Страница:
– Гонец? Какой гонец? – резко переспросила Алиса.
– Так ты не знаешь? Ну да, ты ведь поднялась и вышла рано, – ответствовал аббат. – Сегодня утром из Замка Розы прискакал верховой. Герцог заперся с ним на полчаса, а то и больше перед самой службой. Я сам уже ушел в часовню, так что я его не видел. Но я не мог не спросить себя, не привез ли гонец каких-нибудь вестей, которые могли расстроить твоего отца. Брат Лука считает, они отчасти могли стать причиной удара.
Алиса почти чувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
Дурные вести из Замка Розы? Пожар? Смерть?.
– Я должна его видеть. Пожалуйста, могу я повидаться с ним прямо сейчас? Он еще здесь?
– Да. – Они уже успели спуститься вниз и стояли у самых дверей покоя аббата. Послушник, занятый натиранием полов, немедленно поспешил прочь. – Я думаю, он отправился поесть. Госпожа Алиса, хочешь, я сопровожу тебя повидаться с ним?
– Благодарю тебя. Но… Все в порядке. Со мной все хорошо.
Ты очень добр, но я не должна отрывать тебя от твоих… – Она помедлила. Слово «обязанности» как-то не совсем подходило для галантного господина аббата.
– От моего завтрака? – улыбнулся аббат. – Тебе стоит тоже поесть, мое дорогое дитя. Я прикажу принести тебе что-нибудь в монастырскую приемную. Прими гонца там, и сможешь поговорить с ним наедине. А вот и наш человек.
***
Алиса почти ожидала увидеть Иешуа, но это был Адам, один из замковых слуг. Его вести, изложенные вкратце, были сами по себе не столь уж мрачны, но несложно было угадать, что они могли вывести из равновесия человека пожилого и склонного к тревогам.
Граф Мэдок вместо того, чтобы подождать возвращения герцога, как его о том просили, уже прибыл в Замок Розы. Он обосновался там почти месяц назад и к тому же привел с собой отряд. Вооруженные ратники, пояснил Адам, под предводительством капитана; как это ни прискорбно, они не слишком ладят с людьми герцога, и в помещениях слуг, и в конюшнях, и, если уж на то пошло, в остальных частях поместья, которое граф объезжает со своей свитой. Разумеется, и слуги, и фермеры все знают, что граф Мэдок, за которого уже все равно что сговорена госпожа Алиса, вскоре станет хозяином Замка Розы, и все же…
– Я не сговорена за него, – бросила Алиса, можно даже сказать, что отрезала. – Никаких разговоров о браке еще не было. Какие могут быть разговоры, пока герцог не вернулся домой? Граф Мэдок опережает события, но полагаю, это вполне понятно. Ну хорошо, так в чем же дело? Бельтран послал тебя с какой-то жалобой?
Бельтран был старшим домоправителем всего поместья.
– Бельтран занемог, моя госпожа. Ему не моглось уже довольно давно, и когда появился этот новый человек, Иешуа, он был только благодарен, что может передать ему дела. Очень способный малый и, похоже, знает, как управляться по хозяйству, очевидно, поработал в знатном доме.
– Да, да. Так что же плохого случилось?
– Ну, Бельтран просил нас, пока сам он прикован к постели, за всеми распоряжениями обращаться к Иешуа, и мы бы с готовностью так и поступали, но пока мой господин твой отец не вернется домой, у еврея нет никакой власти…
– Кто это говорит? Мой отец дал ему письма, когда он уезжал от нас в Замок Розы из Гланнавенты. Вы все знаете, что он приехал от герцога, и если Бельтран назначил его старшим домоправителем, у него есть вся власть, какая ему нужна. Неужели кто-то усомнился в ней?
– Граф Мэдок, моя госпожа. Он говорил о том, чтобы прогнать Иешуа. И еще некоторых из нас.
– Правда? Граф Мэдок собирается прогнать слуг людей моего отца?
– Он высказал такую угрозу, моя госпожа. И его люди слишком уж много себе позволяют в поместье. Уже есть… есть жалобы, моя госпожа.
– Например?
Впервые слуга вынужден был отвести взгляд. Он что-то пробормотал, упорно рассматривая пыльные башмаки.
Алиса, уже набравшая в рот воздуха для резкого ответа, выдохнула и заговорила гораздо мягче – Адам, я не маленькая девочка. Пока мой отец болен, я хозяйка Замка Розы. Жалобы? Ты хочешь сказать, со стороны женщин?
– Да, у нас было несколько неприятных историй. Муж Бет ввязался в драку, но это было еще до того. Но были и другие. Дело не только в этом. Люди графа слишком много пьют, и от этого то и дело проистекают неприятности. Но пока ничего серьезного не произошло, госпожа, ничего, что могло бы так подкосить моего господина. Вот только – мы все думали, вы вернетесь домой уже неделю как, но раз вы поехали сперва к Святому Мартину, Бельтран подумал, что было бы неплохо, если бы мой господин дал ему письмо, какой-нибудь документ, доказывающий, что Иешуа и мы по его слову поддерживаем порядок в замке, пока он не вернется домой. Вот и все вести, какие я привез. И откуда мне было знать, что это так подействует на моего господина?
Отвернувшись, Алиса быстро прошла к окну. Ее руки были крепко сжаты в кулаки, пульс, учащенный гневом, бился, будто стремился обогнать обезумевшего коня. Она прекрасно знала, что стало для ее отца причиной потрясения такого, что вызвало удар. Мэдок, в своей надменности более чем готовый потребовать себе Алису, а вместе с ней – и богатое наследство, которое ему так не терпелось получить, злоупотребил своими нетвердыми правами еще до их обсуждения и был настолько уверен в ней и в себе самом, что если верить рассказу Адама, позволил своим людям использовать ее дом как иноземный лагерь.
Ну так вот, он слишком много взял на себя! В своем роде это были хорошие новости. Теперь не будет нужды убеждать герцога отказаться от каких-либо обсуждений этого замужества. Не будет нужды и упрашивать его благословить другое.
Не понадобится даже тянуть со свадьбой до зимы, которая освободила бы отца для святой жизни, к которой он так стремится. Успокоить его смятенный ум будет благословенно просто.
Алиса повернулась к слуге, который с удивлением обнаружил, что его госпожа улыбается.
– Ну, Адам, очевидно, нам придется задержаться здесь еще на несколько дней, пока мой отец не оправится настолько, чтобы осилить дорогу домой. Но я сделаю все, что смогу. Я дам тебе письма для Бельтрана и для Иешуа. Письма дадут Иешуа право действовать от имени моего отца и моего имени, пока Бельтран не поправится. Я сомневаюсь, что граф Мэдок станет оспаривать герцогскую печать. – Она опять улыбнулась, и Адаму показалось, что из-за туч внезапно вышло на миг солнце. – Мне сказали, ты скакал всю ночь?
– Мне пришлось выехать поздно, госпожа, когда все в замке уже легли, и я ехал не останавливаясь, разве только чтобы дать роздых коню.
– Ты, надо думать, поел?
– Да.
– Тогда приходи ко мне за письмами, как отдохнешь, и скажи конюху оседлать для тебя одну из наших лошадей. И, Адам…
– Да, госпожа?
– Скажи дома, пусть не слишком волнуются. Пусть потерпят, как смогут, этих неприятных людей. И скажи еще, что господин наш герцог уже оправился и теперь отдыхает и через пару дней будет совсем уже здоров. Что бы ни было в твоих вестях, что могло расстроить его, все будет улажено, как только мы вернемся домой. На деле все уже улажено.
***
Следующие три дня Алиса провела у постели отца. Она послала рассказать Александру о случившемся и передать, что их встреча с герцогом должна подождать, пока последний не оправится совершенно. В ответном послании говорилось, что принц не намерен покидать монастырь до тех пор, пока не сможет встретиться и переговорить с герцогом, а тем временем, если он может чем-то помочь, может хоть что-либо сделать, он самый преданный слуга…
Посланец, а это был паж герцога Берин, был отослан назад со словами благодарности Алисы, не более того, но с постскриптумом, добавленным самим Берином (теперь уже глубоко заинтересованным происходящим). В постскриптуме говорилось, что он уверен, что хозяйка собирается присутствовать на службах, дабы присовокупить свои молитвы за выздоровление отца к горячим прошениям монахов и монахинь.
И потому Александр богобоязненно посещал церковь утром и вечером, а дни проводил, выезжая за стены монастыря, чтобы не застаивался конь. На третий вечер он был вознагражден лицезрением госпожи Алисы во время вечерни, улыбкой и кратким словом, после чего Алиса поспешила к одру больного. Выглядела она усталой, подумал принц, чуть побледневшей, но ее милая безмятежность осталась неизменной. Отцу лучше, поведала девушка прежде, чем убежать, час от часу к нему возвращаются силы; он уже шевелит руками и ногами, и его речь хотя и остается медленной, но уже разборчива. Если принц Александр все еще желает говорить с ним…
Он желал.
Ну тогда ждать осталось недолго. Еще два-три дня, по ее мнению. Будет он еще здесь?
Будет.
В преотличном настроении Александр вернулся в конюшню, где проводил в эти дни большую часть своего времени в отличной компании своего гнедого и послушника, выполнявшего обязанности конюха. И только когда последний, посвистывая и управляясь со скребком над тягловыми мулами, спросил его, был ли он уже в алтаре, где теперь в особой апсиде под балдахином и украшенной чудной резьбой поместили реликвию Хлодовальда, он сообразил, что совершенно позабыл об этом Граале и, если уж на то пошло, о любом другом.
Если не считать того, что стал заветной целью, милой его сердцу.
Глава 33
Глава 34
– Так ты не знаешь? Ну да, ты ведь поднялась и вышла рано, – ответствовал аббат. – Сегодня утром из Замка Розы прискакал верховой. Герцог заперся с ним на полчаса, а то и больше перед самой службой. Я сам уже ушел в часовню, так что я его не видел. Но я не мог не спросить себя, не привез ли гонец каких-нибудь вестей, которые могли расстроить твоего отца. Брат Лука считает, они отчасти могли стать причиной удара.
Алиса почти чувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
Дурные вести из Замка Розы? Пожар? Смерть?.
– Я должна его видеть. Пожалуйста, могу я повидаться с ним прямо сейчас? Он еще здесь?
– Да. – Они уже успели спуститься вниз и стояли у самых дверей покоя аббата. Послушник, занятый натиранием полов, немедленно поспешил прочь. – Я думаю, он отправился поесть. Госпожа Алиса, хочешь, я сопровожу тебя повидаться с ним?
– Благодарю тебя. Но… Все в порядке. Со мной все хорошо.
Ты очень добр, но я не должна отрывать тебя от твоих… – Она помедлила. Слово «обязанности» как-то не совсем подходило для галантного господина аббата.
– От моего завтрака? – улыбнулся аббат. – Тебе стоит тоже поесть, мое дорогое дитя. Я прикажу принести тебе что-нибудь в монастырскую приемную. Прими гонца там, и сможешь поговорить с ним наедине. А вот и наш человек.
***
Алиса почти ожидала увидеть Иешуа, но это был Адам, один из замковых слуг. Его вести, изложенные вкратце, были сами по себе не столь уж мрачны, но несложно было угадать, что они могли вывести из равновесия человека пожилого и склонного к тревогам.
Граф Мэдок вместо того, чтобы подождать возвращения герцога, как его о том просили, уже прибыл в Замок Розы. Он обосновался там почти месяц назад и к тому же привел с собой отряд. Вооруженные ратники, пояснил Адам, под предводительством капитана; как это ни прискорбно, они не слишком ладят с людьми герцога, и в помещениях слуг, и в конюшнях, и, если уж на то пошло, в остальных частях поместья, которое граф объезжает со своей свитой. Разумеется, и слуги, и фермеры все знают, что граф Мэдок, за которого уже все равно что сговорена госпожа Алиса, вскоре станет хозяином Замка Розы, и все же…
– Я не сговорена за него, – бросила Алиса, можно даже сказать, что отрезала. – Никаких разговоров о браке еще не было. Какие могут быть разговоры, пока герцог не вернулся домой? Граф Мэдок опережает события, но полагаю, это вполне понятно. Ну хорошо, так в чем же дело? Бельтран послал тебя с какой-то жалобой?
Бельтран был старшим домоправителем всего поместья.
– Бельтран занемог, моя госпожа. Ему не моглось уже довольно давно, и когда появился этот новый человек, Иешуа, он был только благодарен, что может передать ему дела. Очень способный малый и, похоже, знает, как управляться по хозяйству, очевидно, поработал в знатном доме.
– Да, да. Так что же плохого случилось?
– Ну, Бельтран просил нас, пока сам он прикован к постели, за всеми распоряжениями обращаться к Иешуа, и мы бы с готовностью так и поступали, но пока мой господин твой отец не вернется домой, у еврея нет никакой власти…
– Кто это говорит? Мой отец дал ему письма, когда он уезжал от нас в Замок Розы из Гланнавенты. Вы все знаете, что он приехал от герцога, и если Бельтран назначил его старшим домоправителем, у него есть вся власть, какая ему нужна. Неужели кто-то усомнился в ней?
– Граф Мэдок, моя госпожа. Он говорил о том, чтобы прогнать Иешуа. И еще некоторых из нас.
– Правда? Граф Мэдок собирается прогнать слуг людей моего отца?
– Он высказал такую угрозу, моя госпожа. И его люди слишком уж много себе позволяют в поместье. Уже есть… есть жалобы, моя госпожа.
– Например?
Впервые слуга вынужден был отвести взгляд. Он что-то пробормотал, упорно рассматривая пыльные башмаки.
Алиса, уже набравшая в рот воздуха для резкого ответа, выдохнула и заговорила гораздо мягче – Адам, я не маленькая девочка. Пока мой отец болен, я хозяйка Замка Розы. Жалобы? Ты хочешь сказать, со стороны женщин?
– Да, у нас было несколько неприятных историй. Муж Бет ввязался в драку, но это было еще до того. Но были и другие. Дело не только в этом. Люди графа слишком много пьют, и от этого то и дело проистекают неприятности. Но пока ничего серьезного не произошло, госпожа, ничего, что могло бы так подкосить моего господина. Вот только – мы все думали, вы вернетесь домой уже неделю как, но раз вы поехали сперва к Святому Мартину, Бельтран подумал, что было бы неплохо, если бы мой господин дал ему письмо, какой-нибудь документ, доказывающий, что Иешуа и мы по его слову поддерживаем порядок в замке, пока он не вернется домой. Вот и все вести, какие я привез. И откуда мне было знать, что это так подействует на моего господина?
Отвернувшись, Алиса быстро прошла к окну. Ее руки были крепко сжаты в кулаки, пульс, учащенный гневом, бился, будто стремился обогнать обезумевшего коня. Она прекрасно знала, что стало для ее отца причиной потрясения такого, что вызвало удар. Мэдок, в своей надменности более чем готовый потребовать себе Алису, а вместе с ней – и богатое наследство, которое ему так не терпелось получить, злоупотребил своими нетвердыми правами еще до их обсуждения и был настолько уверен в ней и в себе самом, что если верить рассказу Адама, позволил своим людям использовать ее дом как иноземный лагерь.
Ну так вот, он слишком много взял на себя! В своем роде это были хорошие новости. Теперь не будет нужды убеждать герцога отказаться от каких-либо обсуждений этого замужества. Не будет нужды и упрашивать его благословить другое.
Не понадобится даже тянуть со свадьбой до зимы, которая освободила бы отца для святой жизни, к которой он так стремится. Успокоить его смятенный ум будет благословенно просто.
Алиса повернулась к слуге, который с удивлением обнаружил, что его госпожа улыбается.
– Ну, Адам, очевидно, нам придется задержаться здесь еще на несколько дней, пока мой отец не оправится настолько, чтобы осилить дорогу домой. Но я сделаю все, что смогу. Я дам тебе письма для Бельтрана и для Иешуа. Письма дадут Иешуа право действовать от имени моего отца и моего имени, пока Бельтран не поправится. Я сомневаюсь, что граф Мэдок станет оспаривать герцогскую печать. – Она опять улыбнулась, и Адаму показалось, что из-за туч внезапно вышло на миг солнце. – Мне сказали, ты скакал всю ночь?
– Мне пришлось выехать поздно, госпожа, когда все в замке уже легли, и я ехал не останавливаясь, разве только чтобы дать роздых коню.
– Ты, надо думать, поел?
– Да.
– Тогда приходи ко мне за письмами, как отдохнешь, и скажи конюху оседлать для тебя одну из наших лошадей. И, Адам…
– Да, госпожа?
– Скажи дома, пусть не слишком волнуются. Пусть потерпят, как смогут, этих неприятных людей. И скажи еще, что господин наш герцог уже оправился и теперь отдыхает и через пару дней будет совсем уже здоров. Что бы ни было в твоих вестях, что могло расстроить его, все будет улажено, как только мы вернемся домой. На деле все уже улажено.
***
Следующие три дня Алиса провела у постели отца. Она послала рассказать Александру о случившемся и передать, что их встреча с герцогом должна подождать, пока последний не оправится совершенно. В ответном послании говорилось, что принц не намерен покидать монастырь до тех пор, пока не сможет встретиться и переговорить с герцогом, а тем временем, если он может чем-то помочь, может хоть что-либо сделать, он самый преданный слуга…
Посланец, а это был паж герцога Берин, был отослан назад со словами благодарности Алисы, не более того, но с постскриптумом, добавленным самим Берином (теперь уже глубоко заинтересованным происходящим). В постскриптуме говорилось, что он уверен, что хозяйка собирается присутствовать на службах, дабы присовокупить свои молитвы за выздоровление отца к горячим прошениям монахов и монахинь.
И потому Александр богобоязненно посещал церковь утром и вечером, а дни проводил, выезжая за стены монастыря, чтобы не застаивался конь. На третий вечер он был вознагражден лицезрением госпожи Алисы во время вечерни, улыбкой и кратким словом, после чего Алиса поспешила к одру больного. Выглядела она усталой, подумал принц, чуть побледневшей, но ее милая безмятежность осталась неизменной. Отцу лучше, поведала девушка прежде, чем убежать, час от часу к нему возвращаются силы; он уже шевелит руками и ногами, и его речь хотя и остается медленной, но уже разборчива. Если принц Александр все еще желает говорить с ним…
Он желал.
Ну тогда ждать осталось недолго. Еще два-три дня, по ее мнению. Будет он еще здесь?
Будет.
В преотличном настроении Александр вернулся в конюшню, где проводил в эти дни большую часть своего времени в отличной компании своего гнедого и послушника, выполнявшего обязанности конюха. И только когда последний, посвистывая и управляясь со скребком над тягловыми мулами, спросил его, был ли он уже в алтаре, где теперь в особой апсиде под балдахином и украшенной чудной резьбой поместили реликвию Хлодовальда, он сообразил, что совершенно позабыл об этом Граале и, если уж на то пошло, о любом другом.
Если не считать того, что стал заветной целью, милой его сердцу.
Глава 33
Два дня спустя один из слуг Ансеруса отыскал Александра, сидевшего за завтраком, чтобы передать ему пожелание герцога увидеться с молодым человеком и сопроводить означенного молодого человека к одру своего хозяина.
Александр, последовав за слугой вверх по парадной лестнице дома аббата, чувствовал удивившую его самого нервную дрожь. Едва ли его отношений с королевой Морганой было бы достаточно, чтобы поколебать его юношескую самоуверенность, но эта беседа… Он обнаружил, что совершенно не знает, что говорить и как, знает лишь, что это надо как-то сказать. Его отношения с королевой Морганой, вот в чем помеха. Что могла Алиса рассказать отцу из его истории и как мог воспринять эти сведения герцог, Александр боялся даже гадать. Но это был отец Алисы, и правда должна быть открыта.
Глубоко вдохнув, он расправил плечи и прошел мимо склонившегося в поклоне слуги во внутренний покой.
Герцог был еще в постели, полусидел, откинувшись на высокие подушки. Просторный и солнечный покой окнами выходил на речные луга и мельницу. Обстановка здесь была не хуже, чем в доме любого другого знатного владетеля, что так и было, поскольку аббат приходился кузеном правителю небольшого королевства где-то в Уэльсе. Окна были затянуты тончайшей роговой пластиной в оловянном переплете, прекрасной работы занавеси и гобелены покрывали стены. Только молельная скамеечка с алой подушкой в углу говорила о том, что это покой в монашеской обители.
Александр с поклоном произнес все положенные приветствия, на что старик улыбнулся и жестом предложил ему сесть в кресло между окном и кроватью.
– Сын Бодуина Корнуэльского, как сказала мне дочь. Я его помню. Сам я с ним никогда не встречался, но о нем всегда хорошо отзывались. Отец, каким можно гордиться И как я понимаю, твоя мать еще жива?
Так что Александру пришлось повторить историю убийства своего отца и собственного бегства от двора короля Mapча, а также рассказать о том, как его мать поклялась, что сын однажды отомстит за отца.
– И ты отправился в поход для свершения мести?
– Не совсем, господин. Разумеется, я так бы и сделал, но мать и слышать об этом не хотела. Не в том дело, что время умерило ее любовь к моему отцу и горе, но в том – как она сказала, что с того дня изменилась сама Британия. Были и другие пути навлечь на короля Марча позор и, быть может, даже смерть. Она не позволила мне ехать в Корнуолл, но велела отправляться в Камелот и представить все дело законному суду Верховного короля.
– Что объясняет, почему ты следуешь на Север через Регед! – воскликнул герцог, потом улыбнулся:
– Нет, мой мальчик, я знаю, почему ты здесь. Я слышал о твоем пребывании в Темной Башне от дочери – то, что ты ей рассказал. Не думай, что я стану тем, кто бросит в тебя камень! Когда-то – очень давно – я сам был молод и совершил несколько глупых и греховных поступков, о которых мне теперь не хотелось бы вспоминать… Но даже несмотря на зло, я верю, что Господь направляет нас тем путем, каким нам назначено идти.
Он помедлил, и голова его вновь упала на подушки словно от усталости. Но когда Александр встал, собираясь уходить или позвать монахиню, примостившуюся на табурете в коридоре, герцог поднял руку, останавливая его.
– Нет. Все в порядке. Я не устал, только говорю медленно, как ты, без сомнения, слышишь, и еще медленнее мыслю. Мне сказали, со временем это пройдет, но боюсь, время – это та роскошь, которой у меня нет.
Александр попытался было протестовать, но герцог с улыбкой покачал головой.
– Благодарю тебя, но я говорил не о смерти. Я намерен еще многое сделать до того, как настанет мой час! Я говорю о настоящем, о сегодняшнем дне, о том, что сделать необходимо немедля и что я, увы, не способен совершить. – Он сделал долгий и судорожный вдох, а потом, словно это придало ему сил, кивнул с чем-то похожим на решимость и живость. – Да, мне многое надо сказать тебе, принц Александр, и о многом просить тебя. Но прежде, не нальешь ли мне вина? Оно на столе вон там; да, мне позволили его пить, или, уверяю тебя, моя тихая и ласковая дочь без жалости заперла бы его в ларце… Благодарю тебя. Выпей и ты со мной. А теперь прошу, снова сядь и расскажи мне историю, которую ты рассказал моей дочери. Быть может, ты сможешь поведать мне больше, чем решился сказать ей? Но я должен услышать все. Это касается меня ближе, чем ты думаешь.
И Александр снова повел рассказ о событиях в Темной Башне, на сей раз не трудясь скрыть ничего. Следует помнить, что он никогда не знал совета или даже присутствия отца, и теперь обнаружил, что говорит с большей свободой, чем та, что он испытывал даже в беседах с Барнабасом в Крейг Эриэн. Время от времени герцог задавал вопросы, так что, когда принц наконец умолк, недосказанным не осталось ничто.
Герцог сразу же перешел к тому же, на чем остановилась Алиса:
– Ты говорил о «советах» королевы Морганы. Ты помнишь всех мужей, кто был при ней?
– Думаю, да. Я не знал в ее свите всех поименно, но те, что были к ней ближе всего и заседали с ней в восточной башне, их имена мне известны.
– И одно из имен, что ты слышал, было Мэдок?
– Да, господин. Я слышал это имя лишь однажды, когда граф Ферлас отчитывался перед королевой.
– Так, значит, в Темной Башне его не было?
– Нет, господин. Но насколько я понимаю, он бывал там раньше. Он уехал на Север с каким-то порученьем от королевы. Я так и не узнал, в чем оно заключалось, могу только передать тебе слова Ферласа. Но это был не этот.., не поход за Граалем. Это… – горько заключил Александр, – оставляли для бросовых глупцов.
– Ну, – с улыбкой отозвался Ансерус, – передо мной глупец, который, похоже, избавился от своих шор – и ты на много лет моложе, чем был я, когда это случилось со мной!
Нет, мой мальчик, забудь об этом. Думаю, теперь для тебя все изменится. Налей мне еще, а потом, будь так добр, выслушай, о чем я тебя попрошу.
Александр подал ему вина. Старик вновь несколько минут лежал в молчании, вертя кубок в пальцах, которые казались медлительными и хрупкими, но были вполне тверды.
Когда он заговорил, голос его тоже как будто окреп:
– Полагаю, ты сказал моей дочери, что хотя ты дал клятву завершить два различных похода, ты не можешь продолжать ни один из них. Один был глуп, как ты сказал, а другой греховен. – Герцог остановился, чтобы отпить вина, потом отставил кубок на полочку у кровати. – Что до греховного, то поход, в который тебя отправила ведьма, стремящаяся захватить власть, на что у нее нет ни тени прав, можешь забыть и забыть с честью. Даже если бы тебя не склонили к нему обманом и снадобьями, никого нельзя заставить согрешить. Ты меня понимаешь?
– Да, господин.
– А что до другого, той клятвы мести, какую столько лет назад принесла твоя мать и что теперь перешла к тебе – уничтожить убийцу твоего отца, и ее тоже ты можешь позабыть.
– Господин, но как можно? Это, уж конечно, должно остаться долгом, даже если…
– «Мне отмщения и аз воздам», – сказал Господь, – мягко процитировал герцог.
– Господин, если ты хочешь этим сказать, что я должен предоставить этого демона Марча Божьему гневу…
– Гнев Господень уже пал на него. Вот что я хотел сказать. Я узнал об этом, как только мы пристали в Гланнавенте.
Короля Марча поразил тяжкий недуг, и, говорят, ему не дожить до конца года. Тебе нет нужды мстить ему. И от этой клятвы ты свободен и с честью.
Потеряв дар речи, Александр уставился на герцога. Потом, позднее, будут и облегчение, радость, бурлящая энергия свободы, но сейчас свобода показалась Александру пустотой.
Эхом в голове его отдавался вопрос: что теперь? Все еще искать Друстана на суровом и холодном северо-востоке? Зачем, если Марч умирает? Или повернуть на юг, отыскать долгую дорогу в Камелот, чтобы, быть может, присоединиться к Верховному королю в войнах, что будто грозовые облака проносились по континенту? Или, в чем он видел теперь наименее привлекательный выход из всех, вернуться домой к малости, да, малости, Крейг Эриэн и любящему, но не терпящему возражений правлению матери?
А Алиса? Его мечты, казавшиеся такими прочными и сияющими, развеялись в этой беседе как туман. Герцог был добр, но какой отец примет его сватовство после всех этих недель в Темной Башне? Честь требовала признаться во всем, и честь теперь – все, что ему осталось.
Герцог говорил снова:
– Похоже, Марчево королевство, Корнуолл, может достаться тебе по закону, если ты когда-либо предъявишь свои права на него. Станешь ты это делать?
Александр помедлил, но потом решил сказать правду:
– Не знаю. Едва ли. Мать рассказывала мне кое-что об этой суровой земле и о не менее суровых соседях. И после стольких лет эта земля мне чужая.
– Так, значит, ты вернешься в этот Крейг Эриэн, чтобы пестовать там свои земли?
– Полагаю, что так. Хотя, с хозяйствованием там Барнабаса и моей матери, в этом нет особой нужды.
– Раз так обстоят дела, я мог бы найти применение твоему мечу, Александр, – сказал герцог.
Тон его был небрежен, почти сух. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы смысл его слов дошел до молодого человека.
– Ты имеешь в виду на своем пути домой? Или.., или в самом Замке Розы? Служить тебе там?
– И то, и другое. Что рассказала тебе моя дочь о своем доме?
– Только то, что это самое прекрасное место на земле и что оно вместе с тобой, мой господин, безраздельно царит в ее сердце.
– И что я вскоре ступлю на стезю, к которой давно стремился, на стезю уединения и молитв? На стезю святой жизни?
– Она упомянула об этом, когда мы разговаривали впервые, но, не зная тебя тогда, я не обратил на это должного внимания.
– Тогда слушай теперь. Есть вещи, которые ты должен узнать, прежде чем я смогу принять твою службу. У меня есть наследник, младший сын давно умершего кузена. Старший его брат владеет поместьями на Севере, у этого же земель нет.
Перед тем как отправиться в Тур, я послал ему письмо, в котором предложил встретиться и поговорить о браке. Он тогда был в чужих краях, я не знал, где именно, но теперь, думается, знаю. Так вот, я намеревался возобновить этот разговор, как только вернусь домой. – Пауза. – Ты, наверное, слышал, что случилось. Несколько дней назад я получил известие о том, что этот человек уже прибыл в Замок Розы с десятком своих бойцов и уже видит себя – если верить моим слугам – господином всего. – Еще одна пауза. – И хотя ничего еще не было решено или даже говорено, он мнит себя женихом и вскорости супругом моей дочери.
– Нет! – вырвался у Александра яростный протест. Юный принц взял бы его назад, но герцог только бросил на него быстрый полунасмешливый взгляд.
– Нет. Действительно нет. Хотя он мой дальний родич, его имя не из тех, какое я хотел бы, чтоб носила моя дочь.
Как я понимаю, ты его знаешь. Мэдок из Банног Дун.
– Тот самый? – выдохнул Александр.
– Тот самый.
– Так, значит, вот какое дело увело его на Север из Темной Башни?
– Приходится предположить, что да. И ты сказал мне, что Мэдок был послан на Север по какому-то делу королевы. А граф Ферлас принес известие о том, что он «уже вступил во владенье и неплохо окопался». Здесь, я думаю, речь идет о женитьбе, а с ней – и о праве распоряжаться Замком Розы.
– Но какое дело до него королеве? Иметь там своего человека, который контролировал бы крепость в самом центре Регеда?
– Об этом мы можем только гадать. Но думаю, в силу необходимости твоя догадка верна.
– И он уже там! Вступил во владение! Скажи мне, господин, смог бы граф Мэдок удержать против тебя твой замок?
Смог бы он предотвратить твое возвращение?
– В этом я сомневаюсь. У него с собой только несколько человек, и никто из моих ему против меня не поможет. Пока он понятия не имеет, что мне известны его планы. Он, должно быть, все еще ожидает быть принятым как обещанный супруг моей дочери. Но если он откажется удалиться, когда я попрошу его, и если он призовет своих союзников – что ж, я старый человек и теперь еще слегка недужный, и я страшусь того, что может статься с моими людьми.
– И потому тебе нужен мой меч. Разумеется, он твой! – проговорил Александр с какой-то нетерпеливой яростью. – Но как же госпожа Алиса? Брак по сговору, брак, о котором столько было говорено, но на который так и не было согласия? Она ни словом о нем не обмолвилась, даже когда.., я хотел сказать, она будет.., она согласилась?
– Да, она дала свое согласие, поскольку видела в этом свой долг. Но тот, – с улыбкой произнес герцог, – который отринула без сожаления. Говорилось и о другом браке, сама Алиса говорила о нем. Она говорит мне, что намерена выйти за тебя замуж. С твоего согласия, разумеется. Нет, мой мальчик, не отвечай. Выдохни и выпей еще вина.
Александр, последовав за слугой вверх по парадной лестнице дома аббата, чувствовал удивившую его самого нервную дрожь. Едва ли его отношений с королевой Морганой было бы достаточно, чтобы поколебать его юношескую самоуверенность, но эта беседа… Он обнаружил, что совершенно не знает, что говорить и как, знает лишь, что это надо как-то сказать. Его отношения с королевой Морганой, вот в чем помеха. Что могла Алиса рассказать отцу из его истории и как мог воспринять эти сведения герцог, Александр боялся даже гадать. Но это был отец Алисы, и правда должна быть открыта.
Глубоко вдохнув, он расправил плечи и прошел мимо склонившегося в поклоне слуги во внутренний покой.
Герцог был еще в постели, полусидел, откинувшись на высокие подушки. Просторный и солнечный покой окнами выходил на речные луга и мельницу. Обстановка здесь была не хуже, чем в доме любого другого знатного владетеля, что так и было, поскольку аббат приходился кузеном правителю небольшого королевства где-то в Уэльсе. Окна были затянуты тончайшей роговой пластиной в оловянном переплете, прекрасной работы занавеси и гобелены покрывали стены. Только молельная скамеечка с алой подушкой в углу говорила о том, что это покой в монашеской обители.
Александр с поклоном произнес все положенные приветствия, на что старик улыбнулся и жестом предложил ему сесть в кресло между окном и кроватью.
– Сын Бодуина Корнуэльского, как сказала мне дочь. Я его помню. Сам я с ним никогда не встречался, но о нем всегда хорошо отзывались. Отец, каким можно гордиться И как я понимаю, твоя мать еще жива?
Так что Александру пришлось повторить историю убийства своего отца и собственного бегства от двора короля Mapча, а также рассказать о том, как его мать поклялась, что сын однажды отомстит за отца.
– И ты отправился в поход для свершения мести?
– Не совсем, господин. Разумеется, я так бы и сделал, но мать и слышать об этом не хотела. Не в том дело, что время умерило ее любовь к моему отцу и горе, но в том – как она сказала, что с того дня изменилась сама Британия. Были и другие пути навлечь на короля Марча позор и, быть может, даже смерть. Она не позволила мне ехать в Корнуолл, но велела отправляться в Камелот и представить все дело законному суду Верховного короля.
– Что объясняет, почему ты следуешь на Север через Регед! – воскликнул герцог, потом улыбнулся:
– Нет, мой мальчик, я знаю, почему ты здесь. Я слышал о твоем пребывании в Темной Башне от дочери – то, что ты ей рассказал. Не думай, что я стану тем, кто бросит в тебя камень! Когда-то – очень давно – я сам был молод и совершил несколько глупых и греховных поступков, о которых мне теперь не хотелось бы вспоминать… Но даже несмотря на зло, я верю, что Господь направляет нас тем путем, каким нам назначено идти.
Он помедлил, и голова его вновь упала на подушки словно от усталости. Но когда Александр встал, собираясь уходить или позвать монахиню, примостившуюся на табурете в коридоре, герцог поднял руку, останавливая его.
– Нет. Все в порядке. Я не устал, только говорю медленно, как ты, без сомнения, слышишь, и еще медленнее мыслю. Мне сказали, со временем это пройдет, но боюсь, время – это та роскошь, которой у меня нет.
Александр попытался было протестовать, но герцог с улыбкой покачал головой.
– Благодарю тебя, но я говорил не о смерти. Я намерен еще многое сделать до того, как настанет мой час! Я говорю о настоящем, о сегодняшнем дне, о том, что сделать необходимо немедля и что я, увы, не способен совершить. – Он сделал долгий и судорожный вдох, а потом, словно это придало ему сил, кивнул с чем-то похожим на решимость и живость. – Да, мне многое надо сказать тебе, принц Александр, и о многом просить тебя. Но прежде, не нальешь ли мне вина? Оно на столе вон там; да, мне позволили его пить, или, уверяю тебя, моя тихая и ласковая дочь без жалости заперла бы его в ларце… Благодарю тебя. Выпей и ты со мной. А теперь прошу, снова сядь и расскажи мне историю, которую ты рассказал моей дочери. Быть может, ты сможешь поведать мне больше, чем решился сказать ей? Но я должен услышать все. Это касается меня ближе, чем ты думаешь.
И Александр снова повел рассказ о событиях в Темной Башне, на сей раз не трудясь скрыть ничего. Следует помнить, что он никогда не знал совета или даже присутствия отца, и теперь обнаружил, что говорит с большей свободой, чем та, что он испытывал даже в беседах с Барнабасом в Крейг Эриэн. Время от времени герцог задавал вопросы, так что, когда принц наконец умолк, недосказанным не осталось ничто.
Герцог сразу же перешел к тому же, на чем остановилась Алиса:
– Ты говорил о «советах» королевы Морганы. Ты помнишь всех мужей, кто был при ней?
– Думаю, да. Я не знал в ее свите всех поименно, но те, что были к ней ближе всего и заседали с ней в восточной башне, их имена мне известны.
– И одно из имен, что ты слышал, было Мэдок?
– Да, господин. Я слышал это имя лишь однажды, когда граф Ферлас отчитывался перед королевой.
– Так, значит, в Темной Башне его не было?
– Нет, господин. Но насколько я понимаю, он бывал там раньше. Он уехал на Север с каким-то порученьем от королевы. Я так и не узнал, в чем оно заключалось, могу только передать тебе слова Ферласа. Но это был не этот.., не поход за Граалем. Это… – горько заключил Александр, – оставляли для бросовых глупцов.
– Ну, – с улыбкой отозвался Ансерус, – передо мной глупец, который, похоже, избавился от своих шор – и ты на много лет моложе, чем был я, когда это случилось со мной!
Нет, мой мальчик, забудь об этом. Думаю, теперь для тебя все изменится. Налей мне еще, а потом, будь так добр, выслушай, о чем я тебя попрошу.
Александр подал ему вина. Старик вновь несколько минут лежал в молчании, вертя кубок в пальцах, которые казались медлительными и хрупкими, но были вполне тверды.
Когда он заговорил, голос его тоже как будто окреп:
– Полагаю, ты сказал моей дочери, что хотя ты дал клятву завершить два различных похода, ты не можешь продолжать ни один из них. Один был глуп, как ты сказал, а другой греховен. – Герцог остановился, чтобы отпить вина, потом отставил кубок на полочку у кровати. – Что до греховного, то поход, в который тебя отправила ведьма, стремящаяся захватить власть, на что у нее нет ни тени прав, можешь забыть и забыть с честью. Даже если бы тебя не склонили к нему обманом и снадобьями, никого нельзя заставить согрешить. Ты меня понимаешь?
– Да, господин.
– А что до другого, той клятвы мести, какую столько лет назад принесла твоя мать и что теперь перешла к тебе – уничтожить убийцу твоего отца, и ее тоже ты можешь позабыть.
– Господин, но как можно? Это, уж конечно, должно остаться долгом, даже если…
– «Мне отмщения и аз воздам», – сказал Господь, – мягко процитировал герцог.
– Господин, если ты хочешь этим сказать, что я должен предоставить этого демона Марча Божьему гневу…
– Гнев Господень уже пал на него. Вот что я хотел сказать. Я узнал об этом, как только мы пристали в Гланнавенте.
Короля Марча поразил тяжкий недуг, и, говорят, ему не дожить до конца года. Тебе нет нужды мстить ему. И от этой клятвы ты свободен и с честью.
Потеряв дар речи, Александр уставился на герцога. Потом, позднее, будут и облегчение, радость, бурлящая энергия свободы, но сейчас свобода показалась Александру пустотой.
Эхом в голове его отдавался вопрос: что теперь? Все еще искать Друстана на суровом и холодном северо-востоке? Зачем, если Марч умирает? Или повернуть на юг, отыскать долгую дорогу в Камелот, чтобы, быть может, присоединиться к Верховному королю в войнах, что будто грозовые облака проносились по континенту? Или, в чем он видел теперь наименее привлекательный выход из всех, вернуться домой к малости, да, малости, Крейг Эриэн и любящему, но не терпящему возражений правлению матери?
А Алиса? Его мечты, казавшиеся такими прочными и сияющими, развеялись в этой беседе как туман. Герцог был добр, но какой отец примет его сватовство после всех этих недель в Темной Башне? Честь требовала признаться во всем, и честь теперь – все, что ему осталось.
Герцог говорил снова:
– Похоже, Марчево королевство, Корнуолл, может достаться тебе по закону, если ты когда-либо предъявишь свои права на него. Станешь ты это делать?
Александр помедлил, но потом решил сказать правду:
– Не знаю. Едва ли. Мать рассказывала мне кое-что об этой суровой земле и о не менее суровых соседях. И после стольких лет эта земля мне чужая.
– Так, значит, ты вернешься в этот Крейг Эриэн, чтобы пестовать там свои земли?
– Полагаю, что так. Хотя, с хозяйствованием там Барнабаса и моей матери, в этом нет особой нужды.
– Раз так обстоят дела, я мог бы найти применение твоему мечу, Александр, – сказал герцог.
Тон его был небрежен, почти сух. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы смысл его слов дошел до молодого человека.
– Ты имеешь в виду на своем пути домой? Или.., или в самом Замке Розы? Служить тебе там?
– И то, и другое. Что рассказала тебе моя дочь о своем доме?
– Только то, что это самое прекрасное место на земле и что оно вместе с тобой, мой господин, безраздельно царит в ее сердце.
– И что я вскоре ступлю на стезю, к которой давно стремился, на стезю уединения и молитв? На стезю святой жизни?
– Она упомянула об этом, когда мы разговаривали впервые, но, не зная тебя тогда, я не обратил на это должного внимания.
– Тогда слушай теперь. Есть вещи, которые ты должен узнать, прежде чем я смогу принять твою службу. У меня есть наследник, младший сын давно умершего кузена. Старший его брат владеет поместьями на Севере, у этого же земель нет.
Перед тем как отправиться в Тур, я послал ему письмо, в котором предложил встретиться и поговорить о браке. Он тогда был в чужих краях, я не знал, где именно, но теперь, думается, знаю. Так вот, я намеревался возобновить этот разговор, как только вернусь домой. – Пауза. – Ты, наверное, слышал, что случилось. Несколько дней назад я получил известие о том, что этот человек уже прибыл в Замок Розы с десятком своих бойцов и уже видит себя – если верить моим слугам – господином всего. – Еще одна пауза. – И хотя ничего еще не было решено или даже говорено, он мнит себя женихом и вскорости супругом моей дочери.
– Нет! – вырвался у Александра яростный протест. Юный принц взял бы его назад, но герцог только бросил на него быстрый полунасмешливый взгляд.
– Нет. Действительно нет. Хотя он мой дальний родич, его имя не из тех, какое я хотел бы, чтоб носила моя дочь.
Как я понимаю, ты его знаешь. Мэдок из Банног Дун.
– Тот самый? – выдохнул Александр.
– Тот самый.
– Так, значит, вот какое дело увело его на Север из Темной Башни?
– Приходится предположить, что да. И ты сказал мне, что Мэдок был послан на Север по какому-то делу королевы. А граф Ферлас принес известие о том, что он «уже вступил во владенье и неплохо окопался». Здесь, я думаю, речь идет о женитьбе, а с ней – и о праве распоряжаться Замком Розы.
– Но какое дело до него королеве? Иметь там своего человека, который контролировал бы крепость в самом центре Регеда?
– Об этом мы можем только гадать. Но думаю, в силу необходимости твоя догадка верна.
– И он уже там! Вступил во владение! Скажи мне, господин, смог бы граф Мэдок удержать против тебя твой замок?
Смог бы он предотвратить твое возвращение?
– В этом я сомневаюсь. У него с собой только несколько человек, и никто из моих ему против меня не поможет. Пока он понятия не имеет, что мне известны его планы. Он, должно быть, все еще ожидает быть принятым как обещанный супруг моей дочери. Но если он откажется удалиться, когда я попрошу его, и если он призовет своих союзников – что ж, я старый человек и теперь еще слегка недужный, и я страшусь того, что может статься с моими людьми.
– И потому тебе нужен мой меч. Разумеется, он твой! – проговорил Александр с какой-то нетерпеливой яростью. – Но как же госпожа Алиса? Брак по сговору, брак, о котором столько было говорено, но на который так и не было согласия? Она ни словом о нем не обмолвилась, даже когда.., я хотел сказать, она будет.., она согласилась?
– Да, она дала свое согласие, поскольку видела в этом свой долг. Но тот, – с улыбкой произнес герцог, – который отринула без сожаления. Говорилось и о другом браке, сама Алиса говорила о нем. Она говорит мне, что намерена выйти за тебя замуж. С твоего согласия, разумеется. Нет, мой мальчик, не отвечай. Выдохни и выпей еще вина.
Глава 34
Их обвенчали два дня спустя в монастырской церкви утром еще одного чудесного летнего дня. Сам аббат Теодор венчал их С того времени, как его хватил удар, герцог в этот день впервые покинул внутренний покой аббата. И хотя двигался он намного медленнее, чем раньше, Ансерус уже достаточно окреп, а радость и облегчение такого случая вместе со счастливым лицом дочери вернули его глазам почти юношеский блеск. К алтарю юную пару сопровождало серьезное дитя в белой рясе послушника. Александр еще не встречал этого ребенка, который, как дали ему понять, и был Хлодовальд, франкский принц, прибывший из Тура вместе с герцогским кортежем и привезший с собой реликвию, называемую Грааль, для сохранения здесь, в обители Святого Мартина.
За церемонией последовало краткое богослужение и благодарственная молитва, после чего юная пара отправилась завтракать с аббатом, герцогом и принцем Хлодовальдом в приемной аббата, в то время как за окнами герцогская свита готовилась к возвращению домой. Делалось это, пожалуй, вопреки советам госпитальера, но герцога заботило положение в замке и потому он даже согласился проделать путь в носилках Алисы. Она, в свою очередь, была рада скакать верхом подле своего супруга в этой слишком долгой дороге домой.
Слишком долгой потому, что, как все согласились без слов, с завершением брака придется подождать, пока они не достигнут Замка Розы. Монастырь – едва ли подходящее место для брачной ночи, а постоялых дворов по пути было немного, и ни один из них никто бы не счел уместным. Ради Ансеруса придется проделать путь медленно, по меньшей мере с одной остановкой на ночь, так что было далеко не ясно, сколько миль кортеж сумеет преодолеть, прежде чем придется остановиться и расположиться на ночлег. Более того, с точки зрения Алисы, казалось совершенно законным и правильным, что будущий господин Замка Розы вступит во владение ею и ее возлюбленным домом в самом этом доме.
Письмо было послано вперед с нарочным, чтобы предупредить обитателей замка о приезде хозяев. Не более того, ни слова о свадьбе. Этого короткого послания должно было быть достаточно, чтобы все те, кто держал земли от замка, собрались с работниками поместья, как делали это обычно, чтобы приветствовать возвращение герцога. Старый герцог намеревался немедля объявить им о свадьбе их госпожи, а затем всенародно представить их нового господина.
Даже зная, что это станет тяжелым ударом для графа Мэдока, герцог Ансерус не чувствовал себя перед ним обязанным: в конце концов, они всего лишь обменялись письмами весной. Ни одна из сторон не связала себя словом, а то, как высокомерно и преждевременно граф попытался присвоить себе поместье, послужит лишь двойной гарантией того, что люди поместья и соседи герцога поддержат его желание избавиться от незаконного претендента. Как бы ни был разочарован и рассержен Мэдок, он мало что мог сделать, будучи гостем замка и имея при себе лишь горстку собственных солдат.
За церемонией последовало краткое богослужение и благодарственная молитва, после чего юная пара отправилась завтракать с аббатом, герцогом и принцем Хлодовальдом в приемной аббата, в то время как за окнами герцогская свита готовилась к возвращению домой. Делалось это, пожалуй, вопреки советам госпитальера, но герцога заботило положение в замке и потому он даже согласился проделать путь в носилках Алисы. Она, в свою очередь, была рада скакать верхом подле своего супруга в этой слишком долгой дороге домой.
Слишком долгой потому, что, как все согласились без слов, с завершением брака придется подождать, пока они не достигнут Замка Розы. Монастырь – едва ли подходящее место для брачной ночи, а постоялых дворов по пути было немного, и ни один из них никто бы не счел уместным. Ради Ансеруса придется проделать путь медленно, по меньшей мере с одной остановкой на ночь, так что было далеко не ясно, сколько миль кортеж сумеет преодолеть, прежде чем придется остановиться и расположиться на ночлег. Более того, с точки зрения Алисы, казалось совершенно законным и правильным, что будущий господин Замка Розы вступит во владение ею и ее возлюбленным домом в самом этом доме.
Письмо было послано вперед с нарочным, чтобы предупредить обитателей замка о приезде хозяев. Не более того, ни слова о свадьбе. Этого короткого послания должно было быть достаточно, чтобы все те, кто держал земли от замка, собрались с работниками поместья, как делали это обычно, чтобы приветствовать возвращение герцога. Старый герцог намеревался немедля объявить им о свадьбе их госпожи, а затем всенародно представить их нового господина.
Даже зная, что это станет тяжелым ударом для графа Мэдока, герцог Ансерус не чувствовал себя перед ним обязанным: в конце концов, они всего лишь обменялись письмами весной. Ни одна из сторон не связала себя словом, а то, как высокомерно и преждевременно граф попытался присвоить себе поместье, послужит лишь двойной гарантией того, что люди поместья и соседи герцога поддержат его желание избавиться от незаконного претендента. Как бы ни был разочарован и рассержен Мэдок, он мало что мог сделать, будучи гостем замка и имея при себе лишь горстку собственных солдат.