По требованию Джеймса таксист высадил его в Арлингтоне. Теперь, согласно правилам, которые ввел еще Уин, таксиста, во избежание ненужного риска, следовало убрать.
Но Джеймс уже играл в другую игру, правила которой устанавливал не Уин, а он сам.
От долгой ходьбы нога снова начала кровоточить. Остановиться, чтобы перевязать ее получше, Джеймс не осмелился — предместье, где жил генерал Дональд, охранялось не хуже Форт-Нокса, и привлечь к себе внимание охраны было равносильно самоубийству.
Впрочем, этим вечером не нашлось бы в мире силы, способной остановить Джеймса. Ему не помешала хитроумнейшая ультрасовременная сигнализация, установленная на всех подходах к дому генерала. Проморгали его и многочисленные охранники, лично отобранные генералом из элитных подразделений, готовящих лучших профессионалов.
Свет в генеральском кабинете горел только над письменным столом. Джеймс затаился в тени и ждал своего часа. А терпения ему было не занимать.
Между тем генерал, наполнив стакан дорогим виски, наполовину осушил его. Потом, развязав галстук, он развалился в кресле и выдвинул ящик стола. Джеймс уже решил, что пора, когда генерал заговорил:
— Я долго ломал голову, Маккинли, пытаясь определить, когда вы появитесь здесь, — сказал он, доставая пистолет.
Джеймс вынырнул из тени: больше скрываться не имело смысла.
— Мешкать не в моем стиле, — сказал он, усаживаясь в кресло напротив генерала.
— Кто-то вас ранил, сынок? — поинтересовался старик, кивая в сторону окровавленной ноги Джеймса.
— Шрапнель.
— Терпеть не могу бомбы, — сочувственно покачал головой генерал.
— Я тоже, — согласился Джеймс.
Генерал достал еще один хрустальный стакан и, почти до краев наполнив его неразбавленным виски, протянул Джеймсу. «Хрусталь уотерфордский», — машинально отметил про себя Джеймс.
— Что привело вас ко мне, мой мальчик? — осведомился генерал отеческим тоном. — Хотите прикончить старика?
— Я нашел пропавшую репродукцию и записку, спрятанную в рамке.
— Я не сомневался, что вы ее найдете, — кивнул генерал. — И что, прочитали?
— Не все. Но вполне достаточно, чтобы узнать, кто возглавляет организацию. Именно так я на вас и вышел. Должно быть, вы с Уином получали немало удовольствия от того, что так долго и ловко водили всех за нос. Вы вечно хныкали и жаловались, что ЦРУ забирает львиную долю причитающегося вам финансирования, но в то же время продолжали лично руководить всем этим спектаклем.
— Да, должен признаться, есть в этом процессе свои приятные стороны. Как и своеобразная ирония. У меня, правда, чувство юмора оставляет желать лучшего, а вот Уин хорошую шутку ценил. Жаль, что он наделал столько ошибок…
— Так, значит, вы хотите, чтобы отдел продолжал свою деятельность? — уточнил Джеймс. — С чьей помощью, интересно? Кэрью?
— Вы, должно быть, прочли его фамилию в списке? — полюбопытствовал генерал.
— Да. Кстати, он, кажется, единственный из всего списка, кто еще жив, — заметил Джеймс. Генерал улыбнулся и отпил виски.
— Не совсем так, сынок, но в общем вы недалеки от истины. А ведь я всегда считал, что у Кэрью кишка тонка. Он типичный «белый воротничок», готовый целыми днями бумажки с места на место перекладывать. И абсолютно безынициативный. Постоянно ждет указаний.
— И кто же в таком случае отдает ему указания?
— Я, — признался генерал. — И, надо сказать, я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы восстановить организацию в ее прежнем блеске. Помогать мне будет очень дельный и расторопный молодой человек. Кстати — бывшая правая рука Уина. Его фамилию вы, очевидно, не заметили в списке. Вдвоем мы быстро все наладим. Как только покончим со всем, что нам мешает.
— Что же вам мешает? — спросил Джеймс, поднося стакан к носу. Пробовать виски он не стал — лишь позволил терпкому запаху пощекотать ноздри.
— Бывшие подручные Уина. От них следует избавиться как можно быстрее: начинать новую партитуру нужно с чистого листа. И вы, должен воздать вам должное, весьма нам помогли. Стоило поручить кому-то убить вас — и вы быстренько отправляли несчастных на тот свет. Одного за другим.
— Рад, что сумел вам пригодиться, — проронил Джеймс.
— Но не во всем, мой мальчик, — констатировал генерал. — Кое в чем вы нас подвели. Я надеялся, что вы устраните Энни Сазерленд. Признаться, я недооценил вас, и вы изрядно потрепали мне нервы. Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается.
— Надо же — вояка, цитирующий Шекспира! — восхитился Джеймс. — Кто бы мог подумать! А чем вам, кстати, насолила Энни?
— Я, видите ли, аккуратист. Люблю, чтобы все было разложено по полочкам. Мы знали, что та репродукция пропала неспроста, и понимали, что Энни — ключ к разгадке ее исчезновения. Я опасался, что рано или поздно она примется складывать кусочки шарады воедино, и тогда мы окажемся в полной заднице. — Генерал шумно вздохнул. — Мы пытались обойтись без лишнего кровопролития, однако девчонка оказалась хитрее, чем мы думали. И — упрямее.
— А кто же был правой рукой Уина, генерал? — осведомился Джеймс. — Кто поможет вам возродить организацию в ее былом блеске?
— Вас интересует, кто лез из кожи последние полгода, чтобы вас ухлопать? И вы всерьез рассчитываете, сынок, что я отвечу вам на такой вопрос?
— Да.
Генерал откинулся на спинку кресла.
— А я, пожалуй, действительно отвечу. И знаете почему? Да потому, что у меня в руке пистолет. Кроме того, дом мой кишит специально подготовленными охранниками, так что, сынок, считайте себя трупом. Тем более что вас уже таковым объявили. Я сам слышал это в выпуске новостей. После взрыва уцелело, понятно, немногое, так что никто не удивится, если вас не удастся опознать. В любом случае вашей семье предоставят правительственную пенсию, а вы сгинете бесследно. Как, кстати говоря, это и должно было случиться — только намного раньше.
— У меня нет семьи.
— Жаль, — сказал генерал. — Как и у Энни Сазерленд. Она ведь тоже круглая сирота — без семьи, без близких. Некому будет унаследовать богатый дом и кучу денег…
На мгновение гнев ослепил Джеймса, но усилием воли он заставил себя успокоиться. Нельзя было поддаваться эмоциям в столь напряженной ситуации.
— Что вы несете, черт побери?!
— Возможно, сынок, она уже на том свете, — почти ласково ответил ему генерал.
— Она сейчас с Мартином, — нахмурился Джеймс. — Я сам проследил, чтобы он ее встретил. Он не позволит, чтобы с ее головы хотя бы волос упал.
— Сомневаюсь, — мрачно усмехнулся генерал. — Позволит, и еще как!
Слова эти, зловещие и недвусмысленные, повисли в воздухе, словно голова королевской кобры, готовой к смертоносному броску.
— Я вас понял, — медленно произнес Джеймс.
— Вы оказались в плену у собственных чувств, мой мальчик. Позволили им ослепить себя. В противном случае вы бы наверняка призадумались, отчего это Мартин так старается вам помочь. И зачем он отправил Энни Сазерленд именно к вам. Как бы то ни было, в конечном итоге вы проиграли. — И генерал выжидательно уставился на Джеймса.
— Возможно, — задумчиво ответил тот. — Но не исключено, что вы ошибаетесь.
Генерал даже не стал притворяться, что пытается понять смысл этих слов.
— Боюсь, что мне придется пристрелить вас, сынок, — сказал он. — Надо решить только, как объяснить вашу смерть полиции. Пожалуй, я попытаюсь выдать вас за одного из этих чокнутых красных пацифистов, которого подослали убить меня. Или скажу, что вы обычный воришка-домушник… В любом случае у меня есть священное право на неприкосновенность своего жилища. Кроме того, я, может быть, успею посоветоваться с Мартином. Покончив с девчонкой, он сразу явится сюда. А голова у него светлая.
— Что он с ней сделает? — нахмурился Джеймс. Генерал удивленно поднял брови:
— Как — что? Убьет, конечно. Собственно говоря, выбора у него нет. А потом инсценирует самоубийство. В самом деле, с работы она исчезла практически без предупреждения. Неделю где-то болталась. Вдобавок всякий подтвердит, что в последнее время она была очень подавлена. Смерть отца, размолвка с Мартином…
— Она сама с ним порвала!
— В сущности, это не имеет значения. К тому же Мартин, если вас это беспокоит, почти наверняка обойдется с ней как джентльмен. Дочь Сазерленда даже не поймет, что с ней случилось. Она и глазом моргнуть не успеет, как окажется на том свете, в вашей компании.
— Да, Энни думает, что я уже мертв… — глухо произнес Джеймс.
— И она недалека от истины.
С этими словами генерал поднял пистолет и прицелился. Со старыми привычками расставаться тяжело, и столь же тяжело расстаются с жизнью старые вояки. Однако выстрелить генерал не успел. Джеймс молниеносно выбросил вперед руку, и от удара ребром ладони по шее генерал опрокинулся навзничь вместе с креслом.
Джеймс в мгновение ока очутился рядом. Ствол его собственного пистолета с навинченным глушителем нацелился в самый центр генеральского лба. Джеймса так и подмывало всадить в него пулю. Одежда его и без того была запятнана запекшейся кровью, а ему страстно хотелось вышибить из старика мозги. Пусть напоследок посмотрит в глаза своей смерти.
Он снял пистолет с предохранителя и наклонился над генералом. Старый солдат лежал совершенно неподвижно, как бревно, и Джеймс, присмотревшись, выругался. Неужели он уже убил его? Он попытался нащупать артерию на старческой шее. Пульс бился, но едва ощутимый. Нитевидный.
И еще Джеймс заметил, что шейные позвонки перебиты. Старик уже стоял одной ногой в могиле — он был полностью парализован и лишь беспомощно взирал на своего палача, от которого зависело только, прервать его мучения или нет.
Джеймс вновь приставил дуло пистолета ко лбу генерала, дожидаясь, пока глаза старика не затуманятся от животного ужаса. Дождавшись, он улыбнулся, потом встал и медленно попятился, слегка морщась, когда наступал на раненую ногу.
— Вы уже труп, генерал, — негромко сказал он. — И вам остается лишь мечтать о том, чтобы я вас добил. Шея ваша сломана. Вы останетесь парализованным до конца своих дней, пока не сдохнете в муках, и никто на всем белом свете не сумеет вам помочь. Кормить и поить вас будут внутривенно и каждые несколько часов переворачивать, чтобы уберечь от пролежней. Но согласитесь, что вы первый подняли на меня руку, — добавил он холодно и безжалостно. — Вам не в чем меня упрекнуть.
Только глаза генерала не потеряли прежней живости. Они яростно горели на пожелтевшем лице, испепеляя Джеймса ненавидящим взглядом.
— Наверное, молите бога, чтобы я вас прикончил? — усмехнулся Джеймс. — Хотите уйти с почестями, овеянным славой? — Он засунул пистолет в карман кожаной куртки. — Боюсь, что не могу оказать вам эту услугу, генерал. Я ведь сам уже покойник.
С этими словами Джеймс покинул кабинет и тихонько прикрыл за собой дверь.
Глава 20
Но Джеймс уже играл в другую игру, правила которой устанавливал не Уин, а он сам.
От долгой ходьбы нога снова начала кровоточить. Остановиться, чтобы перевязать ее получше, Джеймс не осмелился — предместье, где жил генерал Дональд, охранялось не хуже Форт-Нокса, и привлечь к себе внимание охраны было равносильно самоубийству.
Впрочем, этим вечером не нашлось бы в мире силы, способной остановить Джеймса. Ему не помешала хитроумнейшая ультрасовременная сигнализация, установленная на всех подходах к дому генерала. Проморгали его и многочисленные охранники, лично отобранные генералом из элитных подразделений, готовящих лучших профессионалов.
Свет в генеральском кабинете горел только над письменным столом. Джеймс затаился в тени и ждал своего часа. А терпения ему было не занимать.
Между тем генерал, наполнив стакан дорогим виски, наполовину осушил его. Потом, развязав галстук, он развалился в кресле и выдвинул ящик стола. Джеймс уже решил, что пора, когда генерал заговорил:
— Я долго ломал голову, Маккинли, пытаясь определить, когда вы появитесь здесь, — сказал он, доставая пистолет.
Джеймс вынырнул из тени: больше скрываться не имело смысла.
— Мешкать не в моем стиле, — сказал он, усаживаясь в кресло напротив генерала.
— Кто-то вас ранил, сынок? — поинтересовался старик, кивая в сторону окровавленной ноги Джеймса.
— Шрапнель.
— Терпеть не могу бомбы, — сочувственно покачал головой генерал.
— Я тоже, — согласился Джеймс.
Генерал достал еще один хрустальный стакан и, почти до краев наполнив его неразбавленным виски, протянул Джеймсу. «Хрусталь уотерфордский», — машинально отметил про себя Джеймс.
— Что привело вас ко мне, мой мальчик? — осведомился генерал отеческим тоном. — Хотите прикончить старика?
— Я нашел пропавшую репродукцию и записку, спрятанную в рамке.
— Я не сомневался, что вы ее найдете, — кивнул генерал. — И что, прочитали?
— Не все. Но вполне достаточно, чтобы узнать, кто возглавляет организацию. Именно так я на вас и вышел. Должно быть, вы с Уином получали немало удовольствия от того, что так долго и ловко водили всех за нос. Вы вечно хныкали и жаловались, что ЦРУ забирает львиную долю причитающегося вам финансирования, но в то же время продолжали лично руководить всем этим спектаклем.
— Да, должен признаться, есть в этом процессе свои приятные стороны. Как и своеобразная ирония. У меня, правда, чувство юмора оставляет желать лучшего, а вот Уин хорошую шутку ценил. Жаль, что он наделал столько ошибок…
— Так, значит, вы хотите, чтобы отдел продолжал свою деятельность? — уточнил Джеймс. — С чьей помощью, интересно? Кэрью?
— Вы, должно быть, прочли его фамилию в списке? — полюбопытствовал генерал.
— Да. Кстати, он, кажется, единственный из всего списка, кто еще жив, — заметил Джеймс. Генерал улыбнулся и отпил виски.
— Не совсем так, сынок, но в общем вы недалеки от истины. А ведь я всегда считал, что у Кэрью кишка тонка. Он типичный «белый воротничок», готовый целыми днями бумажки с места на место перекладывать. И абсолютно безынициативный. Постоянно ждет указаний.
— И кто же в таком случае отдает ему указания?
— Я, — признался генерал. — И, надо сказать, я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы восстановить организацию в ее прежнем блеске. Помогать мне будет очень дельный и расторопный молодой человек. Кстати — бывшая правая рука Уина. Его фамилию вы, очевидно, не заметили в списке. Вдвоем мы быстро все наладим. Как только покончим со всем, что нам мешает.
— Что же вам мешает? — спросил Джеймс, поднося стакан к носу. Пробовать виски он не стал — лишь позволил терпкому запаху пощекотать ноздри.
— Бывшие подручные Уина. От них следует избавиться как можно быстрее: начинать новую партитуру нужно с чистого листа. И вы, должен воздать вам должное, весьма нам помогли. Стоило поручить кому-то убить вас — и вы быстренько отправляли несчастных на тот свет. Одного за другим.
— Рад, что сумел вам пригодиться, — проронил Джеймс.
— Но не во всем, мой мальчик, — констатировал генерал. — Кое в чем вы нас подвели. Я надеялся, что вы устраните Энни Сазерленд. Признаться, я недооценил вас, и вы изрядно потрепали мне нервы. Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается.
— Надо же — вояка, цитирующий Шекспира! — восхитился Джеймс. — Кто бы мог подумать! А чем вам, кстати, насолила Энни?
— Я, видите ли, аккуратист. Люблю, чтобы все было разложено по полочкам. Мы знали, что та репродукция пропала неспроста, и понимали, что Энни — ключ к разгадке ее исчезновения. Я опасался, что рано или поздно она примется складывать кусочки шарады воедино, и тогда мы окажемся в полной заднице. — Генерал шумно вздохнул. — Мы пытались обойтись без лишнего кровопролития, однако девчонка оказалась хитрее, чем мы думали. И — упрямее.
— А кто же был правой рукой Уина, генерал? — осведомился Джеймс. — Кто поможет вам возродить организацию в ее былом блеске?
— Вас интересует, кто лез из кожи последние полгода, чтобы вас ухлопать? И вы всерьез рассчитываете, сынок, что я отвечу вам на такой вопрос?
— Да.
Генерал откинулся на спинку кресла.
— А я, пожалуй, действительно отвечу. И знаете почему? Да потому, что у меня в руке пистолет. Кроме того, дом мой кишит специально подготовленными охранниками, так что, сынок, считайте себя трупом. Тем более что вас уже таковым объявили. Я сам слышал это в выпуске новостей. После взрыва уцелело, понятно, немногое, так что никто не удивится, если вас не удастся опознать. В любом случае вашей семье предоставят правительственную пенсию, а вы сгинете бесследно. Как, кстати говоря, это и должно было случиться — только намного раньше.
— У меня нет семьи.
— Жаль, — сказал генерал. — Как и у Энни Сазерленд. Она ведь тоже круглая сирота — без семьи, без близких. Некому будет унаследовать богатый дом и кучу денег…
На мгновение гнев ослепил Джеймса, но усилием воли он заставил себя успокоиться. Нельзя было поддаваться эмоциям в столь напряженной ситуации.
— Что вы несете, черт побери?!
— Возможно, сынок, она уже на том свете, — почти ласково ответил ему генерал.
— Она сейчас с Мартином, — нахмурился Джеймс. — Я сам проследил, чтобы он ее встретил. Он не позволит, чтобы с ее головы хотя бы волос упал.
— Сомневаюсь, — мрачно усмехнулся генерал. — Позволит, и еще как!
Слова эти, зловещие и недвусмысленные, повисли в воздухе, словно голова королевской кобры, готовой к смертоносному броску.
— Я вас понял, — медленно произнес Джеймс.
— Вы оказались в плену у собственных чувств, мой мальчик. Позволили им ослепить себя. В противном случае вы бы наверняка призадумались, отчего это Мартин так старается вам помочь. И зачем он отправил Энни Сазерленд именно к вам. Как бы то ни было, в конечном итоге вы проиграли. — И генерал выжидательно уставился на Джеймса.
— Возможно, — задумчиво ответил тот. — Но не исключено, что вы ошибаетесь.
Генерал даже не стал притворяться, что пытается понять смысл этих слов.
— Боюсь, что мне придется пристрелить вас, сынок, — сказал он. — Надо решить только, как объяснить вашу смерть полиции. Пожалуй, я попытаюсь выдать вас за одного из этих чокнутых красных пацифистов, которого подослали убить меня. Или скажу, что вы обычный воришка-домушник… В любом случае у меня есть священное право на неприкосновенность своего жилища. Кроме того, я, может быть, успею посоветоваться с Мартином. Покончив с девчонкой, он сразу явится сюда. А голова у него светлая.
— Что он с ней сделает? — нахмурился Джеймс. Генерал удивленно поднял брови:
— Как — что? Убьет, конечно. Собственно говоря, выбора у него нет. А потом инсценирует самоубийство. В самом деле, с работы она исчезла практически без предупреждения. Неделю где-то болталась. Вдобавок всякий подтвердит, что в последнее время она была очень подавлена. Смерть отца, размолвка с Мартином…
— Она сама с ним порвала!
— В сущности, это не имеет значения. К тому же Мартин, если вас это беспокоит, почти наверняка обойдется с ней как джентльмен. Дочь Сазерленда даже не поймет, что с ней случилось. Она и глазом моргнуть не успеет, как окажется на том свете, в вашей компании.
— Да, Энни думает, что я уже мертв… — глухо произнес Джеймс.
— И она недалека от истины.
С этими словами генерал поднял пистолет и прицелился. Со старыми привычками расставаться тяжело, и столь же тяжело расстаются с жизнью старые вояки. Однако выстрелить генерал не успел. Джеймс молниеносно выбросил вперед руку, и от удара ребром ладони по шее генерал опрокинулся навзничь вместе с креслом.
Джеймс в мгновение ока очутился рядом. Ствол его собственного пистолета с навинченным глушителем нацелился в самый центр генеральского лба. Джеймса так и подмывало всадить в него пулю. Одежда его и без того была запятнана запекшейся кровью, а ему страстно хотелось вышибить из старика мозги. Пусть напоследок посмотрит в глаза своей смерти.
Он снял пистолет с предохранителя и наклонился над генералом. Старый солдат лежал совершенно неподвижно, как бревно, и Джеймс, присмотревшись, выругался. Неужели он уже убил его? Он попытался нащупать артерию на старческой шее. Пульс бился, но едва ощутимый. Нитевидный.
И еще Джеймс заметил, что шейные позвонки перебиты. Старик уже стоял одной ногой в могиле — он был полностью парализован и лишь беспомощно взирал на своего палача, от которого зависело только, прервать его мучения или нет.
Джеймс вновь приставил дуло пистолета ко лбу генерала, дожидаясь, пока глаза старика не затуманятся от животного ужаса. Дождавшись, он улыбнулся, потом встал и медленно попятился, слегка морщась, когда наступал на раненую ногу.
— Вы уже труп, генерал, — негромко сказал он. — И вам остается лишь мечтать о том, чтобы я вас добил. Шея ваша сломана. Вы останетесь парализованным до конца своих дней, пока не сдохнете в муках, и никто на всем белом свете не сумеет вам помочь. Кормить и поить вас будут внутривенно и каждые несколько часов переворачивать, чтобы уберечь от пролежней. Но согласитесь, что вы первый подняли на меня руку, — добавил он холодно и безжалостно. — Вам не в чем меня упрекнуть.
Только глаза генерала не потеряли прежней живости. Они яростно горели на пожелтевшем лице, испепеляя Джеймса ненавидящим взглядом.
— Наверное, молите бога, чтобы я вас прикончил? — усмехнулся Джеймс. — Хотите уйти с почестями, овеянным славой? — Он засунул пистолет в карман кожаной куртки. — Боюсь, что не могу оказать вам эту услугу, генерал. Я ведь сам уже покойник.
С этими словами Джеймс покинул кабинет и тихонько прикрыл за собой дверь.
Глава 20
В доме стоял затхлый запах пустоты и заброшенности. Энни отсутствовала чуть больше недели, но ей показалось, что прошла целая вечность. Цветы, правда, еще не завяли, и даже молоко в холодильнике не прокисло…
Энни бесцельно бродила по дому словно сомнамбула, а Мартин не отходил от нее ни на шаг.
— Хочешь, приготовлю тебе чай? — предложил он. — Спиртного ты ведь, помнится, в рот не берешь.
— Я хочу бренди. — Энни словно со стороны услышала собственный охрипший голос.
— Хорошо, — ласково сказал Мартин и взял ее за руку.
Энни не противилась. Она была настолько сломлена обрушившимся на нее горем, что ей стало все безразлично. Она безропотно позволила Мартину отвести ее в отцовский кабинет — ту самую комнату, в которую старалась не заходить после смерти Уина. И она не возражала, когда Мартин усадил ее на обтянутый мягкой кожей диван, вручил ей стакан бренди, а сам устроился рядом и снова взял ее холодную, вялую руку в свою.
— Поверь, Энни, мне очень жаль, что я втянул тебя в эту историю, — пробормотал он.
— Ты так настаивал, чтобы я его разыскала… — Энни отпила глоток бренди, но даже крепкий напиток не согревал ее.
— Зря, наверное, я не соврал, — вздохнул Мартин. — Надо было сказать тебе, что не знаю, где его искать.
Энни повернула голову и пристально посмотрела на него.
— Ты, наверное, не привык врать, да? Мартин пожал плечами и сокрушенно улыбнулся:
— Увы, Энни, всем нам порой приходится лгать и изворачиваться. Такова уж человеческая натура. Даже твоему отцу, да будет земля ему пухом, случалось прибегать ко лжи.
— Я знаю, — кивнула Энни. Мартин покосился на нее: что-то в голосе Энни заставило его насторожиться.
— Так ты узнала то, что хотела, Энни? — вкрадчиво спросил он. — Тебе удалось выяснить, кто его убил?
— А сам ты ведь это знаешь, не правда ли? Мартин кивнул:
— Может быть, тебе станет легче, если я скажу, что узнал об этом лишь после твоего отъезда в Мексику? Чертовски глупо с моей стороны было не понять этого сразу! Ведь все указывало на Джеймса, но я просто не мог поверить. В противном случае…
— Что бы ты тогда сделал, Мартин? Отсоветовал мне ехать к нему?
Энни отпила еще бренди, но согреться по-прежнему не могла — ее колотила мелкая дрожь.
— Я бы убил его собственными руками! — с ожесточением воскликнул Мартин. Энни горько улыбнулась:
— Ты же сам говорил, что Джеймсу даже в подметки не годишься. Не думаю, чтобы тебе удалось усыпить его бдительность.
На мгновение в глазах Мартина промелькнуло и тут же исчезло какое-то странное выражение.
— Трудно сказать. — Он пожал плечами. — В любом случае Джеймса уже не воскресить. Пять фунтов пластиковой взрывчатки потребовалось на то, чтобы отправить его на тот свет.
— Откуда ты знаешь? — резко спросила Энни. Мартин вздрогнул от неожиданности.
— Наша служба безопасности…
— Как они могли так быстро узнать, из чего была сделана бомба? А ведь больше ты ни с кем не разговаривал. Так откуда же тебе известны такие подробности?
Мартин вздохнул и неловко поерзал на диване.
— Видишь ли, Энни, дело в том…
— Признайся, ты сам заминировал его автомобиль? — спросила Энни с обманчивым спокойствием в голосе и крепко стиснула изящный золотой медальон в виде сердечка, висевший у нее на шее.
Она сделала это машинально и тут же убрала руку, но от Мартина ее движение не укрылось. Испуганно подняв голову, она встретила его пристальный взгляд.
— Нет, Энни, в бомбах я не специалист. Хотя соответствующие распоряжения отдал я, это верно. И позволь тебя заверить: умер он мгновенно. Взрыв такой мощности хорош тем, что жертва даже не успевает понять, что с ней произошло. Джеймс ничего не почувствовал.
— Правда?
— Да, — кивнул Мартин и добавил, зловеще улыбнувшись:
— Где записка, Энни?
— А ведь он тебе доверял…
— Он не доверял ни одной живой душе. И надеялся, что я о тебе позабочусь, лишь потому, что у него не было иного выбора. Джеймс понимал, что ему крышка. Не знал только, как и когда его прикончат. Поэтому смерть свою он воспринял с благодарностью. Как избавление.
— У тебя слишком богатое воображение.
— Просто я надеялся избавить тебя от этих неприятных подробностей. И до сих пор считаю, что тебе совершенно ни к чему все знать. Да, я был правой рукой твоего отца. Делал все, от меня зависящее, чтобы претворять в жизнь его планы. Кстати, ты могла бы стать моей союзницей. Нам ведь было хорошо вместе. Я знал, как доставлять тебе удовольствие в постели, умел предвосхищать любые твои желания и капризы…
— Еще бы ты не умел, ознакомившись с записями моего психотерапевта! — хмыкнула Энни.
— Понятно, Джеймс даже это тебе рассказал, — вздохнул Мартин. — Что ж, должен признаться, я его недооценил. Скажи, Энни, ты спала с ним? Лежала под ним в темноте, кротко и терпеливо дожидаясь оргазма? Кончала с тихими, смущенными вздохами?
— Нет, — спокойно сказала Энни. Физиономия Мартина расплылась в улыбке.
— Что ж, это меня радует.
— Я делала ему минет в машине на окраине Дублина!
В следующую секунду Мартин хлестко ударил ее по щеке — и настолько поразился собственной выходке, что в полном недоумении уставился на свою правую руку, которая мелко-мелко дрожала. Энни даже не шелохнулась.
— Ты меня удивляешь, — пробормотал Мартин, немного помолчав. — Впрочем, я и сам себя удивляю. Кто бы мог подумать, что это до сих пор так много для меня значит! Причем, я даже не пойму, что меня бесит больше: то, что ты спала с ним, или то, что он заставлял тебя делать такое. Хотя… Все это уже неважно. — Мартин откинулся на спинку дивана и пристально посмотрел на Энни. — Где записка?
— А зачем она тебе?
— Я ее уничтожу. Нам предстоит начать все заново. Все бывшие сотрудники твоего отца сейчас на том свете. Включая Джеймса. Остались только мы с генералом. Мы с ним создадим новую организацию, лучше засекреченную и всемогущую. И — более привлекательную с финансовой точки зрения. В этом была ошибка твоего отца. Он не любил деньги, предпочитая играть с жизнью и смертью.
— А хоть что-нибудь он любил? Или, может быть, кого-нибудь…
Мартин пожал плечами:
— Ну, любил — это сильно сказано. Думаю, он неплохо относился ко мне. И к тебе, конечно. Он ведь хотел, чтобы мы с тобой были вместе, хотя, наверное, предпочел бы, чтобы ты всегда оставалась рядом с ним. Но уж раз ты вбила себе в голову, что должна выйти замуж, то он подобрал тебе идеальную пару. Впрочем, я никогда не был его любимчиком. По-настоящему он любил только Джеймса. Который в итоге и убил старика…
Мартин вдруг протянул к ней руку, и Энни пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не отпрянуть от его ласкового прикосновения, как от гремучей змеи. Однако Мартин гладить ее и не собирался. Он схватил медальон Энни и одним резким движением сорвал его с шеи.
Энни сразу вспомнила пристальный взгляд Мартина в тот момент, когда она машинально коснулась медальона. Однако вступать в неравную схватку было бесполезно.
— Золотишком заинтересовался, Мартин? — презрительно спросила она.
Мартин не ответил; ловко вскрыв медальон холеными пальцами, он удовлетворенно кивнул, увидев внутри аккуратно сложенную бумажку. Затем снова захлопнул маленькое золотое сердечко и с довольным видом спрятал в карман.
— Что ж, это, пожалуй, все, — спокойно произнес он. — Теперь осталось только с тобой разобраться.
Энни с немым ужасом посмотрела на человека, за которого когда-то вышла замуж и которого, как думала, всем сердцем любила. На оборотня, оказавшегося воплощением всего зла, воссозданного чудовищным гением Уина.
— А что, для тебя это так просто?
— Джеймс был не единственным человеком, способным убивать, Энни. Конечно, с ним никто не мог сравниться, но, в отличие от меня, он не получал от этого удовольствия. — Мартин погладил ее по щеке. — А вот я получаю.
Руки у него были ласковые и горячие. Энни прекрасно понимала, что не сумеет отобрать у Мартина медальон — как не сумеет и помешать ему убить ее. Она даже не была уверена, что хочет остаться в живых…
— И ты совсем не боишься, что тебя обвинят в убийстве? — обреченно спросила она. — Ведь с этим домом и так связана крайне загадочная история.
— Ты покончишь жизнь самоубийством, ангел мой. Бросишься головой вниз с той самой лестницы, под которой погиб твой отец. Думаю, проблем у нас с этим не будет: Все знают, что в последнее время ты была сама не своя. Ты даже оставила собственноручно написанную предсмертную записку.
— А это тебе как удалось?
— Я знаю кое-какие хитрости, — усмехнулся Мартин и взял ее за руку. — Пойдем, Энни. Тебе ведь не терпится побыстрее встретиться с Джеймсом, не так ли?
Энни грустно улыбнулась и начала приподниматься… Но в последнее мгновение со всего размаха ударила Мартина по переносице хрустальным стаканом.
Наверху, в ее комнате, с незапамятных времен хранился пистолет. Энни знала, как из него стрелять, и сейчас у нее руки чесались пустить его в ход. Никогда в жизни она не испытывала столь страстного и безумного желания убить человека! Она метнулась через гостиную, не обращая внимания на душераздирающий вопль Мартина, и помчалась вверх по ступенькам лестницы, с которой когда-то спускалась к Мартину в подвенечном наряде.
А бывший идеальный супруг уже со всех ног бежал за ней, перепрыгивая через несколько ступенек сразу. Было темно, хоть глаз выколи, но включать свет Энни не стала. По этой лестнице она взбежала бы и с закрытыми глазами. Почему-то ей вдруг вспомнилось, как давным-давно она в такой же кромешной темноте поднималась в свою комнату, а по пятам за ней шел Джеймс…
Мартин ухитрился схватить ее за лодыжку, но Энни так лягнула его другой ногой, что он не удержал равновесия и с диким воплем покатился вниз по ступенькам. Энни нисколько не сомневалась, что падение его не остановит, поэтому продолжала бежать, не сбавляя скорости. Вихрем ворвавшись в спальню, она подлетела к комоду, выдвинула верхний ящик…
Пистолет исчез. Пытаясь включить свет, Энни опрокинула торшер; в полной тьме она дернула ящик сильнее, и он упал на пол, перевернувшись вверх тормашками.
— Ты не эту игрушку ищешь, Энни? — осведомился Мартин.
Он стоял в проеме двери, сжимая в правой руке пистолет. Ее пистолет. Затем он включил свет, и Энни с трудом удержалась от крика, разглядев его окровавленное лицо. Которое когда-то так любила.
— Я недоволен тобой, Энни, — произнес он каким-то гипнотизирующим голосом. — Совсем недоволен.
— Не сомневаюсь, — холодно сказала Энни. — Надеюсь, тебе, по крайней мере, нелегко будет объяснить, что случилось с твоей физиономией.
— Ерунда, — ухмыльнулся Мартин. — Я ведь довольно изобретателен, Энни. Я уже придумал этому объяснение. Я просто сяду в машину и наеду на дерево. Пристегиваться ремнем, разумеется, не стану и боюсь, что на лице моем после этого останутся и другие шрамы. Но, как бы то ни было, своей цели я достигну — никому и в голову не придет изучать, чем была вызвана каждая моя царапина. Надеюсь, ты окажешь мне сопротивление, Энни? В противном случае я не получу ожидаемого удовольствия.
— Ты просто болен, Мартин. — Энни почувствовала, что силы оставляют ее, и опустилась на стул.
— О, до каких банальностей ты уже докатилась! — презрительно процедил Мартин. — На мой взгляд, я достоин уважения, Энни. Не всякий бывший муж с таким спокойствием воспримет попытку бывшей благоверной изувечить его. Но я великодушен, Энни. Я понимаю, что скорбь по Джеймсу помутила твой разум. Он был отпетым мерзавцем, однако ты ухитрилась пробудить в нем что-то человеческое. Да и он, надо сказать, вдохновил тебя на невероятные подвиги. Словом, ваши отношения заслуживают отдельной главы в учебнике психологии.
— Ты, наверное, считаешь себя хорошим психологом? — спросила Энни.
— Нет, моя милая. Я считаю себя художником-мартирологом. Маэстро смерти! Не такого уровня, как Джеймс, конечно, но теперь, когда он мертв, со мной мало кто сравнится. Король умер, да здравствует король!
Внезапно Мартин поднял руку, и Энни вздрогнула, ожидая почувствовать боль, но он лишь помог ей подняться.
— Давай покончим с этим поскорее, — промолвил Мартин. — Если только ты не передумала и не хочешь возобновить наши супружеские отношения.
Энни неожиданно расхохоталась и сама испугалась своего сатанинского смеха.
— Я скорее умру, чем соглашусь переспать с тобой!
Мартин пожал плечами:
— Что ж, Энни, пусть будет по-твоему.
Энни почувствовала себя побежденной. Защищаться ей было нечем. Она была сломлена и морально, и физически. Она позволила Мартину взять ее за руку и покорно поплелась за ним к темной лестнице.
«Теперь это уже все равно, — твердила она себе. — Я уже мертва. Я умерла в ту минуту, когда перестало биться сердце Джеймса. А то, что замыслил Мартин, — не более чем пустая формальность».
Спустившись, Мартин провел ее через кухню — ту самую кухню, в которой она когда-то тщетно пыталась запечь индейку ко Дню благодарения. Энни показалось даже, что и сейчас Джеймс смотрит на нее из темноты… Она с трудом подавила новый приступ истерического смеха.
— Что тебя так забавляет, Энни? — полюбопытствовал Мартин, когда они уже вышли во двор и направлялись к узкой лестнице, ведущей на веранду второго этажа. Свежий осенний ветер, растрепавший кроны деревьев вокруг дома, взъерошил волосы Энни, отбросил их с лица. Осень всегда была ее любимой порой.
— Я подумала, что Джеймс сейчас, может быть, наблюдает за мной. Как мой ангел-хранитель… А потом сообразила, что ангельского в нем не так уж много.
— Между прочим, — признался Мартин, — в глубине души я тебя к нему даже слегка ревную, и это меня тревожит.
Энни остановилась у подножия лестницы. В том самом месте, где нашла своего отца мертвым и окоченевшим. И ведь именно Джеймс оставил его в этой позе! Оставил, зная, что труп найдет Энни…
— Ты просто ребенок, Мартин, — сказала она. — Но ты не умеешь играть с другими детьми, потому что не привык делиться игрушками.
— Ты права, — кивнул он. — Пойдем наверх.
Они начали подниматься по узким крутым ступенькам. Верхняя площадка, обнесенная ажурной решеткой, была погружена в кромешный мрак, и на мгновение Энни представила себе Джеймса, затаившегося в углу. Так он, наверное, поджидал ее отца. И так мог бы поджидать сейчас ее.
— Интересно, каким образом Джеймс заманил папу сюда? — спросила она вдруг, сама не зная почему. Даже всерьез не рассчитывая услышать ответ.
— Уин сам так решил.
Энни остановилась и резко повернулась к нему.
— Откуда ты знаешь?
— Я ведь присутствовал при этом, моя милая. Наблюдал за ними, дабы удостовериться, что в последний момент Джеймс не спасует. Уж очень он любил старика. А я поставил на карту так много, что не мог рисковать. Слишком больших усилий стоило мне сфабриковать улики против твоего папаши.
— Так это ты его предал? Ты обрек его на смерть?
— Не совсем. Я просто упростил задачу для тех, в чьей власти было приговорить его.
— Это и есть предательство!
— Что такое предательство, Энни? — презрительно скривил губы Мартин. — Не более чем самое обычное слово. Одно из многих тысяч. Кроме того, даже ты должна согласиться, что он заслуживал смерти.
— Почему ты не сам убил его?
— Уин хотел, чтобы это сделал Джеймс. Вообще это удивительно трогательная история. И забавная — ведь ни один из них даже не подозревал, что я слежу за ними из темноты. Они насладились изысканным ужином с коньяком, а потом отправились на прогулку. И уже здесь, на верхней площадке, Уин сам попросил Джеймса сломать ему шею.
— Не надейся услышать аналогичную просьбу из уст дочери Уина! — процедила Энни.
— Я на это и не рассчитываю, Энни. Напротив, я надеюсь, что ты окажешь мне яростное сопротивление.
Еще какая-то дюжина ступенек — и они достигнут площадки верхнего этажа. Энни вперила взгляд в темноту, и ей даже показалось, что она видит высокую тень, затаившуюся в углу. Готовую нанести смертельный удар…
Энни посмотрела на Мартина. Странно, но ни ненависти, ни страха она не ощущала — даже сейчас, когда ей в ребра ткнулось дуло пистолета. Энни прекрасно понимала, что всякое сопротивление бесполезно. Что она могла сделать? Разве что попытаться увлечь его за собой. В ад…
— Я хочу кое о чем попросить тебя на прощание, — сказал Мартин. — Может, сделаешь мне тоже минет напоследок? В память о наших былых отношениях…
— Я охотнее возьму в рот скорпиона! Дуло вонзилось ей в бок сильнее.
— А ведь я могу тебя заставить, — прошипел Мартин.
— А ты не боишься?
Мартин вздохнул:
— Да, к сожалению, ты права. Мне бы не хотелось лишиться столь ценного органа. Между прочим, я тебе никогда не говорил, почему ты меня всегда так раздражала? Ты слишком часто оказывалась права!
Они уже достигли верхней площадки. Мартин даже не удосужился осмотреться по сторонам. А вот Энни пристально вгляделась в темноту — и с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть.
— Твой выход, дорогая, — усмехнулся Мартин. — Ну как, ты готова нырнуть вниз головой?
— Отойди от нее, Мартин! — внезапно раздался негромкий голос.
Джеймс выдвинулся из темноты — высоченный, окровавленный; жажда мщения горела в его глазах. Сейчас он был похож на хромоногого дьявола. У Мартина от ужаса отвалилась челюсть. На мгновение он оцепенел, и Энни хватило этого мгновения, чтобы изо всей силы толкнуть его в грудь.
Старые перила с громким треском надломились; Мартин, испустив дикий вопль, камнем полетел вниз и раскроил череп о бетонный выступ. Тело его судорожно дернулось раз-другой и затихло.
Густая и темная лужица крови в лунном свете казалась совсем черной.
Однако Энни смотрела вниз совсем недолго.
— Ты не умер, — прошептала она, подняв глаза на Джеймса.
— Как видишь, нет. Но я был близок к этому.
Джеймс приблизился к ней, и Энни с ужасом разглядела глубокие раны на его щеках, обагренные кровью джинсы. Лицо его казалось белым как полотно. Но он был жив, и он был с ней! Посреди всеобщего хаоса и торжества смерти только это имело для нее значение…
Их глаза встретились всего лишь на мгновение — неуловимо короткое и вечное мгновение. Никаких слов им не требовалось. Джеймс, даже не прикоснувшись к ней, отвернулся и медленно захромал вниз по ступенькам. На полпути он приостановился и оглянулся.
— Ты идешь? — спросил он.
— Куда?
— Не знаю. Подальше отсюда.
«И да примешь ты смерть свою в Ирландии», — вдруг промелькнуло в голове Энни. И она поняла, что готова следовать за этим человеком куда угодно. Энни не знала, что их ожидает, но ей хотелось одного: чтобы он был в мире со своей совестью.
— Да, — сказала она. — Иду.
Энни бесцельно бродила по дому словно сомнамбула, а Мартин не отходил от нее ни на шаг.
— Хочешь, приготовлю тебе чай? — предложил он. — Спиртного ты ведь, помнится, в рот не берешь.
— Я хочу бренди. — Энни словно со стороны услышала собственный охрипший голос.
— Хорошо, — ласково сказал Мартин и взял ее за руку.
Энни не противилась. Она была настолько сломлена обрушившимся на нее горем, что ей стало все безразлично. Она безропотно позволила Мартину отвести ее в отцовский кабинет — ту самую комнату, в которую старалась не заходить после смерти Уина. И она не возражала, когда Мартин усадил ее на обтянутый мягкой кожей диван, вручил ей стакан бренди, а сам устроился рядом и снова взял ее холодную, вялую руку в свою.
— Поверь, Энни, мне очень жаль, что я втянул тебя в эту историю, — пробормотал он.
— Ты так настаивал, чтобы я его разыскала… — Энни отпила глоток бренди, но даже крепкий напиток не согревал ее.
— Зря, наверное, я не соврал, — вздохнул Мартин. — Надо было сказать тебе, что не знаю, где его искать.
Энни повернула голову и пристально посмотрела на него.
— Ты, наверное, не привык врать, да? Мартин пожал плечами и сокрушенно улыбнулся:
— Увы, Энни, всем нам порой приходится лгать и изворачиваться. Такова уж человеческая натура. Даже твоему отцу, да будет земля ему пухом, случалось прибегать ко лжи.
— Я знаю, — кивнула Энни. Мартин покосился на нее: что-то в голосе Энни заставило его насторожиться.
— Так ты узнала то, что хотела, Энни? — вкрадчиво спросил он. — Тебе удалось выяснить, кто его убил?
— А сам ты ведь это знаешь, не правда ли? Мартин кивнул:
— Может быть, тебе станет легче, если я скажу, что узнал об этом лишь после твоего отъезда в Мексику? Чертовски глупо с моей стороны было не понять этого сразу! Ведь все указывало на Джеймса, но я просто не мог поверить. В противном случае…
— Что бы ты тогда сделал, Мартин? Отсоветовал мне ехать к нему?
Энни отпила еще бренди, но согреться по-прежнему не могла — ее колотила мелкая дрожь.
— Я бы убил его собственными руками! — с ожесточением воскликнул Мартин. Энни горько улыбнулась:
— Ты же сам говорил, что Джеймсу даже в подметки не годишься. Не думаю, чтобы тебе удалось усыпить его бдительность.
На мгновение в глазах Мартина промелькнуло и тут же исчезло какое-то странное выражение.
— Трудно сказать. — Он пожал плечами. — В любом случае Джеймса уже не воскресить. Пять фунтов пластиковой взрывчатки потребовалось на то, чтобы отправить его на тот свет.
— Откуда ты знаешь? — резко спросила Энни. Мартин вздрогнул от неожиданности.
— Наша служба безопасности…
— Как они могли так быстро узнать, из чего была сделана бомба? А ведь больше ты ни с кем не разговаривал. Так откуда же тебе известны такие подробности?
Мартин вздохнул и неловко поерзал на диване.
— Видишь ли, Энни, дело в том…
— Признайся, ты сам заминировал его автомобиль? — спросила Энни с обманчивым спокойствием в голосе и крепко стиснула изящный золотой медальон в виде сердечка, висевший у нее на шее.
Она сделала это машинально и тут же убрала руку, но от Мартина ее движение не укрылось. Испуганно подняв голову, она встретила его пристальный взгляд.
— Нет, Энни, в бомбах я не специалист. Хотя соответствующие распоряжения отдал я, это верно. И позволь тебя заверить: умер он мгновенно. Взрыв такой мощности хорош тем, что жертва даже не успевает понять, что с ней произошло. Джеймс ничего не почувствовал.
— Правда?
— Да, — кивнул Мартин и добавил, зловеще улыбнувшись:
— Где записка, Энни?
— А ведь он тебе доверял…
— Он не доверял ни одной живой душе. И надеялся, что я о тебе позабочусь, лишь потому, что у него не было иного выбора. Джеймс понимал, что ему крышка. Не знал только, как и когда его прикончат. Поэтому смерть свою он воспринял с благодарностью. Как избавление.
— У тебя слишком богатое воображение.
— Просто я надеялся избавить тебя от этих неприятных подробностей. И до сих пор считаю, что тебе совершенно ни к чему все знать. Да, я был правой рукой твоего отца. Делал все, от меня зависящее, чтобы претворять в жизнь его планы. Кстати, ты могла бы стать моей союзницей. Нам ведь было хорошо вместе. Я знал, как доставлять тебе удовольствие в постели, умел предвосхищать любые твои желания и капризы…
— Еще бы ты не умел, ознакомившись с записями моего психотерапевта! — хмыкнула Энни.
— Понятно, Джеймс даже это тебе рассказал, — вздохнул Мартин. — Что ж, должен признаться, я его недооценил. Скажи, Энни, ты спала с ним? Лежала под ним в темноте, кротко и терпеливо дожидаясь оргазма? Кончала с тихими, смущенными вздохами?
— Нет, — спокойно сказала Энни. Физиономия Мартина расплылась в улыбке.
— Что ж, это меня радует.
— Я делала ему минет в машине на окраине Дублина!
В следующую секунду Мартин хлестко ударил ее по щеке — и настолько поразился собственной выходке, что в полном недоумении уставился на свою правую руку, которая мелко-мелко дрожала. Энни даже не шелохнулась.
— Ты меня удивляешь, — пробормотал Мартин, немного помолчав. — Впрочем, я и сам себя удивляю. Кто бы мог подумать, что это до сих пор так много для меня значит! Причем, я даже не пойму, что меня бесит больше: то, что ты спала с ним, или то, что он заставлял тебя делать такое. Хотя… Все это уже неважно. — Мартин откинулся на спинку дивана и пристально посмотрел на Энни. — Где записка?
— А зачем она тебе?
— Я ее уничтожу. Нам предстоит начать все заново. Все бывшие сотрудники твоего отца сейчас на том свете. Включая Джеймса. Остались только мы с генералом. Мы с ним создадим новую организацию, лучше засекреченную и всемогущую. И — более привлекательную с финансовой точки зрения. В этом была ошибка твоего отца. Он не любил деньги, предпочитая играть с жизнью и смертью.
— А хоть что-нибудь он любил? Или, может быть, кого-нибудь…
Мартин пожал плечами:
— Ну, любил — это сильно сказано. Думаю, он неплохо относился ко мне. И к тебе, конечно. Он ведь хотел, чтобы мы с тобой были вместе, хотя, наверное, предпочел бы, чтобы ты всегда оставалась рядом с ним. Но уж раз ты вбила себе в голову, что должна выйти замуж, то он подобрал тебе идеальную пару. Впрочем, я никогда не был его любимчиком. По-настоящему он любил только Джеймса. Который в итоге и убил старика…
Мартин вдруг протянул к ней руку, и Энни пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не отпрянуть от его ласкового прикосновения, как от гремучей змеи. Однако Мартин гладить ее и не собирался. Он схватил медальон Энни и одним резким движением сорвал его с шеи.
Энни сразу вспомнила пристальный взгляд Мартина в тот момент, когда она машинально коснулась медальона. Однако вступать в неравную схватку было бесполезно.
— Золотишком заинтересовался, Мартин? — презрительно спросила она.
Мартин не ответил; ловко вскрыв медальон холеными пальцами, он удовлетворенно кивнул, увидев внутри аккуратно сложенную бумажку. Затем снова захлопнул маленькое золотое сердечко и с довольным видом спрятал в карман.
— Что ж, это, пожалуй, все, — спокойно произнес он. — Теперь осталось только с тобой разобраться.
Энни с немым ужасом посмотрела на человека, за которого когда-то вышла замуж и которого, как думала, всем сердцем любила. На оборотня, оказавшегося воплощением всего зла, воссозданного чудовищным гением Уина.
— А что, для тебя это так просто?
— Джеймс был не единственным человеком, способным убивать, Энни. Конечно, с ним никто не мог сравниться, но, в отличие от меня, он не получал от этого удовольствия. — Мартин погладил ее по щеке. — А вот я получаю.
Руки у него были ласковые и горячие. Энни прекрасно понимала, что не сумеет отобрать у Мартина медальон — как не сумеет и помешать ему убить ее. Она даже не была уверена, что хочет остаться в живых…
— И ты совсем не боишься, что тебя обвинят в убийстве? — обреченно спросила она. — Ведь с этим домом и так связана крайне загадочная история.
— Ты покончишь жизнь самоубийством, ангел мой. Бросишься головой вниз с той самой лестницы, под которой погиб твой отец. Думаю, проблем у нас с этим не будет: Все знают, что в последнее время ты была сама не своя. Ты даже оставила собственноручно написанную предсмертную записку.
— А это тебе как удалось?
— Я знаю кое-какие хитрости, — усмехнулся Мартин и взял ее за руку. — Пойдем, Энни. Тебе ведь не терпится побыстрее встретиться с Джеймсом, не так ли?
Энни грустно улыбнулась и начала приподниматься… Но в последнее мгновение со всего размаха ударила Мартина по переносице хрустальным стаканом.
Наверху, в ее комнате, с незапамятных времен хранился пистолет. Энни знала, как из него стрелять, и сейчас у нее руки чесались пустить его в ход. Никогда в жизни она не испытывала столь страстного и безумного желания убить человека! Она метнулась через гостиную, не обращая внимания на душераздирающий вопль Мартина, и помчалась вверх по ступенькам лестницы, с которой когда-то спускалась к Мартину в подвенечном наряде.
А бывший идеальный супруг уже со всех ног бежал за ней, перепрыгивая через несколько ступенек сразу. Было темно, хоть глаз выколи, но включать свет Энни не стала. По этой лестнице она взбежала бы и с закрытыми глазами. Почему-то ей вдруг вспомнилось, как давным-давно она в такой же кромешной темноте поднималась в свою комнату, а по пятам за ней шел Джеймс…
Мартин ухитрился схватить ее за лодыжку, но Энни так лягнула его другой ногой, что он не удержал равновесия и с диким воплем покатился вниз по ступенькам. Энни нисколько не сомневалась, что падение его не остановит, поэтому продолжала бежать, не сбавляя скорости. Вихрем ворвавшись в спальню, она подлетела к комоду, выдвинула верхний ящик…
Пистолет исчез. Пытаясь включить свет, Энни опрокинула торшер; в полной тьме она дернула ящик сильнее, и он упал на пол, перевернувшись вверх тормашками.
— Ты не эту игрушку ищешь, Энни? — осведомился Мартин.
Он стоял в проеме двери, сжимая в правой руке пистолет. Ее пистолет. Затем он включил свет, и Энни с трудом удержалась от крика, разглядев его окровавленное лицо. Которое когда-то так любила.
— Я недоволен тобой, Энни, — произнес он каким-то гипнотизирующим голосом. — Совсем недоволен.
— Не сомневаюсь, — холодно сказала Энни. — Надеюсь, тебе, по крайней мере, нелегко будет объяснить, что случилось с твоей физиономией.
— Ерунда, — ухмыльнулся Мартин. — Я ведь довольно изобретателен, Энни. Я уже придумал этому объяснение. Я просто сяду в машину и наеду на дерево. Пристегиваться ремнем, разумеется, не стану и боюсь, что на лице моем после этого останутся и другие шрамы. Но, как бы то ни было, своей цели я достигну — никому и в голову не придет изучать, чем была вызвана каждая моя царапина. Надеюсь, ты окажешь мне сопротивление, Энни? В противном случае я не получу ожидаемого удовольствия.
— Ты просто болен, Мартин. — Энни почувствовала, что силы оставляют ее, и опустилась на стул.
— О, до каких банальностей ты уже докатилась! — презрительно процедил Мартин. — На мой взгляд, я достоин уважения, Энни. Не всякий бывший муж с таким спокойствием воспримет попытку бывшей благоверной изувечить его. Но я великодушен, Энни. Я понимаю, что скорбь по Джеймсу помутила твой разум. Он был отпетым мерзавцем, однако ты ухитрилась пробудить в нем что-то человеческое. Да и он, надо сказать, вдохновил тебя на невероятные подвиги. Словом, ваши отношения заслуживают отдельной главы в учебнике психологии.
— Ты, наверное, считаешь себя хорошим психологом? — спросила Энни.
— Нет, моя милая. Я считаю себя художником-мартирологом. Маэстро смерти! Не такого уровня, как Джеймс, конечно, но теперь, когда он мертв, со мной мало кто сравнится. Король умер, да здравствует король!
Внезапно Мартин поднял руку, и Энни вздрогнула, ожидая почувствовать боль, но он лишь помог ей подняться.
— Давай покончим с этим поскорее, — промолвил Мартин. — Если только ты не передумала и не хочешь возобновить наши супружеские отношения.
Энни неожиданно расхохоталась и сама испугалась своего сатанинского смеха.
— Я скорее умру, чем соглашусь переспать с тобой!
Мартин пожал плечами:
— Что ж, Энни, пусть будет по-твоему.
Энни почувствовала себя побежденной. Защищаться ей было нечем. Она была сломлена и морально, и физически. Она позволила Мартину взять ее за руку и покорно поплелась за ним к темной лестнице.
«Теперь это уже все равно, — твердила она себе. — Я уже мертва. Я умерла в ту минуту, когда перестало биться сердце Джеймса. А то, что замыслил Мартин, — не более чем пустая формальность».
Спустившись, Мартин провел ее через кухню — ту самую кухню, в которой она когда-то тщетно пыталась запечь индейку ко Дню благодарения. Энни показалось даже, что и сейчас Джеймс смотрит на нее из темноты… Она с трудом подавила новый приступ истерического смеха.
— Что тебя так забавляет, Энни? — полюбопытствовал Мартин, когда они уже вышли во двор и направлялись к узкой лестнице, ведущей на веранду второго этажа. Свежий осенний ветер, растрепавший кроны деревьев вокруг дома, взъерошил волосы Энни, отбросил их с лица. Осень всегда была ее любимой порой.
— Я подумала, что Джеймс сейчас, может быть, наблюдает за мной. Как мой ангел-хранитель… А потом сообразила, что ангельского в нем не так уж много.
— Между прочим, — признался Мартин, — в глубине души я тебя к нему даже слегка ревную, и это меня тревожит.
Энни остановилась у подножия лестницы. В том самом месте, где нашла своего отца мертвым и окоченевшим. И ведь именно Джеймс оставил его в этой позе! Оставил, зная, что труп найдет Энни…
— Ты просто ребенок, Мартин, — сказала она. — Но ты не умеешь играть с другими детьми, потому что не привык делиться игрушками.
— Ты права, — кивнул он. — Пойдем наверх.
Они начали подниматься по узким крутым ступенькам. Верхняя площадка, обнесенная ажурной решеткой, была погружена в кромешный мрак, и на мгновение Энни представила себе Джеймса, затаившегося в углу. Так он, наверное, поджидал ее отца. И так мог бы поджидать сейчас ее.
— Интересно, каким образом Джеймс заманил папу сюда? — спросила она вдруг, сама не зная почему. Даже всерьез не рассчитывая услышать ответ.
— Уин сам так решил.
Энни остановилась и резко повернулась к нему.
— Откуда ты знаешь?
— Я ведь присутствовал при этом, моя милая. Наблюдал за ними, дабы удостовериться, что в последний момент Джеймс не спасует. Уж очень он любил старика. А я поставил на карту так много, что не мог рисковать. Слишком больших усилий стоило мне сфабриковать улики против твоего папаши.
— Так это ты его предал? Ты обрек его на смерть?
— Не совсем. Я просто упростил задачу для тех, в чьей власти было приговорить его.
— Это и есть предательство!
— Что такое предательство, Энни? — презрительно скривил губы Мартин. — Не более чем самое обычное слово. Одно из многих тысяч. Кроме того, даже ты должна согласиться, что он заслуживал смерти.
— Почему ты не сам убил его?
— Уин хотел, чтобы это сделал Джеймс. Вообще это удивительно трогательная история. И забавная — ведь ни один из них даже не подозревал, что я слежу за ними из темноты. Они насладились изысканным ужином с коньяком, а потом отправились на прогулку. И уже здесь, на верхней площадке, Уин сам попросил Джеймса сломать ему шею.
— Не надейся услышать аналогичную просьбу из уст дочери Уина! — процедила Энни.
— Я на это и не рассчитываю, Энни. Напротив, я надеюсь, что ты окажешь мне яростное сопротивление.
Еще какая-то дюжина ступенек — и они достигнут площадки верхнего этажа. Энни вперила взгляд в темноту, и ей даже показалось, что она видит высокую тень, затаившуюся в углу. Готовую нанести смертельный удар…
Энни посмотрела на Мартина. Странно, но ни ненависти, ни страха она не ощущала — даже сейчас, когда ей в ребра ткнулось дуло пистолета. Энни прекрасно понимала, что всякое сопротивление бесполезно. Что она могла сделать? Разве что попытаться увлечь его за собой. В ад…
— Я хочу кое о чем попросить тебя на прощание, — сказал Мартин. — Может, сделаешь мне тоже минет напоследок? В память о наших былых отношениях…
— Я охотнее возьму в рот скорпиона! Дуло вонзилось ей в бок сильнее.
— А ведь я могу тебя заставить, — прошипел Мартин.
— А ты не боишься?
Мартин вздохнул:
— Да, к сожалению, ты права. Мне бы не хотелось лишиться столь ценного органа. Между прочим, я тебе никогда не говорил, почему ты меня всегда так раздражала? Ты слишком часто оказывалась права!
Они уже достигли верхней площадки. Мартин даже не удосужился осмотреться по сторонам. А вот Энни пристально вгляделась в темноту — и с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть.
— Твой выход, дорогая, — усмехнулся Мартин. — Ну как, ты готова нырнуть вниз головой?
— Отойди от нее, Мартин! — внезапно раздался негромкий голос.
Джеймс выдвинулся из темноты — высоченный, окровавленный; жажда мщения горела в его глазах. Сейчас он был похож на хромоногого дьявола. У Мартина от ужаса отвалилась челюсть. На мгновение он оцепенел, и Энни хватило этого мгновения, чтобы изо всей силы толкнуть его в грудь.
Старые перила с громким треском надломились; Мартин, испустив дикий вопль, камнем полетел вниз и раскроил череп о бетонный выступ. Тело его судорожно дернулось раз-другой и затихло.
Густая и темная лужица крови в лунном свете казалась совсем черной.
Однако Энни смотрела вниз совсем недолго.
— Ты не умер, — прошептала она, подняв глаза на Джеймса.
— Как видишь, нет. Но я был близок к этому.
Джеймс приблизился к ней, и Энни с ужасом разглядела глубокие раны на его щеках, обагренные кровью джинсы. Лицо его казалось белым как полотно. Но он был жив, и он был с ней! Посреди всеобщего хаоса и торжества смерти только это имело для нее значение…
Их глаза встретились всего лишь на мгновение — неуловимо короткое и вечное мгновение. Никаких слов им не требовалось. Джеймс, даже не прикоснувшись к ней, отвернулся и медленно захромал вниз по ступенькам. На полпути он приостановился и оглянулся.
— Ты идешь? — спросил он.
— Куда?
— Не знаю. Подальше отсюда.
«И да примешь ты смерть свою в Ирландии», — вдруг промелькнуло в голове Энни. И она поняла, что готова следовать за этим человеком куда угодно. Энни не знала, что их ожидает, но ей хотелось одного: чтобы он был в мире со своей совестью.
— Да, — сказала она. — Иду.