Стюарт Элизабет. Роза и лев

   Джоселин покорно кивнула. Ей стало стыдно, что она до сих пор ни разу не подумала об Аделизе. Сестра, наверное, мучается в догадках, что происходит с Джоселин. Как же она, бедняжка, трепещет в страхе!
   — Мы вернемся к нашим делам завтра или, может быть, через день. На сегодня у меня по горло других забот. Как вы верно заметили еще утром, у нас не заготовлено мясо на зиму. Причиной тому — недостаток извилин в мозгу покойного вашего бейлифа, но и то, конечно, что я задержал ваш обоз с солью. А ведь крепость без мяса в погребах — это уже не крепость, и долго ей не продержаться.
   Роберт де Ленгли углубился в изучение пергамента, как бы давая ей понять, что больше не нуждается в ее присутствии.
   Когда она подошла к двери, он небрежно бросил ей вслед:
   — На рассвете я отправил часть моих людей и некоторых ваших слуг и свинопасов прочесать ближние леса у Белавура и поискать там свинок и боровов. К вечеру первая партия должна вернуться с добычей. Завтра мы закатим пир, и все наедятся до отвала.
   Воображение тут же подсказало Джоселин неминуемый ход событий. Когда люди сэра Роджера Честера и Монтегью вернутся, то в лесу начнется побоище — жестокое и бессмысленное, ибо взять обратно замок они сразу же не смогут, тем более пока там в заложницах содержатся они с Аделизой. Гнев Монтегью падет на тех, кого он найдет вне крепостных стен. Будут истреблены смерды и юные мальчишки-свинопасы. А попутно и безвинные дети и женщины в деревенских хижинах. Так бывало каждый раз, когда сеньоры затевали между собой драку.
   Джоселин замешкалась у двери. Она не могла так просто молча уйти, не попытавшись хоть что-то исправить.
   — Сэр! Вы должны немедленно отозвать своих воинов и наших слуг!
   Он посмотрел на нее с таким изумлением, будто у нее внезапно выросли две головы. Как посмела приказывать ему эта девица!
   — Я уже намекала вам… — Она провела языком по пересохшим губам. — Скоро сюда прибудут рыцари Честера, а вероятно, и Монтегью. Я сомневаюсь, что вы одолеете эту армию так же легко, как тех людей, которых вы победили здесь прошлой ночью.
   Он слегка растерялся.
   — Зачем вы раскрываете мне военные тайны вашего отца и его сообщников? Вы — леди Джоселин Монтегью?
   — Я знаю, в какую ярость впадают мужчины, когда сражаются, как они убивают всех подряд, не разбираясь, кто встает у них на пути. Вы послали в лес детей! Их убьют, сэр! Когда пыль рассеется и побоище завершится, вы по-прежнему будете удерживать Белавур, а солдаты моего отца останутся за воротами крепости. И никто — ни вы, ни мой отец — не задумается о бессмысленности того, что вы сделали, что оставите тела погибших смердов и юнцов на съедение волкам и воронам. Ведь вам обоим нет никакого дела до них.
   Его плотно сжатый рот пугал ее своим безмолвием. На лице Роберта де Ленгли не дрогнул ни один мускул. Ни гнева, ни понимания того, что она сказала, не читалось в его холодном взгляде. К ее ужасу, ей даже показалось, что он снова готов расхохотаться.
   — Признайтесь мне искренне, мадам. Вы когда-нибудь пробовали говорить со своим отцом в таком тоне, как сейчас со мной?
   — Иногда, — заявила она.
   — А я еще, несчастный, терпящий столько невзгод за морем, завидовал Монтегью, что он здесь нежится в кругу любящих дочерей, что его бытие в Белавуре — сущий рай. Оказывается, что это далеко не так. Иметь такую суровую дочь, с таким злым языком — поистине сущее наказание.
   Джоселин встретила его насмешку с ледяным презрением.
   — Можете издеваться надо мной, если вам так угодно, сэр, но все же прикажите вернуть людей из леса немедленно. Вам достаточно произнести только слово, и вы их спасете. Поверьте, что союзник моего отца хоть и не такой легендарный полководец, как вы, но воин умелый и, главное, быстрый. Уверяю вас.
   — И конечно, не разбирает правых и виноватых… — иронически вставил он. — И охоч до пролития крови… Я ведь правильно вас понял? Что ж, придется, надеюсь, мне своим мечом отомстить за безвинные жертвы.
   Джоселин похолодела. Раз Роберт де Ленгли шутит и насмешливо встретил ее предупреждение, значит, у него нет повода для тревоги. С дрожью в голосе она спросила:
   — Я догадываюсь, что вы… вы уверены, что они не придут в ближайшее время… Значит, посланец моего отца вами перехвачен? Это так?
   — Когда вы узнаете меня, мадам, то убедитесь, что я ничего не упускаю из виду и не оставляю врагам ни малейшей лазейки. Однако я благодарен вам за ваше предупреждение и… за добрые намерения.
   Он шагнул к ней, и от того, что был так близко, Джоселин пришлось задрать подбородок, чтобы заглянуть ему в лицо.
   — Я сделала это не ради вас. И вы, и мой отец можете оба отправиться хоть в пекло, к дьяволу — вашему хозяину — вместе или по отдельности. Мне все равно. Но зачем погибать тем, кто живет и работает на этой земле?
   Де Ленгли сжал в пальцах прядь ее волос и потянул на себя. Его рука тяжело опустилась на ее плечо.
   — Как могло так получиться, что кто-то, носящий фамилию Монтегью, способен думать о каких-то смердах?
   Джоселин словно околдовала близость этого человека. В нем было так сильно мужское начало. Суровость, хмурый взгляд отца, его грубые выходки не шли ни в какое сравнение с властной мужественностью сэра Роберта де Ленгли. Она отпрянула от него, но тут же была наказана болью за свою жалкую попытку сопротивляться. Он крепко держал ее за волосы и, казалось, не был намерен их отпустить. Она вся трепетала, но попробовала как-то отстоять свое достоинство.
   — Вопреки вашему убеждению, милорд, характер не дается человеку вместе с именем. В одной и той же семье рождаются личности самые разные. Я являюсь тому примером. Как я уже вам говорила, меня огорчает смерть любого Божьего создания.
   — Чья-то смерть в большей степени, а чья-то в меньшей, не так ли?
   Роберт произнес это беззлобно, но сигнал тревоги в ее мозгу звучал все громче. Этот человек опасен, непредсказуем. Он, как вулкан, был готов проснуться и извергнуть огненную лаву. Она могла сколько угодно убеждать себя, что не боится его, но, когда он был так близко к ней, когда так смотрел на нее, вся ее храбрость улетучивалась.
   — Хочу заранее принести вам свои извинения, мадам. К сожалению, прежде чем закончится вся эта заварушка, — причем, я уверен, в мою пользу, — мне придется принести вам еще немало огорчений.
   Джоселин все труднее становилось выдерживать взгляд этих устремленных на нее глаз. Внезапно Роберт отпустил ее волосы и отшатнулся от девушки, как будто она была прокаженной.
   — Джерард! — позвал он стражника и распахнул дверь настежь. — Вам лучше поскорее уйти, мадам, — добавил он уже вполголоса.
   Со вздохом облегчения Джоселин выскользнула в коридор, где стоял на страже молодой воин.
   — Джерард! Проводи леди в ее покои. Проследи, чтобы кушанья и лучшее вино были доставлены нашим дамам, ведь они дочери самого сэра Монтегью. Боюсь, что они принимают нас за варваров. Надо убедить их, что они ошибаются. — Он отвесил Джоселин низкий поклон. — Надеюсь, к следующей нашей встрече вы измените свое мнение о нас, мадам.
   Когда Джоселин уже ступила на лестницу, что-то заставило ее украдкой оглянуться. Да, он был страшный человек, но в то же время и необычный. Какое-то предчувствие неожиданного поворота в ее судьбе вдруг заставило ее вздрогнуть.
   Роберт перехватил ее взгляд. Никогда не встречались ему глаза такого цвета. Он даже до сих пор не разобрался, каковы они на самом деле. Сначала он посчитал, что они зеленые, когда она широко открыла их в затененной спальне на рассвете и уставилась на него с испуганным изумлением, потом они засветились и стали золотисто-желтыми в лучах осеннего солнца, в те минуты, когда они вместе проходили по двору замка.
   И вот теперь он опять гадал, что произошло с ними. Почему сейчас ее глаза карие, коричневые, с проблесками зелени, как трава на лугах после первых морозов? Почему они все время меняют свет? Может быть, они отражают не только краски внешнего мира, но и настроение девушки, малейшие движения ее души? А как-то раз они показались ему совершенно прозрачными, словно талая весенняя вода, текущая по светлым гладким камням.
   Проклятие! Как мог он потерять власть над собою, дергать ее за волосы и уставиться как безумец в ее глаза? Он настолько забылся, что почти был готов овладеть ею силой.
   Роберт де Ленгли отвернулся и скрылся за дверью конторы бейлифа в надежде убрать из памяти образ девушки из ненавистной ему семьи Монтегью. Но как забыть ее взгляд и странную энергию, исходящую от прядей ее волос, когда он сжимал эти волосы в своих пальцах?
   Ее волосы, как и глаза, таили в себе завораживающий обман. Они не были черными, как показалось ему ночью при их первой встрече, а скорее темно-каштановыми, густого сочного оттенка. Лишь только солнце озарило их своим сиянием, как чернота пропала, а вот только сейчас опять что-то новое появилось в их окраске, мелькнул какой-то рыжеватый отблеск, когда она слегка повернула голову.
   Наваждение! Обман зрения! Ложь во всем ее облике, как в облике всех дочерей Евы. Он даже зарычал на самого себя, чтобы отогнать застилающее взор видение и вернуть мысли к предстоящим делам. Но забота, которая его сейчас занимала, не имела ничего общего с доставкой продовольствия в Белавур.
   Уже давно Роберт перестал верить женщинам, и причиной тому была Маргарита — злодейка, ведьма, истинное порождение дьявола. И хотя в юности он еще допускал мысль о том, что женщина хотя бы предназначена доставлять удовольствие телу мужчины, теперь он уже и в этом стал сомневаться. Вредными, опасными, хоть и по неисповедимой Воле Господней, необходимыми игрушками — вот чем являлись, по его мнению, женщины, все без исключения.
   Он хотел женщину и не мог сейчас подавить в себе это желание, хотя раньше ему это удавалось легко. Прежде он умел управлять своей страстной натурой. Да и не до утех ему было, не до забав с женщинами. Он предпринимал вылазки и засады, убегал от погони, скрывался в подземельях и лесах, но теперь долгие месяцы воздержания и вынужденной монашеской жизни давали о себе знать. Видения женской плоти стали преследовать его. Бессмысленно притворяться перед самим собой. Есть только один способ избавиться от искушения — это поддаться ему.
   Роберт издал то ли приглушенный стон, то ли сдавленный смешок и… сдался. Незачем себя больше мучить. Целомудренный порядок, установленный им после штурма в Белавуре, все равно нарушался. Множество женщин готовы были предоставить услуги солдатам его войска. Уже в первые часы после сражения бесчисленные парочки разбрелись по каморкам, сеновалам или просто по темным углам замка. Почему бы и ему не подобрать себе подходящую «игрушку», облегчить тело, а заодно и очистить разум? А потом вернуться к работе. Неважно, с какой женщиной он позабавится, лишь бы она была молодой, не грязнулей и не ожидала от него ничего большего, как серебряного пенни в уплату за труды.
   А если она будет стройна, худощава и темные волосы ее будут согревать его ладонь, как теплый на ощупь шелк? Если она распахнет пушистые ресницы и искоса поглядит на него глазами — зелеными, карими, золотистыми, черт знает какими еще — словно весь рай небесный и ад подземный спрятаны в их глубине? Что тогда? Для этой женщины не пришло еще время.
   С усмешкой на губах Роберт распахнул дверь и целеустремленно зашагал по коридору к лестнице. Интересно, как повела бы себя женщина из рода Монтегью, если бы он сейчас появился в ее спальне и напрямую заявил, что ему не нужно ее деловое партнерство, зато надобно ее тело. Но то, что он успел узнать из их короткого общения о ее характере, делало эту цель, хотя бы в ближайшее время, недостижимой.

6

   Вместе с ранними осенними сумерками комнату заполнил пронизывающий холод. Джоселин хмуро ворошила кочергой еле теплящиеся угли в камине. Вечер выдался до невероятности тягостным. Она немного поспала, а после каждый проходящий в бессмысленном прозябании час казался ей бесконечным.
   Она принялась было за штопку белья, но на поверку оказалось, что штопать почти нечего, тем более что Хейвиз нуждалась в каком-нибудь занятии гораздо больше, чем она. Джоселин передала всю работу ей и теперь наблюдала, как молоденькая служанка старательно орудует иглой.
   Аделиза с полчаса назад зажгла свечи и, очевидно, чтобы изгнать из памяти ужасы прошлой ночи, усердно занялась вышиванием. Но при малейшем шуме за дверью она вскакивала с места, словно испуганный олененок.
   Нервно кусая губы, Джоселин прошлась по комнате. Бог, в своей великой «доброте», обрек ее на заключение в тесном пространстве с этими двумя беспомощными женщинами. Как ни любила она сестру, как ни старалась ее ободрить и уверить в счастливом будущем, но проведенные вместе вечерние часы истощили ее нервы до предела.
   Она уже чувствовала себя виноватой перед Робертом де Ленгли, что затеяла с ним неприятный для него разговор и нарушила их так хорошо складывающееся сотрудничество. Своим язвительным высказыванием она задела его мужское самолюбие в самый неподходящий момент.
   Но сезон забоя скота — это решающий период в жизни любого хозяйства, от которого зависит, как это хозяйство перезимует, сколько людей выживет, а сколько отдаст Богу душу.
   Особенно важно было для самого де Ленгли и его людей не упустить время, потому что, если хлеб, овощи и фасоль составляли обычный рацион постоянных обитателей замка и окрестных деревень, то для поддержания боевого духа солдат требовалось мясо, причем в большом количестве. Для крепости, выдерживающей длительную осаду, еда, а в особенности мясо — это залог победы. Нехватка пищи означала поражение.
   Она представила себе всю эту людскую массу — мужчин, женщин, детей — всех, кто надеется на защиту и приют за крепкими стенами Белавура. Нет сомнения, что многие из них так или иначе погибнут — одни от меча, другие от голода, — прежде чем схватка двух несгибаемых характеров — ее отца и Роберта де Ленгли не завершится, пока воля одного не одолеет волю другого.
   — Джоселин! Скажи, как нам поступить?
   Джоселин с удивлением взглянула на Аделизу, и тут только до ее сознания дошло, что кто-то вежливо, но настойчиво стучится в дверь.
   — Как нам поступить? Конечно, отодвинуть засов. Или ты хочешь, чтобы нашу дверь опять разнесли в щепки?
   Аделиза была не в силах шевельнуться, тогда Джоселин сама, без колебаний распахнула дверь настежь. Мужчину, стоявшего у порога, она видела впервые.
   — Миледи, — обратился он к ней. — Я сэр Джеффри Талмонт. Милорд де Ленгли поручил мне передать его нижайшую просьбу спуститься вниз. Ваше присутствие необходимо, чтобы получить ответы на некоторые вопросы.
   Она вспомнила, насколько властен и бесцеремонен был с ней Нормандский Лев.
   — Я думаю, вы лукавите, сэр. Сомневаюсь, что ваш господин когда-либо просил нижайше кого-то и о чем-то. И уж, конечно, не обратился бы ко мне с нижайшей просьбой разделить его общество.
   Сэр Джеффри немного растерялся.
   — Скажем тогда так… Он желает говорить с вами.
   Джоселин удовлетворенно кивнула.
   — Вот в это я могу поверить.
   Она собралась уже покинуть комнату, но мужчина задержал ее.
   — Вам понадобится плащ, леди. Мы отправимся на свежий воздух, а на дворе изрядно похолодало.
   — Прекрасно.
   Джоселин вернулась за плащом, но стоило ей отвернуться, как посланец, перешагнув порог, ошеломленно уставился на Аделизу. Джоселин уже привыкла, что так же вели себя все мужчины, видевшие а ее сестру впервые.
   — Я готова, сэр Джеффри.
   Молодой человек с усилием оторвался от созерцания Аделизы. Вид у него был виноватый. Аделиза же смотрела на него с ужасом, словно перед ней предстал сам черт с рогами и копытами. Справившись со смущением, сэр Джеффри обратился к Джоселин с преувеличенной вежливостью.
   — Раз уж я здесь, то хочу воспользоваться случаем и спросить — не могу ли я что-нибудь сделать для вас и для вашей сестры. Может быть, вам нужно еще дров, или одеяло потеплее, или что-нибудь из еды и питья? Скажите, и я лично прослежу, чтобы все было доставлено вам немедленно.
   Джоселин едва сдержала усмешку. Хрупкость Аделизы, ее ангельская красота и обаяние невинности возбуждали в мужчинах не только похоть, но и не менее сильное желание опекать ее.
   — Благодарю вас, сэр, но в настоящее время у нас есть все, что требуется.
   Они шли по узким, продуваемым сквозняками коридорам замка. Факелы ярко горели, метущееся пламя отбрасывало на стены, сложенные из серого камня, золотисто-желтые блики. Тени то вырастали перед идущими по проходу Джоселин и Джеффри, то пропадали. К удивлению Джоселин, кроме одного стражника им никто не повстречался по пути. Белавур казался покинутым, опустевшим.
   Быстрыми шагами они спустились по крутым ступеням винтовой лестницы, ведущей к казармам гарнизона и замковым службам. Сэр Джеффри ухватился рукой за железное кольцо и потянул на себя тяжелую дверь. Внезапный шум обрушился на Джоселин, от жуткого зловония она едва не задохнулась.
   Она окинула взглядом двор замка. В сгустившейся тьме люди толпились возле огромных костров или сновали взад-вперед, тащили из кухни к огню чаны, котлы, горшки. Людской говор заглушался истошным визгом свиней. Запахи паленой щетины и горелой плоти густо пропитали холодный ночной воздух.
   — Что ж, вижу, что они все-таки разыскали кабанов в лесу! — заметила Джоселин.
   Затем она решительно шагнула в этот хаос, так внезапно открывшийся ее взгляду.
   То, что творилось во дворе замка, любого могло привести в замешательство. Только что был заколот громадный боров. Мясник вытащил из тела длинное и острое орудие убийства, кровь хлестала из раны потоком, вся земля была залита ею.
   Джоселин подобрала юбки и приблизилась к месту заклания.
   — Гленнис! — позвала она резко и властно. — О чем ты задумалась? Ну-ка, подставь кувшин и собирай кровь, а то она у тебя пропадает впустую. Маргарет, Эйнор, Фелис! Бегом на кухню. Несите сюда ячмень и овсянку и кидайте в кипяток. Эдвайр, помогай им! И поторапливайтесь! Откуда у нас возьмется кровяная колбаса и черный пудинг, если вы будете спать на ходу?
   — Вы появились как раз вовремя, мадам.
   Джоселин обернулась. Роберт де Ленгли возник из темноты позади. Сэр Джеффри поежился и издал смешок.
   — Я всегда считал, что война — самое кровавое дело, но то, что здесь творится, честно признаюсь, не по мне.
   — Да, такое зрелище не для рыцарей, — согласился де Ленгли, затем обратился к Джоселин: — Я поручил нескольким своим парням обрубать копыта и опаливать туши. Кое-что из этой премудрости сохранилось у меня в памяти с детских лет, но я представления не имею, кого лучше поставить на ту или иную работу. Без бейлифа, который давал бы четкие задания, мы крутимся как белки в колесе, а все без толку и только теряем драгоценное время.
   Впервые она увидела этого человека несколько растерянным. Было очевидно, что его раздражает собственная беспомощность.
   — Вероятно, вы неплохо знаете здешний народ и укажете мне на того, кто смог бы руководить работами.
   — Разумеется. — Джоселин оглядела толпу, напоминающую растревоженный пчелиный рой. — Дел тут невпроворот, и плохо, что все это вы затеяли, когда уже стемнело. Но если не жалеть дров и как следует разжечь костры, то мы справимся, я уверена. Я сама прослежу за работой, я кое-что понимаю в заготовке свинины.
   В тоне де Ленгли почувствовался холодок.
   — Вам незачем заниматься этим лично, я же знаю, что все, связанное с кровью и убийством, вам не по душе.
   — Мольбы и плач голодных детей опечалят меня еще больше. Кто б ни остался в живых после того, как вы и мой отец наломаете друг другу бока, кому бы ни достались в конце концов смерды и их дети — все равно все должны быть накормлены. Не сомневаюсь, что в округе на много миль в любую сторону уже ничего не осталось хрюкающего и мычащего. Мы должны рассчитывать только на то, что вам удалось добыть сегодня. И сберечь каждый кусочек мяса и сала.
   Некоторое время де Ленгли хранил молчание. Порыв ветра взметнул темную гриву Нормандского Льва, отбросил тяжелые густые волосы за спину. Его плащ также взвился и захлопал на ветру, отбрасывая на землю громадную, уродливую тень. Предсмертные вопли закалываемых свиней, треск поленьев в огне — от всех этих звуков становилось не по себе.
   — Как вы практичны, мадам. Явно сказывается уэльская кровь.
   Джоселин откинула голову с вызовом, уязвленная не смыслом его слов, а иронией, с которой они были сказаны.
   — Уже в третий раз вы напоминаете мне о моем смешанном происхождении. Если вас так и подмывает оскорбить меня, то придумайте что-нибудь иное. Уэльская кровь, текущая в моих жилах, так часто становилась предметом острот, что их жало давно уже затупилось. Кроме того, даже в доме Монтегью, в окружении потомков нормандских завоевателей, я никогда не стыдилась того, что нахожусь в родстве с коренными жителями острова. Не сочтите меня заносчивой, сударь, но это истинная правда.
   К ее удивлению, де Ленгли нисколько не рассердился.
   — Я и не думал вас оскорбить. Наоборот, намеревался сделать вам комплимент. Как вы, может быть, заметили, я весьма скуп на них и не расточаю их попусту, общаясь с женщинами.
   Джоселин отнеслась к его словам недоверчиво. Над ней столько раз подшучивали, что она приучила себя быть всегда настороже. Но он смотрел на нее доброжелательно, и в уголке его рта засветилась чуть заметная улыбка.
   — Мадам, неужели вы согласитесь… Она не дала ему договорить.
   — Милорд, я совершенно искренне хочу остаться здесь и заняться чем-то стоящим. Я не приучена сидеть сложа руки и не желаю снова запереть себя в девичьей спальне. Там я чувствую себя узницей!
   — Иначе говоря, я вас обрадую тем, что позволю надрываться вместе с нами тут всю ночь напролет, дышать смрадом и месить ногами свиные потроха?
   Джоселин с готовностью кивнула.
   — Что ж, это замечательно, мадам, — продолжал де Ленгли. — Тогда, чтобы доставить вам удовольствие, я попрошу вас взять на себя бразды правления над всем этим великолепием.
   Джоселин опять кивнула. Внезапно она ощутила радостное волнение мысли о том, что де Ленгли понял ее. Никто из знакомых ей мужчин, включая отца, не ценил по достоинству ее способности и навыки, а этот человек все подхватывал на лету. С ним даже вступать в словесный поединок доставляло удовольствие.
   — Я согласна, милорд. Я беру все в свои руки и верну вам власть над вашим замком лишь поутру.
   — Вы не оговорились, мадам? Вы сказали над моим замком?
   От Джоселин не укрылось то, как он выделил слово «моим».
   — Разумеется, милорд. Белавур всегда был вашим. Даже когда вы пребывали в царстве мертвых. — Она вспомнила эпизод в часовне Белавура. — Вас не было в живых, а все равно вы считались хозяином.
   Сэр Джеффри рассмеялся, приняв ее слова за шутку, но де Ленгли был серьезен. В отблеске костра его золотистые глаза вдруг засверкали, как раскаленные угли.
   — Не намекаете ли вы, мадам, что пребывать героем легенды выгоднее, чем быть реальным человеком? Ведь легенда приукрашивает действительность.
   Джоселин вспомнила моменты, когда он действительно использовал в своих интересах слухи, распускаемые о нем суеверным людом.
   — Если вы узнаете меня получше, милорд, то убедитесь, что я никогда не прибегаю к намекам. Я говорю правду или молчу.
   — В таком случае мне остается только поблагодарить вас за прямоту.
   Он слегка поклонился и отошел от нее. С чувством удовлетворения от одержанной ею маленькой победы Джоселин принялась наводить порядок в окружающем ее хаосе. Мужчины потрошили опаленные на огне туши, а женщины оттаскивали на кухни печень, почки и все прочие внутренности. Затем свинина была порублена, рассортирована, приготовлена к засолке, копчению окороков и особо ценного бекона. Кишки очищались, чтобы превратиться затем в оболочку для колбас, пузыри готовили для хранения обильного количества столь необходимого лярда, копыта отскабливались, и из них вываривался желатин. Длинный жесткий волос выдергивали и собирали в пучки, им сшивали потом выдубленные шкуры. Все шло в дело.
   В этой суете Джоселин постоянно ощущала присутствие хозяина Белавура. Он то появлялся на глазах, то так же стремительно исчезал. Она видела, как он помогает нести тяжелую тушу или вместе с женщинами тащит на скрещенных жердях чан с кипятком. Один раз он ловко подхватил на руки ребенка, подошедшего слишком близко к ревущему пламени. Его люди работали вместе со смердами. Даже рыцари без ворчания занимались далеко не рыцарским делом, исполняя приказы Джоселин. Она не могла представить на их месте своего братца и кого-нибудь из его вышколенных воинов.
   Джоселин задержалась у одного из костров, протянув к огню окоченевшие пальцы. Работа шла споро, но конца ей не было видно, а по слухам утром пастухи должны пригнать еще новых свиней. Часть слуг она уже отослала в помещение для кратковременного отдыха. Еще немного, и люди будут валиться с ног от усталости. Сама она, найдя копну чистой соломы, впервые за много часов присела, позволив себе передохнуть.
   Рядом с ней, несмотря на адский шум, мирно посапывали, зарывшись в солому, несколько ребятишек. Джоселин не могла не улыбнуться, глядя на них, потом отыскала взглядом в толпе высокую фигуру владетеля Белавура. Он пребывал в непрестанном движении. Она совсем перестала бояться его. Конечно, он был не из тех, с кем можно было шутить. Темперамент его, как и воинская доблесть, вполне соответствовал образу человека из легенды. Но ей хотелось верить, что ему несвойственна беспричинная жестокость и он будет вести себя порядочно в отношении сестер Монтегью.