Я холодно заявила: «Каждому ясно, что это схватка не полиции с группой подозреваемых, а убийцы с каждым из нас в отдельности».
«Молодец!» – неожиданно сказал Гей.
Полковник Каудрей-Симпсон откашлялся. Его лицо вдруг стало обособленным, суровым и умным, все эти качества прежде скрывали доброта и мягкость. Выражение одновременно угрожающее и сочувствующее, лицо скорее судьи, чем солдата. Интересно, может, он правда работал судьей? «Это вы еще мягко сказали, дорогая юная леди. Каждый случай убийства – это дело убийцы против каждого цивилизованного человека. Любой убийца автоматически становится изгоем. Я бы пошел дальше. Я бы заявил, что как только сама идея чрезвычайного физического насилия начинает рассматриваться индивидом как приемлемое разрешение любой проблемы, он немедленно подвергается опасности потерять право именоваться цивилизованным человеком».
«Сильно сказано, сэр», – сказал Родерик.
«Я твердо убежден в этом», – ответил полковник.
«К нациям вы, военный, те же принципы применяете?»
«Да».
«К актам войны?»
«К актам агрессии. Насилие как орудие политики – отрицание интеллектуального прогресса».
«Тем не менее, – сказала упрямо Альма, – это абсурд, что нас всех подозревают. Должно же быть у полиции хоть какое-то представление, кто это сделал».
«Если сейчас и нет, – сказал Гей, – непременно будет, как только девушка откроет рот».
Молчание. Я поставила стакан на стеклянный столик. «Ну, ради всех здесь, кто не является убийцей, обещаю, что Роберта будет в безопасности, пока не откроет рта».
Я вышла. Немного потребовалось, чтобы сошел внешний лоск с людей, которые оказались в опасности. В комнате отдыха были сильны подводные течения, и у меня возникло чувство, что, если беспристрастно за ними последить, можно разгадать тайну. А я бы сняла подозрение с полковника. Он высказался так убедительно о своих принципах… Но это делал бы и убийца, если умен? Актер, который скрывает инстинкты оборотня за безупречно цивилизованной внешностью. Когда произносился приговор преступнику, утверждалась его полная изоляция, никто и бровью не повел. Но, конечно, убийца мог и не находиться там. Были другие вероятности, как указал Алистер.
Я повернула за угол и налетела прямо на Николаса. Столкнулась с ним. Он схватил меня за руки и удержал, вглядываясь в глубину коридора. «Ну, вот и наш маленький полицейский осведомитель. В этом направлении инспектора нет, дорогая».
Я совершенно вышла из себя, с яростью смотрела, старалась вырваться из рук. «Дай пройти! Прочь! Разреши мне пройти! Ты не смеешь разговаривать так! У тебя нет прав…»
«Продолжай, продолжай… Куда идешь?»
«Это ни черта тебя не касается».
«Это касается любого в этом гнусном месте. Право остановить тебя, чтобы ты не бродила в темноте одна».
«Иду в кухню есть, – сказала я зло, – и спешу».
Он не тронулся с места. «А где дружочек?»
«Кого ты имеешь в виду?»
«Кавалера с золотыми волосами. Почему он не охраняет тебя?»
«У тебя недержание речи», – горько сказала я.
«У меня? – Он сардонически улыбнулся. – Ты могла бы сказать, что это ценная черта для писателя, а для мужа…»
«Точно. А теперь дай пройти».
«Минуточку. Оказывается, я вполне серьезен, Джианетта. Мне кажется, ты вообще очень любишь бродить одна… или с кем-то, кого не знаешь. Если бы у тебя была хоть капля рассудка, ты бы знала, что этот парень решительно взялся за дело. Разве ты не испугалась?»
«Нет, – сказала я едко. – Не боялась еще три минуты назад». Не знаю, что заставило меня сказать это. Как только слова вылетели, я пожалела о них, но слишком поздно. Николас отпустил мои руки и стоял, глядя на меня в полутьме. Думаю, что он должен был слышать глухие удары моего сердца.
«Ох… – наконец сказал он очень нежно. – Вот, значит, откуда ветер дует? – Я молчала. Хотела убежать к огням и теплу кухни, но меня что-то удерживало, я словно была пришпилена к стенке коридора ударами сердца. – Итак, ты боишься, что я тебя убью, моя Джианетта?.. Действительно думаешь, что я могу это сделать? Перерезать это красивое горло и все такое, да, Джианетта? За что? За дела давно минувших дней?»
«Сказать причину? – Я говорила странным шепотом. Этого не должно было случиться. Такой разговор не должен происходить. – Тебе нужна причина?»
Он не отвечал, молча смотрел. Его лицо казалось загадочным. Наконец, он сказал совсем другим тоном: «Какие у тебя доказательства?»
Я вздрогнула. «Никаких».
«Если бы они были, могла бы ты меня сдать… за все, что было?»
Фантазия росла вокруг нас, как паутина. Он спрашивал так просто, будто предлагал деньги для ведения хозяйства. Я приложила руку ко лбу. «Я… не знаю, Николас».
«Ты… не… знаешь…»
Его тон заставил меня покраснеть. «Николас, – сказала я с отчаянием. – Постарайся понять…»
«Ты была моей женой».
«Знаю, но…»
«Имела обыкновение говорить, что не веришь в развод».
«Знаю, – сказала я снова тоскливо. Дела давно минувших дней. Каждая ссора заканчивалась тем, что я вынуждена была защищаться. И сейчас в мой голос прокрадывалась знакомая нотка оправдания. – Но в том, что мы развелись, моей вины нет».
«Даже если и так… Раз ты говорила так, ты осталась связанной со мной… и теперь?»
«Теперь? Не поняла».
«Нет? Я намекал на блондинистого дружочка».
«Оставь это, Николас!»
Он громко рассмеялся. «Опасная у тебя проблема, не так ли, Джианетта? Моральная верность против гражданской ответственности. Или ситуация сейчас трансформируется в старую любовь против новой? Это избавило бы тебя от массы забот, если бы ты могла сдать меня полиции через минуту».
Охватившая меня ярость была реальна, как шок, как физическое ощущение. Я похолодела и выпалила очень спокойно, но шепотом: «Если бы ты был сейчас в комнате отдыха, ты бы услышал мнение полковника, которое, как выяснилось, совпадает с моими взглядами. Он сказал, что актом насилия, таким, как убийство, человек отрезает себя от собратьев и теряет право на свои… человеческие права. Если бы я по-прежнему была твоей женой… – Я оперлась руками о стенку в поисках поддержки. – Если бы я все еще была… законной… твоей женой, я бы не помогла обвинить тебя в преступлении, даже если бы могла, потому что я бы приравнивалась к тебе во всем, что ты совершил… но я бы оставила тебя… Я бы не смогла остаться с тобой, зная, что ты…»
«Каин?»
«Я… да».
«А в нынешней ситуации?»
«В нынешней ситуации… – Я остановилась и, к моему ужасу, мой голос перешел в рыдание. – В нынешней ситуации я не знаю. Бог тебе судья. А теперь разреши пройти».
Он пошел, не говоря ни слова, а я пробежала вниз по лестнице на кухню.
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
«Молодец!» – неожиданно сказал Гей.
Полковник Каудрей-Симпсон откашлялся. Его лицо вдруг стало обособленным, суровым и умным, все эти качества прежде скрывали доброта и мягкость. Выражение одновременно угрожающее и сочувствующее, лицо скорее судьи, чем солдата. Интересно, может, он правда работал судьей? «Это вы еще мягко сказали, дорогая юная леди. Каждый случай убийства – это дело убийцы против каждого цивилизованного человека. Любой убийца автоматически становится изгоем. Я бы пошел дальше. Я бы заявил, что как только сама идея чрезвычайного физического насилия начинает рассматриваться индивидом как приемлемое разрешение любой проблемы, он немедленно подвергается опасности потерять право именоваться цивилизованным человеком».
«Сильно сказано, сэр», – сказал Родерик.
«Я твердо убежден в этом», – ответил полковник.
«К нациям вы, военный, те же принципы применяете?»
«Да».
«К актам войны?»
«К актам агрессии. Насилие как орудие политики – отрицание интеллектуального прогресса».
«Тем не менее, – сказала упрямо Альма, – это абсурд, что нас всех подозревают. Должно же быть у полиции хоть какое-то представление, кто это сделал».
«Если сейчас и нет, – сказал Гей, – непременно будет, как только девушка откроет рот».
Молчание. Я поставила стакан на стеклянный столик. «Ну, ради всех здесь, кто не является убийцей, обещаю, что Роберта будет в безопасности, пока не откроет рта».
Я вышла. Немного потребовалось, чтобы сошел внешний лоск с людей, которые оказались в опасности. В комнате отдыха были сильны подводные течения, и у меня возникло чувство, что, если беспристрастно за ними последить, можно разгадать тайну. А я бы сняла подозрение с полковника. Он высказался так убедительно о своих принципах… Но это делал бы и убийца, если умен? Актер, который скрывает инстинкты оборотня за безупречно цивилизованной внешностью. Когда произносился приговор преступнику, утверждалась его полная изоляция, никто и бровью не повел. Но, конечно, убийца мог и не находиться там. Были другие вероятности, как указал Алистер.
Я повернула за угол и налетела прямо на Николаса. Столкнулась с ним. Он схватил меня за руки и удержал, вглядываясь в глубину коридора. «Ну, вот и наш маленький полицейский осведомитель. В этом направлении инспектора нет, дорогая».
Я совершенно вышла из себя, с яростью смотрела, старалась вырваться из рук. «Дай пройти! Прочь! Разреши мне пройти! Ты не смеешь разговаривать так! У тебя нет прав…»
«Продолжай, продолжай… Куда идешь?»
«Это ни черта тебя не касается».
«Это касается любого в этом гнусном месте. Право остановить тебя, чтобы ты не бродила в темноте одна».
«Иду в кухню есть, – сказала я зло, – и спешу».
Он не тронулся с места. «А где дружочек?»
«Кого ты имеешь в виду?»
«Кавалера с золотыми волосами. Почему он не охраняет тебя?»
«У тебя недержание речи», – горько сказала я.
«У меня? – Он сардонически улыбнулся. – Ты могла бы сказать, что это ценная черта для писателя, а для мужа…»
«Точно. А теперь дай пройти».
«Минуточку. Оказывается, я вполне серьезен, Джианетта. Мне кажется, ты вообще очень любишь бродить одна… или с кем-то, кого не знаешь. Если бы у тебя была хоть капля рассудка, ты бы знала, что этот парень решительно взялся за дело. Разве ты не испугалась?»
«Нет, – сказала я едко. – Не боялась еще три минуты назад». Не знаю, что заставило меня сказать это. Как только слова вылетели, я пожалела о них, но слишком поздно. Николас отпустил мои руки и стоял, глядя на меня в полутьме. Думаю, что он должен был слышать глухие удары моего сердца.
«Ох… – наконец сказал он очень нежно. – Вот, значит, откуда ветер дует? – Я молчала. Хотела убежать к огням и теплу кухни, но меня что-то удерживало, я словно была пришпилена к стенке коридора ударами сердца. – Итак, ты боишься, что я тебя убью, моя Джианетта?.. Действительно думаешь, что я могу это сделать? Перерезать это красивое горло и все такое, да, Джианетта? За что? За дела давно минувших дней?»
«Сказать причину? – Я говорила странным шепотом. Этого не должно было случиться. Такой разговор не должен происходить. – Тебе нужна причина?»
Он не отвечал, молча смотрел. Его лицо казалось загадочным. Наконец, он сказал совсем другим тоном: «Какие у тебя доказательства?»
Я вздрогнула. «Никаких».
«Если бы они были, могла бы ты меня сдать… за все, что было?»
Фантазия росла вокруг нас, как паутина. Он спрашивал так просто, будто предлагал деньги для ведения хозяйства. Я приложила руку ко лбу. «Я… не знаю, Николас».
«Ты… не… знаешь…»
Его тон заставил меня покраснеть. «Николас, – сказала я с отчаянием. – Постарайся понять…»
«Ты была моей женой».
«Знаю, но…»
«Имела обыкновение говорить, что не веришь в развод».
«Знаю, – сказала я снова тоскливо. Дела давно минувших дней. Каждая ссора заканчивалась тем, что я вынуждена была защищаться. И сейчас в мой голос прокрадывалась знакомая нотка оправдания. – Но в том, что мы развелись, моей вины нет».
«Даже если и так… Раз ты говорила так, ты осталась связанной со мной… и теперь?»
«Теперь? Не поняла».
«Нет? Я намекал на блондинистого дружочка».
«Оставь это, Николас!»
Он громко рассмеялся. «Опасная у тебя проблема, не так ли, Джианетта? Моральная верность против гражданской ответственности. Или ситуация сейчас трансформируется в старую любовь против новой? Это избавило бы тебя от массы забот, если бы ты могла сдать меня полиции через минуту».
Охватившая меня ярость была реальна, как шок, как физическое ощущение. Я похолодела и выпалила очень спокойно, но шепотом: «Если бы ты был сейчас в комнате отдыха, ты бы услышал мнение полковника, которое, как выяснилось, совпадает с моими взглядами. Он сказал, что актом насилия, таким, как убийство, человек отрезает себя от собратьев и теряет право на свои… человеческие права. Если бы я по-прежнему была твоей женой… – Я оперлась руками о стенку в поисках поддержки. – Если бы я все еще была… законной… твоей женой, я бы не помогла обвинить тебя в преступлении, даже если бы могла, потому что я бы приравнивалась к тебе во всем, что ты совершил… но я бы оставила тебя… Я бы не смогла остаться с тобой, зная, что ты…»
«Каин?»
«Я… да».
«А в нынешней ситуации?»
«В нынешней ситуации… – Я остановилась и, к моему ужасу, мой голос перешел в рыдание. – В нынешней ситуации я не знаю. Бог тебе судья. А теперь разреши пройти».
Он пошел, не говоря ни слова, а я пробежала вниз по лестнице на кухню.
Глава шестнадцатая
В кухне было светло, тепло и вкусно пахло едой. Кухарка суетилась у плиты, а одна из официанток занималась грудой тарелок. Я в сомнении остановилась у двери, чувствуя, что у меня дрожат руки, а в глазах стоят слезы, но румяная кухарка взглянула, глупо, маслянисто улыбнулась и указала на место на конце большого выскобленного стола. «Если не возражаете, хозяйка, – сказала она на живом наречии южной Шотландии, – можете здесь пообедать, погорячее и побыстрее. Инспектор сказал, что вы хотите поесть сейчас».
«Очень мило с вашей стороны. Надеюсь, что не очень помешаю».
«Совсем не помешаете, – сказала кухарка спокойно, не отходя от плиты. – Эффи, подай даме суп».
Худая темноволосая Эффи с огромными глазами, которые с любопытством буквально пожирали меня, принесла дымящуюся тарелку и осторожно поставила передо мной с таким видом, словно я могу укусить. Затем она отошла шага на два и встала, теребя фартук. «Нет, Эффи, – сказала резко кухарка, – отнеси в столовую хлеб».
Эффи удалилась, бросив тоскливый взгляд назад. Когда за ней закрылась дверь, кухарка положила черпак и сказала хрипло и внушительно: 'Такая гнусь, хозяйка, все эти убийства. Ну, ужас. Кровь стынет в жилах".
Я механически согласилась. Горячий суп бодрил, а яркое тепло кухни быстро вышибло из головы нелепый разговор в коридоре. Кухарка положила пухлые красные руки на противоположный конец стола и рассматривала меня с профессиональным удовольствием. «Восхитительный бульон, правда?»
«Он… великолепен».
«Он покроет ваши щечки румянцем, я вам скажу. Вы выглядели совсем измотанной, будто собственная тень, когда вошли. Говорят, это вы нашли ее?»
«Да, посчастливилось».
«Это ей посчастливилось, бедной девочке, продержаться в живых целый день. – Она тяжело вздохнула. – Много было таких, которым так не повезло, а я не помню лета хуже».
«Ну, – сказала я, – не каждый год у вас происходят убийства».
«Нет, слава Богу. Но я не про то. – Она забрала пустую тарелку и поставила передо мной отбивную из баранины с горошком и жареным картофелем. – Я имела в виду несчастные случаи в горах».
Я вспомнила, что кто-то еще говорил что-то похожее. «Этот год действительно хуже, чем обычно?»
«Да, мисс. Две девочки, – она резко и отсутствующе подняла голову к потолку. – Это третий случай в этом сезоне, не считая убийств».
«А кто другие?»
«Ну, пара из Лондона. Слабоумные пошли на Куиллин без карты и компаса. Их нашли через неделю. Они лежали у подножия скалы».
«Как ужасно! Попали в туман?»
«День, когда они ушли в горы, был ясный, как мой бульон. Никто не знает, что случилось».
«Слишком большая плата за минуту беззаботности».
«Ай, это так. На горы легко смотреть ни к чему. А этот бедный парень, что лежит наверху? Много раз он говорил то же самое, и он был великолепный альпинист. Яблочный пирог».
«Простите? А, понимаю. Спасибо. Очень вкусный».
«Не так плох, – сказала кухарка удовлетворенно. Она смотрела, как я пробую сдобный воздушный пирог. – Затем два студента из Оксфорда-Кембриджа. Оба свалились с огромной скалы примерно на том же месте».
«Мертвые?»
«Ай, мертвые, как камень. Веревка оборвалась».
Я осторожно положила вилку и нож рядышком на пустую тарелку и какое-то время внимательно смотрела на них. Но я их не видела. В странном белом свете передо мной стояли две пары скалолазов, которые поднимаются на Куиллин… Но в каждом случае с ними двигался еще один альпинист. В его присутствии рвались веревки, и тела с шумом неслись к смерти…
«А теперь чашечку кофе?» – предложила кухарка.
«С удовольствием, – сказала я. – Но думаю, что я бы лучше взяла кофе наверх. Врач, должно быть, уже закончил, и миссис Персимон хочет спуститься».
«А как себя чувствовала девушка, когда вы ее оставили?» Она поставила на стол большую голубую чашку и начала наливать кофе.
«Не очень хорошо. Но мне кажется, у нее будет все в порядке».
«Слава Богу. Я дала вам большую чашку. Лучше быстро выпить, пока он горячий. Сахар?»
«Пожалуйста. Большое спасибо. Все было отлично. Я чувствую себя намного лучше».
«Ай, и это видно. Не забудьте на ночь запереть дверь, моя девочка».
«Непременно запру», – ответила я горячо и поднялась, когда она снова повернулась к плите.
В коридоре никого не было. Я быстро пошла по нему, повернула за угол, вышла в холл. Николас нагнулся над конторкой и тихо разговаривал с Биллом Персимоном, увидел меня, но не подал вида. Я притворилась, что не вижу его, и почти побежала по лестнице, балансируя с чашкой кофе, чтобы не расплескать.
На лестничной площадке я встретила миссис Персимон и девушку-служанку. «Вот и вы, мисс Брук, – миссис Персимон была все еще обеспокоена, что не удивительно. – Пообедали?»
«Да, спасибо, очень хорошо».
«Ну, думаю, теперь вас ожидает полиция».
«Как чувствует себя мисс Саймз?»
«В общем, не знаю. Все еще без сознания, и врач не очень разговорчив. О Боже мой, Боже мой…» Она устремилась вниз. За ней горничная, нагруженная скомканными простынями. Она все еще слабо сокрушалась, когда я подошла к своей комнате и постучала в дверь.
Дверь открыл инспектор. «А, мисс Брук. Проходите».
Доктор уже ушел. Роберта в одеялах выглядела очень бледной и тихой, настолько бледной, что я с волнением воскликнула: «Инспектор, у нее все в порядке?»
Он кивнул. «Врач так думает. Говорит, что она выздоровеет».
«Чудесно!»
Он смотрел на спокойное замкнутое лицо девушки. «Так точно, – сказал он без выражения, затем повернулся ко мне. – А вы? Поели?»
«Да. Кухарка накормила меня в кухне».
«Хорошо. А теперь как себя чувствуете?»
Я улыбнулась. «Готова ко всему… Но, надеюсь, вы скажете, как себя вести, прежде чем оставить одну с больной».
«Врач оставил рекомендации. – Он показал бумагу на прикроватном столике. – Самое важное – держать грелки горячими, а комнату теплой. Можете дать ей немного бульона или чая с чуточкой бренди, если захочет. У доктора был вызов на роды, поэтому ему пришлось уехать. Но если забеспокоитесь, свяжитесь со мной, я позвоню в больницу и посоветуюсь».
«Вы имеете в виду, что нужно послать Нейла за вами?»
«Нет. Позвоните. Я в комнате мисс Мэйлинг. Возможно, не буду спать большую часть ночи, но когда все же пойду наверх, переключу его туда. Звоните без колебаний, если начнете нервничать или беспокоиться. Мы будем заняты всю ночь».
«Позвоню».
«Хорошо. Ну, теперь… – Он повернулся к Нейлу, появившемуся в дверях. – Нейл, вы знаете, что делать. Чувствуйте себя, как дома. Сержант Мунро сменит вас в два. Я сам сейчас все осмотрю, проверю, все ли в порядке. Сомневаюсь, что кто-нибудь из нас сегодня ночью будет много спать. – Он подошел к окну и постоял, глядя на улицу. – Надвигается туман. Жаль. В такой работе он не помощник. Думаю… – Он протянул руку и закрыл окно на шпингалет. – Это устраняет… Не возражаете, что тут будет немного душно?»
«При таких обстоятельствах совсем нет».
«Тогда все в порядке. Ну, я вас покину. Впереди долгая ночь, но, думаю, безопасная. И… Да, мистер Персимон должен всю ночь держать включенным генератор, поэтому лампочки будут гореть хорошо. Нейл?»
«Да, сэр?»
Он повернулся ко мне. «Вы чутко спите?»
«Думаю, да».
«Знаете, нет необходимости бодрствовать всю ночь. Она будет спать, и если вы ей понадобитесь, Нейл вас разбудит. Поспите сами в промежутке, хорошо?»
«Хорошо».
«Ну, спокойной ночи, девочка».
«Инспектор Маккензи…»
Он был уже у двери, повернулся ко мне. «Да?»
«Есть вещи… У меня есть несколько вещей, о которых вы должны знать».
«Важные?»
«Я… Не уверена».
«Это не позволит немедленно арестовать убийцу?»
«О нет. Нет».
Его глаза глядели подозрительно. «Вы засекли его, так?»
«Нет!» Отрицание вырвалось из меня страстно, что удивило и меня, и инспектора.
Мгновение он молчал. «Тогда осмелюсь предположить, что это терпит до утра, мадам», – сказал он и вышел. Я быстро пересекла комнату и повернула ключ. Замок успокаивающе щелкнул. И глухой стук, когда засов дошел до конца, отметил нашу полную безопасность.
«Очень мило с вашей стороны. Надеюсь, что не очень помешаю».
«Совсем не помешаете, – сказала кухарка спокойно, не отходя от плиты. – Эффи, подай даме суп».
Худая темноволосая Эффи с огромными глазами, которые с любопытством буквально пожирали меня, принесла дымящуюся тарелку и осторожно поставила передо мной с таким видом, словно я могу укусить. Затем она отошла шага на два и встала, теребя фартук. «Нет, Эффи, – сказала резко кухарка, – отнеси в столовую хлеб».
Эффи удалилась, бросив тоскливый взгляд назад. Когда за ней закрылась дверь, кухарка положила черпак и сказала хрипло и внушительно: 'Такая гнусь, хозяйка, все эти убийства. Ну, ужас. Кровь стынет в жилах".
Я механически согласилась. Горячий суп бодрил, а яркое тепло кухни быстро вышибло из головы нелепый разговор в коридоре. Кухарка положила пухлые красные руки на противоположный конец стола и рассматривала меня с профессиональным удовольствием. «Восхитительный бульон, правда?»
«Он… великолепен».
«Он покроет ваши щечки румянцем, я вам скажу. Вы выглядели совсем измотанной, будто собственная тень, когда вошли. Говорят, это вы нашли ее?»
«Да, посчастливилось».
«Это ей посчастливилось, бедной девочке, продержаться в живых целый день. – Она тяжело вздохнула. – Много было таких, которым так не повезло, а я не помню лета хуже».
«Ну, – сказала я, – не каждый год у вас происходят убийства».
«Нет, слава Богу. Но я не про то. – Она забрала пустую тарелку и поставила передо мной отбивную из баранины с горошком и жареным картофелем. – Я имела в виду несчастные случаи в горах».
Я вспомнила, что кто-то еще говорил что-то похожее. «Этот год действительно хуже, чем обычно?»
«Да, мисс. Две девочки, – она резко и отсутствующе подняла голову к потолку. – Это третий случай в этом сезоне, не считая убийств».
«А кто другие?»
«Ну, пара из Лондона. Слабоумные пошли на Куиллин без карты и компаса. Их нашли через неделю. Они лежали у подножия скалы».
«Как ужасно! Попали в туман?»
«День, когда они ушли в горы, был ясный, как мой бульон. Никто не знает, что случилось».
«Слишком большая плата за минуту беззаботности».
«Ай, это так. На горы легко смотреть ни к чему. А этот бедный парень, что лежит наверху? Много раз он говорил то же самое, и он был великолепный альпинист. Яблочный пирог».
«Простите? А, понимаю. Спасибо. Очень вкусный».
«Не так плох, – сказала кухарка удовлетворенно. Она смотрела, как я пробую сдобный воздушный пирог. – Затем два студента из Оксфорда-Кембриджа. Оба свалились с огромной скалы примерно на том же месте».
«Мертвые?»
«Ай, мертвые, как камень. Веревка оборвалась».
Я осторожно положила вилку и нож рядышком на пустую тарелку и какое-то время внимательно смотрела на них. Но я их не видела. В странном белом свете передо мной стояли две пары скалолазов, которые поднимаются на Куиллин… Но в каждом случае с ними двигался еще один альпинист. В его присутствии рвались веревки, и тела с шумом неслись к смерти…
«А теперь чашечку кофе?» – предложила кухарка.
«С удовольствием, – сказала я. – Но думаю, что я бы лучше взяла кофе наверх. Врач, должно быть, уже закончил, и миссис Персимон хочет спуститься».
«А как себя чувствовала девушка, когда вы ее оставили?» Она поставила на стол большую голубую чашку и начала наливать кофе.
«Не очень хорошо. Но мне кажется, у нее будет все в порядке».
«Слава Богу. Я дала вам большую чашку. Лучше быстро выпить, пока он горячий. Сахар?»
«Пожалуйста. Большое спасибо. Все было отлично. Я чувствую себя намного лучше».
«Ай, и это видно. Не забудьте на ночь запереть дверь, моя девочка».
«Непременно запру», – ответила я горячо и поднялась, когда она снова повернулась к плите.
В коридоре никого не было. Я быстро пошла по нему, повернула за угол, вышла в холл. Николас нагнулся над конторкой и тихо разговаривал с Биллом Персимоном, увидел меня, но не подал вида. Я притворилась, что не вижу его, и почти побежала по лестнице, балансируя с чашкой кофе, чтобы не расплескать.
На лестничной площадке я встретила миссис Персимон и девушку-служанку. «Вот и вы, мисс Брук, – миссис Персимон была все еще обеспокоена, что не удивительно. – Пообедали?»
«Да, спасибо, очень хорошо».
«Ну, думаю, теперь вас ожидает полиция».
«Как чувствует себя мисс Саймз?»
«В общем, не знаю. Все еще без сознания, и врач не очень разговорчив. О Боже мой, Боже мой…» Она устремилась вниз. За ней горничная, нагруженная скомканными простынями. Она все еще слабо сокрушалась, когда я подошла к своей комнате и постучала в дверь.
Дверь открыл инспектор. «А, мисс Брук. Проходите».
Доктор уже ушел. Роберта в одеялах выглядела очень бледной и тихой, настолько бледной, что я с волнением воскликнула: «Инспектор, у нее все в порядке?»
Он кивнул. «Врач так думает. Говорит, что она выздоровеет».
«Чудесно!»
Он смотрел на спокойное замкнутое лицо девушки. «Так точно, – сказал он без выражения, затем повернулся ко мне. – А вы? Поели?»
«Да. Кухарка накормила меня в кухне».
«Хорошо. А теперь как себя чувствуете?»
Я улыбнулась. «Готова ко всему… Но, надеюсь, вы скажете, как себя вести, прежде чем оставить одну с больной».
«Врач оставил рекомендации. – Он показал бумагу на прикроватном столике. – Самое важное – держать грелки горячими, а комнату теплой. Можете дать ей немного бульона или чая с чуточкой бренди, если захочет. У доктора был вызов на роды, поэтому ему пришлось уехать. Но если забеспокоитесь, свяжитесь со мной, я позвоню в больницу и посоветуюсь».
«Вы имеете в виду, что нужно послать Нейла за вами?»
«Нет. Позвоните. Я в комнате мисс Мэйлинг. Возможно, не буду спать большую часть ночи, но когда все же пойду наверх, переключу его туда. Звоните без колебаний, если начнете нервничать или беспокоиться. Мы будем заняты всю ночь».
«Позвоню».
«Хорошо. Ну, теперь… – Он повернулся к Нейлу, появившемуся в дверях. – Нейл, вы знаете, что делать. Чувствуйте себя, как дома. Сержант Мунро сменит вас в два. Я сам сейчас все осмотрю, проверю, все ли в порядке. Сомневаюсь, что кто-нибудь из нас сегодня ночью будет много спать. – Он подошел к окну и постоял, глядя на улицу. – Надвигается туман. Жаль. В такой работе он не помощник. Думаю… – Он протянул руку и закрыл окно на шпингалет. – Это устраняет… Не возражаете, что тут будет немного душно?»
«При таких обстоятельствах совсем нет».
«Тогда все в порядке. Ну, я вас покину. Впереди долгая ночь, но, думаю, безопасная. И… Да, мистер Персимон должен всю ночь держать включенным генератор, поэтому лампочки будут гореть хорошо. Нейл?»
«Да, сэр?»
Он повернулся ко мне. «Вы чутко спите?»
«Думаю, да».
«Знаете, нет необходимости бодрствовать всю ночь. Она будет спать, и если вы ей понадобитесь, Нейл вас разбудит. Поспите сами в промежутке, хорошо?»
«Хорошо».
«Ну, спокойной ночи, девочка».
«Инспектор Маккензи…»
Он был уже у двери, повернулся ко мне. «Да?»
«Есть вещи… У меня есть несколько вещей, о которых вы должны знать».
«Важные?»
«Я… Не уверена».
«Это не позволит немедленно арестовать убийцу?»
«О нет. Нет».
Его глаза глядели подозрительно. «Вы засекли его, так?»
«Нет!» Отрицание вырвалось из меня страстно, что удивило и меня, и инспектора.
Мгновение он молчал. «Тогда осмелюсь предположить, что это терпит до утра, мадам», – сказал он и вышел. Я быстро пересекла комнату и повернула ключ. Замок успокаивающе щелкнул. И глухой стук, когда засов дошел до конца, отметил нашу полную безопасность.
Глава семнадцатая
Медленно прошел длинный вечер и наступила ночь. Я дремала у камина над книгой «Невеста Ламермура», стараясь не дать безумной усталости окончательно овладеть мною. Нейл в тени у кровати Роберты спокойно расслабился в плетеном кресле спиной ко мне и остальной части комнаты. Девушка зашевелилась раза два, но с каждым моментом ее дыхание делалось все естественнее. Цвет лица улучшался. Я отложила книгу, решила попытаться уснуть и осторожно прошла через комнату к своей кровати.
«Спокойной ночи, Нейл».
«Спокойной ночи, мисс», – ответил он, не поворачивая головы, и, как ни смешно, от этого спокойного ответа на меня накатила волна облегчения. Словно одна из темных теней комнаты вселяла уверенность. И это позволило мне понять, что, несмотря на все, несмотря на присутствие полицейского, я действительно очень нервничаю. Я ругала себя, заводя часы и вынимая ноги из тапочек. Комната заперта. Нейл, надежный, заслуживающий доверия, здесь, со мной. А на расстоянии протянутой руки, на другом конце провода – инспектор Маккензи.
Я забралась под пуховое стеганое одеяло, обернувшись в халат. Тело ныло от усталости, но я не боялась крепко уснуть и не услышать стонов Роберты. Совсем нервы разгулялись.
Я дремала, просыпалась и снова дремала… Тяжелые короткие промежутки сна, возможно, длились минуту или час. Дважды Роберта зашевелилась, жалобно застонала и заставила меня на мгновение сесть в постели. Но каждый раз она снова замолкала и засыпала. Однажды, уже заполночь, она, казалось, пробудилась, поэтому я встала и разогрела бульон. Нам с Нейлом удалось заставить ее проглотить несколько ложек, прежде чем она нетерпеливо отвернула голову. Я снова уснула. Смутно помню, что уже в другой раз, в два часа, когда я кипятила воду для грелок, тихо сменились охранники. Теперь со мной сидел Гектор Мунро. И я помню, как в повторяющемся сне, что дважды за дверью раздавался голос инспектора и спрашивал, как у нас дела. Иногда во время мертвого сна Роберты Гекки готовил мне чашку крепкого чая, и я пила его, тепло свернувшись калачиком под халатом. А потом я снова вставала, чтобы налить воду в грелки.
Я выполняла работу довольно умело, но двигалась сквозь эту освещенную камином фантасмагорию в состоянии, граничащем между слабостью и сном. Поэтому, оглядываясь назад, я едва ли могу сказать, где кончалась реальность и начинался ночной кошмар.
Обыденность задач не могла сдержать тревожных теней в углах освещенной камином комнаты. Тиканье часов, будничный шум поющего чайника – эти обычные звуки в полудреме медленно ползущих часов превращались в самую суть кошмаров. Тени на потолке становились привидениями, мрачными и ужасными. Тени и огонь… тени перед ярким сиянием, убийца жестикулирует перед пламенем, неуклюже танцуя вокруг погребального костра. Костер разгорался и поднимался, превращался в огромный призрак из дыма, жарко-красную пирамиду огня, настоящую дьявольскую гору…
А потом передо мной неясно вырисовывался освещенный пламенем Блейвен. И одинокий альпинист без лица карабкался вверх по дьявольскому ущелью и тянул за собой перерезанную веревку. Где-то сверкал нож, и мягко бормотали два голоса одновременно, сквозь звук падающей воды… Ты была моей женой… Вы его обнаружили, не так ли?.. У вас отвратительное поручение, так?.. Вы его засекли, не так ли?.. Не так ли?..
Я завопила «Нет!» и проснулась так резко, что призадумалась, не разговаривала ли я вслух, и прислушалась, чтобы услышать эхо своего голоса среди теней. Или, может, это Гекки разговаривал? Или Роберта? Я села и взглянула на девушку. Она двигалась, издавая капризные стоны боли. Но не это заставило биться мое сердце, а тело каменеть под ночной сорочкой. Гекки не было.
Моя реакция выдала плачевное состояние нервов, я повернула голову и увидела Гекки. Он, как привидение из сна, стоял перед огнем. Но огонь не отбрасывал пугающей тени в комнату. Он почти погас.
Четверть пятого. Я спала недолго, а Гекки, по-видимому, вообще не спал, но, не взирая на это, торф в камине, за которым следили неумело, стал затухать и превратился в тлеющую груду угольков.
Камин с торфом – это мудреная штука для неумелых рук. Если он хорошо горит, то великолепно греет. Это накаленная докрасна масса, как огромная топка. Миссис Персимон разожгла его очень искусно, Нейл тоже знал, как с ним обращаться, но Гекки – городской житель, к тому же родом из долины, а я вообще самая беспомощная из неумельцев. Оставшись вдвоем, мы с огнем обращались, видимо, совсем не так, как надо, ибо он выгорел почти совсем. Гекки ворошил его, торф рассыпался на отдельные части, которые начали быстро чернеть.
Я соскочила с постели, натянула тапочки и пошла осторожно к камину. «Он совсем не загорается, сержант?»
«Нет».
«Разве нет больше торфа?»
«Есть, даже много. Но все дело в том, как его закладывать. Не знаете как, мисс?»
«Нисколько, но попробуем». Я встала на колени рядом с Гекки, вместе мы сложили торф вдоль последних красных угольков и попытались раздуть их до пламени. Но бесполезно. Красная зола темнела, а торф медленно дымился, черный и невосприимчивый к огню. В комнате стало холоднее. «Плохо, – сказала я, – он гаснет».
Мы посмотрели друг на друга с тревогой. Затем я встала, кусая губы. Нужно положить в кровать Роберты свежие грелки, быть готовой приготовить питье, согреть комнату до наступления прохладных часов рассвета. «Простите, – сказал Гекки, – я…»
«Я виновата столько же, сколько и вы. Фактически, нас нельзя винить, если мы не можем справиться с проклятым камином. Нужно было попросить дров, чтобы поддерживать огонь. Жаль, что это не пришло мне в голову».
Он стряхивал пепел с рук. «Позвать инспектора, чтобы он принес дров?»
«Дрова должны быть где-то. Помню, в комнате отдыха камин разжигали дровами. Возможно…»
«Я могу поискать. – Сейчас он был у телефона. – Мы уже облазили все это место не раз. Это где-то сзади снаружи. – Он положил трубку и посмотрел на меня. – Не отвечает. Вполне вероятно, он осматривает дом».
«Тогда… следует подождать?»
Он посмотрел на черный камин. «Через пять минут он совсем погаснет. Лучше схожу сам».
Я спросила с сомнением: «Лучше? Вы так думаете?»
''Вам нужно разжечь огонь, не так ли?"
«Да, нужно».
«Ну, тогда я считаю, что мне нужно пойти. И, если не откроете двери до моего возвращения, ничего плохого не произойдет».
«Я… я думаю, нет. Как узнать, что это вы вернулись?»
«Постучу… Вот так». – Он придвинулся ближе, протянул руку к облицовке камина, застучал ногтем. Я услышала слабый стук. Очевидно, так шумят лапки кузнечика, когда он небрежно приземляется на лист. Тук… тук-тук… тук-тук-тук… тук. Никто, находящийся дальше, чем в девяти дюймах, не мог бы услышать.
«Хорошо, – сказала я. – Ради Бога, ненадолго. И… сержант!»
«Да, мисс».
«Если есть горячий чайник на плите, вы могли бы принести его? Это сэкономит время».
«О кей, мисс».
«Вы… У вас будет все в порядке?»
Он усмехнулся. «Не беспокойтесь. Я бы отдал свою зарплату за год, чтобы встретить этого типа, кем бы он ни был, у сарая для дров. Вернусь не позже, чем через пять минут, мисс, и, если инспектор поблизости, позову его».
Он вышел, и я притихла, задвинула за ним засов. Я слышала, как он осторожно спускался по лестнице.
Тишина.
Мое сердце неприятно сильно билось, и снова пришлось взять себя в руки, чтобы делать все, что нужно. Я решительно отвернулась от двери и пошла смотреть на Роберту. Казалось, она немного расслабилась, дыхание стало менее поверхностным, но ресницы время от времени вздрагивали, словно ее беспокоил свет. Я вынула из комода зеленый шелковый шарф и набросила на лампу на прикроватном столике, затем пошла присмотреть за маленьким ядром красного огня, пока не вернется Гекки.
Он был удивительно быстр. Я вырвала несколько страниц из журнала «Автомобиль» и разводила маленькие язычки пламени. В этот момент раздался мягкий стук в дверь. Уже посередине комнаты я поняла, что звук не напоминает стрекота кузнечика, о котором мы с Гекки договорились.
Он раздался снова, тихий стук – тук-тук-тук.
Я стояла в трех футах от двери, прижав к бедрам руки, стиснутые в кулаки. Сердце медленно забилось болезненными ударами. Я окаменела, глядя на дверь, а часы бешено отстукивали секунды.
Очень тихо повернулась дверная ручка. Очень мягко дернулась дверь, словно кто-то нажал на нее.
Я думала, что, если закричать, проснутся люди и поймают его… убийцу, который пытается добраться до Роберты. Но это нарушит тихий сон девушки, неизвестно, как шок повлияет на нее. Я не чувствовала себя вправе рисковать.
Затем я очутилась у двери. «Кто там? – К моему удивлению мой голос звучал нормально. – Это вы, сержант?» Конечно, это не сержант. Но если бы он сказал, что…
«Нет. – Громкий шепот действительно принадлежал не Гекки. – Это инспектор Маккензи. Я пришел посмотреть на нее. Откройте, а, девочка?»
Я приняла это утверждение с быстрым чувством облегчения, но снова сама себя удивила. Мой голос вдруг мягко сказал: «Минуточку, инспектор, я надену халат».
В три прыжка я очутилась у телефона и подняла трубку. Часы безумно тикали и отбивали секунды. Две, четыре, семь медленно тянущихся световых лет, прежде чем раздался щелчок в поднятой трубке и голос инспектора Маккензи, мягкий, но тревожный, резко сказал: «Маккензи слушает. Что случилось?»
Я прикрыла рукой микрофон и прошептала в трубку: «Приходите быстро! Быстро! Он у двери!»
В трубке стало тихо. Мои колени задрожали, я медленно села на кровать, все еще зажимая трубку в руке. Голова повернулась, негибко, как у куклы, чтобы следить за дверью.
Ни звуков, ни дребезжания, ни движения ручки. Дверь была глухой, в ровной белой краске. Она ни о чем не говорила.
В коридоре послышались быстрые осторожные шаги. И голос: «Инспектор? Что-нибудь случилось?»
«Куда, к дьяволу, вы ходили, Гектор Мунро?»
«За дровами, сэр. Что-нибудь случилось?»
Скрип двери. Срывающийся голос Гарта Корригана: «Что, к дьяволу, здесь происходит?» Затем испуганный вопрос его жены: «Что-нибудь… случилось?»
«Ничего, мадам. Пожалуйста, ложитесь». Голос инспектора понизился до успокаивающего бормотания. Услышав, что в коридоре шепчутся три или четыре человека, я открыла дверь.
Корриганы как раз удалялись в свой номер напротив. Единственно, кто еще, казалось, обеспокоился, – полковник Каудрей-Симпсон и Губерт Гей, чьи комнаты были как раз за углом, в главном коридоре. Когда я открыла дверь, Гекки стоял перед инспектором довольно пристыженно, с вязанкой дров в одной руке и все еще дымящимся чайником в другой. Он обернулся, увидел меня и, торопясь, пошел по коридору с явным облегчением.
«Спокойной ночи, Нейл».
«Спокойной ночи, мисс», – ответил он, не поворачивая головы, и, как ни смешно, от этого спокойного ответа на меня накатила волна облегчения. Словно одна из темных теней комнаты вселяла уверенность. И это позволило мне понять, что, несмотря на все, несмотря на присутствие полицейского, я действительно очень нервничаю. Я ругала себя, заводя часы и вынимая ноги из тапочек. Комната заперта. Нейл, надежный, заслуживающий доверия, здесь, со мной. А на расстоянии протянутой руки, на другом конце провода – инспектор Маккензи.
Я забралась под пуховое стеганое одеяло, обернувшись в халат. Тело ныло от усталости, но я не боялась крепко уснуть и не услышать стонов Роберты. Совсем нервы разгулялись.
Я дремала, просыпалась и снова дремала… Тяжелые короткие промежутки сна, возможно, длились минуту или час. Дважды Роберта зашевелилась, жалобно застонала и заставила меня на мгновение сесть в постели. Но каждый раз она снова замолкала и засыпала. Однажды, уже заполночь, она, казалось, пробудилась, поэтому я встала и разогрела бульон. Нам с Нейлом удалось заставить ее проглотить несколько ложек, прежде чем она нетерпеливо отвернула голову. Я снова уснула. Смутно помню, что уже в другой раз, в два часа, когда я кипятила воду для грелок, тихо сменились охранники. Теперь со мной сидел Гектор Мунро. И я помню, как в повторяющемся сне, что дважды за дверью раздавался голос инспектора и спрашивал, как у нас дела. Иногда во время мертвого сна Роберты Гекки готовил мне чашку крепкого чая, и я пила его, тепло свернувшись калачиком под халатом. А потом я снова вставала, чтобы налить воду в грелки.
Я выполняла работу довольно умело, но двигалась сквозь эту освещенную камином фантасмагорию в состоянии, граничащем между слабостью и сном. Поэтому, оглядываясь назад, я едва ли могу сказать, где кончалась реальность и начинался ночной кошмар.
Обыденность задач не могла сдержать тревожных теней в углах освещенной камином комнаты. Тиканье часов, будничный шум поющего чайника – эти обычные звуки в полудреме медленно ползущих часов превращались в самую суть кошмаров. Тени на потолке становились привидениями, мрачными и ужасными. Тени и огонь… тени перед ярким сиянием, убийца жестикулирует перед пламенем, неуклюже танцуя вокруг погребального костра. Костер разгорался и поднимался, превращался в огромный призрак из дыма, жарко-красную пирамиду огня, настоящую дьявольскую гору…
А потом передо мной неясно вырисовывался освещенный пламенем Блейвен. И одинокий альпинист без лица карабкался вверх по дьявольскому ущелью и тянул за собой перерезанную веревку. Где-то сверкал нож, и мягко бормотали два голоса одновременно, сквозь звук падающей воды… Ты была моей женой… Вы его обнаружили, не так ли?.. У вас отвратительное поручение, так?.. Вы его засекли, не так ли?.. Не так ли?..
Я завопила «Нет!» и проснулась так резко, что призадумалась, не разговаривала ли я вслух, и прислушалась, чтобы услышать эхо своего голоса среди теней. Или, может, это Гекки разговаривал? Или Роберта? Я села и взглянула на девушку. Она двигалась, издавая капризные стоны боли. Но не это заставило биться мое сердце, а тело каменеть под ночной сорочкой. Гекки не было.
Моя реакция выдала плачевное состояние нервов, я повернула голову и увидела Гекки. Он, как привидение из сна, стоял перед огнем. Но огонь не отбрасывал пугающей тени в комнату. Он почти погас.
Четверть пятого. Я спала недолго, а Гекки, по-видимому, вообще не спал, но, не взирая на это, торф в камине, за которым следили неумело, стал затухать и превратился в тлеющую груду угольков.
Камин с торфом – это мудреная штука для неумелых рук. Если он хорошо горит, то великолепно греет. Это накаленная докрасна масса, как огромная топка. Миссис Персимон разожгла его очень искусно, Нейл тоже знал, как с ним обращаться, но Гекки – городской житель, к тому же родом из долины, а я вообще самая беспомощная из неумельцев. Оставшись вдвоем, мы с огнем обращались, видимо, совсем не так, как надо, ибо он выгорел почти совсем. Гекки ворошил его, торф рассыпался на отдельные части, которые начали быстро чернеть.
Я соскочила с постели, натянула тапочки и пошла осторожно к камину. «Он совсем не загорается, сержант?»
«Нет».
«Разве нет больше торфа?»
«Есть, даже много. Но все дело в том, как его закладывать. Не знаете как, мисс?»
«Нисколько, но попробуем». Я встала на колени рядом с Гекки, вместе мы сложили торф вдоль последних красных угольков и попытались раздуть их до пламени. Но бесполезно. Красная зола темнела, а торф медленно дымился, черный и невосприимчивый к огню. В комнате стало холоднее. «Плохо, – сказала я, – он гаснет».
Мы посмотрели друг на друга с тревогой. Затем я встала, кусая губы. Нужно положить в кровать Роберты свежие грелки, быть готовой приготовить питье, согреть комнату до наступления прохладных часов рассвета. «Простите, – сказал Гекки, – я…»
«Я виновата столько же, сколько и вы. Фактически, нас нельзя винить, если мы не можем справиться с проклятым камином. Нужно было попросить дров, чтобы поддерживать огонь. Жаль, что это не пришло мне в голову».
Он стряхивал пепел с рук. «Позвать инспектора, чтобы он принес дров?»
«Дрова должны быть где-то. Помню, в комнате отдыха камин разжигали дровами. Возможно…»
«Я могу поискать. – Сейчас он был у телефона. – Мы уже облазили все это место не раз. Это где-то сзади снаружи. – Он положил трубку и посмотрел на меня. – Не отвечает. Вполне вероятно, он осматривает дом».
«Тогда… следует подождать?»
Он посмотрел на черный камин. «Через пять минут он совсем погаснет. Лучше схожу сам».
Я спросила с сомнением: «Лучше? Вы так думаете?»
''Вам нужно разжечь огонь, не так ли?"
«Да, нужно».
«Ну, тогда я считаю, что мне нужно пойти. И, если не откроете двери до моего возвращения, ничего плохого не произойдет».
«Я… я думаю, нет. Как узнать, что это вы вернулись?»
«Постучу… Вот так». – Он придвинулся ближе, протянул руку к облицовке камина, застучал ногтем. Я услышала слабый стук. Очевидно, так шумят лапки кузнечика, когда он небрежно приземляется на лист. Тук… тук-тук… тук-тук-тук… тук. Никто, находящийся дальше, чем в девяти дюймах, не мог бы услышать.
«Хорошо, – сказала я. – Ради Бога, ненадолго. И… сержант!»
«Да, мисс».
«Если есть горячий чайник на плите, вы могли бы принести его? Это сэкономит время».
«О кей, мисс».
«Вы… У вас будет все в порядке?»
Он усмехнулся. «Не беспокойтесь. Я бы отдал свою зарплату за год, чтобы встретить этого типа, кем бы он ни был, у сарая для дров. Вернусь не позже, чем через пять минут, мисс, и, если инспектор поблизости, позову его».
Он вышел, и я притихла, задвинула за ним засов. Я слышала, как он осторожно спускался по лестнице.
Тишина.
Мое сердце неприятно сильно билось, и снова пришлось взять себя в руки, чтобы делать все, что нужно. Я решительно отвернулась от двери и пошла смотреть на Роберту. Казалось, она немного расслабилась, дыхание стало менее поверхностным, но ресницы время от времени вздрагивали, словно ее беспокоил свет. Я вынула из комода зеленый шелковый шарф и набросила на лампу на прикроватном столике, затем пошла присмотреть за маленьким ядром красного огня, пока не вернется Гекки.
Он был удивительно быстр. Я вырвала несколько страниц из журнала «Автомобиль» и разводила маленькие язычки пламени. В этот момент раздался мягкий стук в дверь. Уже посередине комнаты я поняла, что звук не напоминает стрекота кузнечика, о котором мы с Гекки договорились.
Он раздался снова, тихий стук – тук-тук-тук.
Я стояла в трех футах от двери, прижав к бедрам руки, стиснутые в кулаки. Сердце медленно забилось болезненными ударами. Я окаменела, глядя на дверь, а часы бешено отстукивали секунды.
Очень тихо повернулась дверная ручка. Очень мягко дернулась дверь, словно кто-то нажал на нее.
Я думала, что, если закричать, проснутся люди и поймают его… убийцу, который пытается добраться до Роберты. Но это нарушит тихий сон девушки, неизвестно, как шок повлияет на нее. Я не чувствовала себя вправе рисковать.
Затем я очутилась у двери. «Кто там? – К моему удивлению мой голос звучал нормально. – Это вы, сержант?» Конечно, это не сержант. Но если бы он сказал, что…
«Нет. – Громкий шепот действительно принадлежал не Гекки. – Это инспектор Маккензи. Я пришел посмотреть на нее. Откройте, а, девочка?»
Я приняла это утверждение с быстрым чувством облегчения, но снова сама себя удивила. Мой голос вдруг мягко сказал: «Минуточку, инспектор, я надену халат».
В три прыжка я очутилась у телефона и подняла трубку. Часы безумно тикали и отбивали секунды. Две, четыре, семь медленно тянущихся световых лет, прежде чем раздался щелчок в поднятой трубке и голос инспектора Маккензи, мягкий, но тревожный, резко сказал: «Маккензи слушает. Что случилось?»
Я прикрыла рукой микрофон и прошептала в трубку: «Приходите быстро! Быстро! Он у двери!»
В трубке стало тихо. Мои колени задрожали, я медленно села на кровать, все еще зажимая трубку в руке. Голова повернулась, негибко, как у куклы, чтобы следить за дверью.
Ни звуков, ни дребезжания, ни движения ручки. Дверь была глухой, в ровной белой краске. Она ни о чем не говорила.
В коридоре послышались быстрые осторожные шаги. И голос: «Инспектор? Что-нибудь случилось?»
«Куда, к дьяволу, вы ходили, Гектор Мунро?»
«За дровами, сэр. Что-нибудь случилось?»
Скрип двери. Срывающийся голос Гарта Корригана: «Что, к дьяволу, здесь происходит?» Затем испуганный вопрос его жены: «Что-нибудь… случилось?»
«Ничего, мадам. Пожалуйста, ложитесь». Голос инспектора понизился до успокаивающего бормотания. Услышав, что в коридоре шепчутся три или четыре человека, я открыла дверь.
Корриганы как раз удалялись в свой номер напротив. Единственно, кто еще, казалось, обеспокоился, – полковник Каудрей-Симпсон и Губерт Гей, чьи комнаты были как раз за углом, в главном коридоре. Когда я открыла дверь, Гекки стоял перед инспектором довольно пристыженно, с вязанкой дров в одной руке и все еще дымящимся чайником в другой. Он обернулся, увидел меня и, торопясь, пошел по коридору с явным облегчением.