Страница:
Без памяти я пробыл недолго. За пределами светлого круга лежали два мертвых тела, а поблизости от них - заостренный кол и тяжелая дубинка, еще не обтертые от крови. Один из смуглых чистил, втыкая в землю, длинный нож.
Маб принес мне чашу разогретого вина с примесью чего-то едкого, перебивающего вкус винограда. Я выпил, чихнул и поднялся на ноги.
- Вы разыскали их коней?
Он кивнул.
- Там, за тропой. Твой охромел.
- Знаю. Приглядите пока за ним, ладно? Когда доберусь до часовни, я пошлю сюда слугу. Он отведет хромого домой. А теперь приведите мне одного из тех коней и отдайте мою одежду.
- Она еще не высохла. И четверти часа не прошло, как мы вытащили тебя из заводи.
- Неважно. Мне надо торопиться. Маб, там наверху поперек тропы лежит дерево, а перед ним вырыта яма. Попроси, если можно, своих людей расчистить к утру проезд.
- Они уже взялись за дело. Слышишь?
И я услышал сквозь шум потока и треск костра. Вверху, у нас над головами, стучали топоры и мотыги. Маб заглянул мне в глаза.
- Значит, новый король проедет этой дорогой?
- Возможно. - Я улыбнулся. - Как ты успел узнать?
- Один из наших людей прискакал из города и сообщил нам. - Он обнажил щербатые зубы. - Ворота, запертые по твоему приказу, ему не помешали, хозяин... Но мы узнали раньше. Разве ты не видел, как упала звезда? Она пролетела из края в край через все небо, в красном венце дракона и с дымным хвостом. И мы поняли, что ты должен прибыть. Но мы были за Волчьим перевалом, когда пролетел огненный дракон, и едва не опоздали. Прости.
- Вы поспели как раз ко времени. Я обязан тебе жизнью. Никогда не забуду.
- А я обязан тебе, - ответил он. - Почему ты выехал один? Разве ты не знал, что это опасно?
- Я знал, что предстоит еще смерть, и не хотел брать ее на свою душу. Боль - это другое дело, и она скоро проходит. - Я снова с усилием встал на ноги. - Маб, если мне ехать, то сейчас, иначе будет поздно. Мою одежду.
Одежда была еще мокрая, вся изодранная и вывалянная в грязи. У них же ничего другого, кроме овчин, не было, жители гор низкорослы, платье с их плеча на меня бы не полезло. Я кое-как набросил на себя остатки моего придворного облачения и принял от одного из людей Маба узду смирной бурой лошади. Рана в бедре у меня опять сочилась кровью, чувствовалось, что в ней остались занозы. Я попросил уложить на седло овчину и с трудом взгромоздился сверху.
- Поехать вам с тобой? - предложили они.
Я покачал головой.
- Нет. Оставайтесь здесь и займитесь расчисткой дороги. А утром, если хотите, можете приехать к святилищу. Там места хватит на всех.
Под луной поляна в самом сердце леса лежала недвижная, как картина, и дивная, как сон. Луна высветила конек крыши и посеребрила верхушки окружающих сосен. Из открытой двери лилось золотое сияние от девяти светильников, ровно горящих вокруг алтаря.
Я не спеша обогнул часовню, мне навстречу распахнулась задняя дверь, выглянул встревоженный сторож. Здесь наверху все было в порядке, никто не появлялся. Но глаза бедного малого широко раскрылись, когда он разглядел, в каком я виде, и он с радостью оставил меня, когда я передал ему поводья и велел скакать домой в Галаву. И я с глубоким вздохом облегчения вошел в пустую часовню, чтобы у огня осмотреть свои раны и сменить одежду.
Тишина медленно просачивалась обратно. Легкий порыв ветра тронул верхушки сосен и смахнул последние отзвуки удаляющихся копыт; ветерок потянул сквозь часовню, удлиняя языки пламени в светильниках и вытягивая из них тонкие полосы дыма, ароматного, как благовонные смолы. Снаружи над поляной луна и звезды разливали свой бесплотный свет. Все было полно присутствием божества. Я опустился перед алтарем на колени. Ум мой и воля опустели, и через все мое существо хлынула воля божия, и я вознесся на гребне ее волны.
А ночь лежала серебряная и тихая в ждала, когда замелькают факелы и вострубят трубы.
11
И вот они появились. Огни, и звон, и стук лошадиных копыт все приближались сквозь лесную чащу, покуда поляну не заполнили полыхающие факелы и возбужденные голоса. Они доносились до меня сквозь мой ясновидческий сон наяву, смутные, гулкие, отдаленные, как звон колоколов со дна морского.
Те, кто возглавлял процессию, приблизились к святилищу и остановились в дверях. Голоса притихли, ноги неуверенно зашаркали. С порога им была видна внутренность чисто выметенной и пустой часовни, только за каменным алтарем, лицом к входящим, стоял один человек. Вокруг алтаря ровно горели девять светильников, освещая вырезанное сбоку в камне изображение меча с надписью Mithrae invicto и лежащий поверх алтаря сам меч, извлеченный из ножен, - голый клинок на голом камне.
- Погасите факелы, - сказал я. - Здесь в них нет нужды.
Они подчинились и по моему знаку прошли внутрь.
Места было мало, а народу входило много. Но всех охватил благоговейный трепет; распоряжения отдавались тихими голосами, словно поступали не от военачальников, только что вернувшихся с поля боя, а от священнослужителей, исполняющих торжественный ритуал. Люди занимали подобающие им места: короли и знать и королевская охрана - внутри часовни, остальные безмолвно толпились на поляне и даже под темными сводами лесной опушки. Там, под деревьями, все еще горели факелы, и там держали лошадей, вся поляна была в кольце огней и звуков; но ближе, под открытым небом, люди стояли без огня и без оружия, как и подобает в присутствии бога и короля. А ведь в ту ночь, изо всех великих ночей, с ними не было священнослужителя; единственным посредником между людьми и божеством оказался я, кого бог тридцать лет влек своим путем и вот теперь привел сюда.
Наконец все разместились соответственно своему положению. Казалось, люди занимали места по предварительному уговору, в действительности же они действовали вполне безотчетно. За порогом на ступенях кучкой толпились маленькие жители холмов: они избегают находиться под крышей. Внутри часовни по правую руку от меня встал король Лот Лотианский в окружении друзей и приспешников; по левую руку - Кадор и те, кто был заодно с ним. В часовне собралось человек, наверное, сто или более, они плотно сгрудились в тесном и гулком пространстве перед алтарем, но эти двое, белый вепрь Корнуолла и красный леопард Лотиана, стояли друг против друга во обе стороны алтаря, сталкиваясь ненавидящим взором, а меж ними у двери, могучий и бдительный, возвышался граф Эктор. Но вот Эктор и следовавший за ним Кей ввели Артура, и с этой минуты я никого, кроме него, не видел.
Яркие краски, лучащиеся драгоценности, золото - все плыло у меня перед глазами. В прохладном воздухе стоял запах сосен, чистой воды, благовонных курений. Сдержанный людской говор был словно треск занимающегося пламени, которое вот-вот взмоет ввысь гудящими языками.
Пламя девяти светильников, то разгорающееся, то никнущее; пламя, лижущее каменный алтарь; пламя, бегущее по лезвию меча, раскаляющее его добела. Я простер ладони. Пламя лизнуло мои одежды, вспыхнуло на рукаве, на конце пальца, но, касаясь живой кожи, оно даже не жгло. Это было холодное пламя, вызванное силой слова из глубины мрака, с горячей сердцевиной вокруг меча. Меч покоился в пламени, как бриллиант в белом пухе. "Кто подымет сей меч..." Руны плясали вдоль клинка, изумруды сверкали. Часовня была черным шаром с огнем в сердцевине. Он отбрасывал от меня огромную тень высоко под своды крыши. Я услышал мой собственный голос, гулко отдающийся под сводами, словно звучащий во сне:
- Пусть подымет сей меч тот, кто осмелится.
Движение; полные страхом голоса. Слышно было, как Кадор произнес:
- Это тот самый меч. Я бы его всюду узнал. Я видел его сияющим в руке принца. Этот меч принадлежит ему, свидетель бог! Не прикоснусь к нему, даже если сам Мерлин мне прикажет.
- И я! И я! - послышались возгласы, а потом:
- Пусть король его подымет! Пусть верховный король покажет нам меч Максена! - И последний одинокий, грубый голос Лота: - Да. Пусть он берет его себе. Я все видел, клянусь смертью бога, с меня довольно. Если это его меч, значит, и бог с ним, мне он ни к чему.
Артур медленно выступил вперед. Позади него образовалась пустота, люди отшатнулись во мрак, и шорох их присутствия был не громче, чем шорох ветра в верхушках деревьев. Между мной и им стояло белое дрожащее сияние огня, и в нем колебался раскаленный клинок. Темнота вокруг вспыхивала искрами и мерцала, как кристальный грот, в ней теснились и трепетали крылами огненные образы. Белый олень в золотом ошейнике. Летучая звезда с головой дракона и дымным хвостом. Король, охваченный нетерпением, сгорающий страстью, а позади него на стене колышется красный дракон на золотом поле. Женщина в белых одеждах, с королевской осанкой, за спиной у нее, во мгле, меч, стоящий на алтаре наподобие креста. Кольцо огромных камней, торчащих стоймя на открытой равнине в окружающих королевскую гробницу. Дитя, переданное мне в руки непогожей зимней ночью. Грааль под ветхим покровом, спрятанный в темном тайнике. Юный король, увенчанный короной.
Он смотрел на меня сквозь марево видений. Для него это были только языки пламени, о которые можно обжечься, а можно и не обжечься - это зависело от меня. Стоял и ждал, не сомневаясь, но и не вверяясь слепо, просто ждал.
- Подойди, - тихо сказал я. - Он - твой.
Он потянулся через ослепительно белое пламя, и прохладная рукоять меча легла ему в руку, для которой она и была выкована сотню и сотню лет назад.
Первым преклонил колени Лот. Верно, он всех более в этом нуждался. Артур поднял его и обратился к нему без сердечности, но и без горечи - то была речь монарха, различающего за сегодняшним злом завтрашнее добро.
- Я не хочу сегодня ни с кем сводить счеты. Лот Лотианский, всех менее - с супругом моей сестры. Ты убедишься, что сомневаешься во мне напрасно, и ты сам, а после тебя сыновья твой - вы все будете помогать мне охранять Британию и править ею так, как должно.
Кадору он сказал только:
- Покуда я не обзаведусь другим наследником, мой наследник - ты, Кадор Корнуолльский.
С Эктором он говорил долго и тихо, так что никто, кроме них двоих, ничего не мог услышать, а потом поднял его и поцеловал.
После этого он долго стоял у алтаря, принимая от своих подданных присягу на верность - они подходили один за другим, преклоняли колени и целовали рукоять его меча. И с каждым он говорил - просто, как отрок, и величаво, как король. А в руках его, точно крест, перевернутый вверх рукоятью Калибурн сиял своим собственным светом, ибо алтарь, окруженный погасшими светильниками, был окутан тьмой.
Люди, один за другим, приносили присягу верности и выходили вон, часовня постепенно пустела. И чем тише становилось внутри, тем больше оживал окрестный лес, ибо здесь собрались все прибывшие, теперь шумные, возбужденные, в ожидании выхода своего короля. Выводили из-под деревьев коней, на поляне метались факелы, лошади фыркали, звенела сбруя.
Последним удалились Маб и его люди, и вот в часовне, не считая охраны у темной стены, остались лишь король да я.
С трудом переступая, ибо кости мои еще ныли от ушибов, я обошел алтарь и встал с ним лицом к лицу. Он был уже почти с меня ростом. И глаза, которые глядели на меня, были совсем как мои глаза.
Я опустился перед ним на колени и протянул к нему руки. Но он вскрикнул, поднял меня на ноги и поцеловал.
- Ты не должен преклонять передо мной колени. Кто угодно, но не ты.
- Ты - верховный король, а я твой слуга.
- Что с того? Меч-то твой, и мы оба знаем это. Неважно, как ты называешь себя: моим слугой, родичем, отцом - все равно, ты - Мерлин, и без тебя я ничто. - Тут он непринужденно рассмеялся, ибо в новом, королевском, положении чувствовал себя так же естественно, как естественно пришлась рукоять Калибурна ему по руке. - А где твое придворное платье? Только ты мог напялить на себя по такому случаю эту старую хламиду. Я пожалую тебе плащ из золотой парчи, шитый звездами, как тебе подобает. Наденешь?
- Не надену, даже ради тебя.
Он улыбнулся.
- Тогда поедем так. Ты ведь поедешь теперь со мной?
- Я последую за тобой немного погодя. Когда ты выберешь минуту, чтобы оглянуться, где я, я уже буду подле тебя. Слышишь? Они готовы сопровождать тебя. Пора в путь.
Я проводил его до порога. Пламя факелов еще трепалось на ветру, хотя луна давно зашла и последние звезды померкли на утреннем небосклоне. Вставало утро, золотистое и безмятежное.
К самому крыльцу подвели белого коня. Артур хотел было сесть на него, но ему не дали - Кадор, Лот и еще несколько мелких королей вместе подняли его и опустили в седло, и тут наконец радость и надежда вырвались громким возгласом из людских глоток и раскатились под соснами. Так был возведен на престол Артур, юный король.
Я вынес из часовни светильники. Мне предстояло с наступлением дня переправить их туда, где им надлежало отныне быть: в пещере под сводами полых холмов, ибо там нашли теперь себе пристанище их боги. Все светильники лежали опрокинутые на полу часовни, масло из них растеклось, не сгорев. Тут же валялась и расколотая каменная чаша, и груда щебня и праха в том месте, куда ударила холодная молния. Собирая с полу это пропитанное маслом крошево, я увидел, что каменная резьба с передней плиты алтаря исчезла. Ее замасленные обломки и держал я теперь в руках. Из всей резьбы остались лишь рукоять меча да одно короткое слово.
Я чисто вымел часовню и все внутри привел в порядок. Движенья мои были по-старчески медлительны. Я и поныне помню, как болело у меня все тело и как, все завершив, я опять опустился на колени и ничего не видел, не различал перед собой, словно все еще ослепленный видением или слезами.
Потом сквозь слезы я различил оголенный алтарь, и не было вкруг него девятиглазого огня, который так радовал малых богов прошлого, не было и некогда выбитого в камне меча, принадлежавшего великому воителю, и имени божества, которому он поклонялся. Осталась лишь рукоять, она выступала наподобие креста, а сверху отчетливые буквы складывались в надпись: "Непобежденному".
ЛЕГЕНДА
Когда Аврелий Амброзии был верховным королем Британии, Мерлин, которого также назвали Амброзии, перенес из Ирландии Хоровод Великанов и установил его близ Эймсбери, в Стоунхендже. Вскоре после этого на небе появилась огромная звезда в обличье дракона, и Мерлин, поняв, что она знаменует смерть Амброзия, горько заплакал и предрек, что королем под знаком дракона будет Утер и что у него родится сын, "коего могущество будет простираться на все королевства, лежащие под лучами той звезды".
На пасху, на пиру в день коронации, король Утер влюбился в Игрейну, супругу Горлойса, герцога Корнуолльского. Он осыпал ее знаками внимания на глазах у всего двора; она никак ему не отвечала, но супруг ее, вознегодовав, покинул двор, не испросив разрешения, и с женой и свитой возвратился к себе в Корнуолл. Утер рассердился и велел ему вернуться обратно, но Горлойс повиноваться отказался. Тогда король в великом гневе собрал войско и вторгся в Корнуолл, сжигая города и замки. У Горлойса недоставало полков, чтобы ему противостоять, поэтому он поместил жену свою в замок Тинтагель, надежнейшую из крепостей, а сам приготовился защищать другой замок - Димилок. Утер сразу же обложил Димилок, заперев там Горлойса и его отряд, а сам стал изыскивать способы, как ему пробиться в Тинтагель и завладеть Игрейной. Он обратился за советом к одному из своих приближенных по имени Ульфин, и тот посоветовал послать за Мерлином. Мерлин, тронутый непритворными терзаниями короля, обещал ему помощь. Своим волшебным искусством он изменил облик Утера и превратил его в подобие Горлойса, Ульфина превратил в Иордана, Горлойсова друга, а себя в Бритаэля, одного из Горлойсовых военачальников. Втроем они поскакали в Тинтагель и были впущены привратником. Игрейна, сочтя Утера своим супругом герцогом, радостно приняла его и уложила в свою постель. Так Утер в ту ночь "возлег с Игрейной, и она не отказала ему ни в чем, чего он только ни пожелал".
Тем временем под стенами Димилока завязалась схватка, и в этой схватке был убит герцог, супруг Игрейны. В Тинтагель отправили гонцов уведомить герцогиню о гибели мужа. Когда же оказалось, что "Горлойс", живой и невредимый, находится у герцогини, гонцы от изумления утратили дар речи; но король тогда признался в обмане и несколько дней спустя обвенчался с Игрейной. Некоторые полагают, что в тот же самый день сестра Игрейны Моргауза была повенчана с Лотом, королем Догнана, а вторая сестра. Фея Моргана, была отдана в монастырскую школу, где овладела искусством некромантии, а впоследствии она вышла за короля Уриена Горского. Но другие утверждают, что Моргана была родной сестрой Артура, рожденной после него от брака короля Утера и королевы его Игрейны, и что Моргауза также была его сестрой, но только от другой матери.
Утеру Пендрагону предстояло еще царствовать пятнадцать лет, и в эти годы он ни разу не виделся со своим сыном Артуром. Перед тем как младенцу родиться на свет, Мерлин явился к королю и говорил с ним так: "Сэр, вам надлежит позаботиться о вскормлении вашего дитяти". - "Как ты пожелаешь, ответил король, - так пусть и будет". И потому в ночь, когда он появился на свет, младенец Артур был принесен к задним воротам Тинтагеля и передан там на руки Мерлину, который отвез его в замок сэра Эктора, верного рыцаря. Там Мерлин устроил ребенку крещение и нарек его Артуром, а супруга сэра Эктора взяла его к себе приемным сыном.
Во все время Утерова правления страну жестоко беспокоили набеги саксов, а также скоттов из Ирландии. Двое саксонских вождей, плененных королем, сумели бежать из Лондона и перебрались оттуда в Германию, а там собрали большое войско, которое внушало ужас всему королевству. Утера же поразил жестокий недуг, и потому он назначил Лота Лотианского, нареченного жениха его дочери Моргаузы, своим главным военачальником. Но сколько раз Лот ни обращал врагов в бегство, они опять возвращались с возросшими силами и опустошали всю страну. Наконец, Утер, хоть и жестоко страдал от болезни, призвал к себе всех лордов и объявил, что сам поведет в бой свои полки, и тогда были сооружены носилки, чтобы на них нести его в бой во главе войска. Саксонские вожди, узнав, что британский король идет сражаться против них в носилках, с презрением отозвались о нем, что-де он уже и так полумертв и негоже им вступать с ним в битву. Но Утер, собравшись с прежними силами, громко засмеялся и крикнул: "Они назвали меня полумертвым королем, таков я и в самом деле был. Но я предпочту победить их, лежа на носилках, нежели покориться им и жить в позоре". И армия бриттов победила саксов. Однако недуг короля все усиливался, и множились страдания его подданных. И вот, когда король уже был близок к смерти, явился к нему Мерлин, подошел к его одру на глазах у всех лордов и повелел ему провозгласить его сына Артура новым королем. Утер так и сделал, а после того умер и был похоронен подле брата своего Аврелия Амброзия внутри Хоровода Великанов.
После его кончины лорды Британии собрались все вместе, дабы отыскать своего нового короля. Никто не знал, где воспитывается Артур, куда скрылся Мерлин, но они полагали, что короля им откроет знамение. Тогда Мерлин распорядился смастерить могучий меч и поместил его силой своего колдовского искусства внутрь огромного камня наподобие алтаря, а сверху была стальная наковальня, и пустил огромный камень вплавь к главной лондонской церкви, где его вытащили из воды и установили на церковном дворе. На том мече золотыми буквами значилось: "Кто вытащит меч из этого камня из-под наковальни, тот по рождению законный король над всей Англией". И было там устроено великое празднество, и во время этого празднества все лорды должны были попытать свои силы, не удастся ли кому вытащить меч из камня. Среди них были и сэр Эктор и Кей, сын его, с Артуром, который без своего меча и герба следовал за ним как оруженосец. Они прибыли к месту состязания, тут сэр Кей хватился, что при нем нет меча, и послал Артура за мечом. Но когда Артур вернулся к дому, где они стояли, там никого не оказалось, и двери были заперты, тогда Артур поспешил на церковный двор, вытащил из камня меч и отнес сэру Кею. Тут меч признали, но даже когда Артур доказал, что изо всех людей он один может вытащить его из камня, нашлись люди, которые кричали против него, что-де им позор и всему королевству поругание, если признают королем безродного отрока, и что пусть устроят еще одно испытание на сретенье господне. И вот на сретенье съехались все знатные лорды страны, а потом еще и на пятидесятницу, но ни один не в силах был извлечь меч из камня, кроме Артура. Однако иные из лордов продолжали в сердцах упорствовать и не признавать его, покуда не кончилось тем, что поднял голос простой люд: "Мы желаем, чтобы нашим королем был Артур, и не допустим более промедления, ибо мы все видим: такова божья воля, чтобы быть ему нашим королем, а кто против, того мы убьем". Так был признан Артур своим народом, и знатью, и простыми людьми, и все, кто богат и кто беден, стали перед ним на колени и просили простить их за то, что так долго медлили с признанием. И он их простил. А тогда Мерлин открыл им, кто такой в действительности Артур, что он не безродный отрок, а зачат в законе королем Утером с Игрейной три часа спустя после смерти герцога, ее супруга. Так был возведен на престол Артур, юный король.
ОТ АВТОРА
Как и предыдущая книга - "Кристальный грот", этот роман художественный вымысел, хотя и основанный в значительной мере на истории и на легендах. Правда, быть может, не в равной степени: о Британии пятого века нашей эры (т.е. начала Темного времени) так мало известно, что приходится руководствоваться не столько фактами, сколько преданиями и собственными выводами. Я, например, придерживаюсь того взгляда, что, если голос преданий так настойчив - если мотивы так живучи и возрождаются вновь и вновь, как это происходит с Артуровскими легендами, - значит, в них содержится реальное зерно, даже в самых фантастических историях, которые наслоились вокруг сердцевины скудных фактов Артурова существования. Увлекательное занятие - осмысливать эти подчас дикие и нелогичные сюжеты, придавать им характер более или менее связных и правдоподобных рассказов о человеческих поступках и мире воображения.
"Полые холмы" - попытка создать произведение самостоятельное, не зависящее от своего предшественника, романа "Кристальный грот", и даже от моих собственных пояснительных заметок. Собственно говоря, эти заметки я предлагаю лишь для тех читателей, чьи интересы выходят за рамки самого романа, но чьи сведения об Артуровских легендах со всеми их разветвлениями недостаточны, чтобы проследить ход мысли, заложенной в отдельных элементах моего повествования. Быть может, им будет интересно уяснить себе происхождение некоторых взглядов, источники некоторых мотивов.
В "Кристальном гроте" я основывала мой рассказ главным образом на "истории", изложенной Гальфридом Монмутским [Histori of the King of Britain. Geoffrey of Monmouth - Everyman's Library, 1912], и на восходящих к нему более поздних, преимущественно средневековых повестях об Артуре и его дворе; но я придала действию римско-британский фон V века, так как именно на этот фон проецируются все известные нам исторические Артуровские факты [Roman Britain and the English Settlements. R.G.Collingwood and J.N.Z.Myres - Oxford, 1937; Celtic Britain. Nora K.Chadwick, vol.34 in series Ancient People and Places - Thames and Hudson, 1963]. Мы не располагаем точными датами, но я следую мнению ряда специалистов, которые относят рождение Артура примерно к 470 году. Действие "Полых холмов" покрывает неосвещенный промежуток между этой датой и тем временем, когда юный Артур предстает уже как "военный предводитель" (dux bellorum), или, в соответствии с более чем тысячелетним преданием, "король надо всей Британией". Здесь мне хотелось бы указать те нити, из которых я сплела мой рассказ о ранних годах Артура и которые едва намечены в преданиях, а в истории не фигурируют вовсе.
Что Артур существовал на самом деле, представляется бесспорным, чего отнюдь нельзя сказать о Мерлине. "Маг Мерлин", как он нам известен, образ сложный, возникший почти полностью из материала песен и легенд, однако и здесь хочется думать, что, раз существуют о нем легенды, переживающие века, значит, существовал в свое время какой-то влиятельный человек, обладавший талантами, которые его современникам представлялись волшебными. Первый раз он появляется в легенде юношей, но уже наделенным необыкновенными свойствами. И на этом сюжете, изложенном у Гальфрида Монмутского, я основываю вымышленный мною образ, который мне представляется порождением и воплощением той эпохи смуты и исканий, что зовется у нас Темным временем. Джефри Эш в своей блестящей книге "От Цезаря до Артура" [From Caeser to Arthur. Geoffrey Ashe - Collins, 1960; The Quest for Arthur's Britain, ed. Geoffrey Ashe - Pall Mall Press, 1968] так характеризует эту пору "многоразличных представлений":
"Когда утвердилось христианство и свергнутое кельтское язычество превратилось в мифологию, многое из него так или иначе сохранилось. Сохранили своих богов реки и острова. Духи озер витали над водами, герои путешествовали в волшебных барках. В горах, где прежде обитали призраки, поселились феи и эльфы, чудесный маленький народец, подобного которому мы не найдем у других наций. Древние курганы и могильники как нельзя лучше подошли на роль их обиталищ. Невидимые миры соседствовали с видимыми, существовали магические способы проникновения и общения. Эльфы и герои, повергнутые боги и полубоги, духи умерших - все теснились вместе в одном калейдоскопическом хороводе... Все стало двусмысленным. Так, например, через много столетий после торжества христианства полые холмы оставались жилищами фей, а даже если и не полые, все равно там могли обитать бестелесные души... Были святые, якобы творившие чудеса; и те же самые чудеса совсем незадолго до них приписывались бывшим, но еще вполне узнаваемым богам. Были стеклянные замки, в которых герой мог провести столетие в заколдованном сне; были блаженные края фей, достичь которых можно только по воде или подземными ходами... Странствия и чары, битвы и плен - тему за темой складывала кельтская фантазия в одно связное повествование. И каждый отдельно взятый эпизод можно рассматривать как факт, или как вымысел, или как религиозное иносказание, или и то, и другое, и третье одновременно".
Маб принес мне чашу разогретого вина с примесью чего-то едкого, перебивающего вкус винограда. Я выпил, чихнул и поднялся на ноги.
- Вы разыскали их коней?
Он кивнул.
- Там, за тропой. Твой охромел.
- Знаю. Приглядите пока за ним, ладно? Когда доберусь до часовни, я пошлю сюда слугу. Он отведет хромого домой. А теперь приведите мне одного из тех коней и отдайте мою одежду.
- Она еще не высохла. И четверти часа не прошло, как мы вытащили тебя из заводи.
- Неважно. Мне надо торопиться. Маб, там наверху поперек тропы лежит дерево, а перед ним вырыта яма. Попроси, если можно, своих людей расчистить к утру проезд.
- Они уже взялись за дело. Слышишь?
И я услышал сквозь шум потока и треск костра. Вверху, у нас над головами, стучали топоры и мотыги. Маб заглянул мне в глаза.
- Значит, новый король проедет этой дорогой?
- Возможно. - Я улыбнулся. - Как ты успел узнать?
- Один из наших людей прискакал из города и сообщил нам. - Он обнажил щербатые зубы. - Ворота, запертые по твоему приказу, ему не помешали, хозяин... Но мы узнали раньше. Разве ты не видел, как упала звезда? Она пролетела из края в край через все небо, в красном венце дракона и с дымным хвостом. И мы поняли, что ты должен прибыть. Но мы были за Волчьим перевалом, когда пролетел огненный дракон, и едва не опоздали. Прости.
- Вы поспели как раз ко времени. Я обязан тебе жизнью. Никогда не забуду.
- А я обязан тебе, - ответил он. - Почему ты выехал один? Разве ты не знал, что это опасно?
- Я знал, что предстоит еще смерть, и не хотел брать ее на свою душу. Боль - это другое дело, и она скоро проходит. - Я снова с усилием встал на ноги. - Маб, если мне ехать, то сейчас, иначе будет поздно. Мою одежду.
Одежда была еще мокрая, вся изодранная и вывалянная в грязи. У них же ничего другого, кроме овчин, не было, жители гор низкорослы, платье с их плеча на меня бы не полезло. Я кое-как набросил на себя остатки моего придворного облачения и принял от одного из людей Маба узду смирной бурой лошади. Рана в бедре у меня опять сочилась кровью, чувствовалось, что в ней остались занозы. Я попросил уложить на седло овчину и с трудом взгромоздился сверху.
- Поехать вам с тобой? - предложили они.
Я покачал головой.
- Нет. Оставайтесь здесь и займитесь расчисткой дороги. А утром, если хотите, можете приехать к святилищу. Там места хватит на всех.
Под луной поляна в самом сердце леса лежала недвижная, как картина, и дивная, как сон. Луна высветила конек крыши и посеребрила верхушки окружающих сосен. Из открытой двери лилось золотое сияние от девяти светильников, ровно горящих вокруг алтаря.
Я не спеша обогнул часовню, мне навстречу распахнулась задняя дверь, выглянул встревоженный сторож. Здесь наверху все было в порядке, никто не появлялся. Но глаза бедного малого широко раскрылись, когда он разглядел, в каком я виде, и он с радостью оставил меня, когда я передал ему поводья и велел скакать домой в Галаву. И я с глубоким вздохом облегчения вошел в пустую часовню, чтобы у огня осмотреть свои раны и сменить одежду.
Тишина медленно просачивалась обратно. Легкий порыв ветра тронул верхушки сосен и смахнул последние отзвуки удаляющихся копыт; ветерок потянул сквозь часовню, удлиняя языки пламени в светильниках и вытягивая из них тонкие полосы дыма, ароматного, как благовонные смолы. Снаружи над поляной луна и звезды разливали свой бесплотный свет. Все было полно присутствием божества. Я опустился перед алтарем на колени. Ум мой и воля опустели, и через все мое существо хлынула воля божия, и я вознесся на гребне ее волны.
А ночь лежала серебряная и тихая в ждала, когда замелькают факелы и вострубят трубы.
11
И вот они появились. Огни, и звон, и стук лошадиных копыт все приближались сквозь лесную чащу, покуда поляну не заполнили полыхающие факелы и возбужденные голоса. Они доносились до меня сквозь мой ясновидческий сон наяву, смутные, гулкие, отдаленные, как звон колоколов со дна морского.
Те, кто возглавлял процессию, приблизились к святилищу и остановились в дверях. Голоса притихли, ноги неуверенно зашаркали. С порога им была видна внутренность чисто выметенной и пустой часовни, только за каменным алтарем, лицом к входящим, стоял один человек. Вокруг алтаря ровно горели девять светильников, освещая вырезанное сбоку в камне изображение меча с надписью Mithrae invicto и лежащий поверх алтаря сам меч, извлеченный из ножен, - голый клинок на голом камне.
- Погасите факелы, - сказал я. - Здесь в них нет нужды.
Они подчинились и по моему знаку прошли внутрь.
Места было мало, а народу входило много. Но всех охватил благоговейный трепет; распоряжения отдавались тихими голосами, словно поступали не от военачальников, только что вернувшихся с поля боя, а от священнослужителей, исполняющих торжественный ритуал. Люди занимали подобающие им места: короли и знать и королевская охрана - внутри часовни, остальные безмолвно толпились на поляне и даже под темными сводами лесной опушки. Там, под деревьями, все еще горели факелы, и там держали лошадей, вся поляна была в кольце огней и звуков; но ближе, под открытым небом, люди стояли без огня и без оружия, как и подобает в присутствии бога и короля. А ведь в ту ночь, изо всех великих ночей, с ними не было священнослужителя; единственным посредником между людьми и божеством оказался я, кого бог тридцать лет влек своим путем и вот теперь привел сюда.
Наконец все разместились соответственно своему положению. Казалось, люди занимали места по предварительному уговору, в действительности же они действовали вполне безотчетно. За порогом на ступенях кучкой толпились маленькие жители холмов: они избегают находиться под крышей. Внутри часовни по правую руку от меня встал король Лот Лотианский в окружении друзей и приспешников; по левую руку - Кадор и те, кто был заодно с ним. В часовне собралось человек, наверное, сто или более, они плотно сгрудились в тесном и гулком пространстве перед алтарем, но эти двое, белый вепрь Корнуолла и красный леопард Лотиана, стояли друг против друга во обе стороны алтаря, сталкиваясь ненавидящим взором, а меж ними у двери, могучий и бдительный, возвышался граф Эктор. Но вот Эктор и следовавший за ним Кей ввели Артура, и с этой минуты я никого, кроме него, не видел.
Яркие краски, лучащиеся драгоценности, золото - все плыло у меня перед глазами. В прохладном воздухе стоял запах сосен, чистой воды, благовонных курений. Сдержанный людской говор был словно треск занимающегося пламени, которое вот-вот взмоет ввысь гудящими языками.
Пламя девяти светильников, то разгорающееся, то никнущее; пламя, лижущее каменный алтарь; пламя, бегущее по лезвию меча, раскаляющее его добела. Я простер ладони. Пламя лизнуло мои одежды, вспыхнуло на рукаве, на конце пальца, но, касаясь живой кожи, оно даже не жгло. Это было холодное пламя, вызванное силой слова из глубины мрака, с горячей сердцевиной вокруг меча. Меч покоился в пламени, как бриллиант в белом пухе. "Кто подымет сей меч..." Руны плясали вдоль клинка, изумруды сверкали. Часовня была черным шаром с огнем в сердцевине. Он отбрасывал от меня огромную тень высоко под своды крыши. Я услышал мой собственный голос, гулко отдающийся под сводами, словно звучащий во сне:
- Пусть подымет сей меч тот, кто осмелится.
Движение; полные страхом голоса. Слышно было, как Кадор произнес:
- Это тот самый меч. Я бы его всюду узнал. Я видел его сияющим в руке принца. Этот меч принадлежит ему, свидетель бог! Не прикоснусь к нему, даже если сам Мерлин мне прикажет.
- И я! И я! - послышались возгласы, а потом:
- Пусть король его подымет! Пусть верховный король покажет нам меч Максена! - И последний одинокий, грубый голос Лота: - Да. Пусть он берет его себе. Я все видел, клянусь смертью бога, с меня довольно. Если это его меч, значит, и бог с ним, мне он ни к чему.
Артур медленно выступил вперед. Позади него образовалась пустота, люди отшатнулись во мрак, и шорох их присутствия был не громче, чем шорох ветра в верхушках деревьев. Между мной и им стояло белое дрожащее сияние огня, и в нем колебался раскаленный клинок. Темнота вокруг вспыхивала искрами и мерцала, как кристальный грот, в ней теснились и трепетали крылами огненные образы. Белый олень в золотом ошейнике. Летучая звезда с головой дракона и дымным хвостом. Король, охваченный нетерпением, сгорающий страстью, а позади него на стене колышется красный дракон на золотом поле. Женщина в белых одеждах, с королевской осанкой, за спиной у нее, во мгле, меч, стоящий на алтаре наподобие креста. Кольцо огромных камней, торчащих стоймя на открытой равнине в окружающих королевскую гробницу. Дитя, переданное мне в руки непогожей зимней ночью. Грааль под ветхим покровом, спрятанный в темном тайнике. Юный король, увенчанный короной.
Он смотрел на меня сквозь марево видений. Для него это были только языки пламени, о которые можно обжечься, а можно и не обжечься - это зависело от меня. Стоял и ждал, не сомневаясь, но и не вверяясь слепо, просто ждал.
- Подойди, - тихо сказал я. - Он - твой.
Он потянулся через ослепительно белое пламя, и прохладная рукоять меча легла ему в руку, для которой она и была выкована сотню и сотню лет назад.
Первым преклонил колени Лот. Верно, он всех более в этом нуждался. Артур поднял его и обратился к нему без сердечности, но и без горечи - то была речь монарха, различающего за сегодняшним злом завтрашнее добро.
- Я не хочу сегодня ни с кем сводить счеты. Лот Лотианский, всех менее - с супругом моей сестры. Ты убедишься, что сомневаешься во мне напрасно, и ты сам, а после тебя сыновья твой - вы все будете помогать мне охранять Британию и править ею так, как должно.
Кадору он сказал только:
- Покуда я не обзаведусь другим наследником, мой наследник - ты, Кадор Корнуолльский.
С Эктором он говорил долго и тихо, так что никто, кроме них двоих, ничего не мог услышать, а потом поднял его и поцеловал.
После этого он долго стоял у алтаря, принимая от своих подданных присягу на верность - они подходили один за другим, преклоняли колени и целовали рукоять его меча. И с каждым он говорил - просто, как отрок, и величаво, как король. А в руках его, точно крест, перевернутый вверх рукоятью Калибурн сиял своим собственным светом, ибо алтарь, окруженный погасшими светильниками, был окутан тьмой.
Люди, один за другим, приносили присягу верности и выходили вон, часовня постепенно пустела. И чем тише становилось внутри, тем больше оживал окрестный лес, ибо здесь собрались все прибывшие, теперь шумные, возбужденные, в ожидании выхода своего короля. Выводили из-под деревьев коней, на поляне метались факелы, лошади фыркали, звенела сбруя.
Последним удалились Маб и его люди, и вот в часовне, не считая охраны у темной стены, остались лишь король да я.
С трудом переступая, ибо кости мои еще ныли от ушибов, я обошел алтарь и встал с ним лицом к лицу. Он был уже почти с меня ростом. И глаза, которые глядели на меня, были совсем как мои глаза.
Я опустился перед ним на колени и протянул к нему руки. Но он вскрикнул, поднял меня на ноги и поцеловал.
- Ты не должен преклонять передо мной колени. Кто угодно, но не ты.
- Ты - верховный король, а я твой слуга.
- Что с того? Меч-то твой, и мы оба знаем это. Неважно, как ты называешь себя: моим слугой, родичем, отцом - все равно, ты - Мерлин, и без тебя я ничто. - Тут он непринужденно рассмеялся, ибо в новом, королевском, положении чувствовал себя так же естественно, как естественно пришлась рукоять Калибурна ему по руке. - А где твое придворное платье? Только ты мог напялить на себя по такому случаю эту старую хламиду. Я пожалую тебе плащ из золотой парчи, шитый звездами, как тебе подобает. Наденешь?
- Не надену, даже ради тебя.
Он улыбнулся.
- Тогда поедем так. Ты ведь поедешь теперь со мной?
- Я последую за тобой немного погодя. Когда ты выберешь минуту, чтобы оглянуться, где я, я уже буду подле тебя. Слышишь? Они готовы сопровождать тебя. Пора в путь.
Я проводил его до порога. Пламя факелов еще трепалось на ветру, хотя луна давно зашла и последние звезды померкли на утреннем небосклоне. Вставало утро, золотистое и безмятежное.
К самому крыльцу подвели белого коня. Артур хотел было сесть на него, но ему не дали - Кадор, Лот и еще несколько мелких королей вместе подняли его и опустили в седло, и тут наконец радость и надежда вырвались громким возгласом из людских глоток и раскатились под соснами. Так был возведен на престол Артур, юный король.
Я вынес из часовни светильники. Мне предстояло с наступлением дня переправить их туда, где им надлежало отныне быть: в пещере под сводами полых холмов, ибо там нашли теперь себе пристанище их боги. Все светильники лежали опрокинутые на полу часовни, масло из них растеклось, не сгорев. Тут же валялась и расколотая каменная чаша, и груда щебня и праха в том месте, куда ударила холодная молния. Собирая с полу это пропитанное маслом крошево, я увидел, что каменная резьба с передней плиты алтаря исчезла. Ее замасленные обломки и держал я теперь в руках. Из всей резьбы остались лишь рукоять меча да одно короткое слово.
Я чисто вымел часовню и все внутри привел в порядок. Движенья мои были по-старчески медлительны. Я и поныне помню, как болело у меня все тело и как, все завершив, я опять опустился на колени и ничего не видел, не различал перед собой, словно все еще ослепленный видением или слезами.
Потом сквозь слезы я различил оголенный алтарь, и не было вкруг него девятиглазого огня, который так радовал малых богов прошлого, не было и некогда выбитого в камне меча, принадлежавшего великому воителю, и имени божества, которому он поклонялся. Осталась лишь рукоять, она выступала наподобие креста, а сверху отчетливые буквы складывались в надпись: "Непобежденному".
ЛЕГЕНДА
Когда Аврелий Амброзии был верховным королем Британии, Мерлин, которого также назвали Амброзии, перенес из Ирландии Хоровод Великанов и установил его близ Эймсбери, в Стоунхендже. Вскоре после этого на небе появилась огромная звезда в обличье дракона, и Мерлин, поняв, что она знаменует смерть Амброзия, горько заплакал и предрек, что королем под знаком дракона будет Утер и что у него родится сын, "коего могущество будет простираться на все королевства, лежащие под лучами той звезды".
На пасху, на пиру в день коронации, король Утер влюбился в Игрейну, супругу Горлойса, герцога Корнуолльского. Он осыпал ее знаками внимания на глазах у всего двора; она никак ему не отвечала, но супруг ее, вознегодовав, покинул двор, не испросив разрешения, и с женой и свитой возвратился к себе в Корнуолл. Утер рассердился и велел ему вернуться обратно, но Горлойс повиноваться отказался. Тогда король в великом гневе собрал войско и вторгся в Корнуолл, сжигая города и замки. У Горлойса недоставало полков, чтобы ему противостоять, поэтому он поместил жену свою в замок Тинтагель, надежнейшую из крепостей, а сам приготовился защищать другой замок - Димилок. Утер сразу же обложил Димилок, заперев там Горлойса и его отряд, а сам стал изыскивать способы, как ему пробиться в Тинтагель и завладеть Игрейной. Он обратился за советом к одному из своих приближенных по имени Ульфин, и тот посоветовал послать за Мерлином. Мерлин, тронутый непритворными терзаниями короля, обещал ему помощь. Своим волшебным искусством он изменил облик Утера и превратил его в подобие Горлойса, Ульфина превратил в Иордана, Горлойсова друга, а себя в Бритаэля, одного из Горлойсовых военачальников. Втроем они поскакали в Тинтагель и были впущены привратником. Игрейна, сочтя Утера своим супругом герцогом, радостно приняла его и уложила в свою постель. Так Утер в ту ночь "возлег с Игрейной, и она не отказала ему ни в чем, чего он только ни пожелал".
Тем временем под стенами Димилока завязалась схватка, и в этой схватке был убит герцог, супруг Игрейны. В Тинтагель отправили гонцов уведомить герцогиню о гибели мужа. Когда же оказалось, что "Горлойс", живой и невредимый, находится у герцогини, гонцы от изумления утратили дар речи; но король тогда признался в обмане и несколько дней спустя обвенчался с Игрейной. Некоторые полагают, что в тот же самый день сестра Игрейны Моргауза была повенчана с Лотом, королем Догнана, а вторая сестра. Фея Моргана, была отдана в монастырскую школу, где овладела искусством некромантии, а впоследствии она вышла за короля Уриена Горского. Но другие утверждают, что Моргана была родной сестрой Артура, рожденной после него от брака короля Утера и королевы его Игрейны, и что Моргауза также была его сестрой, но только от другой матери.
Утеру Пендрагону предстояло еще царствовать пятнадцать лет, и в эти годы он ни разу не виделся со своим сыном Артуром. Перед тем как младенцу родиться на свет, Мерлин явился к королю и говорил с ним так: "Сэр, вам надлежит позаботиться о вскормлении вашего дитяти". - "Как ты пожелаешь, ответил король, - так пусть и будет". И потому в ночь, когда он появился на свет, младенец Артур был принесен к задним воротам Тинтагеля и передан там на руки Мерлину, который отвез его в замок сэра Эктора, верного рыцаря. Там Мерлин устроил ребенку крещение и нарек его Артуром, а супруга сэра Эктора взяла его к себе приемным сыном.
Во все время Утерова правления страну жестоко беспокоили набеги саксов, а также скоттов из Ирландии. Двое саксонских вождей, плененных королем, сумели бежать из Лондона и перебрались оттуда в Германию, а там собрали большое войско, которое внушало ужас всему королевству. Утера же поразил жестокий недуг, и потому он назначил Лота Лотианского, нареченного жениха его дочери Моргаузы, своим главным военачальником. Но сколько раз Лот ни обращал врагов в бегство, они опять возвращались с возросшими силами и опустошали всю страну. Наконец, Утер, хоть и жестоко страдал от болезни, призвал к себе всех лордов и объявил, что сам поведет в бой свои полки, и тогда были сооружены носилки, чтобы на них нести его в бой во главе войска. Саксонские вожди, узнав, что британский король идет сражаться против них в носилках, с презрением отозвались о нем, что-де он уже и так полумертв и негоже им вступать с ним в битву. Но Утер, собравшись с прежними силами, громко засмеялся и крикнул: "Они назвали меня полумертвым королем, таков я и в самом деле был. Но я предпочту победить их, лежа на носилках, нежели покориться им и жить в позоре". И армия бриттов победила саксов. Однако недуг короля все усиливался, и множились страдания его подданных. И вот, когда король уже был близок к смерти, явился к нему Мерлин, подошел к его одру на глазах у всех лордов и повелел ему провозгласить его сына Артура новым королем. Утер так и сделал, а после того умер и был похоронен подле брата своего Аврелия Амброзия внутри Хоровода Великанов.
После его кончины лорды Британии собрались все вместе, дабы отыскать своего нового короля. Никто не знал, где воспитывается Артур, куда скрылся Мерлин, но они полагали, что короля им откроет знамение. Тогда Мерлин распорядился смастерить могучий меч и поместил его силой своего колдовского искусства внутрь огромного камня наподобие алтаря, а сверху была стальная наковальня, и пустил огромный камень вплавь к главной лондонской церкви, где его вытащили из воды и установили на церковном дворе. На том мече золотыми буквами значилось: "Кто вытащит меч из этого камня из-под наковальни, тот по рождению законный король над всей Англией". И было там устроено великое празднество, и во время этого празднества все лорды должны были попытать свои силы, не удастся ли кому вытащить меч из камня. Среди них были и сэр Эктор и Кей, сын его, с Артуром, который без своего меча и герба следовал за ним как оруженосец. Они прибыли к месту состязания, тут сэр Кей хватился, что при нем нет меча, и послал Артура за мечом. Но когда Артур вернулся к дому, где они стояли, там никого не оказалось, и двери были заперты, тогда Артур поспешил на церковный двор, вытащил из камня меч и отнес сэру Кею. Тут меч признали, но даже когда Артур доказал, что изо всех людей он один может вытащить его из камня, нашлись люди, которые кричали против него, что-де им позор и всему королевству поругание, если признают королем безродного отрока, и что пусть устроят еще одно испытание на сретенье господне. И вот на сретенье съехались все знатные лорды страны, а потом еще и на пятидесятницу, но ни один не в силах был извлечь меч из камня, кроме Артура. Однако иные из лордов продолжали в сердцах упорствовать и не признавать его, покуда не кончилось тем, что поднял голос простой люд: "Мы желаем, чтобы нашим королем был Артур, и не допустим более промедления, ибо мы все видим: такова божья воля, чтобы быть ему нашим королем, а кто против, того мы убьем". Так был признан Артур своим народом, и знатью, и простыми людьми, и все, кто богат и кто беден, стали перед ним на колени и просили простить их за то, что так долго медлили с признанием. И он их простил. А тогда Мерлин открыл им, кто такой в действительности Артур, что он не безродный отрок, а зачат в законе королем Утером с Игрейной три часа спустя после смерти герцога, ее супруга. Так был возведен на престол Артур, юный король.
ОТ АВТОРА
Как и предыдущая книга - "Кристальный грот", этот роман художественный вымысел, хотя и основанный в значительной мере на истории и на легендах. Правда, быть может, не в равной степени: о Британии пятого века нашей эры (т.е. начала Темного времени) так мало известно, что приходится руководствоваться не столько фактами, сколько преданиями и собственными выводами. Я, например, придерживаюсь того взгляда, что, если голос преданий так настойчив - если мотивы так живучи и возрождаются вновь и вновь, как это происходит с Артуровскими легендами, - значит, в них содержится реальное зерно, даже в самых фантастических историях, которые наслоились вокруг сердцевины скудных фактов Артурова существования. Увлекательное занятие - осмысливать эти подчас дикие и нелогичные сюжеты, придавать им характер более или менее связных и правдоподобных рассказов о человеческих поступках и мире воображения.
"Полые холмы" - попытка создать произведение самостоятельное, не зависящее от своего предшественника, романа "Кристальный грот", и даже от моих собственных пояснительных заметок. Собственно говоря, эти заметки я предлагаю лишь для тех читателей, чьи интересы выходят за рамки самого романа, но чьи сведения об Артуровских легендах со всеми их разветвлениями недостаточны, чтобы проследить ход мысли, заложенной в отдельных элементах моего повествования. Быть может, им будет интересно уяснить себе происхождение некоторых взглядов, источники некоторых мотивов.
В "Кристальном гроте" я основывала мой рассказ главным образом на "истории", изложенной Гальфридом Монмутским [Histori of the King of Britain. Geoffrey of Monmouth - Everyman's Library, 1912], и на восходящих к нему более поздних, преимущественно средневековых повестях об Артуре и его дворе; но я придала действию римско-британский фон V века, так как именно на этот фон проецируются все известные нам исторические Артуровские факты [Roman Britain and the English Settlements. R.G.Collingwood and J.N.Z.Myres - Oxford, 1937; Celtic Britain. Nora K.Chadwick, vol.34 in series Ancient People and Places - Thames and Hudson, 1963]. Мы не располагаем точными датами, но я следую мнению ряда специалистов, которые относят рождение Артура примерно к 470 году. Действие "Полых холмов" покрывает неосвещенный промежуток между этой датой и тем временем, когда юный Артур предстает уже как "военный предводитель" (dux bellorum), или, в соответствии с более чем тысячелетним преданием, "король надо всей Британией". Здесь мне хотелось бы указать те нити, из которых я сплела мой рассказ о ранних годах Артура и которые едва намечены в преданиях, а в истории не фигурируют вовсе.
Что Артур существовал на самом деле, представляется бесспорным, чего отнюдь нельзя сказать о Мерлине. "Маг Мерлин", как он нам известен, образ сложный, возникший почти полностью из материала песен и легенд, однако и здесь хочется думать, что, раз существуют о нем легенды, переживающие века, значит, существовал в свое время какой-то влиятельный человек, обладавший талантами, которые его современникам представлялись волшебными. Первый раз он появляется в легенде юношей, но уже наделенным необыкновенными свойствами. И на этом сюжете, изложенном у Гальфрида Монмутского, я основываю вымышленный мною образ, который мне представляется порождением и воплощением той эпохи смуты и исканий, что зовется у нас Темным временем. Джефри Эш в своей блестящей книге "От Цезаря до Артура" [From Caeser to Arthur. Geoffrey Ashe - Collins, 1960; The Quest for Arthur's Britain, ed. Geoffrey Ashe - Pall Mall Press, 1968] так характеризует эту пору "многоразличных представлений":
"Когда утвердилось христианство и свергнутое кельтское язычество превратилось в мифологию, многое из него так или иначе сохранилось. Сохранили своих богов реки и острова. Духи озер витали над водами, герои путешествовали в волшебных барках. В горах, где прежде обитали призраки, поселились феи и эльфы, чудесный маленький народец, подобного которому мы не найдем у других наций. Древние курганы и могильники как нельзя лучше подошли на роль их обиталищ. Невидимые миры соседствовали с видимыми, существовали магические способы проникновения и общения. Эльфы и герои, повергнутые боги и полубоги, духи умерших - все теснились вместе в одном калейдоскопическом хороводе... Все стало двусмысленным. Так, например, через много столетий после торжества христианства полые холмы оставались жилищами фей, а даже если и не полые, все равно там могли обитать бестелесные души... Были святые, якобы творившие чудеса; и те же самые чудеса совсем незадолго до них приписывались бывшим, но еще вполне узнаваемым богам. Были стеклянные замки, в которых герой мог провести столетие в заколдованном сне; были блаженные края фей, достичь которых можно только по воде или подземными ходами... Странствия и чары, битвы и плен - тему за темой складывала кельтская фантазия в одно связное повествование. И каждый отдельно взятый эпизод можно рассматривать как факт, или как вымысел, или как религиозное иносказание, или и то, и другое, и третье одновременно".