Юрий Стукалин
БЫТЬ ЗВЕРЕМ
Глава первая
«…Также на аукционе будет выставлена часть коллекции предметов искусства древней цивилизации майя, вывезенной мистером Брэдом Честером во время его последней экспедиции в дикие джунгли Мексики…»
«Нью-Йорк Таймс», 23марта 1903 года
Январь 1530 года. Мексика. Территория современного штата Табаско
Стая спящих обезьян-ревунов встрепенулась и заметалась с ветки на ветку, рассыпаясь в кронах высоких деревьев. Легкая дымка предутреннего тумана расступилась, и на узкой тропе появилась цепочка обнаженных, бегущих легкой трусцой людей. Их бронзовые тела блестели от пота, а черные, стянутые на затылке в тугой пучок волосы вздымались и падали в такт ровному бегу. Их глаза напряженно всматривались в спутанные заросли сельвы, а пальцы крепко сжимали длинные копья и боевые палицы.Ревуны, цепляясь сильными лапами за ветви деревьев, видели сверху, как цепочка воинов проследовала дальше по тропе, а затем появились четверо крепких мужчин, несущих на плечах крытый хлопковой материей паланкин. Но и они, мягко ступая по земле, проскользнули мимо и скрылись из вида, замыкаемые отрядом из двух десятков бойцов в панцирях из стеганого хлопка, впереди которых бежал высокий молодой человек. От остальных краснокожих его отличала лишь накинутая на плечи пятнистая шкура ягуара и надетое на шею ожерелье из нефритовых бусин с выгравированными на них мистическими знаками.
Эти люди не были охотниками и не представляли опасности для стаи. Вожак опустился на разлапистую ветку сейбы, обхватил ее хвостом, закрыл глаза и тут же уснул. Стая последовала его примеру, растворяясь среди густой листвы вековых деревьев.
Но в этот день ревунам не суждено было спокойно досматривать свои обезьяньи сны. Не прошло и часа, как топот копыт вновь вырвал стаю из объятий бога сна, а страх разметал их по кронам соседних деревьев.
Вереница всадников в поблескивавших в лунном свете латах, сопровождаемая несколькими мощными псами в утыканных шипами ошейниках, пронеслась по тропе, окончательно перепугав обезьян, огласивших округу истошными воплями ужаса. Стайки потревоженных попугаев взметнулись в небо, вдали раздался рассерженный рык ягуара, и сельва ожила, наполняясь безудержными криками разбуженных животных и птиц…
Человек в шкуре ягуара взмахнул рукой, и его люди послушно остановились. Он внимательно прислушался к поднятому вдали шуму, а затем жестом подозвал к себе одного из бойцов:
– Ты, Чак-Чан[1], возьми пятерых воинов и задержи преследователей. Прощай. – Он знал, что в этом мире они больше не увидят друг друга.
– Прощай, Балум[2], сын правителя. – Не мешкая, Чак-Чан и его бойцы скрылись в зарослях, обступающих тропу, а Балум с оставшимися людьми побежал за удаляющимся паланкином.
Воины расположились в зарослях у тропы, намереваясь неожиданно атаковать врагов. Они понимали, что в любом случае не смогут сдержать натиска конных конкистадоров, но были полны решимости сделать все, что от них зависело. Каждый из них был вооружен палицей, луком со стрелами и копьем. С таким оружием против беспощадных преследователей, закованных в латы и сражавшихся стальными мечами, легко разрубавшими человека пополам, они были бессильны. Долгий бег измотал их, и они скинули панцири, которые все равно не могли защитить их от мечей и арбалетов белокожих, и сели передохнуть. Спустя некоторое время Чак-Чан приложил ухо к земле:
– Они приближаются. Я слышу топот копыт. Готовьтесь к последнему бою, друзья.
Чак-Чан взобрался на ветку дерева, нависавшую метрах в трех над тропой, а остальные пятеро затаились в зарослях. Долго ждать не пришлось. Первыми на тропу выскочили три огромных пса. Они мчались впереди всадников, разинув клыкастые пасти, с которых слетали брызги пенящейся слюны. Боевые псы, натасканные на людей. Индейцы знали, на что способны эти полудикие твари, и первые стрелы полетели в них. Три стрелы вонзились в передового пса, он завизжал, крутанулся на месте и рухнул замертво. Два других зверя кинулись в чащу. Они набросились на ближайшего индейца. Один вцепился зубами в правую руку, ломая кости бедняги в мелкие щепки. Второй вонзил огромные клыки в обнаженный живот и мотнул головой, вырывая внутренности. Секунда, и индеец был мертв.
Засада раскрылась, и более не было надобности прятаться. Два воина, выставив перед собой копья, двинулись на разъяренных псов, а остальные двое выскочили на тропу навстречу приближавшимся всадникам. Их копья взметнулись в воздух и точно достигли цели, но стальные латы хорошо защищали иноземцев. Через мгновение оба краснокожих были сбиты лошадьми наземь и растоптаны ударами копыт. В зарослях слышался утробный рык собак и вопли индейцев, и один из всадников направил туда своего скакуна. Два индейца, прижавшись спиной к стволу дерева, отчаянно отбивались копьями от метавшихся вокруг них злобных псов. Их изодранные в кровь тела жались друг к другу, и было видно, что силы вот-вот покинут их. Испанец спешился и, занеся меч, зашел сбоку. Индейцы заметили его, но, сдерживая собак, не могли ничего поделать. Меч просвистел в воздухе, отсекая обе ноги ближайшего краснокожего. Потерявшее опору тело упало в траву, и тут же в череп несчастного вонзились клыки одного из псов. Второй индеец попытался бежать, но не успел сделать и двух шагов, как другой зверь настиг его и сбил на землю. Смертоносные челюсти вырвали кусок плоти из спины распростертого воина, и тот, стиснув зубы от боли, уже был готов принять смерть, но резкий голос хозяина отозвал пса. Испанец подошел к распростертому телу и мыском сапога перевернул его на спину. Глаза индейца пылали ненавистью, губы сжались в тонкую нить. Понимая, какую ужасающую боль должен испытывать его поверженный противник, испанец плюнул краснокожему в лицо и процедил сквозь зубы:
– Вонючее животное. Если бы ты был человеком, ты бы сейчас кричал от боли.
Он вскинул свой окровавленный меч и быстрыми, резкими ударами отсек ему обе стопы.
– А теперь бегай по своим треклятым джунглям, красножопый.
Свистнув собак, испанец выбрался из зарослей, взял коня под уздцы и подошел к своим сотоварищам. Он кивнул человеку на белом коне:
– Пятеро макак убиты, капитан. Мы потеряли одного из моих псов.
– Хорошо, Гарсия. Гонцы где-то рядом, нам следует поспешить.
Всадник потянул поводья, но в этот момент из нависавших над тропой ветвей метнулось бронзовое тело. Чак-Чан вонзил обсидиановый нож в незащищенную доспехами шею врага и провернул его внутри. Капитан выронил поводья, захрипел и вместе с Чак-Чаном вывалился из седла на землю. Лошадь шарахнулась в сторону, испанцы пришли в замешательство, но собаки среагировали молниеносно.
Обойдя псов, рвущих на куски смелого воина, Гарсия подошел к капитану и присел на одно колено, осматривая его.
– Капитан мертв, – сказал он, поднимаясь. – Я, как старший по званию, теперь принимаю командование на себя.
Вскочив на коня, испанец указал рукой на ближайших солдат:
– Вы двое. Останьтесь и похороните его как доброго христианина, а потом живо нагоняйте нас.
Солдаты кивнули в ответ, но по их лицам было видно, что особого восторга от необходимости остаться здесь они не испытывали.
– Может быть, мы возьмем тело с собой и похороним потом? – робко спросил один из них.
– Нет. При такой жаре он начнет смердеть через пару часов, – резко оборвал Гарсия и пришпорил коня.
Остальные солдаты поскакали следом, оставляя двоих незадачливых товарищей у тела мертвого капитана во враждебных джунглях.
Январь 2004 года. Мексика. Канкун, штат Юкатан
Всего двенадцать часов полета с четырехчасовой задержкой в аэропорту Франкфурта-на-Майне, и мы в Мексике. Позади суровая русская зима, равнодушные, больше похожие на собачий оскал улыбки немецких стюардесс, и мы выходим под палящее солнце благословенного полуострова Юкатан. Я нервно тянусь за сигаретой, вспоминая непереносимый девиз садистов из авиакомпании «Люфтганза»: «На борту нашего самолета не курят!», и с наслаждением выдыхаю клубы едкого дыма. Мне хорошо.– Viva, Mexico! – восклицает Ник, очумело глядя на меня. – Глеб, мы же еще вчера снег месили!
– Да, родина провожала нас холодно. – Со стороны может показаться, что от сигареты меня не могут отвлечь ни пальмы, ни стройные мексиканские девушки-пограничницы, но я хорошо замечаю и тех и других.
Выкуренная мной сигарета стоила нам еще часа простоя в очереди на таможне. Разноязыкая, но более опытная публика, расталкивая друг друга локтями, бросилась вперед, дабы побыстрее оказаться на пляжах Канкуна после душного салона самолета. А мы, два обыкновенных русских парня, размеренно подошли к очереди и гордо встали в ее конце. На фоне огромных, набитых до отказа чемоданов приехавших отдыхать людей наши два маленьких рюкзачка выглядели весьма странно, что, несомненно, не могло не привлечь внимания таможенника.
– Цель приезда? – строго спросил он, окидывая нас рентгеноподобным взглядом с ног до головы.
– Отдых, – в один голос выпалили мы.
Но наш ответ, видимо, мало удовлетворил его. Таможенник что-то быстро проговорил по рации, после чего забрал наши паспорта и препроводил в просторный кабинет, где за столами копошилось человек восемь в форме. Нас усадили в углу, отделенном стеклянной перегородкой, и долго что-то обсуждали всем коллективом, периодически показывая пальцами в нашу сторону.
– Чего им надо? – буркнул Ник, пытаясь разобрать, о чем они говорят.
– Наверное, хотят нас, Никита, посадить в грязную мексиканскую тюрьму, – тяжело вздохнул я и, разглядывая свои ботинки, задумчиво добавил: – Тебе хорошо, ты еще молодой.
– И что из того? – он непонимающе взглянул на меня, явно начиная нервничать.
– Ты славно там устроишься. Тебя там будут любить и холить, а я уже стар, и потому мне предстоит вести скучную тюремную жизнь, хлебая с мужиками баланду… Кстати, краситься тебя научат.
– Да пошел ты, – отмахнулся Ник.
– Ладно, не обижайся. Выйдем лет через пять, Мексику посмотрим.
– Лучше помолчи. Накаркаешь. – Ник наконец-то улыбнулся, начав воспринимать происходящее с любопытством.
Спустя некоторое время, сняв копии с паспортов и даже не обыскав, нас отпустили. Таможенник лично препроводил нас к выходу и пожелал счастливого отдыха.
– Интересно, что их так напрягло? – спросил Ник, когда мы вышли на стоянку такси.
– А ты, Никит, нас со стороны видел? Два худых, волосатых и без чемоданов.
– Точно, – согласился он. – Наркоманы-доходяги, да и только.
Через десять минут такси несло нас в сторону Канкуна – первой цели нашего путешествия, где мы должны были пару дней отдохнуть после перелета.
Канкун поражает с первых же минут. Ни один, даже самый бывалый, бродяга-путешественник не сможет остаться равнодушным, попадая в этот рай для отдыхающих. Ни Майами, с его сонными, словно мухи в преддверии зимы, официантками, ни какие другие курорты не смогут сравниться с ним во всеобъемлющем, всеохватывающем чувстве напрасно прожитой вами серо-убогой жизни. Канкун – это не просто курорт, Канкун – это целая страна, где есть все, что возжелает душа отдыхающего.
Мимо проносились ухоженные дорожки, экзотические пальмы, десятки шикарных отелей и сотни разнообразных увеселительных заведений. Люди в купальных костюмах, шортах и солнечных очках представляли собой удивительное зрелище после двадцатиградусного московского мороза и укутанных в теплые одежды прохожих.
– Вечером пойдем экскурсией по местным кабакам, – провожая горящими глазами стайки полуголых девиц, продекламировал ближайшую программу действий Ник. – Быть в Мексике и не завести роман с мексиканкой?!
– Ну да. Увидеть Париж, и не умереть. Как можно! – усмехнулся я.
– А где у вас здесь могут хорошо провести время два настоящих мужика? – повернулся Ник к таксисту. – Ну, вы понимаете?
– Сеньор хочет чику? – Таксист улыбнулся и, сунув руку в бардачок, вытащил оттуда пару визиток.
– «Чилли-Вилли – лучшие девушки Мексики подарят вам незабываемые впечатления», – прочитал Ник.
– В Чилли-Вилли самые красивые чики! – Таксист причмокнул толстыми губами.
– Посмотрим. – Ник повертел визитки, разглядывая изображения призывно изогнутых женских тел. – Так здесь написано, что это где-то за Канкуном!
– Да, но это рядом, совсем близко. – Таксист покивал головой, как бы подтверждая собственные слова. – А в Канкуне чик нет. Нельзя.
– Думаю, что он нас грузит, – по-русски сказал мне Ник и одарил мексиканца благодарной улыбкой.
Такси подрулило к отелю «Фиеста Американа», мы расплатились и твердым шагом прошли в огромный, вылизанный до блеска холл. Спустя пять минут, когда все документы были оформлены, вышколенный бой проводил нас до номера, открыл дверь и жестом пригласил войти. Наше временное убежище отличалось лучезарной чистотой и спартанской обстановкой – две тумбочки, стол, пара стульев, маленький холодильник, телевизор и две широкие кровати. Бой прошел в центр комнаты и, услужливо указывая на кровати, спросил:
– Вам их сдвинуть?
– Нет! – выплеснули мы в один голос, заставив боя смущенно улыбнуться.
– Извините, сеньоры, – кивнул он, осознавая свою ошибку.
– Да что же это такое! – в голосе Ника звучало возмущение. – Мы в этой стране всего два часа, а нас уже успели принять сперва за наркоманов-перевозчиков, а теперь за геев.
– Извините, сеньоры. – Бой уткнул глаза в пол, понимая, что болтнул лишнего, но стойко не собирался никуда уходить.
– Чего он здесь стоит столбиком? – Ник бросил свой рюкзак на стоящую у стены кровать и вопросительно посмотрел на меня.
– Он хочет чаевых, – ответил я. – У тебя есть какая-нибудь мелочь?
Ник порылся в кармане, достал пятидолларовую банкноту и сунул ее бою.
– Это много, – попытался остановить его я.
– Пусть забирает и валит отсюда, – махнул рукой Ник.
– Спасибо, сеньоры. – Глаза назойливого боя засветились, когда он развернул банкноту. – Если вам будет что-нибудь нужно, спросите Санчо.
Когда он наконец оставил нас в покое и за ним закрылась дверь, я начал разбирать свой скудный рюкзак, а Ник взял со стола пульт и, упав на кровать, включил телевизор. Я успел умыться и развесить вещи, а он все продолжал щелкать с одного канала на другой, благо количество их оказалось несчетным. Окно в номере было огромным, почти во всю стену, и вид из него открывался чудесный – солнце, пляж, чайки, камнем падающие в теплые морские волны… «А в Москве сейчас снег и холод, б-р-р», – подумал я, и тут же за моей спиной раздались томные женские стоны.
– Ты посмотри, какие тетки! – Ник наконец-то нашел интересную телепередачу.
Я оглянулся. На экране две смуглые, грудастые мексиканки занимались любовью, громко пыхтя и всячески стараясь продемонстрировать зрителю свое натужное возбуждение. Но в окне у меня было другое кино, и я отвернулся…
Я смотрел на простиравшиеся внизу пляжи, заполненные загорающими людьми. Каждый раз, приезжая в Мексику, я на пару дней останавливался здесь, чтобы отдохнуть после долгого перелета и акклиматизироваться, прежде чем уехать вглубь страны и забраться в непролазную глушь сельвы, с ее каннибалистически настроенной мошкарой и невообразимой, по-настоящему дикой природой. Иногда мне везло, и я выходил к развалинам древних городов майя, еще не тронутым археологами, иногда мок под внезапно налетавшими ливнями, гостил в затерянных в джунглях индейских деревушках, радушно принимаемый добрыми хозяевами. По возвращении из джунглей я вновь проводил несколько дней в Канкуне, чтобы восстановить силы после изнурительного путешествия. Когда-то Канкун был таким же диким местом, как и многие другие в Мексике, – просто узкая многокилометровая коса, уходящая в океан от полуострова Юкатан. Но сегодня он превратился в сказочную страну, куда, словно страждущие паломники, ежегодно стекаются сотни тысяч людей со всего света. Множество прекрасных отелей, готовых принять их, сотни ресторанов и клубов на все вкусы, супермаркеты и мелкие лавки, где можно купить все, кроме зимней одежды, шикарные виллы богатейших людей мира… Канкун ослепляет своим великолепием, но не подавляет…
– Я хочу тетку! – не отрываясь от телевизора, надрывно вздохнул Ник, вновь отвлекая меня от нахлынувших мыслей.
– Хорошо, что не дядьку.
– Если я в ближайшее время не найду себе тетку, то могу захотеть и дядьку, – не отрывая взгляда от экрана, в отместку за мое ехидство выпалил он.
Я повернул голову и внимательно посмотрел на него:
– А давай-ка, парень, поменяем наш двухместный номер на два одноместных.
– Испугался, да? Тогда найди мне вечером тетку.
– А сам не справишься?
– Я стесняюсь.
– Может быть, за тебя…
– Нет, а вот это я сам, – резко перебил меня он, гордо расправил плечи и снова уткнулся в издающий душераздирающие стоны телевизор.
Глава вторая
«Обезображенный труп Брэда Честера, известного собирателя древностей из Нью-Йорка, был найден несколько дней назад в джунглях южной Мексики местными индейцами-лакандонами. Смерть настигла молодого археолога в окрестностях озера Мирамар, расположенного в центре так называемой Лакандонской сельвы, где он пытался отыскать подтверждение одной из древних легенд майя. Следы, обнаруженные рядом с телом мистера Честера, свидетельствуют о том, что он подвергся нападению необычайно крупного ягуара. Тело было истерзано до неузнаваемости, и только личные вещи погибшего позволили определить имя несчастного…»
«Нью-Йорк Таймс», 25 февраля 1904 года
Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас
Воины майя бежали по джунглям уже несколько суток. Иногда, не останавливая бега, они снимали с пояса небольшие сосуды из тыквы-горлянки и пили или сыпали себе в рот горстку толченого маиса из висевших за спиной кожаных мешочков. Балум понимал, что им нужен отдых, иначе вскоре они начнут умирать на ходу. Он и сам уже не чувствовал своего тела, а разум его проваливался во тьму, затмевая глаза черной пеленой беспамятства. Он знал, что должен спешить, но людям и ему самому требовался отдых.Балум резко вскинул руку и выкрикнул короткую команду.
Воины, пошатываясь, остановились, но не рисковали присесть на землю.
– Здесь мы устроим короткий привал, – проговорил он, окинув взглядом уставших воинов. – А теперь, – Балум махнул в сторону зарослей, – отдыхайте.
Не прошло и мгновения, как индейцы скрылись в сельве и тропа опустела. Углубившись в джунгли, они опустились на землю и моментально уснули. Балум сел, оперевшись на ствол дерева, и жестом подозвал к себе воина из авангарда отряда.
– Ты, Чимай[3], возьмешь своих ах-шак-к'атун[4], останешься здесь и дашь бой, а я с у-какиль-к'атун[5] продолжу путь к Кабналю, правителю царства Лакамтун[6]. Не надо ставить заслон и храбро погибать, не причинив вреда белокожим. Они сомнут вас быстрее, чем ты успеешь вздохнуть. Устройте засаду, обстреляйте их из луков и скройтесь в сельве. Они не будут долго преследовать вас, потому что их цель – мы. Когда они снова бросятся за нами, бегите следом, нападайте и вновь уходите в сельву. Вы должны стать для них роем назойливых пчел, заставляя постоянно вертеться на месте и отбиваться от болезненных укусов. Их блестящие панцири неуязвимы для наших копий и стрел, а потому старайтесь перебить лошадей. Тогда они не смогут передвигаться так быстро, и, может быть, мы уйдем от погони. Ты не в силах остановить их, а тем более победить. Я не повелеваю тебе умереть здесь. Наоборот, я повелеваю тебе оставаться в живых так долго, как ты сможешь.
Раздели свой отряд на две части. Десять человек оставь здесь, а десять расположи много дальше по тропе. Каждую десятку разбей на две части так, чтобы пятеро напали спереди, а другие пятеро атаковали сзади. Скажи воинам, чтобы атака не была одновременной. Сперва пусть обстреливают спереди, а лишь потом, когда испанцы отвлекутся на передовую группу, вторая пятерка нападет на них с тыла. Выпускайте по несколько стрел и сразу же скрывайтесь в сельве. Выждите какое-то время и следуйте за ними, но не по тропе, а вдоль нее глубоко в сельве. Следующая десятка пусть атакует их дальше по тропе таким же способом. Атакует и уходит. Не надо ввязываться в бой. Станьте духами сельвы – нападайте и растворяйтесь в зарослях.
Если все пройдет удачно, соберитесь вместе, последуйте за чужеземцами и нападайте на них с тыла или когда они устроятся на привал. Нападайте и уходите, нападайте и уходите. А теперь спи. – Балум жестом дал понять, что закончил говорить, вытер рукой пот со лба, сделал несколько глотков воды и закрыл глаза.
Но он не мог спать, в голове постоянно звучали слова Пачималахиша, его отца и правителя майя-чонталей[7] царства Акалан:
– Сын мой, ты моя гордость и опора, и только тебе я могу доверить столь важную для нашего народа миссию. С тех пор как появились белокожие пришельцы, нет нам покоя. Они убивают наших людей, захватывают наши земли и хотят сделать всех нас своими рабами. Их жадность беспредельна, их жестокость бессмысленна. Наши воины прекрасные бойцы и не раз доказывали это в кровопролитных битвах, но враги слишком сильны и хитры. Их оружие превосходно, и нам нечего противопоставить им, кроме собственной храбрости. Но этого мало. В одиночку мы не сможем победить их. Я хочу, чтобы ты отправился к Кабналю, правителю царства Лакамтун. Заключи с ним военный союз, и тогда мы сможем изгнать чужеземцев с наших земель и отправить их туда, откуда они пришли – в морские волны. Я дам тебе отборных воинов, которые будут сопровождать тебя. Кабналь станет говорить с тобой, ибо ты – мой сын. Мы давние враги, но нам нужен союз с ним, потому что он силен. И сегодня ему нужен этот союз не менее, чем нам, потому что он не достаточно силен, чтобы в одиночку биться с белокожими. Чтобы Кабналь, правитель Лакамтуна, знал, что намерения наши серьезны, ты возьмешь с собой для него драгоценный дар. Ты не можешь нести с собой много даров, потому что должен спешить, пока белокожие не заподозрили неладного. Но то, что ты возьмешь с собой, возрадует народ Лакамтуна и успокоит сердце Кабналя. Ты возьмешь с собой… – Отец на мгновение замолчал. Было видно, что ему трудно говорить. – Ты возьмешь с собой самую ценную вещь для нашего рода – сакральный череп Каб-Чанте, великого правителя царства Сакци, одного из наших общих предков. Когда-то лакамтунцы и чонтали жили, как добрые соседи, и сын Каб-Чанте полюбил дочь нашего правителя, и стал мужем ее, и их сын стал повелителем чонталей. Другой сын Каб-Чанте стал мужем дочери правителя царства Лакамтун, и их сын позднее стал править лакамтунцами. И был благоденственный мир между нашими царствами. Но десять Священных Кругов[8] назад лакамтунские жрецы предали своего правителя, возведя на трон другого человека, и наш правитель пошел на них войной, дабы наказать их. Справедливость восторжествовала, неверные были убиты и изгнаны, а в Лакамтуне стал править Сицак, младший брат убитого заговорщиками внука Каб-Чанте. Но череп своего деда – Каб-Чанте, находившийся в Лакамтуне и обладающий священной силой, наш правитель увез с собой, дабы не осквернили его в случае нового предательства. Долгие годы шли споры из-за священной реликвии между двумя внуками Каб-Чанте, и споры те привели к открытой вражде, которая не затихает до сих пор. И теперь ты даруешь череп нашего общего предка правителю Лакамтуна, и он выслушает тебя.
Балум помнил, как дрожали руки отца, когда он передавал ему священный череп Каб-Чанте, украшенный искусной резьбой и драгоценными камнями…
Он проснулся от прикосновения руки. Чимай склонился над ним, осторожно убирая руку с его плеча:
– Господин, вам надо продолжать путь.
Балум встал и приказал разбудить остальных. Чимай уже объяснил задачу своим воинам ах-шак-к’атун, и они стояли в стороне. У-какиль-к'атун, облаченные в «куйубы» – панцири из стеганого хлопка – медленно поднимались с земли, борясь с остатками сна. Но они были лучшими, отборными бойцами правителя, а потому быстро пришли в себя и были готовы продолжить путь. Балум сделал знак рукой, четверо носильщиков взяли на свои плечи паланкин, на котором была водружена священная реликвия, и вышли на тропу. Чимай поднял руку в прощальном жесте и скрылся в зарослях сельвы, а они – Балум, четверо носильщиков и пятнадцать воинов у-какиль-к'атун – снова продолжили бег. Пока они не могли свернуть с единственной тропы, которая вела в сторону Лакамтуна. Путь через заросшую сельву занял бы на много дней больше. Им надо было скорее добраться до местечка Каан-К'аш[9], откуда на Лакамтун шло несколько дорог, и именно там можно было оторваться от преследователей.