– Ну да, затемнения есть только в этих, как ты говоришь, «реальных» сценах.
   – Именно! Так что, давай это учтем.
   – Слушай, Рюдзи, может, хватит мне мозги пудрить? Говори толком, что все это значит?
   – Ты погоди. Если я все тебе сразу скажу, это парализует твою интуицию. Эта самая интуиция уже подсказала мне определенный вывод. Но она же заставляет меня зациклиться на одном решении, как единственно верном, а при этом упускаются другие возможные варианты. Как в криминалистике. Если кто-то кажется подозрительным, то волей-неволей начинаешь думать, что все улики указывают на него. А нам сейчас ошибаться, сам понимаешь… Так что навязывать тебе свои выводы я бы не хотел. Короче, мне нужно проверить, подтвердит ли твоя догадка мои предположения.
   – Резонно. Продолжай.
   – Соображаешь? То, что затемнения есть только в реальных сценах – это факт, но постарайся вспомнить, что ты чувствовал, когда все это в первый раз смотрел. Ну, сцену с младенцем мы вчера с тобой разобрали. А как насчет остального? Скажем, эти бесчисленные лица тебе ничего не говорят?
   Рюдзи взял пульт и подмотал пленку к нужной сцене.
   – Смотри внимательно. На сами лица…
   Несколько десятков лиц, словно высеченных на стене, постепенно удаляются, одновременно увеличиваясь числом – вот их уже сотни, тысячи… Но по отдельности все они разные, точь-в-точь как у живых людей.
   – Чувствуешь что-нибудь? – спросил Рюдзи.
   – Знаешь, как будто меня самого обвиняют… лжец, мошенник.
   – То-то и оно! Ведь и я чувствовал то же самое или, может быть, почти то же самое.
   Асакава сосредоточился. К какому выводу подталкивают эти факты? Рюдзи ждет. Ждет однозначного ответа.
   – Нет, не знаю. Ничего не проглядывает.
   – А ты еще подумай. Не торопись, расслабься, и наверняка придешь к тому же выводу, что и я. Мы ведь что думали? Что все это снято на видеокамеру, то есть механическим способом, через объектив, правильно?
   – А что, нет?
   – А откуда тогда эти мгновенные черные завесы?
   Рюдзи стал прокручивать по кадру, пока экран не заволокло черным. Затемнения длится всего три-четыре кадра, а кадр – это одна тридцатая секунды, значит время составляет примерно одну десятую секунды.
   – В реальных сценах затемнения появляются, а в воображаемых их нет. Почему? Ты рассмотри картинку получше. Она ведь не матово черная.
   Асакава вплотную придвинулся к экрану. Действительно, чернота не однородная. В некоторых местах видны какие-то пятна, как будто белесая дымка.
   – Какие-то размытые формы… Как будто остаточное изображение. Когда я смотрел, то чувствовал собственное присутствие в сцене: все реально, ощутимо… Что это может быть?
   Рюдзи приблизил к нему лицо, нарочито широко раскрыл и закрыл глаза… моргнул. Черная завеса, черная завеса… Что?
   –  Эточто, моргание? – пробормотал Асакава.
   – Оно самое! Все срослось. Человек может видеть вещи напрямую глазами, а может рисовать их в уме. А в уме, разумеется, не моргают, поскольку сетчатка не задействована. А то, что видят глазами – не более чем игра света и тени, отражающаяся в сетчатке глаза. Чтобы предотвратить высыхание сетчатки, мы непроизвольно моргаем. Так что, черная завеса – это и есть закрытые глаза!
   Опять появилась тошнота. Первый просмотр видео заставил Асакаву броситься в уборную, но сейчас он еще острее, чем тогда, почувствовал омерзительный холод. В его тело действительно кто-тозабрался! Не механизм записал изображение, а чье-то зрение, слух, обоняние, вкусовые ощущения, осязание – словом, все пять чувств – непонятным образом напрямую попали на видеопленку. И этот отвратительный холод в теле, нестерпимый озноб, все это – отражение какого-то человека, через органы чувств впитавшиеся в тело. Все, что видел тогда Асакава, он видел чужими глазами.
   Приходилось все время вытирать стекающий со лба холодный пот.
   – И вот что! С незначительными отклонениями, среднее число морганий у мужчин двадцать, а у женщин – тридцать раз в минуту. И что получается? Скорей всего, это женские глаза, врубаешься?
   Асакава не слышал его слов.
   – Хе-хе-хе, что замерз? У тебя рожа как у мертвеца! – засмеялся Рюдзи, – Эй, оптимистичней надо быть! Мы же, как-никак, на целый шаг приблизились к разгадке. Если видео – отражение чьих-то чувств, то и заклинание должно быть как-то связано с волей этого человека. Короче, этот кто-тохочет от нас чего-то!
   Но Асакава, похоже, на время утратил способность мыслить. Ушами он улавливал слова Рюдзи, но смысл их до сознания не доходил.
   – Как бы там ни было, теперь ясно, что делать. Нужно доподлинно выяснить, кто это такой. А то, чего он при жизни… ну, скорей всего, его давно уже нет… то, чего он при жизни хотел – и есть наше заклинание.
   Рюдзи весело подмигнул Асакаве – мол, не дрейфь, и не такое распутывали.
 
   С автотракта Токио-Иокогама-3 Асакава вывел машину на магистраль Иокогама-Сига. Рюдзи безмятежно спал на переднем сиденье, откинув спинку до отказа. Было уже около двух часов, но есть почему-то совершенно не хотелось.
   Асакава хотел потрепать спящего Рюдзи за плечо, но отдернул руку. До цели еще далековато. Ехать нужно было в Камакура, но вот куда именно… никаких пояснений на этот счет он не получил. Попробуй, покрути баранку, когда ни направления, ни даже цели поездки не знаешь – у любого водителя нервы сдадут. Рюдзи обещал рассказать подробности в машине, но сам второпях затолкал вещи в сумку, и, едва оказавшись на сиденье, провалился в сон, завещав до Камакура не будить, дескать, он «вчера не ложился». Возле Асахина они съехали с Иокогамской автострады, и, проехав всего каких-то пять километров по Канадзава-кайдо, прибыли к вокзалу Камакура. Рюдзи проспал уже часа два.
   – Эй, приехали!
   Асакава ткнул Рюдзи в плечо, тот по кошачьи выгнулся, кулаками протер глаза и энергично встряхнул головой.
   – Ну вот, я как раз сон смотрел…
   – Дальше куда?
   Рюдзи приподнялся, высунулся из окна и осмотрелся кругом, соображая, где находится.
   – По этой дороге прямо, перед Первыми храмовыми воротами налево, и сразу стоп, – коротко отчеканил он и снова откинулся в кресле, – Хе-хе-хе, а я пока сон досмотрю…
   – Какой сон, тут и пяти минут не будет! Хватит дрыхнуть, объясни все толком.
   – Да подъедешь – сам поймешь.
   Рюдзи уткнулся коленями в «бардачок» и снова засопел.
   Сразу за поворотом машина остановилась. Прямо перед ними стояло двухэтажное здание с небольшой табличкой «Мемориальный музей Тэцудзо Миуры».
   – Заводи на стоянку, – оказывается, Рюдзи не спал, подсматривая сквозь щелочки глаз. Он довольно пошевеливал ноздрями, как будто нюхал что-то благоухающее.
   – Хе-хе-хе, а сон-то я досмотрел! Пять минут – великое дело…
   – И что ты там, во сне, делал?
   – Ясно что, по небу летал! Обожаю летать во сне…, – Рюдзи с шумом продул ноздри, смачно облизал губы.
   В «Мемориальном музее Тэцудзо Миуры» не было ни души. На первом этаже комната примерно пять на шесть, на стеллажах и витринах фотографии и рукописи, на центральной стене доска с краткой биографией этого самого Миуры. Только прочитав биографию, Асакава наконец понял, куда попал.
   – Извините пожалуйста, есть здесь кто-нибудь? – позвал Рюдзи. Ответа не было.
   Оставив профессорскую кафедру, Тэцудзо Миура скончался два года назад в возрасте 72 лет. Он занимался теоретической физикой и был особенно сведущ в вопросах теории вещества и статистической механики. Но этот, пусть небольшой, музей был обязан своим открытием отнюдь не его профессиональным достижениям. Его темой было научное обоснование паранормальных явлений. В биографии мэтра значилось, что его работы привлекали внимание и за рубежом, но наверняка интересовались ими далеко не все исследователи. Ничего удивительного, что Асакаве никогда не приходилось слышать это имя. Ну, и чего же такого особенного наш профессор наоткрывал? Ответ, вероятно, должен быть где-то на стендах. «…Мысль обладает энергией, и энергия эта…», – начал читать Асакава, но тут услышал шаги по лестнице, обернулся и увидел, что створка двери отодвинулась и из глубины дома показался усатый мужчина лет сорока. По примеру Рюдзи, который уже спешил к нему с протянутой визиткой, Асакава потянулся к нагрудному карману.
   – Позвольте представится, Такаяма из Университета К.
   С Асакавой он так не разговаривал, и слышать вежливую речь из его уст было даже забавно. Асакава протянул карточку. На лице мужчины появилась тень неудовольствия – еще бы, вузовский преподаватель вкупе с репортером-газетчиком – не лучшие гости.
   – Если вы не возражаете, мы хотели бы посоветоваться с вами об одном деле…
   – Хм… Я слушаю, – мужчина глядел настороженно.
   – Видите ли, однажды мне довелось встретиться с профессором Миурой, когда он был жив, и…
   При этих словах мужчина почему-то облегченно вздохнул, тут же принес три складных стула и поставил их кружком.
   – Вот как! Пожалуйста, садитесь.
   – Это было примерно три года назад… Да-да, как раз за год до смерти сэнсэя. Мне как раз предложили прочитать в университете курс лекций по научной методологии, ну, я и пришел к сэнсэю за советом…
   – Здесь, в этом доме?
   – Да, нас познакомил профессор Такацука…
   Услышав имя Такацуки, мужчина, наконец, улыбнулся. Всплыли общие знакомые… Значит, эти двое на его стороне, а не какие-то злопыхатели, которых следует опасаться.
   – Ах да, извините, я сам не назвался. Тэцуаки Миура. Простите, у меня, к сожалению, закончились визитки…
   – Вот оно что! Так значит вы…
   – Да. Непутевый сын покойного… к вашим услугам.
   – Вот как. Я и не думал, что у сэнсэя такой взрослый сын!
   Асакава сдержался, чтобы не прыснуть. Этот «взрослый сын» тебя лет на десять старше, так что комплимент явно неуместен.
   Миура-младший кратко ознакомил их с музеем. Рассказал о том, как ученики профессора открыли его совместными усилиями, как упорядочили все хранящиеся здесь материалы. Что сам Тэцуаки, к стыду своему и вопреки желанию отца, не пошел по научной стезе, а открыл на территории музея пансион, чем и зарабатывает на жизнь.
   – Конечно, живу за счет славы отца, на его же земле, так что, как мне еще себя называть… непутевый и есть, – сказал Тэцуаки и смущенно усмехнулся. В его пансионе в основном останавливаются школьники, когда путешествуют классом. Большинство посетителей составляли разного рода научные клубы, скажем, любителей физики или биологии. Была в книге отзывов и запись от Общества изучения парапсихологии. Чтобы работать со школьниками, обычно нужно быть мало-мальски известным. Короче говоря, «Мемориальный музей Тэцудзо Миуры» – не более чем внешняя приманка для путешествующих групп школьников.
   – Кстати…
   Подведя мосты, Рюдзи наконец перешел к сути дела.
   – Ах, извините. Я тут заболтался совсем… О чем, собственно, вы хотели посоветоваться?
   Да, судя по всему, младший Миура особыми научными способностями не блещет. Еще бы, под тон собеседника подстраивается молниеносно, как заправский торгаш – во взгляде Рюдзи чувствовалось презрение.
   – Дело в том, что мы ищем одного человека…
   – Какого человека?
   – Нет, имени его мы не знаем. Потому и обращаемся к вам.
   – Э-э, а чем, собственно… Я не совсем понимаю…, – лицо Миуры выражало такое недоумение, что лучше было рассказать все по порядку.
   – Видите ли, мы не знаем даже, жив этот человек или уже умер. Пока не знаем. Очевидно одно – он наделен необычными, сверхчеловеческими способностями.
   Рюдзи перевел дыхание, заглядывая в глаза Тэцуаки. Тот, похоже, сразу понял, о чем идет речь.
   – Миура-сэнсэй, вероятно, располагал самой большой в Японии картотекой подобных людей. Я слышал, что он создал своего рода информационную сеть и на ее основе составил перечень экстрасенсов со всех уголков страны, и что перечень этот сохранился.
   Тэцуаки нахмурился. Ну, не собираются же они попросить его найти в материалах отца имя непонятно кого?
   – Да, разумеется. Все материалы в сохранности. Но ведь им числа нет, да и обычных шарлатанов среди них немало.
   Он ужаснулся от мысли, что снова придется рыться в отцовских материалах. Для этого нужно привлечь десять с лишним учеников-энтузиастов и потратить несколько месяцев. Причем, основная масса документов доверия не внушает, и воля покойного – единственная причина, по которой приходится хранить эти горы макулатуры.
   – Нет, нет, мы совсем не хотим вас утруждать. Если вы не против, мы сами могли бы поискать…
   – Архив у нас на втором этаже. Желаете посмотреть?
   Тэцуаки поднялся с места. Легко сказать «сами», они еще количества бумаг не видели. Ничего, вот взглянут на ряды папок на стеллажах – враз свой пыл охладят. С этими мыслями Миура вел их наверх.
   В комнате с высоким потолком, у стены, прямо напротив лестницы стояли в два ряда семиэтажные стеллажи. В каждой папке данные на сорок человек, а папок здесь тысячи, взглядом не охватишь… Рюдзи заметил, что с лица Асакавы стремительно сползает краска.
   …Этак засядем тут, во тьме архива – здесь свой смертный час и встретим…
   А в глазах его прочитывался безмолвный крик: «Ой, нет! Что угодно, только не это!»
   – Мы можем посмотреть? – как ни в чем ни бывало, спросил Рюдзи.
   – Пожалуйста, пожалуйста. Все в вашем распоряжении…
   Некоторое время Тэцуаки терпеливо наблюдал за ними, все-таки интересно было, что это такое им приспичило искать, но в конце концов ему это надоело.
   – Я пойду, работа ждет…, – сказал он и ретировался.
   Когда он ушел, Асакава спросил у Рюдзи.
   – Слышь, ты объясни, что к чему! – задрав голову, он обозревал ряды папок на полках, поэтому голос получился неожиданно грубым. Войдя в музей, он до сих пор не проронил ни слова. Папки были выстроены в хронологическом порядке, а на корешках проставлены годы и месяцы, начиная с 1956-го и заканчивая 88-ым. Восемьдесят восьмой год… тогда как раз скончался профессор Миура. Тридцать три года кропотливой работы по сбору коллекции – смерть всему положила конец.
   – Времени нет, по ходу поговорим. Я начну с пятьдесят шестого, а ты с берись с шестидесятого.
   Асакава послушно достал папку и начал ее листать. На каждой странице была наклеена как минимум одна фотография и подколот листок с именем и адресом.
   – Искать… А чего искать-то?
   – Имена и адреса внимательно смотри! Ищи женщину из Идзу.
   – Женщину? – Асакава удивленно вытянул шею.
   – А бабка кому про роды болтала, ты как полагаешь?
   Да, действительно, мужики у нас еще не рожают.
   Они погрузились в поиски. По ходу этой однообразной работы Рюдзи доходчиво объяснил Асакаве то, что тот сам собирался спросить – почему данные обязательно должны быть здесь.
   С пятьдесят шестого года профессор Миура заинтересовался аномальными явлениями и начал даже проводить эксперименты с использованием паранормальных способностей, но устойчивых, стабильных результатов получить ему не удалось, поэтому до создания научной теории не дошло. Опыты с ясновидением нередко получались в лабораторных условиях, но не удавались перед аудиторией. Понятно, что для них необходимо недюжинное сосредоточение. Но Миуре требовался человек, который мог бы продемонстрировать свои способности всегда и в любых условиях. Нетрудно представить себе обвинения в шарлатанстве, которых удостаивался неудачливый экспериментатор. И все же, Миура был убежден, что экстрасенсы в этом мире еще не перевелись, и все свои силы бросил на их поиски. Но сам он, конечно же, не мог по одному опрашивать бесчисленных ясновидцев, прорицателей, теликинетиков. И придумал следующий способ: каждому кандидату в экстрасенсы высылалась тщательнейшим образом запечатанная фотопластина, на которую тот должен был спроецировать требуемое изображение и в том же запечатанном виде отослать назад. Таким образом, можно было продемонстрировать свои способности, даже находясь на значительном расстоянии. А учитывая, что проецирование мыслей на фотопленку – одна из самых базовых способностей экстрансенсов, можно было предполагать, что многие прошедшие тестирование могут обладать даром ясновидения или предвидения. В пятьдесят шестом году профессор Миура воспользовался помощью своих бывших учеников, работавших в газетах и издательствах, и начал широкомасштабную компанию по всей стране. Информационная сеть, созданная учениками, позволяла Миуре мгновенно получать информацию о возможных экстрасенсах, как только где-либо возникали подобные слухи. Однако, по результатам проявки диапозитивов стало ясно, что реальное число экстрасенсов не превышает и десяти процентов от всей массы опрошенных, поскольку абсолютное большинство конвертов носило следы аккуратного вскрытия. Очевидные подделки сходу отправлялись в корзину, и только те, где содержался хот малейший намек на экстрасенсорные способности, по возможности сохранялись, но даже несмотря на это коллекция материалов достигла прямо-таки исполинских размеров. Возможности СМИ возрастали, учеников становилось все больше и больше, их сеть совершенствовалась, и ежегодный поток материалов нарастал год от года, вплоть до самой кончины профессора.
   – Ну ладно, – пробормотал Асакава, – Что это за коллекция, я понял. Но с чего ты взял, что здесь обязательно окажется нужный нам человек?
   – Я не говорил, что обязательно! Но степень вероятности очень высокая. Смотри, сколько мужик работы провернул, сам понимаешь – хоть кого-нибудь, да найдем. Хотя конечно, экстрасенсы, способные проецировать мысли на телеэкран, просто так на дороге не валяются. Более чем солидные ребята. С такими способностями, хочешь, не хочешь – а на глаза попадешься. Так что, Миура со своей сетью вряд ли мог такой случай прошляпить.
   Да, возможность есть, приходится признать… – подумал Асакава и почувствовал большее рвение к работе. – Кстати, а почему ты дал мне именно шестидесятые годы? – поинтересовался он, оторвавшись от чтения.
   – А ты помнишь, там телевизор был? Старье порядочное – такие были в ходу, когда ТВ только начиналось – как раз в пятидесятые и в начале шестидесятых.
   – Ну и что? Это же не значит…
   – Да ты достал уже! Сказано же тебе, воз-мож-но!…
   И действительно, что толку кипятиться? Нет, оно конечно понятно… Времени мало, а папок – глаза разбегаются. Будешь тут спокойным!
   Но тут на одной из страниц мелькнуло название Идзу-Осима.
   – Оп, есть одно! – радостно заорал Асакава, как будто самому черту голову снес.
   Рюдзи вздрогнул, обернулся и заглянул в его папку.
   …Идзу-Осима, г.Мотомати. Сёко Тода, 37 лет. Фотоотпечаток сделан 14 февраля 1960-го. Черно-белый снимок – как будто молния на темном фоне. Комментарий: «Было предложено спроецировать на пленку изображение креста, в результате был получен данный отпечаток. Следов подделки не обнаружено».
   – Ну, что думаешь? – дрожа от волнения, Асакава ждал реакции Рюдзи.
   – Хм… Возможность не отрицаю. На всякий случай, адресок запиши, – отозвался Рюдзи и уткнулся в свою папку. Асакава был настолько доволен скорой находкой «чего-то похожего», что более чем скупая реакция Рюдзи его попросту взбесила.
   Прошло уже два часа, но никакой другой женщины из Идзу не попадалось. Много было респондентов из Токио, Канто и окрестностей. Тэцуаки принес чаю, промямлил что-то, то ли с участием, то ли с иронией, и снова удалился. Работа пошла медленнее. Подумать только – двух часов не хватило, чтобы просмотреть данные за год.
   Наконец Асакава покончил с шестидесятым годом и, прежде, взяться за шестьдесят первый, мельком взглянул на Рюдзи. Тот неподвижно сидел на полу скрестив ноги и уткнувшись носом в папку. Уж не задрых ли опять? – подумал Асакава и уже хотел толкнуть его, но Рюдзи вдруг шевельнулся и изнеможенным голосом произнес:
   – Жрать хочу, помираю. Сгоняй, купи бэнто [6]и чаю, что ли… А заодно закажи номерок в «Пансион Солейл».
   – А это что такое?
   – Как что? Пансион, который мужик этот содержит.
   – Это я понимаю, но чего ради мне с тобой тут…
   – Брезгуешь, да?
   – Ну, во-первых, не время мне в пансионах прохлаждаться…
   – Даже если мы, предположим, женщину ту и найдем, то до Идзу сегодня все равно не доберемся. Так что, не лучше ли поспать хорошенько, силенок набраться?
   Мысль о том, что придется ночевать с Рюдзи в пансионе, признаться, не слишком обрадовала его, но делать было нечего, и Асакава, договорившись с Миурой о сегодняшнем ночлеге, покорно «сгонял» в магазин за бэнто, которые они вдвоем поглотили, запив чаем «улунг». Семь часов вечера, мимолетный отдых…
   Руки были совершенно ватные, плечи ныли. Асакава снял очки, чтобы дать отдых воспаленным глазам. Но теперь ему приходилось держать документы перед самым носом, чуть ли не облизывая страницы. Чтобы ничего не упустить, приходилось неимоверно напрягаться, и чрезмерная усталость тут же дала себя знать.
   Девять вечера… Почти гробовую тишину хранилища нарушил дикий вопль Рюдзи.
   – Ага, есть! Вот она, зараза!
   Увидев заветную папку, Асакава тут же подсел к Рюдзи, снова нацепил очки.
   «… Идзу-Осима, местечко Сасикидзи. Садако Ямамура. Десять лет. Конверт с фотопластиной распечатан 19 августа 1958-го. Было предложено спроецировать на диапозитив свое имя, получен следующий результат. Аутентичность изображения не вызывает сомнений». Приложена фотография: на черном поле иероглиф яма(гора). Эта картина показалась Асакаве знакомой.
   – Ой, да это же…
   Голос дрожал. На видео точно такой же иероглиф ямапоявился как раз после сцены извержения вулкана Михара. Более того, в десятой сцене, на экране старого телевизора, проступил другой иероглиф – «невинность», который в именах читается как сада! А имя девочки как раз Садако. – Что скажешь? – спросил Рюдзи. – Вне всякого сомнения. Все в точку.
   Наконец-то в душе Асакавы появился проблеск надежды.
6
    16 октября, вторник
 
   Было десять пятнадцать утра, Асакава и Рюдзи стояли на палубе скоростного катера, стремительно удаляющегося от причала порта Атами. Парома между Атами и Осима не было, поэтому машину пришлось оставить на платной стоянке рядом с увеселительным парком Атами Коракуэн. Ключ зажигания Асакава все еще вертел в руке.
   В Осима они должны быть примерно через час. Небо хмурилось, да и ветер был довольно сильный. Почти никто из пассажиров не рискнул подняться на палубу – все оставались на местах, согласно купленным билетам. На судно садились второпях, справляться о погоде было некогда, а между тем все говорило о том, что надвигается тайфун. Беснующиеся волны раскачивали судно из стороны в сторону.
   Потягивая из банки горячий кофе, Асакава прокручивал в голове события последних дней. Он не знал, что делать – гордиться ли тем, что поиски дали конкретные результаты, или наоборот, досадовать, что раньше не удалось обнаружить это имя – Садако Ямамура. Что ни говори, а главной зацепкой оказались мгновенные затемнения экрана – те самые «моргания». Изображение не было заснято на видеокамеру, но непосредственно зафиксировалось органами чувств человека и спроецировалось на видеопленку только лишь потому, что видеодека в курортном коттедже Б-4 в тот момент была включена на запись – а это означает, что передавший его телепат обладает прямо-таки неизмеримыми экстрасенсорными способностями. Его экстраординарность была точно подмечена Рюдзи, который благодаря этому сумел разыскать нужное имя. Конечно, пока еще не ясно, является ли Садако Ямамура истинным виновником случившегося. Она только находится под подозрением. Чтобы подкрепить свои подозрения, они и направились прямиком в Осима.
   Волны не утихали, судно продолжало раскачиваться. Асакаве все это чрезвычайно не нравилось. Какого черта они вдвоем поперлись в Осима? А если буря запрет их на острове, кто спасет жену и дочь? Роковой день неумолимо приближается. Послезавтра, в 10:04 вечера, минута в минуту… Он почувствовал, как подкашиваются ноги. – Я до сих пор не могу поверить, что человек может такое… Просто в голове не укладывается. – Укладывается, не укладывается – не наше дело! – ответил Рюдзи, продолжая изучать карту Осима, – Ничего не попишешь, факт остается фактом. Ты ж понимаешь, что мы видим только фрагмент цепочки меняющихся явлений.
   Рюдзи разложил карту на коленях.
   – Ты про Большой Взрыв слышал? Считается, что двести миллионов лет назад произошел страшенный взрыв, из которого и родилась Вселенная. Ее вид от рождения до сегодняшнего дня я тебе могу в цифрах выразить, дифференциальным уравнением… Соображаешь, это такая штука, что можно выразить практически все явления, какие только есть во вселенной! Тогда будет понятно, как выглядела Вселенная сто миллионов, десять миллиардов лет назад или, скажем, через секунду или даже через одну десятую секунду после взрыва. Но вот в чем загвоздка! Как бы мы ни пытались вернуться во времени и вычислить «точку зеро», то бишь сам момент взрыва – все равно ничего не поймем. Точно также непонятно и то, что произойдет в самый последний миг Вселенной… Короче, ухватывать мы способны только промежуточные фрагменты. Вот такие дела – прямо как в жизни нашей, правда? – Рюдзи легонько ткнул Асакаву в локоть.
   – Да, пожалуй. По старым фотографиям до некоторой степени можно представить себя трехлетнего, новорожденного даже…
   – То-то и оно. А вот что было до рождения, или будет после смерти – тут человек бессилен что-либо понять.