сидит в кресле, скрючившись, положив руки и подбородок на свою клюку. Саша закладывает в программное устройство пачку перфокарт, Федор Симеонович сидит перед экранами контрольной аппаратуры, на которых виднеются рентгеновские изображения черепа, грудной клетки и прочих деталей организма Наины Киевны. "Пуск!" - командует Федор Симеонович. Саша нажимает кнопку. Наина Киевна превращается в приятную женщину средних лет. Клюка в ее руках дает молодые побеги, на которых распускаются цветочки. Наина Киевна восторженно и изумленно ощупывает себя, затем встает и, игриво покачивая бедрами, приближается к Федору Симеоновичу. Тот отмахивается от нее и пятится в дверь. Наина устремляется за ним. Саша, поджав губы, рассматривает кусок ленты с длинными рядами цифр, чешет в затылке.
   Саша продолжает совершенствоваться в магическом искусстве. На столе перед ним - основательно потрепанный том "Уравнений математической магии", распухший от многочисленных закладок, счетная машина "мерседес", стопка бумаги. В руке - умклайдет, деревянный, для начинающих, похожий на жезл регулировщика. Эдик сидит перед ним с видом экзаменатора, сцепив руки на колоне, крута большими пальцами. Саша, поминутно заглядывая в учебник, производит какие-то вычисления на "мерседесе", рвет из бороды волосок и взмахивает умклайдетом. На столе перед ним появляется блюдце с грушей. Эдик, презрительно усмехаясь, берет грушу и бросает ее на пол. Груша разбивается на мелкие осколки. Саша озадаченно рассматривает умклайдет. Эдик показывает, как надо взмахивать. Саша повторяет его движение. На блюдечке появляется второе блюдечко с грушей. Саша пытается взять грушу и поднимает ее вместе с блюдечком, к которому она приросла. Саша со зверским лицом отрывает кусок груши и пробует. Морщится и выплевывает. "Ешь!" грозно приказывает Эдик. Саша ест. По лицу его текут слезы.
   А между тем Витька Корнеев разрабатывал в страшной тайне свою методику изъятия излишков времени у населения. Ночь, в окно Витькиной лаборатории вовсю светит луна. Она озаряет опутанный проводами диван, в спинку которого встроены два экрана. Над каждым экраном - циферблат, и еще один циферблат - между экранами. Витька, хмурый, обросший щетиной, заканчивает какие-то вычисления, берет листок с числами и садится перед диваном на табуретку. Включает экраны. На правом экране - прокуренная комната: Выбегалло, молодая Наина Киевна и Модест Матвеевич дуются в преферанс. На левом экране - Хома Брут, трезвый и бритый, в белом халате, собирает какой-то прибор: работа у него явно сложная, идет медленно. Стрелки на всех трех циферблатах показывают одно и то же время, секундные движутся с одной и той же скоростью. Витька набирает несколько цифр на миниатюрной клавиатуре, берется за верньер, встроенный в подлокотник дивана, и начинает медленно вращать. Раздается длинный звук тормозящей магнитофонной ленты. Картины на экранах и на циферблатах плавно меняются. Движения преферансистов становятся все более замедленными, и одновременно замедляется движение секундной стрелки на их циферблате. Хома же Брут, напротив, начинает двигаться все быстрее, и все быстрее бежит его секундная стрелка: собираемый прибор растет на глазах. Только на среднем циферблате стрелка продолжает отсчитывать истинное время. На правом экране игроки почти застыли в неподвижности, а на левом экране Хома Брут в бешеном темпе заканчивает работу, суетливо отряхивает руки и летит к двери. Витька поворачивает верньер в обратную сторону до щелчка. Все циферблаты приходят в соответствие с центральным, движения игроков становятся нормальными. Виктор выключает прибор, экраны гаснут, и в ту же минуту входит Хома. "Ну, я все закончил, - говорит он. Смотрит на ручные часы. - Обалдеть можно, за десять минут управился, а думал - до утра не кончу!" - "Я тебе всегда говорил, что водка - яд", - угрюмо говорит Витька.
   ...Саша Привалов в своей вычислительной лаборатории снимает трубку телефона и набирает номер. Лицо у него унылое. В лаборатории дым стоит коромыслом: с машины сняты все кожухи, в потрохах ее копаются люди в халатах, возглавляемые Хомой Брутом.
   - Стеллочку можно? - говорит Саша в трубку.
   На другом конце провода Федор Симеонович передает трубку Стеллочке. Стеллочка держит в одной руке реторту. Она - сотрудница отдела линейного счастья. Здесь работают на оптимизм. Лаборатория похожа на роскошный цветник. Из зарослей цветов торчат грандиозные стеклянные трубчатые установки, в которых мерцает жидкий огонь.
   - Але! - говорит Стеллочка.
   - Ну, как ты там? - со вздохом осведомляется Саша.
   - Я хорошо, - отвечает Стеллочка, косясь на Федора Симеоновича. - А ты?
   - Пошли сегодня в кино, - предлагает Саша.
   - В кино? Ты же работать грозился всю ночь.
   Саша уныло оглядывает свою разгромленную лабораторию.
   - Чинят. Долго будут чинить. Так пошли?
   - Не знаю, - нерешительно говорит Стеллочка. - У нас сегодня...
   - С-сходите, с-сходите, Стеллочка, - басит добродушно Федор Симеонович. - П-посмотрите что-нибудь т-такое... Потом р-расскажете...
   - Что у тебя сегодня? - спрашивает Саша нетерпеливо.
   - В шесть часов, - говорит Стеллочка.
   - Где? - спрашивает Саша.
   - Где обычно.
   Саша, слегка повеселев, вешает трубку. Подходит Хома с тестером.
   - Ты бы сдвинулся куда, Сашка, - говорит он. - Мешаешь...
   Саша пятится, роняет прислоненные к стене кожухи и спотыкается об инженера, сидящего на корточках.