— Мы уходим, — сказал он. — Прежде чем за мной пришлют кого-то еще.
— А за вами кого-то присылали?
— Да, очень приставучую женщину по имени Энни Сазерленд, — медленно, с расстановкой, ответил он. — Не хочу, чтобы следом за ней нагрянул и её бывший муженек.
— Я думала, Мартин — ваш друг, — нахмурилась Энни.
— Так и есть, — кивнул Джеймс. — Насколько это возможно.
— И куда мы едем?
— Ты мне доверяешь?
Энни посмотрела на человека, который собирался её убить, склонила голову набок, как бы раздумывая. Глаза её отливали чистой, почти прозрачной голубизной. Как и Уина, хотя и были совершенно лишены отцовской хитрости и коварства. Энни сегодня не красилась, но, как ни удивительно, без макияжа смотрелась даже лучше. Ее отливавшая естественным румянцем кожа так и дышала свежестью. А вот густые ресницы были того же золотистого оттенка, как и волосы. Бледность широких пухлых губ подчеркивала яркость веснушек, рассыпанных на прямом носике и вокруг него.
Господи, неужели ему делать нечего, кроме как пялиться на её веснушки? — А могу я? — переспросила Энни.
Его так и подмывало сказать ей правду. Сказать, чтобы Энни спасалась, бежала от него во всю прыть. Впрочем, она только зря потратит время. Если она попытается бежать, он неминуемо её поймает. И уж тогда, возможно, случится непоправимое. Нет, говорить правду нельзя ни в коем случае.
— Ну, конечно, милая, — протянул он, зная, какое обезоруживающее воздействие оказывает его техасский акцент. — Ведь твой папа всецело доверял мне.
— До самой смерти, — горько промолвила Энни.
Джеймсу её слова не понравились. Однако он и бровью не повел.
— Тем более, значит и ты должна мне доверять. Здесь неподалеку я припрятал автомобиль. Путь к нему, правда, лежит через кустарник, но, по счастью, сегодня на тебе более подобающая обувь.
Он окинул взглядом её кроссовки. В случае необходимости, бежать ей будет несложно. В крайнем случае, он понесет её на себе.
— Что ж, я готова, — сказала она. — Пойдем.
Столь внезапная готовность вызвала у него естественные подозрения. Уж слишком покорной и доверчивой вдруг сделалась Энни Сазерленд. Так не бывает. Возможно, на полпути к машине она надеется вонзить ему нож в спину.
Что ж, пусть попробует. Если и Мэри Маргарет с ним не справилась, то у Энни и подавно ничего не выйдет. Возможно, подобное покушение будет даже к лучшему. По крайней мере, тогда последние сомнения в его мозгу развеются. И все проблемы решатся сами собой.
Однако, по большому счету, ждать от жизни такого подарка все же не стило. Энни последовала за Джеймсом вниз по ступенькам и, если половина его мозга подначивала прижать её к стене и проверить, не вооружена ли Энни, вторая половина строго-настрого запрещала к ней прикасаться.
Джеймс вышел на крыльцо. В кустах, совсем неподалеку от дома, лежали три трупа. Если ему удастся провести Энни по тропинке, которая тянется вдоль побережья, она никогда не узнает о том, что случилось здесь этим утром.
— А где ваши вещи? — осведомилась Энни. — Разве вы ничего с собой не берете?
— Та за меня не беспокойся, — терпеливо ответил он. — Я сам о себе позабочусь.
Пожав плечами, она спустилась с крыльца и тут же приостановилась. С явной неприязнью принюхалась, и веснушчатый носик наморщился.
— Что это за гадкий запах?
— О, здесь полным полно пахучих тропических растений. Некоторые из них и правда жутко воняют. Это, должно быть, хемантус — или кровавая лилия, как зовут её в народе.
— Первый раз слышу.
— Это исчезающий вид.
— И слава богу, — сказала Энни, снова поводя носом. — Запах от них — как в перевязочном отделении.
Да, в наблюдательности ей не откажешь, подумал Джеймс. А вслух произнес:
— Ты будешь стоять здесь, и нюхать всякую дрянь, или все-таки со мной пойдешь?
— Иду, — вздохнула Энни. — Нравится это мне или нет, но я на вас полагаюсь.
Почему-то Джеймса её слова не обрадовали.
Следуя за ним по узкой тропке, уводящей все дальше и дальше от хибары, Энни вспоминала сегодняшнее утро. До чего странное выражение было на лице Джеймса, когда он так неслышно подкрался к ней сзади. Мечтательное, сексуальное и даже немного угрожающее. Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы
Высказать ему какую-то резкость.
И тут же выражения этого как не бывало. Однако только сейчас, пробираясь следом за Джеймсом по едва заметной тропке в густых зарослях, Энни поняла, что тогда, в спальне, ей все-таки было страшно. Смотреть в его черные, жутковато пустые глаза. На поднятую руку.
Может, он хотел к ней пристать? Пофлиртовать? Что ж, это вполне логично. По крайней мере, жизненный опыт Энни вполне позволял ей предположить, что ощутимое напряжение, возникшее между ними, могло объясняться чисто сексуальным влечением. А ведь, насколько она могла вспомнить, прежде она никогда не представляла себе Джеймса в эротическом свете. Куда проще ей было думать о нем как о друге семьи, надежном и положительном. Хотя когда-то в её голову закрадывалась мысль, а уж не голубой ли он, случайно? Впрочем, уже тогда она отмела её прочь, подумав, что Маккинли вообще не из тех людей, кто думает о сексе.
Почему-то, представляя себе Джеймса таким, она чувствовала себя спокойнее и увереннее. Однако сейчас, глядя на его спину, на упругие мышцы, перекатывающиеся под рубашкой, она не могла понять, чем это было вызвано. В отдаленных уголках её мозга роились спутанные воспоминания, разрозненные и непонятные. Да, верно, её тянуло к Маккинли в подростковом возрасте, но для девочек это не редкость. Встретив настоящего мужчину, за которого и вышла замуж, она преодолела это увлечение. Да, пусть даже что-то у них с Мартином и не выгорело, брак их был вполне логичным и оправданным.
Она снова посмотрела на Джеймса, и внезапно по спине её побежали мурашки. Нет, не стоило ей пускаться в воспоминания. Джеймс — не человек, а робот. Без сердца и без души. Машина, сотворенная Уином.
Энни попыталась выкинуть эти опасные мысли прочь, но тщетно. Как она ни пыталась, они возвращались снова и снова, причем в самые неожиданные моменты. Когда, казалось, ничто этого не предвещало. И всякий раз возвращались они в новой форме, более пугающей и тревожной.
Нет, отец её не был святым, боже упаси! Умный, умело управляющий другими людьми, он прекрасно овладел искусством кукловода. Заставлял всех плясать под свою дудку. Энни, как и Джеймс, тоже была его марионеткой. Однако кукловод умер, веревочки, за которые он дергал, обрезали, а она все до сих пор дергалась, пытаясь встать на ноги.
— Джеймс, — сказала она. — Кто, по-вашему, убил моего отца?
Она ожидала, что в ответ опять услышит отрицания. Маккинли, не оборачиваясь, продолжал идти вперед, размеренно и по-кошачьи грациозно.
— Один из тех, кого он любил, — ответил он наконец. — Никого другого он бы так близко не подпустил.
Сердце Энни оборвалось.
— И… он знал, что задумал этот человек? — с трудом, мучительно выговаривая каждое слово, выдавила она.
Джеймс оглянулся через плечо.
— Несомненно, — сухо промолвил он. И пошел дальше, чуть наклонив голову и расправив плечи.
Глава 5
— А за вами кого-то присылали?
— Да, очень приставучую женщину по имени Энни Сазерленд, — медленно, с расстановкой, ответил он. — Не хочу, чтобы следом за ней нагрянул и её бывший муженек.
— Я думала, Мартин — ваш друг, — нахмурилась Энни.
— Так и есть, — кивнул Джеймс. — Насколько это возможно.
— И куда мы едем?
— Ты мне доверяешь?
Энни посмотрела на человека, который собирался её убить, склонила голову набок, как бы раздумывая. Глаза её отливали чистой, почти прозрачной голубизной. Как и Уина, хотя и были совершенно лишены отцовской хитрости и коварства. Энни сегодня не красилась, но, как ни удивительно, без макияжа смотрелась даже лучше. Ее отливавшая естественным румянцем кожа так и дышала свежестью. А вот густые ресницы были того же золотистого оттенка, как и волосы. Бледность широких пухлых губ подчеркивала яркость веснушек, рассыпанных на прямом носике и вокруг него.
Господи, неужели ему делать нечего, кроме как пялиться на её веснушки? — А могу я? — переспросила Энни.
Его так и подмывало сказать ей правду. Сказать, чтобы Энни спасалась, бежала от него во всю прыть. Впрочем, она только зря потратит время. Если она попытается бежать, он неминуемо её поймает. И уж тогда, возможно, случится непоправимое. Нет, говорить правду нельзя ни в коем случае.
— Ну, конечно, милая, — протянул он, зная, какое обезоруживающее воздействие оказывает его техасский акцент. — Ведь твой папа всецело доверял мне.
— До самой смерти, — горько промолвила Энни.
Джеймсу её слова не понравились. Однако он и бровью не повел.
— Тем более, значит и ты должна мне доверять. Здесь неподалеку я припрятал автомобиль. Путь к нему, правда, лежит через кустарник, но, по счастью, сегодня на тебе более подобающая обувь.
Он окинул взглядом её кроссовки. В случае необходимости, бежать ей будет несложно. В крайнем случае, он понесет её на себе.
— Что ж, я готова, — сказала она. — Пойдем.
Столь внезапная готовность вызвала у него естественные подозрения. Уж слишком покорной и доверчивой вдруг сделалась Энни Сазерленд. Так не бывает. Возможно, на полпути к машине она надеется вонзить ему нож в спину.
Что ж, пусть попробует. Если и Мэри Маргарет с ним не справилась, то у Энни и подавно ничего не выйдет. Возможно, подобное покушение будет даже к лучшему. По крайней мере, тогда последние сомнения в его мозгу развеются. И все проблемы решатся сами собой.
Однако, по большому счету, ждать от жизни такого подарка все же не стило. Энни последовала за Джеймсом вниз по ступенькам и, если половина его мозга подначивала прижать её к стене и проверить, не вооружена ли Энни, вторая половина строго-настрого запрещала к ней прикасаться.
Джеймс вышел на крыльцо. В кустах, совсем неподалеку от дома, лежали три трупа. Если ему удастся провести Энни по тропинке, которая тянется вдоль побережья, она никогда не узнает о том, что случилось здесь этим утром.
— А где ваши вещи? — осведомилась Энни. — Разве вы ничего с собой не берете?
— Та за меня не беспокойся, — терпеливо ответил он. — Я сам о себе позабочусь.
Пожав плечами, она спустилась с крыльца и тут же приостановилась. С явной неприязнью принюхалась, и веснушчатый носик наморщился.
— Что это за гадкий запах?
— О, здесь полным полно пахучих тропических растений. Некоторые из них и правда жутко воняют. Это, должно быть, хемантус — или кровавая лилия, как зовут её в народе.
— Первый раз слышу.
— Это исчезающий вид.
— И слава богу, — сказала Энни, снова поводя носом. — Запах от них — как в перевязочном отделении.
Да, в наблюдательности ей не откажешь, подумал Джеймс. А вслух произнес:
— Ты будешь стоять здесь, и нюхать всякую дрянь, или все-таки со мной пойдешь?
— Иду, — вздохнула Энни. — Нравится это мне или нет, но я на вас полагаюсь.
Почему-то Джеймса её слова не обрадовали.
Следуя за ним по узкой тропке, уводящей все дальше и дальше от хибары, Энни вспоминала сегодняшнее утро. До чего странное выражение было на лице Джеймса, когда он так неслышно подкрался к ней сзади. Мечтательное, сексуальное и даже немного угрожающее. Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы
Высказать ему какую-то резкость.
И тут же выражения этого как не бывало. Однако только сейчас, пробираясь следом за Джеймсом по едва заметной тропке в густых зарослях, Энни поняла, что тогда, в спальне, ей все-таки было страшно. Смотреть в его черные, жутковато пустые глаза. На поднятую руку.
Может, он хотел к ней пристать? Пофлиртовать? Что ж, это вполне логично. По крайней мере, жизненный опыт Энни вполне позволял ей предположить, что ощутимое напряжение, возникшее между ними, могло объясняться чисто сексуальным влечением. А ведь, насколько она могла вспомнить, прежде она никогда не представляла себе Джеймса в эротическом свете. Куда проще ей было думать о нем как о друге семьи, надежном и положительном. Хотя когда-то в её голову закрадывалась мысль, а уж не голубой ли он, случайно? Впрочем, уже тогда она отмела её прочь, подумав, что Маккинли вообще не из тех людей, кто думает о сексе.
Почему-то, представляя себе Джеймса таким, она чувствовала себя спокойнее и увереннее. Однако сейчас, глядя на его спину, на упругие мышцы, перекатывающиеся под рубашкой, она не могла понять, чем это было вызвано. В отдаленных уголках её мозга роились спутанные воспоминания, разрозненные и непонятные. Да, верно, её тянуло к Маккинли в подростковом возрасте, но для девочек это не редкость. Встретив настоящего мужчину, за которого и вышла замуж, она преодолела это увлечение. Да, пусть даже что-то у них с Мартином и не выгорело, брак их был вполне логичным и оправданным.
Она снова посмотрела на Джеймса, и внезапно по спине её побежали мурашки. Нет, не стоило ей пускаться в воспоминания. Джеймс — не человек, а робот. Без сердца и без души. Машина, сотворенная Уином.
Энни попыталась выкинуть эти опасные мысли прочь, но тщетно. Как она ни пыталась, они возвращались снова и снова, причем в самые неожиданные моменты. Когда, казалось, ничто этого не предвещало. И всякий раз возвращались они в новой форме, более пугающей и тревожной.
Нет, отец её не был святым, боже упаси! Умный, умело управляющий другими людьми, он прекрасно овладел искусством кукловода. Заставлял всех плясать под свою дудку. Энни, как и Джеймс, тоже была его марионеткой. Однако кукловод умер, веревочки, за которые он дергал, обрезали, а она все до сих пор дергалась, пытаясь встать на ноги.
— Джеймс, — сказала она. — Кто, по-вашему, убил моего отца?
Она ожидала, что в ответ опять услышит отрицания. Маккинли, не оборачиваясь, продолжал идти вперед, размеренно и по-кошачьи грациозно.
— Один из тех, кого он любил, — ответил он наконец. — Никого другого он бы так близко не подпустил.
Сердце Энни оборвалось.
— И… он знал, что задумал этот человек? — с трудом, мучительно выговаривая каждое слово, выдавила она.
Джеймс оглянулся через плечо.
— Несомненно, — сухо промолвил он. И пошел дальше, чуть наклонив голову и расправив плечи.
Глава 5
В самолете он не позволил себе ни капли спиртного. Энни сразу обратила на это внимание, хотя от комментариев тактично воздержалась. Их места были в первом классе, и спиртное лилось рекой, однако Маккинли пил только минеральную воду.
Энни поразила оперативность, с которой он доставил её в аэропорт. Самой трудной частью их путешествия был пеший поход до того места, где была спрятана его машина. Безжалостные укусы мошкары, отвратительный запах, с которым не справлялся даже свежий океанский бриз. Джеймс то и дело подгонял её, не позволяя мешкать ни секунды, и лишь в машине, когда Энни забралась на переднее сиденье простенького серого седана, она наконец задала первый из мучивших её вопросов.
— Что же будет с вашим домиком?
Джеймс уже запустил мотор, и автомобиль выкатил из-под навеса на узкую проселочную дорогу. Джеймс не ответил ей, но лишь кинул быстрый взгляд на циферблат часов, вделанных в панель управления. Затем погнал машину вперед. Быстро, чересчур быстро.
— Джеймс.
— Что?
— Что же будет с вашим домиком?
Ответом ей послужил оглушительный взрыв. Сила его была столь велика, что автомобиль заметно тряхнуло и отбросило к обочине, так что Джеймсу пришлось приложить немало усилий, чтобы выровнять руль. Он даже не обернулся в сторону взрыва, откуда взметнулся столб пламени и повалил густой дым. А ведь взрыв прогремел именно там, откуда они только что ушли.
У Энни перехватило дыхание. Это ледяное безразличие показалось ей куда страшнее самого разрушения; под ложечкой противно засосало, горло сдавили холодные и липкие пальцы страха. Не сразу она обрела дар речи.
— Не слишком ли это круто? — спросила наконец она с наигранной беззаботностью.
— Нет, — ответил Джеймс. Затем, помолчав, как показалось Энни, целую вечность, добавил: — Есть все-таки надежда, хотя и слабая, что они сочтут нас погибшими при взрыве. По крайней мере, это хоть ненадолго собьет их с нашего следа.
— Кого? О ком вы говорите?
Джеймс повернул голову и посмотрел на нее, и Энни тут же пожалела, что задала этот вопрос.
— Люди, которые убили твоего отца. Разве не это тебя интересовало? Разве не из-за этого ты приехала ко мне? А теперь, Энни, ты заварила настоящую кашу. Ты ввязалась в самую гущу сечи. Начинается такая драка, что всем чертям тошно станет. Это игра без правил, Энни. И музыку здесь заказывает тот, кто платит.
— Меня вовсе не тянет танцевать, — попыталась отшутиться Энни, хотя у неё мороз бежал по коже.
— Это пляска смерти.
После этого она забилась в уголок и больше не произносила ни слова. От острова они отплыли на небольшой моторной лодке, которой Джеймс управлял с той же легкостью, с которой делал и все остальное, и Энни оставалось только слепо подчиняться его приказам.
Этот самолет был уже третий за один день. За билеты Джеймс расплатился с помощью золотой кредитной карточки «Американ Экспресс», выданной на фамилию и имя, которые Энни видела впервые. Но она и тогда смолчала.
И вот теперь, сидя на борту самолета, летевшего в сторону заходящего солнца, она залпом осушила бокал холодного шампанского и задумчиво уставилась на мужчину, который сидел рядом.
— Почему мы летим на запад, Джеймс? Мы ведь в Вашингтон собирались. Насколько я знаю, в последние годы он находится на восточном побережье. Или за это время ЦРУ успело поменять всю географию?
— На твоем месте, я бы не болтал лишнего, — ответил он внешне доброжелательно, но глаза гневно сверкнули. — Нас могут подслушать.
— Я не верю в ваши параноидальные бредни. Они отмерли с холодной войной.
— Никто и не заставляет тебя верить, — холодно сказал Джеймс. — Просто делай то, что тебе говорят.
— Так куда же мы все-таки направляемся?
— Искать правду. Начнем с Лос-Анджелеса, а там — видно будет.
— Крюк довольно немалый. Для этого есть причина, или вы просто получаете удовольствие, перепрыгивая с одного самолета на другой? — Энни протянула руку за вторым бокалом шампанского, хотя чутье подсказывало ей, что делать этого не следует. Уж слишком она изнервничалась и устала, чтобы пить шампанское. Не говоря уж о том, что с утра у неё маковой росинки во рту не было.
— Просто мне нравится южная Калифорния.
— А раньше вы уверяли, что терпеть её не можете. Помню, как вы с Уином горевали по поводу того, что вас командируют туда на целых три месяца.
— У тебя слишком хорошая память, Энни, — вздохнул Маккинли. — Да, я соврал.
— Когда? Сейчас или тогда?
— И тогда и сейчас, — усмехнулся он. — Я всегда вру.
Лишь после пятого бокала шампанского она забылась сном. Джеймс уже готов был помочь ей, применив один из арсенала «фирменных» приемов, когда Энни наконец смежила свои непокорные небесно-голубые глаза.
Да, черт возьми, совладать с ней было не так просто. Ни усталость, ни его запугивания её не сломили. Словно со смертью Уина приоткрылся потайной занавес, и она увидела то, что не должна была видеть.
Эх, с каким удовольствием он бы сейчас сам пропустил бокал-другой этого дармового шампанского. Да что там — бокал! Ему ничего не стоило бы опорожнить две бутылки кряду, а потом ещё залить шипучку стаканом текилы. Но, увы, он не мог позволить себе ничего крепче минералки.
Да, он вернулся в нормальный мир. Там, на острове, он держал все под контролем. Там никому не удалось бы подобраться к нему незаметно. Однако теперь его лачуга, как и примыкающая к ней территория, обратилась в прах. А с ними канули в Лету и все следы незваных гостей. Ему же ничего другого не оставалось, как увлечь Энни за собой, вывезти её в этот чуждый, полный смертельных опасностей мир.
Джеймс понимал, что для того, чтобы разгадать головоломку, ему не хватает одного фрагмента. По меньшей мере. Но в последние месяцы это его совершенно не заботило. Забившись в свою крысиную нору, он выкинул из головы все лишние мысли, и лишь терпеливо ждал, пока к нему кого-нибудь подошлют. Ему ничего не хотелось вспоминать — ни второе апреля, ни темные и мучительные обстоятельства, окружавшие эту мрачную дату.
И ещё ему не хотелось вспоминать то, как его завербовали. Их подразделение, по любым меркам крохотное и неприметное, успешно решало самые сложные задачи, перед которыми пасовали все остальные организации, даже самые могущественные. И он выполнял свою работу, никогда не задумываясь, что является лишь винтиком в сложном механизме разрушения и уничтожения.
Однако никакого количества мексиканской текилы не хватало, чтобы утопить эти воспоминания, чувство вины, раздиравшее и грызшее его изнутри. Чаще всего. В пьяном угаре, ему удавалось их заглушить, притупить боль, но приезд Энни разбередил старые раны.
Уин Сазерленд был не одинок. Не только его мозг стоял за преступными замыслами, сложными и коварными схемами. Планами по уничтожению противника и казням провинившихся. Вербовкой новых наемников.
Возможно, недоумок Кэрью и мог поверить, что со смертью Уина подразделение его и распалось, но Джеймс знал, что это не так. Просто до сих пор ему было наплевать на это. Пес с ними, пусть хоть все друг друга перестреляют. Глотки себе перегрызут. Он из игры вышел. Пусть подошлют кого-нибудь и попытаются его прикончить.
Однако сейчас все совершенно переменилось. Повернулось на сто восемьдесят градусов. Коль скоро Энни ввязалась в эту игру, он уже не имеет права позволить этой своре разорвать её. Как не может и положиться на Мартина. Парень он, конечно, неплохой, но защитить Энни ему не под силу. Не говоря уж о том, что «мокрухой» он никогда не занимался. Джеймс даже не был уверен, умеет ли Мартин пистолет держать. Нет, от него толку мало. Те, кого пришлют за Энни, прихлопнут его как муху.
Итак, он вернулся в этот мир, хотя и вопреки своей воле. И он не отступит, пока не добьется своего. Он узнает правду, чего бы это ему не стоило. Схватит Кэрью за тонкую жилистую шею и сдавит его горло, пока этот мозгляк не запоет. Кэрью ведь тоже хочет его смерти. Причем ничуть не меньше, чем приспешники Уина. Что ж, по меньшей мере, с Кэрью он сумеет договориться о временном перемирии. Ненадолго. На то лишь время, которое понадобится ему, чтобы узнать правду.
И что это ещё за идиотская вышивка, о которой болтает Энни? Возможно, ложный след. С другой стороны, кто знает, а вдруг это какой-то шифр? Лучше бы пока выкинуть её из головы и сосредоточиться на ближайшем окружении Уина. На людях, с которыми тот встречался в последние дни своей жизни.
Впрочем, Маккинли был слишком хорошим профессионалом, чтобы позволить себе проигнорировать любую мелочь, сколь пустячной она ни показалась бы на первый взгляд. Пусть даже речь идет о какой-то настенной пустяковине с вышитой надписью «Привет из Ирландии».
Да, ему нужна правда, и он не остановится, пока её не выведает. Владение информацией означало власть. Владение информацией означало хоть слабую, но гарантию безопасности. Если не для него, то, по крайней мере, для этой строптивой молодой женщины, которая мирно спала в соседнем кресле. Кто знает, возможно, этого окажется достаточно, чтобы спасти ей жизнь.
— У нас сложности, сэр.
— Какие ещё сложности, черт побери? — взорвался генерал. Несмотря на вечернее время, работа в офисе ещё кипела вовсю. Разумеется, у человека стоявшего сейчас перед генералом, имелась вполне уважительная причина для столь позднего визита, однако привести сюда его лично могли лишь крайне важные и серьезные обстоятельства.
— Вы хотите сказать, что упустили Маккинли, да? Что ему удалось улизнуть? Это я даже слушать не желаю.
— Я ещё не вполне уверен. Его убежище взрывом разметало в пыль, а ни один из наших агентов до сих пор на связь не вышел. Возможно, Хэноувер, все-таки удалось выполнить задание и избавиться от них обоих.
— «Возможно», — проворчал генерал. — Мы не имеем права предполагать. Маккинли всегда был нашим подрывником. Хэноувер ему и в подметки не годилась.
— Не годилась, сэр?
— Это, сынок, как пить дать. Твоих людей больше нет. А Маккинли, чтоб его разорвало, они упустили. Да еще, наверное, он и дочку Сазерленда с собой захватил. Словом, сынок, мы по самые уши в дерьме.
— Да, сэр.
Генерал тяжело вздохнул. Нет, стар он уже для таких баталий. Пора подумать и о более спокойной работе. А ведь будущее представлялось ему в таких радужных тонах. Поначалу — скромная должность. Вроде секретаря обороны. Он прекрасно владел искусством выкручивания рук, знал, кого, как и когда подмазать, был грамотным политиком, давно и умело работал на создание собственного имиджа. Настало время собирать плоды. А генерал был не из тех, кто довольствуется малым. И цель у него одна — абсолютная власть. Предпочтительно — пост исполнительного секретаря. На худой конец — президентский.
Однако до тех пор, пока Маккинли не обезврежен, ему к Белому Дому и на пушечный выстрел не подобраться. Он должен быть абсолютно уверен, что его семейные тайны не выплывут наружу. А Маккинли представлял для него смертельную угрозу.
— Ладно, сынок, — пробасил он. — Я сам им займусь.
У молодого выскочки с длинными волосами — типичного яппи3 — стоявшего перед ним в модном итальянском костюме, отвалилась челюсть.
— Сэр? — недоуменно переспросил он.
Разумеется, в рядах старой гвардии этот выдвиженец не продержался бы и недели. Но вот здесь, в этом вертепе, почти сплошь состоящем из женщин и педерастов, он прекрасно вписывается в общую компанию.
— У меня свои методы, сынок. Ты облажался. Настало время для старого боевого коня.
Да, с усмешкой подумал генерал, молокососу эти слова пришлись не по вкусу. И хрен с ним! Может же он хоть сейчас доставить себе маленькое удовольствие. Надавать по заднице этому самодовольному хлыщу из Лиги плюща4.
— Я сам позабочусь о Маккинли и о девчонке, сынок, — добавил он. — Так что не хнычь и не заламывай руки.
— Сэр?
— Да, сынок?
— На вашем месте, я не стал бы недооценивать Маккинли. Его ведь не зря прозвали доктором Смерть.
Генерал насупился. Нет, не удалось ему поставить на место этого сопляка.
— Не беспокойся, малыш, я с ним справлюсь. У меня есть в запасе кое-какие трюки. Маккинли этого не ожидает. Как только я узнаю, где он затаился, я до него доберусь. И тогда им обоим не поздоровится.
— Наверное, сэр.
— Вижу, сынок, ты сомневаешься. Может, хочешь заключить со мной пари?
Яппи поморщился.
— Нет, сэр, благодарю.
— В вашей среде это не принято, сынок?
— Нет, сэр. Просто я стараюсь не заключать пари, которые могу проиграть.
Генерал прищурился, затем довольно осклабился.
— А у тебя котелок неплохо варит, сынок. Молодец. Буду иметь это в виду.
— Благодарю вас, сэр.
Выскочка, подумал генерал, проводив его взглядом. Но умен, ничего не скажешь.
Он быстро провел её через таможенный контроль, и Энни, спотыкаясь, с трудом поспевала за ним. Она уже не задавала вопросов и не препиралась; она слепо следовала за ним. Джеймсу показалось даже, что, будь на то её воля, Энни продолжала бы беспробудно спать, и ему пришлось бы нести её на руках.
Впрочем, тогда ему пришлось бы, вопреки своей воле, прикоснуться к ней, а это стало бы огромной ошибкой. Для них обоих. Энни после бесконечного путешествия была совершенно измотана и ещё не полностью протрезвела, а что касается Джеймса, то устал он не меньше своей спутницы и, наверное, отдал бы все за несколько глотков текилы.
Клэнси поджидал их в условленном месте. Заметив Маккинли, он тут же направился к выходу, зная, что Джеймс последует за ним на безопасном удалении. Энни лишь вяло забормотала, когда Джеймс усадил её на заднее сиденье обшарпанной «тойоты», а сам устроился впереди, по соседству с Клэнси. Когда машина выезжала с территории аэропорта в предрассветную мглу, Джеймс затылком ощущал на себе взгляд Энни. Обернувшись, он сказал:
— Спи, Энни. Все в порядке, не беспокойся.
Она не ответила. Только запрокинула голову и закрыла глаза. Однако Маккинли не обманулся. Он прекрасно понимал: Энни будет жадно прислушиваться к каждому их слову.
Клэнси смотрел прямо перед собой на дорогу.
— Кто она?
Маккинли ответил не сразу. Из-за накопившейся усталости веки его слипались, а перед глазами то и дело всплывали фрагменты картины кровавой резни, учиненной им накануне утром. Такие видения преследовали его уже давно. Много лет.
— Так, бабенка, с которой я сплю, — небрежно бросил он.
— Сомневаюсь. Ты никогда не идешь на поводу у своего члена, да и не прихватил бы сюда эту девицу без особой на то причины.
— Слушай, Клэнси, ты уверен, что тебе нужно это знать?
Клэнси призадумался. Больше десяти лет он прослужил в этой организации, но три года назад отошел от дел и теперь, живя на пенсию, лишь изредка помогал бывшим сослуживцам, как правило, в качестве консультанта.
Несмотря на то, что Уин всегда тщательно следил, чтобы его агенты не сталкивались друг с другом, время от времени пути их пересекались. Так, Джеймс в свое время совершенно случайно налетел на Клэнси в Панаме, куда Уин отправил их обоих с совершенно разными заданиями. Хотя и с одинаковой целью — устранить определенных людей.
Клэнси всегда отличался чисто прагматическим подходом к делу. Служба есть служба, а люди, которых он ликвидировал, никакой пользы не обществу приносили. Зато зла, как ему объясняли, творили много, поэтому, выполняя свою миссию, Клэнси ощущал себя санитаром.
А вот Джеймс относился ко всему этому иначе. Его преследовали муки совести. Где-то, в самых отдаленных уголках мозга блуждали неясные воспоминания о какой-то площади, усеянной трупами, в ушах звенели рыдания женщин.
И все же прагматику Клэнси Маккинли доверял куда больше, чем кому бы о ни было еще. Впрочем, невесело подумал он, значило это немного.
— Нет, — ответил наконец Клэнси. — Пожалуй, подробности эти меня не интересуют.
— Куда ты нас везешь?
— В горах у меня есть безопасное местечко. Полностью пригодное для жилья бунгало. Можешь пользоваться им сколько хочешь. А она из наших? — Клэнси мотнул головой в сторону Энни. — Можем мы при ней говорить?
— В определенной степени, — небрежно ответил Джеймс.
— Тебе удалось узнать, что случилось с Уином?
Энни не шелохнулась, но Маккинли явственно ощутил её волнение. — Нет еще, — сказал он.
— Как по-твоему, Кэрью в курсе?
— Да.
Чуть помолчав, Клэнси кивнул и промолвил:
— Так я и думал. Вот сволочь.
— Да.
— А зачем им это понадобилось?
Джеймс даже не посчитал нужным ответить. Клэнси давно отошел от дел и жил себе тихо и спокойно. Ни к чему было впутывать его в эти дрязги и раскрывать глаза на всю мерзость, творившуюся в их бывшем подразделении. Пусть живет в ладу со своей совестью и пребывает в блаженной уверенности, что люди, которых он ликвидировал, и в самом деле были угрозой для человечества, а вовсе не служили помехой для планов Уина.
— Я не стану тебя спрашивать, собираешься ли ты предпринять что-нибудь по этому поводу, — сказал Клэнси. — Я достаточно тебя знаю, и знаю, что ты ответишь. Но я предлагаю тебе свою помощь, если ты готов ею воспользоваться.
— Клэнси, — устало промолвил Маккинли, — ты уже свое отработал. Ты заслужил право на покой.
— Ты тоже.
— Нет, Клэнси, я слишком много грешил.
Убежище Клэнси подыскал классное. Небольшое, затерянное в глуши, бунгало, расположенное в самом конце узкой проселочной дороги. С обоих флангов домик окружала непроходимая чаща леса, а сзади возвышался совершенно отвесный утес — неприступная круча, одолеть которую смог бы разве что отряд подготовленных альпинистов. Нет, без ведома Маккинли к этому пристанищу не подберется и койот. Тем более, что для отпугивания непрошеных гостей — в этом он нисколько не сомневался — Клэнси наверняка запасся винтовкой с оптическим прицелом.
Подкатив к крыльцу, густо увитому плющом, Клэнси даже не стал глушить мотор.
— Еды и выпивки здесь достаточно, — сказал он. — Все, о чем ты просил, я тоже подготовил. Вечером я позвоню, и тогда ты скажешь, чего вам ещё не хватает.
Энни поразила оперативность, с которой он доставил её в аэропорт. Самой трудной частью их путешествия был пеший поход до того места, где была спрятана его машина. Безжалостные укусы мошкары, отвратительный запах, с которым не справлялся даже свежий океанский бриз. Джеймс то и дело подгонял её, не позволяя мешкать ни секунды, и лишь в машине, когда Энни забралась на переднее сиденье простенького серого седана, она наконец задала первый из мучивших её вопросов.
— Что же будет с вашим домиком?
Джеймс уже запустил мотор, и автомобиль выкатил из-под навеса на узкую проселочную дорогу. Джеймс не ответил ей, но лишь кинул быстрый взгляд на циферблат часов, вделанных в панель управления. Затем погнал машину вперед. Быстро, чересчур быстро.
— Джеймс.
— Что?
— Что же будет с вашим домиком?
Ответом ей послужил оглушительный взрыв. Сила его была столь велика, что автомобиль заметно тряхнуло и отбросило к обочине, так что Джеймсу пришлось приложить немало усилий, чтобы выровнять руль. Он даже не обернулся в сторону взрыва, откуда взметнулся столб пламени и повалил густой дым. А ведь взрыв прогремел именно там, откуда они только что ушли.
У Энни перехватило дыхание. Это ледяное безразличие показалось ей куда страшнее самого разрушения; под ложечкой противно засосало, горло сдавили холодные и липкие пальцы страха. Не сразу она обрела дар речи.
— Не слишком ли это круто? — спросила наконец она с наигранной беззаботностью.
— Нет, — ответил Джеймс. Затем, помолчав, как показалось Энни, целую вечность, добавил: — Есть все-таки надежда, хотя и слабая, что они сочтут нас погибшими при взрыве. По крайней мере, это хоть ненадолго собьет их с нашего следа.
— Кого? О ком вы говорите?
Джеймс повернул голову и посмотрел на нее, и Энни тут же пожалела, что задала этот вопрос.
— Люди, которые убили твоего отца. Разве не это тебя интересовало? Разве не из-за этого ты приехала ко мне? А теперь, Энни, ты заварила настоящую кашу. Ты ввязалась в самую гущу сечи. Начинается такая драка, что всем чертям тошно станет. Это игра без правил, Энни. И музыку здесь заказывает тот, кто платит.
— Меня вовсе не тянет танцевать, — попыталась отшутиться Энни, хотя у неё мороз бежал по коже.
— Это пляска смерти.
После этого она забилась в уголок и больше не произносила ни слова. От острова они отплыли на небольшой моторной лодке, которой Джеймс управлял с той же легкостью, с которой делал и все остальное, и Энни оставалось только слепо подчиняться его приказам.
Этот самолет был уже третий за один день. За билеты Джеймс расплатился с помощью золотой кредитной карточки «Американ Экспресс», выданной на фамилию и имя, которые Энни видела впервые. Но она и тогда смолчала.
И вот теперь, сидя на борту самолета, летевшего в сторону заходящего солнца, она залпом осушила бокал холодного шампанского и задумчиво уставилась на мужчину, который сидел рядом.
— Почему мы летим на запад, Джеймс? Мы ведь в Вашингтон собирались. Насколько я знаю, в последние годы он находится на восточном побережье. Или за это время ЦРУ успело поменять всю географию?
— На твоем месте, я бы не болтал лишнего, — ответил он внешне доброжелательно, но глаза гневно сверкнули. — Нас могут подслушать.
— Я не верю в ваши параноидальные бредни. Они отмерли с холодной войной.
— Никто и не заставляет тебя верить, — холодно сказал Джеймс. — Просто делай то, что тебе говорят.
— Так куда же мы все-таки направляемся?
— Искать правду. Начнем с Лос-Анджелеса, а там — видно будет.
— Крюк довольно немалый. Для этого есть причина, или вы просто получаете удовольствие, перепрыгивая с одного самолета на другой? — Энни протянула руку за вторым бокалом шампанского, хотя чутье подсказывало ей, что делать этого не следует. Уж слишком она изнервничалась и устала, чтобы пить шампанское. Не говоря уж о том, что с утра у неё маковой росинки во рту не было.
— Просто мне нравится южная Калифорния.
— А раньше вы уверяли, что терпеть её не можете. Помню, как вы с Уином горевали по поводу того, что вас командируют туда на целых три месяца.
— У тебя слишком хорошая память, Энни, — вздохнул Маккинли. — Да, я соврал.
— Когда? Сейчас или тогда?
— И тогда и сейчас, — усмехнулся он. — Я всегда вру.
Лишь после пятого бокала шампанского она забылась сном. Джеймс уже готов был помочь ей, применив один из арсенала «фирменных» приемов, когда Энни наконец смежила свои непокорные небесно-голубые глаза.
Да, черт возьми, совладать с ней было не так просто. Ни усталость, ни его запугивания её не сломили. Словно со смертью Уина приоткрылся потайной занавес, и она увидела то, что не должна была видеть.
Эх, с каким удовольствием он бы сейчас сам пропустил бокал-другой этого дармового шампанского. Да что там — бокал! Ему ничего не стоило бы опорожнить две бутылки кряду, а потом ещё залить шипучку стаканом текилы. Но, увы, он не мог позволить себе ничего крепче минералки.
Да, он вернулся в нормальный мир. Там, на острове, он держал все под контролем. Там никому не удалось бы подобраться к нему незаметно. Однако теперь его лачуга, как и примыкающая к ней территория, обратилась в прах. А с ними канули в Лету и все следы незваных гостей. Ему же ничего другого не оставалось, как увлечь Энни за собой, вывезти её в этот чуждый, полный смертельных опасностей мир.
Джеймс понимал, что для того, чтобы разгадать головоломку, ему не хватает одного фрагмента. По меньшей мере. Но в последние месяцы это его совершенно не заботило. Забившись в свою крысиную нору, он выкинул из головы все лишние мысли, и лишь терпеливо ждал, пока к нему кого-нибудь подошлют. Ему ничего не хотелось вспоминать — ни второе апреля, ни темные и мучительные обстоятельства, окружавшие эту мрачную дату.
И ещё ему не хотелось вспоминать то, как его завербовали. Их подразделение, по любым меркам крохотное и неприметное, успешно решало самые сложные задачи, перед которыми пасовали все остальные организации, даже самые могущественные. И он выполнял свою работу, никогда не задумываясь, что является лишь винтиком в сложном механизме разрушения и уничтожения.
Однако никакого количества мексиканской текилы не хватало, чтобы утопить эти воспоминания, чувство вины, раздиравшее и грызшее его изнутри. Чаще всего. В пьяном угаре, ему удавалось их заглушить, притупить боль, но приезд Энни разбередил старые раны.
Уин Сазерленд был не одинок. Не только его мозг стоял за преступными замыслами, сложными и коварными схемами. Планами по уничтожению противника и казням провинившихся. Вербовкой новых наемников.
Возможно, недоумок Кэрью и мог поверить, что со смертью Уина подразделение его и распалось, но Джеймс знал, что это не так. Просто до сих пор ему было наплевать на это. Пес с ними, пусть хоть все друг друга перестреляют. Глотки себе перегрызут. Он из игры вышел. Пусть подошлют кого-нибудь и попытаются его прикончить.
Однако сейчас все совершенно переменилось. Повернулось на сто восемьдесят градусов. Коль скоро Энни ввязалась в эту игру, он уже не имеет права позволить этой своре разорвать её. Как не может и положиться на Мартина. Парень он, конечно, неплохой, но защитить Энни ему не под силу. Не говоря уж о том, что «мокрухой» он никогда не занимался. Джеймс даже не был уверен, умеет ли Мартин пистолет держать. Нет, от него толку мало. Те, кого пришлют за Энни, прихлопнут его как муху.
Итак, он вернулся в этот мир, хотя и вопреки своей воле. И он не отступит, пока не добьется своего. Он узнает правду, чего бы это ему не стоило. Схватит Кэрью за тонкую жилистую шею и сдавит его горло, пока этот мозгляк не запоет. Кэрью ведь тоже хочет его смерти. Причем ничуть не меньше, чем приспешники Уина. Что ж, по меньшей мере, с Кэрью он сумеет договориться о временном перемирии. Ненадолго. На то лишь время, которое понадобится ему, чтобы узнать правду.
И что это ещё за идиотская вышивка, о которой болтает Энни? Возможно, ложный след. С другой стороны, кто знает, а вдруг это какой-то шифр? Лучше бы пока выкинуть её из головы и сосредоточиться на ближайшем окружении Уина. На людях, с которыми тот встречался в последние дни своей жизни.
Впрочем, Маккинли был слишком хорошим профессионалом, чтобы позволить себе проигнорировать любую мелочь, сколь пустячной она ни показалась бы на первый взгляд. Пусть даже речь идет о какой-то настенной пустяковине с вышитой надписью «Привет из Ирландии».
Да, ему нужна правда, и он не остановится, пока её не выведает. Владение информацией означало власть. Владение информацией означало хоть слабую, но гарантию безопасности. Если не для него, то, по крайней мере, для этой строптивой молодой женщины, которая мирно спала в соседнем кресле. Кто знает, возможно, этого окажется достаточно, чтобы спасти ей жизнь.
— У нас сложности, сэр.
— Какие ещё сложности, черт побери? — взорвался генерал. Несмотря на вечернее время, работа в офисе ещё кипела вовсю. Разумеется, у человека стоявшего сейчас перед генералом, имелась вполне уважительная причина для столь позднего визита, однако привести сюда его лично могли лишь крайне важные и серьезные обстоятельства.
— Вы хотите сказать, что упустили Маккинли, да? Что ему удалось улизнуть? Это я даже слушать не желаю.
— Я ещё не вполне уверен. Его убежище взрывом разметало в пыль, а ни один из наших агентов до сих пор на связь не вышел. Возможно, Хэноувер, все-таки удалось выполнить задание и избавиться от них обоих.
— «Возможно», — проворчал генерал. — Мы не имеем права предполагать. Маккинли всегда был нашим подрывником. Хэноувер ему и в подметки не годилась.
— Не годилась, сэр?
— Это, сынок, как пить дать. Твоих людей больше нет. А Маккинли, чтоб его разорвало, они упустили. Да еще, наверное, он и дочку Сазерленда с собой захватил. Словом, сынок, мы по самые уши в дерьме.
— Да, сэр.
Генерал тяжело вздохнул. Нет, стар он уже для таких баталий. Пора подумать и о более спокойной работе. А ведь будущее представлялось ему в таких радужных тонах. Поначалу — скромная должность. Вроде секретаря обороны. Он прекрасно владел искусством выкручивания рук, знал, кого, как и когда подмазать, был грамотным политиком, давно и умело работал на создание собственного имиджа. Настало время собирать плоды. А генерал был не из тех, кто довольствуется малым. И цель у него одна — абсолютная власть. Предпочтительно — пост исполнительного секретаря. На худой конец — президентский.
Однако до тех пор, пока Маккинли не обезврежен, ему к Белому Дому и на пушечный выстрел не подобраться. Он должен быть абсолютно уверен, что его семейные тайны не выплывут наружу. А Маккинли представлял для него смертельную угрозу.
— Ладно, сынок, — пробасил он. — Я сам им займусь.
У молодого выскочки с длинными волосами — типичного яппи3 — стоявшего перед ним в модном итальянском костюме, отвалилась челюсть.
— Сэр? — недоуменно переспросил он.
Разумеется, в рядах старой гвардии этот выдвиженец не продержался бы и недели. Но вот здесь, в этом вертепе, почти сплошь состоящем из женщин и педерастов, он прекрасно вписывается в общую компанию.
— У меня свои методы, сынок. Ты облажался. Настало время для старого боевого коня.
Да, с усмешкой подумал генерал, молокососу эти слова пришлись не по вкусу. И хрен с ним! Может же он хоть сейчас доставить себе маленькое удовольствие. Надавать по заднице этому самодовольному хлыщу из Лиги плюща4.
— Я сам позабочусь о Маккинли и о девчонке, сынок, — добавил он. — Так что не хнычь и не заламывай руки.
— Сэр?
— Да, сынок?
— На вашем месте, я не стал бы недооценивать Маккинли. Его ведь не зря прозвали доктором Смерть.
Генерал насупился. Нет, не удалось ему поставить на место этого сопляка.
— Не беспокойся, малыш, я с ним справлюсь. У меня есть в запасе кое-какие трюки. Маккинли этого не ожидает. Как только я узнаю, где он затаился, я до него доберусь. И тогда им обоим не поздоровится.
— Наверное, сэр.
— Вижу, сынок, ты сомневаешься. Может, хочешь заключить со мной пари?
Яппи поморщился.
— Нет, сэр, благодарю.
— В вашей среде это не принято, сынок?
— Нет, сэр. Просто я стараюсь не заключать пари, которые могу проиграть.
Генерал прищурился, затем довольно осклабился.
— А у тебя котелок неплохо варит, сынок. Молодец. Буду иметь это в виду.
— Благодарю вас, сэр.
Выскочка, подумал генерал, проводив его взглядом. Но умен, ничего не скажешь.
Он быстро провел её через таможенный контроль, и Энни, спотыкаясь, с трудом поспевала за ним. Она уже не задавала вопросов и не препиралась; она слепо следовала за ним. Джеймсу показалось даже, что, будь на то её воля, Энни продолжала бы беспробудно спать, и ему пришлось бы нести её на руках.
Впрочем, тогда ему пришлось бы, вопреки своей воле, прикоснуться к ней, а это стало бы огромной ошибкой. Для них обоих. Энни после бесконечного путешествия была совершенно измотана и ещё не полностью протрезвела, а что касается Джеймса, то устал он не меньше своей спутницы и, наверное, отдал бы все за несколько глотков текилы.
Клэнси поджидал их в условленном месте. Заметив Маккинли, он тут же направился к выходу, зная, что Джеймс последует за ним на безопасном удалении. Энни лишь вяло забормотала, когда Джеймс усадил её на заднее сиденье обшарпанной «тойоты», а сам устроился впереди, по соседству с Клэнси. Когда машина выезжала с территории аэропорта в предрассветную мглу, Джеймс затылком ощущал на себе взгляд Энни. Обернувшись, он сказал:
— Спи, Энни. Все в порядке, не беспокойся.
Она не ответила. Только запрокинула голову и закрыла глаза. Однако Маккинли не обманулся. Он прекрасно понимал: Энни будет жадно прислушиваться к каждому их слову.
Клэнси смотрел прямо перед собой на дорогу.
— Кто она?
Маккинли ответил не сразу. Из-за накопившейся усталости веки его слипались, а перед глазами то и дело всплывали фрагменты картины кровавой резни, учиненной им накануне утром. Такие видения преследовали его уже давно. Много лет.
— Так, бабенка, с которой я сплю, — небрежно бросил он.
— Сомневаюсь. Ты никогда не идешь на поводу у своего члена, да и не прихватил бы сюда эту девицу без особой на то причины.
— Слушай, Клэнси, ты уверен, что тебе нужно это знать?
Клэнси призадумался. Больше десяти лет он прослужил в этой организации, но три года назад отошел от дел и теперь, живя на пенсию, лишь изредка помогал бывшим сослуживцам, как правило, в качестве консультанта.
Несмотря на то, что Уин всегда тщательно следил, чтобы его агенты не сталкивались друг с другом, время от времени пути их пересекались. Так, Джеймс в свое время совершенно случайно налетел на Клэнси в Панаме, куда Уин отправил их обоих с совершенно разными заданиями. Хотя и с одинаковой целью — устранить определенных людей.
Клэнси всегда отличался чисто прагматическим подходом к делу. Служба есть служба, а люди, которых он ликвидировал, никакой пользы не обществу приносили. Зато зла, как ему объясняли, творили много, поэтому, выполняя свою миссию, Клэнси ощущал себя санитаром.
А вот Джеймс относился ко всему этому иначе. Его преследовали муки совести. Где-то, в самых отдаленных уголках мозга блуждали неясные воспоминания о какой-то площади, усеянной трупами, в ушах звенели рыдания женщин.
И все же прагматику Клэнси Маккинли доверял куда больше, чем кому бы о ни было еще. Впрочем, невесело подумал он, значило это немного.
— Нет, — ответил наконец Клэнси. — Пожалуй, подробности эти меня не интересуют.
— Куда ты нас везешь?
— В горах у меня есть безопасное местечко. Полностью пригодное для жилья бунгало. Можешь пользоваться им сколько хочешь. А она из наших? — Клэнси мотнул головой в сторону Энни. — Можем мы при ней говорить?
— В определенной степени, — небрежно ответил Джеймс.
— Тебе удалось узнать, что случилось с Уином?
Энни не шелохнулась, но Маккинли явственно ощутил её волнение. — Нет еще, — сказал он.
— Как по-твоему, Кэрью в курсе?
— Да.
Чуть помолчав, Клэнси кивнул и промолвил:
— Так я и думал. Вот сволочь.
— Да.
— А зачем им это понадобилось?
Джеймс даже не посчитал нужным ответить. Клэнси давно отошел от дел и жил себе тихо и спокойно. Ни к чему было впутывать его в эти дрязги и раскрывать глаза на всю мерзость, творившуюся в их бывшем подразделении. Пусть живет в ладу со своей совестью и пребывает в блаженной уверенности, что люди, которых он ликвидировал, и в самом деле были угрозой для человечества, а вовсе не служили помехой для планов Уина.
— Я не стану тебя спрашивать, собираешься ли ты предпринять что-нибудь по этому поводу, — сказал Клэнси. — Я достаточно тебя знаю, и знаю, что ты ответишь. Но я предлагаю тебе свою помощь, если ты готов ею воспользоваться.
— Клэнси, — устало промолвил Маккинли, — ты уже свое отработал. Ты заслужил право на покой.
— Ты тоже.
— Нет, Клэнси, я слишком много грешил.
Убежище Клэнси подыскал классное. Небольшое, затерянное в глуши, бунгало, расположенное в самом конце узкой проселочной дороги. С обоих флангов домик окружала непроходимая чаща леса, а сзади возвышался совершенно отвесный утес — неприступная круча, одолеть которую смог бы разве что отряд подготовленных альпинистов. Нет, без ведома Маккинли к этому пристанищу не подберется и койот. Тем более, что для отпугивания непрошеных гостей — в этом он нисколько не сомневался — Клэнси наверняка запасся винтовкой с оптическим прицелом.
Подкатив к крыльцу, густо увитому плющом, Клэнси даже не стал глушить мотор.
— Еды и выпивки здесь достаточно, — сказал он. — Все, о чем ты просил, я тоже подготовил. Вечером я позвоню, и тогда ты скажешь, чего вам ещё не хватает.