…А почему только ко мне? Вот вопрос.
   …Почему только ко мне, почему не к Асакаве? Эй, какого черта, что за дискриминация!
   Неудержимый поток вопросов.
   …Что творится? Мы же нашли заклинание, разве нет? Тогда почему? Почему? Почему?
   Сердце бешено колотилось. Как будто кто-то влез своей лапой прямо под ребра, сжал его в кулаке. Режущая боль в позвоночнике. Что-то холодное коснулось шеи, Рюдзи вздрогнул, попытался подняться со стула, но тут же нестерпимая боль прошила спину и поясницу, повалила на пол.
   …Думай! Думай, что делать!
   Воля упорно сопротивлялась, приказывала телу бороться. Встань! Встань и задумайся! Рюдзи прополз по татами, добрался до видеодеки. Нажал на кнопку, вытащил кассету из слота. Зачем… А что еще можно сделать? Что, кроме как снова досконально исследовать пленку, с которой все и началось? Ничего больше не сделаешь. Рюдзи еще раз осмотрел кассету со всех сторон и уже снова хотел вставить ее в магнитофон, но остановился. Взгляд упал на этикетку с названием. На корешке рукой Асакавы написано: «Лайза Минелли, Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис — 1989». Здесь была запись с телевизора. Асакава записал на ее место копию пресловутого видео. По спине побежал электрический ток. Рюдзи осенила одна простая мысль. Догадка эта была у него и раньше, но он еще подумал, что вряд ли, и на время забыл о ней. Но теперь, перевернув кассету, он на какое-то мгновение ощутил в теле прилив энергии, которая тут же преобразовалось в уверенность. Мгновенно сообразив, что к чему, он нашел ключ сразу к нескольким вопросам. Загадка заклинания, предсказание старухи и еще одна, ранее незамеченная сила, заключенная в самой кассете. Так вот почему эти четверо недорослей, снявшие коттедж, не попытались применить заклинание… Вот почему Асакава спасся, а над ним самим нависла угроза смерти… Вот оно, истинное порождение Садако… Подсказка здесь, совсем рядом. Он не учел, что кроме способностей Садако, тут задействована другая сила, совсем иного порядка. Она хотела ребенка, но родить его физически не могла. И тогда заключила договор с самим Дьяволом, чтобы не одного, а уже многих детей… Рюдзи представил себе… представил, какие будут последствия, и, корчась от боли, разразился хохотом. Безудержным, гомерическим смехом.
   …Да-а, тут уж не до шуток! Хотел увидеть конец света, а теперь вот так, здесь… В первых рядах…
   Рюдзи подполз к телефону и уже собирался было набрать номер Асакавы, но тут вспомнил, что тот сейчас в Осима.
   …Соб-бака… Вот он удивится, если я подохну!
   Грудь сдавило так, что затрещали ребра.
   Рюдзи набрал номер Маи Такано. Он сам плохо понимал, что его, собственно, заставило это сделать: то ли он так цеплялся за жизнь, то ли просто хотел в последний раз ее услышать. Внутренний голос требовал: «Остановись! Не смей ее впутывать!»
   Но подленький голос надежды одновременно нашептывал: «Все нормально, мужик, есть еще время»…
   В глаза бросились часы на столе. Девять сорок восемь. Прижав к уху телефонную трубку, Рюдзи ждал ответа. Голова невыносимо зудила. Рюдзи почесался, и ему показалось, что выпала прядь волос. Услышав второй гудок, он поднял голову. Впереди стоял шифоньер с большим зеркалом, в котором он увидел себя. Забыв, что плечом прижимает трубку, придвинул лицо вплотную к стеклу. Трубка упала, но Рюдзи уже не обращал на нее внимания и только глядел на отражение в зеркале. Это был не он. Желтые щеки иссохли, ввалились, потрескались, волосы выпадали целыми прядями, обнажая темно-синие струпья.
   …Бред, галлюцинация и больше ничего! — вслух убеждал себя Рюдзи, но контролировать свои чувства уже не мог. «Алло. Я слушаю», — раздалось из трубки, лежащей на полу. Не в силах сдержаться, Рюдзи жалобно взвыл и, оглушенный собственным воем, так и не услышал любимого голоса. Из зеркала глядел на него никто иной, как он сам, только лет через сто. При всем своем цинизме, даже Рюдзи не мог представить себе, насколько это страшно — встретить самого себя, только изменившегося до неузнаваемости, ставшего совершенно другим…
 
   — Алло. Я слушаю, — услышав телефонный звонок, Маи подняла трубку. В ответ донесся только надсадный жалобный вой: «Уоооооооо…!» Из квартиры Рюдзи в комнату Маи ужас долетел по проводам быстрее телефонного сигнала, передался ей безо всяких слов, в чистом виде. От испуга Маи отшатнулась от телефонной трубки. Вой не прекращался. Сначала это был крик отчаяния, а теперь к нему примешивалось чувство крайнего изумления. Это было совсем непохоже на обычные шуточки телефонных хулиганов, и Маи снова схватила трубку. Вой прекратился также внезапно, как и возник. Дальше была только гробовая тишина…
 
   Девять часов сорок девять минут вечера…. Его последнее желание было безжалостно растоптано, раздавлено, разорвано в клочья: голоса любимой женщины он так и не услышал, но вместо этого обрушил на нее свой предсмертный вопль. Рюдзи умер. Сознание погружалось во мрак… Под рукой лежала телефонная трубка, из которой все еще слышался голос Маи. Он сидел на полу у кровати, широко раскинув ноги, левая рука на матраце, правая скрюченными пальцами тянется к телефонной трубке, шепчущей «Алло… алло… алло…». Голова откинута назад, вылезшие из орбит глаза уставились в потолок. Прежде, чем окончательно провалиться в небытие, Рюдзи успел отчетливо осознать, что ему конец, и последней его мыслью было: как же теперь сообщить разгадку этому отморозку Асакаве…
 
   «Алло, алло… говорите!» — продолжала звать Маи, надеясь, что ее услышат. Но ответа не было. Она повесила трубку, но вой не умолкал у нее в голове, а голос казался странно знакомым. С дурным предчувствием она снова поднесла трубку к уху. Гудка не было — соединение не прерывалось. Сколько ни нажимай на рычаг, ответом была все та же зловещая тишина. Первое, что пришло в голову — это что звонил Рюдзи, и что с ним что-то произошло.
 
   20 октября, суббота
 
   Приятно было после долгой отлучки вернуться в свою квартиру, но без жены и дочери она казалась пустой и неприветливой. Сколько же дней он не был дома? День в Камакура, два дня пришлось задержаться в Осима из-за шторма, потом сутки в коттедже «Пасифик Ленда» в Минами-Хаконэ, и снова день в Осима. Всего-то пять дней. Но невозможно избавиться от чувства, что долго-долго скитался где-то. По журналистским делам иногда приходится порой выезжать и на четверо, и на пятеро суток, а приедешь домой — и как будто никуда не уезжал.
   Асакава уселся за письменный стол и включил «вапро». Тело все еще ныло, и даже садится и вставать приходилось через боль в пояснице. В отеле он проспал часов десять, да разве этого хватит, чтобы развеять усталость от недельной бессонницы? Но отдыхать и расслабляться некогда. Если не разгрести всю накопившуюся работу, то о своем обещании отвезти семью на уикенды в Никко придется забыть.
   Первым делом Асакава сел за машинку. Половина репортажа уже написана и загнана на дискету. Теперь нужно изложить все, что произошло с воскресенья, с тех пор, как впервые выплыло имя Садако Ямамуры. До ужина было готово еще пять страниц — не так уж плохо, хотя гораздо лучше ему работалось глубокой ночью. Если продолжать в том же темпе, то можно будет спокойно ехать и забирать жену с дочкой. А с понедельника снова потянутся привычные будни. Абсолютно не ясно, как на рукопись отреагирует главный, но ее надо как минимум дописать, прежде чем класть ему на стол. Все события второй половины недели нужно привести к общему знаменателю, хотя вряд ли из этого получится что-нибудь дельное. Только закончив статью, можно считать дело закрытым.
   Временами он отрывался от клавиатуры. Сбоку на столе лежал лист с копией фотографии Садако Ямамуры. Вот уж действительно, чудовищно хороша! — подумал Асакава, — и как будто подглядывает… сосредоточиться невозможно. Через эти, слишком даже красивые, глаза он словно видел то же, что и она, и никак не мог избавиться от мысли, что часть ее каким-то образом пробралась в его тело. Он отодвинул фотографию подальше от себя, с глаз долой. Какая уж тут работа, когда она все время на тебя пялится…
   Наспех проглотив ужин в ближайшей забегаловке, Асакава подумал, что сейчас поделывает Рюдзи. Не то, чтобы его что-то беспокоило, просто ненароком вспомнилось лицо. Но вернувшись домой и снова сев за работу, он почувствовал, что лицо Рюдзи не выходит из головы — наоборот, теперь его видно даже отчетливее.
   …Чем он сейчас занимается? В сей поздний час…
   Лицо Рюдзи время от времени раздваивалось. Невесть откуда взявшееся странное беспокойство заставило схватиться за телефон. Только после седьмого гудка с той стороны подняли трубку, и у Асакавы отлегло от сердца. Но голос ответившего принадлежал не Рюдзи.
   — Алло, говорите…
   Едва слышный, слабый и тонкий голос казался знакомым.
   — Алло, извините, это Асакава звонит…
   — Слушаю, — коротко ответили в трубке.
   — Простите, это наверное Маи-сан? Мы с вами встречались неделю назад, большое спасибо за чай…
   — Нет-нет, что вы… — тихо пробормотала Маи, не отходя от телефона.
   — А Рюдзи-кун… сейчас дома?
   Почему она сразу не позвала его к телефону? — недоумевал Асакава.
   — Мне бы Рю…?
   — Сэнсэй… Его нет больше.
   — А…?
   Пауза длилась неопределенно долго. Совершенно одурев, некоторое время Асакава бессмысленно глядел в одну точку на потолке, и только когда трубка стала выскальзывать из рук, пришел в себя и задал единственный вопрос:
   — Когда?
   — Вчера, около десяти вечера…
   Все сходится: ровно неделю назад, у него дома, когда Рюдзи досмотрел видео, на часах было двадцать один сорок девять.
   — Так. А причина смерти?
   Мог бы и не спрашивать.
   — Острая сердечная недостаточность… сказали, что более точную причину сообщат позже.
   Асакава еле устоял на ногах. Итак, дело вовсе не закрыто, объявляется второй раунд.
   — Маи-сан, вы еще долго будете там?
   — Да, нужно разобрать бумаги сэнсэя.
   — Я сейчас подъеду. Пожалуйста, не уходите.
   Асакава положил трубку и, как стоял, так и осел на пол. У жены и дочери последний срок завтра, в одиннадцать утра, придется бежать наперегонки со временем. Тем более что теперь драться придется одному. Рассиживаться на полу и сопли распускать времени нет. Нужно действовать, и как можно скорее…, скорее, скорее…
   Выйдя на главную улицу, первым делом посмотреть, насколько загружена дорога. Чем ехать на электричке, на машине может оказаться даже быстрее. Взятый напрокат автомобиль был припаркован по ту сторону улицы, прямо на дороге. Асакава открыл дверь и прыгнул за руль. Хорошо, что ехать за семьей нужно завтра, а не сейчас. …Что же, черт возьми, происходит?
   Вцепившись в руль, Асакава пытался привести мысли в порядок. Картины мелькали перед глазами, как вспышки стробоскопа, и собрать их воедино не получалось. Чем больше он думал, тем больше все перемешивалось в голове, а связующие нити между событиями спутались и вот-вот готовы были лопнуть. Спокойно! Спокойно сядь и подумай! — твердил себе Асакава. Постепенно стало ясно, на чем следует сосредоточиться прежде всего.
   …Итак, никакого заклинания, то есть способа избежать смерти мы так и не нашли, это однозначно. А следовательно, Садако хотела вовсе не того, чтобы кто-то нашел и отпел ее останки. Ей нужно что-то другое. Но что… Что это может быть? И тем более непонятно, почему я до сих пор жив, несмотря на то, что тайна заклинания так и осталась неразгаданной. Что все это значит? Объясните мне, почему я жив?
   Завтра в одиннадцать утра жена и дочь Асакавы перешагнут свой смертный рубеж.
   Уже девять вечера. И если не управиться за оставшееся время, он их потеряет.
   Рюдзи видел причину случившегося в посмертном проклятии Садако Ямамуры, так рано и трагически окончившей свой век. Но теперь эта гипотеза казалась Асакаве все менее и менее правдоподобной. Другая, пока еще неведомая, злая сила стоит за всем этим и словно потешается над людскими несчастьями.
 
   Маи Такано сидела в комнате на татами, перебирая листы еще не опубликованных статей Рюдзи. Внимательно просматривала страницу за страницей, но содержание их было настолько сложным и запутанным, что попросту не укладывалось в голове. Комната была совершенно пуста. Тела Рюдзи уже не было — рано утром его отвезли к родителям в Кавасаки.
   — Расскажите поподробнее, что произошло вчера.
   Тяжело потерять друга… тем более такого близкого и преданного, как Рюдзи, но сейчас предаваться скорби попросту нет времени. Асакава сел рядом с Маи и опустил голову.
   — Было около полвины десятого, когда сэнсэй неожиданно мне позвонил…
   Маи рассказала все по порядку. Про крик в телефонной трубке, про сменившую его тишину, про то, как она, сама не своя, прибежала сюда и увидела, что Рюдзи полулежит у кровати, широко раскинув ноги…
   Не сводя глаз с того места, где лежало тело Рюдзи, она с трудом сдерживала слезы, но продолжала рассказывать…
   — Я зову, зову, а сэнсэй не откликается…
   Асакава не дал ей времени выплакаться.
   — Ничего необычного в комнате в тот момент не заметили?
   Маи задумчиво склонила голову на бок.
   — Да нет… только телефонная трубка лежала на полу, и из нее шел резкий неприятный звук.
   Он звонил Маи перед самой своей смертью… Зачем? Асакава снова задал наводящий вопрос.
   — Рюдзи вам точно ничего не говорил перед смертью? Например, что-нибудь насчет видео…
   — Видео?
   Маи нахмурилась, не понимая, какая связь может быть между кончиной сэнсэя и каким-то там видео. Асакава так и не смог выяснить, разгадал ли Рюдзи перед смертью тайну заклинания.
   …Итак, зачем Рюдзи звонил Маи Такано? Наверняка он чувствовал, что умирает — это его и побудило, но… только ли для того, чтобы перед смертью услышать голос любимой женщины? А нельзя ли предположить, что Рюдзи разгадал-таки тайну заклинания, но для его осуществления нужна была помощь Маи? Потому он ей и звонил. То есть, чтобы заклинание подействовало, необходима помощь третьего лица?
   Асакаве пора было уходить, Маи проводила его до прихожей.
   — Маи-сан, вы что, и сегодня… здесь?
   — Да. Буду рукописи разбирать.
   — Вот как… Вы уж извините, что я вас оторвал от дел.
   Он толкнул дверь.
   — Постойте…
   — …?
   — Асакава-сан, вы только не подумайте, что я…
   — То есть?
   — Ну, я имею в виду наши с сэнсэем отношения…
   — Ой, да что вы… Не беспокойтесь.
   Но Маи хорошо умела различать «понимающие» взгляды, как бы говорящие: «Ну, между этими — точно роман!». А именно это как раз и говорили глаза Асакавы, и это ей, похоже, не нравилось.
   — Когда мы с вами впервые встретились, сэнсэй представил вас как своего близкого друга. Вы знаете, я даже удивилась. На моей памяти вы были первым, кого сэнсэй так назвал. Поэтому я думаю, что вы… вы были ему очень дороги.
   Она замолчала, подбирая слова.
   — …Поэтому, я хотела бы, чтобы именно вы как друг сэнсэя, чуть-чуть получше его понимали. Сэнсэй… насколько я его знаю, до самой своей смерти… так ни разу и не был с женщиной, — сказала Маи и опустила глаза.
   …Рюдзи умер девственником?
   Асакава молчал, не зная, что ответить. Рюдзи, которого помнила Маи, казался совсем другим человеком. Слишком уж не похож на себя реального.
   — Вы так думаете? Но ведь…
   «Но ведь вы же не знаете, каким он был в школе», — хотел сказать Асакава, но осекся. Во-первых, незачем ворошить грешки усопших, а во-вторых, не хотелось разрушать красивый образ Рюдзи — пусть в душе Маи он и останется таким.
   Хотя, было еще кое-что, заставившее Асакаву усомниться. Женскому чутью он привык доверять и подумал, что если уж Маи, которая была с Рюдзи в столь близких отношениях, говорит, что он был девственником, то есть все основания ей верить. А значит, школьная история об изнасилованной студентке была просто-напросто выдумкой…
   — Сэнсэй был со мной откровенен как ребенок. Рассказывал мне все, все без утайки. Как провел юность, что его мучает… вряд ли кто-то лучше меня это знает.
   — Вот как… — только и смог сказать Асакава.
   — Вдвоем со мной сэнсэй был просто чистым десятилетним мальчиком, когда приходил кто-то третий, превращался в джентльмена. А с вами, Асакава-сан, мне кажется, он разыгрывал образ отъявленного негодяя. Просто, он не мог…, не мог…
   Маи протянула руку к своей белой сумочке, достала носовой платок, приложила к глазам.
   — Он вынужден был играть эти роли — он просто иначе не умел жить с людьми! Вы понимаете? Такой он… был.
   Удивительно было все это слышать. Впрочем, можно было и согласиться. В школьные годы Рюдзи, хоть и выделялся своими успехами в учебе и спорте, но по натуре оставался типичным одиночкой и практически не имел друзей.
   — Он был очень, даже слишком искренним… не то, что эти разнузданные студенты.
   Платок в руках Маи насквозь пропитался слезами.
   Уже стоя в тесной передней, Асакава замолчал: столько всего хотелось высказать, но никак не удавалось выбрать подходящие слова, которые можно было ей оставить. Рюдзи, которого знала Маи, настолько непохож на известного ему, что никак не складывается в единый образ — только маячит перед глазами размытая человеческая фигура. Теперь и не узнать, что это на самом деле был за человек. Да и какое дело теперь Асакаве до того, насиловал Рюдзи ту студентку из соседнего дома, когда учился в школе, или нет. Равно как и до того, занимался ли он чем-то подобным совсем недавно, как сам о том говорил. Не время загружать себе голову второстепенными мелочами, когда знаешь, что твои жена и дочь уже завтра должны переступить роковую черту.
   Асакава мог сказать только одно.
   — У меня ведь тоже… ближе Рюдзи никого не было.
   Не ясно, обрадовали ли Маи эти слова: на ее милом лице не появилось ни улыбки, ни слез, она лишь поклонилась — еле заметно, одними глазами. Асакава закрыл за собой дверь и быстро сбежал по лестнице. Чем дальше уходил он по улице, тем явственнее проступал перед глазами реальный Рюдзи — настоящий друг, не раздумывая, ввязавшийся ради него в опасную игру и заплативший за это собственной жизнью. Асакава плакал навзрыд, не обращая внимания на взгляды прохожих.
5
   21 октября, воскресенье
 
   Часы пробили полночь, а вместе с ней пришло воскресенье. Асакава приводил в порядок собственные мысли, набрасывая тезисы на листе писчей бумаги.
   …Перед самой смертью Рюдзи разгадал тайну заклинания и позвонил Маи Такано, по-видимому, чтобы позвать ее. Следовательно, для исполнения заклинания помощь Маи была необходима. Возникает естественный и главный вопрос — а почему жив я? Ответ может быть только один. В течение этой недели, сам того не подозревая, я каким-то образом это заклинание исполнил! А стало быть, с помощью кого-то третьего исполнить его вовсе не трудно. Но остается одна загвоздка. Почему после ночлега в курортном коттедже те четверо не бросились наперегонки спасать свою шкуру? Если это что-то несложное, то можно сколько угодно выпячиваться своей храбростью перед остальными тремя, но самому втихомолку все же обезопаситься… Думай, соображай! Итак, что я делал в течение недели? Что-то, чего определенно не сделал Рюдзи, и что сделал я…
   При этой мысли Асакава невольно вскрикнул.
   — Ну, мне-то откуда знать! Поди, разберись тут… мало ли, что я мог сделать, а Рюдзи нет. Шутить изволишь!
   Он шарахнул кулаком по фотографии Садако.
   — Сука! Сколько ты еще меня будешь мучить!
   Так он долбил еще некоторое время, что, впрочем, не нарушило ни выражения, ни красоты ее лица.
   Асакава вышел на кухню, плеснул виски в стакан. Нужно было разогнать кровь, прилившую к голове. Выдохнул, поднес стакан ко рту, чтоб осушить его залпом, но остановился. А где гарантия, что если найдется разгадка, то не придется среди ночи гнать в Асикага? От алкоголя лучше воздержаться. Противно осознавать эту постоянную зависимость от кого-то или чего-то. Когда вытаскивали из колодца кости Садако, он и вовсе расклеился от страха. И не будь рядом Рюдзи, взять себя в руки не удалось бы…
   — Рюдзи! Рю-у-дзииии…. Помоги мне, я тебя прошу…
   …Потерять жену и дочь, и как жить потом? Нет, не могу, я этого не вынесу!
   — Рю-у-дзи-и, дай мне силы, подскажи. Ну почему, почему я живой? Потому что первым нашел эти останки? Тогда девчонкам моим спасения нет. Но это же не так, Рюдзи, скажи… ведь не так?
   Ум Асакавы был совершенно измотан. Он прекрасно понимал, что не время сейчас хныкать, но ничего с собой поделать не мог. Некоторое время продолжал кричать что-то, обращаясь к уже несуществующему Рюдзи, и как-то незаметно самообладание вернулось к нему. Рука сама выводила на бумаге новый тезис. Слова старухи… Неужели Садако действительно родила ребенка? Связано ли это как-нибудь с тем, что ее первый и последний сексуальный партнер Сиротаро Нагао был последним японцем, перенесшим оспу? Все пункты неминуемо завершаются знаком вопроса, и ни по одному из них нет проверенных фактов. И как из всего этого выудить рецепт заклинания? Второй попытки не будет, ошибка недопустима.
 
   Прошло еще несколько часов. Вот-вот начнет светать. Лежа на полу, Асакава услышал у самого уха чье-то дыхание, похоже, мужское. Откуда-то послышалось щебетание птиц. Сон это или явь?… Как же он умудрился заснуть, растянувшись на полу? Яркие лучи утреннего солнца ударили в глаза, и он невольно прищурился. В мягком потоке света смутно проступали очертания человеческой фигуры. Страшно не было. Асакава разом пришел в себя, всмотрелся в стоявший перед ним силуэт.
   — Рюдзи… Это ты?
   Тень ничего не ответила, и только ясная картинка всплыла в голове, словно напрямую впечаталась в мозг: корешок книги с названием…
   «Человечество и история эпидемий»
   Асакава закрыл глаза: на темном поле опущенных век отчетливо прорисовывались белые буквы, которые медленно таяли, оставляя за собой тусклый след. В книжном шкафу, кажется, есть эта книга. Он специально купил ее в самом начале расследования, когда еще полагал, что истинной причиной одновременной смерти четырех человек является действие какого-то неизвестного доселе вируса. Прочитать так и не успел, но точно помнил, как ставил ее на книжную полку.
   В восточном окне показалось восходящее солнце. Асакава приподнялся, острая боль резанула в голове.
   Так значит, это был сон…
   Открыл дверцу шкафа. Механически, словно кто-то двигал его рукой, достал с полки книгу… «Человечество и история эпидемий». Асакава ни секунды не сомневался, что этим «кем-то» был именно Рюдзи. Кому же быть еще? Это он, Рюдзи, вернулся к нему на короткое мгновение, чтобы сообщить тайну заклинания.
   В книге страниц триста, не меньше, и где-то среди них запрятан спасительный ответ. И снова неожиданно сработало чутьё. «Страница 191!», — непроизвольно возникло в мозгу число, уже не так ярко, как картинка до этого, но вполне ощутимо. Откроем… Миг — и одно-единственное слово бросилось в глаза Асакаве, разрастаясь стремительными рывками.
   Размножение
   Размножение
   Размножение
   Размножение
   Основной инстинкт любого вируса — бесконечное повторение самого себя: «Вирусы непрерывно размножаются, паразитируя в живых структурах».
   — Оооооооо! — безумным голосом вскричал Асакава.
   Смысл заклинания был теперь совершенно ясен. …То, что в течение недели сделал я, и не сделал Рюдзи — это же ясно, как день! Я увез видео с собой, переписал и дал посмотреть ему. Это же проще простого, это любому под силу! Переписать и показать… показать тому, кто еще не видел, и тем самым способствовать размножению. Погибшие четверо из шалости стерли заклинание и оставили пленку в коттедже — эта глупость стала для них роковой. Поэтому-то ни один из них не вернулся за кассетой, ни один не спасся.
   Иного объяснения попросту и быть не может. Асакава схватил телефонную трубку и быстро набрал номер родственников в Асикага. К телефону подошла Сидзука.
 
   — Значит так, слушай меня внимательно. Твоим родителям мне нужно кое-что показать. Причем сразу, сейчас. Ты поняла меня? Это необходимо, это очень важно.
   …А-а-а, вот так и заключаются сделки с Сатаной. Ради спасения собственных жены и ребенка приходится, пусть на время, но все же подвергать смертельной опасности двух стариков. Но это же ради спасения их дочери, их маленькой внучки, и они ни за что не откажут, наверняка рады будут помочь. Они сами могут переписать видео, дать посмотреть кому-то еще, и так избежать опасности. Но что же дальше, что будет потом?…
   — Ничего я не поняла, объясни толком.
   — Некогда объяснять! Делай, что говорю. Я сейчас еду к вам. Ах, да! У вас там видео есть?
   — Ну, есть.
   — «Бета» или «Ви-Эйч-Эс»?
   — Ну, «Ви-Эйч-Эс».
   — Понятно, выезжаю. Никуда, слышишь, никуда из дома не уходи!
   — Постой… ну подожди. Ты им, случайно, не то самое видео решил показать?
   Асакава замолк, не в силах что-либо ответить.
   — Ведь так?
   — … Так.
   — А это не опасно?
   «Не опасно!»… Тебе жить осталось пять часов, и дочери твоей столько же! Так что заткнись, дура, и слушай, что говорят. Некогда мне все тебе по кусочкам разжевывать. Его так и подрывало взять и высказать ей все, но каким-то чудом удалось сдержаться.