Стюарт Мэри. Огонь в ночи

   Солнце село, а с ним исчезло спокойствие. Находка этой трогательной броши слишком ярко оживила в памяти ужасы, которые населили эту прекрасную долину. Жалкие сомнения и страхи снова навалились на меня вместе с серым туманом. Другой берег реки стал невидим. Казалось, мы находимся в центре мира катящихся серых облаков, на острове между громкой рекой и озером, чье спокойное и мрачное мерцание постепенно переходило в серую дымку. Я дрожала. «Не кажется ли вам, что лучше вернуться, мистер Макре? Думаю, следует сразу отдать брошь инспектору».
   Он встал. «Как хотите, хозяйка. Тогда собирать удочки?»
   Я задумалась. Возможно, это просто жуть окутанной туманом долины, но вдруг я очень захотела уйти. Больше не могла этого выносить. Следует посмотреть проблеме в глаза и успокоиться любым образом, чего бы это ни стоило. «Мы должны вернуться, – наконец сказала я. – Есть и другие причины… чтобы увидеть инспектора. Больше не могу откладывать. И я… не люблю тумана».
   «Мы не можем заблудиться, если пойдем вдоль берега. Не забивайте себе голову. Только подождите спокойно минуточку, пока я возьму удочку, и пойдем обратно».
   Он повернул вниз к реке и не прошел и десяти ярдов, как его поглотил туман. Я загасила сигарету об уже остывший камень и следила за серым вихрем, в котором исчез Макре. Обволакивающее облако давило на вереск, скалу, журчащую воду.
   Оляпка предупредила меня первой. Она вынырнула и исчезла вверх по течению с пугающими тревожными криками, так что нервы мои задрожали. Затем за сплошной стеной тумана послышался шум. Проклятие. Глухой стук падения, задыхающийся крик и слабый звук удара. Громкий вопль Даугала: «Девочка! Беги!»
   Затем страшное, резкое дыхание, задыхающееся, дребезжащее в сдавленном горле. Еще один глухой стук. И тишина.

Глава двадцатая

   Мой визг острым ножом паники распорол туман, но серые клубы поглотили его, а потом и меня. Они царапал и хватал, а я, спотыкаясь, бежала туда, где слышала голос Даугала.
   Я не отважна, испугалась до холодного и вызывающего тошноту ужаса. Но не думаю, что нормальный человек без колебания убежал бы, услышав, что поблизости напали на друга.
   Через пять ярдов я споткнулась и упала, настолько сплошной туман окутал торфяник. Не было видно даже берега, и резкий шаг мог привести к сломанной лодыжке или, в лучшем случае, к падению в скрытый скалой водоворот. Я встала, глупо протянула руки и пошла на ощупь, словно могла раздвинуть сплошную пелену. Через четыре ярда тумана почва исчезла под ногами, я покатилась и упала на колени в густом вереске.
   Глухая тишина. Звуки борьбы прекратились. Даже река текла безмолвно. От страха я припала к земле, потрясенная и напуганная, сжимая влажные стебли и с напряжением вглядываясь широко открытыми, ничего не видящими глазами в темноту вокруг, поворачивая голову из стороны в сторону бессмысленными покачивающимися движениями, будто только что вылупившийся птенец, который нюхает воздух. Туман еще сильнее навалился, сбивая с толку, уничтожая чувства. Пустота. И неизвестно, куда течет река, где я слышала борьбу, и где, возможно, сейчас находится убийца.
   Затем я услышала, как он дышит.
   Тихий шаг. Еще. С вереска капает вода. Зашуршала густая осока и замолкла. Тишина.
   Кажется, он впереди, справа. В этом я уверена, но насколько близко?.. Теперь дыхание послышалось сзади. Моя голова резко повернулась на плечах, мускулы будто превратились в тугие и сухие веревки. Я почувствовала, что глаза у меня стали еще шире, рот панически открылся, руки сильно сжимали стебли вереска, пока я не подумала, что убийца услышит хруст моих костей.
   Дыхание прекратилось. Где-то река небрежно несла свои воды вдоль торфяных болот. Сзади? Спереди? Справа? Я поняла, что больше не могу доверять чувствам, из-за их предательства пришла паника.
   Вдруг туман наполнился шумами. Шелест вереска был дыханием убийцы, биение моего напуганного сердца – его шагами, пульсация крови в висках смешалась с шумом невидимой реки, воды которой крутились в водоворотах, волновались, извращались головокружительным туманом в самую сущность ужаса…
   Соленый вкус во рту. Кровь. Я прокусила губу, боль заглушила панику. Я затихла в высоком вереске, закрыла глаза и слушала.
   Он рядом. Невозможны иллюзии. Довольно близко и движется ко мне, но немного в сторону. Стала слышна вода, очень отчетливо в нескольких ярдах справа. Я опустилась ниже в вереск, сжалась, как затравленный зверь. Теперь меня радовал сбивающий с толку туман – друг преследуемого, но не преследующего. Нужно только молчать. Возможно, когда убийца пройдет мимо, я смогу выдать свое убежище и побежать, и…
   Сейчас он со мной на одном уровне, между мной и рекой. Часто, быстро и возбужденно дышит. Остановился.
   Затем, дальше от меня, внизу у реки, я услышала что-то еще. Шаги, тяжелые и неуверенные шаги, сначала по вереску, потом по скале. Голос Даугала позвал хрипло: «Девочка… Девочка, вы там?»
   Из моего горла рванулось благодарное всхлипывание, но я его заглушила, соображая в страхе, что делать. Если ответить… Убийца в шести ярдах. Я слышала его резкое приглушенное дыхание, чувствовала, как напряглись его мышцы, когда он понял, что не смог уничтожить Даугала. Если позвать Даугала, может ли что-нибудь спасти мое горло от острого мясницкого ножа, готового к атаке меньше, чем в двадцати футах? Он убьет меня за секунду, а затем повернет окровавленное лезвие и будет ждать Даугала, ответившего на зов…
   Но нужно позвать… Не для помощи, а чтобы предупредить. Выкрикнуть и сообщить Даугалу, что он здесь, убийца здесь, как раз рядом со мной. Как-нибудь крикнуть, а затем бежать, бежать в восхитительный сплошной туман, от ножа и возбужденных рук бегущего за мной палача.
   А Даугал приближался. Он бросился к нам, храбрый и сильный, как сердитый бык. Я стояла на коленях, широко разинув рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, как вдруг убийца повернулся и как олень побежал вверх вдоль реки, быстро и уверенно по высокому вереску. Даугал услышал, издал вопль проклятия и бросился вслед. Я видела его неясный силуэт. В поднятой руке сверкнуло лезвие, ярость в лице сделала Даугала неузнаваемым. Мстительный гигант из древнего мифа.
   Я произнесла, задыхаясь, что-то, когда он несся мимо, но он не обратил внимания. Так ринулся вперед, словно меня там не было, и, спотыкаясь, бросился в туман за убийцей, нетвердо стоя на ногах. Даже когда я панически крикнула: «Даугал!» – он несся вверх по реке в туман. Должно быть, он видел или слышал добычу, потому что мой крик утонул в грубом жутком вопле, который заполонил мрачный вереск языческим хором эха и спугнул стаю куликов-сорок, они взлетели в туман, как ведьмы. «Убийца! Дьявол! Ай! Проклятый убивающий ублюдок! Эй!»
   Одна из птиц взмыла с криком осужденной души, туман простирал крылья полосами, подобными серой траве над косой. Птица исчезла, а туман продолжал клубиться, и звук погони поглотила тишина.
   Я повернулась и вслепую побежала в противоположную сторону.
   Не знаю, сколько длилась ужасная дорога сквозь вереск. Я шла, спотыкаясь, наконец поддалась чистой панике, бессмысленной, бесчувственной панике с рыданиями. Рассудок исчез, как только я поверила, что больше не интересую убийцу. Одно дело – неожиданно напасть из тумана на ничего не подозревающего человека, и совсем другое – встретиться лицом к лицу с вооруженным шотландским горцем, обезумевшим от горя и гнева. Нет, убийца должен увериться, что потерял в тумане Даугала, прежде чем посмеет вернуться… А к тому же нужно еще найти меня.
   Но паника никак не связана с разумом. А к тому же теперь разум отключился, и мозг болезненно и бесполезно вышел из-под контроля. Я бежала, прыгала и скользила, а соленые слезы катились по лицу вместе с каплями тумана и попадали в открытый рот на язык. Белый туман стоял глухой стеной. Руки мои протянулись, как у слепца. Кожа лица и ладоней морщилась в ожидании боли. Я отчаянно неслась неизвестно куда на невидимые барьеры и безумно повторяла сама себе: «Нет… О нет… О нет…»
   Привело меня в сознание, как удар хлыста, чувство, что почва, по которой я бежала не разбираясь, качается под ногами. Я остановилась в паническом страхе. Полуизумленно я начала вглядываться в растущий пучками мох вокруг. Шагнула на пробу. Почва шаталась. Я быстро вернулась назад, но почувствовала, что поверхность торфяника вздымалась, как дно плоскодонной лодки.
   Я стояла очень тихо.
   Под ногами слышался легкий отвратительный звук. Почва дышала, булькая и чавкая.

Глава двадцать первая

   Временная потеря рассудка обошлась мне довольно дорого. Я попала в трясину, о которой однажды говорил Родерик, и обнаружила, что не имею представления, как далеко зашла и откуда бежала. Снова страх распростер свои крылья летучей мыши. Я упрямо качала головой, словно это могло отогнать его, стояла, не шевелясь, старалась не замечать зловещего качания почвы и услышать звуки реки.
   Но это было бесполезно. Чем больше напрягался слух, тем беспорядочнее звуки клубились и вертелись в тумане. Приглушенное бормотание текущей воды, казалось, доносится сразу со всех сторон. Заглушая его, безостановочно шептала и клокотала невидимая жизнь болота – тихое бормотание, всасывание, миллион маленьких хлопающих пузырьков, тревожные вздохи.
   Ноги погружались в грязь. С почти физическим усилием я собрала последние крохи самоконтроля, затем осторожно переместилась на пучок вереска за несколько ярдов. Ощущение упругих прочных стеблей под ногами очень даже успокаивало, но тело бесконтрольно тряслось и стучали зубы. Я стояла на холмике вереска, напрасно вглядываясь во все стороны. Несколько футов болотистой зелени колыхалось и раскачивалось под предательским туманом.
   Но необходимо двигаться, покинуть маленькую безопасную кочку и идти в каком-нибудь направлении – в любом. Я сказала себе, что болото вряд ли действительно опасно, но доводы разума не помогали. Думаю, именно то, что я ничего не могла разглядеть, вызывало такую сильную панику. Если бы видеть хоть на четыре ярда перед собой, видеть, куда принесут ноги через четыре или пять шагов, было бы уже не так плохо. Но придется двигаться вслепую по отвратительному, колышущемуся болоту, не зная реальной опасности, чтобы очутиться, возможно, еще в худшем месте…
   Я сжала руки в ледяные узелки, повернула туда, где, казалось, находилась река, и медленно пошла вперед.
   Было так безумно трудно заставлять себя двигаться медленно, что, мягко говоря, я не могла думать больше ни о чем. Хотелось бежать, милый Боже, как хотелось бежать! Но я заставляла себя проверять каждый шаг. Однажды я опрометчиво ступила на кочку более светлой зелени и провалилась в черную грязь по колени. И к тому времени, как я обошла светлое пятно, шагая устало с одной кочки мха на другую, я снова полностью потеряла чувство направления, так что, когда из тумана выплыло очертание призрачного скелета, все мое тело вздрогнуло от страха, как у марионетки. Это было только бледное очертание молодой березки, которая лежала и гнила на болоте, крошилась и разрушалась. Но она выглядела твердой, высокий темный камыш рядом обещал безопасность.
   И я вздохнула с надеждой. Силуэт, который казался таким нереальным, был мне уже знаком. Конечно, мы с Родериком проходили очень близко от сваленной березы в первый вечер. Она лежала слева, не слишком далеко, между нами и рекой. Если вспомнить, как она расположена по отношению к дороге, можно безотлагательно пройти в безопасное место.
   Я устало приблизилась к березе, стараясь мысленно увидеть ее со стороны. Вполне возможно, это было другое дерево, но в лишающем рассудка водовороте тумана даже этот намек на спасение был, как столб огня в пустыне.
   Береза лежала, если грубо прикинуть, с севера на юг. В этом я уверена. И конечно, я все еще нахожусь на стороне реки. В таком случае, безопасная почва за ней, ярдов на тридцать сзади. Если выбраться туда, рано или поздно обнаружится овечья тропа вниз в долину и будет слышно море. Или можно найти ручей, и он безошибочно приведет к реке и отелю.
   Черный призрак вынырнул из тумана и понесся, кружась, в невидимость. Куропатка. Я ругнула ее, задыхаясь, и еще раз успокоила частый пульс, затем осторожно перешагнула через березу и стала вглядываться в туман.
   И только тогда я почувствовала что-то, что какое-то время привлекало мое внимание. Почва качалась. Я стояла совершенно тихо, но почва качалась.
   Погрузившись в новый страх, я совсем забыла, что где-то в глухом мире убийца ждет меня с ножом. И вот он тихо двигается по чавкающему болоту. Я легла лицом вниз за скелетом березы. Ветви ее были толстыми и высокими. Подо мной почва дрожала и дышала. Я лежала без страха, окаменевшая, ледяная, глухая. Даже нож, сверкнувший в тумане, не смог бы сдвинуть меня с места.
   «Джианетта…» Слабый шепот, не больше, чем резкий выдох. Должно быть, это дыхание болота, выделение болотного газа миллионами мельчайших пузырей. «Джианетта…» Теперь ближе. «Джианетта…» Ветер шелестит моим именем. Оно плывет маленькими сухими шепотами, словно падающие листья, слегка кружится, чтобы отдохнуть на качающейся почве.
   Он медленно двигался. Под собой я чувствовала мерные вибрации его поступи. Очевидно, его руки были вытянуты, и он нащупывал меня. Его шепот зондировал тишину и протягивался, чтобы поймать меня в ловушку…
   Я узнала его, конечно. О да, я знала его теперь, без сомнений. Моя несчастливая догадка совершенно правильна. Вот почему инспектор жалел меня. И Алистер две ночи назад бросил взгляд невыразимого сострадания.
   «Джианетта…» Снова это имя, которым больше никто меня не называл… Имя, которое я услышала в темноте рядом с погребальным костром Рональда Бигла. Голос плыл сквозь туман, сейчас немного слабее, словно он повернул голову. «Джианетта, где ты? Ради Бога, где ты?»
   Родерик, конечно, тоже угадал. Я удивлялась, прижимаясь еще сильнее к сырой земле, почему он так уверен, что мне единственной из всех в «Камасунари» ничего не грозит.
   «Ты там, Джианетта? Не бойся же…»
   Не думаю, что я боялась теперь, когда знала наверняка, что это Николас. И не потому, что соглашалась с Родериком, что во имя прошлого Николас ни за что не тронет меня. Просто, как только этот ужасный шепот подтвердил подозрения и превратил их в реальность, стало все равно… Меня уже ничто не волновало.
   «Джианетта… Джианетта… Джианетта…» Слова стучали сквозь туман фантастическим грохочущим контрапунктом. Я приложила холодную щеку к сырой траве и тихо заплакала, а туман колыхал и шептал мое имя, призрачными серыми пальцами вдавливал меня в болото.
   И затем он ушел. Ищущий голос затихал, повторялся эхом и снова затихал. Чавканье болота прекратилось. Молча сорвалась какая-то птица и благополучно полетела над травой. Он ушел.
   Я, задыхаясь, встала и пошла, как привидение, бессмысленно поплелась, не думая, куда, через болото, прочь от последнего издевательского эха его голоса.
   И почти сразу я очутилась на твердой почве среди камней и высокого вереска. Я инстинктивно ускорила шаги. Местность равномерно поднималась вверх, туман перемещался и рассеивался. Я пошла по склону все быстрее, так как могла видеть намного дальше. Сзади туман редел, отступал и убывал.
   Быстро, как выныривает сквозь пену волны пловец, чтобы вздохнуть, я вырвалась из последнего клуба тумана на яркий солнечный свет.

Глава двадцать вторая

   Облегчение было настолько сильным, шанс настолько невероятным, что я едва стояла, мигая в ярком свете солнца. Глазам, ослепленным туманом и слезами, потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету. А затем я увидела, где нахожусь. На нижнем склоне Блейвена в том месте, где высокая скалистая стена разрезает осыпь, идет в гору, будто подпирая верхние отвесные скалы.
   Начало стены прятал туман, низины все еще скрывались под его бледным покровом. Сама долина, озеро, длинный залив Атлантики, все утонуло в спокойном бледном озере тумана, которое раскинулось от Блейвена до Сгар на Стри, от Гарсвена до Марско. А из него вздымались горы, голубые, пурпурные и зелено-золотые в солнечном свете, проплывали, как мифические острова. Ниже слепой ужас все еще бродил в удушающей серости. Здесь, наверху, был новый и золотой мир. Будто я оказалась одна на рассвете времен, при рождении первых гор из облаков хаоса…
   Но я была не одна.
   Едва глаза приспособились к сверкающей безграничности нового мира над облаками, как я почувствовала кого-то ярдах в пятидесяти от себя. Он меня не видел, стоял у подножия скалистой стены, смотрел мимо нее, мимо меня на открытый горизонт на юго-западе. Родерик Грант. Я видела в солнечном сиянии темно-золотой блеск его волос.
   Я позвала: «Родерик!» – и поразилась неприятному хрипу из моего сухого горла.
   Он не двинулся. Мои колени дрожали. Неуверенными шагами, с трудом, я направилась к нему по каменистой почве.
   Я снова позвала его по имени: «Родерик!»
   Тогда он услышал. Повернулся и сказал: «Да? – а затем: – Джанет!» Его голос звучал холодно и потрясенно, но это меня вряд ли могло удивить. Бог знает, как я выглядела, смертельно бледная и трясущаяся, мокрая и грязная, с выражением ужаса и отчаяния во взгляде.
   Он сделал два быстрых шага навстречу и схватил меня за руку, иначе бы я упала. С силой посадил на плоский камень спиной к теплой скале. Я закрыла глаза, сквозь веки проникли круги солнечного света, красного, золотого и фиолетового. Тепло омывало меня воскрешающими волнами, я ослабела в нем и стала дышать спокойнее. Затем, наконец, я открыла глаза и взглянула на Родерика.
   Он стоял передо мной, наблюдал, и в голубых глазах я снова увидела ужасное сострадание. Теперь я знала, что это значит, и не могла ответить на взгляд. Я отвернулась и занялась тем, что снимала промокшие ботинки и расстегивала пальто. Оно сползло с плеч и легло мокрой грудой. Блузка промокла мало, и благодатное тепло проходило сквозь нее на плечи.
   Тогда он заговорил: «Вы не знали? – Я кивнула. Он сказал медленно, со странной ноткой в голосе: – Я вам говорил, что вам не причинят вреда. Мне не следовало это говорить. Это было…»
   «Едва ли это имеет значение, – сказала я устало. – Хотя не знаю, почему вы думали, что после всего, чему подверг меня Николас при разводе, у него сохранились какие-то сантименты насчет меня. – Моя левая рука лежала на горячей скале. На среднем пальце отчетливо вырисовывался белый след обручального кольца. Я сказала все еще с тоской, которая давила меня: – Было ошибкой пытаться защищать его. Я ведь подозревала, кто он. Теперь я это вижу. Никогда нельзя считать людей главнее принципов. И особенно, если они… люди вне закона».
   Грант отвернулся, его взгляд направился на отдаленные холмы Куиллина, блуждал над туманным озером. «Зачем вы это делали?»
   Я глупо моргала глазами. «Зачем я делала что?»
   «Защищали… его». В его голосе появился странный оттенок легкомыслия. Или облегчения.
   Я задумалась, а потом решительно сказала: «Потому что я его жена».
   Он резко повернул голову. «Разведенная».
   «О да. Но… в некоторых случаях нет разницы. Я имею в виду, когда верна…»
   Он грубо сказал: "Верность? Зачем говорить о верности, когда вы подразумеваете любовь? – Я не ответила. – Разве не так?
   «Думаю, да».
   Он молчал, затем внезапно произнес: «Что случилось внизу? Как вы узнали?»
   «Он искал меня в тумане. Звал. Узнала голос».
   'Так он звал вас? Но, наверное…"
   «Я была с Даугалом Макре на рыбалке, когда опустился туман. Даугал пошел за удочкой. Я слышала борьбу, и Даугал, должно быть, упал, затем он – Николас – стал искать меня. Только Даугал пришел в себя и бросился за ним. Они исчезли, а я заблудилась. А затем… затем…»
   «Да?»
   «Я услышала, что он идет по болоту и зовет меня. Шепчет. Полагаю, он ускользнул от мистера Макре и запутывал след, чтобы отыскать меня. И он не осмеливался звать громко, чтобы его не услышал Даугал».
   «Должно быть, он знал, что вы угадали, кто… кем… он является».
   Меня передернуло. «Да».
   Родерик всматривался в густую завесу над долиной. «Итак, Драри там, в болоте?»
   «Да».
   «И как далеко?»
   «Не знаю. Полагаю, это было только несколько минут назад, когда…»
   Родерик так неожиданно повернулся, что я почти вздрогнула. «Пошли, – сказал он почти грубо. – Необходимо отсюда выбраться. Наденьте ботинки». Он схватил меня за запястье и потянул, чтобы я встала на ноги.
   «Вниз туда? – с сомнением спросила я. – Разве мы не подождем, пока немного прояснится? У него…»
   «Вниз? Конечно, нет. Мы пойдем вверх».
   «Что, ради Бога, вы имеете в виду?»
   Он рассмеялся почти весело.
   «Я подниму глаза на холмы… – Он схватил мое пальто со скалы и встряхнул его. Что-то звякнуло о гальку и покатилось, сверкая. – Не задавайте вопросов, Джанет. Делайте, как я говорю. Что это?»
   «Ой! – крикнула я и наклонилась. – Это брошь Гезы».
   «Брошь Гезы?» – Его голос звучал небрежно, настолько небрежно, что я с удивлением посмотрела на него.
   «Да. Я нашла ее вчера под этим ужасным выступом. Я думала, что это брошь Роберты, но Даугал сказал… – Еще раз мой голос притих и замолк. Я встала с брошью в руке и посмотрела ему в глаза. – В первый вечер вы рассказали об убийстве. Говорили об украшениях, которые нашли на выступе. Вы сказали – браслет, брошь и… другие вещи. Но броши ведь не было на выступе, когда нашли Гезу. И так как ее подарили ей в тот день на день рождения, вы не могли знать о ней, если сами не видели. Если сами не положили ее на эту стопку на выступе рядом с погребальным костром».
   Вверху пел жаворонок. Над туманом спокойно плыли горы. Родерик Грант улыбнулся. Глаза его были очень голубыми и светлыми. «Да, – сказал он нежно. – Конечно. Но как жаль, что вы вспомнили, не так ли?»

Глава двадцать третья

   Итак, мы смотрели в глаза друг другу на необитаемой земле, вдвоем над молчаливым миром, на горе, где убийца уже предал смерти трех человек.
   Он все еще улыбался, и снова на его лице появилось сожаление, смысл которого я сейчас поняла. Я ему нравилась, но он собирался убить меня. Ему было жаль, но он собирался меня убить.
   Но, на какой-то момент, даже это знание вытеснила великолепная волна хорошего настроения. Молчаливый заоблачный мир заливали свет солнца, песня жаворонка и знание, что я преступно, глупо, жестоко ошибалась насчет Николаса. Думаю, добрых две минуты я смотрела в безумные голубые глаза и думала не о том, что нахожусь наедине с маньяком-убийцей.
   Это был не Николас, это был не Николас!
   Родерик сказал с сожалением: «Так жаль, Джанет, знаете, действительно жаль. Я знал, когда услышал ваш разговор с Даугалом у реки, что рано или поздно вы вспомните. Право, я не собирался, но, конечно, теперь придется вас убить».
   Как ни странно, мой голос был совершенно спокойным. Я сказала: «Если вы меня убьете, вам это не поможет. Инспектор знает».
   Он нахмурился. «Не верю».
   «Он так сказал. Он сказал, что только ждет информации из Лондона, которая подтвердит то, что он знает. И, конечно, есть еще Роберта».
   Его лицо помрачнело. «Да, Роберта». Живые глаза потемнели от размышлений. Хотела бы я знать, он убил Даугала, или Даугал с Николасом все еще охотятся в тумане внизу… в дорогом спасительном тумане не так далеко от нас внизу.
   «Не пытайтесь убежать, – сказал Родерик. – Мне придется привести вас обратно. Не кричите, потому что тогда придется задушить вас, а я… – Он кротко улыбнулся. – Я всегда перерезаю горло, если могу. Это самый лучший способ».
   Я прислонилась к отвесной скале. Она была твердой и теплой, под руками в расселинах прятались маленькие пучки камнеломки. Реальные. Нормальные. Я заставила свои одеревенелые губы улыбнуться Родерику. Любой ценой нужно заставить его говорить. Держать в этом безумном добром настроении. Поддерживать беседу спокойно и тихо. Если я опять запаникую, мой страх, возможно, будет искрой, которая изменит безумный ход мыслей убийцы. Поэтому я улыбнулась. «Почему вы вообще это делаете, Родерик? Почему вы убили Гезу Макре?»
   Он удивленно посмотрел на меня. «Они этого хотели».
   «Они?»
   «Горы. – Он сделал странно красивый жест. – Все эти годы, столетия они ждали, плавали над облаками, наблюдали за зеленой жизнью долин. Когда-то давно люди вознаграждали их культом, зажигали для них костры, приносили ежегодные жертвы жизни, но сейчас… – его голос стал отсутствующим и задумчивым, – сейчас они должны брать для себя то, что могут. Одна жизнь в год, вот что им нужно… Кровь, огонь и жертвы мая, которые люди приносили им, когда мир был молод и прост, и люди знали Богов, живущих в горах».
   Он поглядел на меня. Жутко и ужасно смотреть в знакомое лицо, слушать знакомый голос и видеть совершенно чужого в его глазах. «Она помогала носить древесину и торф. Вместе мы собрали девять сортов дерева и дикий пластинчатый гриб, и дуб, чтобы развести огонь нужды. Она зажгла костер, а затем я перерезал ей горло и…»
   Пришлось остановить его. Я внезапно спросила: «А почему вы убили Марион Бредфорд?»
   Его лицо потемнело от гнева. «Эти женщины! Вы слушали меньшую, Роберту… в ту ночь. Слышали, как она святотатственно говорила о том, чтобы покорить, именно покорить, горы. – Снова плывущий жест, охвативший мечтательные вершины. – А другая… мисс Бредфорд. Она была такая же. – Вдруг он рассмеялся, и сразу его речь приобрела нормальную и очаровательную манеру. – Это было очень легко. Старшая, эта ужасная, глупая женщина, думаю, немного влюбилась в меня. Была довольна и польщена, когда я встретил их в горах и предложил показать, как перебраться через Спутан Дгу».